— Похоже, мы разминулись на пути через сферические сингулярности. Меня послали обратно сообщить вам, что все идет хорошо. Капитан Ребка с остальными высадились и подтвердили, что эта планета и есть знаменитый затерянный мир Дженизия. Она кажется тихой и уютной, без признаков опасности.
   — Там нет зардалу?
   Гигантским усилием Грэйвз принудил свой раскаленный мозг задать один вопрос. От умственного усилия, потребовавшегося для того, чтобы сформулировать только одну мысль, у него чуть не лопнул череп. По крайней мере ощущение было именно такое.
   — Мы не уверены. Когда я отправился, никаких следов их пребывания не было обнаружено. Но капитан Ребка решил высадиться только после того, как проведенный из космоса обстоятельный осмотр показал, что это будет безопасно.
   Даже несмотря на состояние расколотого мозга Джулиана Грэйвза, что-то в этом сообщении не складывалось воедино.
   — Но ведь посыльный «шмель» был поврежден. Как это произошло? Почему он был перепачкан грязью? Почему вы бросили остальных на Дженизии без корабля и вернулись сюда один? Разве можно считать себя в безопасности, если на этой планете находятся зардалу?
   Усаживаясь перед пультом управления «Эребуса», Грэйвз проклинал себя. Жжмерлия был слишком прямолинейным, и такой поток вопросов должен был безнадежно смутить его. Грэйвз и сам растерялся. Откуда они взялись?
   — Если не возражаете, я отвечу на ваши вопросы не по порядку. — Жжмерлия сел, не дожидаясь приглашения, поднял свои лапки и стал загибать коготки. — Во-первых, я покинул Дженизию по приказу капитана Ребки. Он велел мне выйти на орбиту и запустить «шмеля». «Шмель» несколько пострадал и вымазался во время нашей посадки на Дженизию, как, впрочем, и эмбриоскаф. Но это не отразилось на его функционировании. Что же касается безопасности капитана Ребки и остальных, вам известно мое отношение к Атвар Ххсиал. Неужели я бросил бы ее в опасности, если бы не прямой приказ?
   Что-то неладное творилось с Жжмерлией. Грэйвз понимал это. И что-то не то было в самих ответах. Как известно, лотфиане не лгут, но значит ли это, что они всегда говорят правду? Эти два утверждения вроде бы равноценны. Не так ли? Предположим, что этому лотфианину приказали солгать. Его собственное состояние не позволяло ему довести мысль до конца. Мозг раскалывался на части. Он потер руками глаза. Казалось, даже они пытались дать ему двойные зрительные образы. Ничего странного. Ведь зрительный нерв является составной частью рецепторов мозгового ствола.
   Прикрыв глаза руками, он постарался сосредоточиться.
   — Но почему вы вернулись? Почему не послали еще одного «шмеля»? А если там зардалу?..
   — Советник Грэйвз, эмбриоскаф не вооружен. Даже если бы я все еще оставался на Дженизии, он никак не сможет защитить отряд от каких бы то ни было зардалу. Это я знаю наверняка. Я вернулся, чтобы Помочь вам провести «Эребус» через сингулярности. Не было никакой уверенности, что до вас дойдет посыльный с информацией о маршруте внутри барьера. Нам надо приготовиться к немедленному вылету и вывести «Эребус» на орбиту Дженизии.
   Грэйвз колебался. Жжмерлия прав: эмбриоскаф беззащитен. Но взять и ввести «Эребус» в кокон сингулярностей…
   А почему бы и нет? В любом случае почти вся их команда была уже там. Джулиан Грэйвз отнял руки от глаз, почти готовый принудить свой мозг к восприятию этой мысли, и увидел, что Жжмерлия не стал его дожидаться. Лотфианин уже работал на пульте управления, вводя в компьютер сложную последовательность навигационных команд.
   Когда программа была введена, Жжмерлия передал управление полетом главному компьютеру «Эребуса» и, повернувшись, чтобы оказаться лицом к лицу с Грэйвзом, сказал:
   — Мы на пути туда. Через день, а может, и меньше, в зависимости от стохастических элементов нашего маршрута, мы увидим Дженизию. И в этой связи возникает новая проблема, которая меня очень тревожит. Допустим, что к тому времени, как мы доберемся до Дженизии, группа капитана Ребки или, может быть, группа профессора Лэнг действительно установит, что эта планета — родина зардалу. Что нам делать тогда? Не будет ли логичным забрать оттуда нашу группу в безопасное место и использовать весь арсенал «Эребуса», чтобы полностью уничтожить зардалу?
   Грэйвз решил, что ему повезло. Ему не надо задумываться над ответом на этот последний вопрос и мучить свой совокупный мозг, потому что он обдумал ответ на него задолго до этой минуты. Он размышлял над ним много дней, недель, месяцев. Да, зардалу кровожадные, жестокие и свирепые, в далеком прошлом они тиранили десятки разумных рас. Этого нельзя отрицать. Но Джулиус Грэйвз долгие годы проработал в межвидовом Совете. Одной из главных задач Совета была защита любых видов, разумных, предразумных или имеющих потенциальную возможность стать таковыми. Мысль о геноциде признанного разумным вида показалась такой омерзительной, что его затошнило.
   Гнев и отвращение позволили ему дать один-единственный ответ:
   — Я не знаю, что именно мы сделаем, если отряды Ханса Ребки и Дари Лэнг обнаружат зардалу на Дженизии. Но могу твердо сказать вам, Жжмерлия, чего мы точно не сделаем: мы не будем даже обсуждать намеренное массовое уничтожение любых видов, которые не угрожают нам (вам, мне или кому-то еще). Я не могу выразиться яснее.
   Он не знал, как прореагирует на это Жжмерлия. Это был уже не тот смирный, послушный Жжмерлия, к которому они привыкли, а решительный, четко мыслящий и инициативный лотфианин. Грэйвз почти ожидал, что тот начнет спорить и колебаться, и боялся, что у него в нынешнем состоянии не хватит сил ему возражать.
   Но Жжмерлия, откинувшись в кресле, пристально изучал Грэйвза своими бледными глазами.
   — Вы умеете ясно излагать, советник, — произнес он, — и вы высказались достаточно ясно. Вы не будете преследовать, разрешать или соглашаться с истреблением разума. Я вас слышал.
   Как бы подводя мысленную черту в каком-то долгом споре, Жжмерлия несколько минут кивал головой. Затем поднялся с кресла и заспешил из рубки. Джулиан Грэйвз глядел ему вслед широко открытыми глазами, озадаченный какими-то впечатлениями последних нескольких минут. Обдумывая происшедшее, он лишь засомневался, не сошел ли окончательно с ума, вообразив эту встречу.
   Однако «Эребус», вне всяких сомнений, входил в область сингулярностей, область, охранявшую затерянный мир — самый знаменитый из всех Затерянных Миров — Дженизию, родной дом зардалу.


15



   Не секрет, что любой дурак может задать столько вопросов, что умнейшее существо галактики не сможет на них ответить. Да-да. Я говорю о Живущих Внизу, так называемых обитателях планет. И я говорю о Затерянных Мирах. Такое впечатление, что эти обитатели помешались на них.

   «Капитан Слоун, — так всегда они начинают, вежливо-вежливо, — вы заявляете, что много путешествовали, — (и вы слышите в их голосе изрядную долю скептицизма). — Где же находится Дженизия, Затерянный Мир зардалу?»

   «Не знаю», — отвечаю я.

   А как насчет Петри, или мира сокровищ Джестина, или Небопада, или Примулы, или Паладина? Они прекрасно знают, что мой ответ будет таким же, потому что все эти миры — если они действительно существуют — потеряны, и все их следы исчезли в глубине веков.

   Конечно, Живущим Внизу никогда и в голову не придет отправиться самим и поискать. Гораздо лучше копаться в грязи и раздумывать об этом, а потом цепляться и надоедать людям, которые побродили по космосу и много чего повидали. По крайней мере столько, сколько можно увидеть.

   Людям вроде меня.

   «Что ж, капитан, — говорят они и становятся развязнее, — вы разговорчивы, как погремушка, и готовы заболтать каждого, кто к вам прислушается. Но куда подевались Мидас, где дождем льется золото, или Радужный Риф, где восход зеленый, закат огненно-алый, а полдень лиловый? Эй! Что произошло с ними? Или с Шэмблом, или Грайзелем, или с Горем Путника? Они ведь были когда-то. А теперь их нет. Что вы на это ответите? Стыдно вам не знать».

   Я запрещаю себе злиться (хотя это и нелегко). Я медленно свирепею и говорю:

   «Ах, вы забыли про ветер».

   Ветер? Это всегда их достает.

   "Вот именно, — говорю я. — Вы забываете о Великом Галактическом Пассате. Он дует по всей галактике, подхватывает миры, когда-то расположенные рядом, и несет их, разводя все дальше и дальше друг от друга.

   Они смотрят на меня свысока и говорят:

   «Мы и слыхом не слыхали об этом вашем пассате».

   "Что ж, — говорю я. — Возможно, что вы не слыхали и еще кое о чем. Некоторые называют его не Галактическим Пассатом, а Дифференциальным Вращением Галактики.

   В этом месте мой собеседник обычно произносит «хм» или что-то еще столь же вразумительное. И мне приходится объяснять.

   Наша Галактика представляет собой огромную спираль, ста тысяч световых лет в поперечнике. Она вращается в пространстве. Большинство тех, с кем я разговариваю, знают хотя бы это. Но она не похожа на обычное колесо, с жесткими спицами. Это колесо, где звезды, более близкие к центру Галактики, крутятся быстрее, чем те, что находятся дальше. Возьмем, к примеру, какую-нибудь звезду. Скажем, Солнце. И возьмем другой хорошо известный объект… скажем, Крабовидную туманность в созвездии Тельца, отстоящую на шесть тысяч световых лет дальше от центра Галактики, чем Солнце. Вы обнаружите, что Солнце движется вокруг центра Галактики на тридцать пять километров в секунду быстрее, чем Крабовидная туманность на ее периферии. Они расходятся, медленно, но верно, под влиянием Галактического Пассата. Причем ветер может дуть в обе стороны. Если вы отстанете, потому что находитесь дальше от центра, все, что вам нужно, — подлететь поближе к центру и подождать. Вскоре вы начнете сокращать разрыв, потому что теперь вы движетесь быстрее.

   А как обстоят дела с Крабовидной туманностью? Спросите Живущих Внизу — тех, кто понял, о чем я говорю. Это природный объект, и ее нельзя перегнать ближе или дальше, как корабль. Встретится ли она когда-нибудь с Солнечной системой?

   «Разумеется, — говорю я. — Но это займет время. Краб приблизится к Солнцу через пару миллиардов лет».

   И тогда они выпучивают глаза, если, конечно, у них имеются глаза, и восклицают:

   «Два миллиарда лет! Да никого из нас и в помине уже не будет».

   И я отвечаю им:

   "Это так, но я не уверен, что и сам тогда буду. По правде говоря, бывают такие ночи, когда я сомневаюсь, доживу ли до утра.

   Но вот в чем я действительно уверен: Живущие Внизу как всегда спрашивают не о том. По мне, гораздо интереснее знать не где Затерянные Миры, а где Затерявшиеся Исследователи. Что случилось с Агал Х'сейрин, хромой кекропийкой, которая попыталась продеть нитку в Ушко Иглы? Мы получили от нее только одно сообщение и знаем, что она пережила проход сквозь Ушко… но она так никогда и не вернулась. Или куда делся Иниго М'тумбе после своей последней посадки на Ллэндайвере? Он тоже прислал сообщение — о «ярком плетеном воротнике», который собирался обследовать. А как вы объясните последний сигнал от Китайской Куколки Пасфарды, которая понеслась вдоль темного края Угольного Мешка с постоянным ускорением в 1 "g", направляясь, по ее словам, в бесконечность?

   Вот чем надо интересоваться: людьми, а не глупыми Затерянными Мирами. Я хочу знать, что случилось с ними, моими товарищами-исследователями.

   Я буду летать, пока когда-нибудь не узнаю. Пока когда-нибудь не узнаю все.

«Горячий лед, теплое пиво, холодный уют (в одиночку по Галактике)». Мемуары капитана А.У.Слоуна.




   ПРИМЕЧАНИЕ КОММЕНТАТОРА. Вскоре после завершения этого фрагмента, последнего в опубликованной книге, капитан Слоун пустился в путешествие по заливу Салинас; повторяя маршрут легендарного Иниго М'тумбе. Он так и не вернулся. В его последнем сообщении говорилось о таинственном змееподобном образовании, затмевавшем своим блеском звезды, которое приближалось к его кораблю. С тех пор о нем никто ничего не слышал.

   Возможно, есть доля иронии в том, что капитан Слоун оказался самым знаменитым и самым разыскиваемым из всех Затерянных Исследователей.



   «Поблажка», схваченная ослепительно-желтым лучом, полностью управлявшим ее движением, устремилась к поверхности планеты по самоубийственной траектории. Попытки Дари Лэнг затормозить ничего не дали.
   Ее спутники были хуже, чем бесполезны. Талли каждые несколько секунд уверенным и громким голосом докладывал их координаты и расчетную скорость столкновения, от чего ей хотелось завыть, а Дульсимер, «ас пилотажа», заявлявший, что опасность — это его хлеб, свернулся в стонущий зеленый комок.
   — Я сейчас умру, — повторял он снова и снова. — Я сейчас умру. О нет, я не хочу умирать.
   — Семь секунд до столкновения, — жизнерадостно объявил Талли. — Скорость сближения постоянная, два километра в секунду. Прислушайтесь, как бьет в корпус ветер! Четыре секунды до столкновения. Три секунды. Две секунды. Одна секунда.
   И корабль остановился. Внезапно. За одну секунду до удара он завис в шести футах от поверхности, без какого-либо торможения или толчка, или даже…
   — Держитесь крепче! — крикнула Дари. — Невесомость.
   Не чувствовалось даже притяжения планеты. Дульсимеровский корабль-разведчик падал лишь долю секунды, а затем шмякнулся на Дженизию так, что у Дари клацнули зубы. Дульсимер визжа покатился по полу.
   — Скорость сближения — ноль, — объявил Ввккталли. — «Поблажка» села. — Викер уютно устроился в кресле второго пилота, соединившись с банком данных и главным компьютером «Поблажки». — Все системы корабля работают нормально. Двигатели функционируют, корпус не поврежден.
   Дари начала понимать, почему она, вероятно, навсегда погибла для академической жизни. Разумеется, в мире идей есть свои прелести. Но разве что-то может сравниться с изумительным ощущением «я жив», пришедшим после того, как абсолютно не сомневался в том, что сию секунду умрешь. Она глубоко вздохнула, казалось, впервые за вечность, и внимательно посмотрела на приборную панель. Не погибли, но, безусловно, сели на поверхность чужого мира. Возможно, враждебного. И… какая непростительная ошибка, Ребке надо было позаботиться заранее… ни одно орудие не готово к действию.
   — Ввкк, дайте круговую защиту. И включите внешние дисплеи.
   Экраны загорелись. Перед Дари впервые предстала Дженизия… Нельзя же считать знакомством стремительно набегавшую поверхность планеты, когда корабль несся вниз.
   Но то, что предстало перед ней после недель мечтаний, вызвало не то чтобы разочарование, но показалось не слишком интересным. Никаких тебе чудовищ, огромных строений, экзотических пейзажей. Корабль-разведчик покоился на площадке, покрытой блеклым серо-зеленым мхом, кое-где как бы присыпанным крохотными ярко-розовыми блестками. Полускрытые высокими султанами папоротников, торчали острые зубчатые камни. Верхушки растений гнулись и качались под сильным ветром. С другой стороны простиралась голубая водная гладь, сверкающая под лучами полуденного солнца. Только сейчас Дари услышала, что по корпусу корабля хлещет ветер.
   Никто не знал, где опустился эмбриоскаф. Шансы на то, что два корабля окажутся в пределах видимости друг друга, на планете с сотнями миллионов квадратных километров суши, были ничтожно малы. Но Дари напомнила себе, что они не сели, а их посадили, и, судя по всему, то же самое произошло с Хансом Ребкой и эмбриоскафом.
   — Воздух пригоден для дыхания, — сказал Талли. — Скафандры не понадобятся.
   — У вас достаточно информации, чтобы рассчитать, где сел эмбриоскаф?
   Вместо ответа Ввккталли кивнул на один из экранов дисплея, который показывал то, что находилось позади «Поблажки». Длинный шрам рассекал мох, открывая черную почву. Но корабля видно не было.
   Поставив увеличение на максимум. Дари оглядела горизонт. Никаких следов Ханса и его отряда. Не видно и зардалу и вообще каких-либо животных больше мыши. Кроме борозды, ничего не указывало на присутствие эмбриоскафа в пределах пяти тысяч километров от «Поблажки». И кроме того… право, как же она раньше не вспомнила, но лучше поздно, чем никогда… ведь «шмеля» можно было запустить только с орбиты. Так что, хотя корабль, возможно, здесь и садился, вряд ли он поблизости. Ребка и остальные, наверное, очень далеко. Что же ей делать дальше? Как поступили бы Ханс Ребка или Луис Ненда?
   — Откройте люк, Ввкк — Ей хотелось спокойно все обдумать. — Я собираюсь выйти наружу. Вы останетесь здесь. Следите за мной, но без команды не стреляйте. И не разговаривайте со мной, пока не сочтете, что появилась какая-то опасность.
   Дари ступила на поверхность планеты. Ее ноги утонули в плотной упругой подушке мха. Яркие пятнышки вблизи оказались душистыми цветочками, которые на тоненьких, как волос, бледно-розовых стебельках выглядывали из низкой поросли. Головка каждого цветочка была повернута прямо к полуденному солнцу. Дари пошла вперед, чувствуя себя виноватой из-за того, что каждым шагом давила их нежную благоухающую красоту. Она спустилась к кромке воды, где кончался мох и ветер с моря гнал длинные с пенными гребнями волны на жемчужный песок. Она понаблюдала за игрой волн. В нескольких ярдах от нее берег кишел коричневыми ракообразными размером в дюйм, суетливо старавшимися не отстать от набегавших волн. Если этот район был типичным для Дженизии, то маловероятно, что эта прекрасная планета является родиной самого страшного вида во всем рукаве.
   — Профессор Лэнг. — Голос Ввккталли в наушниках прервал ее размышления. — Можно мне говорить?
   Дари вздохнула. Она еще не начала генерировать идеи, а ее уже отвлекали.
   — Что вы хотите. Ввкк?
   — Я хочу проинформировать вас о показаниях сенсоров корабля-разведчика. Четыре органические жизненные формы гигантского размера… приближаются к вам. Однако их местоположение затрудняет предоставление их изображения или описания.
   Дари это показалось бессмыслицей. Или корабельные сенсоры могли видеть, что приближается, или не могли.
   — Где они. Ввкк? Почему вы не можете передать изображение?
   — Они в воде, примерно в сорока метрах от того места, где вы сидите. И они приближаются. Мы не можем получить изображение, потому что эти сенсоры не предназначены для обнаружения предметов под водой. Я нарушил ваши инструкции и заговорил с вами об этом, потому что, хотя оружие «Поблажки» приведено в боевую готовность, вы запретили стрелять без вашей команды. Но я думал, что вы захотите знать…
   — Боже мой! — Дари вскочила на ноги и попятилась от набегающих волн. Каждый вздымаемый ветром гребешок стал головой огромного зверя. Она ясно услышала голос Ребки: «Внешность бывает обманчива».
   — Хотя то, что вы сейчас произнесли, строго говоря, командой не назовешь, но если вы хотите, чтобы я выстрелил, я готов.
   — Не стрелять. — Дари поспешила к «Поблажке». — Просто продолжайте наблюдение, — добавила она, обходя округлый корпус корабля и направляясь к люку, через который выходила. — Наблюдайте, а когда я снова окажусь внутри…
   Некто, скорчившийся на серо-зеленом мху, неожиданно распрямился и длинным скользящим прыжком подлетел к ней. Она потрясенно ахнула, попыталась отскочить и, запнувшись, распласталась на мягком грунте. На нее смотрели глаза, такие же широко открытые и изумленные, как и ее собственные.
   — Талли! — она почувствовала, что сердце колотится у нее прямо в горле. — Ради небес, почему вы не предупредили меня…
   — Вы распорядились, — в голосе викера звучала оскорбленная невинность, — не разговаривать с вами, если только что-то не покажется мне опасным. Но ведь это всего лишь Жжмерлия, живой и мирный. Мы же не считаем, что он опасен. Не так ли?
   — Там были следы зардалу, — говорил Жжмерлия. — Но когда капитан Ребка с остальными обошел здания, все они оказались пустыми.
   Лотфианин вел их, а Ввккталли и Дульсимер шли следом. Несколько минут в обнимку с главным реактором «Поблажки» наряду с заверениями Жжмерлии, что все члены ранее высадившегося отряда живы и здоровы, со: вершили чудо. Полифем посветлел, яблочно-зеленая спираль его туловища расслабилась, и он бодро прыгал вместе со всеми на своем мускулистом хвосте.
   Дари замыкала цепочку и никак не могла понять, почему ей так неуютно. Все было прекрасно. Но почему же ей так тревожно? Наверное, проснулось то самое шестое чувство, о котором Ребка говорил, что эту скрытую человеческую способность непременно следует развивать. Это был слабый внутренний голос, предупреждающий ее о чем-то… Ханс Ребка клялся, что этот голос никогда нельзя игнорировать. Дари усиленно вслушивалась. Системы защиты «Поблажки» были достаточно разумны, чтобы распознавать различные жизненные формы. Дари дала распоряжение впускать любые существа, подобные присутствующим в их отряде, но оставаться наглухо закрытым для существ, даже отдаленно напоминающих зардалу. Жжмерлия сказал, что здания оказались пустыми, но кто знает, что творится на остальной территории?
   Когда они приблизились к стоящим рядом пяти зданиям, Дари поняла, что они должны просматриваться оттуда, где приземлилась «Поблажка». Просто их странная форма, напоминающая природные скалы, делала их трудноразличимыми. Их построили из мелкозернистого песчаника, такого же цвета, как береги скалы, и надо было подойти очень близко, чтобы распознать в них здания.
   — Я вывел на орбиту эмбриоскаф и запустил «шмеля», чтобы он показал дорогу через сингулярности, — продолжал Жжмерлия. — Остальные же находятся здесь.
   — В этих зданиях? — Они уже прошли половину вдающейся в море косы, а Дари все еще не могла понять причину своего беспокойства.
   — Конечно, я же не видел, чтобы они оттуда выходили.
   Дари решила, что, наверное, ее сбивает с толку новая манера Жжмерлии отвечать на вопросы. Раньше он самоуничижался до раболепия, теперь же держался хладнокровно и небрежно, говорил лаконично. Может быть, на него наконец подействовало освобождение. А они-то все гадали, когда же это проявится.
   Жжмерлия остановился у первого здания. Поведя бледно-желтыми глазами на коротких стебельках и указав передним суставом лапки на вход, он объявил:
   — Они вошли туда.
   И как будто в ответ на эти слова, что-то голубое мелькнуло в темной глубине здания. Обойдя Дульсимера и Ввккталли, Дари вытянула шею и заглянула внутрь. В этот момент позади нее раздался вопль и что-то сильно ударило ее в спину. Ей удалось устоять на ногах и обернуться. Полифем буквально навалился на нее.
   — Дульсимер! Олух неуклюжий, не делайте этого.
   Но полифем стонал, бормотал и держался за нее всеми своими руками. Дари попыталась вырваться, не понимая, что с ним творится, пока внезапно, повернув голову, не увидела за Дульсимером и Ввккталли на берегу…
   Зардалу.
   Зардалу всех форм и размеров, десятки их, еще покрытых каплями морской воды. Они перекрыли дорогу на суше и со всех сторон возвышались над поверхностью моря. Теперь она вдруг поняла происхождение голубого мелькания в здании за ее спиной.
   Невозможно убежать, невозможно спрятаться. Впервые Дари позавидовала Дульсимеру. Хорошо бы сейчас самой застонать и разрыдаться.
   Люди, кекропийцы… возможно, даже зардалу… могли питать иллюзии насчет того, будто в мире есть вещи поинтереснее, чем сбор информации. Возможно, некоторые из них даже верили в это. Но Ввккталли знал, что они ошибаются… знал с абсолютной уверенностью, которой может обладать лишь компьютер.
   Нет в мире ничего более увлекательного, чем сбор информации. Количество ее бесконечно, или почти бесконечно, и ограничивается только полной энтропией Вселенной. Она рассеяна и разнообразна. Она вечна и доступна для сбора в любом месте и в любое время. «И, возможно, лучше всего то, — подумал Ввккталли, которого распирало от самодовольства настолько, насколько позволяли его контуры, — что никогда не знаешь, где она может пригодиться».
   Сейчас он получил этому прекрасное подтверждение. На Миранде он выучил у Каллик язык, на котором она общалась с зардалу. Этим древним наречием пользовались хайменопты, когда были рабами зардалу. Большинство жителей рукава возразили бы, что учить мертвый язык, на котором общались только с вымершей расой, пустая трата времени.
   Но не будь этого, Ввккталли не смог бы общаться, даже примитивнейшим образом с теми, кто взял его в плен.
   К удивлению Талли, зардалу не разорвали четырех своих пленников на части в первые же минуты встречи. Но решительно дали понять, кто хозяин положения. Талли, которого сбили с ног и перевернули вниз головой двумя чудовищными щупальцами, слышал вскрики Жжмерлии и Дари Лэнг с одной стороны и горловой стон Дульсимера с другой. Но эти восклицания выдавали удивление и растерянность, но никак не боль. Самого Талли прижало к темно-синей, пахнущей аммиаком коже так, что нос его расплющился. Все еще продолжая висеть вверх ногами, он видел, что земля проносится мимо с невероятной скоростью. Спустя мгновение, прежде чем он успел сделать вдох, державший его зардалу погрузился в воду.
   Талли преодолел рефлекс своего тела, которое хотело дышать. Держа рот закрытым, он с некоторым раздражением размышлял, что еще несколько минут, и ему снова понадобится другое тело, хотя его теперешнее было во многих отношениях почти как новенькое. И ему все сильнее хотелось вдохнуть воду, как бы ни старался он подавить это желание. Талли проклинал конструкторов, предусмотревших ограниченное взаимодействие компьютера и тела. Он великолепно бы сам со всем управился. «Не дыши, не дыши, не дыши», — изо всех сил приказывал он телу.