Шеффилд Чарльз. Выход за пределы

   Что ж, она ошибалась. Став однажды исследователем, навсегда им и останешься. От поисков зардалу она не получала и сотой доли того удовольствия, которое даст ей изучение Свертки Торвила, самого необыкновенного объекта во всей Вселенной.
   Но по мере того как Дари старалась сосредоточиться на Свертке, она с удивлением обнаруживала, что ее ум снова и снова возвращается к старым исследованиям артефактов Строителей. Это казалось наваждением, досадной помехой. Строители настойчиво заявляли о себе в самый неподходящий момент.
   И тут словно ударило.
   Свертка — артефакт Строителей.
   Рядом с ней любое другое рукотворное сооружение в рукаве казалось карликом. Свертка была больше, чем преобразованная система Мэндела, больше, чем внегалактическое сооружение Строителей, Ясность. Она была немыслимо огромной!
   Но аналогий с другими артефактами отрицать было нельзя. Здесь были и светофокусирующие свойства Линзы, и многосвязная природа Парадокса. Она припомнила «ворот» Пуповины и узловатые топологические узлы Стражника. Везде просматривалось соответствие структуре Свертки.
   А это означало…
   Разум Дари интуитивно вырвался за пределы твердо установленных догм. Если Свертка была созданием Строителей, тогда «естественный» набор сингулярностей, вокруг которого вращался «Эребус», также был артефактом. Но в его пределах, согласно ее вычислениям, лежал исконный мир зардалу. Если это верно, то не могло быть простым совпадением. Должно существовать более тесное родство, чем представлялось ранее, между исчезнувшими Строителями и ненавистными зардалу. Связь между Строителями и зардалу.
   Но какая? Возник соблазн пренебречь логикой. Временные масштабы были так несопоставимы. Строителей нет в рукаве миллионы лет. Зардалу уничтожены всего лишь одиннадцать тысяч лет назад.
   Связь такова: они, по-видимому, созданы Строителями. Единственные сохранившиеся особи зардалу были пойманы другими созданиями Строителей во время Великого Восстания и сохранены в стазисе на Ясности вдали от галактических просторов. А теперь оказалось, что и Дженизия защищена от внешних контактов барьерами, возведенными для того, чтобы отбрасывать или уничтожать… любые приближающиеся к нему экспедиции, и только Строители, или, вернее, их разумные создания, могли соорудить эти защитные стены.
   Дари снова подумала о Хансе Ребке, но теперь по-другому. Жаль, что его здесь нет. Ей отчаянно требовалось поговорить с кем-то, кто хладнокровно выслушал бы ее и разбил логические неувязки или стремление принять желаемое за действительное. Но вместо этого Ханс был…
   Боже мой! Ужасная мысль вырвала ее из интеллектуального транса. Отряд эмбриоскафа летел в нечто гораздо более сложное и опасное, чем представлял кто-либо на борту. Они верили, что проникают в систему естественных сингулярностей с естественной планетой внутри. А на самом деле они входили в артефакт, в клетку со львами, полную неожиданностей и капканов. Там могут быть другие барьеры, чтобы помешать или уничтожить будущих исследователей внутреннего пространства.
   Их надо предупредить.
   Дари пробралась через беспорядок наблюдательного пункта (пол был завален распечатками) и побежала на поиски Джулиана Грэйвза. В ходовой рубке его не было, в спальной каюте и на камбузе тоже. Ни в одном месте, где обычно он находился.
   Дари прокляла гигантские размеры «Эребуса» и побежала по главному коридору, который вел в грузовые трюмы и машинное отделение.
   Грэйвза она не нашла, но по пути встретила Ввккталли. Андроид стоял у щита, ограждавшего ядерные генераторы.
   — Советник Грэйвз изъявил желание побыть в одиночестве, — сказал он. — По-моему, он хочет избежать дальнейших разговоров.
   Не одной Дари были невыносимы вопросы Талли и жалобы Дульсимера.
   — Куда он пошел?
   — Он не сказал.
   Так же, как и Дари. Он не хотел, чтобы они знали.
   — Нам необходимо найти его. Были какие-нибудь вести с эмбриоскафа?
   — Никаких.
   — Тогда пошли. Еще нам нужен Дульсимер, чтобы осуществить очень хитроумный полет. Он, наверное, уже достаточно остыл. Но сначала давай найдем Джулиана Грэйвза. Если придется, перероем весь корабль. — Она направилась к двигателям, осматривая по пути каждую каюту. Ввккталли растерянно тащился за ней.
   — Вы проверяете каюты по левой стороне, — показала Дари, — а я по правой.
   — Можно мне говорить?
   Говорит-говорит-говорит.
   — А это обязательно?
   — Если вы хотите поговорить с Джулианом Грэйвзом, процедуру можно упростить. Конечно, если, как вы сказали, вам хочется видеть его своими глазами или если необходимо, чтобы он говорил с вами…
   Дари остановилась, держа руку на щеколде.
   — Давайте уточним. Я хочу поговорить с ним.
   — Тогда я могу предложить воспользоваться системой вещания. Она передаст ваше сообщение во все уголки «Эребуса».
   — Я и не знала, что такая система существует. Как вы ее обнаружили?
   — Это часть общей схемы «Эребуса», которую я перенес из корабельного банка данных в свою память.
   — Отведите меня к точке входа в систему. Мы можем поговорить и с Дульсимером.
   — В этом нет необходимости. Я и так знаю, где Дульсимер. Он снова возле ядерных генераторов, где вы меня нашли.
   — Что он там делает? Разве Грэйвз не велел вам держать его подальше от источников радиоактивного излучения?
   — Нет. Он велел мне не снимать защиту. Я этого и не делал. Но, как указал мне Дульсимер, никто не говорил, что запрещается пускать его самого за оградительный барьер генератора. — Вид у Талли был задумчивый. — Думаю, он уже может оттуда выйти.

10

   Не думаю, что я когда-нибудь понимал живущих внизу, хотя провел с ними много лет. Стиль отношений никогда не меняется. Как только они узнают, что я изрядно побродил по космосу, они присаживаются и начинают потихоньку расспрашивать, но сразу видно, что на уме у них только одно. Наконец они задают свой коронный вопрос, причем всех интересует одно и то же: вы, капитан, посещали множество артефактов Строителей. Как вы думаете, что с ними случилось? Куда они делись?

   Это справедливый вопрос. На протяжении пятидесяти миллионов лет в галактике существовали какие-то разумные существа, рассеявшие тысячи своих артефактов на пространстве в несколько тысяч световых лет. Все огромные и несокрушимые, причем три четверти из них прекрасно работают… Я близко видел десятки из них, от таких практичных и полезных, как Пуповина, до полупонятных, вроде Слона или Линзы, и совершенно необъяснимых, как Суккуб, Парадокс, Факел и Джаггернаут.

   Строители и их артефакты! И вдруг, дзинь, — около пяти миллионов лет назад Строители исчезают, и никаких признаков их существования больше нет… И никаких посланий. Или Строители так никогда и не изобрели письма, или были хуже наших программистов в том, что касается документации.

   Может быть, они и оставили какие-то свидетельства, но мы не сумели их разгадать… Некоторые говорят, что черная пирамида посреди Стражника — это библиотека Строителей. А кто докажет?

   В любом случае я утверждаю, что живущим внизу судьба Строителей на самом деле безразлична, потому что этим тупоумным ползунам с загребущими руками безразлично их наследие. Я видел на Терминусе, как какой-то человек резал на куски плоский фабрикатор Строителей. Бесценное, непознанное нами до сих пор устройство он разрезал, чтобы застеклить окно. Я видел на Дариене женщину, которая использовала секцию пульта дистанционного управления Строителей, набитого сверхчувствительными контурами, в качестве молотка. Большинство живущих внизу относятся к артефактам, как к строительному материалу, который можно использовать сегодня.

   Поэтому я не отвечаю живущим внизу, а сам задаю им вопрос или два. «Что случилось с зардалу?» — спрашиваю я.

   «О! — отвечают они. — Их стерло с лица планет Великое Восстание порабощенных ими народов».

   «А что случилось с динозаврами на Земле?»

   «О! Их погубили митохондрии… Это все знают».

   И так быстро и гладко всегда выпаливают. Внизу, видите ли, объяснения не нужны. Расхожая фраза вместо объяснения им гораздо понятнее.

   А положим, вы ответите им, как отвечал я до тех пор, пока у меня не навязло в зубах, что есть, мол, и другие теории. До того как палеомикробиологи открыли митохондриальную мутацию в меловом периоде, которая так ослабила и замедлила процессы в любом земном существе массой более семидесяти фунтов, что оно не смогло таскать собственную массу… Бытовали всевозможные теории исчезновения динозавров, от засухи до появления у Солнца темного спутника, гигантского метеорита и близкой вспышки сверхновой.

   Предположим, вы все это им выложите. Ну и что? Они посмотрят на вас как на сумасшедшего.

   Но удивительнее всего то, что я нашел объяснение исчезновению Строителей. Оно основано на моих наблюдениях за различными видами в различных частях галактики. Оно просто, логично, и никто, кроме меня, в него, кажется, не верит.

   Вот оно.

   Есть простой биологический факт. Непреложный для всех известных жизненных форм: хотя одноклеточный организм, вроде амебы или другого простейшего, может жить вечно, любой сложный, многоклеточный организм умрет от старости, даже если ничто другое его не убьет.

   Любые разумные существа, будь то люди, кекропийцы, варнианцы или полифемы (или Строители), можно представить как единый многоклеточный организм. У хайменоптов и мирмеконов Декантила эта аналогия даже ярче и очевиднее, чем у людей или, скажем, кекропийцев. Хотя, когда вы повидаете столько миров, сколько я, вам тоже покажется, что люди, как пчелы, роятся на планетах, покрывая их городами, сетью дороги всякими суперструктурами, разрастающимися, как плесень на спелом фрукте.

   То есть я хочу сказать, что виды — это организмы. Вот мой простой логический вывод: любой вид есть единый многоклеточный организм. Каждый многоклеточный организм с течением времени старится и умирает. Следовательно, любой вид в конце концов состарится и умрет.

   Это и случилось с суперорганизмом, известным под именем Строителей. Он долго жил. Затем состарился. И умер.

   Убедительно? Если да, то не ждите лучшего и для людей. Я, лично, не жду

«Горячие скалы, теплое пиво, холодный уют (в одиночку по галактике)». Мемуары капитана А.У.Слоуна.

   Улаживание конфликтов в Круге Фемуса приводило Ханса Ребку на тысячи планет. Он тысячи раз садился на них, и, поскольку ему приходилось появляться именно там, где имели место всяческие неприятности, большая часть этих посадок проходила в условиях, далеких от идеальных.
   После сильного удара первой мыслью было: «Жив! Я жив!» Вопросы пришли потом: в каком я состоянии? могу ли двигаться и действовать? здоровы ли и целы мои спутники? цел ли корабль? герметичен ли он? достаточно ли исправен, чтобы мы снова могли взлететь?
   И, наконец, вопрос вопросов: ГДЕ МЫ НАХОДИМСЯ? Что там снаружи?
   По меркам Ребки, эмбриоскаф совершил мягкую посадку. То есть его посадили на скорости, которая не сожгла его при вхождении в атмосферу, а удар о поверхность не убил все живые существа на борту. Но приятной эту посадку назвать было нельзя. Корабль тащило к поверхности с такой силой, что крепкий корпус дрожал и визжал, протестуя. Ханс Ребка почувствовал, как заскрипели зубы, когда внезапно возросшая сила тяготения вжала его в кресло.
   На несколько секунд он вырубился, а когда снова пришел в сознание, глаза ничего не видели. В них мелькали яркие огни, сменявшиеся мгновениями полной темноты.
   Он потряс головой и зажмурился. Если подвело зрение, придется полагаться на другие чувства. Ключевой вопрос все еще оставался без ответа.
   Сосредоточься. Заставь мозг работать во что бы то ни стало.
   СЛУХ. Он прислушался к шумам вокруг. Первым ответом было: кто-то еще на борту пережил эту посадку. Он различал проклятия, стоны, а также щелчки и посвистывания Жжмерлии и Каллик. Стонал, должно быть, Луис Ненда. А раз человек остался в живых, то вряд ли мог не уцелеть лотфианин, а тем более хайменопт. В худшем состоянии могла оказаться Атвар Ххсиал, самая увесистая на борту. Но этот страх несколько рассеялся, когда Ребка почувствовал мягкое прикосновение ее хоботка к лицу и услышал голос Ненды:
   — Он жив? Подними его, Ат, дай мне на него взглянуть.
   ОБОНЯНИЕ. Кораблю повезло меньше. Ребка почувствовал незнакомый неприятный запах — что-то вроде сырости и плесени Герметичность корпуса была нарушена, и они дышали воздухом планеты. Это решало проблему — проверки пригодности атмосферы перед выходом. Либо она их убьет, либо нет.
   ОСЯЗАНИЕ. Кто-то ощупывал его грудь и живот, достаточно жестко и больно. Ребка заворчал и снова открыл глаза. Мелькание исчезало, уменьшаясь до мерцающего фона. Голова болела нестерпимо. Луис Ненда кончил трогать его живот и теперь двигал его руки и ноги, проверяя кости и работу суставов.
   — Не трудись. — Ребка вздохнул поглубже и сел. — Я как новенький. Корабль…
   — В атмосфере, наверное, полетит без проблем. Но в космос выйти не сможем, пока не исправим вот это. — Ненда указал вперед. Ребка увидел прямо перед своим креслом брызги черной грязи, попавшие внутрь сквозь вмятый кусок обшивки. — Атвар Ххсиал и Жжмерлия проверяют корпус, чтобы оценить, сколько времени займет ремонт, после которого мы будем готовы к космической пробежке.
   — Если нам позволят покинуть планету. — Ребка попытался встать и обнаружил, что ноги не хотят его слушаться. То, что пол накренился под углом десять градусов к горизонтали, также не помогало. Наконец Ребка поднялся в своем тесном закутке и прислонился к стенке. Он заметил глубокий кровоточащий порез на мускулистой левой руке Ненды. Карелланец спокойно зашивал его иголкой с толстой ниткой… и, конечно, без анестезии.
   Ребка отметил это про себя. Какие бы ни были у Ненды недостатки, нытиком его не назовешь. «Хорошо, когда такой прикрывает тебя с тылу… но потом береги свою спину», — подумал он.
   — С нами при входе особо не церемонились, — заметил Ребка. — Если мы захотим улететь, тот же луч может снова нас уронить и, боюсь, не столь нежно.
   — Да-а. Нам повезло, — пробормотал Ненда сквозь зубы. Он кончил зашивать и перекусил нитку. Затем выплюнул кончик и, подойдя к открытому люку, выглянул наружу. — Грязь. Если приходится падать, то лучше подстилки не найти. Каллик! — крикнул он, добавив щелчок и свисток. — Будь проклята эта хайменоптка. Я же сказал только выглянуть. Куда она подевалась?
   Люк находился в пяти футах от земли. Ребка последовал примеру Луиса Ненды, съехал по полу к люку и спрыгнул на поверхность планеты. Они оказались на плоской серо-зеленой подушке из мха, которая слегка прогнулась под их весом. Эмбриоскаф, падая, пропахал черную канаву длиной в несколько сот метров.
   — Повезло, — повторил Ненда. — Мы могли приземлиться туда, — он указал назад. В полумиле от них мшистая подушка переходила в пятнистую почву, заросшую папоротником и хвощами, из которых торчали изогнутые выступы скал, острые, как зубы дракона. — Или туда.
   Ненда обернулся и указал в другую сторону, в направлении носа корабля. Мох, на котором они стояли, образовывал нечто вроде береговой линии, площадки между скалами и серо-голубым морем.
   — Если бы мы пролетели еще милю, то сейчас дышали бы водой. Опять повезло. Только я в такую удачу не верю.
   — Нас сюда привели, — согласился Ребка. Мужчины отошли от покалеченного корабля и оглядели местность от горизонта до горизонта. В головах обоих пульсировало одно и то же. На каждой планете имелись свои живые существа и свои потенциальные опасности. Но если этот мир действительно Дженизия, то здесь их поджидает опасность реальная — зардалу.
   Ребка проклинал свое решение… Да-да, он сам решил проникнуть в сингулярность на маневренном, но безоружном эмбриоскафе. «Эребус», ощетинившийся оружием, они не могли сюда доставить, не рискуя потерять всю экспедицию, но они могли бы воспользоваться «Поблажкой», достаточно вооруженной, чтобы обеспечить надежную защиту. А имея только эмбриоскаф, они вынуждены драться голыми руками… с зардалу. Правда, они не собирались садиться, но все равно…
   — Я их не вижу, — объявил Ненда. Ему не нужно было уточнять, кого именно.
   — А я и видеть их не хочу. Может, мы сумеем починить корабль и вывести его на орбиту до того, как они поймут, что мы здесь. Это ведь целая планета. Мы видим, наверное, лишь ее миллионную часть.
   — Кто-нибудь да знает, что мы здесь. Не мы выбирали, где садиться… За нас это сделал кто-то другой. Может, мы скоро узнаем, кто. — Ненда указал на утесы, вздымающиеся полукругом за кораблем. — Вот идет Каллик… и очень торопится.
   Ребка с большим любопытством посмотрел на отдаленный темный вихрь. Ему не доводилось видеть хайменопта, бегущего в полную силу. Круглое бочкообразное тельце с коротким мягким мехом и восемью разъезжающимися ногами выглядело чересчур неуклюже и тяжеловесно для большой скорости. Но рефлексы Каллик были в десять раз быстрее, чем у человека. Проволочные ножки могли перенести ее и за сотню метров в доли секунды.
   Этим они сейчас и занимались. Лапки двигались так быстро, что их невозможно было рассмотреть. Ребка видел только быстро приближающееся расплывчатое черное тельце. Каллик притормозила около них через десять секунд. Ее шкурка была заляпана мокрой коричневой грязью.
   — Беда? — спросил Ненда.
   — Похоже. — Хайменоптка, казалось, даже не запыхалась. — В трех километрах отсюда, за скалами на береговой линии стоят какие-то конструкции. Я приблизилась к ним и ненадолго зашла. Там, внутри, слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но ясно, что они искусственные. Однако там не заметно никаких признаков обитания.
   — Могут они быть жилищем зардалу?
   — По-моему, да. — Каллик заколебалась, а Ребка подумал о мужестве маленькой хайменоптки. Тысячелетия прошли с тех пор, как подобные ей существа были рабами зардалу, но образы сухопутных головоногих еще не стерлись из их расовой памяти. Во время последней встречи зардалу оторвали у нее одну ногу, только для того, чтобы доказать людям, на что они способны. И все-таки она вошла в эти неизвестные строения, зная, что внутри могут оказаться зардалу.
   — По некоторым соображениям, — продолжала Каллик, — не последним из которых является моя уверенность, эта планета и есть Дженизия. Поглядите на это.
   Прежде чем Ребка или Ненда смогли возразить, она снова умчалась, на этот раз к берегу, и влетела прямо в воду. Берег здесь круто обрывался, и через несколько футов Каллик исчезла под водой. Когда она появилась снова, держа в двух передних лапках какой-то дергающийся предмет, то тут же помчалась обратно.
   Ханс Ребка не мог разглядеть ее добычу, пока она не оказалась рядом с ним. А когда она протянула ее, он невольно отпрянул. Животный страх и тревога пронзили его мозг. Он перестал дышать.
   Существо двух футов длиной, которое Каллик так небрежно держала, было тысячелетним кошмаром в миниатюре. Увеличьте его в десять раз, и этот моллюск с щупальцами станет семиметровым зардалу, темно-синей тварью, представляющей смертельную опасность в силу своего ума и жестокости.
   — Несомненно, предшествующая форма, — сказала Каллик. — Оно уже является амфибией. Смотрите. — Она опустила существо на землю. Оно поднялось на расставленных щупальцах и, моргая, стало оглядываться большими глазами, полуприкрытыми веками.
   — Если эволюционный процесс будет продолжаться, — добавила Каллик, — результатом станет естественно развившийся из этой твари сухопутный головоногий моллюск. Неудивительным будет и существенное увеличение размеров и развитие умственных способностей.
   Существо попыталось цапнуть ее крючковатым клювом. Каллик небрежно шлепнула его, оно отлетело метров на десять и плюхнулось на мягкий мох, а затем поспешило к воде. Скорость его передвижения по суше поражала.
   — Еще одна причина радоваться, что мы не сели на воду, — жизнерадостно заявил Луис Ненда. — Как бы вам понравилась дюжина таких красавчиков, жующих вашу задницу, когда вы пытаетесь доплыть до берега?
   Но он вовсе не чувствовал себя таким веселым и раскованным, как изображал. Не один Ребка инстинктивно отшатнулся, когда к их ногам упал этот крошечный монстр.
   — Нам надо добраться до этих зданий, — сказал Ребка, — и если…
   Прежде чем он успел закончить, из глубины эмбриоскафа раздался какой-то стук. На краю люка появился Жжмерлия. Его фасеточные глаза перебегали с вымокшей Каллик на Ханса Ребку.
   — Мое почтение, капитан Ребка, но у Атвар Ххсиал плохие новости.
   — Корабль нельзя починить?
   — Отнюдь. Двигатели в порядке. А через несколько часов работы корпус будет загерметизирован, и корабль сможет подняться в космос. Я готов немедленно приступить к ремонту. Плохая же новость такова: уцелел один-единственный «шмель», но даже он нуждается в починке. — Он поднял стянутый обручами цилиндр, измазанный грязью. — Остальные раздавлены при ударе о землю. Если мы хотим послать предупреждение «Эребусу», это единственная наша надежда. И его нельзя запустить, пока эмбриоскаф сам не окажется в космосе.
   Ребка кивнул. Как только он увидел этот маленький цилиндр, ему сразу же захотелось послать сообщение Дари и остальным. Но какое? Чем больше он размышлял об их положении, тем труднее становилось придумать текст послания. Что же, в сущности, они знают?
   — Жжмерлия, попроси Атвар Ххсиал выйти сюда. Нам нужно устроить небольшой мозговой штурм.
   — Она уже идет.
   Кекропийка протиснулась в люк и легко спрыгнула на мягкую землю. Большая белая голова с эхолокатором и желтыми рожками-приемниками сканировала береговую линию и беспорядочное нагромождение утесов в глубине суши. Кекропийка выпрямилась в полный рост и развернула свои шестифутовые антенны.
   — Ты уверена, Ат? — спросил Ненда, разобравший ее феромонное сообщение до того, как Жжмерлия смог перевести его остальным.
   Незрячая голова кивнула.
   — Зардалу, — произнес Жжмерлия.
   — Она может их унюхать, — добавил Ненда. — Они далеко, но они здесь. Это решает все.
   — Частично, — возразил Ребка. Он подождал, пока Атвар Ххсиал снова повернется к нему лицом, а Жжмерлия придвинулся ближе к панцирю кекропийки, чтобы лучше слышать. — Даже если бы мы могли сию минуту послать «шмеля», я все равно не знаю, что нам следует им передать.
   — Как это? — Ненда сорвал стебелек мха и принялся задумчиво его жевать.
   — Ну, например, мы знаем, что не владеем ситуацией. Кто-то нас сюда пустил. Но кто? Что нам рассказать Дари и остальным? Моя первая мысль была, наверное, та же, что у пас: мы прошли сквозь сингулярность, с нами все в порядке. Эта планета — Дженизия, и здесь обитают живые зардалу, хотя мы их еще не видели. Мы не можем вернуться обратно, потому что кто-то вынудил наш корабль свалиться на Дженизию и теперь нам надо ремонтироваться.
   Но кто нас посадил? Нас, конечно, хорошенько встряхнуло, но сейчас мы в хорошей форме, и наш корабль тоже. Вы теперь знаете зардалу. Будь их воля, они взорвали бы нас еще в небе… Мы бы ни за что не пережили посадку, если бы это зависело от них.
   Но предположим такую нелепость, будто они хотят, чтобы мы приземлились целыми и невредимыми, потому что имеют на нас какие-то виды.
   — Получить нас на обед. — Ненда выплюнул мох, который жевал, и скорчил гримасу. — Мы понравимся им больше этой пакости. Я не забыл их заявления во время нашей последней встречи. Они любят свеженькое мясцо.
   — Что бы ни задумали они с нами сделать, это имело бы смысл только в том случае, если бы они посадили нас там, где находятся сами. Ну и где же они?
   — Может, они боятся, что мы вооружены? — предположил Луис Ненда. — И хотят рассмотреть нас издали. Им ведь не придет в голову, что мы до такой степени идиоты, что прилетели сюда безоружными?
   — Тогда почему они не посадили нас достаточно жестко, чтобы вывести оружие из строя? — Ребка проигнорировал выпад Ненды насчет того, что они отправились безоружными, а ответ приберег на потом. — Данная ситуация — полный абсурд: мягко посадить нас, а затем оставить в покое.
   — Мое почтение, — мягко произнес Жжмерлия, — Атвар Ххсиал считает, что источник вашего недоумения лежит в подразумеваемых вами допущениях. Она согласна, что нас посадили здесь намеренно, хотя ее органы чувств не обнаружили присутствие луча, который сорвал эмбриоскаф с траектории и отправил сюда. Но, судя по вашим словам, луч пришел с луны… а не с Дженизии. О чем это говорит? Только об одном: ваше предположение о том, что если зардалу находятся здесь, то они нас и посадили, необоснованно.
   Наступило долгое молчание, нарушаемое лишь тревожными порывами сильного ветра, пригибающими серый мох. Солнце клонилось к закату, и с медленным наступлением сумерек погода утрачивала свою безмятежность, с которой она их встретила.
   — Нам от этого не легче, — сказал наконец Луис Ненда. — Если не зардалу схватили эмбриоскаф и приволокли нас сюда, тогда кто же, черт побери, это сделал?
   — Атвар Ххсиал не знает, — перевел Жжмерлия, — но предполагает, что сейчас вы задали другой вопрос… несомненно, весьма существенный… но совершенно другой.
   Компьютеры эмбриоскафа не пострадали от соприкосновения с Дженизией. Исходя из размеров планеты, ее массы, параметров орбиты и визуального анализа, они быстро выдали условия на поверхности.