Шепард Ривкин. Пальцы женщины

   - Вы должны выяснить все это дело в течение тридцати шести часов. В противном случае, берегитесь!
   Я не знал, какого ответа от меня требовали и предпочел промолчать.
   - И держите меня в курсе дела по телефону. Вы даже можете вызывать меня по PSV. Я буду счастлив заплатить за это. Я жду от вас новостей, инспектор.
   Он повесил трубку.
   Я повесил трубку в свою очередь. Прощай хорошая жизнь. Прощай полиция Нью-Йорка. Прощай мое жалование и небольшая, хорошая пенсия. Прощайте мои путешествия в Порт-Рика и отличные обеды в хороших ресторанах.
   Я пил кофе чашку за чашкой. Я не мог себя заставить выйти, чтобы купить газету.
   Я влил себе двойного скотча в кипящий чай. Я поднес это пойло к губам и тут мне пришла в голову мысль, что пока я буду спать, может быть зазвонит телефон. У меня будет мутная голова и я рискую не все понять. Я вылил содержимое чашки в умывальник и налил себе немного молока. Я сделал глоток, поставил чашку около телефона и ненадолго растянулся на кушетке, прежде, чем раздеться и лечь в постель. Я погрузился в дремоту, как тяжелый камень на дно болота.
   Телефонный звонок быстро вывел меня из этого состояния.
   - Инспектор Санчес? - Голос был слабым и, казалось, исходил издалека. - Я один из врачей, которые сегодня утром были в Центральной школе.
   - Да, я слушаю.
   - Вы можете позвать мне к телефону инспектора Санчеса, пожалуйста.
   - Он сам у телефона.
   - Вы можете меня соединить с инспектором?
   Я с трудом сдержал свое нетерпение.
   - Я думаю, что соединение...
   - Вы не можете говорить яснее, прошу вас?
   - Я полагаю, что соединение очень плохое, - ответил я. - Если вы мне дадите свой номер телефона...
   Все звуки прекратились. Я внимательно посмотрел на трубку, которую держал в руке. Я посмотрел на часы. Один час дня. Некоторое время я ругался. Испанский язык вне всякого сомнения лучший для этого язык. Там очень много этих "р". Я знал очень много отвратительных слов. Я упражнялся таким образом в течение одиннадцати секунд. Телефон снова зазвонил.
   Я с такой быстротой поднял трубку, что опрокинул чашку с молоком, которое разлилось на мои брюки. Но наплевать. Это был тот же голос.
   - Инспектор Санчес?
   - Да.
   - Я пытался некоторое время тому назад соединиться с вами, но была очень плохая слышимость. Мое имя Морисон. Я один из врачей, с которыми вы говорили сегодня утром.
   - Да, доктор?
   - Я думал над тем, что вы говорили... Я... ну вы ведь не думаете, что я зря отнимаю у вас время?
   - Нет. Нет. Я вас слушаю.
   Я старался говорить спокойным, твердым голосом. Очень хороший способ, чтобы успокоить нервных врачей.
   - Хорошо. Вы знаете, эти обрывки сведений могут оказаться полезными.
   - Да, доктор?
   - Но не слишком, конечно. Я хочу сказать, что это случайность. Но если я ошибаюсь, то буду очень огорчен, что заставил вас потерять ваше время.
   Этот человек тихонько трепался по аппарату. Может быть, это пескарь, а может быть и большая рыба. Невозможно убедиться в этом, пока я не увижу его. Но если я слишком сильно нажму на него, я рискую потерять его. И даже, если у меня было огромное желание стукнуть его телефонным аппаратом, я должен сдержать себя и любезничать с ним.
   Я что-то пробормотал.
   - Вы понимаете, это довольно сложно. И кстати. Да, одну секунду мисс! Простите меня, я обслуживаю неотложные случаи и санитарная карета только-что подъехала. Я работаю здесь анестезистом.
   - Я приеду в госпиталь.
   - Если вы не считаете, что это потеря времени. Видите ли, я знаю одного врача и одну врачиху, которые могли бы сообщить кое-что по тому поводу, о котором мы говорили. Но я знаю, что вам звонит бесчисленное количество людей. Итак...
   - Я сейчас же приеду.
   - Ну что ж, если вас это не затруднит слишком...
   - Совсем напротив. Это моя работа.
   - Очень хорошо. Тогда, до скорого свидания.
   - Подождите! Какой госпиталь?
   Но он уже повесил трубку.
   Я несколько раз глубоко вздохнул. Я стал усиленно размышлять. Я откинул все неприятное. Я думал о том, что бог и жизнь должны мне были дать малейшую удачу. Я заслужил все, что получилось. Я вел жизнь рыбака. Я спал с женщинами, которые были замужем. Я отправлял их домой в такси. И я не был привязан ни к одной более года. Я был...
   Позвонил телефон. Я стремительно бросился к телефону и снял трубку.
   - Да?
   - Алло, инспектор Санчес? Я думаю, что я кажется забыл сказать вам название госпиталя. Это - "Генеральный Грир". В Форест Хилс.
   Я ответил, что знаю, где это находится и повесил трубку.
   Потом я спустился и сел в свою машину. Сирену я включил и она оставалась включенной всю дорогу. Мое нетерпение было слишком большим.
   16
   Я поставил машину в парк госпиталя и направился к красной неоновой вывеске, заявляющей: "Скорая помощь". Я поднялся по ступенькам и толкнул тяжелую дверь, поцарапанную носилками, которые стояли вдоль стен. Я спросил у больничной служащей, сидящей за письменным столом позади двери, где находится доктор Морисон.
   Ее лицо застыло.
   - Он находится в операционном зале.
   Судя по выражению ее лица, у нее было собственное мнение на этот счет, которое она не считала нужным обнародовать.
   Я сел.
   - Он там надолго, - продолжала она. - Один из наших врачей приступил к неотложной операции.
   - Доктор просил меня приехать.
   - Ваша фамилия Санчес?
   - Меня зовут Санчес, мистер Санчес.
   - Бесполезно повышать голос! После всего!
   Я почувствовал желание поспорить.
   - После чего?
   Я попал на ослицу.
   - Если вы так себя ведете, то вам лучше покинуть госпиталь.
   Ей было лет пятьдесят и у нее не было обручального кольца. Я собирался сказать ей, что буду жаловаться на ее грубость, но во время спохватился. Если я начну заниматься исправлением всех плохо воспитанных людей Нью-Йорка, я не продвинусь в своем расследовании. Я вынул удостоверение.
   Она приняла его с недоверием.
   - Почему вы сразу не сказали мне, что вы из полиции, что вы сыщик?
   - Для вас это неважно.
   Она хотела со мной поспорить на эту тему, но я остановил ее. Я сказал ей, что у меня очень срочное дело и что я не могу дожидаться конца операции. Она сказала мне подняться на пятнадцатый этаж, в котором находится блок операционных. Когда я добрался, то убедился, что она предупредила тамошнюю служащую о моем появлении. Эта последняя молчаливая и серьезная, помогла мне надеть зеленую стерильную блузу и марлевую маску. Она пояснила мне, что он сидит у изголовья пациента на высоком стуле и на ушах у него стетоскоп. На случай, если вокруг стола будет много врачей, так как дело шло об очень серьезной операции, я должен отыскать человека, находящегося у стола с инструментами или столба.
   Я вошел. Я не увидел ничего похожего на столб. Мне казалось достаточно нелепым располагать столб в операционном зале, но им было виднее. Я увидел высокого человека, сидящего у изголовья больного на стуле с очень высокой спинкой. Рядом с ним торчал небольшой металлический столбик с поперечным бруском. На одном конце бруска был прикреплен мешок из пластика, наполненный светлой жидкостью. Глюкоза, - подумал я, - из мешка к запястью пациента шла металлическая трубка.
   Служащая вошла и нетерпеливо проговорила:
   - Он там, около столба.
   - Какого столба?
   - Столба И.В.
   - Что это означает?
   - Для внутреннего вливания. Это находится там, где прикреплена бутылка с глюкозой.
   Я подошел к столбику. Врач, сидевший у его основания, прижал свой стетоскоп к груди пациента. Я не хотел отвлекать его. Хирурги вполголоса отдавали распоряжения медицинским сестрам... различные инструменты или тампоны и прочее... больше не произносилось не слова... Хирург молча протягивал руку, а сестра также молча подавала ему то, что ему было нужно. Я понял, почему этот госпиталь пользовался хорошей репутацией. Врач наконец обнаружил мое присутствие. Он отнял один из наушников стетоскопа от уха и посмотрел на меня.
   - Полиция, - сказал я. - Я подожду.
   - Нет, не беспокойтесь. Я отлично слышу с одним открытым ухом и одним наушником стетоскопа. Во всяком случае, больной чувствует себя хорошо. Вы стерильны?
   - Благодарению Бога, - ответил я: такого вопроса мне еще никогда не задавали.
   Он вероятно слышал эту шутку много раз. Он вежливо улыбнулся.
   - Хорошо. Я позвонил вам потому, что сомнения, которые у меня появились, как бы ничтожны они ни были, могут быть вам полезны. Но не слишком. Ничего нельзя сказать заранее. Вас вероятно часто беспокоят зря.
   - Совершенно точно.
   Я начинал думать, что раздражение, которое меня охватило во время разговора с врачом, имело основание.
   - Возможно, что эта попытка обречена на неудачу, мистер Санчес.
   - Я выясню это, доктор.
   Я заметил высокую медицинскую сестру около операционного стола. Она подняла свои зеленые глаза и уставилась на меня. Холодным взглядом она осмотрела меня с головы до ног. Я ответил ей тем же. Потом он перешел на доктора Морисона, потом опять на меня, после чего она опустила свои темно-рыжие ресницы с таким видом, как будто хотела сказать: "Я знаю, что это ненормальный человек и все скоро убедятся в этом". Несколько ярко рыжих волос выбились из под ее повязки и она пальцем засунула их обратно. Этот жест заставил подняться ее правую грудь. Ее грудь имела самые соблазнительные формы и мой взгляд задержался на ней. Она это заметила и опустила глаза. Они очень блестели под ее маской.
   Окровавленные резиновые перчатки хирурга, то погружались, то появлялись из раны. Я слегка отвернулся, чтобы не видеть этого. У меня не было никакого резона испытывать выдержку.
   - Вот уже около четырех лет, - заявил доктор Морисон, - как я появился в "Генеральном Грине" и тут работал один врач по имени Чарльз Хенли с дипломом Говарда. Замечательный хирург. Вскоре после моего появления здесь, он открыл роскошный кабинет на Парк Авени. Он...
   - Мисс!
   Один из хирургов позвал замеченную мной сестру. Она должна была держать ему какой-то инструмент. Даже через грубую ткань ее зеленой блузы, я различал две окружности ее твердой, выпуклой груди. Только сильный и решительный человек мог овладеть этим крепким мускулистым телом и, может быть, мне это удалось бы, если бы я попробовал.
   Я перенес мое внимание на врача.
   - Хенли оперировал клиентов здесь, - продолжал Морисон. - В среде наших врачей находилась одна докторша. - Я стал слушать внимательней. Доктор Анна Лион. Педиатр и хирург. У нее была превосходная репутация в нашем районе. Когда Хенли появился здесь, ей было около тридцати трех лет. Не очень красивая, но не уродина, - понимаете сами. - Его взгляд не покидал больного. - Он нуждается в переливании крови. Простите меня. Мисс Форзич.
   Теперь я знал ее имя.
   - Доктор?
   - Пожалуйста, сделайте переливание крови. Она быстро направилась к какому-то алькову и принесла оттуда пластиковый мешок, наполненный кровью. Она прикрепила его на другой стороне столба и открыла маленький краник в пластиковый трубке, которая проводила глюкозу в руку больного, который лежал неподвижно. Я видел, как кровь потекла в его вену.
   - Пациент выпил пять стаканов в течение получаса в одном из баров на нашей стороне. Он влез в свой Рено и устроил гонки с одним Кадиллаком, чтобы первым попасть на перекресток. Но к счастью, у него превосходное сердце и два отличных легких.
   - Ну так вот, для доктора Лион появление Хенли было равносильно удару грома. Весь госпиталь сплетничал об этом. Она всюду бегала за ним, как маленькая собачка. Когда он улыбался, она была в восторге, когда он хмурил брови, она заливалась слезами.
   Мисс Форзич, как заколдованная стояла на одном месте.
   - Этого достаточно, - сказал он.
   Она адресовала ему неприязненный взгляд и отошла к хирургам.
   - Вы только послушайте, как бьется его сердце!
   Я послушал. И подумал, что этому парню очень повезло, что у него такое сердце и что именно эта бригада врачей занимается им в этом госпитале. Если бы этот несчастный случай произошел на другом перекрестке, его сердце каким бы оно ни было хорошим, вряд ли сумели бы спасти его. Его могли направить в госпиталь третьего ранга и он мог попасть в руки менее опытных хирургов.
   - А потом, - продолжал Морисон, - Хенли купил яхту. Она стояла на якоре где-то в Конектикуте.
   - Где это?
   - Я полагаю, это в Райантоне. В восьмидесяти километрах отсюда. Он назвал свое судно "Веселый". - Он вздохнул. - Вы знаете, сколько стоит содержание судна, даже маленького? А похоже на то, что "Веселый" имеет длину шестнадцать метров.
   Я покачал головой. Я не знал, сколько может стоить содержание судна, да и не хотел этого знать. Я начинаю интересоваться проблемами богатых только тогда, когда они начинают покупать героин и бывает очень редко, чтобы богатый наркоман имел неприятности. А почему они могли бы у него быть? Ему не надо красть, чтобы купить наркотики, а богатая женщина не нуждается в промысле. Я думал об этих вещах, пока доктор распространялся о судах. Он был из тех людей, которым нужно набрасывать на шею петлю, чтобы избежать их пространных рассуждений. Он продолжал говорить на тему о страшной дороговизне изделий из кожи, картин, на морской транспорт. Короче, Хенли приобрел судно и машину, он также нанял роскошное помещение около помещения "Объединенных Наций".
   - Все это стоило очень дорого, - продолжал Морисон, - и я спрашивал себя, откуда он мог взять эти деньги. Потом я заметил, что он очень много оперировал пациентов, посланных доктором Лион. Огромное количество. Гораздо больше обычного. В таких случаях обычно делают операций, скажем шесть или семь раз в год, а он их делал десять или двенадцать. И все они были очень дорогостоящие операции. Поставкой их занималась доктор Лион. И все это производилось здесь, в этом зале.
   Я начинал находить все это странным.
   - И тут доктор Лион обнаружила, что у Хенли есть другая связь, возможно и не одна. Матери детей, которых он оперировал. Медицинская сестра, одна анестезистка. Об этом все очень много говорили. Доктор Лион потребовала от него объяснений. Произошла ужасная сцена. Она была немного пьяна и ударила его.
   - Откуда вы это знаете?
   - В нашем районе есть один клуб, он называется "У Бруно". Это место, в которое ходят, когда не хотят ездить в Манхеттен. Кто-то был свидетелем этой сцены, а госпиталь, это как большая семья. Невозможно иметь секреты. Два дня спустя, он отправился на своем судне в Карибское море. Кажется, он превосходный моряк.
   Узел, завязанный на пакетах посылок!
   Я спросил небрежным тоном:
   - И это было концом их идиллии?
   - Нет. Я очень боюсь, что нет. Месяц спустя после его отъезда, она вышла замуж за психиатра, с которым познакомилась здесь на вечере, данного в честь нового пополнения врачей. За доктора Фалконе.
   Вот что совсем уже не вязалось с моей теорией.
   - А потом?
   - Этот брак по любви продолжался два месяца.
   - Они развелись?
   - Он неожиданно умер.
   - Как так?
   Он несколько секунд смотрел на меня, потом пожал плечами.
   - Медицинское свидетельство о смерти гласило, что это произошло от закупорки сосудов.
   - Кто подписал свидетельство?
   Он некоторое время смотрел на часы, потом поднял глаза и ответил:
   - Она.
   - А было вскрытие?
   - Нет. Не было никакого основания не верить ее словам. Ничего подозрительного.
   - Но вы заподозрили ее?
   - Да.
   - Почему?
   - Хенли как раз вернулся с Караибов.
   - Она убила Фалконе, чтобы иметь возможность вернуться жить к Хенли?
   - Может быть.
   - Но почему бы им не развестись, как это делает любой цивилизованный человек?
   - Фалконе был яркий католик. К тому же он любил ее. Я видел это совершенно ясно по выражению его лица. И кроме всего этого, он был еще к тому же страшно ревнив.
   - Вы кажетесь очень в курсе всего этого капкана.
   - Да, - ответил он. - Я ее очень любил до того времени, пока эти оба не познакомились с ней.
   Глупые и скучные люди приобретают достоинство, когда их самих коснется трагедия. Неровность речи, которая вас раздражает и заставляет сжимать зубы, чтобы не сказать лишнего, сразу пропадает без всякого следа. У таких людей, как Морисон, это похоже на мертвые ветки, которые порыв ветра отрывает от дерева. Морисон в течение нескольких секунд стал для меня человеком, достойным уважения.
   У меня не было времени, чтобы сделать маленькую паузу. Я спросил:
   - Каким образом она убила его?
   - Существуют многие возможности.
   - Я могу потребовать вскрытия трупа на предмет расследования.
   - Для чего? Чтобы найти арсеник? Она не глупа. Если она воспользовалась ядом, она выбрала такой, который не оставляет следов. Потом она могла дать ему сонный порошок, а потом пустить ему в вену пузырек воздуха. А сонный порошок, не мог вызвать смерть. А как найти пузырек воздуха?
   - Я хотел бы поговорить с ней.
   Я бросил эту фразу просто наугад. Иногда, когда совершенно не ожидаешь чего-нибудь, получаются неожиданные реакции.
   - Никто не видел ее последнюю неделю. Мы звонили ей по телефону. Там никто не отвечает. Ее телефон выключен. Управляющий домом, по нашей просьбе пошел взглянуть на ее квартиру. Все на месте. Не хватало лишь одного маленького чемодана, - как сказал он нам, - того, с которым она всегда отправлялась за город на конец недели. Пять дней тому назад мы получили от нее письмо, в котором она пишет, что страшно нуждается в отдыхе и что она будет отсутствовать две или три недели. Она очень изменилась со времени смерти ее мужа, но никто не посчитал это ее состояние странным.
   - У вас есть какие-нибудь мысли относительно места, где она может находиться?
   - Никаких.
   Хирурги отошли от операционного стола. Больного положили на носилки и увезли. У него был открыт рот. Сестры занялись уборкой и мытьем. Весь состав казался в хорошем настроении.
   - Отлично, отлично, - сказал один из хирургов, обращаясь к Морисону.
   Мисс Форзич прошла мимо меня и бросила на меня холодный взгляд своих зеленых глаз. Я вытеснил ее из моих мыслей.
   Доктор Морисон встал.
   - Идемте наружу, - сказал он.
   Когда мы выходили в коридор, я сказал ему, что его госпиталь видимо очень хорошо управляется.
   - Это лучший из северо-восточных. Вот почему история с доктором Хенли и доктором Лион, нас так обеспокоила. Мы начали изучать все проделанные им операции, когда он уехал на Караибы. Потом он неожиданно вернулся. Я находился в кафетерии вместе с доктором Лион, когда он появился. Она приняла его появление очень спокойно. У меня создалось впечатление, что он, вероятно, написал ей, что возвращается. И вот она замужем. За ревнивым человеком, который обожал ее.
   - Вы думаете, что это Хенли подсказал ей избавиться от Фалконе?
   Доктор Морисон покачал головой.
   - Сомневаюсь в этом. Он вернулся и проделал несколько операций, предложенных ею и потребовал очень высокую оплату. Я считал, что эта оплата, как он требовал обычно, очень завышена. Но это очень деликатный вопрос.
   - Странная деликатность.
   Но он не понял моего сарказма.
   - Когда человек проводит пятнадцать лет своей жизни на изучение в течение дней и ночей предмета своей специальности, в которой он должен бороться против смерти, нужно быть очень осторожным в своих выражениях. И ведб не было доказательства.
   - Вы хотите этим сказать, я думаю, то, что ни он, ни она ясно не объяснили своего диагноза больным, а говорили о необходимости срочного хирургического вмешательства, чтобы спасти жизнь?
   - Это как раз то. И очень трудно это доказать, если люди не хотят говорить.
   - А что произошло после его возвращения из Карибского моря?
   - Вместе их не видели.
   - Они были осторожны?
   - Возможно. Потом умер ее муж. Месяц спустя Хенли отправился в Японию изучать новинки хирургической техники, доведенные до совершенства японскими хирургами апробировавших их на оставшихся в живых после Хиросимы. Неделю спустя, она заявила, что отправляется на две недели вакансий в Италию.
   - Она уехала?
   - Да.
   - Откуда вы это знаете?
   Я проводил ее до аэропорта Кеннеди и посадил на один из самолетов Италии.
   - Когда это было?
   - 2-го или 3-го августа.
   - А когда она вышла замуж, какого рода обручальное кольцо она носила?
   - Золотое кольцо.
   - На нем ничего не было?
   - Нет самое обыкновенное кольцо.
   - Покажите его размер.
   Он показал на ширину около трех сантиметров.
   - Вот такое приблизительно. Но теперь, когда мы заговорили об этом, я вспомнил одну вещь. Я это не понял, но заметил. Я никогда об этом не говорил, так как не придавал этому особого значения.
   - Что же это?
   - Когда доктор Фалконе умер, она надела кольцо на правую руку, как это делают все вдовы. Но когда она вернулась из Италии, она носила уже кольцо гораздо шире первого. Я подумал, что она, вероятно, потеряла то, купаясь в море или моя руки, или в самолете. И я, конечно, догадался, что она купила новое кольцо. Но то, чего я не понял из этого, почему она снова носила его на левой руке.
   Я мог бы ему сказать. Но я воздержался и спросил:
   - А потом?
   - Она казалась очень несчастной. Я... я хотел ее немного развлечь и пригласил пообедать со мной. Я слышал, что будет интересный спектакль у "У Бруно" и туда я и повел ее.
   - Коробка, в которой произошла та сцена между ними.
   - Да. Я бываю иногда рассеян и помнил только, что она как-то сказала мне, что любит это место. Она весь вечер была очень молчалива, она сворачивала свою салфетку и разворачивала ее. Это похоже на те жесты, которые наблюдаются в психиатрических лечебницах. Она безусловно была под влиянием нервного напряжения. Две недели спустя, Хенли вернулся из Японии и тогда все началось все снова... их комбинации рекомендаций.
   - Больше ничего?
   У него был смущенный вид.
   - Я знаю, что она вернулась к нему. Я часто проезжал мимо ее дома, когда она выходила, чтобы отправиться в госпиталь и подвозил ее. Но после его возвращения, я никогда не видел, чтобы она выходила от себя, а когда я приезжал в госпиталь, она уже была там. Она говорила, что Хенли по дороге подвез ее. Но я зал хорошо, что она проводила с ним ночи у него в Манхеттене.
   Ему не доставляло удовольствия рассказывать мне про это.
   - Есть еще другое, что я хочу вам рассказать.
   - Что?
   - Когда Хенли находился на этом хирургическом конгрессе в Японии, он завязала важные контакты с медицинской службой в новых странах Африки, а также и в Индонезии. Он хвастался теми блестящими предложениями, которые ему были сделаны. Ему предложили руководить госпиталем, самому подобрать состав врачей из числа профессоров университетов и подобрать служащих.
   - А почему человеку так хорошо зарабатывающему могло понравиться ехать в Африку?
   - Это правда, деньги и все те удовольствия, которые он имеет здесь, там не могли бы иметь место. Но для человека, которому, может быть, пришлось бы быстро удирать отсюда куда-нибудь далеко, перспектива иметь приготовленное хорошее место, должна была очень устраивать.
   Он был прав.
   - Многие из этих стран, - продолжал он, - не любят Соединенные Штаты Америки. А он превосходный хирург и он не рискует быть выданным.
   - Вы ненавидите его?
   - Да, - ответил он не колеблясь.
   Морисон был умен. Он находился в ситуации, в которой женщина, которую он любил и желал, никогда не смотрела на него иначе, как на славного парня, в жилетку которого она время от времени приходила плакать. Сорт типа, который приглашает девушку к обеду и хлопает ее по руке. И если он дотрагивается до нее, она чувствует, как кожа ее сжимается несмотря на все усилия быть с ним приветливой. И не могло быть разговора о том, чтобы спать с ним. Иногда подобные чувства без взаимности продолжающиеся долгое время кончаются убийством. Иногда покорностью.
   А иногда на полпути между обоими. Например, доктор Морисон, устроился так, чтобы обвинить доктора Хенли в исчезновении доктора Лион? Может быть, то была своего рода месть безнадежно влюбленного.
   Этот тихий человек, колеблющийся, мало уверенный в себе, производил на него впечатление человека, уверенного в том, что он говорит. Может быть, он специально для меня ведет рассказ таким образом?
   Не толкала ли его месть на вранье? Я ничего не мог сказать. Мне нужно было поговорить с другим лицом, которое не имело непосредственных отношений ни с Хенли, ни с доктором Лион. Любой посторонний наблюдатель подходил для меня.
   - А что сделала администрация госпиталя по этому делу?
   - Ничего, насколько мне известно.
   - А с кем бы я мог поговорить?
   - Лучше всего вам адресоваться к Берману.
   - Берману.
   Надо идти теперь напрямик.
   - Это директор?
   Морисон кивнул головой.
   - Пройдите по коридору и сверните направо, в глубину. Подниметесь на этаж. Вы окажетесь в таком большом помещении, как Тадж Махал. Это маленький кабинет Бермана.
   Я посмотрел на него. У меня сложилось мнение, что он не любит Бермана. Я быстро узнал почему.
   Когда я вошел в кабинет, репецтионистка скрывалась за журналом "Бог".
   Она посмотрела на меня поверх своего журнала, открытого на фотографии свадьбы принца и принцессы Кресс фон Крессиринг.
   - Да? - сказала она.
   Ни "Да, мистер?" или "Добрый день". Я никогда не терял времени на то, чтобы раздражаться грубостью служащих конторы: в этом всегда бывают виноваты наниматели. У меня создалось впечатление, что я не полюблю ее начальника.
   - Здравствуйте, - сказал любезно я.
   - Да? - повторила она тем же тоном без всякого выражения.
   - Здравствуйте.
   Я решил быть любезным, нравится ли ей это или нет.
   - Скажите, наконец, вы стараетесь прикидываться умным? Я вас спросила, что вам надо.