Шестаков Павел. Через лабиринт

   Увидев его, Мазин невольно посмотрел на часы, но ничего не сказал, даже не похвалил за оперативность, и Козельский окончательно убедился, что обстановка усложнилась, потому что именно в такие моменты Мазин бывал скуп на похвалу: в сложной обстановке все, что лучше служит делу, является нормой, считал он.
   - Садитесь и рассказывайте. Подробно и не спеша.
   - Понятно, - ответил лейтенант и приступил к докладу. Кончил он уныло: - На этом нитка и оборвалась, хотя я думал: букет - такая приметная штука, что мне просто повезло.
   - Бывает. Ваши выводы?
   - Продолжать поиски знакомой Стояновского. Она единственный человек, который может подсказать, где искать его.
   - Ищут тех, кто скрывается.
   Мазин меньше всего собирался удивлять Козельского. Скорее он отвечал каким-то собственным, еще не устоявшимся мыслям, но, заметив, как лейтенант переменился в лице, улыбнулся:
   - Вадим, вы станете хорошим работником только тогда, когда перестанете удивляться. Сомневаться - сколько угодно, но не раскрывать так по-мальчишески глаза, как вы сейчас раскрыли. Впрочем, я сегодня утром тоже раскрыл. Вот почитайте.
   Это была обыкновенная телеграмма, вчера только посланная из Ялты на имя Семенистого: "Возьми пальто химчистки погода прекрасная. Борис".
   - Ну как? Понравилось?
   Козельский положил телеграмму на стол.
   - Убили вы меня, Игорь Николаевич...
   - Ничего, выживем. Я ведь тоже ранен.
   - Что же это может означать?
   - Внешне то, что Стояновский не имеет ни малейшего отношения к убийству Укладникова, ничего не знает об этом убийстве и преспокойно отдыхает в Крыму.
   - А чемодан? А ботинки? А топорик?
   - Прибавьте кровь и следы на полу.
   - Ну да!
   - Само по себе все это еще ни о чем не говорит. Тем более что неизвестно, чья кровь на вещах. Их могли и украсть. Мы ведь не знаем, были ли они на Стояновском, когда он уезжал.
   - Но его остановка в Береговом?
   - Это серьезнее, хотя причина остановки нам по-прежнему неизвестна. Судя по тому, что вам удалось установить, в ней больше романтики, чем криминала.
   - Простите, Игорь Николаевич, но, по-моему, реабилитировать Стояновского рано. Следы ботинок - факт неопровержимый.
   - Вадим, хорошо, что вы так прочно вжились в нашу последнюю версию. Хотя и этому факту можно найти свое, может быть, очень несложное объяснение. А в целом ваш рассказ говорит, как ни странно, больше в пользу Стояновского, чем ему во вред.
   - Почему же? Факты...
   - Факты - да. Но психологическая сторона... Если цветы предназначались девушке, то, согласитесь, поведение Стояновского не вяжется с тем, что мы знаем. Собираясь совершить убийство, нервный, неуравновешенный человек спокойно расхаживает по оранжерее в поисках красивого букета?
   - Ну и что? Букет мог понадобиться с определенной целью. Например, чтобы убедить девушку в своих чувствах, создать атмосферу, в которой она ничего не могла бы заподозрить.
   Мазин не стал возражать:
   - Допустим... с натяжкой. Ну, а телеграмма?
   - А вот это как раз в характере. Нервничает, крутит, изобретает трюки, которые кажутся ему очень хитрыми. Боится, что чемодан попал-таки к нам, и дает телеграмму, чтобы навести тень на ясный день.
   Игорь Николаевич улыбнулся:
   - Граф Монте-Кристо. "Нам пишут из Янины". А может, все проще, Вадик? Борис Стояновский, обыкновенный молодой человек, едет в отпуск. В пути встречает знакомого. Выпили в ресторане. Создалось определенное настроение. Решает сойти в Береговом, где живет знакомая девушка. Появляется с букетом. Необычно, романтично. Болтает встречным и поперечным о своей жизни, о хозяине, который денежки в шкафу прячет. Кто-то пользуется этим да еще и чемоданчик прихватывает. Боря погоревал немножко, да и дальше поехал, весну встречать. Благо погода хорошая. Ну, что скажете, товарищ лейтенант?
   Козельский был похож на мяч, из которого выпустили воздух.
   - Сдаетесь? А я только порадовался, что нам удалось немножко поспорить. Вы легко сдаете свои позиции, Вадим, и слишком быстро со мной соглашаетесь.
   Вадим ответил искренне:
   - Но так получается, Игорь Николаевич. Всегда вы оказываетесь правы, а не я.
   Мазин рассмеялся.
   - Вы еще и льстец, Вадим. Это уж слишком.
   - Какой же я льстец?
   - Коварный. Ладно, ладно - шучу. Даже насчет Бориной болтливости пошутил. - Он посерьезнел: - Пошутил, чтобы вас немножко подзадорить, а вы раскисли. Сам-то я считаю, что от Стояновского нам отказываться рано. Появились в его истории два момента, которые очень меня заинтересовали. Один из них - ваше открытие. Я имею в виду "инвалида". Вы его открыли, но, кажется, не придали этому человеку должного значения.
   - Мало удалось узнать о нем, Игорь Николаевич. Кажется, это человек случайный. Проводница говорит, что они со Стояновским и узнали-то друг друга не сразу.
   - Но "инвалид" разыскивал Стояновского? Зачем? И откуда ему стало известно, что тот едет именно в этом вагоне? Может быть, между встречей Стояновского с "инвалидом" и его внезапным решением сойти в Береговом есть определенная связь? Но, с другой стороны, связана ли остановка в Береговом непосредственно с убийством Укладникова? Или здесь действовали параллельные факторы? Видите, сколько вопросов, Вадим.
   Он замолчал, и Козельский, который понимал, что на вопросы Мазина пока еще нет ответов, промолчал тоже.
   - Второе обстоятельство - Тригорск. Там живет неизвестная пока нам Дубинина. Туда же, в Тригорск, собирается поехать зять Укладникова Кравчук. Что это - в огороде бузина, а в Киеве дядька? Или совсем наоборот? Впрочем, остановимся. И большой путь состоит из малых шагов. Следующим шагом будет пальто Стояновского. Существует ли оно в действительности? Это придется выяснить вам.
   - Разве Семенистый?..
   - Семенистого я не видел. Телеграмму принес Кравчук. Он уже приехал, между прочим. Видите, сколько у нас новостей. Кстати, это тоже орешек. Но о нем мы поговорим попозже. А сейчас не теряйте времени, раз вам удалось его сберечь. Поезжайте в ателье. Узнайте у Семенистого все о пальто. Могу вам сообщить, что в химчистке на Магистральной никаких вещей Стояновского нет. Но это ничего не значит - в городе не одна химчистка. Выясните этот факт, а потом мы засядем вместе и посоветуемся, что делать дальше.
   - Слушаюсь. - Козельский встал.
   ...Телеграмму действительно принес Кравчук. Он вошел в кабинет Мазина энергично, но не шумно, как привык, наверно, ходить по тайге. Мазин сразу заметил на его лице то, чего не видел вчера, - улыбку.
   - Я вам говорил... - начал геолог еще с порога. Улыбка у него тоже была диковатой, борода двигалась вверх-вниз. - Я ж говорил, Бориса вы зря. - И он выложил телеграмму на стол, как кладут козырного туза.
   Мазину потребовалась немалая выдержка, чтобы скрыть изумление.
   - Когда пришла телеграмма?
   - Вчера. После вашего ухода. Минут через десять.
   - А почему ее принес не Семенистый?
   - Зачем? Я сказал, иду к вам. Он на работу пошел.
   - Ясно, - кивнул Мазин, хотя в тот момент ему почти ничего не было ясно.
   Козельский выпрыгнул из бежевой "Волги" у недавно построенного ателье. За большими зеркальными стеклами стояли на полках телевизоры и радиоприемники, а над входом нависал модный бетонный козырек. Девушка-приемщица тоже оказалась модной - с начесом над подкрашенным личиком.
   - Мне бы Семенистого...
   Приемщица покрутила авторучкой. Потом повернулась куда-то в глубь ателье:
   - Ль-о-ня! Тут товарищ Эдика спрашивает.
   На голос ее вышел здоровенный парень с тонкими усиками, в рабочем фартуке:
   - А вам он зачем?
   И окинул Козельского подозрительным, изучающим взглядом.
   - По личному делу.
   - По личному? - выговорил парень недоверчиво. - Нету его. - И глянул на девушку: - Ты что? Не знаешь?
   Она передернула худыми плечиками.
   - А где же он? - спросил Козельский.
   - Отпуск вроде взял.
   - Как отпуск?
   - Да так. Отпуск. Полагается человеку - вот и взял.
   Парень решил, что сказано достаточно, и повернулся к Козельскому спиной.
   Вадим пошел к заведующему. Тот оказался маленьким, краснощеким и усатым. "Ежели и жулик, то по мелочам", - подумал лейтенант, когда увидел, как внимательно разглядывает "зав" его удостоверение.
   - Так я и знал, так я и знал, что все это неспроста.
   - Что именно неспроста?
   - А что бы вы подумали, если б ваш работник вчера спокойно работал, а сегодня пришел и говорит: "Рассчитайте меня немедленно". Что бы вы подумали?
   - У нас так не бывает.
   - Да, да. Я понимаю. У вас порядок и дисциплина. Вы же почти военные люди. А вы бы поработали с такой публикой! Все от наших нехваток, товарищ офицер. Того нет, этого нет. А у предприимчивых людей есть. Появляются соблазны.
   - Извините, мне нужны факты. Выходит, вы рассчитали Семенистого?
   - Ни в коем случае. Как это так! Я спросил: "Почему ты так решил?" А он сказал, что у него заболела мама и ей нужен уход. Он, правда, совсем не похож на заботливого сына, но людей не всегда правильно понимаешь. И я сказал: "Бери отпуск на две недели, поезжай, узнай все как следует, тогда и решай. Если нужно, получишь расчет, а так зачем тебе терять хорошую работу?" Я, знаете, товарищ офицер, всегда забочусь о молодежи, потому что очень легко сбиться с пути в вашем возрасте...
   - Где живет его мать? - прервал Вадим.
   - Виноват, не знаю. Где-то неподалеку тут. Он часто ездил к ней на воскресенье. Хотя, одну минуточку... Аллочка!
   На пороге появилась приемщица.
   - Аллочка, скажите, пожалуйста, товарищу, где живет мама Эдика. Вы, кажется, бывали у них.
   Аллочка посмотрела на заведующего неприветливо:
   - В Красном Хуторе.
   Из автомата Козельский позвонил Мазину.
   - Ну вот, Вадим, мы и квиты. Не все же мне вас удивлять. До Красного Хутора четырнадцать километров. Вы успеете туда до вечера, а пока заскочим вместе к Кравчуку. Я сейчас спускаюсь.
   Козельский сел в машину и с места разогнал ее до разрешенной скорости. Мазин ждал на углу.
   На Магистральную они выскочили еще засветло. Мазин положил руку на плечо Вадима:
   - Остановитесь здесь и посидите в машине.
   Кравчук ходил по тесной для него комнате и рубил свои короткие фразы:
   - С утра ни слова. Вдруг появляется - и нате вам: "Мать заболела, уезжаю. Немедленно." Дает деньги, долг за полмесяца. Вещи заворачивает в простыню. И с узлом и чемоданчиком - в такси. Будьте здоровы, живите богато! Я в дурацком положении. Жена ждет. Отпуск идет. А мне не на кого оставить квартиру.
   - А пальто Стояновского он взял из чистки?
   - Нет, не приносил.
   - Вопросов больше нет, извините за беспокойство.
   - Будьте здоровы.
   - Да... Вот еще. У вас есть во дворе телефон?
   - Есть.
   - Покажите, пожалуйста.
   Они вышли вместе. Телефон оказался как раз там, где стояла "Волга". Козельский оглядел геолога.
   - Все, как я и предполагал, - сказал Мазин, садясь в машину. Потом добавил: - Уехал, забрав вещи. Никакого пальто не заносил. Забросьте меня в Управление и поезжайте в Красный Хутор.
   Козельский ничего больше не спрашивал. Он видел, что Мазину не до вопросов. Молча они обгоняли автомобили на темнеющих улицах. Только у самого Управления Мазин повернулся к лейтенанту.
   - Вадим, я ведь говорил вам, что наша вторая версия может оказаться не самой последней? Но я не думал, что их окажется столько сразу.
   И, уже выйдя на тротуар, пожелал:
   - Ни пуха ни пера. И кланяйтесь больной маме... если только она действительно больна. Я буду ждать вас.
   Выбравшись из города, Козельский повел машину ровнее и закурил на ходу, придерживая баранку левой рукой. Шоссе было широким и почти без поворотов. Впереди, на краю степи, первые ночные огоньки неярко выделялись на фоне не погасшего еще заката.
   "Ну и денек! - Лейтенант перебирал последние события. - Телеграмма, исчезновение Семенистого, наконец, Кравчук. Даже шеф шутить перестал".
   Красный Хутор оказался в балке. Не доезжая до четырнадцатого километра, Козельский прочитал название его на большом желтом указателе, поблескивающем в свете фар. Шоссе здесь переходило в улицу. Лейтенант цритормозил возле ближнего, крытого черепицей домика у колодца и узнал, где живет Семенистая.
   Оказалось, рядом.
   Выйдя из машины, Вадим вдохнул ароматный запах вечерней весенней степи, подправленный кизячным дымком, поднимающимся над крышами, и невольно расправил плечи, чтобы набрать побольше этого непривычного горожанину воздуха.
   - Здравствуйте. Вы мать Эдуарда Семенистого?
   Не старая еще, видно, привычная к труду женщина в длинной по-деревенски юбке и с вязаным платком на плечах была совсем не похожа на хамоватого Эдика.
   - Мама...
   - Был он у вас сегодня?
   - Був, був, а як же.
   - Можно его увидеть?
   - Уйихав. Вин у нас долго не гостюе. А у вас що до него за справа?
   - Да вот дело небольшое.
   - Ну так зайдите у хату. Хоть вы мне толком росповидайте, що вин у ту Сибирь подався...
   Женщина эта отнеслась к Козельскому с полным доверием, и ему было неприятно говорить ей неправду. Но ничего иного он сделать не мог. В чем был виновен Семенистый? Этого Козельский пока и сам не знал. Поэтому он сказал, что приехал узнать насчет своего пальто, которое Эдик должен был взять из чистки.
   В город Вадим вернулся поздно, но в кабинете Мазина горел свет. Лейтенант загнал машину в гараж и поднялся по непривычно безлюдной лестнице. Мазин писал что-то за столом:
   - Семенистый вас, конечно, не дождался?
   - Не дождался. Но он там был. Я говорил с его матерью и ее вторым мужем. Для них этот отъезд - полная неожиданность.
   - Им можно верить?
   - Вполне. Простые, сердечные люди. Они меня даже парным молоком угостили.
   Мазин улыбнулся.
   - Это нарушение, Вадим.
   - Я знаю. Но я им верю. Он примчался на такси, завез вещи и сказал, что едет в Сибирь, где один друг нашел ему хорошую работу. Адреса, разумеется, не оставил, обещал написать.
   - Говорите, можно верить? Простые, искренние люди?
   - Да, деревенской закваски.
   - Не идеализируйте эту закваску. Но, между прочим, Эдик показался мне типичным продуктом городской цивилизации в ее нелучшем проявлении.
   - Он такой и есть. Отец бросил мать и ушел в город. Там и сын вырос. У матери бывал редким гостем. Последний раз с Аллочкой, приемщицей из ателье. Называл невестой. Даже колечко приобрел.
   - Хорошо, Вадик. Вы не зря проехались. Теперь можно и отдыхать. Для одного дня событий достаточно.
   VII
   А через день Мазин сидел в кафе со слишком красивым названием "Алый тюльпан" и потягивал холодный кофе. Кофе был очень плохим, но Мазин не замечал этого. Он смотрел и думал. Смотрел главным образом на вход в ателье, где не так давно работал Эдик Семенистый. Ателье находилось рядом, через неширокую здесь улицу, а стенка кафе была стеклянная, ни разу еще не битая, без трещин, схваченных уродливыми фанерными кружками. И еще Мазин посматривал по сторонам, но не потому, что его интересовал кто-нибудь в зале, а как раз наоборот, он хотел убедиться, что сам никого не интересует.
   Думал же Мазин главным образом об Аллочке, которая вот-вот должна была выйти из ателье, потому что рабочий день уже кончался.
   Вспомнился разговор с Вадимом.
   - Подтвердилось, Игорь Николаевич. Это та самая "невеста", что приезжала с Семенистым к его родителям, - сообщил Козельский, выговаривая слово "невеста" с подчеркнутой иронией.
   - Ну, и как она вам показалась?
   Лейтенант вытянул два сведенных вместе пальца.
   - Вот такой лобик. Мал ее радостей тусклый спектр.
   Мазин вздохнул.
   - Хорошо. Придется мне самому заняться этой девушкой. Вы к ней относитесь предвзято.
   И вот он сидит и ждет девчонку, которая, наверное, и в самом деле не Спиноза и поэтому может повести себя совершенно по-дурацки и не помочь, а здорово навредить делу, как, по мнению Мазина, навредил уже Эдик, насчет которого он имел точку зрения вполне определенную. Но чтобы точка эта подтвердилась, нужно было узнать немало от Аллочки. И хотя Мазин был почти уверен, что идет не главным ходом, а обследует всего лишь один из тупиков, он понимал, что и в тупик этот необходимо зайти, потому что, прежде чем заблестит золотая жила, всегда приходится переворачивать горы земли.
   Мысли эти занимали Мазина, когда он глотал невкусный, холодный кофе, дожидаясь, пока Аллочка выйдет из ателье. Но раньше внимание его привлек еще один человек - широкоплечий парень в кожанке, похожий на шофера, с обветренным, красным лицом и такими же руками, которыми он неловко держал стакан. Правда, в стакане жидкость была посветлее кофе, но парень, как и Мазин, часто посматривал через дорогу.
   "Коллега", - подумал Мазин, усмехнувшись. Он решил, что парень дожидается крго-нибудь из ателье. И не ошибся. Как только на дверях напротив появилась расхолаживающая табличка с надписью: "Закрыто", "коллега" засуетился, резко потянул кверху "молнию" на куртке, быстро допил стакан и двинулся к выходу. Мазин действовал спокойнее. "Интересно, за кого она меня примет? Вряд ли я похож на ловеласа".
   Аллочка вышла не одна. С ней был человек, которого Мазин сразу узнал по описаниям Козельского. Тот самый "Льоня" с черными подбритыми усиками над мокрыми губами. С порога кафе Мазин хорошо видел его лицо с выпуклыми, похожими на маслины высшего сорта глазами. "Льоня" улыбался и говорил что-то Аллочке, все норовя рукой коснуться, дотронуться до нее, а Аллочка отстранялась и, кажется, торопилась закончить этот разговор.
   Они стояли и говорили, и Мазин тоже стоял, парень же в кожаной куртке тем временем пересек улицу и, замедлив шаг, достал папиросу. Мазин услышал, как он спросил "Льоню":
   - Спички нету, браток?
   "Льоня" полез за спичкой, а Аллочка, обрадовавшись, что его прервали наконец, махнула рукой и быстро пошла вдоль улицы. Но прежде чем двинуться за ней, Мазин посмотрел еще раз на обоих мужчин и увидел, как "Льоня", глядя прямо в лицо "кожаному", кивнул вслед Аллочке, и кивнул не случайно, потому что "кожаный" наклонил голову, как бы говоря: "Понятно".
   "Ого! Что-то новенькое", - отметил Мазин.
   Так, втроем, они дошли до трамвайной остановки Впереди Аллочка, за ней, почти вплотную, парень в кожанке. Он шагал так целеустремленно, что даже столкнулся со встречным прохожим. О присутствии Мазина "кожаный" пока не подозревал.
   На остановке, как всегда в часы "пик", народу было много. "Придется потолкаться" Мазин предпочел бы соблюдать дистанцию.
   Подошел трамвай, сравнительно свободный, окраинного пятнадцатого маршрута. К нему двинулось несколько человек. Аллочка осталась на месте, но "кожаный", как заметил Мазин, сделал шаг к вагону и, кажется, удивился, что Аллочка не собирается ехать. А она спокойно достала из сумочки зеркало и рассматривала лицо, повернувшись к нему спиной. Прошел еще один трамвай. На этот раз "тройка", набитая до отказа. Мазин проводил ее с облегчением. Аллочка все еще любовалась на себя в зеркальце, а "кожаный" выплюнул изо рта окурок и растер его подошвой. Подошла "восьмерка" Аллочка сунула зеркальце в сумку. "Кожаный" ринулся к ней. Мазин приготовился... Но ничего не произошло Аллочка раздумала. В самый последний момент она отступила от подножки, и Мазину показалось, что "кожаный" пробормотал что-то нехорошее.
   Они остались рядом и посмотрели друг на друга: "кожаный" хмуро, Аллочка без всякого выражения, как смотрят сквозь стекло.
   "Будь она поумнее, она заметила бы его манипуляции", - подумал Мазин с сожалением. Он присел на освободившуюся скамейку.
   "Кожаный" тоже отошел от Аллочки.
   Снова показался "пятнадцатый", на этот раз не такой свободный. "Кожаный" отвернулся, и напрасно, потому что тут-то Аллочка и села. Вернее, не села, а остановилась на задней площадке прицепки. "Кожаный" заметил это, когда она была уже внутри. И здесь он проявил кое-какую смекалку. Вскочил на другую, переднюю, площадку. В наполненном вагоне, где выбираться нелегко, это была лучшая позиция. Мазин хотел войти вслед за "кожаным", но дверь захлопнулась перед самым его носом. Он услыхал звонок отправления и бросился назад, чтобы успеть хоть туда, но садиться в вагон не пришлось. В самых дверях Мазин столкнулся с Аллочкой. Она прыгнула ему прямо в руки, так что он едва успел поддержать ее. А трамвай двинулся с места и пошел, гремя и дребезжа по разболтанным рельсам, увозя "кожаного".
   - Извините, - сказала Аллочка.
   - Пожалуйста, - ответил Мазин, разглядывая ее. "Кажется, Вадик дал маху. Под челкой еще на палец наберется".
   - Ловко вы его провели.
   - Что?
   - Я про парня в кожанке. Кстати, как его зовут?
   - Не знаю.
   - Думаю, что это правда. "Льоня" демонстрировал вас довольно продолжительное время.
   - Разрешите пройти, гражданин. Не знаю я, о чем вы...
   Мазин не пытался задержать ее. Он просто пошел рядом.
   - Конечно, тут нечего больше делать. Такой дурак может вернуться с ближайшей остановки.
   Аллочка смерила его любопытным взглядом:
   - Вы так всегда с девушками знакомитесь?
   - Нет, в первый раз.
   - Тогда придумайте что-нибудь поумнее.
   Мазин улыбнулся:
   - Зачем?
   - Не на такую напали. Идите-ка своей дорогой, а то...
   Она не договорила, и Мазин воспользовался этим.
   - Что?
   - Я милицию позову.
   - А почему вы не обратились к милиционеру, когда за вами следил этот "кожаный"?
   - Сказала же я вам, не знаю никакого "кожаного".
   Мазин уловил, как дрогнул ее голос.
   - Вот что, Аллочка... Хватит нам играть в кошки-мышки. Я ведь не похож на тех, кто пристает на улице к девушкам. Или вы обо мне более высокого мнения?
   Мнение свое она уточнять не стала.
   - Что вам нужно?
   - Вот это другой разговор. Видите стеклянную будочку? Там вы сможете съесть пирожное.
   - А вы что там будете делать?
   - Я не люблю пирожные. Я просто поговорю с вами.
   - Не знаю, о чем нам говорить.
   - Я скажу.
   Она глянула на него в упор, и Мазин снова подумал, что Козельский ошибся.
   - Послушайте, незнакомый товарищ. Я съем пирожное, чтобы доставить вам удовольствие, но прошу вас таким тоном со мной не разговаривать. Я не маленькая.
   - Безусловно. Всего раза в два помоложе меня Но ссориться не будем. Будем говорить серьезно, с полным доверием друг к другу.
   Она вдруг улыбнулась.
   - Смешной вы.
   - Не все так думают, - заверил ее Мазин, открывая дверь кафе.
   - Одно пирожное и по чашечке кофе, пожалуйста. Только горячего, если можно. Холодный я уже пил.
   Он повернулся к Аллочке:
   - Хорошо здесь, правда? Тихо.
   - Я спешу, - ответила девушка, откусывая кусочек пирожного.
   - Прекрасно. Тогда скажите, чем мог интересоваться этот несимпатичный юноша в кожаной куртке? Любовь? Ревность?
   Аллочка отрицательно покачала головой.
   - Правильно. Я тоже так думаю.
   - Но почему вы все это спрашиваете?
   - Да, я и забыл совсем. Нам же нужно познакомиться.
   И Мазин протянул ей удостоверение.
   Аллочка изучала его тщательно. Мазин не выдержал, спросил:
   - Ну, как? Все правильно?
   - Кажется, правильно. Но что сказать вам, не знаю.
   - Может, вместе подумаем? Я подскажу кое-что, а?
   - Да что вы мне подскажете?
   - Подскажу, что интересует их, простите меня, не столько вы, сколько Эдик.
   Аллочка нагнула голову.
   - Вот видите. Где он?
   Она положила пирожное на блюдечко.
   - Не знаю. Уехал он... неожиданно.
   - И не сказал куда? Даже вам?
   - Не сказал. Сказал, что напишет.
   Мазин сжал и разжал под столом руку. Значит, все-таки дурочка? Обыкновенная обманутая девчонка, которая верит, что он напишет? Но зачем ей тогда скрываться? И что они могут выследить? Он смотрел, как она ест пирожное, без удовольствия, просто потому, что он заставил ее есть. Может, и обманутая.
   - Что же им от него нужно? Почему он скрылся?
   - Лешка говорит, он ему деньги должен. Не отдал будто.
   - Это правда?
   Мазин видел, что ей трудно. Она никак не могла найти правильной линии поведения. Что-то ей хотелось сказать, но не все и даже, наверно, не главное, но она, видимо, не могла отделить это неглавное от того, что говорить не хотела ни в коем случае.
   Он протянул руку и дотронулся до ее пальцев:
   - Алла. Я прекрасно вижу, что вы ни в чем не виноваты. Но сказать все, что вы знаете, вы почему-то не решаетесь. Почему? Боитесь? Не доверяете мне? Попробуйте преодолеть себя. Я хочу помочь вам. Правда. - Он глянул ей в глаза. - Я могу вам пригодиться. - Мазин помолчал. - Но смотрите, как бы вам не опоздать. Бывает, что становится поздно. Ну?
   Она заморгала, как будто боялась заплакать:
   - Не верю я, что Эдик ему должен. Он сам с него деньги тянул.
   - А у Эдика бывали деньги?
   - Да, он очень хороший мастер.
   - И получал хорошие чаевые?
   - Его благодарили люди. Что здесь плохого? Все так делают.
   - К сожалению.
   Мазин вспомнил кое-что из своего общения с Эдиком.
   - А больше он ничего не получал?
   - Нет, не знаю.
   - Значит, Лешка врет? Зачем же ему тогда Эдик?
   Она опять заморгала:
   - Ну, не знаю, не знаю... Может, они его в шайку втягивали. Но он хороший, хороший.
   "Врет она или говорит правду, но Эдика любит, хотя, может быть, он того и не стоит. Впрочем, что значит, не стоит? Разве это делается по выбору? Да еще в таком возрасте. И так ли уж плох Эдик? Оказалась же эта девчонка умнее и искреннее, чем решил Вадим. Может быть, и я вижу Эдика в слишком темных красках? "Все так делают". Не так-то просто быть лучше тех, кто тебя окружает".
   - Вы где живете, Алла?
   - В общежитии.
   - Вам нравится ваша работа?
   - Что в ней хорошего? Бумажки выписывать?
   - Мечтаете об институте?
   - Трудно это.
   - В жизни все нелегко.