Шестаков Павел Александрович
Через лабиринт
Павел Александрович ШЕСТАКОВ
ЧЕРЕЗ ЛАБИРИНТ
Повесть
I
В котельной было сумрачно. Покрытые темной пылью лампочки слабо освещали низкие своды, кучи штыба и грязный бетонный пол. По стенам щупальцами ползли горячие трубы.
Мазин подошел к топке и заглянул внутрь - туда, где гудело красное пламя. Казалось, он просто любуется пляшущими огненными языками. Потом посмотрел вокруг себя. Длинная стальная кочерга валялась рядом. Мазин взял ее и опять склонился над пламенем. Черный, загнутый на конце прут вошел в топку, нащупал какой-то предмет и вытолкнул его из огня. Это была небольшая железная коробка, покорежившаяся от жара и немножко оплывшая по краям. Она быстро темнела, покрываясь серой окалиной.
- Если не ошибаюсь, футляр от очков.
- Точно, - торопливо подтвердил Семенистый. - Дедовы глаза...
Семенистый пришел в Управление, когда рабочий день уже заканчивался.
- К вам тут человек, Игорь Николаевич, - доложил дежурный. Семенистый...
- Какой? - не понял Мазин.
- Семенистый по фамилии. Говорит, знает вас.
Мазин пожал плечами и покосился на циферблат старинных карманных часов, лежавших на столе. Они достались ему от отца, а того наградили еще в гражданскую. Мазин постоянно носил часы с собой: ему казалось, что они приносят ему удачу.
- Семенистый? Не помню. Ну ничего. Пусть войдет.
Однако узнал он его сразу, едва тот переступил порог.
- Разрешите, товарищ начальник?
- Входите.
Еще бы не узнать эти кустистые бачки на розовых толстых щеках! Физиономию Семенистого можно было бы печатать на обложке журнала "Здоровье", если бы не глаза. Глаза были мутноватые и заметно отечные.
- Ну как телевизор, товарищ начальник? Претензий не имеете к нашей конторе?
- Вы это пришли узнать?
- Да нет. Насчет телевизора я между прочим, - сказал Семенистый, усаживаясь на стул. - История тут одна произошла.
Мазин ждал, стараясь угадать, какая же история могла привести в его кабинет этого деятеля получастной инициативы.
С месяц назад у Мазина поломался телевизор, пришлось вызвать мастера из ателье. Так он впервые встретился с Семенистым. Тот пришел, попахивая шипром и дешевым портвейном, назвался Эдиком, открыл заднюю стенку телевизора, постучал по ней отверткой и сказал, блеснув золотым зубом:
- Ну и дела! Без пол-литра не разберешь...
Мазин вздохнул и, стыдясь своей слабохарактерности, достал из холодильника бутылку.
Семенистый повеселел. В два счета справившись с пустяковой, видимо, работой, он заявил, что "бандура будет работать как часы", и главное - не деньги, а взаимное уважение, потому что он пить ни за что не будет. Мазин проглотил рюмку, надеясь, что Эдик не узнает, где он работает.
Но Эдик узнал и вот сидит напротив и наверняка собирается о чем-то просить, потому что такие люди, как он, хоть и чтут уголовный кодекс, но на мелочах ловятся непрерывно, а поймавшись, долго и от души обижаются и ищут "правды".
Вспомнив все это, Мазин еще раз пожалел о выпитой рюмке.
- Так что же за история случилась с вами? - спросил он сухо.
- Да ничего особенного. Я, собственно, для порядочка. Чтоб недоразумения не получилось.
- Хорошо, хорошо. Рассказывайте.
- Хозяин мой квартирный пропал, Укладников Иван Кузмич.
- Пропал? Когда же это случилось?
- Да вроде ночью сегодня.
Мазин взял авторучку.
- Давайте по порядку. Вы где живете?
- Магистральная, шестнадцать, квартира шестьдесят четыре.
Эту новую улицу Мазин знал: два ряда пятиэтажных кубиков вдоль полосы недавно уложенного асфальта и тоненькие топольки, гнущиеся на ветру, - так приблизительно выглядела Магистральная.
- Вы снимаете комнату? С семьей?
Семенистый потер блестящее колечко на пальце.
- Один в настоящее время.
Мазин мельком глянул на его тщательно подбритые усики и подумал, что Эдик, наверно, пользуется успехом у неуемных и нетребовательных женщин.
- Кто еще живет в квартире?
- Борька, геолог, но тот не в счет, с недельку как в Крым подался. А так только старик. Короче, по комнате на нос.
- Трехкомнатная квартира принадлежит одному человеку?
- Не... Квартиру его зятю дали. Зять у него тоже геолог... Он с жинкой на Север уехал. Даже обставиться не успел. А старика из деревни выписали, хату сторожить.
- Так, так... - Мазин делал короткие пометки. - Из чего же вы заключили, что старик исчез?
- Нету его - и все.
- Но прошло совсем немного времени. Даже суток не прошло.
- Для старика это что год. Он, кроме котельной да магазина, никуда не выходил. Сторожил, как верный пес Ингус государственную границу.
Мазин невольно улыбнулся.
- А что он делал в котельной?
- Истопником работал. Как дочка с зятем уехали, он туда. Они не разрешали, стеснялись, что папаша будет по двору чумазый ходить. А дед борец за повышение жизненного уровня. Меня на квартиру пустил, в котельной подрабатывал. Откуда и не вернулся. Ночная смена у него была. Я утром встал - деда нема. Умылся, собрался на работу - нема. А пора бы и быть. Спустился в котельную, чтоб ключ отдать, а его напарник меня матюгом: "Где, говорит, твой хрыч шляется? Ушел со смены, чуть котел не запорол".
- Следовательно, Укладникова напарник в котельной не застал. А когда вы видели его в последний раз?
- Как он уходил, с вечера. Надел свою робу и пошел.
- Так. Что же вы сделали, узнав, что Укладников исчез из котельной?
Семенистый пожевал мясистыми губами.
- Да я тогда не подумал, что он совсем исчез. Думаю: вот чудик! Куда это его понесло неумытого? Я больше подумал, что мне с ключом делать...
- Разве у Укладникова не было своего ключа?
- В том-то и дело. У нас такой замочек, что любой сейф позавидует, и к нему вот этот единственный и хитрый ключ.
Семенистый достал большой, с замысловатыми бороздками ключ.
- Никому чужому не давал. Нам с Борькой только на ночь, когда на смену шел. Потому я его и взял с собой на работу. Думал, старик придет за ключом. А он не пришел. Тут я и стал соображать, что дело пахнет керосином. Ну и двинул сюда.
- Вы дома после работы были?
- Был. Все заперто. Соседи тоже не видели его.
- Еще один вопрос. Вы уверены, что ночью Укладников не заходил в квартиру? Вы крепко спите?
Что-то вроде сомнения мелькнуло на толстом лице Семенистого, но лишь на секунду.
- Да как же он мог зайти, если хата заперта?
Мазин посмотрел на ключ.
- Ладно. Поедем, посмотрим вашу "хату"...
В машине уже он подумал, что вся эта история, возможно, ломаного гроша не стоит, и старик никуда не исчез, а просто хлебнул лишнего с каким-нибудь случайным или не случайным дружком-собутыльником, и он зря тратит время.
Однако спросил Семенистого, с которым сел сзади:
- Укладников пьет?
- По субботам...
- А по пятницам?
Но Эдик не шутил.
- Да нет... Точно, по субботам. В баню сходит и четвертинку позволит себе. Ванной-то он не пользовался и нас не пускал. Говорит: "Поломаете еще, а мне перед хозяевами отвечать..." Дочку с зятем он хозяевами называл... Вообще-то старик жмот был...
- Почему вы говорите "был"?
Мазин не ловил Семенистого на слове. Вопрос этот пришел ему в голову неожиданно, хотя Эдик с самого начала упоминал об Укладникове в прошедшем времени.
- Почему?
- Да, почему?
Может, машина повернула слишком круто, а возможно, Эдик слишком сильно нажал на спичку, которой как раз собирался зажечь сигарету, но спичка переломилась и упала на резиновый коврик на полу машины. Семенистый опустил голову, нагнулся, поднял спичку и засунул ее под донышко коробки. Потом только ответил:
- Да ведь пропал он...
И еще раз не увидел, а скорее почувствовал Мазин какую-то маленькую, почти неуловимую заминку в его ответе. Но могла она и показаться.
"Пропал"...
Из-под колес "Волги" прыскали грязные струйки. Снег уже стаял, но настоящее тепло еще не пробилось в город через плотные весенние тучи, нависшие над почерневшими за зиму крышами. Было сыро и зябко. Перед тем как выйти из машины, Мазин поднял воротник своего негреющего короткого пальто.
По хлюпающим доскам они перешли разрытую мостовую и вошли во двор, сразу за которым начиналась бурая степь, где через год или два должны были появиться кварталы многоэтажных домов, а пока гулял ветер да тащился одинокий самосвал, покачиваясь, как пьяный, на скользких ухабах.
Семенистый первым вошел в подъезд, за ним - лейтенант Козельский, который вел машину, а потом и Мазин, поеживаясь от холода и все еще не уверенный в том, что Укладников исчез.
Замок оказался действительно "хитрым". Чтобы открыть его, нужно было поворачивать ключ справа налево. Кроме того, на дверях были набиты цепочка и щеколда. Мазин отметил все это мельком и прошел в коридор. Сюда выходили двери комнат.
"Хорошая планировка", - подумал он, вспомнив свою большую неудобную комнату в старом доме, и взялся за среднюю дверь.
- Нет, нет, - остановил его Эдик. - Здесь никто не живет. Здесь хозяйские вещи свалены. Она заперта.
Возможно, Мазин и послушал бы его, если б "запертая" дверь не подалась легко внутрь. Он вопросительно глянул на Семенистого, но тот и сам как будто удивился:
- Всегда заперта была...
В комнате действительно никто не жил. Там в беспорядке были нагромождены немногие вещи, в основном книги, связанные, очевидно для перевозки, пачками и обернутые старыми газетами. Мазин надорвал одну пачку, ожидая увидеть что-ниюудь по геологии, но это оказалось собрание сочинений Достоевского. Надорвал другую - та сплошь состояла из детективов. Семенистый, стоя на пороге, настойчиво пояснял:
- Они только что получили квартиру и через три дня уехали. Ничего разобрать не успели. Видите, пылища какая. А дед на кухне жил.
- Зажгите свет, - попросил Мазин.
Семенистый щелкнул выключателем. Теперь стало ясно видно то, что было почти незаметно в вечерних сумерках. На покрытом пылью полу отчетливо выделялись следы. Они тянулись от двери к одному из шкафов - большому застекленному книжному шкафу.
- Вы входили в комнату сегодня или вчера? - спросил Мазин, поворачиваясь к Семенистому.
- Я же говорю, она заперта была.
- А в шкафу что было, не помните?
- Пустой был. - Эдик во все глаза смотрел на шкаф.
Мазин потянул дверцу. Полки в самом деле оказались пустыми. Присев на корточки, он стал рассматривать след. Простым глазом был виден и отпечаток подошвы, и мелкие, засохшие куски глины, которую растаскали по всему двору от разрытой канавы, и кое-что еще, заинтересовавшее Мазина больше всего.
- Видим Сергеевич! - позвал он Козельского.
Тот вошел в комнату, старательно обходя следы.
- Как вы думаете, что это такое? - Мазин показал на темный комочек, прилипший к глине.
Козельский нагнулся.
- По-моему, уголь... Кто-то пришел сюда из котельной?
- Видимо, Укладников, раз наш друг Эдуард... Как вас по батюшке, Семенистый?
- Тарасович, - буркнул Эдик.
- ...Эдуард Тарасович сюда не заходил.
- Интересно.
- Может стать интересным, если только старик не пьянствует где-нибудь с приятелями. Я пока придерживаюсь этой наиболее простой версии.
Но, сказать по правде, Мазин уже сомневался в ней.
Ничто больше в квартире не бросилось им в глаза. В комнате геолога господствовал спартанский порядок. Железная койка была заправлена по-солдатски, чемодан с небогатым скарбом заперт. У Семенистого же преобладал холостяцкий хаос. К нему Мазин заглянул ненадолго, скользнув взглядом по стене, куда хозяин обильно накнопил кинодив, вырезанных из заграничных журналов. Спросил только:
- Вы здесь постоянно прописаны?
- Куда там! Не знаете вы нашего деда... Три месяца.
- И геолог на три месяца?
- Нет, Борька постоянно. Его еще зять прописал.
Мазин кивнул и вышел из комнаты.
Внимательно осмотрел он пожитки Укладникова в стенном шкафу:
- Вы знали его вещи, Семенистый? Все здесь?
- Вроде все.
Эдик явно помрачнел и отвечал неохотно и коротко, совсем не так, как говорил до сих пор.
- В чем он чаще ходил?
- Вот в этом. - Эдик качнул потрепанный пиджачок.
В кармане нашелся паспорт и две рублевые бумажки.
- Не знаете, где он хранил деньги?
- Какие?
- Ну, зарплату, пенсию, то, что от вас получал. Вы же говорите, что деньги у него водились.
- Водились, да нам он про них не докладывал.
- Ладно, потом посмотрим повнимательнее. Если не вернется ваш дед жив-здоров да не выругает нас. А пока спустимся в котельную.
Дорогу опять показывал Эдик. Его первого и увидел напарник Укладникова.
- Ты мне скажи, где твой старый? Сколько я за него торчать должен?
OCR & SpellCheck: Vager (vagertxt@inbox.ru), 26.09.2003
Мазин, спускавшийся следом по крутой железной лестнице, остановился, слушая сиплую ругань истопника.
- Да помолчи ты, папаша, - перебил Семенистый. - Жалуйся в домоуправление. Вот люди с тобой потолковать хотят.
- Пошел ты со своими людьми знаешь куда...
- Куда же, если не секрет? - спросил Мазин.
- А туда... - начал было истопник, но осекся, заметив за его спиной шинель Козельского.
Это был человек неопределенного возраста. Может, ему было и сорок, а может, и все шестьдесят. Но силенка чувствовалась в нем несомненная, крутые плечи распирали черную латаную рубашку. Низколобое лицо выглядело недружелюбно. Угол редкозубого рта и часть выступающего подбородка прикрывал грязный пластырь.
Пластырь этот и заметил вначале Мазин, а потом уже свежую ссадину на щеке и синяк под глазом.
- Вы здесь работаете?
- Работаю. Это работа разве? Каторга...
- Об этом потом. Как вас зовут?
- Харченко зовут меня. Василий Прокофьевич.
- Вы знали Укладникова?
- А то нет!
- Когда вы видели его в последний раз?
- Вчера сменялись в это время.
- Ясно. Он не говорил, что собирается уйти раньше обычного.
- Ничего не говорил.
- И вы не знаете, где он находится сейчас?
- Это вы мне скажите, где он находится. Вы ж милиция.
- Скажем со временем. Покажите котельную.
- Смотрите, мне не жалко.
И вот Мазин держит в руках горячую еще коробочку.
Потом он поддел край футляра перочинным ножом. Внутри можно было узнать остатки дужек и расплавившихся стекол. Мазин протянул футляр Харченко:
- А вы что скажете? Вы работали вместе. Видели вы у Укладникова такие очки?
- Да разве их разберешь?
- Пойдемте в вашу комнату.
В маленькой рабочей комнатушке с засиженным мухами небольшим окошечком стояли старая железная койка, тумбочка и небольшой столик. На крючке висело серое длинное пальто.
- Ваше пальто?
- Мое.
Харченко загородил вешалку спиной.
- Разрешите.
Мазин снял пальто с крючка, а Козельский, опустив руку в карман, стал рядом с Харченко.
- Отчего эти пятна на пальто?
- Ну, кровь это, кровь, - зло ответил Харченко. - Подрался я спьяну, вы ж видите...
Он показывал на свое побитое лицо.
- Придется кое-что уточнить. Поедете с нами.
- Да как же я котельную брошу? Я ж сказал - подрался.
Харченко потянул из рук Мазина пальто. Что-то звякнуло. Мазин слегка отстранил истопника и полез в карман. Там оказалась только дырка. Тогда он тряхнул пальто, и снова что-то звякнуло. Мазин просунул пальцы в дыру и, пошарив за подкладкой, достал серебряные часы на цепочке.
- Дедовы! - выкрикнул Эдик.
А Харченко замотал вдруг головой и завопил:
- Подстроили, душегубы! Пейте кровь с инвалида, расстреливайте!
И начал рвать на себе рубаху.
II
Валерий Брусков спал беспокойно, хоть дежурная по гостинице и обещала его разбудить вовремя. Проснулся он в половине четвертого, посмотрел на часы, обругал себя - ведь спать можно было еще целый час, решил больше не спать, а полежать просто - и заснул так, что будить все-таки пришлось.
- Молодой человек. Пора...
Валерий бросился умываться.
Из гостиницы он вышел бодрым и, перекинув через плечо спортивную сумку, зашагал по светлеющим улицам поселка к вокзалу.
Прошлой весной Валерий еще был студентом, а сейчас работал в редакции областной молодежной газеты и никак не мог привыкнуть к тому, что он взрослый, что два раза в месяц расписывается в ведомости, получая зарплату, а не стипендию, что иногда фамилия его появляется на газетной полосе и ее читают тысячи людей.
Каждая командировка волновала Брускова: то он боялся, что не соберет материала, то - что плохо напишет, а еще хуже, если ошибется и придется давать опровержение. Более опытные ребята посмеивались над его страхами, но Валерий не мог переломить себя. Был он человеком впечатлительным и часто нервничал по мелочам.
Даже сейчас, хотя ехал он домой и до отхода поезда оставалось около часа, а билет лежал в кармане, Валерий спешил. Вышел он на перрон, когда малоразборчивый голос только хрипел над немноголюдными платформами: "Объявляется посадка на поезд номер двести двенадцать, следующий до..."
Возле состава переминались с ноги на ногу заспанные проводники. Валерий протянул билет и вошел в вагон вторым. Раньше него проскочил юркий паренек в стеганке и кепке. Вагон был новым, с мягкими голубыми креслами самолетного типа и большими зеркальными окнами. Брусков подумал, что обязательно опишет этот вагон в своем очерке. У него даже наметилась первая фраза: "Я вспомнил, как несколько лет назад по заданию редакции ехал в тот же город в старом рабочем поезде..." Но тут он вовремя сообразил, что несколько лет назад никуда по заданию редакции не ездил.
Между тем парень, прошмыгнувший впереди Брускова, задержался в проходе, выбирая место, и Валерию пришлось приостановиться позади него на секунду или две, не больше. Парень прошел вперед, но не сел, а только положил на облюбованное кресло кепку и вышел в передний тамбур. Все это Брусков отметил между прочим, не подозревая еще, что скоро эти вроде бы незначительные детали сыграют свою роль в деле очень серьезном.
Наполнялся вагон постепенно, людей было не так уж много. Почти половина мест осталась свободной, когда загудела сирена электровоза и поезд покатил, раскачиваясь на рессорах и убаюкивая недоспавших пассажиров. И тут Брусков снова заметил парня в стеганке. Тот вернулся из тамбура, сунул в откидную пепельницу окурок и, придерживаясь за спинки кресел, прошел на свое место.
Валерий прикрыл глаза, но спать не хотелось. Он думал о своих очерках: о том, что ему было поручено написать, и о другом, о чем еще не знали в редакции.
Написать было поручено о молодом рабочем с химкомбината, построенного недавно в Береговом. Задание это Брусков выполнил добросовестно, придумал удачное, как казалось, название - "Ему послушны молекулы", посмотрел комбинат, побеседовал в комитете комсомола с секретарем. Секретарь рассказал Валерию все толково: "Хороший парень. Аппаратчик, заочник, спортсмен - короче говоря, наша гордость. На комбинате с первого дня и даже раньше, в том смысле, что еще до пуска работал на строительстве. Сейчас ударник и дружинник".
Ударника и самого привели в комитет, и он все подтвердил: да, и заочник, и аппаратчик, и дружинник, и разряд есть по настольному теннису. На вопросы он отвечал лаконично, а больше кивал и вроде бы смущался. Но его скоро отпустили, а секретарь сказал Брускову:
- Ты не думай... Он парень железный.
Валерий пожал плечами. Парень вел себя, как полагалось, хотя на самом деле он, может, и не был таким уж скромным, а просто злился, что его отрывают от дела, чтобы написать то, чему сам он не поверит. И Брусков чувствовал это. Конечно же, ему хотелось написать не так, как писали уже тысячу раз, а как-то иначе. Но как именно, он не знал, потому что был еще молодым, застенчивым и не умел находить в разговоре с людьми того необходимого ключа, без которого невозможно узнать ничего, кроме того, что парень - аппаратчик, заочник и так далее.
Об этом он думал и в рабочей столовой, куда пришел из комитета, чтобы перекусить. И еще он поглядывал на молоденьких прядильщиц, что ели булочки с кефиром за соседним столиком. Но поглядывал осторожно, чтобы не показалось, что он на них пялится. Девушки же посматривали на него гораздо смелее и, когда Валерий отворачивался, посмеивались потихоньку.
Вдруг одна из них поднялась и направилась прямо к Валерию. Брусков вспомнил, что эта темненькая и разбитная, как видно, девушка заглядывала в комитет, когда он вытягивал "показания" из своего образцово-показательного парня.
- Товарищ корреспондент, вас можно на минутку?
Валерий глотнул чаю, чтобы протолкнуть застрявший в горле кусочек антрекота.
- Пожалуйста.
Девушка села за столик и придвинулась к Брускову так близко, что он уже и не мог разобрать, какая же она собой. Видел только, что глаза у нее смеются. Но, в общем, она старалась держаться серьезно.
- Товарищ корреспондент, вы в стихах разбираетесь?
Этого Брусков не ожидал.
- В стихах? Почему в стихах?
Наверно, выглядел он глуповато, потому что девушка не выдержала хохотнула. И этим помогла Брускову. Он и сам засмеялся, и смех разрядил смущение.
- Да вы ж из газеты. Там и стихи печатают.
- Да, конечно. А что вас интересует?
- Меня-то? Меня ничего. Вот девчонка у нас одна есть. Подружка моя. Она пишет. Может, посмотрите?
Девчонку, которая писала стихи, звали Майкой. Она пришла к Брускову в гостиницу вместе со своей разбитной подружкой - Жанной. Еще в номере Валерий услыхал, как Жанна громко спрашивает у дежурной в коридоре:
- Где тут у вас корреспондент живет? Молодой такой, симпатичный. А вы его не вызовете? Мы договорились... Нет, нет, сами мы не пойдем. Мы девушки гордые...
"Без костей язык", - подумал Валерии, открывая дверь.
Майка оказалась совсем не похожей на подругу - беленькая, тихая, немного болезненного вида. В руке она держала свернутую трубочкой ученическую тетрадку и смущалась совершенно откровенно. Жанна почти силой втолкнула ее в комнату и тут же заторопилась:
- Ну, теперь вы тут сами. А то меня Нелька ждет. - И убежала.
Девушка сидела на стуле, опустив голову.
- Покажите ваши стихи.
Она подняла бледное лицо и виновато заморгала.
- А может, не нужно?
Брусков разозлился:
- Девушка, я тут в командировке нахожусь. Мне каждая минута дорога. Давайте-ка ваши стихи.
Майка протянула ему тетрадку. Наверно, она привыкла, что мужчины разговаривают с ней только о делах и поскорее.
Стихи, как и ожидал Брусков, были не блеск: аккуратненько выписанные чернилами строчки с правильными рифмами и всем известными истинами. Он перелистал несколько страниц и не знал, что сказать. Было жаль бледненькую Майку. "Может, попадется что-нибудь среднее, чтоб к дате какой-нибудь напечатать? Все-таки от станка. Редактор это любит". Одно стихотворение было с посвящением - "Розе Ковальчук". Чтобы не сразу говорить о главном, Брусков спросил:
- Кто эта Роза? Ваша подруга?
- Что вы! Это же партизанка. Вы разве не видели памятник на площади?
Памятника Валерий не видел.
- Здешняя партизанка? Интересно.
- Конечно, интересно! Она ж настоящая героиня. А я о ней нигде ничего не читала. Послушайте, товарищ корреспондент, напишите лучше о Розе. Это такая история...
Майя не преувеличивала. История Розы Ковальчук могла заинтересовать не только областную газету, и сейчас, в вагоне, Валерий уже мысленно разглядывал свой очерк об отважной подпольщице.
Поезд вдруг сильно качнуло, и Валерию пришлось, прервав размышления, открыть глаза. Парень в стеганке устроился впереди. Кепку свою он швырнул на узкую багажную полку. Рядом с кепкой на полке лежал новенький чемодан с блестящими ремнями. "Интересно, чей это? - подумал Валерий, потому что рядом с парнем никто не сидел. - Может, хозяин вышел покурить? Кажется, чемодан уже был на полке, когда Валерий вошел в вагон. Был или не был?"
Станция мелькала за станцией, в вагоне выключили электричество, ехать оставалось немного, а Брусков сидел и думал уже не о Розе Ковальчук и своем очерке, а о чемодане, лежавшем на полке. "Наверно, кто-то заскочил в вагон первым, бросил чемодан и вышел, а потом закрутился и отстал от поезда. Нужно будет сказать проводнику".
Рельсы за окном разбежались в разные стороны, начали двоиться, множиться. Мимо окна потянулись товарные вагоны. Поезд входил на большую станцию. Отсюда до города оставался один перегон. Но попасть в тот день домой Валерию так и не удалось.
Как всегда перед остановкой, в вагоне началось движение. Люди собирали вещи, некоторые заранее столпились у входа. Поднялся и парень в стеганке. Он поднял руку и... взял с полки чемодан. Валерий оглянулся по сторонам, но на парня никто не обратил внимания. А тот поставил чемодан на соседнее кресло и снова сел. Но перед тем как сесть, косанул по вагону настороженным взглядом.
"Вор", - решил Валерий и испугался.
Испугался потому, что вора нужно было задержать, а этого ему никогда не приходилось. Что же делать? Конечно же, выйти следом и сообщить милиционеру. На вокзале обязательно должен быть милиционер. А вдруг чемодан принадлежит самому парню? Валерий понимал, что мысль эта предательская и если он поверит в нее, то никогда не простит себе трусости.
Люди заспешили к выходу, но парень не торопился. "Может быть, он и не думает брать чемодан? - еще раз понадеялся Валерий. - Он же только переложил его с полки в кресло. Буду выходить - скажу проводнику - и все". Но тут парень двинулся, подхватив чемодан в опущенной руке так, что и не видно было, что он несет по проходу.
Валерий встал и пошел за парнем. Тот рассчитал правильно - оказался у выхода последним, но еще до того, как в вагон хлынули встречные пассажиры. Валерий, однако, успел выскочить следом и окончательно растерялся милиционера нигде не было видно. А вор (Валерий уже не сомневался, что парень в кепке - вор) быстро пересек ближний свободный путь и перешел на соседнюю платформу. Брусков шел за ним, все еще оглядываясь в поисках милиционера, но парень шагал широко и вот-вот мог скрыться из виду. Да и время шло. "Стоянка поезда - двенадцать минут".
ЧЕРЕЗ ЛАБИРИНТ
Повесть
I
В котельной было сумрачно. Покрытые темной пылью лампочки слабо освещали низкие своды, кучи штыба и грязный бетонный пол. По стенам щупальцами ползли горячие трубы.
Мазин подошел к топке и заглянул внутрь - туда, где гудело красное пламя. Казалось, он просто любуется пляшущими огненными языками. Потом посмотрел вокруг себя. Длинная стальная кочерга валялась рядом. Мазин взял ее и опять склонился над пламенем. Черный, загнутый на конце прут вошел в топку, нащупал какой-то предмет и вытолкнул его из огня. Это была небольшая железная коробка, покорежившаяся от жара и немножко оплывшая по краям. Она быстро темнела, покрываясь серой окалиной.
- Если не ошибаюсь, футляр от очков.
- Точно, - торопливо подтвердил Семенистый. - Дедовы глаза...
Семенистый пришел в Управление, когда рабочий день уже заканчивался.
- К вам тут человек, Игорь Николаевич, - доложил дежурный. Семенистый...
- Какой? - не понял Мазин.
- Семенистый по фамилии. Говорит, знает вас.
Мазин пожал плечами и покосился на циферблат старинных карманных часов, лежавших на столе. Они достались ему от отца, а того наградили еще в гражданскую. Мазин постоянно носил часы с собой: ему казалось, что они приносят ему удачу.
- Семенистый? Не помню. Ну ничего. Пусть войдет.
Однако узнал он его сразу, едва тот переступил порог.
- Разрешите, товарищ начальник?
- Входите.
Еще бы не узнать эти кустистые бачки на розовых толстых щеках! Физиономию Семенистого можно было бы печатать на обложке журнала "Здоровье", если бы не глаза. Глаза были мутноватые и заметно отечные.
- Ну как телевизор, товарищ начальник? Претензий не имеете к нашей конторе?
- Вы это пришли узнать?
- Да нет. Насчет телевизора я между прочим, - сказал Семенистый, усаживаясь на стул. - История тут одна произошла.
Мазин ждал, стараясь угадать, какая же история могла привести в его кабинет этого деятеля получастной инициативы.
С месяц назад у Мазина поломался телевизор, пришлось вызвать мастера из ателье. Так он впервые встретился с Семенистым. Тот пришел, попахивая шипром и дешевым портвейном, назвался Эдиком, открыл заднюю стенку телевизора, постучал по ней отверткой и сказал, блеснув золотым зубом:
- Ну и дела! Без пол-литра не разберешь...
Мазин вздохнул и, стыдясь своей слабохарактерности, достал из холодильника бутылку.
Семенистый повеселел. В два счета справившись с пустяковой, видимо, работой, он заявил, что "бандура будет работать как часы", и главное - не деньги, а взаимное уважение, потому что он пить ни за что не будет. Мазин проглотил рюмку, надеясь, что Эдик не узнает, где он работает.
Но Эдик узнал и вот сидит напротив и наверняка собирается о чем-то просить, потому что такие люди, как он, хоть и чтут уголовный кодекс, но на мелочах ловятся непрерывно, а поймавшись, долго и от души обижаются и ищут "правды".
Вспомнив все это, Мазин еще раз пожалел о выпитой рюмке.
- Так что же за история случилась с вами? - спросил он сухо.
- Да ничего особенного. Я, собственно, для порядочка. Чтоб недоразумения не получилось.
- Хорошо, хорошо. Рассказывайте.
- Хозяин мой квартирный пропал, Укладников Иван Кузмич.
- Пропал? Когда же это случилось?
- Да вроде ночью сегодня.
Мазин взял авторучку.
- Давайте по порядку. Вы где живете?
- Магистральная, шестнадцать, квартира шестьдесят четыре.
Эту новую улицу Мазин знал: два ряда пятиэтажных кубиков вдоль полосы недавно уложенного асфальта и тоненькие топольки, гнущиеся на ветру, - так приблизительно выглядела Магистральная.
- Вы снимаете комнату? С семьей?
Семенистый потер блестящее колечко на пальце.
- Один в настоящее время.
Мазин мельком глянул на его тщательно подбритые усики и подумал, что Эдик, наверно, пользуется успехом у неуемных и нетребовательных женщин.
- Кто еще живет в квартире?
- Борька, геолог, но тот не в счет, с недельку как в Крым подался. А так только старик. Короче, по комнате на нос.
- Трехкомнатная квартира принадлежит одному человеку?
- Не... Квартиру его зятю дали. Зять у него тоже геолог... Он с жинкой на Север уехал. Даже обставиться не успел. А старика из деревни выписали, хату сторожить.
- Так, так... - Мазин делал короткие пометки. - Из чего же вы заключили, что старик исчез?
- Нету его - и все.
- Но прошло совсем немного времени. Даже суток не прошло.
- Для старика это что год. Он, кроме котельной да магазина, никуда не выходил. Сторожил, как верный пес Ингус государственную границу.
Мазин невольно улыбнулся.
- А что он делал в котельной?
- Истопником работал. Как дочка с зятем уехали, он туда. Они не разрешали, стеснялись, что папаша будет по двору чумазый ходить. А дед борец за повышение жизненного уровня. Меня на квартиру пустил, в котельной подрабатывал. Откуда и не вернулся. Ночная смена у него была. Я утром встал - деда нема. Умылся, собрался на работу - нема. А пора бы и быть. Спустился в котельную, чтоб ключ отдать, а его напарник меня матюгом: "Где, говорит, твой хрыч шляется? Ушел со смены, чуть котел не запорол".
- Следовательно, Укладникова напарник в котельной не застал. А когда вы видели его в последний раз?
- Как он уходил, с вечера. Надел свою робу и пошел.
- Так. Что же вы сделали, узнав, что Укладников исчез из котельной?
Семенистый пожевал мясистыми губами.
- Да я тогда не подумал, что он совсем исчез. Думаю: вот чудик! Куда это его понесло неумытого? Я больше подумал, что мне с ключом делать...
- Разве у Укладникова не было своего ключа?
- В том-то и дело. У нас такой замочек, что любой сейф позавидует, и к нему вот этот единственный и хитрый ключ.
Семенистый достал большой, с замысловатыми бороздками ключ.
- Никому чужому не давал. Нам с Борькой только на ночь, когда на смену шел. Потому я его и взял с собой на работу. Думал, старик придет за ключом. А он не пришел. Тут я и стал соображать, что дело пахнет керосином. Ну и двинул сюда.
- Вы дома после работы были?
- Был. Все заперто. Соседи тоже не видели его.
- Еще один вопрос. Вы уверены, что ночью Укладников не заходил в квартиру? Вы крепко спите?
Что-то вроде сомнения мелькнуло на толстом лице Семенистого, но лишь на секунду.
- Да как же он мог зайти, если хата заперта?
Мазин посмотрел на ключ.
- Ладно. Поедем, посмотрим вашу "хату"...
В машине уже он подумал, что вся эта история, возможно, ломаного гроша не стоит, и старик никуда не исчез, а просто хлебнул лишнего с каким-нибудь случайным или не случайным дружком-собутыльником, и он зря тратит время.
Однако спросил Семенистого, с которым сел сзади:
- Укладников пьет?
- По субботам...
- А по пятницам?
Но Эдик не шутил.
- Да нет... Точно, по субботам. В баню сходит и четвертинку позволит себе. Ванной-то он не пользовался и нас не пускал. Говорит: "Поломаете еще, а мне перед хозяевами отвечать..." Дочку с зятем он хозяевами называл... Вообще-то старик жмот был...
- Почему вы говорите "был"?
Мазин не ловил Семенистого на слове. Вопрос этот пришел ему в голову неожиданно, хотя Эдик с самого начала упоминал об Укладникове в прошедшем времени.
- Почему?
- Да, почему?
Может, машина повернула слишком круто, а возможно, Эдик слишком сильно нажал на спичку, которой как раз собирался зажечь сигарету, но спичка переломилась и упала на резиновый коврик на полу машины. Семенистый опустил голову, нагнулся, поднял спичку и засунул ее под донышко коробки. Потом только ответил:
- Да ведь пропал он...
И еще раз не увидел, а скорее почувствовал Мазин какую-то маленькую, почти неуловимую заминку в его ответе. Но могла она и показаться.
"Пропал"...
Из-под колес "Волги" прыскали грязные струйки. Снег уже стаял, но настоящее тепло еще не пробилось в город через плотные весенние тучи, нависшие над почерневшими за зиму крышами. Было сыро и зябко. Перед тем как выйти из машины, Мазин поднял воротник своего негреющего короткого пальто.
По хлюпающим доскам они перешли разрытую мостовую и вошли во двор, сразу за которым начиналась бурая степь, где через год или два должны были появиться кварталы многоэтажных домов, а пока гулял ветер да тащился одинокий самосвал, покачиваясь, как пьяный, на скользких ухабах.
Семенистый первым вошел в подъезд, за ним - лейтенант Козельский, который вел машину, а потом и Мазин, поеживаясь от холода и все еще не уверенный в том, что Укладников исчез.
Замок оказался действительно "хитрым". Чтобы открыть его, нужно было поворачивать ключ справа налево. Кроме того, на дверях были набиты цепочка и щеколда. Мазин отметил все это мельком и прошел в коридор. Сюда выходили двери комнат.
"Хорошая планировка", - подумал он, вспомнив свою большую неудобную комнату в старом доме, и взялся за среднюю дверь.
- Нет, нет, - остановил его Эдик. - Здесь никто не живет. Здесь хозяйские вещи свалены. Она заперта.
Возможно, Мазин и послушал бы его, если б "запертая" дверь не подалась легко внутрь. Он вопросительно глянул на Семенистого, но тот и сам как будто удивился:
- Всегда заперта была...
В комнате действительно никто не жил. Там в беспорядке были нагромождены немногие вещи, в основном книги, связанные, очевидно для перевозки, пачками и обернутые старыми газетами. Мазин надорвал одну пачку, ожидая увидеть что-ниюудь по геологии, но это оказалось собрание сочинений Достоевского. Надорвал другую - та сплошь состояла из детективов. Семенистый, стоя на пороге, настойчиво пояснял:
- Они только что получили квартиру и через три дня уехали. Ничего разобрать не успели. Видите, пылища какая. А дед на кухне жил.
- Зажгите свет, - попросил Мазин.
Семенистый щелкнул выключателем. Теперь стало ясно видно то, что было почти незаметно в вечерних сумерках. На покрытом пылью полу отчетливо выделялись следы. Они тянулись от двери к одному из шкафов - большому застекленному книжному шкафу.
- Вы входили в комнату сегодня или вчера? - спросил Мазин, поворачиваясь к Семенистому.
- Я же говорю, она заперта была.
- А в шкафу что было, не помните?
- Пустой был. - Эдик во все глаза смотрел на шкаф.
Мазин потянул дверцу. Полки в самом деле оказались пустыми. Присев на корточки, он стал рассматривать след. Простым глазом был виден и отпечаток подошвы, и мелкие, засохшие куски глины, которую растаскали по всему двору от разрытой канавы, и кое-что еще, заинтересовавшее Мазина больше всего.
- Видим Сергеевич! - позвал он Козельского.
Тот вошел в комнату, старательно обходя следы.
- Как вы думаете, что это такое? - Мазин показал на темный комочек, прилипший к глине.
Козельский нагнулся.
- По-моему, уголь... Кто-то пришел сюда из котельной?
- Видимо, Укладников, раз наш друг Эдуард... Как вас по батюшке, Семенистый?
- Тарасович, - буркнул Эдик.
- ...Эдуард Тарасович сюда не заходил.
- Интересно.
- Может стать интересным, если только старик не пьянствует где-нибудь с приятелями. Я пока придерживаюсь этой наиболее простой версии.
Но, сказать по правде, Мазин уже сомневался в ней.
Ничто больше в квартире не бросилось им в глаза. В комнате геолога господствовал спартанский порядок. Железная койка была заправлена по-солдатски, чемодан с небогатым скарбом заперт. У Семенистого же преобладал холостяцкий хаос. К нему Мазин заглянул ненадолго, скользнув взглядом по стене, куда хозяин обильно накнопил кинодив, вырезанных из заграничных журналов. Спросил только:
- Вы здесь постоянно прописаны?
- Куда там! Не знаете вы нашего деда... Три месяца.
- И геолог на три месяца?
- Нет, Борька постоянно. Его еще зять прописал.
Мазин кивнул и вышел из комнаты.
Внимательно осмотрел он пожитки Укладникова в стенном шкафу:
- Вы знали его вещи, Семенистый? Все здесь?
- Вроде все.
Эдик явно помрачнел и отвечал неохотно и коротко, совсем не так, как говорил до сих пор.
- В чем он чаще ходил?
- Вот в этом. - Эдик качнул потрепанный пиджачок.
В кармане нашелся паспорт и две рублевые бумажки.
- Не знаете, где он хранил деньги?
- Какие?
- Ну, зарплату, пенсию, то, что от вас получал. Вы же говорите, что деньги у него водились.
- Водились, да нам он про них не докладывал.
- Ладно, потом посмотрим повнимательнее. Если не вернется ваш дед жив-здоров да не выругает нас. А пока спустимся в котельную.
Дорогу опять показывал Эдик. Его первого и увидел напарник Укладникова.
- Ты мне скажи, где твой старый? Сколько я за него торчать должен?
OCR & SpellCheck: Vager (vagertxt@inbox.ru), 26.09.2003
Мазин, спускавшийся следом по крутой железной лестнице, остановился, слушая сиплую ругань истопника.
- Да помолчи ты, папаша, - перебил Семенистый. - Жалуйся в домоуправление. Вот люди с тобой потолковать хотят.
- Пошел ты со своими людьми знаешь куда...
- Куда же, если не секрет? - спросил Мазин.
- А туда... - начал было истопник, но осекся, заметив за его спиной шинель Козельского.
Это был человек неопределенного возраста. Может, ему было и сорок, а может, и все шестьдесят. Но силенка чувствовалась в нем несомненная, крутые плечи распирали черную латаную рубашку. Низколобое лицо выглядело недружелюбно. Угол редкозубого рта и часть выступающего подбородка прикрывал грязный пластырь.
Пластырь этот и заметил вначале Мазин, а потом уже свежую ссадину на щеке и синяк под глазом.
- Вы здесь работаете?
- Работаю. Это работа разве? Каторга...
- Об этом потом. Как вас зовут?
- Харченко зовут меня. Василий Прокофьевич.
- Вы знали Укладникова?
- А то нет!
- Когда вы видели его в последний раз?
- Вчера сменялись в это время.
- Ясно. Он не говорил, что собирается уйти раньше обычного.
- Ничего не говорил.
- И вы не знаете, где он находится сейчас?
- Это вы мне скажите, где он находится. Вы ж милиция.
- Скажем со временем. Покажите котельную.
- Смотрите, мне не жалко.
И вот Мазин держит в руках горячую еще коробочку.
Потом он поддел край футляра перочинным ножом. Внутри можно было узнать остатки дужек и расплавившихся стекол. Мазин протянул футляр Харченко:
- А вы что скажете? Вы работали вместе. Видели вы у Укладникова такие очки?
- Да разве их разберешь?
- Пойдемте в вашу комнату.
В маленькой рабочей комнатушке с засиженным мухами небольшим окошечком стояли старая железная койка, тумбочка и небольшой столик. На крючке висело серое длинное пальто.
- Ваше пальто?
- Мое.
Харченко загородил вешалку спиной.
- Разрешите.
Мазин снял пальто с крючка, а Козельский, опустив руку в карман, стал рядом с Харченко.
- Отчего эти пятна на пальто?
- Ну, кровь это, кровь, - зло ответил Харченко. - Подрался я спьяну, вы ж видите...
Он показывал на свое побитое лицо.
- Придется кое-что уточнить. Поедете с нами.
- Да как же я котельную брошу? Я ж сказал - подрался.
Харченко потянул из рук Мазина пальто. Что-то звякнуло. Мазин слегка отстранил истопника и полез в карман. Там оказалась только дырка. Тогда он тряхнул пальто, и снова что-то звякнуло. Мазин просунул пальцы в дыру и, пошарив за подкладкой, достал серебряные часы на цепочке.
- Дедовы! - выкрикнул Эдик.
А Харченко замотал вдруг головой и завопил:
- Подстроили, душегубы! Пейте кровь с инвалида, расстреливайте!
И начал рвать на себе рубаху.
II
Валерий Брусков спал беспокойно, хоть дежурная по гостинице и обещала его разбудить вовремя. Проснулся он в половине четвертого, посмотрел на часы, обругал себя - ведь спать можно было еще целый час, решил больше не спать, а полежать просто - и заснул так, что будить все-таки пришлось.
- Молодой человек. Пора...
Валерий бросился умываться.
Из гостиницы он вышел бодрым и, перекинув через плечо спортивную сумку, зашагал по светлеющим улицам поселка к вокзалу.
Прошлой весной Валерий еще был студентом, а сейчас работал в редакции областной молодежной газеты и никак не мог привыкнуть к тому, что он взрослый, что два раза в месяц расписывается в ведомости, получая зарплату, а не стипендию, что иногда фамилия его появляется на газетной полосе и ее читают тысячи людей.
Каждая командировка волновала Брускова: то он боялся, что не соберет материала, то - что плохо напишет, а еще хуже, если ошибется и придется давать опровержение. Более опытные ребята посмеивались над его страхами, но Валерий не мог переломить себя. Был он человеком впечатлительным и часто нервничал по мелочам.
Даже сейчас, хотя ехал он домой и до отхода поезда оставалось около часа, а билет лежал в кармане, Валерий спешил. Вышел он на перрон, когда малоразборчивый голос только хрипел над немноголюдными платформами: "Объявляется посадка на поезд номер двести двенадцать, следующий до..."
Возле состава переминались с ноги на ногу заспанные проводники. Валерий протянул билет и вошел в вагон вторым. Раньше него проскочил юркий паренек в стеганке и кепке. Вагон был новым, с мягкими голубыми креслами самолетного типа и большими зеркальными окнами. Брусков подумал, что обязательно опишет этот вагон в своем очерке. У него даже наметилась первая фраза: "Я вспомнил, как несколько лет назад по заданию редакции ехал в тот же город в старом рабочем поезде..." Но тут он вовремя сообразил, что несколько лет назад никуда по заданию редакции не ездил.
Между тем парень, прошмыгнувший впереди Брускова, задержался в проходе, выбирая место, и Валерию пришлось приостановиться позади него на секунду или две, не больше. Парень прошел вперед, но не сел, а только положил на облюбованное кресло кепку и вышел в передний тамбур. Все это Брусков отметил между прочим, не подозревая еще, что скоро эти вроде бы незначительные детали сыграют свою роль в деле очень серьезном.
Наполнялся вагон постепенно, людей было не так уж много. Почти половина мест осталась свободной, когда загудела сирена электровоза и поезд покатил, раскачиваясь на рессорах и убаюкивая недоспавших пассажиров. И тут Брусков снова заметил парня в стеганке. Тот вернулся из тамбура, сунул в откидную пепельницу окурок и, придерживаясь за спинки кресел, прошел на свое место.
Валерий прикрыл глаза, но спать не хотелось. Он думал о своих очерках: о том, что ему было поручено написать, и о другом, о чем еще не знали в редакции.
Написать было поручено о молодом рабочем с химкомбината, построенного недавно в Береговом. Задание это Брусков выполнил добросовестно, придумал удачное, как казалось, название - "Ему послушны молекулы", посмотрел комбинат, побеседовал в комитете комсомола с секретарем. Секретарь рассказал Валерию все толково: "Хороший парень. Аппаратчик, заочник, спортсмен - короче говоря, наша гордость. На комбинате с первого дня и даже раньше, в том смысле, что еще до пуска работал на строительстве. Сейчас ударник и дружинник".
Ударника и самого привели в комитет, и он все подтвердил: да, и заочник, и аппаратчик, и дружинник, и разряд есть по настольному теннису. На вопросы он отвечал лаконично, а больше кивал и вроде бы смущался. Но его скоро отпустили, а секретарь сказал Брускову:
- Ты не думай... Он парень железный.
Валерий пожал плечами. Парень вел себя, как полагалось, хотя на самом деле он, может, и не был таким уж скромным, а просто злился, что его отрывают от дела, чтобы написать то, чему сам он не поверит. И Брусков чувствовал это. Конечно же, ему хотелось написать не так, как писали уже тысячу раз, а как-то иначе. Но как именно, он не знал, потому что был еще молодым, застенчивым и не умел находить в разговоре с людьми того необходимого ключа, без которого невозможно узнать ничего, кроме того, что парень - аппаратчик, заочник и так далее.
Об этом он думал и в рабочей столовой, куда пришел из комитета, чтобы перекусить. И еще он поглядывал на молоденьких прядильщиц, что ели булочки с кефиром за соседним столиком. Но поглядывал осторожно, чтобы не показалось, что он на них пялится. Девушки же посматривали на него гораздо смелее и, когда Валерий отворачивался, посмеивались потихоньку.
Вдруг одна из них поднялась и направилась прямо к Валерию. Брусков вспомнил, что эта темненькая и разбитная, как видно, девушка заглядывала в комитет, когда он вытягивал "показания" из своего образцово-показательного парня.
- Товарищ корреспондент, вас можно на минутку?
Валерий глотнул чаю, чтобы протолкнуть застрявший в горле кусочек антрекота.
- Пожалуйста.
Девушка села за столик и придвинулась к Брускову так близко, что он уже и не мог разобрать, какая же она собой. Видел только, что глаза у нее смеются. Но, в общем, она старалась держаться серьезно.
- Товарищ корреспондент, вы в стихах разбираетесь?
Этого Брусков не ожидал.
- В стихах? Почему в стихах?
Наверно, выглядел он глуповато, потому что девушка не выдержала хохотнула. И этим помогла Брускову. Он и сам засмеялся, и смех разрядил смущение.
- Да вы ж из газеты. Там и стихи печатают.
- Да, конечно. А что вас интересует?
- Меня-то? Меня ничего. Вот девчонка у нас одна есть. Подружка моя. Она пишет. Может, посмотрите?
Девчонку, которая писала стихи, звали Майкой. Она пришла к Брускову в гостиницу вместе со своей разбитной подружкой - Жанной. Еще в номере Валерий услыхал, как Жанна громко спрашивает у дежурной в коридоре:
- Где тут у вас корреспондент живет? Молодой такой, симпатичный. А вы его не вызовете? Мы договорились... Нет, нет, сами мы не пойдем. Мы девушки гордые...
"Без костей язык", - подумал Валерии, открывая дверь.
Майка оказалась совсем не похожей на подругу - беленькая, тихая, немного болезненного вида. В руке она держала свернутую трубочкой ученическую тетрадку и смущалась совершенно откровенно. Жанна почти силой втолкнула ее в комнату и тут же заторопилась:
- Ну, теперь вы тут сами. А то меня Нелька ждет. - И убежала.
Девушка сидела на стуле, опустив голову.
- Покажите ваши стихи.
Она подняла бледное лицо и виновато заморгала.
- А может, не нужно?
Брусков разозлился:
- Девушка, я тут в командировке нахожусь. Мне каждая минута дорога. Давайте-ка ваши стихи.
Майка протянула ему тетрадку. Наверно, она привыкла, что мужчины разговаривают с ней только о делах и поскорее.
Стихи, как и ожидал Брусков, были не блеск: аккуратненько выписанные чернилами строчки с правильными рифмами и всем известными истинами. Он перелистал несколько страниц и не знал, что сказать. Было жаль бледненькую Майку. "Может, попадется что-нибудь среднее, чтоб к дате какой-нибудь напечатать? Все-таки от станка. Редактор это любит". Одно стихотворение было с посвящением - "Розе Ковальчук". Чтобы не сразу говорить о главном, Брусков спросил:
- Кто эта Роза? Ваша подруга?
- Что вы! Это же партизанка. Вы разве не видели памятник на площади?
Памятника Валерий не видел.
- Здешняя партизанка? Интересно.
- Конечно, интересно! Она ж настоящая героиня. А я о ней нигде ничего не читала. Послушайте, товарищ корреспондент, напишите лучше о Розе. Это такая история...
Майя не преувеличивала. История Розы Ковальчук могла заинтересовать не только областную газету, и сейчас, в вагоне, Валерий уже мысленно разглядывал свой очерк об отважной подпольщице.
Поезд вдруг сильно качнуло, и Валерию пришлось, прервав размышления, открыть глаза. Парень в стеганке устроился впереди. Кепку свою он швырнул на узкую багажную полку. Рядом с кепкой на полке лежал новенький чемодан с блестящими ремнями. "Интересно, чей это? - подумал Валерий, потому что рядом с парнем никто не сидел. - Может, хозяин вышел покурить? Кажется, чемодан уже был на полке, когда Валерий вошел в вагон. Был или не был?"
Станция мелькала за станцией, в вагоне выключили электричество, ехать оставалось немного, а Брусков сидел и думал уже не о Розе Ковальчук и своем очерке, а о чемодане, лежавшем на полке. "Наверно, кто-то заскочил в вагон первым, бросил чемодан и вышел, а потом закрутился и отстал от поезда. Нужно будет сказать проводнику".
Рельсы за окном разбежались в разные стороны, начали двоиться, множиться. Мимо окна потянулись товарные вагоны. Поезд входил на большую станцию. Отсюда до города оставался один перегон. Но попасть в тот день домой Валерию так и не удалось.
Как всегда перед остановкой, в вагоне началось движение. Люди собирали вещи, некоторые заранее столпились у входа. Поднялся и парень в стеганке. Он поднял руку и... взял с полки чемодан. Валерий оглянулся по сторонам, но на парня никто не обратил внимания. А тот поставил чемодан на соседнее кресло и снова сел. Но перед тем как сесть, косанул по вагону настороженным взглядом.
"Вор", - решил Валерий и испугался.
Испугался потому, что вора нужно было задержать, а этого ему никогда не приходилось. Что же делать? Конечно же, выйти следом и сообщить милиционеру. На вокзале обязательно должен быть милиционер. А вдруг чемодан принадлежит самому парню? Валерий понимал, что мысль эта предательская и если он поверит в нее, то никогда не простит себе трусости.
Люди заспешили к выходу, но парень не торопился. "Может быть, он и не думает брать чемодан? - еще раз понадеялся Валерий. - Он же только переложил его с полки в кресло. Буду выходить - скажу проводнику - и все". Но тут парень двинулся, подхватив чемодан в опущенной руке так, что и не видно было, что он несет по проходу.
Валерий встал и пошел за парнем. Тот рассчитал правильно - оказался у выхода последним, но еще до того, как в вагон хлынули встречные пассажиры. Валерий, однако, успел выскочить следом и окончательно растерялся милиционера нигде не было видно. А вор (Валерий уже не сомневался, что парень в кепке - вор) быстро пересек ближний свободный путь и перешел на соседнюю платформу. Брусков шел за ним, все еще оглядываясь в поисках милиционера, но парень шагал широко и вот-вот мог скрыться из виду. Да и время шло. "Стоянка поезда - двенадцать минут".