Шестаков Павел. Через лабиринт

   Волоков переглянулся с Мазиным, будто поясняя, что на слог Васюченко обращать внимания не следует: все равно он дело скажет. Мазин понял. Козельский усмехнулся. Глеб, вытянув длинные, в узких зеленьгх брюках ноги, рассматривал носки туфель.
   Васюченко еще раз откашлялся:
   - Значит, штука такая... Товарищ судебно-медицинский эксперт заключает, что смерть наступила в результате отравления бытовым газом около часу ночи. - Он глянул из-под очков на Глеба. - В момент смерти умершая находилась в состоянии опьянения, что подтверждает и пустая бутылка из-под "Московской" водки на столе. Вот это, значит, будет первая картина. То есть женщина выпила и отравилась. Но нас интересует, зачем или, так сказать, умышленно или неумышленно все произошло...
   Следователь обвел всех взглядом, как бы призывая оценить трудность задачи, и опять откашлялся:
   - Известно, что самоубийцы обычно пишут записки, то есть поясняют причины. У Дубининой таковой обнаружить не удалось. И еще одна закавыка. Положение трупа, поза, так сказать. Позвольте представить фотоснимки. Спит человек - и все. На самоубийцу не похоже. Когда человек умирать собирается, он так спокойно лежать не будет.
   "Верно", - отметил про себя Мазин, разглядывая снимок.
   - Вот и получается вторая картина, так сказать, вступающая в противоречие с версией самоубийства. Но, с другой стороны, окна все, несмотря на жару, были закрыты и даже шторы опущены. Выходит, подготовка была, а это, в свою очередь, противоречит версии несчастного случая.
   - А убийства вы не предполагаете? - спросил Волоков.
   - Рассмотрена и такая возможность, но... - Васюченко развел худыми руками, - соответствующих фактов не обнаружено. Мы не нашли следов пребывания в доме посторонних людей. И опять, так сказать, главный вопрос - кому выгодно? В доме ничего не взято, то есть версия ограбления отпадает. Неизвестно нам и о какой-либо вражде, предполагающей месть по отношению к пострадавшей.
   - Какой же все-таки ваш вывод?
   Но Мазин не дал ответить:
   - С выводами спешить не следует. Матвей Кириллович объективно восстановил внешнюю картину смерти Дубининой, но, возможно, не все следы удалось сразу обнаружить. Я хочу и сам взглянуть на место происшествия.
   - Мы предполагали, что это потребуется, Игорь Николаевич, - сказал Волоков. - Все в доме оставлено на своих местах.
   - Вы не нашли там какие-нибудь письма?
   - Все бумаги в комоде, в верхнем ящике.
   - Благодарю, Дмитрий Иванович. А чем занимается Кравчук?
   - Кравчука держим под наблюдением.
   - Смотрите не провороньте. Думаю, что он понадобится. И еще два вопроса к вам, Матвей Кириллович. Первый. Соседка, кажется, нашла дверь незапертой. А какой замок в доме Дубининой?
   - Замок нестандартный. Видно, делался по специальному заказу.
   - Можно было захлопнуть дверь без ключа?
   - Нет, без ключа нельзя, но ключ, собственно, торчал в замке с внутренней стороны.
   - Вы хотите сказать, что, если бы выходивший из комнаты хотел запереть за собой дверь, он мог бы воспользоваться ключом?
   - Именно так.
   - Прекрасно. И второй вопрос. На столе находились бутылка из-под водки и один стакан. Бутылка пустая?
   - Пустая.
   - И никаких следов второго стакана? Ни в кухне, ни в буфете?
   - Нигде.
   - На стакане, разумеется, отпечатки пальцев только Дубининой?
   Васюченко потер переносицу, приподняв очки:
   - Об этом я хотел особо, Игорь Николаевич. Дело в том, что на стакане мы вообще не обнаружили отпечатков пальцев.
   - Вот как?
   - Но использовался он наверняка.
   - Очень интересно, - сказал Мазин. - Если позволите, мы попозже уточним детали. А пока я, с вашего разрешения, прогуляюсь немного, подышу целебным воздухом.
   Но ушел он не сразу. Задержался с Волоковым. Когда они остались вдвоем, капитан достал пачку сигарет, однако, заметив осуждающий взгляд Мазина, засмеялся:
   - Простите, Игорь Николаевич, забыл совсем, что вы принципиальный противник...
   - Курите, курите. Вы же у себя дома. Или все еще видите во мне начальника?
   - Не без того. Понагнали на меня страху в свое время. Как вспомню ваши проработки. "Бессмысленное и вредное занятие!"
   - И все-таки не в коня корм оказался.
   Они посмеялись.
   - Так что же, Дмитрий Иванович, по-вашему, произошло с Дубининой?
   Волоков положил на край пепельницы сигарету.
   - Честно?
   - Только так.
   - Не знаю, Игорь Николаевич. Так уж сложилась жизнь Дубининой, что произойти с ней могло все - и несчастный случай, и самоубийство, и самое трагичное - убийство. Я знал ее немного.
   - Расскажите.
   - Во время оккупации, когда она в городской управе работала, меня хотели угнать в Германию. Мальчишкой я был... Дубинина выручила. Пошла к бургомистру... Мать потом ей сала принесла, яичек, отблагодарить хотела, но та не взяла. Был такой случай. Но он к нынешней истории отношения не имеет.
   - Почему? Характеризует человека.
   - Отчасти, Игорь Николаевич. Та Дубинина была другая. Не думаю, чтоб она сейчас стала кому-нибудь помогать. Укатали сивку крутые горки. Форточки открывать любила, а вот душу ни-ни. Замкнуто жила, в себе.
   - Могли у нее быть сбережения, ценности?
   - Ходили тут сплетни, что не все отец ее увез, остались вроде драгоценности у матери. Но я думаю, это неправда.
   - А стремление покончить с жизнью могло быть?
   - Могло.
   - И несчастный случай мог быть?
   - Конечно. Выпила перед сном, повернула ручку, да не ту или не туда.
   - А окна закрытые, а шторы? Зачем? Мы полагаем, чтобы газ не выходил. А может быть, с другой целью?
   - Чтобы...
   Но Мазин предостерегающе поднял руку:
   - Не будем произносить имя нечистого. Но именно в этом плане мне и хочется посмотреть ее дом. Вы, конечно, увидели там немало, но свежий глаз тоже кое-что значит. Так что пойду подышу.
   Воздух был в самом деле хорош, и Мазин не мог не признать этого, обгоняя размеренно вышагивающих курортников. Он шел в сторону Лермонтовской, в сотый, а может быть, в тысячный раз перебирая сложившуюся ситуацию.
   У дома Дубининой на этот раз было немноголюдно. Один милиционер сидел на лавочке и скучал. Впрочем, может, и не скучал, а был доволен, что ему досталось такое нехлопотливое дежурство. Мазину он сказал, что в доме все в порядке.
   - Собаку вот только жалко, совсем занудилась, - добавил он, показывая на Рекса, который понуро лежал воале будки и скулил негромко, но удивительно тоскливо.
   Как бы почуяв, что речь идет о нем, пес приподнялся и заковылял к калитке, волоча за собой цепь.
   К собакам Мазин всегда был неравнодушен. Он вытащил из кармана полбулки с колбасой, которые купил себе, но съесть не успел, и протянул их Рексу. Тот понюхал бутерброды, посмотрел на Мазина грустными глазами и стал жевать медленно, как бы говоря: какая уж тут еда... Мазин почесал его между длинными вислыми ушами:
   - Ничего, старик, придумаем для тебя что-нибудь.
   Поднял собачью миску, чтобы налить псу воды. В старой жестянке что-то звякнуло. Мазин увидел кусок стекла. Поставив миску на землю, он взял стекло и стал внимательно его рассматривать. Потом повернулся к собаке и еще раз поглядел на нее, но уже без лирики, а с любопытством. По лбу Рекса проходил свежий овальный надрез, возле которого еще чернели капельки запекшейся крови, присохшие к рыжей шерсти.
   - Пострадал, друг. А за что? - спросил Мазин.
   Милиционер с интересом поглядывал на приезжего следователя. Мазин же, согнувшись, несколько раз прошелся от дома до собачьей будки, как будто искал что-то в примятой траве. Потом достал чистый носовой платок и сложил в него свои находки. Насколько мог видеть милиционер, это были кусочки стекла и какая-то белая, совсем небольшая тряпочка. Мазин завязал их в узелок и положил в карман.
   - Интересное что нашли? - спросил милиционер.
   - Возможно, - ответил Мазин и пошел в дом.
   Пробыл он там довольно долго, но что делал Мазин в комнатах, милиционер не видел. Обратил внимание только, как пристально осмотрел следователь замок на входной двери.
   Затем Мазин направился к дому Алтуфьевой.
   - Доброе утро, Мария Федоровна.
   - День добрый.
   Алтуфьева была настроена недружелюбно.
   - Понимаю, Мария Федоровна, что наш брат надоел вам. Но что поделаешь! Без вас нам не обойтись.
   Соседка была польщена:
   - Что уж там обходиться! Отравилась по пьянке Валентина - и все дело.
   - Ох, Мария Федоровна, не знаете вы нашу работу! Вот вы говорите, отравилась. А нам-то сказать так мало. Доказать все нужно. У нас начальство есть. А начальству, сами знаете, бумага нужна во всех подробностях. Ему просто так не скажешь - отравилась. Вот и приходится такие мелочи копать, что вроде бы сущая чепуха.
   Алтуфьева прониклась сочувствием к следовательской работе.
   - Да ладно уж, спрашивайте. Чего знаю - скажу.
   - Именно! - Мазин улыбнулся. - Только то, что знаете. А вопросы у меня легкие. Говорите, выпивала Дубинина?
   - Да уж что врать. Был грех.
   - И помногу?
   - Нет, этого не скажу. Выпьет стаканчик вина, и ничего, полегчает ей вроде. Ведь жизнь-то у нее нелегкая была. Таких родителей дочка, а в тюрьме сидеть пришлось...
   - Сидела-то она за дело.
   - За дело, конечно, но не злодейка ж все-таки была. Людей не выдавала, помогала даже. Это судьба такая у человека, вот что я вам скажу. Одинокая она в жизни была. Старик ей голову морочил; да уверена я, что женился он давно.
   - Позвольте, о каком это вы старике?
   - Да что письма писал Валентине. В ссылке познакомились. Говорила она, что он сюда приедет, жить вместе будут. Да что-то не здорово ехал. Помоложе себе наверняка подыскал. Я этих мужиков, слава богу, давно раскусила. Знаю, что им от нашей сестры требуется.
   - А Дубинина ему верила?
   - Видно, тоже перестала. Потому и к рюмке потянулась.
   - Да-а... Невеселая история. Кстати, вы сказали, что она вино пила. Почему именно вино? Водку ж тоже, наверно, пила?
   - Нет, нет! Вино всегда. Водку она не любила.
   - Вот как? Ну хорошо, Мария Федоровна, хорошо. - Мазин глянул через заборчик. - Собака-то скулит как жалобно. Не посоветуете, кому б отдать ее? Жалко, если пропадет.
   - Рекс-то? Да я б его и сама взяла. Собака умница и сторожует хорошо. Без толку не заливается всю ночь, как другие дурни, но уж чужого, будьте спокойны, не пропустит.
   - Возьмете, значит, Рекса? - обрадовался Мазин. - Тихая, говорите, собака?
   - Такая тихая... Только вчера как залилась часов в двенадцать! Рвется, лает, еле затихла. Тоскует, видно.
   - Вчера? - переспросил Мазин. - А вот в ту ночь, когда умерла Дубинина, не помните?..
   - Ой, и в ту ночь было. Я-то сплю по-стариковски, все слышу. Вдруг она среди ночи как кинется. И поверите, залаяла было - и тут же заскулила. Долго так скулила, как почуяла что. Животные, они всегда беду чувствуют.
   Мазин выслушал внимательно.
   - Спасибо, Мария Федоровна, за помощь. Только мужчин вы зря так строго судите. Старика-то, про которого вы говорили, Укладников его фамилия, убили недавно. Вот так.
   - Убили? Ах, изверги! Да за что ж его убить могли?
   - К сожалению, Мария Федоровна, не знаю.
   - Как же не знаете? А кто знает? Что вы за работники такие? Тут не знаете, там не знаете. Что ж, вы хотите, чтоб людей среди бела дня резать начали?.. Ай-я-яй, бедная Валентина! И старик ее, значит, не пережил! А она про это и не знала ничего, бедная. Ну и дела!
   - А может быть, она знала, Мария Федоровна?
   - Да откуда ж ей знать? Мне б то она уж сказала. Мы, как на базар собирались в тот день, я, помню, спросила: "Твой-то пишет?" - "Давно, говорит, - ничего не было".
   - Не помните, в какое время происходил этот разговор?
   - Да еще до обеда. Я с утра подстирывала, а она кричит мне: "Пойдешь, Маша, на рынок завтра?"
   - А после обеда вы ее не видели?
   - Нет, не видала.
   Мазин откланялся:
   - Рад был с вами познакомиться, Мария Федоровна. Будьте здоровы. А собаку возьмите обязательно. Хорошая собака, не пожалеете.
   XIV
   Мазин вернулся к Волокову с определенным планом действий.
   - Итак, Дубинина, несомненно, убита. Убита человеком, которого сама пустила в дом и с которым пила водку. Убийство было задумано заранее. Только этим можно объяснить полное отсутствие в доме следов и закрытые ставни. Предусмотрел убийца почти все. Но, как вы знаете, не оставить никаких следов невозможно. И то, что здесь кажется случаем, в сущности, закономерно. Помог Рекс, который не привык, чтобы ночью по двору ходили посторонние. Даже если они не входят, а выходят.
   Игорь Николаевич развязал носовой платок и положил перед капитаном свои находки:
   - Видите? Он очень аккуратно убрал со стола, после того как Дубинина захмелела и уснула. Но мыть посуду ему было, конечно, некогда. Поэтому стакан, на котором невозможно не оставить отпечатков пальцев, убийца захватил с собой, чтобы выбросить по дороге. Когда на него бросился Рекс, он ударил собаку стаканом, разумеется инстинктивно. И избавился от пса, ранив его. Но осколки остались. Немедленно передайте их на экспертизу. На этом стакане отпечатки пальцев должны быть наверняка.
   А вот и самое существенное - кусочек ткани, вырванный Рексом из рубашки убийцы. Край, видим, в крови. Рекс с гостем немножко поквитался. Думаю, что рана глубокая. Поэтому нужно немедленно связаться со всеми медицинскими пунктами - не обращался ли к ним человек, укушенный собакой.
   Волоков потянулся к звонку, но Мазин жестом остановил его:
   - Еще не все. Давайте небольшую заметку в местную газету. Что-нибудь вроде "Жертва неосторожности". За подписью работника Горгаза. Заметка будет всем полезна. И домохозяйкам, и нам, надеюсь. Мы должны е г о успокоить. Итак: экспертиза - раз, больницы и аптеки - два, газета - три. На сегодня вам хватит. А мне закажите билет на ближайший самолет.
   Капитан поднял брови:
   - А как же Кравчук?
   - К разговору с ним я и хочу подготовиться. Нужно срочно кое-что проверить. Если успею это сделать завтра, то послезавтра утром буду здесь. Тогда поохотимся вместе. Пока с вами останется Козельский. И вот еще... Рекса я разрешил забрать соседке.
   Волоков взялся за дело, едва простился с Мазиным. Но опрос в больницах ничего не дал. Никто с похожими на укусы ранами за помощью не обращался. Видимо, преступник предпочитал скрываться, не оставлять следов. Однако капитан не падал духом. Он зашел к Вадиму в гостиницу и рассказал, как реагировали в больницах на его вопросы.
   - В центральной так старались, что даже вспомнили старушку, которую кошка на прошлой неделе поцарапала.
   Но Козельский был угрюм.
   - Вы шутите, а убийца посмеивается над нами.
   - Вадим! В военное время про вас была поговорка - мрачный, как день без хлеба.
   И Волоков отправился в криминалистическую лабораторию. Судьба Дубининой не выходила у него из головы.
   "Неужели у нее были деньги? А если были, кто мог об этом знать? Только очень близкие, пользующиеся полным доверием. Но таких-то людей вокруг Дубининой и не было. Один погибший Укладников. Или его зять? Но это уже конек Козельского. Да так ли уж он плох, этот конек? Правда, Кравчука видели возле дома Дубининой днем, до ее смерти, но он мог и вернуться, зайти еще раз, обмануть наблюдавших за ним людей..."
   - Привет, Дмитрий Иванович!
   "Ох, уж эти курорты! Сколько здесь знакомых".
   Волоков махнул рукой встречному. Тот свернул в парикмахерскую, и за ее стеклом, в зале, капитан заметил еще одно, на этот раз не просто знакомое лицо. По мнению Волокова, лицо это должно было находиться совсем в другом месте. Но подойти к нему сейчас было нельзя. И капитан прошел мимо.
   Через пять минут он уже был в криминалистической лаборатории.
   Заключение экспертизы заставило Волокова произнести сакраментальную фразу:
   - Нет в жизни счастья!
   Эксперт, худой человек, на котором синий китель казался двумя номерами больше, чем нужно, пожал плечами.
   - К сожалению. Однако факт. На осколках стакана обнаружены отпечатки пальцев Дубининой. Только Дубининой, и ничьи больше.
   Волоков нахмурился.
   - Что поделаешь! Против науки не попрешь. Придется нам еще пошевелить мозгами.
   Потом он пригласил Козельского и рассказал о выводах экспертизы.
   - Ваше мнение, Вадим Сергеевич?
   Козельский вспомнил Кравчука там, на глухой дорожке, его немигающий взгляд, неотвратимое приближение большого, натренированного таежными переходами тела. Казалось, что секунда отделяет их от смертельной схватки.
   Но ее не произошло.
   "Виноват, - пробормотал тогда Кравчук. - Еще увидимся".
   И, резко повернувшись, исчез так быстро, что Вадим и сообразить ничего не успел. Только растерянно посмотрел ему вслед и увидел на площадке, повыше тропинки, мужчину в чесучовых брюках.
   В ближайшие два-три часа состояние лейтенанта было отчаянным: он не сомневался, что Кравчук скрылся. К полному его изумлению, вечером выяснилось, что геолог преспокойно вернулся к себе на квартиру и, по-видимому, не собирается уезжать из Тригорска и вообще прятаться.
   Мазину обо всем этом Козельский рассказывал, презирая самого себя. Но разноса не последовало.
   - Очень интересно, Вадим! Значит, он хочет видеть меня?
   - По правде говоря, Игорь Николаевич, я считаю, что это была уловка. Он хотел заманить меня в глухое место.
   - Возможно. Но не факт. Моя точка зрения на Кравчука все еще не сложилась окончательно. Однако думаю, что если он замешан в преступлении, то скорее ведет какую-то рискованную и непонятную пока нам игру. Может быть, ему нужно отвлечь меня от чего-то более важного, что должно произойти в городе?
   Говорил Мазин тогда осторожно и потому разубедить лейтенанта полностью не смог.
   - Что же делать сейчас?
   - Брать его надо, по-моему, - ответил Козельский Волокову.
   Тот не знал, что сказать. Выручила неожиданная посетительница.
   Она появилась в кабинете Волокова прямо с работы: в кокетливом халатике и белой пилотке. Но сама девушка выглядела вовсе не легкомысленной, скорее унылой - некрасивая, с длинным носом. Звали ее Соня. Заметно было, что милиция внушает ей если и не страх, то, во всяком случае, опасения.
   - Меня Артем Георгиевич направил. Чтоб я рассказала...
   Артем Георгиевич оказался заведующим аптекой.
   - У нас аптека дежурная, - начала Соня. - Как раз была моя очередь дежурить. Мы дверь запираем на ночь, а посетители звонят. Вот и он позвонил. Мужчина. Спросил бинт, вату и йод.
   - Когда это было? В котором часу?
   - Да поздно уже... Очень спать хотелось, - откровенно пояснила Соня.
   - А он сказал, зачем бинты?
   - Сказал. "Вот, - говорит, - пес проклятый - полкило мяса выжрал". Так смешно, - и Соня улыбнулась.
   Но ни Волоков, ни Козельский даже не усмехнулись. Они только глядели друг на друга, не надеясь еще на полный успех.
   - Как он выглядел, мужчина этот? Вы могли бы его узнать?
   - Конечно. Он приметный, с бородой. И большой очень - почти пополам согнулся, когда в окошко наклонился.
   Теперь Козельский улыбнулся радостно. Волоков же сдержал свои чувства.
   - Почему вы вчера ничего нам не сообщили?
   - Да меня ж на работе не было после дежурства. Артем Георгиевич девочек домой присылал, а я к сестре в Долинскую ездила.
   - Понятно. Только вот что. Вы говорите, что вчера дежурили? То есть в ночь с позавчера на вчера?
   - Да, да. Позавчера заступила.
   - И в эту ночь приходил человек с бородой?
   - В эту, в эту...
   Волоков нахмурился:
   - Ну хорошо, Соня, идите работайте. Спасибо вам большое.
   Соня ушла с явным облегчением, а Волоков повернулся вместе со стулом в сторону Козельского и развел ладонями.
   - Не понимаю вас, - ответил Козельский, хотя отлично понимал.
   - Да ведь Дубинина была убита днем раньше.
   - Ну, знаете! Почему он не мог прийти в аптеку через сутки?
   - Поздно ночью?
   - А что ж ему, идти у всех на глазах?
   - Днем бы на него меньше обратили внимания. Но не это главное. Вы-то видели Кравчука утром, после смерти Дубининой, вполне здоровым!
   Козельский почесал затылок.
   - Чертовщина, товарищ капитан.
   - Да... На грани фантастики.
   Зазвонил телефон.
   Капитан поднял одну из своих красивых трубок.
   - Слушаю. Это вы, Юра? Как там с Кравчуком? Что?
   Он положил трубку и сказал:
   - Пошли погуляем. Юрка откопал что-то любопытное.
   Юра был тот самый парень в ковбойке, которого Козельский заметил в Тригорске еще в первый день. Но сегодня он не узнал бы в этом щеголеватом курортном парне с усиками, в узких джинсах и зеленом козырьке на ремешке простоватого работяги, каким выглядел Юра в день его приезда.
   "Молодец! - подумал Козельский. - Такое перевоплощение может сбить с толку больше, чем любая неприметность". И он с удовольствием протянул Юрию руку.
   Вадим испытал бы еще больше удовольствия, если б знал, какие вести припас для них это парень.
   Разговор состоялся в парке.
   - У Кравчука появился друг.
   - Рассказывайте, Юра.
   - Все утро Кравчук был дома. Валялся во дворе на раскладушке. Я уже стал скучать...
   - Он вел наблюдение из соседнего дома, - пояснил Волоков Козельскому, - там живет наш бывший сотрудник.
   - Вот именно. Осточертел добрым людям, которым и на пенсии покоя нет, - подтвердил Юра. - Вышел со двора Кравчук в одиннадцать и направился в молочное кафе на Зеленой Горке. Посещаемость там средняя, встречаться удобно. Места есть, но и не пустынно. Короче, когда он подсел за столик к одному "кефирнику", я еще ничего не заподозрил. Неприметный такой, с бородкой, немолодой, в чесучевом костюмчике. Типичный бухгалтер-пенсионер. Потом они перекинулись несколькими словами. Так могли разговаривать и посторонние. Правда, о чем они говорили, не знаю. Постепенно разговор стал накаляться. Больше напирал "пенсионер". Кравчук все бурчал что-то, видно недовольный. Вдруг "пенсионер" полез в карман пиджачка и протянул Кравчуку ключ.
   - Ключ?
   - Именно. Хорошо видел. Довольно большой ключ. Кравчук взял его и пошел. Даже не попрощался. "Пенсионер" допил свой кефирчик и тоже вышел. Тут я нарушил указания и двинулся не за Кравчуком, а за "пенсионером". Не накажете? - спросил он у Волокова.
   Капитан неопределенно пожал плечами.
   - Не накажете. Победителей не судят! - Юра засмеялся и вдруг быстро сдернул свой козырек со лба, провел пальцами по верхней губе и оказался без усиков, но зато в тюбетейке и черных очках, а поверх тенниски накинул неизвестно откуда взявшуюся спортивную куртку.
   "Прямо Райкин!" - подумал Вадим с восхищением. Перед ним сидел совсем новый Юра.
   - Вы только послушайте, куда он меня привел.
   - В парикмахерскую, - сказал Волоков спокойненько.
   Лицо Юры вытянулось.
   - Откуда вы знаете?
   - Не скажу, секрет, - капитан улыбнулся.
   Юра вздохнул и продолжал:
   - В парикмахерской "пенсионер" побрился. И тут-то произошло самое интересное. Когда мы с ним вышли, я обнаружил на скамеечке напротив... Кравчука. Он старательно глазел из-за раскрытой газеты на "пенсионера". Ну как?
   - Здорово! - сказал Волоков серьезно. - Что же вы сделали?
   Юра сморщил нос:
   - Пока я думал, что делать, "пенсионер" сел в четырнадцатый автобус, а я проводил Кравчука и позвонил вам.
   - Не дотянул, значит, немного, - резюмировал капитан. - Ну и за то спасибо.
   - Говоришь, он был в чесучовом костюме? - спросил Вадим. Приземистый такой?
   - Вспоминаете своего курортника на дорожке в парке?
   - Да.
   - Стоит подумать. Хотя у нас добрая половина пожилых курортников в чесуче ходит.
   - Что же делать?
   - Искать "пенсионера" и не выпускать из виду Кравчука. Может быть, его ключ откроет нам главную дверь.
   XV
   Мазин понимал, что нужные сведения получит не так скоро, если обратится за ними в обычном порядке. Поэтому он сам поехал в Комитет государственной безопасности, к генералу Возницыну.
   Генерал - впрочем, тогда еще майор - читал в свое время курс лекций на юридическом факультете. Одним из егб слушателей и был Мазин. Потом им приходилось не раз встречаться по служебным делам, и отношения между ними установились такие, что Мазин всегда мог надеяться на помощь Возницына. Со своей стороны, генерал знал, что Мазин не будет беспокоить его по пустякам, и сказал сразу:
   - Приезжай.
   Через полчаса Мазин уже рассказывал генералу суть дела:
   - Мне очень нужно узнать, что известно об этом человеке.
   Он протянул Возницыну перепечатанный Брусковым кусок из отчета о процессе в Береговом.
   Генерал достал из футляра, лежавшего на столе, очки и начал внимательно просматривать бумагу.
   "...сердце обливается кровью, когда слушаешь показания свидетелей, людей, чудом вырвавшихся из фашистского ада. Вот перед судом выступает Галина Полторенко. В черных волосах этой двадцатилетней девушки седые пряди. Невозможно описать на бумаге перенесенные ею страдания. На правой руке Гали нет ни одного ногтя.
   - Кто искалечил вас? - спрашивает государственный обвинитель.
   Полторенко показывает на Шнейдера:
   - Он командовал.
   - А кто был непосредственным исполнителем?
   - Из русских... Каин.
   - Вы не знаете его имени?
   - Не знаю. Мы его "пауком" называли. Он, когда пытал нас, мундир снимал. У него на правом плече наколка была такая - паук.
   Государственный обвинитель спрашивает у Шнейдера, кто был этот грязный иуда.
   Обвиняемый Шнейдер:
   - Этот человек был подчиненным Ноймана из специальной команды СС. Его имя Иван. Фамилию я не помню. У меня плохая память на русские фамилии.
   Итак, фамилия палача, истязавшего Розу Ковальчук, Галину Полторенко и многих других советских патриотов, пока неизвестна. Но нет сомнения, "пауку" не уйти от грозной кары. Кровопиец должен быть найден и понести ответ за свои злодеяния..."