Елисей вздрогнул, заметался взглядом, наверное, надеялся на чью-то помощь, которую ему сейчас можно было ждать разве что свыше. Помолчал, собираясь с мыслями, и дерзко ответил:
   – Не пойму, о чем это ты говоришь, смотри, за напраслину придется ответ держать!
   – Я то что, я могу, вот как ты выдержишь, это посмотрим. Пошли в Кремль, там и разберемся. Сам, поди, знаешь, что мы с царем друзья. Видел же, где я живу.
   Я сел в седло и красноречиво положил руку на эфес сабли.
   – А деньги, – тревожно спросил подмастерье, – сам же посулил!
   В прямом смысле плату за информацию я ему не обещал, просто показывал монеты, но решил обойтись без спора и полез в карман за монетами. Это была большая ошибка, которая едва не оказалась роковой. Стоило мне отвлечься, как неудавшийся киллер мгновенно выхватил из рукава длинный, узкий нож и бросился на меня, намереваясь всадить его в живот ниже кольчуги. Я успел только откинуться в седле. Лошадь, испуганная резкими движениями, заржала и начала отступать боком, ставя меня в самое незавидное положение.
   И вот тут-то случилось самое неожиданное. Маруська, которая продолжала спокойно стоять возле кузнеца, резко повернулась вокруг своей оси, и тотчас Елисей дико закричал, схватился руками за живот и, согнувшись, побрел в сторону. Пока я пытался успокоить напуганную, горячащуюся лошадь, его окончательно скрутило, и он, скорчившись, повалился на землю. Я мельком посмотрел на Марусю. Девушка спокойно отирала лоскутком ткани окровавленный нож. Спрятав нож, она подошла к Федору. Тот подставил ей ногу, потянул за притянутую руку, и девушка легко вскочила на круп лошади за его спиной.
   – Поехали, что ли! – предложила она. – С этим и так все ясно.
   Я еще до конца не пришел в себя от неожиданности, машинально передал Мартыну его гонорар и тронул своего донца.
   Собравшая публика на наш отъезд никак не реагировала. Все присутствующие с жадным любопытством наблюдали, как, корчась на земле, умирает человек Все это было очень грустно, но что делать, в таких случаях выбирать не приходится, вариантов только два – или ты, или тебя.
   – Спасибо, Маруся, – поблагодарил я, когда мы отъехали от места происшествия, – я твой должник.
   – Похоже, что это покойный стрелял в тебя утром, – пропустив мимо ушей благодарность, сказала девушка, – значит, правда то был гостинец от твоего старого знакомого?
   – Похоже на то, – согласился я. – Нужно бы узнать, где дьяк живет.
   – Это нетрудно, к вечеру все разузнаю. Давай после вечерни встретимся на том же месте, где мы тебя сегодня ждали.

Глава 10

   История моего знакомства с дьяком посольского приказа Дмитрием Александровичем Екушиным была незамысловата, но имела, как выяснилось, далеко идущие последствия. Должность дьяка, если перевести ее в современные реалии, была довольно значительна. Он служил чем-то вроде заместителя министра иностранных дел. В эту эпоху государственные сановники разделялись, грубо говоря, на два рода, родовую знать и собственно чиновников. Первые занимали высшие государственные посты де-юре, вторые де-факто. Простолюдин никак не мог стать думным боярином, но вполне мог выслужиться в окольничие, кравчие или дьяки.
   Сначала дьяки были простыми писцами. Образование приказов, требовавшее постоянных и опытных дельцов; проведение в местном управлении государственного начала в более чистом виде, чем при системе кормления; столкновение власти московских государей с аристократическими притязаниями боярского класса, вынудившее первых искать себе опоры в неродовитых служилых людях – все это привело к возвышению дьяков, грамотных, деловитых, худородных и вполне зависимых от воли государя.
   Уже великий князь Иван Васильевич первою статьею своего Судебника 1497 года предписывал, чтобы в суде бояр и окольничих присутствовали и участвовали дьяки. С учреждением приказов дьяки делаются их членами в качестве товарищей бояр или непосредственных начальников приказа. В XVI веке дьяки играют видную роль и в местном управлении, являясь товарищами наместников по всем делам, кроме предводительства войском (в отдельных случаях, впрочем, они участвовали и в военном деле), и сосредоточивая исключительно в своих руках финансовое управление.
   Одним из таких больших чиновников по Посольскому приказу и был мой знакомец. Я сумел разобраться в его «служебном бизнесе» и выяснил, что Дмитрий Александрович курировал блок вопросов по связям с нашими беспокойными южными соседями. Московское государство, чтобы как-то защититься от их постоянных набегов, вынуждено было оказывать этим государственным образованиям финансовую «помощь», или, если говорить более точно, от них откупаться. Екушин, зная внутреннюю ситуацию в Москве, сам определял максимальные суммы, которые ханам можно было вытребовать у Московского царя. Все просто и, главное, очень доходно.
   Имея огромное состояние, дьяк ни в чем себе не отказывал, жил на широкую ногу, вел себя, как удельный князь, и чувствовал себя неподсудным и безнаказанным. Со мной же у него вышла небольшая промашка и, каким-то образом обнаружив меня в столице, Екушин, видимо, не смог отказать себе в удовольствии раздавить досадившее ему насекомое. Судя по тому, что меня пытались убить возле дома царя, он уже так зарвался, что и государя ставил ни во что. Амбиции, безусловно, вещь хорошая, прогрессивная, но никогда не стоит пересаливать. Он же, как мне показалось, уже сильно перегнул палку.
   Оставив выяснения статус-кво на вечер, я первым делом посетил дом Блудовых, поблагодарил хозяина за гостеприимство, после чего перевез своего оруженосца во дворец. Честно говоря, мне помощник нужен не был, однако мальчик был сиротою, так что иного выхода, кроме как идти в холопы, у него не оставалось. Пришлось взять Кнута «на воспитание».
   К своей царевне я зайти не рискнул. Теперь, когда у нас появились «отношения», следовало проявлять максимальную осторожность. Хорошо хоть Матрена проинформировала, что у Ксении все в порядке, и она продолжает недомогать, что сулило мне еще одну незабываемую ночь.
   Однако первым делом нужно было решить проблему с моим «заказом», чтобы не оказаться в канаве с проломленной головой. Готовясь к встрече с дьяком, я решил заменить свой броский гардероб самой что ни есть обычной московской одеждой, дабы не бросаться в глаза окружающим роскошным камзолом. Известно, что Москве, как и в Греции, есть все, были бы деньги. С ними у меня пока проблем не было, так что вскоре, после посещения нескольких лавок в охотном ряду, встречные женщины на меня перестали смотреть.
   К договоренному времени я был полностью готов и экипирован. Отправляясь в ночную экспедицию, я оседлал лошадь Вани Кнута, с той же целью – как можно меньше привлекать к себе внимания. Зная дьяка Дмитрия Александровича, можно было быть уверенным, что так просто до него не добраться. При всех его недостатках по части юных красавиц и самомнения, когда дело касалось денег и безопасности, с головой у него было все в порядке.
   Я выехал из Кремля в оговоренное время через Боровицкие ворота, но своих криминальных сторонников на условленном месте не обнаружил. Пришлось неспешно туда-сюда кататься по Красной площади, чувствуя себя то ли самозванцем, то ли мещанином во дворянстве. Хорошо хоть вскоре появились мои новые «сатрапы», иначе я вполне мог лопнуть от гордости.
   Как утром у меня с Марусей, теперь тот же казус случился с ней. Девушка не узнала меня с двух шагов и угрожающе повернулась, когда я подъехал к ним.
   – Чего тебе? – резко спросила она. – Езжай своей дорогой!
   – А я думал, мы поедем вместе, – разочарованно протянул я.
   – Это ты, что ли, боярин? Тебя не узнать, тоже богатым будешь!
   – Постараюсь. Ну, что?
   – Все узнали, даже посмотрели его усадьбу, только добраться до него будет нелегко!
   – Как-нибудь с Божьей помощью справимся.
   – Дьяка, кроме холопов, еще охраняют стременные стрельцы, – продолжила рассказ Маруся, – слышала, на ночь еще спускают собак. Кал бы нам вслед за Евграфом Рубленым на тот свет не отправиться!
   – Ну, месть дело добровольное, не хотите, как хотите. Мне-то дом покажете?
   – Затем и приехали. А в робости нас не кори, не таких, как твой дьяк, обламывали!
   – Тогда о чем разговор, поехали.
   Федор тронул коня, и мы двинулись к намеченной цели Маруся была сосредоточена и, видимо, думала о чем-то неприятном, это было заметно по тому, как у нее недовольно шевелились губы.
   – Что, если его перехватить утром, когда он поедет в приказ. Холопов его перебьем, а самого зарежем, – предложила она.
   – Он на чем ездит?
   – Не знаю, когда мы встречались, был в возке Если верхами, так можно попробовать, как он тебя, из самострела.
   – Ладно, давайте не торопиться, сначала все осмотрим, потом будем решать. Может, не так страшен черт, как его малюют!
   На этом стратегические разговоры закончились. До имения Дмитрия Александровича оказалось рукой подать от Кремля, и минут через двадцать мы уже не спеша объезжали его владения. Пока не стемнело, мне нужно было сориентироваться, где у них тут что расположено. У моих разбойников к имению был свой интерес и собственная технология проникновения.
   – Если собак отвлечь, то можно будет перебить стрельцов, подпереть двери и всех спалить! – предложила Маруся.
   – Разве так можно, в доме полно народа. За что невинным людям страдать?
   – Нам-то что, нас никто не жалеет! Поди, если поймают, так на казнь все глазеть сбегутся.
   – Нет, я на такое не пойду, – твердо сказал я, – дьяк плохой человек, его не жалко, а невинную кровь лить не стану!
   – Да брось ты, – с блатной прямотой сказала девушка, – нашел кого жалеть, холопов!
   Объяснять ей нравственные, христианские принципы было совершенно бесполезно, потому я отговорился:
   – Чего ты делишь шкуру неубитого медведя! Сначала за изгородь попади!
   Потом я спросил у молчаливого Федора:
   – А ты как думаешь? Стоит холопов жалеть?
   – Мне что, я как Маруся. Она лучше всех знает!
   Думаю, что именно в этот момент, после полного пафоса ответа «суженного», мне в голову пришла одна любопытная мысль. Даже и не мысль, а так, мелькнуло в уме что-то любопытное, какая-то загогулинка, непонятного пока, но интересного содержания.
   За разговором мы медленно объезжали имение дьяка. Пока никаких пробелов в обороне видно не было. Вся площадь оказалась обнесенной высоким, глухим частоколом. Я подумал, что первая Марусина идея перехватить дьяка по дороге в приказ самая реальная. Однако высказываться не спешил, продолжал наблюдение. Темнело.
   Конечно, никакой сложности в том, чтобы убить дьяка, не было. Самым простым было бросить ему в возок бомбу. Изготовить ее я мог, что называется, на коленке. К сожалению, такой способ устранения противника не гарантировал от лишних жертв. Я же, чем дольше обитал в этом суровом, неприютном времени, тем делался большим «человеколюбом». Никаких лишних жертв не должно было быть, как говорится, по определению. Стоит только проследить, во что обошлись нашей стране деяния великих национальных вождей от Ивана Грозного до Иосифа Сталина и сравнить их достижения с переписью населения. Возможно, они и создали великую империю, только непонятно, кто в ней будет обитать!
   Дольше ездить кругами вокруг чужого забора было опасно. На нас могли обратить внимание, задержать превосходящими силами и прервать подготовку к операции в ее начале и уже навсегда. К тому же мне пора было возвращаться к больной царевне. Война, конечно, дело святое, но любовь мне все-таки милее.
   – Пора разъезжаться, – сказал я, когда стало очевидно, что ничего нового мы не узнаем. – Сможете завтра проследить, когда дьяк выезжает в приказ, и кто его сопровождает?
   Маруся промолчала, за нее после паузы ответил Федор:
   – Можно, дело нехитрое.
   – Вот и хорошо, утром встречаемся на старом мосте после заутрени.
   – Хоть бы одним глазком взглянуть, как цари живут! – неожиданно сказала девушка.
   Загогулинка от мелькнувшей давеча необычной мысли неожиданно стала толще и четче.
   – Что, так хочется посмотреть?
   – А то!
   – Я подумаю, может быть, мне удастся тебя туда провести, – пообещал я.
   – А меня? – просительно воскликнул Федор. – Мне тоже любопытно!
   – Обещать не могу, но постараюсь. Глядишь, еще и с самим царем встретитесь!
   – Ой, правда! – как маленькая девочка всплеснула в ладошки Маруся. – С самим царем! Если, боярин, не обманешь, век буду за тебя свечки ставить!
   – Я же сказал, что не обещаю, но постараюсь. Сейчас царь Федор и царевна Ксения недужат, вот как поправятся, паду им в ноги, умалю пустить вас под их светлые очи.
   На этом мы простились и разъехались в разные стороны.
   Теперь, когда неприятные дела откладывались на завтра, меня волновало только одно, где сегодня будет ночевать Ксения. Еще утром мы договорились, что она попытается использовать вчерашнюю придумку с тишиной и покоем, однако, что из этого получилось, я мог узнать только в Кремле. Однако все мои планы едва не оказались перечеркнутыми закрытыми на ночь Боровицкими воротами. Не тратя времени на уговоры караульных, я доскакал да Фроловской башни, здесь ворота еще только собирались запереть, и за небольшую мзду меня впустили внутрь.
   Порядком перенервничав, я добрался до Царского подворья, отвел лошадь в конюшню и спросил у сторожевого стрельца, где сегодня ночует царевна, Тот сначала не узнал меня в худом платье, хотел поднять шум, но потом осветил лицо факелом, успокоился и указал на дворец покойной царицы. Тамошние стрельцы меня вспомнили без таких сложностей, сказался тесный контакт:
   – Здравствуйте молодцы, – поздоровался я со вчерашними караульными, – как служба?
   – Медовуху брать будешь? – тотчас поинтересовался нарушитель сухого закона. – Цена та же!
   – Давай, – согласился я, рассчитался по высокой вчерашней таксе.
   В покоях меня ждали. Ксения, ни обращая внимание на присутствие шутихи, бросилась на шею, обожгла поцелуем, после чего засыпала упреками. Смысл их, в переводе на наши понятия, был в бессовестном мужском эгоизме.
   – Тебя утром едва не убили, а ты целый день неизвестно где пропадаешь, – со слезами на глазах выговаривала царевна.
   Пришлось оправдываться, что всегда ставит в положение виноватого. Впрочем, сладость примирения вполне компенсировала несколько неприятных минут «семейной ссоры». Дальше все пошло по вчерашнему сценарию. Матрена уже забыла утренний похмельный синдром, пила, не щадя живота своего, а мы с Ксенией ждали, когда останемся одни. Наконец карлица сломалась и едва не свалилась со скамьи. Опять пришлось на руках нести ее в постель. Она что-то бормотала, всхлипывала и даже пыталась петь. Короче говоря, обычное счастливое состояние пьяного человека.
   Я к вечеру устал и не проявлял вчерашнего нетерпения оказаться в постели. Ксения, напротив, была нервно возбуждена, и, не скрывая, ждала повторения вчерашней ночи. Мы сидели за столом друг против друга. Говорили на обычные застольные темы. Царевна попросила рассказать о покушении, мне пришлось восстанавливать в памяти подробности происшествий сегодняшнего дня. О мстительном дьяке пришлось упомянуть осторожно, как бы между прочим, чтобы не вызывать у царевны ненужную ревность к спасенной от его происков девушке. Хотя эта история и была в прошлом, женщины такие моменты отслеживают очень четко. Поэтому, чтобы не сболтнуть лишнего, мне приходилось контролировать каждое свое слово.
   Однако я прокололся в другом. Как только в рассказе появилась Маруся, царевна тотчас стала внимательна к деталям и забросала вопросами, на мой взгляд, не имеющими никакого отношение к делу. Причем, чем уклончивей и небрежней я оценивал внешние данные неведомой ей женщины, тем меньше она мне верила.
   – И она тебе совсем не понравилась? – выпытывала Ксения.
   – Там нечему нравиться! – почти искренне отвечал я. – Обычная девушка, таких, как она, десять раз встретишь и не запомнишь в лицо.
   – Но ты же ее, когда вы снова встретились, узнал?
   – Конечно, узнал... по одежде, – неизвестно за что оправдывался я.
   Постепенно у меня возникло чувство, что меня зачем-то загоняют в тупик. Кроме того, дело шло к альковным нежностям, а у меня после удара тяжелой стрелы сильно болела спина, левая рука плохо действовала. К тому же эту ночь мы с ней почти не спали, день выдался суетливый и напряженный, я был не в лучшей форме, так что у царевны могло появиться достаточно веских аргументов для ревности.
   Я понимал, что Ксения едва ли не первый раз сильно влюбилась, ее мучат венценосные комплексы гордыни и боязни оказаться не первой и не лучшей, но мне от этого было не легче. Конечно, все, что я рассказываю, не входит в рамки традиционного романа с идеальными героями и романтическими отношениями, но из песни слов не выкинешь. Что было, то было. Во всяком случае, в какой-то момент разговора оправдываться я больше не захотел.
   – Ты же сам сказал, что сначала она была одета как горожанка, потом как боярышня! И ты ее все равно узнал? – продолжала допытываться она.
   – Ладно, – нарочито нахмурившись, сказал я, – ты хочешь знать всю правду?
   – Да! – побледнев, что оказалось заметно даже в свечном освещении, ответила Ксения.
   – Хорошо. Эта Маруся как две капли воды похожа на тебя, потому-то я ее сразу же и узнал!
   Слово не воробей, когда оно вырвалось, я вслед ому подумал, что в том, что я сказал, есть довольно много правды. Действительно, когда Маруся переоделась и сменила «имидж», какое-то сходство с царевной у нее появилось. И, может быть, не такое уж мимолетное.
   – Ты хочешь сказать, что эта городская девка похожа на меня! – возмущенно воскликнула дочь Бориса Годунова.
   – А что в этом такого? Ты думаешь, что кроме тебя на Руси больше нет красивых женщин?
   – Я хочу ее видеть! – подумав, сказала Ксения.
   – Хорошо, я ей передам твою просьбу, надеюсь, она согласится с тобой встретиться.
   Ксения вспыхнула и первое мгновение не нашлась, что ответить. Эту невежливую для августейшей особы фразу я сказал нарочно, чтобы сбить с принцессы спесь. Мне совершенно не светила роль быть царским подкаблучником и в постели соблюдать правила дворцового этикета, Впрочем, как и отчитываться за каждое слово, взгляд и знакомство. Нужно было сразу поставить точки над «i», и я их поставил. Понимаю, что многим особам прекрасного пола то, что я говорю, не понравится, покажется грубым и недостойным настоящего мужчины, но это уже не мои, а их проблемы. Реальная жизнь и отношения между женщинами и мужчинами не всегда похожи на женские романы и бразильские сериалы.
   Однако далее необходимо отдать должное царевне. Ксения, как только у нее прошел первый приступ гнева, сразу же взяла себя в руки. Все-таки царское воспитание это вам не хухры-мухры! Царевна не только любезно улыбнулась, она улыбнулась ласково, нежно, даже застенчиво, так что у меня сразу же пропал Соевой запал, и стало стыдно, что я заподозрил такую добрую, хорошую девочку в высокомерии и пренебрежительном отношении к простым людям.
   – Если я сделаю твоей Марии подарок, это ее не обидит? – спросила она, глядя не меня своими прекрасными, лучистыми глазами.
   – Во-первых, она не моя, а во-вторых... – Что во-вторых, я так и не сказал. Наши отношения внезапно перешли в иную стадию, в которой не оказалось места ни Марусе, ни царской гордыни. Меня захлестнула волна нежности, которая сначала с головой утопила в розовом тумане, потом еще в чем-то, не менее сладком. Так что, когда мы оказались обнаженными в пушистом объятии перин, инцидент был полностью исчерпан.
   – Бедненький, – шептала Ксения, рассматривая огромный синяк на моей спине, – тебе очень больно?
   – Ничего, до свадьбы заживет, – со скромным мужеством успокаивал я возлюбленную. – Шрамы украшают мужчину!
   – Я так и не поняла, за что дьяк Екушин хочет тебя убить? – опять вступила она на скользкую тропу.
   – Мне кажется, из-за гордыни. Я не оправдал его надежд, вот он и решил наказать ослушника, – вполне логично, не углубляясь в нежелательные подробности, объяснил я.
   – Можно попросить Федора, чтобы он его наказал, – задумчиво сказала царевна. – Только ему теперь не до чего. Брат совсем плох, сегодня целый день не выходил из покоев. Кажется, ты был прав, когда предупреждал о Петрушке Басманове. Сегодня из войска прискакал лазутчик с донесением, что он перешел к Самозванцу.
   – Что же ты сразу не сказала? – дернулся было я и разом потух – буду я знать или нет об этой измене, дело не изменится.
   – Мать плачет и молится, а Федор сам не свой, никого к себе не допускает, сидит один и что-то читает.
   – Понятно. Не вовремя умер Борис Федорович, Ты знаешь, у меня есть кое-какие мысли, как нам следует поступить. Не знаю, понравятся они твоему брату и тебе, но мне кажется, это лучший вариант.
   – Что за мысли?
   – Пока об этом говорить рано, как только я смогу определиться, расскажу. А с дьяком, – перешел я на прежнюю тему, чтобы отвлечь девушку от разговора о моих планах, – я сам справлюсь. Он, мне кажется, слишком высоко себя вознес и потерял осторожность, Подсылать убийцу к лекарю царя и царевны, да еще возле их дворца, это совсем глупо. Престол, все-таки, пока еще у вас.
   – Да, именно, что пока, – задумчиво произнесла Ксения. – Не зря говорят: «Тяжела ты, шапка Мономаха!».
   На этом мы прекратили политические разговоры и занялись своими личными отношениями. Нависшая смертельная опасность делала их острыми и откровенными. Все это напоминало пир во время чумы, когда не остается времени на мелочную суетность и дань условностям. Кажется, что нужно успеть попробовать все, чтобы потом не обидно было умереть. Хотя, возможно я и не прав, цари и без того часто позволяли себе то, что заказано простым смертным. Я даже подумал, что Ксения и в наше время не выглядела бы зажатой провинциалкой.
   Потом утомленная ласками девушка затихла в объятиях, а я лежал без сна, перебирая в уме варианты расправы с коварным дьяком. Как обычно, их было несколько, и мне необходимо выбрать самый простой и оптимальный.
   Утром нас подняла Матрена. Она опять маялась с похмелья. Я, предвидя утреннее развитие событий, припас ей остатки медовухи на опохмелку, так что мы без задержки смогли заняться своими делами: Ксения продолжила болеть и отправилась в свои покои, отсыпаться, а я поехал на встречу со своими разбойниками.
   Однако все сложилось совсем не так, как я рассчитывал.
   К условленному месту возле рва с большим опозданием явился один Федя. Был он встрепан, с расцарапанным лицом, устрашающим фингалом под глазом и рукой на перевязи.
   Выглядел парень несчастным и старался не смотреть мне в глаза.
   – Что это с тобой? – удивился я.
   – Видно, Господь наказал за грехи, – первым делом свалил ответственность за то, что с ним произошло, Федор. – Попали мы с Марусей, как кур в ощип!
   Парень своим видом начал обращать не себя внимание, и несколько человек, то ли просто любопытные, то ли соглядатаи, подошли к нам поближе и навострили уши.
   – Поехали на Москву-реку, поговорим, – предложил я, чтобы ни привлекать к себе ненужное внимание.
   Федя сразу же согласился. Мы проехали площадь, спустились к Москве-реке и медленно двинулись вверх по течению.
   – Рассказывай, что случилось, – сказал я.
   – Значит, нынче утром, как вчера говорили, поехали мы туда, где давеча были. А там, откуда ни возьмись, двое и на нас. Я бам, бух, а они как заорут, тут набежало их видимо-невидимо. Ну и пошло, а я что? Я, значит, раз, раз, туда-сюда и деру, а оттуда еще бегут. Маруся кричит, а здесь еще стрельцы. Бьют. Если б я один, а то куда побежишь! Ладно, мы туда, мы сюда, вижу, все попусту. Никак не одолеть. А здесь еще Марусю хвать и на двор тянут. Я, конечно, туда, только не тут-то было. Ну вот, я еле вырвался и сюда, – окончил свой эмоциональный рассказ Федор.
   Что же, рисунок произошедшего боя был довольно ясен, несмотря на то, что рассказ не строился по классической схеме с членораздельными словами и оборотами. Впрочем, все это было неважно, главная загвоздка состояла б том, что он точно не знал, куда дели нашу шуструю девицу, а без ее участия весь хитроумный план по спасению Годуновых, который я вынашивал последнее время, оказывался невыполним.
   – Когда Марусю потащили к дьяку во двор, ты где был? – пытался я хоть как-то прояснить обстановку.
   – Я же говорю, туда побежал, а на меня двое с саблями: раз, два, я одного рублю, а тут еще стрельцы. Ну, что ты будешь делать? Здоровый, раз, кулаком в глаз. Маруся кричит, беги к боярину. Ну, а дальше ты сам знаешь.
   – Значит, она у дьяка в усадьбе? – сделал я еще одну попытку.
   – У кого? – не понял Федя. – У того?
   – Ну да, в той усадьбе, где мы вчера ездили. Вы ведь там были, когда на вас напали?
   – Нет, мы себе ехали, а тут двое...
   – Где вы ехали? – начиная терять терпение, уточнил я.
   – Как где, по шляху.
   – Там, где мы вчера вместе были?
   Федя уставился на меня непонимающим взглядом.
   – Ты помнишь, где мы вчера вместе ездили?
   – Помню, а что?
   – На вас там напали?
   – Да нет, я же тебе, боярин, уже час толкую, – в свою очередь начал сердиться парень, – едем мы с Марусей, никого не трогаем, а тут, откуда ни возьмись, те двое. Я же тебе о них уже говорил!
   – Хорошо, чем без толку разговоры разговаривать, поедем, и ты покажешь место, где на вас напали. Это ты сможешь сделать?