Шхиян Сергей. Самозванец

   – Про Фильку знаю, – тихо ответил он, – его, кажись, в Кремле зарезали. А вот о Версте первый раз слышу. Знал только, что он куда-то пропал. Вот он, куда сердечный подевался... Хороший был человек, упокой Господи его душу грешную.
   – Господь всех упокоит, кого раньше, кого позже, – пообещал я, занимаясь своим бараньим боком.
   – И за что же ты их, сирот, порешил? Поведай, если, конечно, если не секрет?
   – Какой тут секрет. Обидели они меня, а я им не простил, – обыграл я его недавнее предложение простить обиду.
   – Да, – негромко произнес он, – все дела наши грешные. Так это тебя сегодня по голове ударили? Вижу, крепко тебе досталось.
   – Ты об этом? – спросил я и потрогал свой.разри-сованный, подпухший фейс. – Нет, это я вчера в Разбойном приказе с приказными повздорил. У меня как раз их деньги твои людишки и украли.
   Казаку ситуация окончательно разонравилась. Он откашлялся и спросил:
   – И много там было?
   – Кого? – не сразу понял я. – Приказных или денег?
   – Денег, – уточнил он.
   – Двадцать ефимок да сабля. Да ты не волнуйся, я деньги не здесь, так в другом месте добуду, да еще с хорошим барышом. Деньги-то не велики, обида большая!
   – Да, все дела наши грешные, – повторил он присказку. – Ты не торопишься?
   – Покуда нет.
   – Я сейчас людишек попытаю, может быть, кто из моих об этом деле и слышал. Если что, не держи обиду, отдадут все как есть.
   – Вот и хорошо, я за этим и пришел, зачем нам между собой ссориться!
   – Ты подожди, я мигом, – заторопился он и быстро вышел из трактира.
   – Хозяин, это они нас обокрали? – спросил Ваня, когда мы остались за столом одни.
   – Они. Ничего, сейчас все вернут, – пообещал я. Действительно, не успел я доесть свою баранину, как вернулся мой старичок с дюжим парнем. У того в руке была сабля.
   – Твоя? —уточнил Казак.
   – Моя.
   – Вот и хорошо, а ефимки твои чуть погодя принесут. Может быть, не побрезгуешь нашим угощением?
   – Спасибо, уже сыт, как-нибудь в другой раз.
   – Как твоей душе угодно, главное, чтобы без обид.
   – Ну, о чем разговор, какие теперь обиды, когда все решилось. Если бы Верста сговорчивей был, сейчас бы не червей кормил, а солнышком любовался.
   – Да, жизнь наша – ломанный грош. Вот так живешь, живешь и не знаешь, какой тебя конец ждет. Слышал, вчера приказной дьяк Иван Иванович с лошади упал и насмерть расшибся?
   – Было такое, я как раз тогда в Разбойном приказе был. Тоже хороший был человек, хоть мы с ним и не ладили. Царствие ему небесное.
   Такое совпадение окончательно смутило воровского атамана. Он уже не знал, как себя вести с таким странным типом, как я.
   – Если в чем нужна будет наша помощь, то только слово молви, – предложил он. – Мы свою вину понимаем. Да если бы знал, где упадешь, соломку подстелил.
   – Может, помощь и потребуется, – ответил я. – Те холопы, что меня сегодня сзади ударили, девку мою увели, если сам не верну, попрошу помочь.
   – Слышал о таком деле, будет нужда, только слово молви, порвем на куски. Ты не смотри, что мы тихие, силы у нас много.
   Пока мы разговаривали, тот же парень, что принес саблю, доставил и пропавшие деньги, причем в моем собственном кошельке. Осталось только сердечно проститься с любезными хозяевами и отправиться по своим делам. Путь нам предстоял неблизкий. О селе Подлипки, куда предположительно любящий папаша увез Наталью, я знал только, что оно расположено на севере от Москвы где-то после Мытищ. На электричке с Ярославского вокзала туда ехать минут сорок, но электрички в этом направлении пока туда не ходили, а сколько времени займет туда поездка верхом, можно было предполагать с очень большим приближением.
   – Заедем домой, возьмем с собой Наташину лошадь, мало ли как может сложиться, – сказал я Ване.
   – А не лучше поехать туда завтра с утра, – предложил он. – Сегодня можем до темноты не успеть, да и неизвестно, где там ночевать. Вдруг опять попадем к разбойникам! Если Наташа у отца, то что с ней за ночь может случиться?
   При таком папаше случиться могло, что угодно, но опасность ночью застрять в пути была слишком реальна, и я, скрепя сердце, отложил поездку на раннее утро. Мы вернулись домой и сразу же легли спать. Однако выспаться мне не удалось. Каждый час я просыпался и проверял Наташину половину постели. Оказалось, что я за несколько дней успел так прикипеть к девушке сердцем, что ночь без нее оказалась сплошным мучением.

Глава 14

   Выехали мы лишь только начало светать. До северных ворот нам нужно было пересечь почти весь город, но когда мы до них добрались, оказалось, что ворота еще на запоре, а сонные стрельцы только собирались приступить к своим привычным обязанностям обирать приезжих. Так что нам пришлось около часа ждать, когда нас выпустят за городскую стену. Ваня теперь ехал на превосходном жеребце покойного Прозорова и держал в поводу свою Зорьку, которая была резвее учебной Наташиной лошадки. Наши застоявшиеся кони легко шли крупной рысью, так что была надежда добраться до Подлипок достаточно быстро.
   С севера от Москвы леса были еще глуше и гуще чем в южном направлении. За последние сухие летние дни дороги просохли, и ехать было приятно. Если бы не беспокойство за Наталью, нашу вылазку за город можно было рассматривать как приятную прогулку. Однако воображение подкидывало все новые сюжеты драматичного развития событий: нынешние времена были суровы, и родительская, собственно, как и супружеская власть, ограничивалась, если можно так сказать, только собственным произволом отцов и мужей. Законы, ограничивающие родительскую и супружескую власть, были прописаны в судебнике, но как большей частью у нас случается, оставались только на бумаге.
   Наташа о своем отце рассказывала мало. Упоминала только, что после смерти матери он пустился в непрекращающийся загул и не обращал на дочь никакого внимания. Вчера я сам его увидел, и мне показалось, что от такого типа можно ждать любых подлостей и жестокостей. Есть такой тип грубых, примитивных мужиков, которые считают себя всегда и во всем правыми и способны на самые глупые и мерзкие поступки. Таких людей в народе обычно любовно называют чудаками на букву «М», однако когда такой «чудак» еще и отморозок, да к тому же обладает большой властью, такой симбиоз порождает типов, плохо совместимых с окружающими. Конечно, столь уничижительно оценивать папу любимой девушки было не совсем этично, но когда это самый «папа» именно такой человек, то это уже не только его проблемы, а к сожалению, и его близких.
   Подобные мысли отвлекали меня от созерцания красот подмосковной природы. Как всегда, пока дело не доходит до прямого действия и решения конкретных задач, воображение подкидывает столько вариантов негативного развития событий, что впору поворачивать назад и пускать все на самотек. Самое неприятное в этой ситуации для меня было то, что Наталья была родной дочерью данного своеобразного господина. Будь он ей чужим человеком, то вопрос можно было бы решить в силовом варианте, что порой много проще, чем «политес» с таким типом.
   – Вон опять едут разбойники, – прервал мои размышления рында.
   Я посмотрел вперед. По дороге навстречу нам ехала довольно многочисленная группа вооруженных людей. У некоторых в руках были пики, у кого-то бердыши. Поворачивать назад и убегать я пока не собирался.
   – Подъедем, посмотрим, кто такие, – ответил я. – В крайнем случае, успеем ускакать.
   Мы уже достаточно сблизились, чтобы стало возможно лучше рассмотреть встречных. Как мне показалось, на разбойников они не походили, это был, скорее всего, отряд волонтеров или самостийная армия какого-нибудь мелкого князька. Впрочем, при встрече в лесу, хрен редьки не слаще. Необузданные феодалы мало чем отличались от простых разбойников, разве что были больше защищены законом и родовыми связями.
   Чем ближе мы съезжались, тем медленнее двигались. В это сложное время любые встречные вызывали опасение. Нас смущала многочисленность отряда, они не знали, кто еще следует за нами. Как всегда все боялись друг друга. Пока никто никаких угрожающих жестов не делал, так что был шанс мирно разъехаться. Однако, когда расстояние между нами сократилось до, как тогда говорили, полета стрелы, отряд остановился, пришлось то же сделать и нам. Мы стояли посередине дороги, ожидая, чем кончится дело. Встречные съехались в кучу, посовещались, и к нам направился всадник.
   – Здравствуйте, – сказал он, подъезжая и снимая шапку.
   Я ответил и тоже снял шлем.
   – По какой надобности едете?
   – Есть дело в селе Подлипках, это далеко отсюда?
   – Верст пять, – ответил он, теряя к нам настороженный интерес. – В лесу людей не видели?
   – Нет, а что здесь есть разбойники?
   – Да, черт принес. Вчера одного помещика на этой дороге ограбили и едва не убили. Вот мы и поехали, лес почистить.
   Он махнул рукой товарищам, и отряд подъехал к нам.
   Я уже собрался отправиться дальше, но как-то по наитию спросил:
   – А кого ограбили?
   – Дальнего, у него за твоими Подлипками имение, бывший боярин.
   Меня кольнуло нехорошее предчувствие.
   – Как его прозвище, не Требухин?
   – Точно, – подтвердил волонтер. – Знаешь его?
   – Знаю, с ним дочь была, с ней все в порядке?
   – Того не ведаю, я его сам не видел, он стоит со своими холопами на постоялом дворе, здесь прямо за лесом в селе.
   – Спасибо, – поблагодарил я, и мы с Ваней во весь опор поскакали вперед.
   Большое село, я подумал, что это, скорее всего, Мытищи, начиналось сразу же за лесом. Я спросил встречного мужика, где тут постоялый двор, и минут через десять мы уже подъехали к этому местному мотелю. Изба, в которой он располагался, была большая с несколькими пристройкам, При входе, как и положено, находилась коновязь. Рядом с ней несколько человек грелось на солнышке. Знакомых по вчерашнему конфликту среди них не оказалось. Я сразу же прошел в «главное здание» и очутился в обычном трактире. Там было пусто. Пахло сивухой, кислой капустой и еще чем-то неприятным, чем обычно пахнет в харчевнях.
   – Есть здесь кто живой, – позвал я.
   – Чего надо? – тотчас откликнулась, высунувшись из дверей внутреннего помещения, всклоченная голова с маленькими заплывшими глазами.
   – Где здесь боярин, которого вчера разбойники ограбили? – спросил я.
   – Там, со двора, – невразумительно произнесла голова и скрылась.
   Я вышел во двор и прикинул, где здесь могут останавливаться проезжие. Подходящих помещений, прилепленных к основной избе двух флигельков, было всего два, так что выбор оказался небольшой. Я направился к ближнему от входа. Дверь, висевшая на двух кожаных петлях, была прикрыта. Я без стука ее открыл и вошел внутрь, в низкой каморе без окон стоял тяжелый дух нечистых тел и водочного перегара. На полатях вдоль стен лежали спящие люди. Объективно, время было еще раннее, около семи утра, но сельские жители летом обычно встают гораздо раньше, так что можно было не сомневаться, что здесь ночуют гости.
   Я подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Однако, даже приглядевшись, разобраться, кто тут пан, а кто холоп было нереально. Все спали вповалку. Женщин среди постояльцев не оказалось. Мой приход никого не потревожил, так что пришлось будить крайнего. Я долго тряс за плечо какого-то мужика, пока он не поднял голову с грязной набитой сеном подушки.
   – Чего тебе, – спросил он слабым похмельным голосом, щуря глаза, лениво потягиваясь и гулко зевая во весь рот.
   – Где боярин Требухин? – спросил я, отстраняясь от густого сивушного перегара, которым он меня щедро обдал.
   – Там, – так же лаконично и неопределенно, как и человек в трактире, ответил он и обессилено опустил голову на подушку.
   – А ну встань, скотина, – грубо сказал я, окончательно теряя терпение.
   – Ну, говорю же тебе, там он, спит, – плачущим голосом произнес больной человек, теперь уже показав пальцем на груду тряпья в глубине каморы. – Не тронь его, он помирает.
   Я подошел к лавке, на которой предположительно лежал Требухин, и сбросил с верхней части тела угол тулупа, которым оно, тело, было закрыто. Сомнений в том, что я нашел того, кто мне был нужен, больше не было, это и правда был вчерашний разгульный здоровяк. По поводу того, что он помирает, слухи оказались сильно преувеличенными. Боярин был не столько мертв, сколько вусмерть пьян. Будить его пока не имело смысла, лучше было разобраться со сложившимися обстоятельствами и, если Наташа здесь, то просто увезти ее без лишнего шума.
   Оставив пьяную компанию досыпать, я пошел искать хозяина постоялого двора. Однако и тут возникли сложности, даже относительно дееспособных обитателей найти не удавалось, несколько человек которых я отыскал, были так мертвецки пьяны, что разбудить их у меня не получилось. С трудом удалось уговорить всклоченного парня, которого я здесь встретил первым, показать, где спит трактирщик. Хозяин тоже оказался с такого бодуна, что едва смог открыть глаза и ни о каких девушках в таком состоянии говорить не мог. Пришлось искать хозяйку. Ночевала она почему-то в сарае на сеновале, и я полез ее искать по полугнилой лестнице на самый наверх. Там оказалось несколько крепко спящих полуголых женщин, так же, похоже, хмельных. Которая из них хозяйка, определить по виду не удалось, тогда я разбудил крайнюю.
   – Ты хозяйка? – спросил я, когда женщина, с трудом открыв глаза, уставилась на меня мутным, бессмысленным взглядом.
   – Ты кто? – заинтересовано спросила она и повернулась на другой бок.
   Кажется, на постоялом дворе все, мужчины и женщины, пребывали с утра в некоммуникационном состоянии. Нужно было попробовать спрашивать как-то по-другому.
   – Боярская девка где? – спросил я ее в самое ухо.
   – Где, где, в... – проворчала она, срифмовав непристойное слово. – Чего тебе до нее?
   – Ее боярин ищет, – строго сказал я.
   – Вот анафемы, напьются и ничего не помнят, – осуждающе проговорила она, – сам велел ее в подполье посадить, – с трудом договорила женщина и, совершенно неожиданно для меня, заливисто захрапела.
   Я облегченно вздохнул, кажется, Наталья была здесь. Оставалось найти подполье и посмотреть, кого они там держат.
   Шарить в чужом доме, даже при свете дня – занятие не самое приятное, особенно когда всюду натыкаешься на спящих вповалку людей. Однако найти подполье самому было самым оптимальным, тревожить лишних свидетелей было опасно. Я обошел все комнаты большой избы и наконец обнаружил люк в полу под каким-то бессознательным детиной. Он спал прямо на голых досках, широко раскинув руки и ноги. Я вспомнил его, он был вчера в свите Требухина. Будить я его не стал и безо всякого почтения оттащил его за ноги в угол комнаты. Такое отношение к своему телу парню не понравилось. Он даже не мгновение пробудился.
   – Ты это чего? – удивленно спросил он, глядя на меня с пола глупыми голубыми глазами.
   – Ничего, спи дальше, – посоветовал я и, как только он послушно закрыл глаза, поднял люк подполья.
   Там было темно и пахло сыростью, плесенью и квашеной капустой.
   – Наташа, – позвал я, – ты здесь?
   – Здесь, – ответил слабый женский голосок, который я даже не сразу узнал. – Помоги, они меня связали!
   Я помедлил несколько секунд, еще раз осмотрел спящего детину. Спуститься вниз, чтобы оказаться вместе с девушкой в ловушке, мне никак не светило. Пока парень спокойно спал, да выбора у меня не было. Я быстро сбежал вниз.
   Наташа, связанная по рукам и ногам, лежала прямо на сырой земле. Изверг-папаща не позаботился даже распорядиться положить единственную дочь на дощатый настил.
   – Это ты? – спросила она. – Как ты меня нашел?
   – Потом расскажу, – ответил я, перерезая кинжалом веревки. – Сама сможешь вылезти?
   – Не знаю, попробую, – довольно спокойно ответила девушка. – Иди наверх, чтобы нас тут не прихлопнули.
   Я в очередной раз удивился ее собранности и умению трезво мыслить.
   – Пока все спят, нам нужно успеть отсюда убраться, – сказал я, помогая ей подняться на ноги.
   В этот момент сверху шумно завозились, и над открытым люком свесилась голова детины.
   – Эй, ты чего там? – удивленно спросил он, вглядываясь в темноту.
   Ни Наташи, ни меня ему видно не было, и он занервничал.
   – Боярышня, ты там или сбежала? – задал он самый что ни есть дурацкий вопрос.
   Мы затаили дыхание. Если он опустит люк и позовет на помощь, мы оба окажемся в ловушке. Однако парень, на наше счастье, еще не пришел в себя после сна и решил сначала проверить все сам. Он ругнулся, высказывая недовольство, что кто-то безобразничает в доме, потом начал спускаться по лестнице. Мне осталось только дождаться, когда он достигнет дна и стукнуть его чем-нибудь по голове. Я подобрал увесистый камень, который лежал возле бочки, скорее всего, его использовали, как гнет для солений. Легкомысленный страж достиг дна своего ада и получил булыжником по голове. Бил я не сильно, чтобы случайно его не угробить, но камень был тяжелый, и. звук от удара вышел впечатляющий. Детина охнул и мягко осел на пол.
   – Так ему и надо, будет знать, как баловать! – сказала Наташа и полезла наверх.
   Я страховал ее снизу, чтобы она не упала, и медленно поднимался следом. В комнате, куда мы, наконец, выбрались, было достаточно светло, чтобы можно было рассмотреть, во что превратилась красивая девушка всего только за один день. У нее оказались разбитыми губы, синяк на половину лица, подбит глаз, свалены в войлок волосы. Даже я после двух последних драк выглядел рядом с ней записным красавцем.
   – Не смотри на меня, – попросила Наташа, – я страшная и грязная.
   – Хорошо, – согласился я. – В седле сидеть сможешь?
   – Смогу.
   – Тогда уходим.
   Теперь, когда нашлась Наталья и у меня появился «оперативный простор» для драки, пьяный сброд меня больше не путал, но и устраивать ненужную баталию не имело никакого смысла. Я взял девушку за руку и повел к выходу. Однако моя суета или естественные причины пробудили несколько спутников Требу-хина. Не успели мы войти в общий зал трактира, как туда с улицы вошел какой-то человек. Натальина рука дернулась у меня в ладони. Я вопросительно на нее посмотрел.
   – Это он тебя стукнул по голове, – тихо сказала она.
   – Вы куда собрались? – направляясь прямо к нам, строго спросил звероподобный мужик с низким покатым лбом. Видно было, что силы ему судьба отмерила немеряно, но с мозгами пожадничала.
   Мы остановились, а я красноречиво взялся за сабельный эфес. Однако эта явная угроза звероподобного не смутила. Лезть с голыми руками на вооруженного человека было даже не верхом глупости, а чем-то большим. Я отпустил Наташину руку, вытащил саблю и, когда он подошел, кольнул его в грудь напротив сердца.
   – Ты это чего дерешься? – удивленно спросил он, поднося руку к ранке.
   – Иди отсюда, – посоветовал ему я.
   – Натахе велено в подполе сидеть, – вразумительно проговорил он, укоризненно глядя на девушку.
   Я растерялся. Идиот стоял перед нами мышечной горой, не обращая внимания ни на меня, ни на кровоточащую грудь, ни на мою саблю. Остановить его было можно, пожалуй, только отрубив голову. Чего делать мне крайне не хотелось.
   – Боярин велел тебе к нему придти, – попытался схитрить я.
   – Не, он еще спит, я сам только что встал, – сказал гигант, не отводя глаз от Наташи.
   – Акимушка, – обратилась к идиоту девушка, – принеси мне водицы испить.
   Он задумался, но остался стоять на месте. Мы ждали, до чего он додумается, теряя драгоценное время.
   – А ты никуда не убежишь? – решив, что просьба правомерна, и девушка действительно может хотеть пить, на всякий случай уточнил он.
   – Куда же мне бежать, я в подполье сидеть шла, – спокойным голосом сказала Наташа, – вот вышла водицы испить, а тут ты навстречу.
   – А этот чего? – кивнул на меня Акимушка.
   – Он крышку за мной закроет, – успокоила она.
   – Тогда ладно, тогда я пошел, – не спеша, проговорил идиот и прошел мимо нас искать воду.
   Мы быстро вышли из избы, подошли к коновязи, где с лошадьми нас ждал Ваня. Увидев Наташу, он очень обрадовался, но, рассмотрев, в каком она состоянии, соскочил с коня, собираясь бежать ей на помощь. Стоящие возле лошадей люди удивленно уставились на нас, видимо, не понимая, что здесь происходит. Нельзя было терять ни секунды.
   – Быстро на лошадь, – свирепо приказал я мальчишке, после чего буквально забросил Наташу в седло Ваниной кобылы Зорьки. Встреча с избитой девушкой, а потом и идиотом окончательно выбили меня из колеи.
   – Эй, вы куда собрались? – окликнул нас появившийся на крыльце трактира Акимушка. – Почему не в подполе?
   Разговаривать с ним уже не было времени. В глубине постоялого двора кто-то заполошно закричал.
   – Вперед! – крикнул я и хлестнул своего донца. Конь, никак не ожидавший от меня такого коварства, рванул с места в галоп. Две другие лошади поскакали следом.
   Так мы и выехали из села. Наташа уже вполне сносно сидела в седле и неплохо справлялась со спокойной, хорошо выезженной Зорькой. Как только мы оказались в лесу, я остановил донца и подождал товарищей. Теперь меня интересовали разбойники, напавшие вчера на Требухина. На сегодня с нас приключений было вполне достаточно, и до Москвы мне хотелось бы доехать без осложнений.
   – Кто вчера на вас напал? – спросил я Наташу.
   – Я не видела, меня связанной в бричке везли. Криков было много, а что было на самом деле, не знаю.
   – Отца твоего, говорят, ранили.
   Девушка неопределенно пожала плечами. Дочерней тревоги я у нее не заметил.
   – Ладно, – решил я, – сейчас запалю у пистолетов фитили и поедем.
   Мне уже давно надоело такое неудобное оружие, но заказать какому-нибудь рукастому кузнецу кремневый запальный механизм я не решался. Это могло подтолкнуть «гонку вооружений». Человечество и без моего участия слишком активно самоуничтожается, поэтому брать на душу такой грех, как усовершенствование оружия, я не хотел. Даже на мой короткий век убийств и смертей уже хватило с большим избытком.
   – Ты научишь меня стрелять из этого самопала, – спросила Наташа, которая еще не доросла до идей пацифизма.
   – Научу, – пообещал я, в очередной раз удивляясь ее решительному характеру, и полюбопытствовал: – В кого ты такая боевая? Случаем, не в батюшку?
   – Наверное, в деда, он много воевал. Его даже царь Иоанн Васильевич отмечал и хвалил за храбрость, правда, потом отрубил голову. А отец трус и может издеваться только над слабыми.
   – Да? – только и смог сказать я.
   Решительная, прагматичная, в конце концов, раскованная Наталья, как мне казалось, с трудом вписывается в свою эпоху. Смелые женщины встречались во все времена, решительные и твердые, у нас каждая вторая, а вот здравомыслящих в то время было еще мало, не то что теперь.
   Пока мы разговаривали, я подготовил пистолеты к стрельбе, и мы на рысях поскакали через опасный лес. Однако здесь все было спокойно и тихо. Видимо, карательная экспедиция заставила разбойников затаиться.
   Перед самой Москвой Наталья почему-то стала отставать, хотя ехали мы уже медленно, давая возможность отдохнуть лошадям. Мне несколько раз пришлось придержать донца, чтобы она нас нагнала. И вдруг, при виде городских ворот, она окончательно остановилась.
   – Что случилось? – спросил я, возвращаясь назад.
   – Дальше я не поеду, – неожиданно сказала она и опустила голову.
   Чего-чего, но такого заявления я никак не ожидал и удивленно спросил:
   – Почему?
   – Я не стану в таком виде ездить по Москве! Конечно, я мог возмутиться или хотя бы спросить, а кто ее, собственно, в Москве знает и будет на нее смотреть, но, немного зная женщин, такие наивные истины озвучивать не стал.
   Только спросил, что она предлагает, остаться навсегда на дороге или найти место, где можно будет привести себя в порядок.
   – Я не хочу, что бы меня такой видели, – решительно сказала она, не ответив на вопрос.
   – Хорошо, – согласился я, – давай сначала въедем в город и остановимся на ближайшем постоялом дворе. Пробудем там до вечера, а как только стемнеет, поедем домой и там займемся твоим лечением.
   Наташа подумала и согласилась. Мы так и сделали. Только обошлись без остановок и постоялого двора. Сразу же отправились домой. Слава Богу, никто из ее знакомых нам по дороге не встретился, а обычные прохожие просто не обращали внимания на загульную девку в сопровождении битого кавалера. Может быть, кто-нибудь даже и позавидовал, что люди так хорошо и весело провели время.
   Когда по приезде домой девушка сняла с себя провонявшую подпольем грязную одежду, оказалось, что у нее на теле нет живого места. Спрашивать, что делал с ней отец, я не решился, а сама Наташа эту тему обходила. Кому приятно выносить сор из избы и порочить собственного родителя.
   К сожалению, мои медицинские таланты к косметологии никакого отношения не имеют, потому я смог предложить Наталье только общеукрепляющую терапию. Однако и этого хватило, чтобы она вполне оправилась и вечером, когда мы легли, проявила ко мне, как к мужчине, вполне конкретный интерес. Не знаю, хотела ли она просто самоутвердиться как женщина, или экстремальные ситуации обостряют у людей чувственность и стремление немедленно продлить свой род, но как я ни отбивался, мои возражения и уговоры поберечься девушку не убедили. Зато утром она встала почти здоровой, и даже ссадины и синяки выглядели не ужасающе, а вполне пикантно. Понятно, только для любителей.