Страница:
Силонокулл в рабочее время?" – "Послушай, Бенци, я не собираюсь никому навязывать свои вкусы…" – "А ведь когда-то нас именно вкусы сближали, любовь к хорошей музыке… неважно, каких жанров… Помнишь? Поэтому я не верю, что ты любишь или хотя бы понимаешь этот… э-э-э… силонокулл…" – с грустным удивлением протянул Бенци. Моти, потупившись, только сокрушённо пожал плечами: "Слишком много кругов по воде пустило время. И мы с тобой разбежались по разным кругам…
Но когда-то ведь мы были с тобой близкими друзьями. Я к тебе и твоей семье отношусь очень тепло и не хочу вам неприятностей…" Винтоподобный звук продолжал растекаться по зданию. Моти почувствовал, как у него заныли зубы, но не хотел, чтобы Бенци это заметил. Он сделал вид, что ищет сигареты, потом спички, чтобы не глядеть Бенци в глаза. Прикусив губу, он тихо, сквозь зубы бурчал: "Мой тебе добрый совет: старайся не связываться ни с Пительманом, ни тем более с Арпадофелем. Я тебе серьёзно, как старому другу, как своему коллеге, говорю! Ты даже представить себе не можешь, насколько это серьёзно! Они задумали внедрить струю подобающей цветовой гаммы – и не только в "Лулиании", и не только в Эрании. Это не просто бредовый каприз, это гораздо серьёзней. И раз уж они решили, то их не остановишь. Арпадофель, тот вообще прёт, как танк!.. А идёт эта мода от компашки Офелии Тишкер, а точнее – от их заморского покровителя, главы концерна "Mushkhat-info"… как-его-там… э-э-э…
Мушхатуля… Мушхателло… Нет! – Мушхатти… Ну, не знаю, как… Короче, от самих властителей дум и культурных вкусов, вроде так называемого музыковеда Клима Мазикина, так сказать, учёного-археолога Кулло Здоннерса и-и-и… бери выше!.. Сам Бизон Хэрпанс…" – "А какое это к "Лулиании", вообще к Арцене имеет отношение?" – "Ой, не спрашивай! Нас изо всех сил затягивают в глобальную, прогрессивную сеть… нет! – струю КАК-У-ВСЕХНОСТИ… С этим наши боссы сейчас носятся. Вот – как ты говоришь, фанфароторий хотят открыть… Лекции будут нам всем читать!.." – "А начать хотят с нашей группы?" – "Не знаю… Полтора часа в день этой… э-э-э… музыки! – Моти скривил губы, зажигая сигарету. – Big deal!.." – "Полтора часа?!! Музыки?" – поднял брови Бенци, глянув на старого приятеля, но тот продолжал, как ни в чём не бывало: "Ну, ладно, не привязывайся к словам!.. Я просто цитирую. Если даже это… не-знаю-как-назвать… и не понравится большинству, ну и что!.. Геверет Офелия всем доступно растолкует, что они никакое не большинство… что им должно нравиться, если хотят попасть в струю…" – "Моти, я вообще-то не о том. Я о нашем обеде…" – "А я тебе уже сказал.
Вопрос не настолько принципиальный, чтобы за него копья ломать… Да и погоди, ещё ничего не решено. Старайся не связываться. Держи низкий профиль, помни, что я сказал". – "Хорошо…" – "А впрочем, попробуй пойти к боссу. Миней заинтересован, чтобы лулианичи работали в комфортных условиях, чтобы ничто не мешало их продуктивной работе. Он очень душевный и тёплый человек, я его давно знаю. Попробуй…"
Мезимотес принял их весьма любезно, но улыбка мгновенно схлынула с его лица, как только он услышал, о чём идёт речь. Всегда выдержанный, приветливый, с ласковой улыбкой на лице, на сей раз он чрезвычайно вежливо, но твёрдо и холодно отчеканил: "Я вижу, вы ещё не поняли, что в "Лулиании" начинается новая жизнь.
Да, в своё время я подписал разрешение на этот проходной холл для ваших коллективных обедов. Но времена меняются. Оказалось, этот холл – самое подходящее помещение для работ, которыми предстоит заниматься новому сектору фирмы. Там легче всего создать особую звуковую атмосферу… Она вам просто может не подойти, во всяком случае, первое время, пока вы не привыкнете… Но об этом у нас ещё будет с вами разговор". – "А кто конкретно с нами будет об этом говорить?" – "Адон Пительман. Он у нас уполномочен доводить решения руководства до коллектива, как зам. куратора по связям с коллективом… Руководство занято новыми проектами и планами и не может себе позволить тратить время на длительные беседы с каждым сотрудником. Для этого у нас имеется адон Пительман. Он и будет с вами на связи – прошу любить и жаловать!" – и на лице Мезимотеса загадочной белой лампочкой замерцала вежливая улыбка. – "Всё это хорошо, – спокойно заметил Бенци, – но, адони, нам непонятно, почему нам в такой странной форме было сообщено, что нас выставляют из этого холла. Беспочвенные обвинения в нарушении рабочего распорядка…" – "А это уже серьёзно! Нарушений мы не намерены терпеть!" – "Но мы ничего не нарушали!" – вмешался Гидон. Мезимотес даже не посмотрел на него, но его взгляд, которым он буравил Бенци, затвердел: "Наверно, у Тимми были для этого какие-то основания! Вот скажите мне, пожалуйста, сколько времени у вас продолжаются ваши групповые трапезы?" – "Как у всех – 45 минут!.. Ещё 15-20 минут на минху, потом мы это отрабатываем". – "А почему вы не можете ходить парами-тройками, как все в "Лулиании", в соседнее кафе? Чем оно вас не устраивает?" – "А зачем куда-то ходить, если мы попросили, а вы нам выделили удобное место?.. Мы привыкли обедать вместе и не успели узнать, что с некоторых пор дружить и обедать вместе не рекомендуется. До нашего сведения это, как и многое другое, не довели… э-э-э… своевременно… Извините…" – "А чем вы ещё там, кроме обеда, занимаетесь?" – "За обедом мы беседуем о Торе. А разве нельзя?" – "Если это мешает работе, то – нет!" – "Это не может мешать работе – во время обеденного перерыва!.." – "Ладно, я поговорю с Тимми и Кобой, мы что-нибудь придумаем… Но я не советую вам мешать планам руководства! Понятно, адон… э-э-э?.." – "Дорон… Бенцион Дорон! – чуть раздражённо подсказал Бенци и более спокойно ответил: – Я вас понял, адони… Спасибо за разъяснение. Шалом!" Он молча повернулся и вышел, его друзья – за ним следом.
"Что-то тут нечисто, – проговорил Максим, добавив: – Что-то я в этом чувствую нехорошее, знакомое и… опасное". Ирми мрачно откликнулся, не глядя на Бенци: "А ведь Мезимотес отнюдь не дурак!" – "Стало быть, нас всех держит за дураков – вот что опасно!.." – мрачно заключил Максим. – "Ну, что вы, ребята! Вам всё какие-то кошмары мерещатся! Он же пообещал поговорить с ними! Может, ещё передумают.
Значит, ещё ничего не решено. Может, ложная тревога…" – примиряющим тоном проговорил Бенци. – "Мне не понравилось, Бенци, каким тоном он с нами говорил…" – угрюмо выговорил через силу Гидон. – "Мне тоже не понравилось. Но он босс, имеет право. Ладно. Пока всё остаётся, как прежде. Пошли по домам…"
Назавтра Бенци и его друзьям пришлось убедиться, что боссы слов на ветер не бросают. Не успели они расположиться на обед, как Тим снова появился в холле. За ним двигались два высоченных шкафообразных коротко постриженных типа в круглых чёрных очках и наглухо застёгнутых темно-серых блузах с множеством карманов и карманчиков на кнопках и заклёпках. Они волочили на тележке компьютер непомерно большого размера и ещё какое-то устройство, плотно закрытое тканью, пронзительно звякавшее при каждом резком движении тележки. Ирми узнал их: это были неизменные спутники Арпадофеля, в окружении которых он часто появлялся в коридорах фирмы.
Но все знали, что это его шомроши (так в Эрании называют телохранителей). Если они не фланировали в непосредственной близости от своего босса, стараясь, насколько возможно, стушеваться и не бросаться в глаза, то неизменно околачивались где-нибудь ещё неподалёку. Впрочем, их мощная шкафоподобная комплекция не оставляла почти никаких надежд на незаметность. Ирми молча указал на них глазами Максиму, усмехнувшись, пробормотал: "Как это они своего подопечного оставили?.." Максим ухмыльнулся и кивнул, ответив на ухмылку Ирми гримаской.
Пительман прошелестел какие-то неразборчивые слова, и шомроши поставили ширму, отделяющую стол, где обедала компания Бенци, от противоположного угла маленького холла. Из-за ширмы раздавались непонятные шумы, стуки, посвисты. Шомроши несколько раз появлялись в холле с гружеными тележками, а Тим с самым деловым видом перемещался взад-вперёд по холлу, давая шомрошам указания, для стороннего уха звучавшие неразборчиво. На обедающих, а потом молящихся Тим с шомрошами подчёркнуто не обращали никакого внимания.
В тот же день шомроши начали и оборудование нового кабинета куратора Кобы Арпадофеля, где смонтировали современную цвето-звуковую аппаратуру, разработанную фанфаризаторами Тима Пительмана.
Прошла ещё неделя.
Лулианичи за это время успели усечь, что обычно в утренние часы кабинет Арпадофеля обычно закрыт, и никто не знал, – и не должен был знать! – где пребывает его владелец. Телефоны трезвонили, почти не переставая, их трели причудливым диссонансом вплетались в негромкие, вкрадчивые силонокулл-пассажи.
Казалось, силонокулл автоматически включили в режиме шарманки. Иногда к ним присоединялись звуки ещё одного модного инструмента, который был известен под названием стиральная доска ихней бабушки, другого названия почему-то ему так и не придумали. Время от времени, будто давая отдохнуть ушам и нервам случившихся рядом лулианичей, из-под двери звучали необычные, навевающие щемящую ностальгию звуки. Казалось, музыканты исполняли весёлые детские песенки, но из-за необычной аранжировки эти мелодии скорей напоминали колыбельные, плавно переходящие в похоронные марши. Народу ещё не пришло время узнать, что эти композиции исполняет недавно созданный военный квартет одной гребёнки, получивший название "Петек Лаван".
А потом произошло знаменательное событие, о котором потом долго говорили не только в "Лулиании", но и в Эрании.
Ровно в час пополудни, незадолго до конца обеда компании Бенци, двери кабинета с победным треском распахнулись, и перед ними предстало необычайное зрелище.
Первое впечатление было поистине искросыпительным. Половину кабинета занимал стол, на котором стоял дисплей компьютера. Напротив двери зловещими башнями цвета залитого бензином асфальта возвышались многополосные акустические системы.
В верхних углах передней панели, похожие на подозрительно зыркающие по сторонам глаза, помещались рупора с устьями в форме искривлённого эллипса. Подле огромного стола босса, в самом центре кабинета возвышалось огромное кресло в форме… унитаза, обшитое сверкающей позолотой кожей. Утопая в сверкающем золотистой кожей чудесном кресле, гордо восседал сдобненький Куби-блинок, хаотично посверкивая во все стороны молочно-золотистым левым глазом, с самым довольным выражением на неестественно расплывшемся ярко-розовом румяном лице.
Когда Бенци с друзьями увидели за распахнутыми дверьми унитазо-кресло и гордо восседающего в нём Арпадофеля, за столом разом воцарилась мёртвая тишина. Все они, остолбенев, воззрились на странное сооружение и Куби-блинка, долго не решаясь как-то прореагировать на сверкающую золотом туалетную форму, расположенную в непривычной близости от их обеденного стола. Наконец, Гидон, склонив голову сначала на один бок, а затем на другой, робко спросил: "Разрешите узнать, адони, – что это?" – "То есть как это – что!!! Это моё персональное кресло! Изготовлено по моей идее и по чертежам моих сподвижников!" – гордо заявил Арпадофель, а на широкое его лицо чуть уловимой рябью начали набегать угрожающие оттенки цвета третьеднёвочного свекольника. Из-за ширмы выдвинулись шомроши и молча наблюдали за беседой, а тем временем в холл с неуклюжей важностью вдвигался Пительман собственной персоной, зыркая бледными глазками по ошеломлённым лицам религиозных лулианичей, сидевших вокруг стола, и поигрывая светлыми бровками домиком.
"Вот такой… м-м-м… оригинальной формы?" – продолжал с отчётливо ошеломлённым выражением лица Гидон. – "Да, вот такой – м-м-м-мым! – оригинальной формы! – отчеканил Арпадофель, угрожающе и важно выдвинув далеко вперёд нижнюю челюсть, в то время как лицо его уже дозрело до угрожающего темно-бордового цвета: – Сегодня непривычно, необычно, может, неприлично, а завтра – норма! Разве вам неизвестно, что я, Коба Арпадофель, обладаю высоким интеллектуальным потенциалом, и могу себе позволить постепенно вводить в "Лулиании" новейшую эстетику, быть, так сказать, законодателем моды в нашей славной Эрании?! Вот меня и осенила идея унитазификации эстетики! Ведь вы отлично знаете, где имеете честь работать: в "Лулиании", где собран цвет эранийских элитариев. Это значит, что всё самое новое и прогрессивное начинает свой путь от нас, далее – по всей Эрании, по всей Арцене, да чего уж там – до всей планеты! – дойдёт, завоюет весь мир!!!" – фанфарически зазвенел на весь холл голос Арпадофеля.
Ирми с Максимом переглянулись и с преувеличенным восхищением воздели брови; им стоило огромного труда не прыснуть со смеху. Высокий, седоватый Гидон Левин с серьёзным, и в то же время, благоговейно-восторженным выражением лица возвестил:
"Итак, нам выпала великая честь стоять у истоков эстетического прогресса, выраженного в унитазификации эстетики, коей предстоит завоевать весь мир! Не так ли?" Арпадофель пристально и жёстко вгляделся в Гидона правым, словно бы стеклянно-оловянным, глазом, одновременно переводя бледно-молочный прожектор левого глаза на Бенци, затем прошнырял им по всем лицам, которые его в этот момент окружали, особо остановился на кипах и бородах и… внезапно вскинулся: "Кончаем разговорчики!
Быстренько пообедать – и чтоб без болтовни мне! Если не хотите неприятностей, всё это – убрать отсюда сегодня же!" – неожиданно гавкнул Арпадофель; его горловые фанфары уже трубили грозу. Бенци и его друзья, закончив обед и быстренько помолившись минху, молча покинули помещение.
Поглазеть на кресло приходили лулианичи со всех этажей, и даже из соседнего здания. Одни застенчиво глазели от дверей, опасаясь стоящих чуть поодаль и как бы невзначай поигрывающих мышцами шомрошей, более смелые подходили вплотную и обходили вокруг, с благоговейным видом осторожно дотрагиваясь кончиками пальцев до нежно-золотистой кожи. Коба при этом обычно не пристутствовал. Тим не возражал, однако, потребовал, чтобы за пределами "Лулиании" об этом кресле никаких разговоров не велось. Естественно, это его требование было тут же нарушено, поэтому вскоре по всей Эрании пошли слухи о первом образчике унитазификации эстетики Арпадофеля.
Со временем, однако, зрелище золотисто-мерцающего унитазо-кресла, как и разговоры о нём приелись и потеряли значительную долю блеска и новизны. А кресло – осталось и продолжало украшать кабинет и придавать солидности администратору по общим и конкретным вопросам и куратору головного проекта фирмы. При этом никто не обратил внимания на подвешенные к потолку под различными углами друг к другу и жёстко соединённые между собой странные пластины из прозрачного стекла всевозможных форм и тонов преимущественно жёлто-зелёной гаммы. Как видно, сочли их одним из символов новейшей эстетики, или, что впоследствии оказалось верным, одним из приборов для экспериментов нового исследовательского сектора.
Первый экспериментальный фанфароторий Ясно, что об уроках Торы во время обеда речи больше быть не могло, как и о чтении Минхи после обеда. Надо было искать другое место. Самым отвратным в этой ситуации казалась лоснящаяся от торжества физиономия Пительмана, когда кто-то из компании Бенци встречал его в коридоре. Он как будто хотел сказать: "Ну, что, хабубчики? Накрылась ваша святая команда? Погодите, то ли ещё будет!" Минуя фланирующего по коридору Тима, Гидон тихо сказал, чуть качнув головой к уху Бенци: "Надо попробовать путь пассивного сопротивления. Больше с боссами не о чём говорить. А на этого, – он незаметно мотнул головой в сторону только что миновавшего их Пительмана, – мы просто внимания не обращаем. Арпадофеля… э-э-э… молча игнорируем. Пусть фанфарируют на пару себе на здоровье! Нас это не касается, вот и всё…" – "Пожалуй, ты прав, Гидон. А что его шомроши?" – "А вот этого я не знаю… В конце концов, мы ничего незаконного не делаем. Работаем, как полагается, вовремя ходим на обед, вовремя возвращаемся на работу – как и было договорено… Кто к нам может претензии предъявить?.. Даже ни к чему пассивный протест организовывать. Вот только… Совершенно непонятно, чего это вдруг босс отказался нам новое место для наших обедов предоставить?.. Какая ещё групповщина!.. Чушь какая-то…"
Тим Пительман вошёл в маленькое кафе неподалёку от "Лулиании". Недавно он совершенно случайно узнал, что после превращения проходного холла на первом этаже в лабораторию Арпадофеля компания Бенци Дорона переместилась в это кафе.
Бледные глазки Тима забегали по полупустому в этот час залу кафе. Ему не составило труда увидеть сдвинутые столики возле окна и увенчанные кипами головы вокруг. Самодовольно ухмыльнувшись, Пительман двинулся к столику, стараясь ступать мягко и неслышно. Но неожиданно громко скрипнула под ногой плитка.
Сидящий сбоку человек поднял голову и изумлённо застыл. Он толкнул локтем соседа, над компанией пронёсся шелест тихих голосов, и все тут же повернулись к приближающемуся увальню. Более осторожничать не имело смысла, и Тим стремительно рванул к сидящему у самого окна Бенци и навис над ним, сверля его глазами и неприятно улыбаясь. Бенци поднял на увальня удивлённый взгляд, стараясь сохранять спокойствие. Его взгляд как бы вопрошал: "Что от нас понадобилось особе, приближённой к руководству? Да ещё во время обеда…" Тим решил сразу же приступить к делу: "Вас уже проинформировали, что я заместитель администратора по общим и конкретным вопросам и куратора главного проекта фирмы. То есть я, наряду с прочим, осуществляю связь адона Арпадофеля с сотрудниками". – "Тов. Но что привело вас сюда во время нашего обеда? Нельзя ли отложить вопросы связи с адоном куратором на послеобеденное, время?" – "Нет! – с безапелляционной мягкостью, как только он это и умел, заявил Тим. – Я хочу говорить с вами именно сейчас, и именно тут!" – "Ладно, говорите…" – бросил Бенци, демонстративно отвернувшись к окну. Остальные сидящие за столом тоже старались не смотреть на Пительмана, некоторые с лёгким испугом и в то же время с надеждой поглядывали на Бенци. До них уже дошли туманные слухи о намерении боссов, и вот сейчас эти слухи, похоже, получают подтверждение. От Тима не укрылось выражение плохо скрываемой неприязни на лицах и в жестах людей, к которым он пришёл незванным. Решив не обращать на это внимания, он важно надулся и заговорил: "Как представитель куратора проекта государственного значения, я именно вас… – вытянул он указующий перст в сторону Бенци, – назначаю ответственным за участие вашей группы в новом архиважном мероприятии. Вам надлежит выбрать время, полтора часа в день, для цикла лекций Арпадофеля на тему "Исследование математических законов формирования струи подобающей цветовой гаммы". Это важная и своевременная тема, в наше время остро необходимая каждому интеллигентному и культурному человеку. Руководство решило, что эти лекции должны проводиться каждый день за счёт вашего личного времени. Так принято даже в небольших компаниях Арцены – повышение квалификации сотрудников в их личное время!" – "Простите, адони, какое отношение имеют эти, так сказать, обязательные, лекции к тематике фирмы, занимающейся разработкой развивающих компьютерных игр?" – поинтересовался Гидон. Тим бросил на него быстрый высокомерный взгляд и проговорил: "Я попросил бы со всеми вопросами к руководству, которое я в настоящий момент представляю, обращаться только адона Дорона!" – он по-прежнему сверлил Бенци глазами, явно стараясь подражать Арпадофелю; правда, это у него ещё неважно получалось.
Бенци вздохнул: Пительман начинал его раздражать, да и признать его начальством Бенци не мог себя заставить. А тот напыщенно вещал: "Эти лекции традиционно сопровождаются современной цветомузыкой: силонокулл в сопровождении игры разноцветных струй. Впрочем, если кто-то из вас в последнее время посещал Парк…
Короче… Из этих струй вы со временем научитесь выделять нужную струю подобающей цветовой гаммы! Такова одна из целей цикла лекций".
С разных сторон раздались недоуменные возгласы: "Никак в толк не возьму: какое это отношение имеет к тематике фирмы? – Если фирма меняет тематику, почему об этом нас извещает Пительман, которого нам по-настоящему никто не представил, а не сам босс? – Пусть с нашими шефами говорит, а они нам скажут! – Нарушение субординации! – Непорядок!" Кто-то с края стола протянул тоскливым жалобным тенором: "А это обязательно – э-э-э… силонокул и цветовые… гармонии?" Тим угрожающе стрельнул глазами в сторону, откуда послышался жалобный голос, и жёстко продолжал: "Руководство убеждено: это необходимо вам для общего развития".
Бенци иронически глянул на Пительмана и кивнул: "О, да!.." "А почему выделяют нашу группу?" – осведомились несколько человек. "Неужели неясно? Вы же сами себя выделили. На Дне Кайфа отказались вместе со всеми составить общий мангал, и вот сейчас!.. Групповщинка, так сказать! Сектантство!
Своей замкнутой сектой ходите на обед…" – "Но ведь тогда никто не хотел участвовать в общем мангале. Никто в "Лулиании" никогда не ходил, да и сейчас не ходит по струночке строем. Всегда были и есть дружеские компании, и это никогда не мешало хорошим, дружеским отношениям в коллективе. Мы объяснили, почему мы не можем поддержать идею общего мангала: наши законы питания…" – "А почему это у вас какие-то особые законы питания? Ни у кого нет особых законов питания, а вам подавай особые!" – мягко осведомился Тим, однако тон его фразы ощутимо взлетел.
Бенци с друзьями обменялись удивлёнными взглядами: в Арцене никогда никому в голову не могло придти возмущаться, что религиозные евреи живут и питаются по своим законам. Максим не смог удержаться и за спинами остальных, с усмешкой покрутил пальцем у виска. На его счастье, Тим этого не заметил, продолжая сверлить глазами Бенци: "Что значит?! Вам необходимо как-то себя выделить? Всему миру показать свою избранность?! Лучше других себя считаете?!! Вам и нормальная наша пища не подходит, и наш силонокулл вы не хотите слушать! Вот мы вас и выделили в отдельную группу. Шефу пришлось специально для вашей специфической аудитории – подчеркнул он, брезгливо скривив губы, – разработать особый цикл лекций по тем вопросам, которые уже давным-давно изучаются во всех университетах мира!" – "Где, к примеру?" – склонив седоватую голову набок, полюбопытствовал Гидон. Бенци и его товарищи смотрели то на Гидона, то на Тима во все глаза, кто с нескрываемым ироническим весельем, кто с боязливой тревогой. "Примеры приводить слишком долго: их более, чем достаточно…" – отмахнулся Пительман.
Бенци спокойно и твёрдо на это заметил: "У нас сейчас обеденный перерыв, наше личное время. Извините. Ваше интереснейшее предложение мы обсудим в своей компании, потом с нашими непосредственными шефами. Сами понимаете: не годится нарушать субординацию".
Отойдя от стола, занятого Бенци с друзьями, Тим прошествовал к длинной стойке, на которую в ожидании клиентов лениво облокотился буфетчик. Тим тихо прошелестел:
"Чашечку кофе и булочку, пожалуйста…" Ожидая, пока буфетчик приготовит ему кофе, он как бы невзначай спросил его: "Разве вы разрешаете у себя сидеть клиентам, приносящим еду с собой?" – "Конечно же, нет! Клиент должен тут что-то обязательно купить, иначе мы его попросим освободить столик". – "Но я вижу тут за столом целую компанию, они выпили свой кофе. Остальное – мне точно известно! – они принесли с собой. Я думаю, это непорядок. И вообще… такое непрезентабельное сборище… какое будет лицо у вашего заведения, если тут собираются такие… э-э-э…" – изобразив на лице сочувственное сомнение, ласково протянул Пительман. – "Да нет, мы их давно знаем. У нас же кошерное заведение, а они тихая публика". – "Но еду приносят с собой. Нехорошо!" – без выражения повторил Тим, стараясь, впрочем, не казаться особо назойливым.
Буфетчик удивлённо пожал плечами: "Да какая там еда! Пара сандвичей…" – "Я бы посоветовал хозяину кафе, находящегося на одной из центральных улиц Эрании быть построже с некоторыми клиентами. А то… можно и более уважаемых растерять… – как бы невзначай бросил Тим. – Спасибо, дорогой, кофе у тебя отменный!.. А кстати, хозяин сейчас на месте?"
Перед самым окончанием рабочего дня Бенци, прихватив Гидона, решил пойти к боссу и выяснить, что, собственно происходит. А заодно, если получится, от имени всех 15 человек попросить проводить эти лекции с цвето-звуковым сопровождением не ежедневно, а еженедельно.
Мезимотес принял их гораздо менее любезно. Его лицо привычно освещала заготовленная любезная улыбка, которая мгновенно схлынула, как только он увидел, кто к нему пришёл. На миг мелькнуло досадливое выражение, которое он стёр усилием воли, застывшие остатки улыбки словно бы превратились в плавающие в глазах льдинки.
Бенци попытался тактично, тщательно выбирая слова, объяснить боссу просьбу их группы. Но Миней не дал ему договорить фразу, ласково, но и резко оборвав его в тот момент, как только из уст Бенци вырвалось "Арпадофель": "Прошу меня простить, но я категорически не желаю слушать никакой клеветы на уважаемого и выдающегося сотрудника "Лулиании", имеющего не только перед фирмой, но и перед Эранией, колоссальное количество неоценимых заслуг", – ледяным голосом и с такой же ледяной улыбкой произнёс Мезимотес. Гидон удивлённо спросил: "Каких, например? А то работаем-работаем, и даже не знаем, что рядом с нами трудится выдающаяся личность!" Босс сверкнул глазами, льда и металла в голосе прибавилось: "Заслуги Кобы Арпадофеля столь велики, что я не считаю нужным перед вами об этом распространяться! Я не думаю, что вам будет полезно близко с ними знакомиться. И, между прочим, не советую! Удостоитесь в своё время – и не ранее того!" Ещё холодней и твёрже он процедил: "Я вижу, вы даже сейчас не поняли, что "Лулиания" – уже не та безалаберная и безыдейная фирма, к которой вы успели привыкнуть!
Но когда-то ведь мы были с тобой близкими друзьями. Я к тебе и твоей семье отношусь очень тепло и не хочу вам неприятностей…" Винтоподобный звук продолжал растекаться по зданию. Моти почувствовал, как у него заныли зубы, но не хотел, чтобы Бенци это заметил. Он сделал вид, что ищет сигареты, потом спички, чтобы не глядеть Бенци в глаза. Прикусив губу, он тихо, сквозь зубы бурчал: "Мой тебе добрый совет: старайся не связываться ни с Пительманом, ни тем более с Арпадофелем. Я тебе серьёзно, как старому другу, как своему коллеге, говорю! Ты даже представить себе не можешь, насколько это серьёзно! Они задумали внедрить струю подобающей цветовой гаммы – и не только в "Лулиании", и не только в Эрании. Это не просто бредовый каприз, это гораздо серьёзней. И раз уж они решили, то их не остановишь. Арпадофель, тот вообще прёт, как танк!.. А идёт эта мода от компашки Офелии Тишкер, а точнее – от их заморского покровителя, главы концерна "Mushkhat-info"… как-его-там… э-э-э…
Мушхатуля… Мушхателло… Нет! – Мушхатти… Ну, не знаю, как… Короче, от самих властителей дум и культурных вкусов, вроде так называемого музыковеда Клима Мазикина, так сказать, учёного-археолога Кулло Здоннерса и-и-и… бери выше!.. Сам Бизон Хэрпанс…" – "А какое это к "Лулиании", вообще к Арцене имеет отношение?" – "Ой, не спрашивай! Нас изо всех сил затягивают в глобальную, прогрессивную сеть… нет! – струю КАК-У-ВСЕХНОСТИ… С этим наши боссы сейчас носятся. Вот – как ты говоришь, фанфароторий хотят открыть… Лекции будут нам всем читать!.." – "А начать хотят с нашей группы?" – "Не знаю… Полтора часа в день этой… э-э-э… музыки! – Моти скривил губы, зажигая сигарету. – Big deal!.." – "Полтора часа?!! Музыки?" – поднял брови Бенци, глянув на старого приятеля, но тот продолжал, как ни в чём не бывало: "Ну, ладно, не привязывайся к словам!.. Я просто цитирую. Если даже это… не-знаю-как-назвать… и не понравится большинству, ну и что!.. Геверет Офелия всем доступно растолкует, что они никакое не большинство… что им должно нравиться, если хотят попасть в струю…" – "Моти, я вообще-то не о том. Я о нашем обеде…" – "А я тебе уже сказал.
Вопрос не настолько принципиальный, чтобы за него копья ломать… Да и погоди, ещё ничего не решено. Старайся не связываться. Держи низкий профиль, помни, что я сказал". – "Хорошо…" – "А впрочем, попробуй пойти к боссу. Миней заинтересован, чтобы лулианичи работали в комфортных условиях, чтобы ничто не мешало их продуктивной работе. Он очень душевный и тёплый человек, я его давно знаю. Попробуй…"
***
Мезимотес принял их весьма любезно, но улыбка мгновенно схлынула с его лица, как только он услышал, о чём идёт речь. Всегда выдержанный, приветливый, с ласковой улыбкой на лице, на сей раз он чрезвычайно вежливо, но твёрдо и холодно отчеканил: "Я вижу, вы ещё не поняли, что в "Лулиании" начинается новая жизнь.
Да, в своё время я подписал разрешение на этот проходной холл для ваших коллективных обедов. Но времена меняются. Оказалось, этот холл – самое подходящее помещение для работ, которыми предстоит заниматься новому сектору фирмы. Там легче всего создать особую звуковую атмосферу… Она вам просто может не подойти, во всяком случае, первое время, пока вы не привыкнете… Но об этом у нас ещё будет с вами разговор". – "А кто конкретно с нами будет об этом говорить?" – "Адон Пительман. Он у нас уполномочен доводить решения руководства до коллектива, как зам. куратора по связям с коллективом… Руководство занято новыми проектами и планами и не может себе позволить тратить время на длительные беседы с каждым сотрудником. Для этого у нас имеется адон Пительман. Он и будет с вами на связи – прошу любить и жаловать!" – и на лице Мезимотеса загадочной белой лампочкой замерцала вежливая улыбка. – "Всё это хорошо, – спокойно заметил Бенци, – но, адони, нам непонятно, почему нам в такой странной форме было сообщено, что нас выставляют из этого холла. Беспочвенные обвинения в нарушении рабочего распорядка…" – "А это уже серьёзно! Нарушений мы не намерены терпеть!" – "Но мы ничего не нарушали!" – вмешался Гидон. Мезимотес даже не посмотрел на него, но его взгляд, которым он буравил Бенци, затвердел: "Наверно, у Тимми были для этого какие-то основания! Вот скажите мне, пожалуйста, сколько времени у вас продолжаются ваши групповые трапезы?" – "Как у всех – 45 минут!.. Ещё 15-20 минут на минху, потом мы это отрабатываем". – "А почему вы не можете ходить парами-тройками, как все в "Лулиании", в соседнее кафе? Чем оно вас не устраивает?" – "А зачем куда-то ходить, если мы попросили, а вы нам выделили удобное место?.. Мы привыкли обедать вместе и не успели узнать, что с некоторых пор дружить и обедать вместе не рекомендуется. До нашего сведения это, как и многое другое, не довели… э-э-э… своевременно… Извините…" – "А чем вы ещё там, кроме обеда, занимаетесь?" – "За обедом мы беседуем о Торе. А разве нельзя?" – "Если это мешает работе, то – нет!" – "Это не может мешать работе – во время обеденного перерыва!.." – "Ладно, я поговорю с Тимми и Кобой, мы что-нибудь придумаем… Но я не советую вам мешать планам руководства! Понятно, адон… э-э-э?.." – "Дорон… Бенцион Дорон! – чуть раздражённо подсказал Бенци и более спокойно ответил: – Я вас понял, адони… Спасибо за разъяснение. Шалом!" Он молча повернулся и вышел, его друзья – за ним следом.
"Что-то тут нечисто, – проговорил Максим, добавив: – Что-то я в этом чувствую нехорошее, знакомое и… опасное". Ирми мрачно откликнулся, не глядя на Бенци: "А ведь Мезимотес отнюдь не дурак!" – "Стало быть, нас всех держит за дураков – вот что опасно!.." – мрачно заключил Максим. – "Ну, что вы, ребята! Вам всё какие-то кошмары мерещатся! Он же пообещал поговорить с ними! Может, ещё передумают.
Значит, ещё ничего не решено. Может, ложная тревога…" – примиряющим тоном проговорил Бенци. – "Мне не понравилось, Бенци, каким тоном он с нами говорил…" – угрюмо выговорил через силу Гидон. – "Мне тоже не понравилось. Но он босс, имеет право. Ладно. Пока всё остаётся, как прежде. Пошли по домам…"
***
Назавтра Бенци и его друзьям пришлось убедиться, что боссы слов на ветер не бросают. Не успели они расположиться на обед, как Тим снова появился в холле. За ним двигались два высоченных шкафообразных коротко постриженных типа в круглых чёрных очках и наглухо застёгнутых темно-серых блузах с множеством карманов и карманчиков на кнопках и заклёпках. Они волочили на тележке компьютер непомерно большого размера и ещё какое-то устройство, плотно закрытое тканью, пронзительно звякавшее при каждом резком движении тележки. Ирми узнал их: это были неизменные спутники Арпадофеля, в окружении которых он часто появлялся в коридорах фирмы.
Но все знали, что это его шомроши (так в Эрании называют телохранителей). Если они не фланировали в непосредственной близости от своего босса, стараясь, насколько возможно, стушеваться и не бросаться в глаза, то неизменно околачивались где-нибудь ещё неподалёку. Впрочем, их мощная шкафоподобная комплекция не оставляла почти никаких надежд на незаметность. Ирми молча указал на них глазами Максиму, усмехнувшись, пробормотал: "Как это они своего подопечного оставили?.." Максим ухмыльнулся и кивнул, ответив на ухмылку Ирми гримаской.
Пительман прошелестел какие-то неразборчивые слова, и шомроши поставили ширму, отделяющую стол, где обедала компания Бенци, от противоположного угла маленького холла. Из-за ширмы раздавались непонятные шумы, стуки, посвисты. Шомроши несколько раз появлялись в холле с гружеными тележками, а Тим с самым деловым видом перемещался взад-вперёд по холлу, давая шомрошам указания, для стороннего уха звучавшие неразборчиво. На обедающих, а потом молящихся Тим с шомрошами подчёркнуто не обращали никакого внимания.
В тот же день шомроши начали и оборудование нового кабинета куратора Кобы Арпадофеля, где смонтировали современную цвето-звуковую аппаратуру, разработанную фанфаризаторами Тима Пительмана.
***
Прошла ещё неделя.
Лулианичи за это время успели усечь, что обычно в утренние часы кабинет Арпадофеля обычно закрыт, и никто не знал, – и не должен был знать! – где пребывает его владелец. Телефоны трезвонили, почти не переставая, их трели причудливым диссонансом вплетались в негромкие, вкрадчивые силонокулл-пассажи.
Казалось, силонокулл автоматически включили в режиме шарманки. Иногда к ним присоединялись звуки ещё одного модного инструмента, который был известен под названием стиральная доска ихней бабушки, другого названия почему-то ему так и не придумали. Время от времени, будто давая отдохнуть ушам и нервам случившихся рядом лулианичей, из-под двери звучали необычные, навевающие щемящую ностальгию звуки. Казалось, музыканты исполняли весёлые детские песенки, но из-за необычной аранжировки эти мелодии скорей напоминали колыбельные, плавно переходящие в похоронные марши. Народу ещё не пришло время узнать, что эти композиции исполняет недавно созданный военный квартет одной гребёнки, получивший название "Петек Лаван".
***
А потом произошло знаменательное событие, о котором потом долго говорили не только в "Лулиании", но и в Эрании.
Ровно в час пополудни, незадолго до конца обеда компании Бенци, двери кабинета с победным треском распахнулись, и перед ними предстало необычайное зрелище.
Первое впечатление было поистине искросыпительным. Половину кабинета занимал стол, на котором стоял дисплей компьютера. Напротив двери зловещими башнями цвета залитого бензином асфальта возвышались многополосные акустические системы.
В верхних углах передней панели, похожие на подозрительно зыркающие по сторонам глаза, помещались рупора с устьями в форме искривлённого эллипса. Подле огромного стола босса, в самом центре кабинета возвышалось огромное кресло в форме… унитаза, обшитое сверкающей позолотой кожей. Утопая в сверкающем золотистой кожей чудесном кресле, гордо восседал сдобненький Куби-блинок, хаотично посверкивая во все стороны молочно-золотистым левым глазом, с самым довольным выражением на неестественно расплывшемся ярко-розовом румяном лице.
Когда Бенци с друзьями увидели за распахнутыми дверьми унитазо-кресло и гордо восседающего в нём Арпадофеля, за столом разом воцарилась мёртвая тишина. Все они, остолбенев, воззрились на странное сооружение и Куби-блинка, долго не решаясь как-то прореагировать на сверкающую золотом туалетную форму, расположенную в непривычной близости от их обеденного стола. Наконец, Гидон, склонив голову сначала на один бок, а затем на другой, робко спросил: "Разрешите узнать, адони, – что это?" – "То есть как это – что!!! Это моё персональное кресло! Изготовлено по моей идее и по чертежам моих сподвижников!" – гордо заявил Арпадофель, а на широкое его лицо чуть уловимой рябью начали набегать угрожающие оттенки цвета третьеднёвочного свекольника. Из-за ширмы выдвинулись шомроши и молча наблюдали за беседой, а тем временем в холл с неуклюжей важностью вдвигался Пительман собственной персоной, зыркая бледными глазками по ошеломлённым лицам религиозных лулианичей, сидевших вокруг стола, и поигрывая светлыми бровками домиком.
"Вот такой… м-м-м… оригинальной формы?" – продолжал с отчётливо ошеломлённым выражением лица Гидон. – "Да, вот такой – м-м-м-мым! – оригинальной формы! – отчеканил Арпадофель, угрожающе и важно выдвинув далеко вперёд нижнюю челюсть, в то время как лицо его уже дозрело до угрожающего темно-бордового цвета: – Сегодня непривычно, необычно, может, неприлично, а завтра – норма! Разве вам неизвестно, что я, Коба Арпадофель, обладаю высоким интеллектуальным потенциалом, и могу себе позволить постепенно вводить в "Лулиании" новейшую эстетику, быть, так сказать, законодателем моды в нашей славной Эрании?! Вот меня и осенила идея унитазификации эстетики! Ведь вы отлично знаете, где имеете честь работать: в "Лулиании", где собран цвет эранийских элитариев. Это значит, что всё самое новое и прогрессивное начинает свой путь от нас, далее – по всей Эрании, по всей Арцене, да чего уж там – до всей планеты! – дойдёт, завоюет весь мир!!!" – фанфарически зазвенел на весь холл голос Арпадофеля.
Ирми с Максимом переглянулись и с преувеличенным восхищением воздели брови; им стоило огромного труда не прыснуть со смеху. Высокий, седоватый Гидон Левин с серьёзным, и в то же время, благоговейно-восторженным выражением лица возвестил:
"Итак, нам выпала великая честь стоять у истоков эстетического прогресса, выраженного в унитазификации эстетики, коей предстоит завоевать весь мир! Не так ли?" Арпадофель пристально и жёстко вгляделся в Гидона правым, словно бы стеклянно-оловянным, глазом, одновременно переводя бледно-молочный прожектор левого глаза на Бенци, затем прошнырял им по всем лицам, которые его в этот момент окружали, особо остановился на кипах и бородах и… внезапно вскинулся: "Кончаем разговорчики!
Быстренько пообедать – и чтоб без болтовни мне! Если не хотите неприятностей, всё это – убрать отсюда сегодня же!" – неожиданно гавкнул Арпадофель; его горловые фанфары уже трубили грозу. Бенци и его друзья, закончив обед и быстренько помолившись минху, молча покинули помещение.
***
Поглазеть на кресло приходили лулианичи со всех этажей, и даже из соседнего здания. Одни застенчиво глазели от дверей, опасаясь стоящих чуть поодаль и как бы невзначай поигрывающих мышцами шомрошей, более смелые подходили вплотную и обходили вокруг, с благоговейным видом осторожно дотрагиваясь кончиками пальцев до нежно-золотистой кожи. Коба при этом обычно не пристутствовал. Тим не возражал, однако, потребовал, чтобы за пределами "Лулиании" об этом кресле никаких разговоров не велось. Естественно, это его требование было тут же нарушено, поэтому вскоре по всей Эрании пошли слухи о первом образчике унитазификации эстетики Арпадофеля.
Со временем, однако, зрелище золотисто-мерцающего унитазо-кресла, как и разговоры о нём приелись и потеряли значительную долю блеска и новизны. А кресло – осталось и продолжало украшать кабинет и придавать солидности администратору по общим и конкретным вопросам и куратору головного проекта фирмы. При этом никто не обратил внимания на подвешенные к потолку под различными углами друг к другу и жёстко соединённые между собой странные пластины из прозрачного стекла всевозможных форм и тонов преимущественно жёлто-зелёной гаммы. Как видно, сочли их одним из символов новейшей эстетики, или, что впоследствии оказалось верным, одним из приборов для экспериментов нового исследовательского сектора.
Первый экспериментальный фанфароторий Ясно, что об уроках Торы во время обеда речи больше быть не могло, как и о чтении Минхи после обеда. Надо было искать другое место. Самым отвратным в этой ситуации казалась лоснящаяся от торжества физиономия Пительмана, когда кто-то из компании Бенци встречал его в коридоре. Он как будто хотел сказать: "Ну, что, хабубчики? Накрылась ваша святая команда? Погодите, то ли ещё будет!" Минуя фланирующего по коридору Тима, Гидон тихо сказал, чуть качнув головой к уху Бенци: "Надо попробовать путь пассивного сопротивления. Больше с боссами не о чём говорить. А на этого, – он незаметно мотнул головой в сторону только что миновавшего их Пительмана, – мы просто внимания не обращаем. Арпадофеля… э-э-э… молча игнорируем. Пусть фанфарируют на пару себе на здоровье! Нас это не касается, вот и всё…" – "Пожалуй, ты прав, Гидон. А что его шомроши?" – "А вот этого я не знаю… В конце концов, мы ничего незаконного не делаем. Работаем, как полагается, вовремя ходим на обед, вовремя возвращаемся на работу – как и было договорено… Кто к нам может претензии предъявить?.. Даже ни к чему пассивный протест организовывать. Вот только… Совершенно непонятно, чего это вдруг босс отказался нам новое место для наших обедов предоставить?.. Какая ещё групповщина!.. Чушь какая-то…"
***
Тим Пительман вошёл в маленькое кафе неподалёку от "Лулиании". Недавно он совершенно случайно узнал, что после превращения проходного холла на первом этаже в лабораторию Арпадофеля компания Бенци Дорона переместилась в это кафе.
Бледные глазки Тима забегали по полупустому в этот час залу кафе. Ему не составило труда увидеть сдвинутые столики возле окна и увенчанные кипами головы вокруг. Самодовольно ухмыльнувшись, Пительман двинулся к столику, стараясь ступать мягко и неслышно. Но неожиданно громко скрипнула под ногой плитка.
Сидящий сбоку человек поднял голову и изумлённо застыл. Он толкнул локтем соседа, над компанией пронёсся шелест тихих голосов, и все тут же повернулись к приближающемуся увальню. Более осторожничать не имело смысла, и Тим стремительно рванул к сидящему у самого окна Бенци и навис над ним, сверля его глазами и неприятно улыбаясь. Бенци поднял на увальня удивлённый взгляд, стараясь сохранять спокойствие. Его взгляд как бы вопрошал: "Что от нас понадобилось особе, приближённой к руководству? Да ещё во время обеда…" Тим решил сразу же приступить к делу: "Вас уже проинформировали, что я заместитель администратора по общим и конкретным вопросам и куратора главного проекта фирмы. То есть я, наряду с прочим, осуществляю связь адона Арпадофеля с сотрудниками". – "Тов. Но что привело вас сюда во время нашего обеда? Нельзя ли отложить вопросы связи с адоном куратором на послеобеденное, время?" – "Нет! – с безапелляционной мягкостью, как только он это и умел, заявил Тим. – Я хочу говорить с вами именно сейчас, и именно тут!" – "Ладно, говорите…" – бросил Бенци, демонстративно отвернувшись к окну. Остальные сидящие за столом тоже старались не смотреть на Пительмана, некоторые с лёгким испугом и в то же время с надеждой поглядывали на Бенци. До них уже дошли туманные слухи о намерении боссов, и вот сейчас эти слухи, похоже, получают подтверждение. От Тима не укрылось выражение плохо скрываемой неприязни на лицах и в жестах людей, к которым он пришёл незванным. Решив не обращать на это внимания, он важно надулся и заговорил: "Как представитель куратора проекта государственного значения, я именно вас… – вытянул он указующий перст в сторону Бенци, – назначаю ответственным за участие вашей группы в новом архиважном мероприятии. Вам надлежит выбрать время, полтора часа в день, для цикла лекций Арпадофеля на тему "Исследование математических законов формирования струи подобающей цветовой гаммы". Это важная и своевременная тема, в наше время остро необходимая каждому интеллигентному и культурному человеку. Руководство решило, что эти лекции должны проводиться каждый день за счёт вашего личного времени. Так принято даже в небольших компаниях Арцены – повышение квалификации сотрудников в их личное время!" – "Простите, адони, какое отношение имеют эти, так сказать, обязательные, лекции к тематике фирмы, занимающейся разработкой развивающих компьютерных игр?" – поинтересовался Гидон. Тим бросил на него быстрый высокомерный взгляд и проговорил: "Я попросил бы со всеми вопросами к руководству, которое я в настоящий момент представляю, обращаться только адона Дорона!" – он по-прежнему сверлил Бенци глазами, явно стараясь подражать Арпадофелю; правда, это у него ещё неважно получалось.
Бенци вздохнул: Пительман начинал его раздражать, да и признать его начальством Бенци не мог себя заставить. А тот напыщенно вещал: "Эти лекции традиционно сопровождаются современной цветомузыкой: силонокулл в сопровождении игры разноцветных струй. Впрочем, если кто-то из вас в последнее время посещал Парк…
Короче… Из этих струй вы со временем научитесь выделять нужную струю подобающей цветовой гаммы! Такова одна из целей цикла лекций".
С разных сторон раздались недоуменные возгласы: "Никак в толк не возьму: какое это отношение имеет к тематике фирмы? – Если фирма меняет тематику, почему об этом нас извещает Пительман, которого нам по-настоящему никто не представил, а не сам босс? – Пусть с нашими шефами говорит, а они нам скажут! – Нарушение субординации! – Непорядок!" Кто-то с края стола протянул тоскливым жалобным тенором: "А это обязательно – э-э-э… силонокул и цветовые… гармонии?" Тим угрожающе стрельнул глазами в сторону, откуда послышался жалобный голос, и жёстко продолжал: "Руководство убеждено: это необходимо вам для общего развития".
Бенци иронически глянул на Пительмана и кивнул: "О, да!.." "А почему выделяют нашу группу?" – осведомились несколько человек. "Неужели неясно? Вы же сами себя выделили. На Дне Кайфа отказались вместе со всеми составить общий мангал, и вот сейчас!.. Групповщинка, так сказать! Сектантство!
Своей замкнутой сектой ходите на обед…" – "Но ведь тогда никто не хотел участвовать в общем мангале. Никто в "Лулиании" никогда не ходил, да и сейчас не ходит по струночке строем. Всегда были и есть дружеские компании, и это никогда не мешало хорошим, дружеским отношениям в коллективе. Мы объяснили, почему мы не можем поддержать идею общего мангала: наши законы питания…" – "А почему это у вас какие-то особые законы питания? Ни у кого нет особых законов питания, а вам подавай особые!" – мягко осведомился Тим, однако тон его фразы ощутимо взлетел.
Бенци с друзьями обменялись удивлёнными взглядами: в Арцене никогда никому в голову не могло придти возмущаться, что религиозные евреи живут и питаются по своим законам. Максим не смог удержаться и за спинами остальных, с усмешкой покрутил пальцем у виска. На его счастье, Тим этого не заметил, продолжая сверлить глазами Бенци: "Что значит?! Вам необходимо как-то себя выделить? Всему миру показать свою избранность?! Лучше других себя считаете?!! Вам и нормальная наша пища не подходит, и наш силонокулл вы не хотите слушать! Вот мы вас и выделили в отдельную группу. Шефу пришлось специально для вашей специфической аудитории – подчеркнул он, брезгливо скривив губы, – разработать особый цикл лекций по тем вопросам, которые уже давным-давно изучаются во всех университетах мира!" – "Где, к примеру?" – склонив седоватую голову набок, полюбопытствовал Гидон. Бенци и его товарищи смотрели то на Гидона, то на Тима во все глаза, кто с нескрываемым ироническим весельем, кто с боязливой тревогой. "Примеры приводить слишком долго: их более, чем достаточно…" – отмахнулся Пительман.
Бенци спокойно и твёрдо на это заметил: "У нас сейчас обеденный перерыв, наше личное время. Извините. Ваше интереснейшее предложение мы обсудим в своей компании, потом с нашими непосредственными шефами. Сами понимаете: не годится нарушать субординацию".
Отойдя от стола, занятого Бенци с друзьями, Тим прошествовал к длинной стойке, на которую в ожидании клиентов лениво облокотился буфетчик. Тим тихо прошелестел:
"Чашечку кофе и булочку, пожалуйста…" Ожидая, пока буфетчик приготовит ему кофе, он как бы невзначай спросил его: "Разве вы разрешаете у себя сидеть клиентам, приносящим еду с собой?" – "Конечно же, нет! Клиент должен тут что-то обязательно купить, иначе мы его попросим освободить столик". – "Но я вижу тут за столом целую компанию, они выпили свой кофе. Остальное – мне точно известно! – они принесли с собой. Я думаю, это непорядок. И вообще… такое непрезентабельное сборище… какое будет лицо у вашего заведения, если тут собираются такие… э-э-э…" – изобразив на лице сочувственное сомнение, ласково протянул Пительман. – "Да нет, мы их давно знаем. У нас же кошерное заведение, а они тихая публика". – "Но еду приносят с собой. Нехорошо!" – без выражения повторил Тим, стараясь, впрочем, не казаться особо назойливым.
Буфетчик удивлённо пожал плечами: "Да какая там еда! Пара сандвичей…" – "Я бы посоветовал хозяину кафе, находящегося на одной из центральных улиц Эрании быть построже с некоторыми клиентами. А то… можно и более уважаемых растерять… – как бы невзначай бросил Тим. – Спасибо, дорогой, кофе у тебя отменный!.. А кстати, хозяин сейчас на месте?"
***
Перед самым окончанием рабочего дня Бенци, прихватив Гидона, решил пойти к боссу и выяснить, что, собственно происходит. А заодно, если получится, от имени всех 15 человек попросить проводить эти лекции с цвето-звуковым сопровождением не ежедневно, а еженедельно.
Мезимотес принял их гораздо менее любезно. Его лицо привычно освещала заготовленная любезная улыбка, которая мгновенно схлынула, как только он увидел, кто к нему пришёл. На миг мелькнуло досадливое выражение, которое он стёр усилием воли, застывшие остатки улыбки словно бы превратились в плавающие в глазах льдинки.
Бенци попытался тактично, тщательно выбирая слова, объяснить боссу просьбу их группы. Но Миней не дал ему договорить фразу, ласково, но и резко оборвав его в тот момент, как только из уст Бенци вырвалось "Арпадофель": "Прошу меня простить, но я категорически не желаю слушать никакой клеветы на уважаемого и выдающегося сотрудника "Лулиании", имеющего не только перед фирмой, но и перед Эранией, колоссальное количество неоценимых заслуг", – ледяным голосом и с такой же ледяной улыбкой произнёс Мезимотес. Гидон удивлённо спросил: "Каких, например? А то работаем-работаем, и даже не знаем, что рядом с нами трудится выдающаяся личность!" Босс сверкнул глазами, льда и металла в голосе прибавилось: "Заслуги Кобы Арпадофеля столь велики, что я не считаю нужным перед вами об этом распространяться! Я не думаю, что вам будет полезно близко с ними знакомиться. И, между прочим, не советую! Удостоитесь в своё время – и не ранее того!" Ещё холодней и твёрже он процедил: "Я вижу, вы даже сейчас не поняли, что "Лулиания" – уже не та безалаберная и безыдейная фирма, к которой вы успели привыкнуть!