Шкатула Лариса. Маленький дракон с актерского факультета

   – Я красива. Я очень красива. Глаза мои блестят. Губы зовут к поцелую. Ни один мужчина не устоит передо мной!..
   Бедный Мирошка! Шансов уйти от чар такой девушки у него не было! Он и так влюбился в неё с первого взгляда, а теперь сердце парня рвалось к ненаглядной, не подозревая, что тянется оно к блуждающему огню. Тому, за которым неразумные гонятся, чтобы по неосторожности сгинуть в болотной трясине...
 

Глава десятая

 

   А все ж, пока не грянет буря,
   Они живут, бровей не хмуря...

Роберт Бернс

 
   Видимо, Мирошку Катина девичья краса проняла, если он появился перед её избушкой в тот же день, лишь солнце начало клониться к закату.
   Он поднялся по ступенькам крыльца и осторожно постучал. Катя вышла в сени и сняла с двери засов.
   – Ехал мимо, да завернул по дыму, - смущаясь, проговорил он. - А ты и взаправду одна живешь?
   – Взаправду.
   – Не страшно? Одной в лесу, вдали от людей. А ну зверь забредет какой...
   – Страшнее человека трудно найти зверя, - пожала плечами Катя.
   – Так-то оно так...
   Он все ещё мялся у двери.
   – Что же ты у двери застрял? - улыбнулась ему Катя. - Проходи. У нас за постой деньги платят, а посиделки даром.
   – Как бает мой дядька Ратимир, желанный гость зову не ждет.
   Он покашлял.
   – Отчего же, зов был, - проговорила Катя, - я сама тебя и пригласила. Вон, к твоему приходу блинов напекла.
   – Полно, да меня ли ты ждала? - нахмурился Мирошка.
   – Что-то я тебя не пойму, - Катя уперла руки в бока. - Только пришел, а уже поругаться хочешь?
   – Не серчай, Купавушка! - при этих словах Катя невольно вздрогнула - к новому имени ещё предстояло привыкать. - Но я как подумаю, что и князь тебя проведать собирался, в груди ровно пожар горит!
   – Пожар у него! - возмутилась Катя. - Первый раз девушку увидел, а уже к князю ревнует. Да кто ж тебе такое дозволял?
   Она ставила на стол угощения, удивляясь про себя предусмотрительности пославших её историков, - в подполье нашлась даже дубовая кадушка с солеными рыжиками.
   – Любовь дозволила! - дерзко выкрикнул Мирошка, намереваясь встать из-за стола, - я как тебя увидел, так сразу и пропал. Ровно душу ты мне занозила...
   – Сиди уж! - махнула на него рукой Купава-Екатерина, и парень опять рухнул на лавку, потому что ноги у него странным образом ослабели и отказывались держать своего хозяина.
   – Совсем ты меня силы лишила, - растерянно улыбнулся он, уже не пытаясь подняться. - Видать, робяты правы: ты ворожея, потому и живешь одна, никого не боишься.
   – Ну, вот, уже и в ведьмы меня зачислил, - нарочно пригорюнилась Катя. - А ещё говорил, любишь...
   – Будь ты хоть колдунья, хоть девка беднейшая - мне все одно!
   – Что ты гонишь, влюбился.., - начала было Катя и осеклась: так средневековые девушки не говорили! Она совсем забыла про эту дурацкую нить!
   Она чуть не расплакалась от огорчения. Не потому, что боялась раскрыться перед Мирошкой, а потому что настоящей игры у неё никак не получилось. Неужели профессия актрисы вовсе не Катино призвание?! Историки тоже, выходит, в ней обманулись.
   – Странные речи ты говоришь, - сокрушался тем временем её гость. - Это оттого, что ты вовсе не простая крестьянка, какой хочешь казаться. Наверняка из бояр, а? Небось, батюшка чем удельного князя прогневал? А то и самого царя. Да вам бежать пришлось...
   Вот в чем дело, прав Мирошка: Кате недостает именно простоты. Эта горделивость в общении приходит лишь с годами жизни в свободном обществе или знатные люди, повелевать привыкшие, попросту с нею рождаются.
   – И имя у тебя не из простых. Ку-па-ва, - произнес, будто пропел он.
   – Тебе могу признаться, - как бы в смятении поникла головой Катя, разгадал ты мою тайну: боярышня твоя Купава.
   Не надо было очень стараться, чтобы привлечь Мирошку на свою сторону. От одного её словнчка "твоя" глаза у юного дружинника загорелись.
   – Чего ж ты не сознаешься? - все-таки поинтересовался он.
   – А кто мне поверит - на слово? Городок-то наш, Колодин, я слышала, татары пожгли-порушили, с землей сравняли: ни родных, ни знакомых у меня не осталось.
   – Слышь-ко, - оживился юноша, - а ну как я тебя в нашему тиуну сведу? Он - мужик понятливый. Расскажешь все, как есть. Запишут тебя в городскую книгу. Замуж выйдешь за хорошего человека.
   – Кто ж меня, бедную-безродную замуж возьмет?
   – А хоть бы и я, - выпятил грудь Мирошка, но тут же стушевался. Ежели, конечно, пожелаешь...Изба, вижу, у тебя справная. Откуда?
   – Старичок один здесь жил, - она улыбнулась про себя, - Аристархом звали. На руках у меня помер. А перед смертью поведал, что детей, наследников у него нет, а потому мне все оставляет...
   – А ты говорила, бедная, - пошутил Мирошка, скосив глаз на блины. Говоришь, для меня испекла?
   Он потянулся за блином и, макнув в заботливо пододвинутую миску с медом, вонзил в него белые зубы.
   – И ты можешь поесть.
   – Великодушен ты, воитель князев!
   – Есть такое! - проговорил Мирошка с набитым ртом.
   – Замуж меня зовешь, - осторожно начала нужный ей разговор Катя, - а сам воевать собрался. Небось, в поход пойдете.
   – Придется повоевать, - согласно кивнул он. - А идти... куда ж? Мы потому в чистом поле встали, что город наш крепостной стены не имеет, а потому и самой малой осады не выдержит. Попробуем татарина здесь задержать. Сколь могли - в Велыни и окрест собрать выев - столь и выставили. Понадобится - все здесь умрем.
   Он проговорил это буднично, словно уже приготовился к смерти, и Кате странно было слышать подобные речи от своего сверстника.
   "Наверное, мужчины в старину взрослели раньше, чем в двадцатом веке. Кто заставляет этого мальчика взваливать на свои плечи такую тяжелую ношу? Но он не только не ропщет, а и счастлив осознавать себя защитником отечества".
   За окном стемнело, и Катя зажгла припасенную лучину.
   – Как думаешь, далеко от нас до Рязани? - спросила она Мирошку; вряд ли он увидит за её интересом что-нибудь более обычного любопытства человека несведущего.
   – Верст дванадесять будет, - проговорил он задумчиво. - Ты сама не из рязанских?
   – Матушка говорила, вроде, сестра её там жила.
   – Хочешь кого-никого из своих найти? - понимающе кивнул он. - Можно было бы, да не теперь. Татарин, говорят, совсем уж близко. Вчера наблюдатели с холма пожары видели - опять нечистые какое село пожгли...
   – Может, все ещё образуется? - проговорила она и, заметив, что он больше не ест, сказала. - Пора тебе идти, Мирошка.
   – Как же ты одна, в лесу?
   – Наладил песню, так хоть тресни! - рассердилась Катя. - Говорю же тебе: привыкла.
   – А каких защитников ты князю поминала?
   – Домовой у меня свой! О чем не сказывают, о том не допытывайся.
   – Оттого спрашиваю, что теперича за тебя переживать стану. Думать-гадать, не обидел ли кто. Собачку тебе в другой раз принесу. Хочешь? Наша лайка ощенилась.
   – Лайка! На охоту мне с нею ходить, что ли?
   – Не скажи, она чужого издаля учует. И тебе лучше, живая душа рядом.
   – Ладно, приноси, - согласилась Катя, выходя с юношей на крыльцо.
   – Запрись покрепче! - крикнул он ей уже издали.
   – Запрусь, непременно запрусь, - проговорила Катя, тут же начиная ладить свою оборону. Видел бы Мирошка, чем она занимается, не усомнился бы, что колдует.
   Может, и вправду черные историки её след потеряли, а только недаром говорится:"Берегись бед, пока их нет!"
   Наверное, её ловушке позавидовал бы и минер, а всевозможных рогаток и колючек не смог преодолеть опытный десантник.
   По большому кругу, в центре которого находился её дом, Катя пустила клубочек, который воздвиг невидимую,но сплошную ограду из колючек попрочнее стальной проволоки. Тот, кому бы удалось её преодолеть, рисковал свалиться в глубокую яму, вырытую кротом размером с хорошую собаку, которого сотворила девушка из маленького зверька.
   Но и этого ей показалось мало. Если бы кто-то из предполагаемых врагов попытался встать на крыльцо, оно ушло бы из-под ног, сбросив незванного гостя в яму, заполненную болотной жижей. А сам дом тут же стал бы сплошной стеной без окон и дверей...
   Катя вошла в дом и села на лавку, чувствуя усталость во всем теле. Она только что проползла с палкой вокруг своего защитного сооружения, проверяя его прочность.
   Погасив лучину, Катя позвала домового:
   – Антип!
   – Чего тебе? - он вылез из-за печки как обычно всклокоченный и чем-то недовольный.
   – Опять сердишься? - с досадой спросила она. - Ну а теперь-то на что?
   – Парня морочишь. Нехорошо это. Ведь не люб он тебе.
   – Ты для чего со мной отправился, для этого? - возмутилась девушка. Чтобы за мной шпионить да нотации мне читать?
   – Слова говоришь непонятные, я таких не знаю, - угрюмо пробурчал Антип. - А пошел с тобой для догляду. Ты - девка глупая. Вместо дела подолом вертишь да парней завлекаешь.
   – Я подолом верчу?! - Катя от возмущения чуть не задохнулась. - Да знаешь ли ты, что Мирошку я как раз для дела и зазвала? Кто еще, кроме него, мог сказать, где мы находимся? Или ты знал?
   – Не знал, - насупился домовой, - а парня жалко. Он к тебе с добром...
   И в эту минуту раздался колокольный звон тревоги. Катя подхватила Антипа на руки и подошла с ним к окну.
   Обычные с виду слюдяные окошки дома, если смотреть сквозь них в определенной точке, увеличивали не хуже цейсовского бинокля, но теперь и без увеличения было видно, что какая-то светящаяся прозрачная фигура медленно проплывает между колючками ограды. Снаружи сигнал тревоги не мог быть слышен, потому пославшие своего разведчика и не подозревали, что обнаружены.
   – А я-то ловушек понастроила, - огорчилась Катя. - Два часа змеей ползала и все зазря! Быстро же черные историки нас отыскали...
   – Это не человек, - проговорил Антип. - И не призрак. Не оборотень... А что, не пойму.
   – Зато я понимаю, - вздохнула девушка. - Это - сгущенный луч.
   – Опять мудрено говоришь.
   – Для тебя объясняю: черные историки взяли лунный свет, сильно его сжали, потом чуть распрямили - получилась фигура, похожая на человечью. Дунули на неё своим духом, чтобы могла двигаться и пустили к дому. Теперь сидят гле-то поблизости и наблюдают, какие препятствия эта фигура высвечивает. Понимаешь?
   – Научила тебя Венуста, - с уважением произнес Антип. - А в дом этот луч не пролезет?
   – Не пролезет. Мощности у него на такое не хватит.
   – Тогда ничего. А ты знала, что они сегодня полезут?
   – Откуда бы я такое узнала?
   – Чего ж тогда защиту городила?
   – Предчувствие у меня было. А и не было бы, все равно предосторожность необходима. Как говорится, береженого Бог бережет.
   – А я тебя глупой девкой называл... Не глупая, просто молоденькая еще.
   – Мой папа говорит, что этот недостаток со временем исправляется.
   – Мудрый у тебя батюшка, - кивнул домовой. - А теперь чего задумалась?
   – Когти рвать надо.
   – У кого?
   – Темный ты. Бежать. Скрываться.
   – Ночью?
   – Нет, дня подождем. Опять я тебя в доме запру, да на шею повешу.
   Антип завозился на руках.
   – Пусти. Чать не ребенок. Лавку придвинь к окну, я на неё и встану.
   Катя почувствовала, что домовой сказал не все, что хотел.
   – О чем ещё умолчал, говори! - прикрикнула она; в конце концов, и домовой - мужчина, с ним тоже строгость нужна.
   – Ты это... не оставляй меня в доме, - вдруг попросил он.
   – Здрасьте, - растерялась девушка, - А куда ж я тебя дену? На руках как ребенка стану носить? Ты сам не захочешь. Да и хозяйка твоя говорила, без дома ты жить не сможешь.
   – Как домовой - не смогу, а ежели превратишь меня в кого-никого...
   – В кого? В крысу?
   – Нет, только не в нее! - содрогнулся Антип. - Всю жизнь я с ними воюю. Не люблю.
   – Тогда в кого?
   – А в белку сможешь? - непривычно робко, стесняясь, попросил он. - Я всегда мечтал побыть белкой.
   – Откуда ты про белок-то знаешь? - удивилась Катя. - Всю жизнь в доме.
   – Когда маленький был, видел. Они так с ветки на ветку летают, как птицы!
   – А что ж ты тогда птицей не хочешь стать?
   – Высоты боюсь, - признался Антип.
 

Глава одиннадцатая

 

   Мы отправились в путь на следующий день, как и пре - дполагали. Но нелегка была наша задача - оставаться незамеченными

Джон Уаймен

 
   Домовой-белка потребовал, чтобы Екатерина усадила его к себе на плечо. Мол, так ему будет лучше видно, да и в случае опасности он всегда успеет её предупредить.
   Но, похоже, Антип и в своем новом виде не перестал бояться высоты, потому что изо всех сил цеплялся за плечо девушки острыми коготками, царапая кожу, пока ей это не надоело.
   Катя решила устроить передышку и сделать небольшой кузовок с крышкой, куда она усадила на мягкую траву Антипа, сунув туда же найденный неподалеку от тропинки боровичок.
   – Пожуй и успокойся. Смотреть вперед пока нет необходимости, по лесу идем. А заодно и плечо мое отдохнет от твоих когтей.
   И добавила, посмеиваясь:
   – Говорят, у белок любимое лакомство - орехи. За ними, между прочим, надо на дерево лазать, а это куда выше моего плеча. Может, передумаешь белкой быть? Я тебя белой мышкой сделаю.
   Антип, и в образе белки не утерявший повадок домового, пропищал:
   – Вредная девчонка.
   – Смотри, - пригрозила Екатерина, - забуду тебя где-нибудь.
   – Только попробуй! - огрызнулся домовой. - Венуста тебя со свету сживет.
   А так как она не ответила, добавил уже помягче:
   – Я тебе пригожусь, вот увидишь!
   Вчера они ещё некоторое время наблюдали, как лунный фантом медленно летит вокруг дома, выискивая окна или двери. Хорошо, хоть одна Катина защита сработала. Для того, чтобы это обнаружить, требовалось изобретение поумнее сгущеного луча. Но все же, когда тот пролетал мимо окошка, в которое они с Антипом смотрели, девушка невольно отпрянула. Антип тронул её за руку.
   – Не бойся. Я чувствую, сегодня они нам ничего не станут делать. Думают, мы и так в их руках, а завтра... Так что, давай спать ляжем. Утро вечера мудреннее.
   Ночь и вправду прошла спокойно, а утром они поднялись чуть свет отдохнувшие, и потому опасность уже не казалась им такой явной.. По крайней мере, ощущение её не помешало Екатерине спокойно собраться и даже успеть изменить свой облик.
   В окне-увеличителе она увидела мелькнувшую невдалеке мужскую фигуру в неприметной рубахе и штанах, подпоясанных простой бечевкой.. Лица ей не было видно. Оно будто плавало в тумане и оттого казалось, что рубаха и штаны движутся сами по себе.
   Значит, её ждали и особо этого не скрывали. К утру крылечко стало на свое место и преследователи, очевидно, полагали, что в избе - рубленной! не может быть черного хода. Трудно было поверить в такую беспечность серьезных людей. Или они просто не принимали её в расчет, обманутые молодостью Кати?
   Когда девушка ознакомилась с азами магии, она узнала, что волшебники должны владеть искусством макияжа не хуже профессиональных визажистов. Даже лучше, ибо работа визажиста со временем стиралась, а краски магов держались сколь угодно долго.
   Для такого дела Кате пришлось налить в миску воды и заморозить, чтобы изготовить собственное зеркало. Вместо девушки русской ей требовалось изобразить красавицу Востока.
   Ее новое перевоплощение требовалось для другой легенды, с которой она могла появиться перед монголами. Перед татарами. Перед всеми, кто составляет основу войска Золотой Орды.
   Каждый из них должен признать в Кате свою. Как и имя, которое она теперь будет носить. Катя долго не могла остановиться на каком-нибудь определенном. Пересмотрела весь справочник тюркских имен. Наконец ткнула не глядя. Выпало: Гюзель. Что ж, будем привыкать!
   А вначале она развела в большом деревянном чане отвар грецкого ореха, корня мандрагоры, коры дуба, настойку рога нарвала, разделась и с головой окунулась со словами заклинания. Вместо белокожей девушки из чана вылезла смуглянка.
   Отвар "взялся" - на полотенце не осталось ни пятнышка. Значит, Катя хорошо усвоила науку перевоплощения.
   Из деревянного сундука она достала свой новый наряд. Мягкие ичиги с загнутыми вверх носами, шелковые шальвары, бархатную безрукавку, расшитую золотыми нитями и жемчугом, и полупрозрачное, с серебряными нитями, бухарское покрывало.
   Затем Катя села к зеркалу и принялась изменять свое лицо. Подняла к вискам уголки глаз Задумалась, не изменить ли и их цвет, но в последний момент дрогнула рука - уж очень красиво смотрелись её синие глаза миндалевидной теперь формы на смуглом лице. Она удлинила брови, чтобы они походили на стрелы, так часто воспеваемые восточными поэтами. Теперь на неё из зеркала смотрела совсем другая женщина...
   Губы! Для такого облика её нижняя губа выглядела узковатой. Пришлось её увеличить, придав некоторую припухлость. На щеки лег румянец. Волосы её - теперь черные - Катя могла бы оставить прямыми, но она всегда так завидовала девушкам с вьющимися волосами. Когда, если не теперь? И волосы у неё тут же поднялись пышной шапкой.
   Она перевила их жемчужными нитями, но непослушные пряди выбивались из прически, окружая лицо словно ореолом.
   Подумав, она все же добавила в волосы рыжины. Восточные красавицы подкрашивали волосы хной. Да что там волосы, ногти рук и даже ладони. Теперь, кажется, ничего не упустила.
   Наверное, Екатерина завозилась, изменяя свой облик, так что даже терпеливый Антип в конце концов вышел из-за печки весь сплошной немой упрек: мол, о себе подумала, а я?
   Катя засмеялась и той самой палочкой, что добавляла в волосы рыжины, коснулась домового. Теперь белка получилась вроде серая, но на свету её шубка все же отцвечивала хной. Вряд ли кто обратит внимание, зато среди других белок не затеряется.
   Катя с Антипом-белкой на руках в последний раз оглянулась - не забыла ли чего? - и, отодвинув заднюю стену, шагнула прямо в лес. Отошла чуть подальше и отпустила домового с заговоренной палочкой в лапках, чтобы он ею коснулся их дома. Дом тут же исчез, и Антип, подхватив с земли маленький, невидимый для постороннего глаза талисман, умчался в лес, где Катя ждала его. Взобрался по её платью и уселся на плечо.
   Катя переместилась сразу верст на десять, но из леса решила пока не выходить. Нужно было повнимательнее оглядеться.
   Теперь она двигалась в ту сторону, откуда шло монголо-татарское войско.
   Белые историки знали, что в этом тумене - то есть, десятитысячном отряде - полководца Джэбэ, в одном из сражений с волжскими булгарами погиб тысяцкий по имени Садыбай. Этот военачальник пользовался особым расположением великого полководца и мог в походе везти за собой двух своих жен, которые после боя таинственным образом исчезли.
   Историки, в отличие от современников Садыбая, знали и о том, что женщины, которых муж для большей безопасности отправил в арьергард, стали жертвами летучего отряда кипчаков, или по-русски - половцев. Кипчаки горели жаждой мести, потому что накануне ордынские ханы вырезали одно из их самых больших степных поселений.
   Обе женщины погибли, как обычно гибли в захватнических войнах безвинные люди, и никто, по словам Вяземского не знал ни об их судьбе, ни о внешности, ни тем более, имени.
   Катя и должна была сыграть роль младшей жены, якобы случайно уцелевшей, представ несчастной вдовой перед полководцем Джэбэ, ведущем войска на Русь. Причем, молодая вдова будто не подозревает, что она вдова, а просто разыскивает своего мужа.
   Для этого достаточно было... О, ужас! Она коснулась рукой шеи и от злости на саму себя чуть не завопила на весь лес. Забыла прицепить на шею пайцзу - золотую пластинку с изображением сокола, которую якобы дал ей муж.
   Катя с Венустой Худионовной специально подвешивали её так, чтобы пайцзу можно было показывать на постах, оставляя закрытым лицо. Обычно такая пластинка служила пропуском через любые посты и караулы монгольского войска.
   И забыла-то она пайцзу не где-нибудь, а в доме, который был вложен в ладанку, лежащую теперь на дне кузовка вместе с Антипом.
   Чтобы достать пайцзу, надо было всего лишь найти в лесу уединенное место, опять поставить дом, войти в него и достать пластинку из сундука.
   Ничего сложного в этом не было бы, но по её следам теперь шли черные историки. Она не успела уйти достаточно далеко, чтобы чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности. Сама она могла спрятаться и за дерево, но дом есть дом!
   – Тупица! - ругала себя Екатерина. - Рохля! Растяпа!
   Но как себя ни ругай, а без пластинки к монголам не сунешься.Изготовить пайцзу из подручных материалов тоже не удалось бы по причине отсутствия подручных материалов.
   Можно было бы остановить время, в течение долей секунды сложить и разложить дом, но где гарантия, что после случая с добрым молодцем, которого она так явно раскрыла, черные историки тоже не будут готовы поймать её в этом остановившемся времени?
   – Придется нам с тобою, Антип, - объяснила она белке, хотя тот объяснений не требовал, - не к дороге идти, а в лесную чащу углубляться. И дождаться вечера, чтобы поставить дом. Далеко уходить мы не можем, нужные нам монголы уже поблизости, но и на виду оставаться нельзя...
   Она говорила спокойно, но глубокая досада прямо-таки грызла девушку изнутри. Ведь она со своими учителями так хорошо все продумала. Если что-то не получится, то лишь по глупости самой Катерины...
   А природа вокруг жила своей бурной летней жизнью. Из-за дерекьев проглядывали лучи солнца. Капельки росы на траве и листьях искрились, точно бриллианты. Птицы пели на все лады, славя ясное утро, и лишь на душе у Кати царила темная ночь.
   Домовой-белка что-то пискнул в кузовке, а когда она открыла крышку, упрямо цепляясь за одежду, опять уселся девушке на плечо и покрутил носом.
   – Постороннего не чую.
   – Понятное дело, - сварливо отозвалась Катя. - Сейчас здесь никого нет. Наши враги тоже с логикой знакомы. Понимают, что раз нас с тобой на дело послали, мы не будем век в лесу прятаться.
   – Нас? Ты сказала, нас? - обеспокоился Антип. - Думаешь, они обо мне знают?
   – Это я так, для примера. Надеюсь, не знают. Не зря же Венуста Худионовна тебя двойной защитой окружила - простой магией твою истинную сущность не углядеть. Чего ты вылез, до ночи ещё далеко...
   – А зачем ждать ночи, - опять завозился на её плече Антип.
   – Затем, что среди дня наш дом - будто на ладони, для нас же и станет ловушкой. Конечно, черные историки и в ночи быстро движутся, только я все же надеюсь, что пока разберутся, в чем суть, мы от них и ускользнем.
   – До ночи далеко, - не согласился Антип. - Да и ночью мы всегда настороже.
   – То вы, а то черные историки.
   – Чему только тебя Венуста учила! Произнеси заклинание какое, ну, там, невидимой стань. Морок на них наведи...
   – Морок! - передразнила Катя. - Это тебе не какие-нибудь чурки малограмотные... Маги!
   – Чурки? - обиделся Антип. - Намекаешь, что меня только темные люди боятся? Да если хочешь знать, умные люди - самые пугливые. У них это... фын... фун...
   – Фантазия?
   – Вот. Фантазия богатая. Их легонько за шею возьмешь или чуток на грудь навалишься, - седеют от страха!
   – К нашим преследователям это не относится. У них все по-другому.
   – А ты не спеши руки опускать. Вспомни, чему тебя учили такому... самому хитрому. А то, может, чем занавесишься?
   – Конечно, я могу занавеситься, как ты говоришь. Дымом! Как же я сама-то не догадалась! - она стащила с плеча Антипа и, несмотря на сопротивление, расцеловала его.
   Белка вырвалась из рук девушки и забралась на ближайшее дерево. Правда, невысоко.
   – Лучше бы я превратился в крысу! Тогда ты не стала бы меня тискать да облизывать!
   Екатерина внесла новшество в ритуал складывания и раскладывания своего дома. Чтобы каждый раз не произносить над ним заклинание, она наделила такой силой собственноручно изготовленную палочку. Ею было достаточно лишь коснуться чего-то и произнести:"Больше!" Или наоборот: "Меньше!" Теперь это смог бы делать даже Антип.
   Палочка с виду была самым обычным прутиком и во всякое другое время выполняла роль щеколды на крышке кузовка.
   Она нашла подходящую - на этот раз небольшую - поляну и очертила её стеной из густого тумана. Дым, решила девушка, быстрее привлечет нежелательных гостей. А так, мало ли от чего здесь висит туманное облако? Других предосторожностей Катя предпринимать не стала. Ей надо было всего-то на минутку войти в дом.
   Она ступила на крыльцо и спросила все ещё сидящего на дереве Антипа:
   – Зайдешь?
   Он отрицательно покачал головой и буркнул лишь:
   – Поторопись!
   Катя метнулась в дом, даже не закрыв за собой дверь. Она стала искать в сундуке пайцзу, которая обычно лежала на самом видном месте и не находила её. Последний раз она просто положила пластинку поверх стопки своей новой одежды, но зачем-то отвлеклась и пайцза исчезла. Наконец она нашлась - по меховому капюшону зимней куртки провалилась в рукав и зацепилась за подкладку.
   Девушка лихорадочно схватила свою потерю, нацепила на цепочку, застегнула на шее - теперь не потеряется! И тут же услышала тревожный беличий писк. Она выглянула в окно. Прямо перед крыльцом, сложив руки на груди, стоял... член Ордена честолюбивых историков, огнегривый Леон.
   – Выходите, Катенька, встречайте гостя!
   Она поняла, что попалась. Слезы разочарования подступили к её глазам: она все испортила. Ей доверили важное дело, потратили на неё столько времени, надеялись... Но он не увидит её слабости! Она стерла с глаз слезы и медленно вышла на крыльцо.