Шкатула Лариса. Пленница французского маркиза (Книга 1)

   Семейство императора жило тогда в Летнем дворце, который и на дворец-то не шибко походил. Так, средних размеров двухэтажный дом. На первом этаже были покои императора Петра, на втором - его жены Екатерины, в отличие от нынешней самодержицы, названной историками Екатериной Первой.
   Еремей Астахов упал с лестницы второго этажа, где как раз находились покои императрицы, причем свидетелей этого падения не оказалось, а сам пострадавший не мог ни о чем свидетельствовать, так как к моменту его обнаружения был уже мертв.
   Голова его оказалась слишком сильно разбитой; он с самого начала не имел никакой надежды выжить. Вызванный из Немецкой слободы лекарь сказал: "Расшибся насмерть". С тем все и успокоились.
   А Соня вспомнила хранящийся у неё дневник покойного отца. Тот заключение врача повторил, но уже с жирным вопросом на полях. Значит, князь Николай Еремеевич в чем-то усомнился или что-то новое о гибели отца узнал... Нет, не узнал. Он был слишком дотошным, чтобы о таком сведении в своем дневнике не упомянуть. Но Соня прочла сей труд от корки до корки и ничего такого не нашла.
   Теперь княжна стояла на пороге комнаты, откуда её дед ушел однажды, чтобы уже больше не вернуться. Возможно, как раз накануне своей гибели.
   Княжна с трепетом вглядывалась в колеблемый пламенем свечи полумрак. Серый от покрывающей все пыли.
   Но что это лежит с краю стола? По очертаниям похоже на книгу. Соня осторожно стряхнула рыхлый серый слой и взяла её, опасаясь, что под действием времени книга истлела и сейчас рассыплется прямо у неё в руках. Но книга, похоже, была сделана из крепкого материала. Она держалась в целости и изрядно весила.
   Княжна сдунула с находки оставшуюся пыль и поднесла к ней свечу. Однако, на обложке ей ничего не удалось разглядеть. Вот если бы её хорошенько протереть...
   И тут Соня услышала далекий, но настойчивый стук.
   В дверь кладовой стучали. Да что там, бились всем телом. Некая насмерть перепуганная горничная, которая нагрубила своей госпоже, а теперь боялась, что с нею что-то случилось. А ежели это так, то и самой новоявленной Агриппине не жить.
   Но что опасного может быть в маленькой кладовке, в которую сама служанка ходила сотни раз и где, кроме всякого старья, ничего интересного не было. Молодая исследовательница поняла, что продолжать поиски ей не дадут и их до срока придется прервать. Одного она не смогла заставить себя сделать, оставить в тайной комнате найденную книгу.
   Соня быстро взбежала по ступенькам в кладовую, долго примеривалась к положению, в котором оказалась споткнувшись, пока наконец не нашла камни, о которые опять оперлась обеими руками. Стена, негромко стукнув, стала на место к огромному облегчению Софьи.
   Под натиском насмерть перепуганной Агриппины хрупкая дверь кладовки уже готова была развалиться, и Соня подала голос:
   - Что случилось? В доме потоп? Пожар?
   И услышала, как Агриппина облегченно всхлипнула:
   - Княжна, миленькая, вы живы!
   Софья же в это время как раз обматывала найденную книгу куском стародавних портьер.
   Затем она развязала примотанную к двери веревку и гордо прошествовала мимо ошеломленной горничной, пряча под мышкой сверток с книгой.
   И услышала вслед удивленное:
   - Софья Николаевна! Где вы нашли столько пыли? Я же давеча в кладовке убиралась.
   Понятное дело, Соня могла лишь наспех отряхнуться, вылезая из насквозь пропыленной грязной комнаты.
   - Значит, плохо убиралась, - буркнула она.
   Но идя по коридору, чувствовала спиной недоверчивый взгляд Агриппины.
   Дверь в свою комнату она захлопнула перед носом любопытной служанки, которая шла за нею следом, и, видно, хотела княжну ещё о чем-то спросить. Придется ей со своими вопросами повременить. Без разрешения она вряд ли переступит порог Сониной комнаты.
   Только зря княжна предвкушала, как она останется одна. Увы, опять ей не удалось даже развернуть свою находку. В коридоре послышался голос вернувшейся матери.
   - Агриппина, позови-ка мне княжну!
   И Соне ничего не оставалось, как быстро сунуть сверток с книгой в нижний ящик комода.
   Потому ныне она и сердила Марию Владиславну своей рассеянностью. Якобы, увлеченностью какой-то там книгой. На самом деле Вольтера Соня вовсе не читала. Глаза её лишь скользили по строчкам, прочитанное нисколько не усваивалось, а в голове все время вертелась мысль: что же это за книга такая, которую дед прятал в потайной комнате?
   Княжна даже подумала, не отослать ли вызванную для помощи в переодевании Агриппину, тогда у неё появится возможность хотя бы наспех просмотреть находку. Но вдруг княгиня этому удивится и сама наведается к Соне в комнату, чего бы той сейчас вовсе не хотелось.
   Понятное дело, маменька не станет проводить в её комнате обыск - с чего бы вдруг, не оттого же, что Агриппина увидела её в пыли? Но если бы Мария Владиславна что-то заподозрила, она просто потребовала бы у Сони отчета. И дочь не посмела бы её ослушаться, рассказала бы все, что знает. А если маменька захотела бы отобрать находку дочери, то и её пришлось бы отдать...
   Теперь же княжне отчего-то было приятно и весело оттого, что ничего подобного не произошло, и она обладает тайной, о которой никто из домашних даже не догадывается. Подумать только, иметь под самым боком секретную лабораторию деда Еремея и не подозревать об этом!
   Глава вторая
   Граф Дмитрий Алексеевич Воронцов явился к обеду вместе с каким-то пожилым господином лет пятидесяти, высоким, худощавым с проницательными умными глазами, в которых однако пряталась некая загнанность. Словно он постоянно ожидал от жизни какого-нибудь подвоха, и потому не шел по ней решительно и смело, а осторожно перебирался как по льду замерзшей реки. Проверяя при том, не окажется ли на пути запорошенной снегом полыньи.
   - Иван Петрович Кулагин, - представил его Астаховым Воронцов и так взглянул на Софью, что она поняла: граф задумал очередной "жизненный опыт", как он называл свои проделки.
   Иначе и не скажешь. Воронцов любил сталкивать между собой людей, отличных не только по характеру и имущественному положению, но и людей разных по происхождению, по совершенно отличным взглядам на жизнь.
   Сам он предпочитал в это время находиться как бы в стороне, чтобы посмеиваясь наблюдать за разворачивающимся перед ним действом, как если бы его разыгрывали для него нарочно приглашенные актеры.
   - Самой умной книгой я почитаю труд Аристотеля "О душе", - любил говаривать он. - Умный грек немало наблюдал людей, чтобы в совершенстве знать их психические стороны.
   - В совершенстве знать эти стороны невозможно, - спорила с ним Соня, потому что психическая сторона человека слишком хрупка и многообразна, слишком переменчива и необъяснима.
   - Вы, княжна, слишком увлекаетесь софистикой6, - дьявольски ухмылялся он: граф обожал её дразнить.
   - При чем здесь софистика, - сердилась Соня, - я всего лишь, так же, как и вы, высказываю свое мнение.
   Что за цель преследовал он на этот раз, оставалось только гадать. Может, хотел показать Соне, как она смешна со своими пристрастиями, тягой к истории, к независимости, стремящаяся быть отличной от других девиц, вполне удовлетворенных своей маленькой ролью в жизни общества?
   Чего же ему так неймется? Почему он раз за разом посещает небогатый дом Астаховых и пытается доказать Софье, что она всего лишь взбалмошная девица с претензиями? Почему просто не оставит её в покое?
   Фамилия Кулагин княгине Марии Владиславне ничего не говорила, как она ни напрягала свою память. Возможно, где-то она её и слышала, но то, что этот человек не принадлежал к бомонду, несмотря на свое довольно приличное платье, было видно и так. Зачем же Дмитрий привел его с собой? Вряд ли знакомством с этим человеком он так дорожит, чтобы таскать его с собой в дома петербургских аристократов.
   Несмотря на свое незавидное финансовое положение, княгиня Астахова обладала повышенным чувством собственного достоинства и очень болезненно воспринимала покушения на свой авторитет. Или намеки на это самое положение.
   Зато Соня знала о Кулагине многое. Автор часов "яичной фигуры", русский механик-самоучка, который несколько лет назад преподнес императрице Екатерине эту диковину и произвел своим даром такое сильное впечатление, что получил от неё предложение возглавить механические мастерские Российской академии наук.
   Маменьку можно было простить за то, что она не знала фамилию главного механикуса России, а Соня поклонилась ему с благоговением, чем вызвала нешуточное удивление княгини. Обычно её своенравная дочь следовала этикету без особой охоты, причем перед людьми куда более достойными, чем сей невзрачный человек.
   - "Диковина.., показывавшая время и отбивавшая часы, половины и четверти часа, заключала внутри себя крохотный театр-автомат. По прошествии каждого часа створчатые двери раздвигались, открывая "златой чертог", где разворачивалось представление. В полдень часы играли сочиненный в честь императрицы гимн..."
   Соня произнесла это на память, на одном дыхании, поймав нешуточное удивление в глазах Воронцова. А он думал, что занятия Сони - всего лишь игрушка для скучающей аристократки? Не предполагал в ней хоть каких-то основательных знаний?
   - Вы знаете о моих часах, - скупо улыбнулся механик.
   - О них знает всякий просвещенный человек! - горячо воскликнула княжна.
   Теперь удивление в глазах Воронцова сменилось раздумчивостью. Словно он мысленно проверял свои действия: так или не так он все делает?
   - Господа, прошу вас за стол, - предложила Мария Владиславна.
   Ох, уж эти книгочеи и мудрецы! Не случайся вблизи них люди практические и помнящие о сиюминутном, каковой была она сама, так, пожалуй, и с голоду бы умерли. Говорят о каких-то часах, которые сделал этот Кулагин. Значит, он часовщик? Простой мастеровой? Совсем голова кругом! Вряд ли Дмитрий опустился бы до такого...
   Как жаль, что именно подобных людей уважает её дочь, и именно с ними предпочитает общаться. Глупо было надеяться, что Воронцов отвратит её от пагубной привычки, он, оказывается, и сам такой. Неужели все усилия княгини, найти дочери достойного жениха, отца её будущих внуков, тщетны?
   Граф Дмитрий Алексеевич за столом сел напротив Сони, Ивана Петровича поместил рядом с нею, а княгиню - подле себя. Теперь он мог продолжать разыгрывать свой маленький спектакль, лицезрение коих в последнее время весьма развлекали его.
   Тему разговора, который начался за столом, он сам и предложил. Будто невзначай Воронцов заметил механикусу, что его прелестная соседка весьма образованная женщина, она знает языки, интересуется историей и другими науками...
   В ответ на его представление Кулагин повел себя самым странным образом. Он посмотрел на Соню как бы с некоторой брезгливостью и даже слегка отодвинулся, словно объявленная её образованность была сродни нехорошей болезни.
   - По моему разумению, - сухо проговорил он, - излишняя ученость не только не красит молодую девицу, а и позволяет ей вступать на поприще, которое издавна было привилегией мужчин. Это так же противоестественно, как словосочетание - женщина и война. Некоторые живописцы изображают женщин с мечом в руке, но только лишь в виде аллегории.
   Соня оторопела. Получать незаслуженную отповедь от человека, которого она уважала, ещё не видя его, перед чьим талантом преклонялась... Не в этом ли состоит "опыт" графа - показать ей, что человек, талантливый в механике, вовсе не обязательно будет иметь передовые взгляды в самых обычных отношениях между людьми. Или поколебать её авторитеты, пристрастия, показать, что они на деле преклонения не стоят?
   Зато высказывание Кулагина нашло самый горячий отклик в сердце Марии Владиславны. Она посмотрела на него с симпатией и даже с надеждой: если это говорит человек, которого её дочь почему-то уважает, то, может, она прислушается к его словам?
   - Император Петр Великий весьма почитал свободные нравы, царящие в Европе. Он многому научил нас, русских, - проговорила княгиня, позволяя себе некоторую вольность по причине своей особой заинтересованности в разговоре, - но я все же думаю, что склад наших отношений, наши законы нам не следует отвергать от начала до конца. Грамотность - пожалуйста, это можно, почитать роман, поучить своих детей, но науки... Что с нами будет, ежели все женщины увлекутся науками?!
   - Кланяюсь вам, ваше сиятельство, целую ваши руки, - пожалуй, излишне живо откликнулся на её речь Кулагин. - Женщина создана богом для воспроизведения потомства и поддержания домашнего очага. Ежели она прекратит этим заниматься, в мире настанет хаос. Я представляю себе женщину ученую в виде столь любимого алхимиками растения мандрагора7. Ей приписывают свойства, коими она не обладает. На неё надеются, она надежд не оправдывает. А когда женщине-ученой о том намекают словом или делом, она приходит в негодование, ощущает высказанную ей правду как обиду, и будет до самой смерти грызть несчастного своими ядовитыми зубами, не давая ему ни отдыху, ни сроку. А случись, паче чаяния, судьба вознесет её выше того, кого ученая женщина считает своим обидчиком, она ему ещё и мстить начнет. Причем, используя для того самые недостойные методы...
   На взгляд Марии Владиславны гость-часовщик пошел в своих рассуждениях уже непонятно куда, но начало было положено. Софья, похоже, сникла, не встретив в нем поддержки. Ничего, это ей на пользу пойдет!
   - Неужели вы действительно считаете, что женщины только и годны для того, чтобы рожать детей да вести хозяйство? - между тем вопрошала Соня, которая никак не могла поверить услышанному.
   - Так и считаю, - сухо подтвердил механикус.
   - И вы ни разу не встречали женщины умной и образованной, но не мелочно мстительной?
   - Не встречал.
   - А что вы скажете о Екатерине Романовне Дашковой?
   Соня назвала имя своего кумира - женщины, на которую страстно мечтала быть похожей. Княгиня Дашкова имела столько заслуг, столько черт характера для подражания, что в одночасье и не перечислишь. Она и хотела сказать о Екатерине Романовне хотя бы немногое, самое главное, как голос матери прервал её на полуслове.
   - Иван Петрович, батюшка, да что же это с вами?!
   Соня спохватилась и посмотрела на Кулагина. Тот сидел мучнисто белый, жадно хватая воздух ртом, в то время как рука его медленно ползла к карману, видимо, за лекарством.
   Она развернулась на стуле и живо подхватила за плечи начавшего падать механикуса. Воронцов тоже выскочил из-за стола и вдвоем они положили его на кушетку, а княгиня ловко подсунула под голову Кулагина подушку.
   - У Ивана Петровича больное сердце? - шепотом спросила Соня Воронцова, пока маменька вдвоем с вызванной ею Агриппиной поили Кулагина его же лекарством.
   - Его болезнь как раз и именуется - Дашкова, - желчно пояснил Воронцов.
   - Вы хотите сказать, что неприятие механикусом просвещенных женщин происходит по вине Екатерины Романовны? А разве не возглавляет он механических мастерских, которые суть вотчина княгини?
   - Это так. Будет возглавлять, ежели сиятельная директор академии не оставит его в покое.
   - Что вы такое говорите? - подивилась Соня. - В какой области могут столкнуться интересы двух столь разных по своему положению людей? Княгиня и простой механик.
   - Гениальный механик, - поправил Воронцов. - И столкнуться они могут в той самой области: как директор академии и один из её работников. Оба талантливы. Каждый по-своему, но княгиня все время помнит, кто по происхождению Кулагин, и кто она. И требует от него безусловного преклонения и почитания. Ждет, что он начнет, как все прочие, курить ей фимиам8. Деньги, нужные ему для работы, подолгу задерживает, отчего планы механика летят ко всем чертям. Он, конечно, впрямую не жалуется на притеснения, но когда есть возможность, лично просит у императрицы денежной помощи мастерским. Императрица по своей слабости к людям талантливым, деньги ему дает, часто в обход её сиятельства, чем вызывает ещё больший гнев Екатерины Романовны.
   - Об этом я и подумать не могла, - чуть ли не простонала Соня. - Эта женщина сделала столько для российской науки, она происходит из старинной аристократической семьи, она друг Дидро, лично знакома с Вольтером...
   Нет, положительно, увлечение Сони, историей не прошло даром. Понятное дело, с течением времени недостатки героев легенд и мифов забываются, в представлениях потомков они получают некий ореол, идеальные нравы и поступки. Вот и княжна считает, что происхождение её кумиров, их поведение в обычной среде должно быть выше всяких похвал. Идеально.
   Граф улыбнулся её словам, как улыбаются наивности ребенка, и произнес:
   - Насчет пользы Академии для науки спорить не буду - кое-что Екатерине Романовне удалось, а вот насчет её сиятельных предков... Вы не забыли, Софья Николаевна, что княгиня Дашкова - в девичестве Воронцова, и мы с нею дальние родственники? То-то же! Потому о нашей фамилии я знаю, возможно, несколько более других. Например, о том, что в свое время отца прекрасной Катеньки петербуржцы звали меж собой Роман - большой карман. За его лихоимство сверх меры. А всего два года назад наша императрица преподнесла ему в подарок большой кошелек. Не надо пояснять, почему?
   - Свергаете моих кумиров? - невесело усмехнулась Соня. - Только не пойму, зачем? Кстати, ваш друг Кулагин, кажется, пришел в себя. Узнайте, не нужно ли ему чего?
   Граф помог Кулагину подняться с кушетки, и все вернулись за стол, но разговор иссяк, и напрасно княгиня пыталась его оживить. Так славно начинали. И о Дашковой заговорили, которую, кстати сказать, княгиня Астахова не очень любила. Уж больно Катерина Романовна вознеслась над всеми. И сама стала гордячкой, не подступись! Недаром же императрица Екатерина Алексеевна потихоньку отдалила её от себя. А то уже петербургский бомонд стал поговаривать, что это Дашкова подарила своей вельможной подруге российский престол. По крайней мере, со слов самой княгини...
   Мария Владиславна обычно в такие дела не вникала. Она твердо была уверена, что политика - дело мужчин. Но тут в неё вплетались и другие интересы. Ведь за что-то же императрица поставила бывшую подругу заведовать вначале Петербургской, а потом и Российской академиями наук. На такой должности, и вдруг женщина!
   Пусть бы и женщина. Поставили, доверили, - управляй, но зачем же внушать другим, что ты - ангел на земле? И уж такая она бескорыстная, и такая чистая помыслами, и ничего-то ей не надо. А как же её настырность, с коей она вытребовала у фаворита Потемкина военный чин для своего сыночка? Сопливому мальчишке дали сперва чин штабс-капитана, а потом и сам Потемкин его к себе адъютантом взял! Небось, вздумай пойти по её пути княгиня Астахова, сиятельный Григорий Александрович её и слушать бы не стал!
   В свете поговаривали, будто Екатерина Романовна не возражала бы видеть сына в роли фаворита самой императрицы. А чего стоит один только роман Дашковой с дядюшкой по мужниной линии Никитой Паниным! Понятное дело, княгиня Екатерина вся отрицала, но, по мнению Марии Владиславны, нет дыма без огня. Дочери, понятное дело, о том знать не стоит, не для девичьих ушей такое...
   Впрочем, в её возрасте у самой Марии Владиславны уже двое детей было, и она много знала подобных историй про аристократов Петербурга.
   Княгиня очнулась от дум - отвлекаться за обеденным столом в присутствии посторонних людей - моветон! Нравится гость, не нравится, а себя в руках держать надобно.
   Нежеланный гость сидел и нехотя ковырял вилкой в блюде, которое по приказанию княгини приготовила кухарка. Насколько Мария Владиславна знала, граф Воронцов очень любил жареные битки из телятины под соусом, который могла делать только Груня, а княгиня её рецепт никому не давала, посмеиваясь, что в каждой себя уважающей семье должен быть хотя бы один секрет.
   Дочь Соня шутила, что Воронцов ездит к Астаховым вовсе не из-за нее, а из-за кухаркиного соуса. Пусть шутит. Как и о том, что Дмитрий Алексеевич закадычный друг княгини, так как они вместе перемывают кости всему Петербургу. Марию Владиславну не обманешь, Соня нравится графу. А то, что он ей в своем чувстве не признается, говорит всего лишь о его боязни попасть на язык княжне Софье. А ведь он прав: высмеет и глазом не моргнет. С неё станется.
   Нет, чтобы посмотреть на молодого человека с симпатией. Хотя бы в благодарность за его постоянство и бескорыстие. Кто любит общаться с обедневшими, хотя бы и знатными людьми? Пока ты на коне, всякому нужен, а как под конем... Многие ли наклонятся, чтобы руку тебе подать?
   Княгиня поймала себя на этой красивости и смутилась: не иначе от дочери заразилась, от её романов. Сама, вроде, их не читала, но, наверное, от них исходил некий дух романтизма, вот она и подцепила, словно болячку какую.
   Но вот гости и собрались уходить.
   - Простите, княгиня, - поклонился ей этот... Кулагин - до чего невзрачная фамилия! - стар стал, болячки одолевают. Поеду домой, прилягу...
   Мария Владиславна тут же стала гостя разубеждать - теперь его жалко стало.
   - Какой же вы старый, - улыбнулась она ему. - Вы молодец: и спина прямая, и глаза живостью горят. Рановато о старости заговорили.
   И в самом деле, мужчина, не старше её самой, а княгиня пока - тьфу, тьфу! - никакими болячками не страдала. Разве что сердце порой разболится. Да как ему не болеть, когда столько лет на себе воз везет, не всякому мужчине подъемный.
   Проводив гостей, она окинула взглядом стол, на котором почти все осталось нетронутым, и приказала Агриппине аккуратно собрать наготовленное, положить на ледник, вдруг ещё кто наведается... Мало ли, может, Николушке какая оказия выпадет. Он писал, на днях заедет. Тогда не застанет врасплох, как о прошлом месяце, когда среди ночи Груше пришлось срочно любимые куриные котлеты князя готовить. Потому что в прошлом месяце он приехал, когда дом уже готовился ко сну, и с порога заявил:
   - Два дня мне во сне Грушины котлеты снятся!
   Что-то она сегодня все о каких-то пустяках вспоминает. А граф уезжал домой, с Соней ни о чем и не пошутил, как обычно. Для чего тогда Мария Владиславна устраивала этот обед? Эдак, последний ухажер их дом покинет.
   Может Николя образумит сестру? Княгиня тяжело вздохнула и мысленно попеняла мужу: "Не поберег ты себя, Николай Еремеич, оставил меня одну с малолетними детьми, почти без средств. Как мы выжили, не заложили дом, не продали Сонюшкино имение, до сих пор удивляюсь... Выжить-то выжили, а далее что? Николушке кто поможет? Он ведь теперь наш кормилец, хотя я лишний раз стараюсь обходиться без его жалованья...Без денег все худо. Вон у графа Апраксина сынок - на пять лет моложе Николушки, а уже секунд-майор9. Одно слово, денег куры не клюют. А чем, скажи, я своему сыну помогу? Обидно за дитя родное. Ему за каждое свое продвижение по службе надобно кровью заплатить..."
   Да, а куда Софья-то подевалась? Неужто опять за своего Вольтера уселась?
   Соня же, дождавшись, пока их дом покинут гости, а маменька займется хозяйством, уединилась в своей комнате, чтобы наконец как следует рассмотреть свою находку. Но не успела она открыть заветный сверток, как в дверь её комнаты опять постучали.
   "Маменька!" - с досадой вздохнула Соня и, хотя очень любила свою мать, сейчас её видеть не хотела. Только ничего не поделаешь. Находка снова отправилась в ящик комода, а она открыла дверь матери.
   - Никак с Дмитрием Алексеевичем повздорила? - с порога начала та. Хоть бы одного ухажера сохранила. Последний, самый постоянный, ценить бы надо.
   Соня тяжело вздохнула. У маменьки только женихи на уме.
   - Повздыхай мне! - прикрикнула княгиня. - Небось, уже и родной матери не рада? Оторвала тебя, вишь, от затворничества!.. Так повздорила с графом али нет?
   - Что вашему графу сделается! - буркнула Соня. - Вы лучше бы поинтересовались, зачем он к нам Кулагина привел.
   - Ну и зачем?
   - Хотел убедить меня, что княгиню Дашкову мне уважать не должно, потому как она сживает со свету бедного механикуса по причине своей вздорности и злопамятности.
   - Это он так про Екатерину Романовну? - не поверила Мария Владиславна. Как бы она сама ни относилась к Дашковой, но порядок есть порядок. Женщину, крестной матерью которой была императрица Елизавета, а крестным отцом император Петр Третий? А какого происхождения этот его Кулагин? Он хоть дворянин?
   - Кажется, его отец торговал мукой, - неохотно проговорила Соня; она уже была не рада, что затронула эту тему.
   - Иными словами, человек низкого происхождения. И он недоволен княгиней, подругой самой императрицы Екатерины? Да по мне пусть она его хоть плетьми засечет!
   - Маменька, Кулагин - не крепостной.
   - Все едино, рядом с княгиней он - так, букашка, глазу невидимая!
   - Он - талантлив. Его сама императрица Екатерина Алексеевна отличает.
   - Отличает по причине доброты своей. Мало ли прихлебателей у её стола кормится? Потому он и запамятовал, кто есть на самом деле. В который раз я убеждаюсь: холопу свою приязнь надо отмерять скупо, иначе он возомнит о себе невесть что... Но от Воронцова я такого не ожидала. Мало того, что он сам с недостойным человеком дружит, да ещё изволит его в порядочный дом приводить. Поневоле подумаешь, не отказать ли такому от дома. Ведь как об этом свет скажет? Астаховы настолько обнищали, что уже с простолюдинами дружбу водят...
   Соня опять вздохнула. На этот раз украдкой. Маменька села на своего любимого конька: родовитость, аристократия. Поскольку о достатке того или иного обсуждаемого княгиня из чувства справедливости старалась не говорить, то поминала его происхождение. Как говорится, за неимением гербовой бумаги пишут на простой.