Страница:
Салли Аллан впервые довелось увидеть грозные коралловые рифы Великого Барьера, возбуждающие такой страх у всех моряков. Поэтому она, сгорая от любопытства, подбежала к Томеку, стоявшему у правого фальшборта.
— Томми, как называются эти живописные острова? — спросила она, придерживая за ухо Динго ласкавшегося у ее ног. — Далеко ли еще до рифов?
— Это так называемая группа Козерога, по латыни Каприкорн, а мы идем по проливу Каприкорн, моя красавица, — весело ответил Томек, подражая голосу капитана Новицкого. — Ты спрашиваешь далеко ли до рифов? Вот они, присмотрись-ка хорошенько, только не высовывайся слишком далеко за борт, а то еще свалишься в воду.
— Ну и что же, — ответила Салли, пожимая плечами. — Я хорошо плаваю, и кроме того, такой знаменитый путешественник и рыцарь как ты, наверняка спас бы меня!
— Конечно, только вряд ли было бы что спасать... Ты же знаешь, что здешние воды кишат акулами! А ты для них — лакомый кусочек!
— Ты в самом деле считаешь меня лакомым кусочком? — кокетливо спросила Салли, лукаво посматривая на Томека.
— Гм, если я так сказал... — буркнул Томек смутившись и отвернулся.
— Ты сильный, Томек! С тобой и Динго, я ничего не боюсь, но, пожалуйста, не смейся надо мной. По-твоему это риф?! Хотя мне и не приходилось бывать в этих краях, я все же могу отличить живописный островок от опасного барьера, созданного Великим Коралловым Рифом!
— Я вовсе не насмехаюсь, — возразил Томек. — Группа островов Каприкорн — это самая южная оконечность Великого Барьера, который вопреки распространенному мнению вовсе не является сплошной преградой. Значительная его часть состоит из множества мелких рифов, островков и островов и только лишь на севере, на протяжении шестисот миль, рифы стоят сплошной стеной. Впрочем, вскоре ты в этом сама убедишься.
— Честное слово я думала, что ты подшучиваешь надо мной! — недоверчиво ответила Салли.
— Спроси кого хочешь, если не веришь мне. По дороге из Сибири в Австралию мы все видели Великий Коралловый Барьер, а папа много нам о нем рассказал.
— Значит меня ввело в заблуждение название «барьер»!
— Дело в том, Салли, что название Великий Коралловый Барьер относится к роду рифов, из которых он состоит. Ты, пожалуй, помнишь из уроков географии, что различают три рода рифов: береговые, то есть прилегающие непосредственно к берегу, барьерные, или находящиеся на некотором расстоянии от береговой линии и отделяемые от нее лагунами и, наконец, атоллы имеющие форму кольца с лагуной внутри. Великий Коралловый Риф относится к роду барьерных рифов.
— Да, да, я теперь вспомнила! Кроме того, рифы бывают подводными и надводными, — воскликнула Салли.
Беседу молодых людей прервала зычная команда капитана Новицкого:
— Эй, вы, там, голубки! Довольно ворковать! Все наверх! Грот и бизань — на гитовы[41]!
С капитанского мостика то и дело раздавались краткие команды. Весь экипаж, за исключением рулевого и матроса, измерявшего лотом глубину воды работал на мачтах и реях. Матросы крепили паруса к гикам[42] гафелям и реям, привязывая их тонким тросом и тщательно выравнивая фалды.
«Сита» шла теперь только лишь на фок-стапселе[43] и скорость хода значительно уменьшилась. По приказу капитана Новицкого Смуга и Томек, стоя на носу судна несли обязанности впередсмотрящих; они выискивали глазами подводные рифы по курсу корабля. Вскоре судно пришвартовалось к пристани в Рокгемптоне, небольшом порту, удобном для малых судов.
Рокгемптон, городок с несколькими десятками тысяч жителей был в Австралии центром фермерско-молочного производства, поэтому капитан «Ситы» распорядился запастись здесь молочными продуктами, в особенности сырами, без которых не представлял себе хорошего завтрака. Стоянка в Рокгемптоне была короткой. Как только экипаж «Ситы» взял на борт продовольствие и пополнил запас пресной воды, «Сита» отдала концы и направилась на восток к островам пролива Каприкорн. Капитан Новицкий намеревался остановиться на ночь у одного из островов, чтобы избегнуть опасного плавания в темноте среди коралловых рифов.
Курс, назначенный капитаном Новицким был полностью одобрен его друзьями, мнением которых, как известно, капитан очень дорожил. После ночной стоянки у островов Каприкорн курс корабля вел к восточному краю островных рифов, группа которых носит название Суэйн-рифы[44]. Отсюда, выйдя на просторы открытого Кораллового моря, корабль должен был повернуть на север вдоль наружной стены Великого Кораллового Барьера, идя на некотором расстоянии от него. Барьер этот, начиная от тропика Козерога до Новой Гвинеи, словно стена защищал восточное побережье Квинсленда.
На первом участке пути капитан Новицкий соблюдал сугубую осторожность, так как корабль шел здесь по внутренним водам Великого Кораллового Барьера. По курсу корабля здесь находилась южная оконечность рифа, лежащая на расстоянии почти ста миль от берегов Австралии. Только дальше к северу, на траверсе города Боуэн, Большой Коралловый Барьер несколько приближался к материку и в районе мыса Мелвилл подходил к нему почти вплотную, так как расстояние от барьера до берега материка не превышает здесь семи миль. В северной части Большого Кораллового Барьера почти полностью исчезают проходы между рифами, довольно частые на юге, а к северу от мыса Мелвилл, Большой Коралловый Риф встает сплошной, непроходимой стеной, отделяя берега Австралии от открытого моря. Капитан Новицкий не хотел рисковать судном и стремился как можно скорее уйти от опасных рифов, поэтому назначил Рокгемптон последним портом на берегах Австралийского материка на пути в Новую Гвинею, где намеревался остановиться в Порт-Морсби.
Яхта на одном только фок-стапселе медленно приближалась к рифам в проливе Каприкорн. Почти весь экипаж находился наверху. Два человека на носу яхты напряженно высматривали подводные рифы, немедленно сообщая о них капитану, остальные — восхищенно глядели на живописный пейзаж страны коралловых полипов[45].
Необыкновенные по красоте виды открылись перед путешественниками при плавании по протоке между Большим Коралловым Барьером и материком, с гористыми в этом месте берегами. Прямо из глубины моря вырастали островки высотой в несколько десятков метров, окруженные кольцом прибрежных рифов. Склоны их и вершины покрыты тропической растительностью, наполнены суетой и голосами тысяч разнообразных птиц. В изумрудных волнах моря, между живописными островками, дремлют длинные или круглые по очертаниям, таинственные тени, которые на близком расстоянии превращаются в обманчивые отмели из камней, отливающих всеми оттенками голубого, опалового и зеленого цветов. Это не что иное, как подводные коралловые рифы. Некоторые из них, показывающиеся из воды во время отлива по форме напоминают извилины головного мозга[46], а другие, пористые, отличаются отверстиями в стенках, ведущими к разветвленным канальчикам, устланным живыми полипами самых фантастических расцветок. Среди великолепных по красоте коралловых подводных рифов, носились в воде стаи столь же красочных рыб, плавали медузы, морские ежи, моллюски и другие животные южных морей. Чудесный подводный мир напоминал сказочные леса или мифические райские сады.
Незабываемые по красоте виды, по-разному воспринимались членами экипажа «Ситы». Молодежь восхищалась таинственной красотой подводного мира, ученые — Вильмовский и Бентли — изумлялись богатству и разнообразию жизни в южных морях, а капитан Новицкий мрачно вперял взгляд в опасные для моряков подводные рифы.
— Прямо-таки трудно поверить, что ничтожные по размерам коралловые полипы способны образовать столь мощные скалы, — говорила Салли, заглядывая через борт судна.
— Дело в том, моя милая, что хотя коралловые полипы, животные скромные, они сыграли громадную роль в истории геологии, — заметил Бентли. — Остатки их скелетов находятся в виде окаменелостей в' отложениях почти всех геологических эпох. Еще около четырехсот миллионов лет назад коралловые полипы образовали крупные рифы на дне тогдашних морей. Эти древние рифы теперь обнаружены во многих местах восточной Австралии и Тасмании, убедительно свидетельствуя о том, что некогда там были древние моря.
— Это и в самом деле удивительно, в особенности если сравнить малый размер животных с образованными ими прочными и мощными отложениями, — сказала Наташа.
— Если уж быть абсолютно точным, то надо сказать, что коралловые рифы образуются также благодаря мшанкам и известняковым водорослям, — уточнил Вильмовский.
— Кончайте-ка ваши восторги, дорогие друзья! Неужели вы забыли сколько превосходных судов пошло на дно из-за этих дьявольских рифов? — возмутился капитан Новицкий. — Своей болтовней вы готовы накликать на нас беду!
После слов суеверного капитана, громкая беседа сразу же притихла. Выражение лица капитана не сулило экипажу ничего хорошего. Ведь капитан, чтобы прервать лишние, по его мнению восторги, способен заставить членов экипажа еще раз швабрить палубу. Один только Динго не обращал внимания на плохое настроение капитана. Опершись передними лапами о планшир фальшборта, он внимательно следил за полетом птиц над живописными островками.
«Ах, это ты!..» — разочарованно буркнул Томек, и окончательно пришел в себя, убедившись, что в каюте совсем светло.
«В чем дело?» — удивленно подумал Томек. — «Мы должны были сняться с якоря на рассвете, а на судне до сих пор тихо и не чувствуется движения?»
Томек выглянул в иллюминатор. Увидев светлую голубизну неба, встревожился еще больше. Почему «Сита» до сих пор у причала? Капитан Новицкий отличался пунктуальностью и-на яхте строго придерживался раз заведенного порядка. Томек бросил взгляд на койку Джемса Бальмора, своего сожителя по каюте. Его койка была застлана так, будто он и не ложился вовсе. Томек вспомнил, что Джемс с двенадцати ночи до четырех утра должен был стоять на вахте. По-видимому, Джемс заснул и не разбудил смену.
«Не хотел бы я быть в его шкуре», — буркнул Томек и одним прыжком вскочил с койки.
Быстро одевшись, Томек в сопровождении Динго выбежал в коридор. Минуту спустя очутился на палубе. Осмотрелся вокруг и необъяснимая тревога охватила его. Услышал тихий лай своего друга, Динго. Собака стояла у левого борта, рядом с лежавшей там одеждой. Томек подбежал к Динго и сразу же узнал зеленую курточку Джемса. Насупил брови. Томек не любил хладнокровного и немного спесивого англичанина.
Тихо скуля, Динго внезапно оперся передними лапами о поручни фальшборта, словно пытался заглянуть за борт.
«Видимо, Джемс хотел искупаться и полез в воду...» — подумал Томек. С тревогой в сердце он выглянул наружу. На расстоянии каких-нибудь двухсот метров от яхты, зеленели берега небольшого кораллового островка. Там, на песчаном пляже у самого обреза воды Джемс Бальмор занимался утренней зарядкой.
В первое мгновение Томек хотел было направиться в каюту капитана. Кроме Новицкого, там ночевали Смуга и старший Вильмовский. Достаточно было их разбудить, чтобы Джемс получил от них изрядную головомойку за самовольную отлучку. Однако прежде чем он дошел до двери каюты им овладело чувство стыда. Несмотря на неприязнь, которую чувствовал Томек по отношению к Бальмору, он не хотел быть ябедником. Вернулся обратно к борту судна. Стал давать Джемсу знаки. Вскоре англичанин заметил его усилия. Махнул в ответ рукой и прыгнул в воду, намереваясь вплавь добраться до яхты.
В этот момент за спиной Томека послышался сердитый голос капитана Новицкого:
— Сто дохлых китов в зубы! Почему вахтенный не просигналил подъем?! Мы уже полчаса назад должны были сняться с якоря! Вахтенный, ко мне!
Прежде чем Томек успел что-нибудь сказать, на палубе появился Смуга.
— Где Бальмор? — спросил он. — Бальмор держал ночную вахту!
— Знаю! Сейчас я ему покажу, кузькину мать, — с гневом ответил капитан. — Алло, а чья это одежда? Кого там за бортом высматривает Динго?!
— Не сердитесь, капитан, — примирительно сказал Томек. — Джемс Бальмор уже плывет к яхте... Если бы вы не проснулись так рано...
Тем временем Динго упорно пытался взобраться на фальшборт и тихо скулил.
— Что? Купаться ему захотелось во время вахты?! Честное слово, посажу его в карцер на хлеб и воду, — пенился капитан.
— Тихо, вы оба! Смотрите! — вдруг воскликнул Смуга, изменившимся от волнения голосом.
Перегнувшись через борт, он вглядывался в спокойную глубину моря. Лицо у Смуги побледнело. Заинтересованные возгласом Смуги, капитан Новицкий и Томек подбежали к нему. Смуга молча протянул руку вперед. Друзья посмотрели по направлению его руки и замерли от ужаса. На некотором расстоянии от яхты, на небольшой глубине, медленно двигалась серовато-голубая, грозная тень похожая сверху на вытянутое веретено. Форма головы, приплюснутая и выдвинутая вперед словно длинный клюв, треугольные плавники на спине, из которых передний был больше заднего и крупные, широкие серповидные грудные плавники, позволяли сразу же определить опасную, хищную акулу[47].
Капитан Новицкий первый подумал о необходимости помочь беззаботно плывшему Джемсу Бальмору. Не говоря ни слова, капитан бросился в каюту и вернулся оттуда с заряженной винтовкой.
Увидев в руках капитана оружие, Смуга побледнел еще сильнее и тихо сказал:
— Ты с ума сошел?! Не стреляй, если хочешь сохранить парню жизнь! Он не должен знать, что ему грозит опасность!
— Надо предупредить Джемса, он еще не заметил акулы! — взволнованно возразил Томек.
— Молчите и ведите себя спокойно, будто ничего не случилось, — настойчиво потребовал Смуга. — Спасти жизнь в таком положении может только человек, который не сознает грозящей ему опасности. Если Джемс увидит акулу, то испугается и начнет плыть изо всех сил. Станет производить резкие движения, которые, как мне приходилось слышать, только способны привлечь внимание акулы.
— Так что же, будем смотреть на трагедию пассивно?! — с дрожью в голосе спросил Томек.
— В данном случае с одного выстрела акулу не убьешь. А раненая акула будет еще опаснее, чем теперь. Если она не голодна — не нападет. Здесь много рыбы...
— Если бы у Бальмора был нож, он мог бы защищаться, — понуро сказал капитан Новицкий.
— Никто не сможет подплыть к акуле так близко, чтобы левой рукой схватить за нижний грудной плавник, а правой разрезать ей брюхо. Да и самое лучшее лезвие ножа не пробьет твердой шкуры акулы, — ответил Смуга.
Они умолкли, а тем временем Бальмор, совершенно не подозревая о грозящей ему опасности, спокойными взмахами рук рассекал воду и постепенно приближался к судну. До борта яхты оставалось не больше сорока метров. Акула двигалась вслед за юношей. Она делала широкие круги, постепенно уменьшая расстояние отделявшее ее от легкомысленного пловца.
— Смотрите, смотрите! Вон налево! Вторая акула... — в ужасе прошептал Томек.
— Вижу... — тихо сказал Смуга.
— Теперь Джемсу не уйти... — мрачно буркнул капитан. На лицах друзей, в бессилии стоявших у борта судна показались капли пота. В отчаянии они следили за поведением пловца и за движениями его загорелых рук. Две морские бестии приближались к нему.
Пораженному ужасом Томеку показалось, что прошла целая вечность, пока Джемс Бальмор схватился за нижнюю перекладину веревочного трапа, свисавшего с левого борта яхты. Но вот он уже показался из воды и быстро стал взбираться вверх. Только теперь Джемс смог взглянуть на лица, поджидавших его на палубе друзей. Он чрезвычайно удивился их необыкновенному виду. Динго, оскалив зубы зловеще ворчал, поглядывая вниз через фальшборт. Бальмор машинально тоже взглянул вниз. У трапа в воде виднелись два мощных тела хищных акул-людоедов. Джемс замер будто пораженный молнией. Он сразу понял в чем дело. Побледнел, как полотно, зашатался на ступеньках трапа и вдруг обессиленно опустил голову на грудь. Чуть не потерял равновесие... К счастью, Смуга быстро подхватил его под мышки. Томек тоже поспешил на помощь. Общими силами они вытянули Бальмора на палубу.
Подобно большинству моряков, капитан Новицкий ненавидел акул. Поэтому, как только Бальмор очутился на палубе, капитан молниеносно подхватил винтовку и выстрелил вниз. Звук выстрела сухо раздался в утренней тишине. Одна из медленно плывших акул резко свилась, как пружина и сильно ударила хвостом в обшивку судна. Новицкий выстрелил еще раз. Серовато-стальные бестии скрылись в морской глубине.
Выстрел всполошил остальных членов экипажа и они выбежали на палубу. Конечно, прежде всего пришлось заняться, потерявшим сознание Бальмором, который не давал признаков жизни. Только после того, как Наташа подсунула ему под нос бутылочку с нашатырным спиртом, Джемс глубоко вздохнул и открыл глаза. Испуг, бивший из его глаз несколько остудил гнев капитана, который забыл о карцере и только резко сказал:
— Послушай-ка, молодой человек! По своей глупости ты чуть-чуть не попал на завтрак чертовым акулам. Если на этом судне ты еще раз сделаешь что-нибудь без моего приказания, я высажу тебя на берег и мы с тобой распрощаемся навсегда.
— Не было запрещения купаться, а об акулах я забыл, — смущенно оправдывался Джемс.
— Поблагодари Смугу, это он спас тебя от верной смерти, — сказал Томек. — Мы хотели предупредить тебя об акулах, когда ты плыл. Если бы мы это сделали, ты погиб бы. Ну и нагнал ты нам страху!
— Всех акул надо истребить, — заметил Збышек, который все еще оставался под впечатлением неприятного приключения Джемса.
— Это слишком поспешный вывод и непродуманное предложение, — ответил Бентли. — Достойна наказания только легкомысленность Джемса Бальмора. Вопреки общему мнению, не все виды акул опасны для человека. Крупнейшие из них, например гигантская акула и подстать ей — сельдевая — питаются только планктоном и мелкой рыбой. Кроме того, с некоторой точки зрения акулы полезны, так как пожирают падаль и тем очищают моря[48].
— Правильное замечание. Особенно надо опасаться тигровой акулы и небольшой по размерам барракуды, — добавил Вильмовский. — Нынешний случай с Джемсом свидетельствует о том, что даже акула-людоед не всегда нападает на человека.
VI
— Томми, как называются эти живописные острова? — спросила она, придерживая за ухо Динго ласкавшегося у ее ног. — Далеко ли еще до рифов?
— Это так называемая группа Козерога, по латыни Каприкорн, а мы идем по проливу Каприкорн, моя красавица, — весело ответил Томек, подражая голосу капитана Новицкого. — Ты спрашиваешь далеко ли до рифов? Вот они, присмотрись-ка хорошенько, только не высовывайся слишком далеко за борт, а то еще свалишься в воду.
— Ну и что же, — ответила Салли, пожимая плечами. — Я хорошо плаваю, и кроме того, такой знаменитый путешественник и рыцарь как ты, наверняка спас бы меня!
— Конечно, только вряд ли было бы что спасать... Ты же знаешь, что здешние воды кишат акулами! А ты для них — лакомый кусочек!
— Ты в самом деле считаешь меня лакомым кусочком? — кокетливо спросила Салли, лукаво посматривая на Томека.
— Гм, если я так сказал... — буркнул Томек смутившись и отвернулся.
— Ты сильный, Томек! С тобой и Динго, я ничего не боюсь, но, пожалуйста, не смейся надо мной. По-твоему это риф?! Хотя мне и не приходилось бывать в этих краях, я все же могу отличить живописный островок от опасного барьера, созданного Великим Коралловым Рифом!
— Я вовсе не насмехаюсь, — возразил Томек. — Группа островов Каприкорн — это самая южная оконечность Великого Барьера, который вопреки распространенному мнению вовсе не является сплошной преградой. Значительная его часть состоит из множества мелких рифов, островков и островов и только лишь на севере, на протяжении шестисот миль, рифы стоят сплошной стеной. Впрочем, вскоре ты в этом сама убедишься.
— Честное слово я думала, что ты подшучиваешь надо мной! — недоверчиво ответила Салли.
— Спроси кого хочешь, если не веришь мне. По дороге из Сибири в Австралию мы все видели Великий Коралловый Барьер, а папа много нам о нем рассказал.
— Значит меня ввело в заблуждение название «барьер»!
— Дело в том, Салли, что название Великий Коралловый Барьер относится к роду рифов, из которых он состоит. Ты, пожалуй, помнишь из уроков географии, что различают три рода рифов: береговые, то есть прилегающие непосредственно к берегу, барьерные, или находящиеся на некотором расстоянии от береговой линии и отделяемые от нее лагунами и, наконец, атоллы имеющие форму кольца с лагуной внутри. Великий Коралловый Риф относится к роду барьерных рифов.
— Да, да, я теперь вспомнила! Кроме того, рифы бывают подводными и надводными, — воскликнула Салли.
Беседу молодых людей прервала зычная команда капитана Новицкого:
— Эй, вы, там, голубки! Довольно ворковать! Все наверх! Грот и бизань — на гитовы[41]!
С капитанского мостика то и дело раздавались краткие команды. Весь экипаж, за исключением рулевого и матроса, измерявшего лотом глубину воды работал на мачтах и реях. Матросы крепили паруса к гикам[42] гафелям и реям, привязывая их тонким тросом и тщательно выравнивая фалды.
«Сита» шла теперь только лишь на фок-стапселе[43] и скорость хода значительно уменьшилась. По приказу капитана Новицкого Смуга и Томек, стоя на носу судна несли обязанности впередсмотрящих; они выискивали глазами подводные рифы по курсу корабля. Вскоре судно пришвартовалось к пристани в Рокгемптоне, небольшом порту, удобном для малых судов.
Рокгемптон, городок с несколькими десятками тысяч жителей был в Австралии центром фермерско-молочного производства, поэтому капитан «Ситы» распорядился запастись здесь молочными продуктами, в особенности сырами, без которых не представлял себе хорошего завтрака. Стоянка в Рокгемптоне была короткой. Как только экипаж «Ситы» взял на борт продовольствие и пополнил запас пресной воды, «Сита» отдала концы и направилась на восток к островам пролива Каприкорн. Капитан Новицкий намеревался остановиться на ночь у одного из островов, чтобы избегнуть опасного плавания в темноте среди коралловых рифов.
Курс, назначенный капитаном Новицким был полностью одобрен его друзьями, мнением которых, как известно, капитан очень дорожил. После ночной стоянки у островов Каприкорн курс корабля вел к восточному краю островных рифов, группа которых носит название Суэйн-рифы[44]. Отсюда, выйдя на просторы открытого Кораллового моря, корабль должен был повернуть на север вдоль наружной стены Великого Кораллового Барьера, идя на некотором расстоянии от него. Барьер этот, начиная от тропика Козерога до Новой Гвинеи, словно стена защищал восточное побережье Квинсленда.
На первом участке пути капитан Новицкий соблюдал сугубую осторожность, так как корабль шел здесь по внутренним водам Великого Кораллового Барьера. По курсу корабля здесь находилась южная оконечность рифа, лежащая на расстоянии почти ста миль от берегов Австралии. Только дальше к северу, на траверсе города Боуэн, Большой Коралловый Барьер несколько приближался к материку и в районе мыса Мелвилл подходил к нему почти вплотную, так как расстояние от барьера до берега материка не превышает здесь семи миль. В северной части Большого Кораллового Барьера почти полностью исчезают проходы между рифами, довольно частые на юге, а к северу от мыса Мелвилл, Большой Коралловый Риф встает сплошной, непроходимой стеной, отделяя берега Австралии от открытого моря. Капитан Новицкий не хотел рисковать судном и стремился как можно скорее уйти от опасных рифов, поэтому назначил Рокгемптон последним портом на берегах Австралийского материка на пути в Новую Гвинею, где намеревался остановиться в Порт-Морсби.
Яхта на одном только фок-стапселе медленно приближалась к рифам в проливе Каприкорн. Почти весь экипаж находился наверху. Два человека на носу яхты напряженно высматривали подводные рифы, немедленно сообщая о них капитану, остальные — восхищенно глядели на живописный пейзаж страны коралловых полипов[45].
Необыкновенные по красоте виды открылись перед путешественниками при плавании по протоке между Большим Коралловым Барьером и материком, с гористыми в этом месте берегами. Прямо из глубины моря вырастали островки высотой в несколько десятков метров, окруженные кольцом прибрежных рифов. Склоны их и вершины покрыты тропической растительностью, наполнены суетой и голосами тысяч разнообразных птиц. В изумрудных волнах моря, между живописными островками, дремлют длинные или круглые по очертаниям, таинственные тени, которые на близком расстоянии превращаются в обманчивые отмели из камней, отливающих всеми оттенками голубого, опалового и зеленого цветов. Это не что иное, как подводные коралловые рифы. Некоторые из них, показывающиеся из воды во время отлива по форме напоминают извилины головного мозга[46], а другие, пористые, отличаются отверстиями в стенках, ведущими к разветвленным канальчикам, устланным живыми полипами самых фантастических расцветок. Среди великолепных по красоте коралловых подводных рифов, носились в воде стаи столь же красочных рыб, плавали медузы, морские ежи, моллюски и другие животные южных морей. Чудесный подводный мир напоминал сказочные леса или мифические райские сады.
Незабываемые по красоте виды, по-разному воспринимались членами экипажа «Ситы». Молодежь восхищалась таинственной красотой подводного мира, ученые — Вильмовский и Бентли — изумлялись богатству и разнообразию жизни в южных морях, а капитан Новицкий мрачно вперял взгляд в опасные для моряков подводные рифы.
— Прямо-таки трудно поверить, что ничтожные по размерам коралловые полипы способны образовать столь мощные скалы, — говорила Салли, заглядывая через борт судна.
— Дело в том, моя милая, что хотя коралловые полипы, животные скромные, они сыграли громадную роль в истории геологии, — заметил Бентли. — Остатки их скелетов находятся в виде окаменелостей в' отложениях почти всех геологических эпох. Еще около четырехсот миллионов лет назад коралловые полипы образовали крупные рифы на дне тогдашних морей. Эти древние рифы теперь обнаружены во многих местах восточной Австралии и Тасмании, убедительно свидетельствуя о том, что некогда там были древние моря.
— Это и в самом деле удивительно, в особенности если сравнить малый размер животных с образованными ими прочными и мощными отложениями, — сказала Наташа.
— Если уж быть абсолютно точным, то надо сказать, что коралловые рифы образуются также благодаря мшанкам и известняковым водорослям, — уточнил Вильмовский.
— Кончайте-ка ваши восторги, дорогие друзья! Неужели вы забыли сколько превосходных судов пошло на дно из-за этих дьявольских рифов? — возмутился капитан Новицкий. — Своей болтовней вы готовы накликать на нас беду!
После слов суеверного капитана, громкая беседа сразу же притихла. Выражение лица капитана не сулило экипажу ничего хорошего. Ведь капитан, чтобы прервать лишние, по его мнению восторги, способен заставить членов экипажа еще раз швабрить палубу. Один только Динго не обращал внимания на плохое настроение капитана. Опершись передними лапами о планшир фальшборта, он внимательно следил за полетом птиц над живописными островками.
* * *
Погруженный в глубокий сон, Томек повернулся на койке, переменив положение тела. Чуткий Динго сразу же подхватился со своего места. Он тихо заскулил, но это не разбудило хозяина, и Динго коснулся его лица шершавым, влажным языком. Томек улыбнулся сквозь сон. Ему как раз снилось, что Салли, в благодарность за подаренное великолепное перо райской птицы, поцеловала его в щеку. Потеряв терпение, Динго крепче лизнул хозяина. Молодой человек проснулся, открыл глаза и увидел рядом морду своего любимца.«Ах, это ты!..» — разочарованно буркнул Томек, и окончательно пришел в себя, убедившись, что в каюте совсем светло.
«В чем дело?» — удивленно подумал Томек. — «Мы должны были сняться с якоря на рассвете, а на судне до сих пор тихо и не чувствуется движения?»
Томек выглянул в иллюминатор. Увидев светлую голубизну неба, встревожился еще больше. Почему «Сита» до сих пор у причала? Капитан Новицкий отличался пунктуальностью и-на яхте строго придерживался раз заведенного порядка. Томек бросил взгляд на койку Джемса Бальмора, своего сожителя по каюте. Его койка была застлана так, будто он и не ложился вовсе. Томек вспомнил, что Джемс с двенадцати ночи до четырех утра должен был стоять на вахте. По-видимому, Джемс заснул и не разбудил смену.
«Не хотел бы я быть в его шкуре», — буркнул Томек и одним прыжком вскочил с койки.
Быстро одевшись, Томек в сопровождении Динго выбежал в коридор. Минуту спустя очутился на палубе. Осмотрелся вокруг и необъяснимая тревога охватила его. Услышал тихий лай своего друга, Динго. Собака стояла у левого борта, рядом с лежавшей там одеждой. Томек подбежал к Динго и сразу же узнал зеленую курточку Джемса. Насупил брови. Томек не любил хладнокровного и немного спесивого англичанина.
Тихо скуля, Динго внезапно оперся передними лапами о поручни фальшборта, словно пытался заглянуть за борт.
«Видимо, Джемс хотел искупаться и полез в воду...» — подумал Томек. С тревогой в сердце он выглянул наружу. На расстоянии каких-нибудь двухсот метров от яхты, зеленели берега небольшого кораллового островка. Там, на песчаном пляже у самого обреза воды Джемс Бальмор занимался утренней зарядкой.
В первое мгновение Томек хотел было направиться в каюту капитана. Кроме Новицкого, там ночевали Смуга и старший Вильмовский. Достаточно было их разбудить, чтобы Джемс получил от них изрядную головомойку за самовольную отлучку. Однако прежде чем он дошел до двери каюты им овладело чувство стыда. Несмотря на неприязнь, которую чувствовал Томек по отношению к Бальмору, он не хотел быть ябедником. Вернулся обратно к борту судна. Стал давать Джемсу знаки. Вскоре англичанин заметил его усилия. Махнул в ответ рукой и прыгнул в воду, намереваясь вплавь добраться до яхты.
В этот момент за спиной Томека послышался сердитый голос капитана Новицкого:
— Сто дохлых китов в зубы! Почему вахтенный не просигналил подъем?! Мы уже полчаса назад должны были сняться с якоря! Вахтенный, ко мне!
Прежде чем Томек успел что-нибудь сказать, на палубе появился Смуга.
— Где Бальмор? — спросил он. — Бальмор держал ночную вахту!
— Знаю! Сейчас я ему покажу, кузькину мать, — с гневом ответил капитан. — Алло, а чья это одежда? Кого там за бортом высматривает Динго?!
— Не сердитесь, капитан, — примирительно сказал Томек. — Джемс Бальмор уже плывет к яхте... Если бы вы не проснулись так рано...
Тем временем Динго упорно пытался взобраться на фальшборт и тихо скулил.
— Что? Купаться ему захотелось во время вахты?! Честное слово, посажу его в карцер на хлеб и воду, — пенился капитан.
Перегнувшись через борт, он вглядывался в спокойную глубину моря. Лицо у Смуги побледнело. Заинтересованные возгласом Смуги, капитан Новицкий и Томек подбежали к нему. Смуга молча протянул руку вперед. Друзья посмотрели по направлению его руки и замерли от ужаса. На некотором расстоянии от яхты, на небольшой глубине, медленно двигалась серовато-голубая, грозная тень похожая сверху на вытянутое веретено. Форма головы, приплюснутая и выдвинутая вперед словно длинный клюв, треугольные плавники на спине, из которых передний был больше заднего и крупные, широкие серповидные грудные плавники, позволяли сразу же определить опасную, хищную акулу[47].
Капитан Новицкий первый подумал о необходимости помочь беззаботно плывшему Джемсу Бальмору. Не говоря ни слова, капитан бросился в каюту и вернулся оттуда с заряженной винтовкой.
Увидев в руках капитана оружие, Смуга побледнел еще сильнее и тихо сказал:
— Ты с ума сошел?! Не стреляй, если хочешь сохранить парню жизнь! Он не должен знать, что ему грозит опасность!
— Надо предупредить Джемса, он еще не заметил акулы! — взволнованно возразил Томек.
— Молчите и ведите себя спокойно, будто ничего не случилось, — настойчиво потребовал Смуга. — Спасти жизнь в таком положении может только человек, который не сознает грозящей ему опасности. Если Джемс увидит акулу, то испугается и начнет плыть изо всех сил. Станет производить резкие движения, которые, как мне приходилось слышать, только способны привлечь внимание акулы.
— Так что же, будем смотреть на трагедию пассивно?! — с дрожью в голосе спросил Томек.
— В данном случае с одного выстрела акулу не убьешь. А раненая акула будет еще опаснее, чем теперь. Если она не голодна — не нападет. Здесь много рыбы...
— Если бы у Бальмора был нож, он мог бы защищаться, — понуро сказал капитан Новицкий.
— Никто не сможет подплыть к акуле так близко, чтобы левой рукой схватить за нижний грудной плавник, а правой разрезать ей брюхо. Да и самое лучшее лезвие ножа не пробьет твердой шкуры акулы, — ответил Смуга.
Они умолкли, а тем временем Бальмор, совершенно не подозревая о грозящей ему опасности, спокойными взмахами рук рассекал воду и постепенно приближался к судну. До борта яхты оставалось не больше сорока метров. Акула двигалась вслед за юношей. Она делала широкие круги, постепенно уменьшая расстояние отделявшее ее от легкомысленного пловца.
— Смотрите, смотрите! Вон налево! Вторая акула... — в ужасе прошептал Томек.
— Вижу... — тихо сказал Смуга.
— Теперь Джемсу не уйти... — мрачно буркнул капитан. На лицах друзей, в бессилии стоявших у борта судна показались капли пота. В отчаянии они следили за поведением пловца и за движениями его загорелых рук. Две морские бестии приближались к нему.
Пораженному ужасом Томеку показалось, что прошла целая вечность, пока Джемс Бальмор схватился за нижнюю перекладину веревочного трапа, свисавшего с левого борта яхты. Но вот он уже показался из воды и быстро стал взбираться вверх. Только теперь Джемс смог взглянуть на лица, поджидавших его на палубе друзей. Он чрезвычайно удивился их необыкновенному виду. Динго, оскалив зубы зловеще ворчал, поглядывая вниз через фальшборт. Бальмор машинально тоже взглянул вниз. У трапа в воде виднелись два мощных тела хищных акул-людоедов. Джемс замер будто пораженный молнией. Он сразу понял в чем дело. Побледнел, как полотно, зашатался на ступеньках трапа и вдруг обессиленно опустил голову на грудь. Чуть не потерял равновесие... К счастью, Смуга быстро подхватил его под мышки. Томек тоже поспешил на помощь. Общими силами они вытянули Бальмора на палубу.
Подобно большинству моряков, капитан Новицкий ненавидел акул. Поэтому, как только Бальмор очутился на палубе, капитан молниеносно подхватил винтовку и выстрелил вниз. Звук выстрела сухо раздался в утренней тишине. Одна из медленно плывших акул резко свилась, как пружина и сильно ударила хвостом в обшивку судна. Новицкий выстрелил еще раз. Серовато-стальные бестии скрылись в морской глубине.
Выстрел всполошил остальных членов экипажа и они выбежали на палубу. Конечно, прежде всего пришлось заняться, потерявшим сознание Бальмором, который не давал признаков жизни. Только после того, как Наташа подсунула ему под нос бутылочку с нашатырным спиртом, Джемс глубоко вздохнул и открыл глаза. Испуг, бивший из его глаз несколько остудил гнев капитана, который забыл о карцере и только резко сказал:
— Послушай-ка, молодой человек! По своей глупости ты чуть-чуть не попал на завтрак чертовым акулам. Если на этом судне ты еще раз сделаешь что-нибудь без моего приказания, я высажу тебя на берег и мы с тобой распрощаемся навсегда.
— Не было запрещения купаться, а об акулах я забыл, — смущенно оправдывался Джемс.
— Поблагодари Смугу, это он спас тебя от верной смерти, — сказал Томек. — Мы хотели предупредить тебя об акулах, когда ты плыл. Если бы мы это сделали, ты погиб бы. Ну и нагнал ты нам страху!
— Всех акул надо истребить, — заметил Збышек, который все еще оставался под впечатлением неприятного приключения Джемса.
— Это слишком поспешный вывод и непродуманное предложение, — ответил Бентли. — Достойна наказания только легкомысленность Джемса Бальмора. Вопреки общему мнению, не все виды акул опасны для человека. Крупнейшие из них, например гигантская акула и подстать ей — сельдевая — питаются только планктоном и мелкой рыбой. Кроме того, с некоторой точки зрения акулы полезны, так как пожирают падаль и тем очищают моря[48].
— Правильное замечание. Особенно надо опасаться тигровой акулы и небольшой по размерам барракуды, — добавил Вильмовский. — Нынешний случай с Джемсом свидетельствует о том, что даже акула-людоед не всегда нападает на человека.
VI
Пираты Южных морей
Джемс Бальмор был удручен выговором, полученным от капитана. Правда, все избегали разговоров с ним на эту тему, но, несмотря на это Джемс стыдился своего легкомыслия и старался не вмешиваться в разговоры. Он тщательно выполнял все приказания, усердствовал на палубных работах, но в свободное время уединялся в каком-нибудь уголке и хмурым взглядом следил за Томеком. Конечно, он не мог винить Томека ни в чем. Ведь Томек повел себя по-товарищески и даже получил за это нагоняй от капитана Новицкого. Но этот нагоняй еще больше подчеркнул благородство Томека, которому Бальмор втайне давно завидовал.
«Томек, вероятно, не упал бы в обморок, увидев акулу-людоеда» — с горечью думал Джемс.
А ведь он так хотел понравиться Салли! Разве она теперь не может посчитать его трусом? Повесив нос, Джемс не обращал внимания на виды простиравшиеся с палубы яхты. Он не слышал восторгов остальных членов экипажа.
Между наружной стеной рифов, к которой подходила яхта и зоной коралловых островков, в глубине моря, часто можно было видеть покрытое песком дно, усеянное живыми разноцветными кораллами. Около полудня на горизонте показалась группа островов Суэйн-риф, тянувшаяся по курсу яхты на расстоянии свыше 50 миль. Между островками вился истый лабиринт проток. Географические условия весьма своеобразно отразились на пейзаже островов. С наветренной стороны их берега покрыты чистым песком, с подветренной — густыми мангровыми лесами, сквозь которые не может пробиться даже довольно сильный морской бриз. Поэтому в воздухе чувстовались запахи болотных испарений и гниющей растительности. Фауна тоже соответствовала особенностям болотистой местности. В глубокой воде плавали рыбы, а по дну, среди подвижных моллюсков и ползающих крабов, копошились стаи различного вида мелких червей и других безногих существ.
Капитан Новицкий опасался риска связанного с плаванием в коварном лабиринте протоков между островками. «Сита» шла, обходя острова широкой дугой с юга на север, направляясь в открытое море и оставляя группу Суэйн-рифов с левой стороны. Вверху над судном носились неисчислимые стаи различных птиц.
Молодежь не спешила уходить в каюты. Томек внимательно изучал взглядом низкие песчаные берега островов. В поле зрения бинокля ему несколько раз попадались борозды прорытые в песке, тянувшиеся прямо из моря к дюнам, поросшим кустарником. Была пора кладки яиц черепахами. Поэтому, по мнению Томека, борозды в песке проложены самками зеленой черепахи[49], ежегодно выходившими на сушу, чтобы отложить яйца. Зеленые черепахи принадлежали к морскому виду этих земноводных и по строению тела значительно отличались от своих родственников речных и болотных черепах. Передние лапы зеленых черепах почти ничем не отличаются от рыбных плавников, пальцы задних лап — перепончатые. Ничего удивительного, что черепахи чувствуют себя лучше в воде, чем на суше и только самки в определенное время выходят на сушу, чтобы закопать в песок яйца.
К вечеру яхта обошла южный и восточный край Суэйн-рифов. Капитан Новицкий изменил курс на северо-восточный и облегченно вздохнул. Минуту назад он вернулся с кормы корабля, где измерил лагом скорость хода корабля[50]. Скорость «Ситы» составляла примерно восемь узлов. Яхта оказалась в зоне благоприятного, северо-западного течения. Таким образом, при попутном ветре яхта уже через шесть суток должна бросить якорь в бухте Порт-Морсби.
«Томек, вероятно, не упал бы в обморок, увидев акулу-людоеда» — с горечью думал Джемс.
А ведь он так хотел понравиться Салли! Разве она теперь не может посчитать его трусом? Повесив нос, Джемс не обращал внимания на виды простиравшиеся с палубы яхты. Он не слышал восторгов остальных членов экипажа.
Между наружной стеной рифов, к которой подходила яхта и зоной коралловых островков, в глубине моря, часто можно было видеть покрытое песком дно, усеянное живыми разноцветными кораллами. Около полудня на горизонте показалась группа островов Суэйн-риф, тянувшаяся по курсу яхты на расстоянии свыше 50 миль. Между островками вился истый лабиринт проток. Географические условия весьма своеобразно отразились на пейзаже островов. С наветренной стороны их берега покрыты чистым песком, с подветренной — густыми мангровыми лесами, сквозь которые не может пробиться даже довольно сильный морской бриз. Поэтому в воздухе чувстовались запахи болотных испарений и гниющей растительности. Фауна тоже соответствовала особенностям болотистой местности. В глубокой воде плавали рыбы, а по дну, среди подвижных моллюсков и ползающих крабов, копошились стаи различного вида мелких червей и других безногих существ.
Капитан Новицкий опасался риска связанного с плаванием в коварном лабиринте протоков между островками. «Сита» шла, обходя острова широкой дугой с юга на север, направляясь в открытое море и оставляя группу Суэйн-рифов с левой стороны. Вверху над судном носились неисчислимые стаи различных птиц.
Молодежь не спешила уходить в каюты. Томек внимательно изучал взглядом низкие песчаные берега островов. В поле зрения бинокля ему несколько раз попадались борозды прорытые в песке, тянувшиеся прямо из моря к дюнам, поросшим кустарником. Была пора кладки яиц черепахами. Поэтому, по мнению Томека, борозды в песке проложены самками зеленой черепахи[49], ежегодно выходившими на сушу, чтобы отложить яйца. Зеленые черепахи принадлежали к морскому виду этих земноводных и по строению тела значительно отличались от своих родственников речных и болотных черепах. Передние лапы зеленых черепах почти ничем не отличаются от рыбных плавников, пальцы задних лап — перепончатые. Ничего удивительного, что черепахи чувствуют себя лучше в воде, чем на суше и только самки в определенное время выходят на сушу, чтобы закопать в песок яйца.
К вечеру яхта обошла южный и восточный край Суэйн-рифов. Капитан Новицкий изменил курс на северо-восточный и облегченно вздохнул. Минуту назад он вернулся с кормы корабля, где измерил лагом скорость хода корабля[50]. Скорость «Ситы» составляла примерно восемь узлов. Яхта оказалась в зоне благоприятного, северо-западного течения. Таким образом, при попутном ветре яхта уже через шесть суток должна бросить якорь в бухте Порт-Морсби.