Страница:
скажет.
- ...когда говорится о том, что все, что находилось снаружи оболочки,
исчезло, то имеется в виду абсолютно все! Даже то, что находилось
непосредственно вблизи поверхности - межзвездные и каботажные корабли,
стоящие у причалов, корабли, находившиеся в пути, причальное оборудование,
все устройства, грузовые и пассажирские тоннели, антенны, словом все! Все,
что выступало за пределы Оптима Туле, словно срезали острейшей бритвой. -
Тут профессор Карпентер прервался, чтобы выпить воды. - Исчезло не только
то, что было непосредственно у оболочки Орбитсвиля, но и все, что
находилось, если можно так выразиться, на промежуточных расстояниях, в том
числе и внешняя планета нашей системы Нейпир! Но это выглядит сущим пустяком
рядом с исчезновением всех известных нам звезд. Мы больше не наблюдаем ни
знакомых звезд, ни знакомых галактик. Изменения носят поистине космические
масштабы! У меня есть только одно объяснение происшедшему, сколь невероятным
оно ни покажется. Я считаю, что Оптима Туле переместилась в пространстве.
Профессор замолчал и обвел взглядом своих слушателей.
- Этого не может быть, - покачала головой седовласая женщина. - Вы
претендуете на компетентность, а сами бросаетесь подобными заявлениями. Вы
хотите, чтобы мы поверили в то, что наш мир, наш Орбитсвиль, вдруг взял и
переместился неизвестно куда?!
Ее слова потонули в гуле голосов. Все сидящие за столом заговорили
разом, разгорелся ожесточенный спор. Никлин, тут же упустивший все его нити,
погрузился в мечты. Из этого состояния его вывела новая картинка,
появившаяся в углу гостиной Уайтов. Зал заседаний исчез, вместо него
возникла панорама Первого Портала, находящегося в самом центре Бичхед-Сити.
Непосвященный мог бы принять его за круглое черное озеро. Непосредственно у
портала стоял огромный памятник первооткрывателю Орбитсвиля Вэнсу Гарамонду.
Панорама медленно надвигалась на зрителя до тех пор, пока телекамера не
зависла у самого края отверстия. Затем изображение начало вращаться,
создавая у сидящих перед объемными телеэкранами впечатление погружения в
пространство. Но вот вращение прекратилось. Угол гостиной наполнился
чернотой, испещренной сотнями светящихся точек. За кадром голос профессора
Карпентера говорил о том, что привычной картины звездного неба больше не
наблюдается, на небе теперь видны совершенно незнакомые созвездия.
Никлин не раз видел по телевидению звездное небо. И каждый раз
испытывал разочарование. Хотя Оринджфилд находился всего лишь в тысяче
километров от Бичхеда, он так ни разу и не побывал в столице, а значит ни
разу воочию не увидел звезд. Для Джима эти светящиеся точки не представляли
интереса, поскольку они не имели никакого отношения к его повседневной
жизни. Предки Никлина жили на Орбитсвиле уже шесть поколений, и на
размеренное течение их бытия звезды никогда не оказывали никакого влияния.
Вдруг рассказ профессора прервал чей-то взволнованный голос:
- А что же с Землей?
- Мы больше не знаем, где находится Земля. Мы не знаем, как добраться
до нее. - Голос профессора звучал жизнерадостно и весело, словно Карпентер
получал огромное удовольствие от всего происходящего. - Следовательно,
всякая связь с Землей утеряна, и возможно, навсегда. То же самое можно
сказать и о Терранове.
"Неужели кому-то есть дело до Земли и Террановы? - недоуменно подумал
Никлин. - Музейный хлам!"
Картина звездного неба нагоняла на Джима сон. Он решил посидеть еще
пять минут, чтобы быть уверенным, что Корт Бренниген покинул его владения, а
затем вернуться домой к своим делам, куда более важным, чем эта звездная
чепуха. Пускай астрономы ломают головы над загадками Вселенной, а Джима
Никлина ждут сломанная соковыжималка и погнутое велосипедное колесо.
- Эй, да вы только взгляните на старину Джима, - раздался громкий голос
хозяина, пробив брешь в пелене сна, куда постепенно погружался Никлин. -
Десятиминутное бодрствование измотало его.
Никлин встрепенулся.
- Извините меня, но сегодня я провел не самую лучшую ночь.
Он даже не заметил, как легко сорвалась с языка эта ложь.
- Что случилось, Джим? - заботливо спросила Нора. - Нелады с желудком?
- Да. - Никлин с благодарностью ухватился за эту версию. - Я съел перед
сном здоровый кусок яблочного пирога. А потом еще немного сыра, что,
наверное, было совершенно лишним.
- Яблочный пирог? Вы решили попробовать себя в кулинарии?
- Нет. Это был небольшой подарок от Мэй Мак-Викар.
Джим с возрастающей тревогой прислушивался к своим словам. Ведь он
опять попадет в нелепейшую историю. И что его дернуло выбрать в качестве
мифического дарителя именно Мэй Мак-Викар?! Ведь она живет всего в паре
километров отсюда и очень дружна с Уайтами. Через день-другой женщины
встретятся поболтать и поделиться новостями. О! Да что там, при его-то
везении вполне можно ожидать, что уже в следующее мгновение эта старая карга
появится на пороге гостиной Уайтов!
Уже нешуточная тревога охватила Джима. Он начал спешно обдумывать,
каким образом можно уйти от опасной темы яблочного пирога. Внезапно с улицы
донесся странный шум. Звук быстро нарастал и уже начал перекрывать
телерепортаж. Шум становился все громче и громче, он настолько
контрастировал с обычной сельской тишиной, что Джим только через несколько
секунд смог разложить его на отдельные составляющие. Оглушительную бравурную
музыку перекрывал настойчивый мужской голос. Слов было не разобрать, но в
интонациях чувствовался профессионализм политика или проповедника.
- Похоже, в нашем городке гости, - сказал Никлин, вставая и направляясь
к двери. - Пойду-ка взгляну, что там происходит.
Джим небрежно взмахнул рукой, прощаясь с Уайтами, и вышел на улицу.
Солнце Орбитсвиля нещадно пекло. Никлин пожалел, что не надел шляпу. Прикрыв
глаза ладонью. Джим разглядел, как по пыльной дороге медленно движется
необычная процессия, состоящая из десятка грузовиков и небольших домиков на
колесах. Все они были выкрашены в яркий голубой цвет. По бортам тянулись
огромные оранжевые буквы. Никлин прищурился и разобрал надпись: "КОРИ
МОНТЕЙН ВЕДЕТ ВАС ДОМОЙ".
- О нет, - прошептал Джим, - мы не нуждаемся в еще одном
болтуне-проповеднике. О, Газообразное Позвоночное, пожалуйста, не надо
больше этих разъезжающих святош!
Словно в пику его молитве, музыка смолкла, и мужской голос, искаженный
громкоговорителем, возвестил, что странствующий проповедник Кори Монтейн
пробудет в Оринджфилде три дня. Он намерен указать путь к спасению души
всем, кто не закостенел в безверии. "Все остальные, по всей видимости, -
подумал Джим, - прямиком отправятся в ад". Голос по мере удаления процессии
затихал. Но прежде, чем она скрылась за небольшой рощицей свистящих
деревьев, Никлин услышал: "Орбитсвиль - это орудие дьявола".
"Вот это здорово", - подумал он, шагая к своему дому. Похоже, следующие
три дня его спокойная жизнь будет осквернена вторжением пустоголовых
ревнителей спасения человеческих душ. А тишина городской площади, где он так
любил прогуливаться по вечерам, будет нарушена шумными проповедями,
отвратительной громкой музыкой и назойливыми причитаниями сборщиков
пожертвований.
Все религиозные организации, каких бы разных взглядов они ни
придерживались, всех, кто призывал к спасению души и отказу от земных благ,
объединяло одно - всегда кто-то выходил и собирал деньги.
При виде религиозной процессии, мысли о переменах во Вселенной
мгновенно вылетели из головы Никлина. Хмуря брови, он шел к своему дому
через заросли высокой сочной травы с видом человека, наконец-то нашедшего
достойную причину для беспокойства.
После установки шатра Кори Монтейн ощутил вдруг упадок сил и легкое
недомогание. Он уселся на брезентовый стул у своего передвижного домика с
кружкой горячего чая в руках. Монтейн медленно потягивал ароматный напиток,
и его взгляд рассеянно скользил по вывескам магазинов и постоялых дворов,
расположенных вокруг центральной площади городка. Огромные дубы и каштаны
тихо шелестели над головой. Вся картина была словно напоена покоем и легкой
грустью.
На протяжении долгой истории человечества люди не раз создавали идеалы
своего бытия, от сентиментального Нью-Йорка Франка Капры до безмолвных
арктических замков Ричарда Кейна, поэта-романтика двадцать первого столетия.
Но для огромного числа людей идеал их земного существования приблизительно
соответствовал наблюдаемой Монтейном картине. В то благословенное время,
приметы которого так любовно и старательно были воссозданы в этом городке,
табак не вызывал рака, натуральные масло и сливки не были символом греха, о
ядерном оружии попросту не слышали, а работа доставляла людям больше
радости, чем что-либо другое. Дюжие бородатые игроки в крикет вполне могли
отправиться на игру с командой из соседнего городка на паровозе, а
отдаленный грохот вполне могли издавать сами братья Райт, клепающие
очередного бесполезного механического монстра в своей мастерской.
В такие вечера Монтейну становилось ясно, почему так много обитателей
Орбитсвиля предпочитают жить в подобных небольших городках. Но ему также
было понятно, что это простое человеческое желание может прямиком привести
людей к серьезной угрозе их существованию, угрозе, которая, по глубокому
убеждению Монтейна, таилась в самом Орбитсвиле. Орбитсвиль был ловушкой, а
покойная и безмятежная жизнь - приманкой.
- С вами все в порядке, Кори?
Монтейн оглянулся. Со стороны шатра, установка которого подходила к
концу, к нему подошел Нибз Аффлек. Это был еще довольно молодой человек с
серьезными глазами и красным лицом, что было следствием слишком длительного
пристрастия к алкоголю. Аффлек присоединился к общине Монтейна год назад.
Убежденность и страстная вера проповедника настолько вдохновили его, что он
даже сумел избавиться от своего пагубного пристрастия. Как результатном был
очень предан Монтейну и проявлял свою благодарность неустанной заботой о
здоровье своего наставника, заботой порой очень назойливой.
- Все в полном порядке, Нибз. - Монтейн взглянул на молодого человека
из-под своей широкополой шляпы. - Я немного устал, только и всего.
- Такую работу, как установка палаток, вы могли бы оставить и нам.
- Может, вам интересно будет узнать, что шестьдесят лет еще не дают
человеку права приковать себя к инвалидному креслу. - Монтейн улыбнулся,
показывая, что не хотел обидеть своего собеседника, да и сам не обиделся. -
Кроме того, вы же знаете наши правила, Нибз. Мы все равны и все должны в
одинаковой мере участвовать в работах. Это правило относится и ко мне.
Молодой человек переступил с ноги на ногу. Вид у него был самый
разнесчастный.
- Я вовсе не имел в виду, что вы...
- Все в порядке, Нибз. Я благодарен вам за заботу. А теперь, не окажете
ли мне одну любезность?
- Конечно, Кори! - с горячностью ответил Аффлек. Его круглое лицо
засияло. - Вы только скажите, и я тут же исполню ваше поручение!
- В этом городке выходит ежедневная газета, ну совсем как у Марка
Твена. Я подумываю дать в ней объявление и буду весьма вам признателен, если
вы раздобудете для меня сегодняшний выпуск.
- Конечно, Кори!
Аффлек повернулся и торопливо пошел через площадь. Глаза его светились
безграничным и искренним счастьем.
Монтейн, нахмурившись, смотрел ему вслед. Аффлек был чистосердечен,
трудолюбив и добр, но на редкость простодушен и наивен. А Монтейну
недоставало совсем других сторонников. Ему требовались смышленые помощники с
хорошо подвешенными языками, умеющие добыть достаточно большие суммы денег.
Ему нужны были люди, обладающие гипнотическим сочетанием деловой хватки и
религиозного энтузиазма, способные убедить богатых граждан Орбитсвиля
раскошелиться. Надо сказать, что найти миллионеров на Орбитсвиле было
довольно сложно, но даже если богач и обнаруживался, даже если удавалось
выманить его из своей крепости, все равно он не спешил жертвовать крупную
сумму денег на то, что считал нелепым чудачеством христиан.
Когда-то Монтейн верил, что обладает способностью притягивать средства,
необходимой для успеха его крестового похода, что его устами говорит и
трогает сердца людей сам Бог. Но так было шесть лет назад. Монтейн едва не
застонал от мысли, сколько же времени миновало с тех пор, как он прозрел, и
как мало за это время было достигнуто.
Первые пятьдесят лет своей жизни Кори Монтейн был обычным и ничем не
примечательным обитателем городка Пьютерспир-97. Число в названии указывало
на номер ближайшего к городку портала. Впоследствии вместо этого на
Орбитсвиле была введена система индексации. То, что номер Пьютерспира
завершал первую сотню, свидетельствовало об удаленности городка от столицы,
Бичхед-Сити. Но Монтейна это мало беспокоило, ему нравилось жить вдали от
крупных городских центров, вдали от промышленности и торговли. Ему
принадлежала небольшая пекарня. Выпечка хлеба, приготовление мясных пирожков
и изысканных кондитерских изделий приносили скромный, но вполне достаточный
доход. В доме Монтейна царила гармония, у него никогда не возникало
конфликтов с помощниками, он любил свою жену Милли и дочь Тару.
Ничто не указывало на то, что в его жизни могут произойти серьезные
перемены, наоборот, все свидетельствовало о том, что Монтейн проживет до
глубокой старости в полной гармонии с окружающим миром. Но все изменилось за
какие-то мгновения.
То роковое январское утро выдалось промозглым и неуютным, но Монтейн
вовсе не собирался предаваться унынию. Крупные капли дождя стучали по
мостовой, разбиваясь хрустальными фонтанчиками. Монтейн подумал, что
сегодняшний день очень напоминает сочельник, с которым у него всегда
ассоциировалась дождливая погода. Освещенные витрины весело отражались в
мокрой мостовой, внося свой вклад в сходство с праздничной атмосферой
грядущих Святок.
Монтейн довольно улыбнулся, отметив еще одно сходство с предпраздничным
днем - торговля в это утро шла исключительно бойко. Пора уже и пополнить
прилавок новой порцией товара. Монтейн решил нарезать на куски большой пирог
с телятиной и яйцом и парочку сладких "марципановых горок".
- Милли, - позвал он жену, доставая из холодильника пирог, - куда ты
подевала все ножи?
- Они здесь, в стерилизаторе, - откликнулась из кухни жена.
- Ты не могла бы мне их принести?
Милли, издав нетерпеливый возглас, появилась в дверях с подносом, на
котором горкой лежали остро заточенные ножи. Ее раздраженный голос напомнил
Монтейну, что жена этим утром собиралась отправиться в Кентербери выпить
кофе с приятельницами. В эту минуту Милли внезапно поскользнулась, нелепо
взмахнула руками и упала лицом вперед. Впоследствии предположили, что всему
виной оставленные покупателями лужи на полу магазина. Но в это слегка
грустное, ностальгическое утро у Монтейна не было никаких предчувствий
чего-либо неожиданного, тем более, трагического. Однако в то самое
мгновение, когда Милли падала на пол, он отчетливо понял, что случилось
непоправимое. Жуткий полухрип-полувздох, в котором смешались боль, страх и
недоумение, подтвердил его страшную догадку.
- Милли! - Монтейн обежал стойку и склонился над лежащей лицом вниз
женой. Из-под Милли выглядывал краешек подноса. С перекошенным от ужаса
лицом Монтейн опустился на колени и перевернул тело жены. Под левой грудью
торчала ручка ножа, лезвие которого целиком ушло в тело Милли.
Женщина умирала. Она смотрела на Монтейна изумленным, ничего не
понимающим взглядом. Он чувствовал, как жизнь толчками уходит из ее тела. На
светлой блузке расплывалось алое пятно. Ручка ножа под действием последних
сердечных сокращений вздрагивала и игриво покачивалась. Все было кончено.
Монтейн закричал.
Последующие часы и дни были сущим кошмаром. После того, как полиция
провела предварительный следственный осмотр места трагедии, и карета скорой
помощи увезла тело Милли, Монтейн остался наедине с дочерью. Он повернулся к
Таре, чтобы обнять ее, надеясь, что вместе им будет легче пережить страшную
трагедию, в одно мгновение разрушившую их счастливую жизнь. Но к его
недоумению Тара ответила на его молчаливую мольбу холодной яростью, словно
это он был виновен в смерти Милли. Монтейн так и не смог пробиться сквозь
стену ненависти и отчуждения, внезапно выросшую между ним и дочерью. Сразу
после похорон Тара собрала свои вещи и уехала из города, никому не сказав,
куда направляется.
Монтейн в мыслях не раз возвращался к тем трагическим дням. Он пытался
философски осмыслить тот удивительный факт, что причиной перемены в его
мировоззрении стали не смерть жены и уход дочери, а как это ни странно,
геологические особенности района Пьютерспира.
Городок расположился на дне широкой блюдцеобразной впадины,
обозначаемой на старых топографических картах как ложе Макинтоша. Монтейну
всегда было известно это название, но прежде оно было лишь поводом для
вульгарных школьных шуток. Он также знал, что толщина слоя каменистой почвы,
на котором стоял город, в некоторых местах не превышала и двух метров, но
это мало его заботило. Все изменилось, когда он впервые после похорон пришел
на могилу Милли.
Он опустился на колени рядом со свежим холмиком. Когда-нибудь эта земля
примет и его тело, и тогда он воссоединится с Милли, ведь смерть - лишь
часть естественного природного цикла. Человек выходит из земли и
возвращается в землю.
И в этот момент Монтейн внезапно осознал, что тело Милли от безликого
серого слоя илема отделяет всего лишь ширина ладони. А за ним ледяная,
мертвая пустота космоса, безмолвие звездного неба! Милли от этого черного
пространства отделяют лишь несколько десятков сантиметров почвы и илема! А
значит, она никогда не воссоединится с землей, никогда не обретет покоя.
Здесь невозможно тихое поглощение тела умершего человека окружающим миром,
здесь невозможно воссоединение с этим миром, данным Богом. Но ведь это же
несправедливо!..
Монтейн долго стоял на коленях у могилы жены. Его мозг, подобно парящей
в небе птице, балансировал между божественным вдохновением и безумием. Когда
же Монтейн, наконец, поднялся на онемевшие ноги, он стал уже совсем другим
человеком. Позже люди, имеющие отношение к медицине, говорили ему, что его
превращение стало результатом скорее психологического шока нежели глубокого
религиозного переживания. Монтейн отвечал им, что ему лучше знать, что с ним
случилось.
Даже сейчас, когда проповедник сидел на поросшей травой центральной
площади Оринджфилда и мирно потягивал горячий чай - он никуда не мог деться
от одной-единственной грызущей его день и ночь мысли. Почему никто так и не
может понять того, что все они оказались в дьявольской западне?! Что за вид
массового безумия, что за форма коллективной слепоты поразили человечество
после того, как оно переселилось на Орбитсвиль?!
Еще два века назад люди были продуктом цивилизации, основным законом
которой была борьба за выживание. Люди были суровы, циничны, их одолевали
самые разные сомнения. Они понимали, что за все надо платить, что космос
ничего не отдает даром. И тем не менее, обнаружив Орбитсвиль, они, не
раздумывая, доверились ему, как пчела доверяется цветку.
Никто не остановился и не сказал: "Подождите! Давайте не будем спешить,
давайте обдумаем то, что мы видим. А видим мы гигантскую сферу из не
поддающегося анализу материала, обладающего необычными гравитационными
свойствами. В центре сферы висит солнце, окруженное силовым полем,
образующим что-то вроде клетки. Силовая клетка устроена так, что на
внутренней поверхности Орбитсвиля существует смена дня и ночи и даже смена
времен года. Эта штука без всякого сомнения имеет искусственное
происхождение! Орбитсвиль сулит нам разрешение всех наших проблем, он сулит
нам избавление от трудностей, обещает исполнить все наши мечты! Он слишком
хорош, чтобы быть правдой. А если так, то стоит задуматься, может быть эта
штука ничто иное, как ЗАПАДНЯ?!"
Монтейн не имел ни малейшего представления о создателях Орбитсвиля, но
он знал сердцем, что эти загадочные существа задумали исказить судьбу
человечества, данную Богом. А значит, создатели Орбитсвиля - враги Божьи.
Орбитсвиль оставался спокойным в течение двух столетий - срока, достаточно
долгого по сравнению с жизнью человека, но для истории Вселенной являющегося
лишь кратчайшим мигом. Плотоядные цветы всегда хранят спокойствие до тех
пор, пока жертва не заберется поглубже, пока не исчезнет малейший шанс на ее
спасение. Эти два века Орбитсвиль попросту ждал!
Но вот недавно появились сообщения о светящихся зеленых линиях,
перемещающихся вдоль поверхности гигантской сферы. Монтейн увидел в этом
первые признаки грядущей катастрофы. Челюсти капкана дрогнули в предвкушении
момента, когда они захлопнутся и жертва будет поймана...
Монтейн встряхнулся и постарался вернуться к более земным делам.
Вдалеке он увидел фигуру возвращающегося Нибза Аффлека. Нибз торопился и
время от времени переходил на бег. Белое пятно в его руке скорее всего было
газетой. Монтейн улыбнулся, вспомнив те безвозвратно ушедшие времена, когда
он мог позволить себе растрачивать силы зря. В свои шестьдесят лет
проповедник выглядел еще довольно крепким человеком - густые темные волосы,
лицо почти без морщин, прямая спина, - но с недавних пор стал быстро
уставать. Монтейн вовсе не считал, что его подтачивает какая-то скрытая
болезнь. Ему казалось, что на плечи давит груз его знаний, тяжесть которых
возрастает с каждым годом. Может быть, это токсины усталости разъедают его
душу, так же как они отравляют мышцы переработавшего тела.
Аффлек резко остановился. После бега по жаркому солнцу его нездоровый
румянец разгорелся еще ярче, сильно смахивая на чахоточный.
- Вот ваша газета, Кори. Я принес вам экземпляр.
- Вижу, что принесли. - Монтейн осторожно поставил кружку на землю
рядом с собой. - Сколько она стоит?
- Какие деньги, Кори! - обиженно воскликнул Аффлек. - Да и стоит-то она
всего ничего, какой-то четвертак.
- Спасибо, Нибз.
Монтейн поначалу хотел заставить Аффлека взять деньги, но подумал, что
тот и впрямь обидится. Награда состояла в том, чтобы сделать проповеднику
приятное, большего Нибз и не желал. Монтейн жестом разрешил молодому
человеку уйти, сам же взялся за газету. Она оказалась довольно объемистой и
громоздкой, как в старых видеофильмах. Но печать при этом была современная,
лазерная - издатели не перегибали палку в своей тяге к традициям далекого
прошлого. Монтейн, не испытывавшей не малейшего желания портить зрение,
удовлетворенно хмыкнул.
На первой странице бросался в глаза заголовок "ЦЕНТРАЛЬНАЯ УЛИЦА
ОСТАНЕТСЯ В ТЕМНОТЕ". Статья представляла собой отчет о споре в городском
совете по поводу просьбы одного из бизнесменов разрешить установку световых
вывесок на витринах его магазинов. Другие статьи были в том же духе: одна о
том, как некий фермер обнаружил на своем поле неизвестный сорняк, другая о
выставке акварелей, принадлежащих кисти жены мэра города.
Монтейн просмотрел газетные столбцы со снисходительным интересом и уже
собирался перевернуть очередную страницу, когда наткнулся на совсем
коротенькую статью в самом низу газетного листа. Его привлек заголовок,
упоминающий астрономию - Монтейн с особым вниманием относился ко всему, что
касалось отношений Орбитсвиля с естественным миром. Вот что он прочитал.
Дорогие сограждане. Если кто-нибудь из вас заметил розоватые отсветы
над горизонтом в той стороне, где находится Бичхед, то знайте, что причиной
тому вовсе не огромное число зажженных разом красных светофоров. Нет, всему
виной - красные лица наших уважаемых протирателей штанов, наших смотрителей
за звездами, которые сегодня вечером заявили, что они потеряли визуальный
контакт с известной доселе Вселенной!
Профессор Карпентер из университета Гарамонда попытался объяснить этот
недосмотр очень просто - Орбитсвиль всего-навсего переместился в
пространстве. Но не падайте духом и не прислушивайтесь, не колеблется ли
почва под вашими ногами. Не стоит волноваться - поколеблены не основы ваших
домов, а всего лишь основы науки!
Монтейн медленно опустил газету и уставился в пространство. Сердце
бешено стучало. Его не обманул ернический тон газетной статьи. Безусловно,
вся эта история нуждается в проверке, но он уже сейчас был убежден - в
космосе действительно произошло что-то невероятное. Необходимо выяснить
следующее: Ловушка Орбитсвиля уже захлопнулась или это всего лишь начало?
Обречено ли население Орбитсвиля, или еще есть время, чтобы ускользнуть из
дьявольского капкана на космическом корабле и найти какую-нибудь данную
Богом планету, пригодную для жизни? Если человеческая раса погибнет, не
будет ли виноват в этом он. Кори Монтейн? Ведь ему удалось сделать так
немного!
Ужас и глубочайшее чувство вины затопили Монтейна. Он встал и быстрыми
шагами направился к шатру, где беззаботно веселились, завершив свои дневные
труды, его сторонники.
Прежде чем выйти из библиотеки, Никлин просмотрел список заказов на
- ...когда говорится о том, что все, что находилось снаружи оболочки,
исчезло, то имеется в виду абсолютно все! Даже то, что находилось
непосредственно вблизи поверхности - межзвездные и каботажные корабли,
стоящие у причалов, корабли, находившиеся в пути, причальное оборудование,
все устройства, грузовые и пассажирские тоннели, антенны, словом все! Все,
что выступало за пределы Оптима Туле, словно срезали острейшей бритвой. -
Тут профессор Карпентер прервался, чтобы выпить воды. - Исчезло не только
то, что было непосредственно у оболочки Орбитсвиля, но и все, что
находилось, если можно так выразиться, на промежуточных расстояниях, в том
числе и внешняя планета нашей системы Нейпир! Но это выглядит сущим пустяком
рядом с исчезновением всех известных нам звезд. Мы больше не наблюдаем ни
знакомых звезд, ни знакомых галактик. Изменения носят поистине космические
масштабы! У меня есть только одно объяснение происшедшему, сколь невероятным
оно ни покажется. Я считаю, что Оптима Туле переместилась в пространстве.
Профессор замолчал и обвел взглядом своих слушателей.
- Этого не может быть, - покачала головой седовласая женщина. - Вы
претендуете на компетентность, а сами бросаетесь подобными заявлениями. Вы
хотите, чтобы мы поверили в то, что наш мир, наш Орбитсвиль, вдруг взял и
переместился неизвестно куда?!
Ее слова потонули в гуле голосов. Все сидящие за столом заговорили
разом, разгорелся ожесточенный спор. Никлин, тут же упустивший все его нити,
погрузился в мечты. Из этого состояния его вывела новая картинка,
появившаяся в углу гостиной Уайтов. Зал заседаний исчез, вместо него
возникла панорама Первого Портала, находящегося в самом центре Бичхед-Сити.
Непосвященный мог бы принять его за круглое черное озеро. Непосредственно у
портала стоял огромный памятник первооткрывателю Орбитсвиля Вэнсу Гарамонду.
Панорама медленно надвигалась на зрителя до тех пор, пока телекамера не
зависла у самого края отверстия. Затем изображение начало вращаться,
создавая у сидящих перед объемными телеэкранами впечатление погружения в
пространство. Но вот вращение прекратилось. Угол гостиной наполнился
чернотой, испещренной сотнями светящихся точек. За кадром голос профессора
Карпентера говорил о том, что привычной картины звездного неба больше не
наблюдается, на небе теперь видны совершенно незнакомые созвездия.
Никлин не раз видел по телевидению звездное небо. И каждый раз
испытывал разочарование. Хотя Оринджфилд находился всего лишь в тысяче
километров от Бичхеда, он так ни разу и не побывал в столице, а значит ни
разу воочию не увидел звезд. Для Джима эти светящиеся точки не представляли
интереса, поскольку они не имели никакого отношения к его повседневной
жизни. Предки Никлина жили на Орбитсвиле уже шесть поколений, и на
размеренное течение их бытия звезды никогда не оказывали никакого влияния.
Вдруг рассказ профессора прервал чей-то взволнованный голос:
- А что же с Землей?
- Мы больше не знаем, где находится Земля. Мы не знаем, как добраться
до нее. - Голос профессора звучал жизнерадостно и весело, словно Карпентер
получал огромное удовольствие от всего происходящего. - Следовательно,
всякая связь с Землей утеряна, и возможно, навсегда. То же самое можно
сказать и о Терранове.
"Неужели кому-то есть дело до Земли и Террановы? - недоуменно подумал
Никлин. - Музейный хлам!"
Картина звездного неба нагоняла на Джима сон. Он решил посидеть еще
пять минут, чтобы быть уверенным, что Корт Бренниген покинул его владения, а
затем вернуться домой к своим делам, куда более важным, чем эта звездная
чепуха. Пускай астрономы ломают головы над загадками Вселенной, а Джима
Никлина ждут сломанная соковыжималка и погнутое велосипедное колесо.
- Эй, да вы только взгляните на старину Джима, - раздался громкий голос
хозяина, пробив брешь в пелене сна, куда постепенно погружался Никлин. -
Десятиминутное бодрствование измотало его.
Никлин встрепенулся.
- Извините меня, но сегодня я провел не самую лучшую ночь.
Он даже не заметил, как легко сорвалась с языка эта ложь.
- Что случилось, Джим? - заботливо спросила Нора. - Нелады с желудком?
- Да. - Никлин с благодарностью ухватился за эту версию. - Я съел перед
сном здоровый кусок яблочного пирога. А потом еще немного сыра, что,
наверное, было совершенно лишним.
- Яблочный пирог? Вы решили попробовать себя в кулинарии?
- Нет. Это был небольшой подарок от Мэй Мак-Викар.
Джим с возрастающей тревогой прислушивался к своим словам. Ведь он
опять попадет в нелепейшую историю. И что его дернуло выбрать в качестве
мифического дарителя именно Мэй Мак-Викар?! Ведь она живет всего в паре
километров отсюда и очень дружна с Уайтами. Через день-другой женщины
встретятся поболтать и поделиться новостями. О! Да что там, при его-то
везении вполне можно ожидать, что уже в следующее мгновение эта старая карга
появится на пороге гостиной Уайтов!
Уже нешуточная тревога охватила Джима. Он начал спешно обдумывать,
каким образом можно уйти от опасной темы яблочного пирога. Внезапно с улицы
донесся странный шум. Звук быстро нарастал и уже начал перекрывать
телерепортаж. Шум становился все громче и громче, он настолько
контрастировал с обычной сельской тишиной, что Джим только через несколько
секунд смог разложить его на отдельные составляющие. Оглушительную бравурную
музыку перекрывал настойчивый мужской голос. Слов было не разобрать, но в
интонациях чувствовался профессионализм политика или проповедника.
- Похоже, в нашем городке гости, - сказал Никлин, вставая и направляясь
к двери. - Пойду-ка взгляну, что там происходит.
Джим небрежно взмахнул рукой, прощаясь с Уайтами, и вышел на улицу.
Солнце Орбитсвиля нещадно пекло. Никлин пожалел, что не надел шляпу. Прикрыв
глаза ладонью. Джим разглядел, как по пыльной дороге медленно движется
необычная процессия, состоящая из десятка грузовиков и небольших домиков на
колесах. Все они были выкрашены в яркий голубой цвет. По бортам тянулись
огромные оранжевые буквы. Никлин прищурился и разобрал надпись: "КОРИ
МОНТЕЙН ВЕДЕТ ВАС ДОМОЙ".
- О нет, - прошептал Джим, - мы не нуждаемся в еще одном
болтуне-проповеднике. О, Газообразное Позвоночное, пожалуйста, не надо
больше этих разъезжающих святош!
Словно в пику его молитве, музыка смолкла, и мужской голос, искаженный
громкоговорителем, возвестил, что странствующий проповедник Кори Монтейн
пробудет в Оринджфилде три дня. Он намерен указать путь к спасению души
всем, кто не закостенел в безверии. "Все остальные, по всей видимости, -
подумал Джим, - прямиком отправятся в ад". Голос по мере удаления процессии
затихал. Но прежде, чем она скрылась за небольшой рощицей свистящих
деревьев, Никлин услышал: "Орбитсвиль - это орудие дьявола".
"Вот это здорово", - подумал он, шагая к своему дому. Похоже, следующие
три дня его спокойная жизнь будет осквернена вторжением пустоголовых
ревнителей спасения человеческих душ. А тишина городской площади, где он так
любил прогуливаться по вечерам, будет нарушена шумными проповедями,
отвратительной громкой музыкой и назойливыми причитаниями сборщиков
пожертвований.
Все религиозные организации, каких бы разных взглядов они ни
придерживались, всех, кто призывал к спасению души и отказу от земных благ,
объединяло одно - всегда кто-то выходил и собирал деньги.
При виде религиозной процессии, мысли о переменах во Вселенной
мгновенно вылетели из головы Никлина. Хмуря брови, он шел к своему дому
через заросли высокой сочной травы с видом человека, наконец-то нашедшего
достойную причину для беспокойства.
После установки шатра Кори Монтейн ощутил вдруг упадок сил и легкое
недомогание. Он уселся на брезентовый стул у своего передвижного домика с
кружкой горячего чая в руках. Монтейн медленно потягивал ароматный напиток,
и его взгляд рассеянно скользил по вывескам магазинов и постоялых дворов,
расположенных вокруг центральной площади городка. Огромные дубы и каштаны
тихо шелестели над головой. Вся картина была словно напоена покоем и легкой
грустью.
На протяжении долгой истории человечества люди не раз создавали идеалы
своего бытия, от сентиментального Нью-Йорка Франка Капры до безмолвных
арктических замков Ричарда Кейна, поэта-романтика двадцать первого столетия.
Но для огромного числа людей идеал их земного существования приблизительно
соответствовал наблюдаемой Монтейном картине. В то благословенное время,
приметы которого так любовно и старательно были воссозданы в этом городке,
табак не вызывал рака, натуральные масло и сливки не были символом греха, о
ядерном оружии попросту не слышали, а работа доставляла людям больше
радости, чем что-либо другое. Дюжие бородатые игроки в крикет вполне могли
отправиться на игру с командой из соседнего городка на паровозе, а
отдаленный грохот вполне могли издавать сами братья Райт, клепающие
очередного бесполезного механического монстра в своей мастерской.
В такие вечера Монтейну становилось ясно, почему так много обитателей
Орбитсвиля предпочитают жить в подобных небольших городках. Но ему также
было понятно, что это простое человеческое желание может прямиком привести
людей к серьезной угрозе их существованию, угрозе, которая, по глубокому
убеждению Монтейна, таилась в самом Орбитсвиле. Орбитсвиль был ловушкой, а
покойная и безмятежная жизнь - приманкой.
- С вами все в порядке, Кори?
Монтейн оглянулся. Со стороны шатра, установка которого подходила к
концу, к нему подошел Нибз Аффлек. Это был еще довольно молодой человек с
серьезными глазами и красным лицом, что было следствием слишком длительного
пристрастия к алкоголю. Аффлек присоединился к общине Монтейна год назад.
Убежденность и страстная вера проповедника настолько вдохновили его, что он
даже сумел избавиться от своего пагубного пристрастия. Как результатном был
очень предан Монтейну и проявлял свою благодарность неустанной заботой о
здоровье своего наставника, заботой порой очень назойливой.
- Все в полном порядке, Нибз. - Монтейн взглянул на молодого человека
из-под своей широкополой шляпы. - Я немного устал, только и всего.
- Такую работу, как установка палаток, вы могли бы оставить и нам.
- Может, вам интересно будет узнать, что шестьдесят лет еще не дают
человеку права приковать себя к инвалидному креслу. - Монтейн улыбнулся,
показывая, что не хотел обидеть своего собеседника, да и сам не обиделся. -
Кроме того, вы же знаете наши правила, Нибз. Мы все равны и все должны в
одинаковой мере участвовать в работах. Это правило относится и ко мне.
Молодой человек переступил с ноги на ногу. Вид у него был самый
разнесчастный.
- Я вовсе не имел в виду, что вы...
- Все в порядке, Нибз. Я благодарен вам за заботу. А теперь, не окажете
ли мне одну любезность?
- Конечно, Кори! - с горячностью ответил Аффлек. Его круглое лицо
засияло. - Вы только скажите, и я тут же исполню ваше поручение!
- В этом городке выходит ежедневная газета, ну совсем как у Марка
Твена. Я подумываю дать в ней объявление и буду весьма вам признателен, если
вы раздобудете для меня сегодняшний выпуск.
- Конечно, Кори!
Аффлек повернулся и торопливо пошел через площадь. Глаза его светились
безграничным и искренним счастьем.
Монтейн, нахмурившись, смотрел ему вслед. Аффлек был чистосердечен,
трудолюбив и добр, но на редкость простодушен и наивен. А Монтейну
недоставало совсем других сторонников. Ему требовались смышленые помощники с
хорошо подвешенными языками, умеющие добыть достаточно большие суммы денег.
Ему нужны были люди, обладающие гипнотическим сочетанием деловой хватки и
религиозного энтузиазма, способные убедить богатых граждан Орбитсвиля
раскошелиться. Надо сказать, что найти миллионеров на Орбитсвиле было
довольно сложно, но даже если богач и обнаруживался, даже если удавалось
выманить его из своей крепости, все равно он не спешил жертвовать крупную
сумму денег на то, что считал нелепым чудачеством христиан.
Когда-то Монтейн верил, что обладает способностью притягивать средства,
необходимой для успеха его крестового похода, что его устами говорит и
трогает сердца людей сам Бог. Но так было шесть лет назад. Монтейн едва не
застонал от мысли, сколько же времени миновало с тех пор, как он прозрел, и
как мало за это время было достигнуто.
Первые пятьдесят лет своей жизни Кори Монтейн был обычным и ничем не
примечательным обитателем городка Пьютерспир-97. Число в названии указывало
на номер ближайшего к городку портала. Впоследствии вместо этого на
Орбитсвиле была введена система индексации. То, что номер Пьютерспира
завершал первую сотню, свидетельствовало об удаленности городка от столицы,
Бичхед-Сити. Но Монтейна это мало беспокоило, ему нравилось жить вдали от
крупных городских центров, вдали от промышленности и торговли. Ему
принадлежала небольшая пекарня. Выпечка хлеба, приготовление мясных пирожков
и изысканных кондитерских изделий приносили скромный, но вполне достаточный
доход. В доме Монтейна царила гармония, у него никогда не возникало
конфликтов с помощниками, он любил свою жену Милли и дочь Тару.
Ничто не указывало на то, что в его жизни могут произойти серьезные
перемены, наоборот, все свидетельствовало о том, что Монтейн проживет до
глубокой старости в полной гармонии с окружающим миром. Но все изменилось за
какие-то мгновения.
То роковое январское утро выдалось промозглым и неуютным, но Монтейн
вовсе не собирался предаваться унынию. Крупные капли дождя стучали по
мостовой, разбиваясь хрустальными фонтанчиками. Монтейн подумал, что
сегодняшний день очень напоминает сочельник, с которым у него всегда
ассоциировалась дождливая погода. Освещенные витрины весело отражались в
мокрой мостовой, внося свой вклад в сходство с праздничной атмосферой
грядущих Святок.
Монтейн довольно улыбнулся, отметив еще одно сходство с предпраздничным
днем - торговля в это утро шла исключительно бойко. Пора уже и пополнить
прилавок новой порцией товара. Монтейн решил нарезать на куски большой пирог
с телятиной и яйцом и парочку сладких "марципановых горок".
- Милли, - позвал он жену, доставая из холодильника пирог, - куда ты
подевала все ножи?
- Они здесь, в стерилизаторе, - откликнулась из кухни жена.
- Ты не могла бы мне их принести?
Милли, издав нетерпеливый возглас, появилась в дверях с подносом, на
котором горкой лежали остро заточенные ножи. Ее раздраженный голос напомнил
Монтейну, что жена этим утром собиралась отправиться в Кентербери выпить
кофе с приятельницами. В эту минуту Милли внезапно поскользнулась, нелепо
взмахнула руками и упала лицом вперед. Впоследствии предположили, что всему
виной оставленные покупателями лужи на полу магазина. Но в это слегка
грустное, ностальгическое утро у Монтейна не было никаких предчувствий
чего-либо неожиданного, тем более, трагического. Однако в то самое
мгновение, когда Милли падала на пол, он отчетливо понял, что случилось
непоправимое. Жуткий полухрип-полувздох, в котором смешались боль, страх и
недоумение, подтвердил его страшную догадку.
- Милли! - Монтейн обежал стойку и склонился над лежащей лицом вниз
женой. Из-под Милли выглядывал краешек подноса. С перекошенным от ужаса
лицом Монтейн опустился на колени и перевернул тело жены. Под левой грудью
торчала ручка ножа, лезвие которого целиком ушло в тело Милли.
Женщина умирала. Она смотрела на Монтейна изумленным, ничего не
понимающим взглядом. Он чувствовал, как жизнь толчками уходит из ее тела. На
светлой блузке расплывалось алое пятно. Ручка ножа под действием последних
сердечных сокращений вздрагивала и игриво покачивалась. Все было кончено.
Монтейн закричал.
Последующие часы и дни были сущим кошмаром. После того, как полиция
провела предварительный следственный осмотр места трагедии, и карета скорой
помощи увезла тело Милли, Монтейн остался наедине с дочерью. Он повернулся к
Таре, чтобы обнять ее, надеясь, что вместе им будет легче пережить страшную
трагедию, в одно мгновение разрушившую их счастливую жизнь. Но к его
недоумению Тара ответила на его молчаливую мольбу холодной яростью, словно
это он был виновен в смерти Милли. Монтейн так и не смог пробиться сквозь
стену ненависти и отчуждения, внезапно выросшую между ним и дочерью. Сразу
после похорон Тара собрала свои вещи и уехала из города, никому не сказав,
куда направляется.
Монтейн в мыслях не раз возвращался к тем трагическим дням. Он пытался
философски осмыслить тот удивительный факт, что причиной перемены в его
мировоззрении стали не смерть жены и уход дочери, а как это ни странно,
геологические особенности района Пьютерспира.
Городок расположился на дне широкой блюдцеобразной впадины,
обозначаемой на старых топографических картах как ложе Макинтоша. Монтейну
всегда было известно это название, но прежде оно было лишь поводом для
вульгарных школьных шуток. Он также знал, что толщина слоя каменистой почвы,
на котором стоял город, в некоторых местах не превышала и двух метров, но
это мало его заботило. Все изменилось, когда он впервые после похорон пришел
на могилу Милли.
Он опустился на колени рядом со свежим холмиком. Когда-нибудь эта земля
примет и его тело, и тогда он воссоединится с Милли, ведь смерть - лишь
часть естественного природного цикла. Человек выходит из земли и
возвращается в землю.
И в этот момент Монтейн внезапно осознал, что тело Милли от безликого
серого слоя илема отделяет всего лишь ширина ладони. А за ним ледяная,
мертвая пустота космоса, безмолвие звездного неба! Милли от этого черного
пространства отделяют лишь несколько десятков сантиметров почвы и илема! А
значит, она никогда не воссоединится с землей, никогда не обретет покоя.
Здесь невозможно тихое поглощение тела умершего человека окружающим миром,
здесь невозможно воссоединение с этим миром, данным Богом. Но ведь это же
несправедливо!..
Монтейн долго стоял на коленях у могилы жены. Его мозг, подобно парящей
в небе птице, балансировал между божественным вдохновением и безумием. Когда
же Монтейн, наконец, поднялся на онемевшие ноги, он стал уже совсем другим
человеком. Позже люди, имеющие отношение к медицине, говорили ему, что его
превращение стало результатом скорее психологического шока нежели глубокого
религиозного переживания. Монтейн отвечал им, что ему лучше знать, что с ним
случилось.
Даже сейчас, когда проповедник сидел на поросшей травой центральной
площади Оринджфилда и мирно потягивал горячий чай - он никуда не мог деться
от одной-единственной грызущей его день и ночь мысли. Почему никто так и не
может понять того, что все они оказались в дьявольской западне?! Что за вид
массового безумия, что за форма коллективной слепоты поразили человечество
после того, как оно переселилось на Орбитсвиль?!
Еще два века назад люди были продуктом цивилизации, основным законом
которой была борьба за выживание. Люди были суровы, циничны, их одолевали
самые разные сомнения. Они понимали, что за все надо платить, что космос
ничего не отдает даром. И тем не менее, обнаружив Орбитсвиль, они, не
раздумывая, доверились ему, как пчела доверяется цветку.
Никто не остановился и не сказал: "Подождите! Давайте не будем спешить,
давайте обдумаем то, что мы видим. А видим мы гигантскую сферу из не
поддающегося анализу материала, обладающего необычными гравитационными
свойствами. В центре сферы висит солнце, окруженное силовым полем,
образующим что-то вроде клетки. Силовая клетка устроена так, что на
внутренней поверхности Орбитсвиля существует смена дня и ночи и даже смена
времен года. Эта штука без всякого сомнения имеет искусственное
происхождение! Орбитсвиль сулит нам разрешение всех наших проблем, он сулит
нам избавление от трудностей, обещает исполнить все наши мечты! Он слишком
хорош, чтобы быть правдой. А если так, то стоит задуматься, может быть эта
штука ничто иное, как ЗАПАДНЯ?!"
Монтейн не имел ни малейшего представления о создателях Орбитсвиля, но
он знал сердцем, что эти загадочные существа задумали исказить судьбу
человечества, данную Богом. А значит, создатели Орбитсвиля - враги Божьи.
Орбитсвиль оставался спокойным в течение двух столетий - срока, достаточно
долгого по сравнению с жизнью человека, но для истории Вселенной являющегося
лишь кратчайшим мигом. Плотоядные цветы всегда хранят спокойствие до тех
пор, пока жертва не заберется поглубже, пока не исчезнет малейший шанс на ее
спасение. Эти два века Орбитсвиль попросту ждал!
Но вот недавно появились сообщения о светящихся зеленых линиях,
перемещающихся вдоль поверхности гигантской сферы. Монтейн увидел в этом
первые признаки грядущей катастрофы. Челюсти капкана дрогнули в предвкушении
момента, когда они захлопнутся и жертва будет поймана...
Монтейн встряхнулся и постарался вернуться к более земным делам.
Вдалеке он увидел фигуру возвращающегося Нибза Аффлека. Нибз торопился и
время от времени переходил на бег. Белое пятно в его руке скорее всего было
газетой. Монтейн улыбнулся, вспомнив те безвозвратно ушедшие времена, когда
он мог позволить себе растрачивать силы зря. В свои шестьдесят лет
проповедник выглядел еще довольно крепким человеком - густые темные волосы,
лицо почти без морщин, прямая спина, - но с недавних пор стал быстро
уставать. Монтейн вовсе не считал, что его подтачивает какая-то скрытая
болезнь. Ему казалось, что на плечи давит груз его знаний, тяжесть которых
возрастает с каждым годом. Может быть, это токсины усталости разъедают его
душу, так же как они отравляют мышцы переработавшего тела.
Аффлек резко остановился. После бега по жаркому солнцу его нездоровый
румянец разгорелся еще ярче, сильно смахивая на чахоточный.
- Вот ваша газета, Кори. Я принес вам экземпляр.
- Вижу, что принесли. - Монтейн осторожно поставил кружку на землю
рядом с собой. - Сколько она стоит?
- Какие деньги, Кори! - обиженно воскликнул Аффлек. - Да и стоит-то она
всего ничего, какой-то четвертак.
- Спасибо, Нибз.
Монтейн поначалу хотел заставить Аффлека взять деньги, но подумал, что
тот и впрямь обидится. Награда состояла в том, чтобы сделать проповеднику
приятное, большего Нибз и не желал. Монтейн жестом разрешил молодому
человеку уйти, сам же взялся за газету. Она оказалась довольно объемистой и
громоздкой, как в старых видеофильмах. Но печать при этом была современная,
лазерная - издатели не перегибали палку в своей тяге к традициям далекого
прошлого. Монтейн, не испытывавшей не малейшего желания портить зрение,
удовлетворенно хмыкнул.
На первой странице бросался в глаза заголовок "ЦЕНТРАЛЬНАЯ УЛИЦА
ОСТАНЕТСЯ В ТЕМНОТЕ". Статья представляла собой отчет о споре в городском
совете по поводу просьбы одного из бизнесменов разрешить установку световых
вывесок на витринах его магазинов. Другие статьи были в том же духе: одна о
том, как некий фермер обнаружил на своем поле неизвестный сорняк, другая о
выставке акварелей, принадлежащих кисти жены мэра города.
Монтейн просмотрел газетные столбцы со снисходительным интересом и уже
собирался перевернуть очередную страницу, когда наткнулся на совсем
коротенькую статью в самом низу газетного листа. Его привлек заголовок,
упоминающий астрономию - Монтейн с особым вниманием относился ко всему, что
касалось отношений Орбитсвиля с естественным миром. Вот что он прочитал.
Дорогие сограждане. Если кто-нибудь из вас заметил розоватые отсветы
над горизонтом в той стороне, где находится Бичхед, то знайте, что причиной
тому вовсе не огромное число зажженных разом красных светофоров. Нет, всему
виной - красные лица наших уважаемых протирателей штанов, наших смотрителей
за звездами, которые сегодня вечером заявили, что они потеряли визуальный
контакт с известной доселе Вселенной!
Профессор Карпентер из университета Гарамонда попытался объяснить этот
недосмотр очень просто - Орбитсвиль всего-навсего переместился в
пространстве. Но не падайте духом и не прислушивайтесь, не колеблется ли
почва под вашими ногами. Не стоит волноваться - поколеблены не основы ваших
домов, а всего лишь основы науки!
Монтейн медленно опустил газету и уставился в пространство. Сердце
бешено стучало. Его не обманул ернический тон газетной статьи. Безусловно,
вся эта история нуждается в проверке, но он уже сейчас был убежден - в
космосе действительно произошло что-то невероятное. Необходимо выяснить
следующее: Ловушка Орбитсвиля уже захлопнулась или это всего лишь начало?
Обречено ли население Орбитсвиля, или еще есть время, чтобы ускользнуть из
дьявольского капкана на космическом корабле и найти какую-нибудь данную
Богом планету, пригодную для жизни? Если человеческая раса погибнет, не
будет ли виноват в этом он. Кори Монтейн? Ведь ему удалось сделать так
немного!
Ужас и глубочайшее чувство вины затопили Монтейна. Он встал и быстрыми
шагами направился к шатру, где беззаботно веселились, завершив свои дневные
труды, его сторонники.
Прежде чем выйти из библиотеки, Никлин просмотрел список заказов на