Страница:
быть сейчас с Дани, а не разыгрывать из себя заботливую няньку перед этой
рано созревшей девчонкой, которая пиявкой присосалась к нему. Он с тоской
посмотрел сквозь прозрачную штору, создававшую в кафе Чикли атмосферу
уединенности. Вдали была видна городская площадь. Никлин попытался
разглядеть Дани, но густая листва и снующие люди мешали что-либо увидеть.
- Джим, мне пришла в голову отличная мысль, - заявила Зинди. - Ведь
тебе сейчас вовсе не хочется есть мороженое, не так ли?
- Пожалуй, что и так. Что-то настроение пропало.
- Ну, это еще мягко сказано. А что, если ты отдашь мне свое мороженое?
Я с удовольствием съем и твой порцию, правда, на это уйдет несколько больше
времени, - Зинди говорила сосредоточенно и серьезно, словно генерал,
разрабатывающий план крупной операции, - а ты можешь пока смотаться на
площадь и назначить свидание своей Даме В Черном. Ну как, что ты на это
скажешь?
- Я... - Никлин с любовью, чуть ли не с поклонением взглянул на нее. -
Но как же ты, Зинди? Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
Зинди пожала плечами:
- Что может случиться со мной в кафе-мороженом?
Никлин встал, благодарно побарабанил пальцем по тулье ее шляпы и
выскочил на улицу. По пути на площадь он вдруг понял, что в отсутствие Дани
он вновь обрел свою проклятую застенчивость. Никлин совершенно не
представлял, о чем и как говорить с ней, и - поразительно! - ему захотелось
вернуться в кафе, к Зинди. Взглянув на небо, Никлин увидел, что край
солнечного диска уже скрылся за очередной силовой линией. Совсем скоро
наступит ночь, Джим надеялся, что под ее покровом к нему вернутся отвага и
наглость, но к тому времени он обязан будет вернуться к Зинди.
Преодолевая мощные волны звуков, несущихся из динамиков, Никлин подошел
к толпе. Монтейн все еще пугал собравшихся своими ужасными
предостережениями, но его слова проходили мимо ушей Никлина. Джим трижды
обошел толпу слушателей, белый шатер, грузовики и домики на колесиках. Дани
нигде не было.
Испытывая одновременно горькое разочарование и невероятное облегчение,
он решил вернуться, в кафе Чикли. Еще издалека Никлин отчетливо увидел
Зинди, ярко освещенную только что зажженными в кафе лампами. Девочка
сосредоточенно поглощала мороженое. Он улыбнулся при мысли о том, как
приятно будет возвращаться с ней домой. Никлин будет рад ее ни к чему не
обязывающему присутствию.
- Мы сегодня поработали совсем неплохо, - сказал Кори Монтейн, -
гораздо лучше, чем обычно.
Он обращался к группе человек в сорок, состоявшей исключительно из его
приверженцев. Слушатели одобрительно, но как-то не совсем уверенно загудели.
Было довольно необычно, что Монтейн созвал общее собрание в столь поздний
час. Все понимали - предстоит что-то серьезное. Собравшиеся сидели плотным
кругом в углу шатра. Все входы были задернуты и застегнуты. Шатер освещала
единственная лампа, висевшая под самым потолком и усугублявшая ощущение
темноты в дальних углах огромной палатки. Атмосфера таинственности
усиливалась тем, что Монтейн сидел в центре круга слушателей и говорил очень
тихо, так, чтобы снаружи его нельзя было услышать, даже приложив ухо к
брезентовой стене шатра.
- Мы собрали сегодня почти шестьсот орбов, - продолжал Монтейн. - Это
вполне приличная сумма. Особенно по сравнению с нашими прежними заработками.
Но теперь нам нужно гораздо больше денег, чем раньше. Гораздо больше.
Он замолчал и мрачно обвел слушателей глубокими темными глазами. Эти
сидевшие перед ним мужчины и женщины так различались между собой, но он
любил их всех. Некоторые, как, например, электротехник Петра Дэвис или
старик Джок Крейг, присоединились к нему, предложив свое профессиональное
мастерство, другие же пришли, ничего не имея за душой, кроме готовности
делать все, что угодно. Но всех их объединяла вера в его миссию, преданность
и доверие.
И вот настал час, когда эти качества должны быть проверены.
- Вы уже слышали сегодняшнюю новость - наш мир переместился в какую-то
неизвестную часть пространства, в место, столь удаленное от прежнего, что
астрономы не способны обнаружить даже Местную Систему - двадцать галактик,
расположенных по соседству с нашей. Это событие - доказательство всего того,
что я говорил людям последние шесть лет. Но как ни печально, люди
по-прежнему не верят моим словам. Они, как и прежде, слепы.
Но мы-то не слепы. Мы знаем, что стальные челюсти дьявольского капкана
дрогнули и вот-вот захлопнутся.
Я признаю, что все эти годы проявлял преступное благодушие. С начала
переселения землян на Орбитсвиль прошло два столетия. Для человека это
огромный срок, но для Бога и для дьявола лишь краткий, незаметный миг.
Двухсотлетний срок жизни на Орбитсвиле успокаивал меня, я утешал себя
мыслью, что в нашем распоряжении еще много времени, гораздо больше, чем
оказалось в действительности. Я начал свою миссионерскую деятельность, строя
грандиозные планы; я мечтал собрать огромные средства и построить флот
космических кораблей. Но деньги поступали медленно, гораздо медленнее, чем я
думал. И я смирился с этим. Я уверял себя, что даже в самом худшем случае
успею основать фонд и умру спокойно, сознавая, что рано или поздно армада
космических кораблей устремится к новому Эдему, пускай даже без меня.
Монтейн горько улыбнулся.
- Но сегодняшняя новость изменила все. Она должна изменить и нас.
Теперь я готов ограничиться одним кораблем, одним ковчегом, который сохранит
семена для новой поросли человечества. Наш ковчег, наш космический корабль,
должен быть построен как можно скорее. Может случиться так, что нам не
хватит времени и мы не успеем завершить его строительство, но мы обязаны
сделать эту попытку. Это наша единственная надежда обрести спасение, и
поэтому мы должны напрячь все наши силы.
До этого дня мы вполне довольствовались сбором небольших сумм денег, но
это время прошло, теперь нам надо искать новые пути. Мы должны отбросить
наши моральные принципы, мы должны заглушить голос нашей совести. Мы обязаны
приложить все усилия, чтобы добыть необходимые деньги, даже если способы, к
которым придется прибегнуть, покажутся нам грязными и отвратительными.
Я не очень люблю вспоминать самые мрачные эпизоды из истории
человечества, но сейчас этого не избежать!
Монтейн умолк.
В шатре повисла напряженная тишина. Ее нарушил Мейс Винник, тощий
человек с маленьким сморщенным лицом. В свое время он отбыл срок в
исправительной колонии. Винник откашлялся и спросил:
- Кори, вы говорите о воровстве?
Монтейн отрицательно покачал головой.
- Нет, не о воровстве. Его я исключаю, но не из-за моральных
соображений, а из-за большой вероятности быть пойманным.
В шатре опять повисла тишина. Слушатели с тревогой и интересом смотрели
на Монтейна, они словно впервые видели этого человека. Наконец повар Ди
Смерхерст, пухлая и розовощекая женщина почтенной наружности, подняла руку.
- Можно подумать... - ее лицо страдальчески скривилось, - можно
подумать, что вы разрешаете... разрешаете проституцию.
Монтейн старательно избегал смотреть в сторону тех женщин, что были еще
достаточно молоды и привлекательны, чтобы зарабатывать неплохие деньги таким
способом. Среди них выделялись Дани Фартинг, Кристин Макгиверн и Одри
Лайтфут.
- Да, я дам благословение на проституцию, женскую или мужскую, если она
поможет нам построить корабль.
- Кори Монтейн!
Ди Смерхерст поджала губы и повернулась к остальным, всем своим видом
показывая - позже она не преминет высказать все, что думает по этому поводу.
Монтейн подумал, что он рискует потерять некоторых своих
последователей. Что ж, придется смириться. Он слишком охотно давал приют
тем, кто оказался на обочине жизни. Пришло время положить этому конец.
Всякий, кто не готов пожертвовать всем для достижения высокой цели, должен
рассматриваться отныне как ненужный балласт.
- Я уточню свои слова, - сказал Монтейн. - Я был бы готов допустить
обычную проституцию, если бы она могла решить наши проблемы. Но пятьдесят
или даже сто орбов в день, я не слишком сведуща панельных расценках,
являются слишком крошечным шагом в нужном направлении. Однако я бы только
приветствовал стратегическую проституцию, когда клиент решается
присоединиться к нашему движению или хотя бы поддержать его материально,
продав свое имущество и передав вырученные деньги в наш фонд.
Я не люблю высокопарных слов, но сейчас их не избежать. На карту
поставлены наши бессмертные души. Само будущее человечества поставлено на
карту!
Помолчав, Монтейн предложил слушателям высказаться. В спорах они
провели больше часа, эмоции то разгорались, то затухали. Наконец,
почувствовав, что сильно устал, Монтейн оставил паству и в темноте
направился к своему прицепу. Войдя внутрь довольно просторного помещения, он
не стал включать верхний свет, ограничившись небольшой настольной лампой на
письменном столе. В теплом сиянии матового стеклянного абажура он заварил
чай, чашку которого всегда выпивал перед сном. Мысли его беспорядочно
перескакивали с одного на другое. Он попытался обдумать все происшедшее в
этот знаменательный день, но чувство крайней усталости подсказывало
проповеднику - что лучше побыстрее лечь в кровать. Сегодня у него, похоже,
не будет особых проблем со сном.
Допив чай, Монтейн разделся, почистил зубы, выключил настольную лампу.
На пути к кровати он задержался у серебристого гроба, стоявшего в центре
комнаты. Положив ладони на холодную металлическую поверхность, Монтейн
закрыл глаза и тихо прошептал:
- Прости меня, Милли, за то, что все так складывается, но когда-нибудь
мы оба обязательно обретем покой.
Никлин стоял за стойкой в своей мастерской и осматривался с каким-то
печальным изумлением. Это утро было так похоже на предыдущее - солнечное,
ясное, теплое и бодрящее. Прежде он бы только порадовался хорошему деньку,
но сегодня солнечный свет лишь нагонял на него тоску. Никлин понимал,
причину следует искать не снаружи, а внутри самого себя.
Может, все дело в том, что он слишком плохо спал прошедшей ночью?
Накануне он долго лежал без сна, вспоминая свой разговор с Дамой В Черном.
Без устали он перебирал иные продолжения их короткой встречи. Время от
времени Джим с деланной искренностью поздравлял себя, что ему так легко
удалось ускользнуть из ее лап. Но воображение подсказывало совсем иной
сценарий, финал которого проходил в постели.
У него и раньше случалась бессонница, но тогда Никлин лишь радовался
утреннему свету, освобождавшему его из мучительного ночного плена и
возвращавшему в яркий и осязаемый мир. Но сегодня жизнь казалась
безрадостной и удивительно тоскливой. Веселое убранство мастерской и
библиотеки напоминало ему сегодня интерьер морга. А скромная мысль о
регулировке магнито-импульсного мотора привела его в состояние, близкое к
полному отчаянию.
Усилием воли он заставил себя открыть книгу заказов и просмотреть
список незаконченных дел. Первыми в нем значились циркулярная пила и
газонокосилка. Около них стояла пометка "МР", означавшая, что, по мнению
Макси, моторы этих устройств требовали регулировки. Этой операции Макси так
и не смог обучиться, поскольку испытывал суеверный страх перед вспышками
гиромагнитной энергии неисправных моторов, во время которых инструменты
слетали со станка подобно взбесившимся насекомым.
Никлин всегда не любил это занятие, считая его крайне скучным.
Настройка парамагнитных блоков моторов похожа на попытки уговорить это
капризное существо. Занятие и впрямь малоинтересное, даже если человек
пребывает в превосходном настроении. А сегодняшним утром Никлину оно
показалось поистине ужасным. Проклиная удаленность друг от друга населенных
пунктов Орбитсвиля и отсутствие единых технических стандартов, что делало
невозможным простую замену барахлящих блоков на новые, Никлин в сердцах
захлопнул журнал заказов.
В этот момент бесцветная неподвижность мира за окном мастерской была
нарушена облаком пыли, двигавшимся по дороге. Макси Меллом, как обычно
опаздывая, торопился на работу на своем старом мотороллере. Подъехав к
мастерской, Макси привстал и отсалютовал Никлину. Сохраняя горделивую позу
всадника на параде, он с дребезжанием продефилировал мимо окна, замедлил ход
и наткнулся наскальный выступ, торчащий над поверхностью спекшейся от солнца
глины. Это случалось уже не в первый раз, мотороллер привычно дернулся вверх
и медленно завалился набок, увлекая за собой хозяина. Макси с проклятием
вскочил, пару раз пнул мотороллер, подобрал свою яркую зеленую шляпу и
смешной переваливающейся походкой направился к мастерской.
- Доброе утро, - проревел Макси, входя в дверь. Лицо его растягивала
широкая ухмылка. - Вы видели? Эта штука меня чуть не оскопила.
"Хорошо бы", - мрачно подумал Джим.
- Ты сегодня поздновато.
- Да, - Макси даже не смутился, - лег только на рассвете. Мы с ребятами
были на собрании этих бродячих проповедников. Хотели посмотреть, что они там
затеяли, а потом завалились в "Белый уголок" выпить пивка. А я вас видел на
собрании.
- А я тебя нет.
- Ну я вас видел, это точно, - победоносно заявил Макси. - А вы,
похоже, времени даром не теряли. Я уже собирался вмешаться и объяснить этой
вертихвостке, что она зря теряет с вами время, и зазвать ее в "Белый
уголок", но меня удержало мое воспитание.
"Мне прямо в лицо говорят, что я гомик, а я стою и спокойно слушаю
это".
- Я уверен, что Дани будет очень разочарована, когда узнает, какую
возможность она упустила. Я передам ей твои слова сегодня же вечером.
Конечно, я постараюсь сделать это как можно мягче, чтобы не разбить ей
сердце. Не выношу женских слез.
- Вы встречаетесь с ней сегодня вечером?
- Что ты! Мы решили общаться посредством почтовых голубей. Ты что,
оглох? Разумеется, я сегодня с ней встречаюсь.
Макси переминался с ноги на ногу с выражением веселого недоверия на
лице.
- В самом деле, Джим? У вас действительно свидание с ней? Мы с ребятами
придем понаблюдать за вами, глядишь, понаберемся уму-разуму.
Зная, что Макси, умиравший в свободное время от скуки, вполне способен
убить весь вечер на слежку за ним, Никлин пожал плечами и отвернулся. И как
теперь выпутаться?! Может, сказаться больным и остаться дома? Размышляя над
очередной постигшей его неприятностью, Никлин направился в закуток
мастерской, служивший кухней, чтобы сварить кофе.
- О, этого-то как раз мне и не хватало, - обрадованно воскликнул Макси,
следуя за Джимом. - Эй! А вы знаете, кого я видел на собрании этих чудаков?
- Нет, не знаю, но может быть ты будешь так любезен и поведаешь, кого
же ты там видел.
Невосприимчивый к сарказму Макси энергично тряхнул головой.
- Негра! Клянусь, Джим, у них там есть престранный негр! Он черен
как... как... - Макси запнулся.
"Как твои ногти", - подумал Никлин.
- Как ботинок, - закончил Макси.
Хотя Никлину и не хотелось потворствовать Макси, проявляя интерес, к
его россказням, но уж слишком он был заинтригован. За свою жизнь Джим видел
всего одного чернокожего, да и то в далеком детстве. Он попытался
представить себе негра, но далось ему это с трудом.
"Опять этот старый синдром Орбитсвиля, - подумал Никлин. - Давно уже
люди перестали нести всю эту древнюю чушь о всеобщем братстве! Когда
жизненное пространство в пять миллиардов раз превышает площадь Земли, каждый
может найти себе место, где живут ему подобные. Никто больше не хочет жить
там, где его будут преследовать, подвергать дискриминации или хотя бы
терпеть, где какие-нибудь либералы будут лелеять его только потому, что у
него не тот цвет эпидермиса или не те политические взгляды, что он говорит
не на том языке или придерживается не тех религиозных убеждений, потому что
он родился не от тех родителей или не в том месте. Наперекор всем учениям и
проповедям человек предпочитает жить среди себе подобных".
- Во всяком случае, - сказал Макси, - глядя на этого негра, я пришел к
выводу, что не люблю черномазых.
- Довольно скоропалительный вывод. - Никлин достал из шкафа пару
пластиковых чашек. - А могу я тебя спросить, почему?
- Ну, они слишком вспыльчивы и раздражительны. Мы с ребятами просто
стояли и глазели на этого парня, а он вдруг без всякого повода велел нам
проваливать. - На лоснящемся лице Макси появилось выражение оскорбленной
добродетели. - Разве нельзя просто стоять и смотреть на кого хочешь?
- И к чему идет наш мир? Именно это я всегда говорю.
Никлин разлил кофе по чашкам, взял свою и направился к окну мастерской.
Отсюда было удобнее всего наблюдать за рекой, мостом и дорогой. За пределами
широкого навеса беззвучно лился вертикальный поток солнечных лучей, с почти
ощутимой силой барабанящих по обесцвеченному пейзажу.
В Оринджфилде никогда ничего не произойдет, и он, Джим Никлин, навеки
обречен пребывать здесь! От этой мысли Джиму захотелось сесть на пол и
расплакаться, как в детстве. Испуганно поймав себя на том, что нижняя губа у
него начинает дрожать, Никлин глотнул кофе и сморщился, когда обжигающая
жидкость устремилась в желудок.
Погруженный в свои меланхолические раздумья, Никлин уже несколько
секунд смотрел на приближающийся голубой "Унимот" с откидным верхом. Он не
сразу понял, что машина направляется прямиком к его дому. Вот она скрылась
за рощицей свистящих деревьев, вновь появилась, повернула направо и резко
остановилась перед пешеходным мостом. Мгновение спустя появился водитель.
Сердце Никлина бешено заколотилось - он узнал в водителе женщину. Ту
женщину!
Она уже больше не была Дамой В Черном, хотя ее наряд и не претерпел
особых изменений - искристая блузка, обтягивающие брючки, туфельки на
высоких каблуках и плоская шляпка. Доминирующим цветом в сегодняшнем наряде
был нежный бледно-желтый оттенок. С интересом оглядываясь по сторонам. Дани
направилась к мастерской. Двигалась она словно балерина, ставя одну ногу
строго перед другой. При этом подчеркивался удивительно выразительный изгиб
бедер, икр и лодыжек.
Никлин ощутил покалывание в бровях. Он прокручивал в голове возможные
варианты. Вероятность того, что женщина собирается взять в его библиотеке
книгу или отдать в починку миксер, была близка к нулю, а значит, это сугубо
личный визит. Неужели она решила вернуться к тому, на чем они расстались
прошлым вечером? "Но ведь вчера, собственно, и не произошло ничего
особенного, - напомнил себе Никлин, - все это лишь плод моего воспаленного
воображения".
Он поставил чашку, подмигнул на ходу Макси и вышел из мастерской.
Заметив Никлина, Дани улыбнулась столь быстро и мимолетно, что эта улыбка
вполне могла лишь привидеться Джиму. Чем ближе она подходила, тем суровее
становилось выражение ее лица.
- Что с вами случилось вчера вечером? - резко спросила она, подойдя к
Никлину вплотную.
- Я... - Джим совершенно растерялся. - Что вы имеете в виду?
- Джим, вы прекрасно знаете, что я имею в виду!
То, что она назвала его по имени, подбодрило и даже возбудило Никлина.
- Уверяю вас, Дани. Я не знаю, о чем вы говорите.
- Ну что же, мое имя вы, по крайней мере, помните, - сказала она, и
взгляд ее немного смягчился. - Это уже кое-что, но так легко вы не
отвертитесь, Джим Никлин. Почему вы не вернулись, чтобы встретиться со мной,
как мы условились?
Никлин чувствовал, что волна бешеной радости захлестывает его и вот-вот
лишит рассудка. Радость еще не охватила его целиком, но Джим был уже готов
отдаться этому удивительно приятному чувству. Да, это была лишь первая часть
его сна, сна, который вот-вот превратится в реальность. Осталось сделать
последнюю маленькую проверку, которая окончательно снимет все сомнения.
Никлину совершенно не хотелось попасть в унизительное положение и испытать
горькое разочарование.
- Монтейну, должно быть, и впрямь очень нужны деньги, раз он отправил
вас за парой орбов в такую даль, - сказал Никлин, лучезарно улыбаясь. - Так
где ваш поднос?
- Это вовсе не смешно, Джим. - Глаза женщины смотрели на него серьезно.
- Со мной никогда еще ничего подобного не происходило, а от ваших слов мне
становится еще хуже. Может быть, вы и привыкли к подобным вещам, но я нет.
- Я вовсе не привык... Дани, но ведь вчера вечером мы действительно не
сказали друг другу ничего определенного.
- Я знаю. - Она не отрывала от него умоляющего взгляда. - Неужели вы
думаете, что я не дрожу как осиновый лист при мысли, что я ошибаюсь.
- Вы не ошибаетесь, - потрясенно ответил Никлин.
Он взял ее руки в свои. Горячая волна Накрыла его с головой, оставив от
прежнего Джима Никлина одни лишь воспоминания.
- Слава Богу! - улыбнулась Дани. Она подняла его руку так, что костяшки
пальцев уперлись ей в левую грудь. - Я совсем не спала в эту ночь, Джим.
Почему ты вчера не вернулся?
- Я вернулся. Удрал от Зинди, оставив ей свое мороженое, и вернулся на
площадь, чтобы разыскать тебя.
- Я пряталась в шатре, пыталась прийти в себя. - Тыльной стороной
ладони Никлин ощущал ее грудь под тонком блузкой. - Я без ума от тебя, Джим.
Ужасно звучит, да?
Прежний Джим Никлин в ответ на такой вопрос промямлил бы что-нибудь
невразумительное, но новый Никлин не растерялся.
- Это звучит прекрасно. Над библиотекой у меня есть комната. Пойдем
туда.
- Нет! - Взгляд Дани был устремлен за его плечо, на окно мастерской. -
Это тот ужасный человек, что околачивался вчера на собрании. Он смотрит на
нас во все глаза... Подслушивает... Он работает на тебя?
- В некотором роде. - Никлин оглянулся. В окне, подобно фантастической
статуе, застыла нелепая фигура Макси с разинутым ртом. - Только Газообразное
Позвоночное знает, почему я все еще не выгнал этого идиота. Можно отправить
Макси домой.
Дани покачала головой.
- Это будет слишком откровенно.
- Ты хочешь ждать до вечера? - спросил Никлин.
Его радость несколько утихла, омраченная беспокойством. Джим совершенно
определенно знал (так всегда случалось), - если он упустит эту возможность,
то другого шанса судьба может ему и не предоставить. До вечера была еще
целая вечность, могло произойти всякое - либо Дани образумится и передумает,
либо унес начнется менструация, либо ее вызовут ухаживать за больной
тетушкой. А, может, он сам споткнется и сломает себе обе ноги или, что еще
хуже, снадобье мистера Хайда перестанет действовать, и он снова превратится
в робкого доктора Джекила, и у него начнется такой мандраж, что он не сможет
переступить даже порог собственного дома.
- Давай лучше прогуляемся, - сказала Дани и кивнула в сторону
небольшого холма, расположенного за пределами владений Никлина. - Что там
находится?
"Благодарю тебя, о Газообразное Позвоночное!" - пропел про себя Никлин.
- Там ничего нет, - ответил он, стараясь говорить как можно спокойнее.
- Во всяком случае, людей-то там точно нет. Холмы и холмики. Вполне
подходящее место для прогулок.
Дани заговорщически улыбнулась ему.
- Ты не хочешь пойти взять свою шляпу?
- Нет, солнце мне никогда не причиняет никакого беспокойства, - соврал
он, не желая оставлять ее даже на несколько секунд.
Понимая, что Макси все еще глазеет на них, Никлин взял Дани под руку, и
они направились в сторону поросшего травой холма. Никлин гадал, надо ли
поддерживать утонченный и снимающий напряжение разговор, или в словах нет
никакой нужды. Краем глаза он видел упругие округлости, выпиравшие из-под
блузки Дани ("Ты совершенно права, Зинди, буфера что надо!"), легкое и
томное покачивание узких бедер, обтянутых брючками. И каждый раз, когда Джим
напоминал себе, что это вовсе не сон, а самая настоящая реальность, за
спиной у него вырастали крылья.
Когда они перевалили гребень холма, и дом Никлина вместе с другими
постройками, вытянувшимися вдоль Корк-роуд, скрылся с глаз. Дани повернулась
к Никлину, и их губы слились в поцелуе. Все чувства Никлина были переполнены
одной лишь Дани - ее запахом, вкусом, ощущением ее тела.
- Не здесь, - мягко прошептала она. - Слишком близко от твоего дома.
Этот ужасный человек, возможно, преследует нас.
Никлин только сейчас осознал, что пытается повалить Дани на землю.
- Ты совершенно права. Не стоит, чтобы он нас видел. Здесь есть
местечко получше.
Они обогнули яйцеобразный пригорок с северной стороны. Дальше до самого
верха изогнутого горизонта простирались бескрайние зеленые волны холмов.
Пригорок окаймляли заросли банданы, как раз в эту пору набравшей цвет.
Ярко-оранжевые цветы, давшие название стелющемуся кустарнику,
представлявшему собой как бы сторожевой пост на границе травяного океана.
Самый большой куст, имевший форму буквы П, был достаточно велик, чтобы в
центре его зарослей могла укрыться влюбленная парочка. Он даже в какой-то
степени защищал от палящего солнца. Никлин обнаружил это убежище из цветов и
листьев во время своих одиноких прогулок. И каждый раз, когда он проходил
неподалеку от этого места, его воображение, подстегиваемое постоянным
одиночеством, рисовало ему укрывшихся в центре куста любовников. Но Джиму ни
разу не пришло в голову, что одним из них окажется он.
- Ну, как тебе здесь? - спросил Никлин.
Вместо ответа, не отрывая от Джима серьезного взгляда своих карих глаз
Дани расстегнула блузку.
Прошел, быть может, час - Никлин не мог оценить, сколько сейчас
рано созревшей девчонкой, которая пиявкой присосалась к нему. Он с тоской
посмотрел сквозь прозрачную штору, создававшую в кафе Чикли атмосферу
уединенности. Вдали была видна городская площадь. Никлин попытался
разглядеть Дани, но густая листва и снующие люди мешали что-либо увидеть.
- Джим, мне пришла в голову отличная мысль, - заявила Зинди. - Ведь
тебе сейчас вовсе не хочется есть мороженое, не так ли?
- Пожалуй, что и так. Что-то настроение пропало.
- Ну, это еще мягко сказано. А что, если ты отдашь мне свое мороженое?
Я с удовольствием съем и твой порцию, правда, на это уйдет несколько больше
времени, - Зинди говорила сосредоточенно и серьезно, словно генерал,
разрабатывающий план крупной операции, - а ты можешь пока смотаться на
площадь и назначить свидание своей Даме В Черном. Ну как, что ты на это
скажешь?
- Я... - Никлин с любовью, чуть ли не с поклонением взглянул на нее. -
Но как же ты, Зинди? Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
Зинди пожала плечами:
- Что может случиться со мной в кафе-мороженом?
Никлин встал, благодарно побарабанил пальцем по тулье ее шляпы и
выскочил на улицу. По пути на площадь он вдруг понял, что в отсутствие Дани
он вновь обрел свою проклятую застенчивость. Никлин совершенно не
представлял, о чем и как говорить с ней, и - поразительно! - ему захотелось
вернуться в кафе, к Зинди. Взглянув на небо, Никлин увидел, что край
солнечного диска уже скрылся за очередной силовой линией. Совсем скоро
наступит ночь, Джим надеялся, что под ее покровом к нему вернутся отвага и
наглость, но к тому времени он обязан будет вернуться к Зинди.
Преодолевая мощные волны звуков, несущихся из динамиков, Никлин подошел
к толпе. Монтейн все еще пугал собравшихся своими ужасными
предостережениями, но его слова проходили мимо ушей Никлина. Джим трижды
обошел толпу слушателей, белый шатер, грузовики и домики на колесиках. Дани
нигде не было.
Испытывая одновременно горькое разочарование и невероятное облегчение,
он решил вернуться, в кафе Чикли. Еще издалека Никлин отчетливо увидел
Зинди, ярко освещенную только что зажженными в кафе лампами. Девочка
сосредоточенно поглощала мороженое. Он улыбнулся при мысли о том, как
приятно будет возвращаться с ней домой. Никлин будет рад ее ни к чему не
обязывающему присутствию.
- Мы сегодня поработали совсем неплохо, - сказал Кори Монтейн, -
гораздо лучше, чем обычно.
Он обращался к группе человек в сорок, состоявшей исключительно из его
приверженцев. Слушатели одобрительно, но как-то не совсем уверенно загудели.
Было довольно необычно, что Монтейн созвал общее собрание в столь поздний
час. Все понимали - предстоит что-то серьезное. Собравшиеся сидели плотным
кругом в углу шатра. Все входы были задернуты и застегнуты. Шатер освещала
единственная лампа, висевшая под самым потолком и усугублявшая ощущение
темноты в дальних углах огромной палатки. Атмосфера таинственности
усиливалась тем, что Монтейн сидел в центре круга слушателей и говорил очень
тихо, так, чтобы снаружи его нельзя было услышать, даже приложив ухо к
брезентовой стене шатра.
- Мы собрали сегодня почти шестьсот орбов, - продолжал Монтейн. - Это
вполне приличная сумма. Особенно по сравнению с нашими прежними заработками.
Но теперь нам нужно гораздо больше денег, чем раньше. Гораздо больше.
Он замолчал и мрачно обвел слушателей глубокими темными глазами. Эти
сидевшие перед ним мужчины и женщины так различались между собой, но он
любил их всех. Некоторые, как, например, электротехник Петра Дэвис или
старик Джок Крейг, присоединились к нему, предложив свое профессиональное
мастерство, другие же пришли, ничего не имея за душой, кроме готовности
делать все, что угодно. Но всех их объединяла вера в его миссию, преданность
и доверие.
И вот настал час, когда эти качества должны быть проверены.
- Вы уже слышали сегодняшнюю новость - наш мир переместился в какую-то
неизвестную часть пространства, в место, столь удаленное от прежнего, что
астрономы не способны обнаружить даже Местную Систему - двадцать галактик,
расположенных по соседству с нашей. Это событие - доказательство всего того,
что я говорил людям последние шесть лет. Но как ни печально, люди
по-прежнему не верят моим словам. Они, как и прежде, слепы.
Но мы-то не слепы. Мы знаем, что стальные челюсти дьявольского капкана
дрогнули и вот-вот захлопнутся.
Я признаю, что все эти годы проявлял преступное благодушие. С начала
переселения землян на Орбитсвиль прошло два столетия. Для человека это
огромный срок, но для Бога и для дьявола лишь краткий, незаметный миг.
Двухсотлетний срок жизни на Орбитсвиле успокаивал меня, я утешал себя
мыслью, что в нашем распоряжении еще много времени, гораздо больше, чем
оказалось в действительности. Я начал свою миссионерскую деятельность, строя
грандиозные планы; я мечтал собрать огромные средства и построить флот
космических кораблей. Но деньги поступали медленно, гораздо медленнее, чем я
думал. И я смирился с этим. Я уверял себя, что даже в самом худшем случае
успею основать фонд и умру спокойно, сознавая, что рано или поздно армада
космических кораблей устремится к новому Эдему, пускай даже без меня.
Монтейн горько улыбнулся.
- Но сегодняшняя новость изменила все. Она должна изменить и нас.
Теперь я готов ограничиться одним кораблем, одним ковчегом, который сохранит
семена для новой поросли человечества. Наш ковчег, наш космический корабль,
должен быть построен как можно скорее. Может случиться так, что нам не
хватит времени и мы не успеем завершить его строительство, но мы обязаны
сделать эту попытку. Это наша единственная надежда обрести спасение, и
поэтому мы должны напрячь все наши силы.
До этого дня мы вполне довольствовались сбором небольших сумм денег, но
это время прошло, теперь нам надо искать новые пути. Мы должны отбросить
наши моральные принципы, мы должны заглушить голос нашей совести. Мы обязаны
приложить все усилия, чтобы добыть необходимые деньги, даже если способы, к
которым придется прибегнуть, покажутся нам грязными и отвратительными.
Я не очень люблю вспоминать самые мрачные эпизоды из истории
человечества, но сейчас этого не избежать!
Монтейн умолк.
В шатре повисла напряженная тишина. Ее нарушил Мейс Винник, тощий
человек с маленьким сморщенным лицом. В свое время он отбыл срок в
исправительной колонии. Винник откашлялся и спросил:
- Кори, вы говорите о воровстве?
Монтейн отрицательно покачал головой.
- Нет, не о воровстве. Его я исключаю, но не из-за моральных
соображений, а из-за большой вероятности быть пойманным.
В шатре опять повисла тишина. Слушатели с тревогой и интересом смотрели
на Монтейна, они словно впервые видели этого человека. Наконец повар Ди
Смерхерст, пухлая и розовощекая женщина почтенной наружности, подняла руку.
- Можно подумать... - ее лицо страдальчески скривилось, - можно
подумать, что вы разрешаете... разрешаете проституцию.
Монтейн старательно избегал смотреть в сторону тех женщин, что были еще
достаточно молоды и привлекательны, чтобы зарабатывать неплохие деньги таким
способом. Среди них выделялись Дани Фартинг, Кристин Макгиверн и Одри
Лайтфут.
- Да, я дам благословение на проституцию, женскую или мужскую, если она
поможет нам построить корабль.
- Кори Монтейн!
Ди Смерхерст поджала губы и повернулась к остальным, всем своим видом
показывая - позже она не преминет высказать все, что думает по этому поводу.
Монтейн подумал, что он рискует потерять некоторых своих
последователей. Что ж, придется смириться. Он слишком охотно давал приют
тем, кто оказался на обочине жизни. Пришло время положить этому конец.
Всякий, кто не готов пожертвовать всем для достижения высокой цели, должен
рассматриваться отныне как ненужный балласт.
- Я уточню свои слова, - сказал Монтейн. - Я был бы готов допустить
обычную проституцию, если бы она могла решить наши проблемы. Но пятьдесят
или даже сто орбов в день, я не слишком сведуща панельных расценках,
являются слишком крошечным шагом в нужном направлении. Однако я бы только
приветствовал стратегическую проституцию, когда клиент решается
присоединиться к нашему движению или хотя бы поддержать его материально,
продав свое имущество и передав вырученные деньги в наш фонд.
Я не люблю высокопарных слов, но сейчас их не избежать. На карту
поставлены наши бессмертные души. Само будущее человечества поставлено на
карту!
Помолчав, Монтейн предложил слушателям высказаться. В спорах они
провели больше часа, эмоции то разгорались, то затухали. Наконец,
почувствовав, что сильно устал, Монтейн оставил паству и в темноте
направился к своему прицепу. Войдя внутрь довольно просторного помещения, он
не стал включать верхний свет, ограничившись небольшой настольной лампой на
письменном столе. В теплом сиянии матового стеклянного абажура он заварил
чай, чашку которого всегда выпивал перед сном. Мысли его беспорядочно
перескакивали с одного на другое. Он попытался обдумать все происшедшее в
этот знаменательный день, но чувство крайней усталости подсказывало
проповеднику - что лучше побыстрее лечь в кровать. Сегодня у него, похоже,
не будет особых проблем со сном.
Допив чай, Монтейн разделся, почистил зубы, выключил настольную лампу.
На пути к кровати он задержался у серебристого гроба, стоявшего в центре
комнаты. Положив ладони на холодную металлическую поверхность, Монтейн
закрыл глаза и тихо прошептал:
- Прости меня, Милли, за то, что все так складывается, но когда-нибудь
мы оба обязательно обретем покой.
Никлин стоял за стойкой в своей мастерской и осматривался с каким-то
печальным изумлением. Это утро было так похоже на предыдущее - солнечное,
ясное, теплое и бодрящее. Прежде он бы только порадовался хорошему деньку,
но сегодня солнечный свет лишь нагонял на него тоску. Никлин понимал,
причину следует искать не снаружи, а внутри самого себя.
Может, все дело в том, что он слишком плохо спал прошедшей ночью?
Накануне он долго лежал без сна, вспоминая свой разговор с Дамой В Черном.
Без устали он перебирал иные продолжения их короткой встречи. Время от
времени Джим с деланной искренностью поздравлял себя, что ему так легко
удалось ускользнуть из ее лап. Но воображение подсказывало совсем иной
сценарий, финал которого проходил в постели.
У него и раньше случалась бессонница, но тогда Никлин лишь радовался
утреннему свету, освобождавшему его из мучительного ночного плена и
возвращавшему в яркий и осязаемый мир. Но сегодня жизнь казалась
безрадостной и удивительно тоскливой. Веселое убранство мастерской и
библиотеки напоминало ему сегодня интерьер морга. А скромная мысль о
регулировке магнито-импульсного мотора привела его в состояние, близкое к
полному отчаянию.
Усилием воли он заставил себя открыть книгу заказов и просмотреть
список незаконченных дел. Первыми в нем значились циркулярная пила и
газонокосилка. Около них стояла пометка "МР", означавшая, что, по мнению
Макси, моторы этих устройств требовали регулировки. Этой операции Макси так
и не смог обучиться, поскольку испытывал суеверный страх перед вспышками
гиромагнитной энергии неисправных моторов, во время которых инструменты
слетали со станка подобно взбесившимся насекомым.
Никлин всегда не любил это занятие, считая его крайне скучным.
Настройка парамагнитных блоков моторов похожа на попытки уговорить это
капризное существо. Занятие и впрямь малоинтересное, даже если человек
пребывает в превосходном настроении. А сегодняшним утром Никлину оно
показалось поистине ужасным. Проклиная удаленность друг от друга населенных
пунктов Орбитсвиля и отсутствие единых технических стандартов, что делало
невозможным простую замену барахлящих блоков на новые, Никлин в сердцах
захлопнул журнал заказов.
В этот момент бесцветная неподвижность мира за окном мастерской была
нарушена облаком пыли, двигавшимся по дороге. Макси Меллом, как обычно
опаздывая, торопился на работу на своем старом мотороллере. Подъехав к
мастерской, Макси привстал и отсалютовал Никлину. Сохраняя горделивую позу
всадника на параде, он с дребезжанием продефилировал мимо окна, замедлил ход
и наткнулся наскальный выступ, торчащий над поверхностью спекшейся от солнца
глины. Это случалось уже не в первый раз, мотороллер привычно дернулся вверх
и медленно завалился набок, увлекая за собой хозяина. Макси с проклятием
вскочил, пару раз пнул мотороллер, подобрал свою яркую зеленую шляпу и
смешной переваливающейся походкой направился к мастерской.
- Доброе утро, - проревел Макси, входя в дверь. Лицо его растягивала
широкая ухмылка. - Вы видели? Эта штука меня чуть не оскопила.
"Хорошо бы", - мрачно подумал Джим.
- Ты сегодня поздновато.
- Да, - Макси даже не смутился, - лег только на рассвете. Мы с ребятами
были на собрании этих бродячих проповедников. Хотели посмотреть, что они там
затеяли, а потом завалились в "Белый уголок" выпить пивка. А я вас видел на
собрании.
- А я тебя нет.
- Ну я вас видел, это точно, - победоносно заявил Макси. - А вы,
похоже, времени даром не теряли. Я уже собирался вмешаться и объяснить этой
вертихвостке, что она зря теряет с вами время, и зазвать ее в "Белый
уголок", но меня удержало мое воспитание.
"Мне прямо в лицо говорят, что я гомик, а я стою и спокойно слушаю
это".
- Я уверен, что Дани будет очень разочарована, когда узнает, какую
возможность она упустила. Я передам ей твои слова сегодня же вечером.
Конечно, я постараюсь сделать это как можно мягче, чтобы не разбить ей
сердце. Не выношу женских слез.
- Вы встречаетесь с ней сегодня вечером?
- Что ты! Мы решили общаться посредством почтовых голубей. Ты что,
оглох? Разумеется, я сегодня с ней встречаюсь.
Макси переминался с ноги на ногу с выражением веселого недоверия на
лице.
- В самом деле, Джим? У вас действительно свидание с ней? Мы с ребятами
придем понаблюдать за вами, глядишь, понаберемся уму-разуму.
Зная, что Макси, умиравший в свободное время от скуки, вполне способен
убить весь вечер на слежку за ним, Никлин пожал плечами и отвернулся. И как
теперь выпутаться?! Может, сказаться больным и остаться дома? Размышляя над
очередной постигшей его неприятностью, Никлин направился в закуток
мастерской, служивший кухней, чтобы сварить кофе.
- О, этого-то как раз мне и не хватало, - обрадованно воскликнул Макси,
следуя за Джимом. - Эй! А вы знаете, кого я видел на собрании этих чудаков?
- Нет, не знаю, но может быть ты будешь так любезен и поведаешь, кого
же ты там видел.
Невосприимчивый к сарказму Макси энергично тряхнул головой.
- Негра! Клянусь, Джим, у них там есть престранный негр! Он черен
как... как... - Макси запнулся.
"Как твои ногти", - подумал Никлин.
- Как ботинок, - закончил Макси.
Хотя Никлину и не хотелось потворствовать Макси, проявляя интерес, к
его россказням, но уж слишком он был заинтригован. За свою жизнь Джим видел
всего одного чернокожего, да и то в далеком детстве. Он попытался
представить себе негра, но далось ему это с трудом.
"Опять этот старый синдром Орбитсвиля, - подумал Никлин. - Давно уже
люди перестали нести всю эту древнюю чушь о всеобщем братстве! Когда
жизненное пространство в пять миллиардов раз превышает площадь Земли, каждый
может найти себе место, где живут ему подобные. Никто больше не хочет жить
там, где его будут преследовать, подвергать дискриминации или хотя бы
терпеть, где какие-нибудь либералы будут лелеять его только потому, что у
него не тот цвет эпидермиса или не те политические взгляды, что он говорит
не на том языке или придерживается не тех религиозных убеждений, потому что
он родился не от тех родителей или не в том месте. Наперекор всем учениям и
проповедям человек предпочитает жить среди себе подобных".
- Во всяком случае, - сказал Макси, - глядя на этого негра, я пришел к
выводу, что не люблю черномазых.
- Довольно скоропалительный вывод. - Никлин достал из шкафа пару
пластиковых чашек. - А могу я тебя спросить, почему?
- Ну, они слишком вспыльчивы и раздражительны. Мы с ребятами просто
стояли и глазели на этого парня, а он вдруг без всякого повода велел нам
проваливать. - На лоснящемся лице Макси появилось выражение оскорбленной
добродетели. - Разве нельзя просто стоять и смотреть на кого хочешь?
- И к чему идет наш мир? Именно это я всегда говорю.
Никлин разлил кофе по чашкам, взял свою и направился к окну мастерской.
Отсюда было удобнее всего наблюдать за рекой, мостом и дорогой. За пределами
широкого навеса беззвучно лился вертикальный поток солнечных лучей, с почти
ощутимой силой барабанящих по обесцвеченному пейзажу.
В Оринджфилде никогда ничего не произойдет, и он, Джим Никлин, навеки
обречен пребывать здесь! От этой мысли Джиму захотелось сесть на пол и
расплакаться, как в детстве. Испуганно поймав себя на том, что нижняя губа у
него начинает дрожать, Никлин глотнул кофе и сморщился, когда обжигающая
жидкость устремилась в желудок.
Погруженный в свои меланхолические раздумья, Никлин уже несколько
секунд смотрел на приближающийся голубой "Унимот" с откидным верхом. Он не
сразу понял, что машина направляется прямиком к его дому. Вот она скрылась
за рощицей свистящих деревьев, вновь появилась, повернула направо и резко
остановилась перед пешеходным мостом. Мгновение спустя появился водитель.
Сердце Никлина бешено заколотилось - он узнал в водителе женщину. Ту
женщину!
Она уже больше не была Дамой В Черном, хотя ее наряд и не претерпел
особых изменений - искристая блузка, обтягивающие брючки, туфельки на
высоких каблуках и плоская шляпка. Доминирующим цветом в сегодняшнем наряде
был нежный бледно-желтый оттенок. С интересом оглядываясь по сторонам. Дани
направилась к мастерской. Двигалась она словно балерина, ставя одну ногу
строго перед другой. При этом подчеркивался удивительно выразительный изгиб
бедер, икр и лодыжек.
Никлин ощутил покалывание в бровях. Он прокручивал в голове возможные
варианты. Вероятность того, что женщина собирается взять в его библиотеке
книгу или отдать в починку миксер, была близка к нулю, а значит, это сугубо
личный визит. Неужели она решила вернуться к тому, на чем они расстались
прошлым вечером? "Но ведь вчера, собственно, и не произошло ничего
особенного, - напомнил себе Никлин, - все это лишь плод моего воспаленного
воображения".
Он поставил чашку, подмигнул на ходу Макси и вышел из мастерской.
Заметив Никлина, Дани улыбнулась столь быстро и мимолетно, что эта улыбка
вполне могла лишь привидеться Джиму. Чем ближе она подходила, тем суровее
становилось выражение ее лица.
- Что с вами случилось вчера вечером? - резко спросила она, подойдя к
Никлину вплотную.
- Я... - Джим совершенно растерялся. - Что вы имеете в виду?
- Джим, вы прекрасно знаете, что я имею в виду!
То, что она назвала его по имени, подбодрило и даже возбудило Никлина.
- Уверяю вас, Дани. Я не знаю, о чем вы говорите.
- Ну что же, мое имя вы, по крайней мере, помните, - сказала она, и
взгляд ее немного смягчился. - Это уже кое-что, но так легко вы не
отвертитесь, Джим Никлин. Почему вы не вернулись, чтобы встретиться со мной,
как мы условились?
Никлин чувствовал, что волна бешеной радости захлестывает его и вот-вот
лишит рассудка. Радость еще не охватила его целиком, но Джим был уже готов
отдаться этому удивительно приятному чувству. Да, это была лишь первая часть
его сна, сна, который вот-вот превратится в реальность. Осталось сделать
последнюю маленькую проверку, которая окончательно снимет все сомнения.
Никлину совершенно не хотелось попасть в унизительное положение и испытать
горькое разочарование.
- Монтейну, должно быть, и впрямь очень нужны деньги, раз он отправил
вас за парой орбов в такую даль, - сказал Никлин, лучезарно улыбаясь. - Так
где ваш поднос?
- Это вовсе не смешно, Джим. - Глаза женщины смотрели на него серьезно.
- Со мной никогда еще ничего подобного не происходило, а от ваших слов мне
становится еще хуже. Может быть, вы и привыкли к подобным вещам, но я нет.
- Я вовсе не привык... Дани, но ведь вчера вечером мы действительно не
сказали друг другу ничего определенного.
- Я знаю. - Она не отрывала от него умоляющего взгляда. - Неужели вы
думаете, что я не дрожу как осиновый лист при мысли, что я ошибаюсь.
- Вы не ошибаетесь, - потрясенно ответил Никлин.
Он взял ее руки в свои. Горячая волна Накрыла его с головой, оставив от
прежнего Джима Никлина одни лишь воспоминания.
- Слава Богу! - улыбнулась Дани. Она подняла его руку так, что костяшки
пальцев уперлись ей в левую грудь. - Я совсем не спала в эту ночь, Джим.
Почему ты вчера не вернулся?
- Я вернулся. Удрал от Зинди, оставив ей свое мороженое, и вернулся на
площадь, чтобы разыскать тебя.
- Я пряталась в шатре, пыталась прийти в себя. - Тыльной стороной
ладони Никлин ощущал ее грудь под тонком блузкой. - Я без ума от тебя, Джим.
Ужасно звучит, да?
Прежний Джим Никлин в ответ на такой вопрос промямлил бы что-нибудь
невразумительное, но новый Никлин не растерялся.
- Это звучит прекрасно. Над библиотекой у меня есть комната. Пойдем
туда.
- Нет! - Взгляд Дани был устремлен за его плечо, на окно мастерской. -
Это тот ужасный человек, что околачивался вчера на собрании. Он смотрит на
нас во все глаза... Подслушивает... Он работает на тебя?
- В некотором роде. - Никлин оглянулся. В окне, подобно фантастической
статуе, застыла нелепая фигура Макси с разинутым ртом. - Только Газообразное
Позвоночное знает, почему я все еще не выгнал этого идиота. Можно отправить
Макси домой.
Дани покачала головой.
- Это будет слишком откровенно.
- Ты хочешь ждать до вечера? - спросил Никлин.
Его радость несколько утихла, омраченная беспокойством. Джим совершенно
определенно знал (так всегда случалось), - если он упустит эту возможность,
то другого шанса судьба может ему и не предоставить. До вечера была еще
целая вечность, могло произойти всякое - либо Дани образумится и передумает,
либо унес начнется менструация, либо ее вызовут ухаживать за больной
тетушкой. А, может, он сам споткнется и сломает себе обе ноги или, что еще
хуже, снадобье мистера Хайда перестанет действовать, и он снова превратится
в робкого доктора Джекила, и у него начнется такой мандраж, что он не сможет
переступить даже порог собственного дома.
- Давай лучше прогуляемся, - сказала Дани и кивнула в сторону
небольшого холма, расположенного за пределами владений Никлина. - Что там
находится?
"Благодарю тебя, о Газообразное Позвоночное!" - пропел про себя Никлин.
- Там ничего нет, - ответил он, стараясь говорить как можно спокойнее.
- Во всяком случае, людей-то там точно нет. Холмы и холмики. Вполне
подходящее место для прогулок.
Дани заговорщически улыбнулась ему.
- Ты не хочешь пойти взять свою шляпу?
- Нет, солнце мне никогда не причиняет никакого беспокойства, - соврал
он, не желая оставлять ее даже на несколько секунд.
Понимая, что Макси все еще глазеет на них, Никлин взял Дани под руку, и
они направились в сторону поросшего травой холма. Никлин гадал, надо ли
поддерживать утонченный и снимающий напряжение разговор, или в словах нет
никакой нужды. Краем глаза он видел упругие округлости, выпиравшие из-под
блузки Дани ("Ты совершенно права, Зинди, буфера что надо!"), легкое и
томное покачивание узких бедер, обтянутых брючками. И каждый раз, когда Джим
напоминал себе, что это вовсе не сон, а самая настоящая реальность, за
спиной у него вырастали крылья.
Когда они перевалили гребень холма, и дом Никлина вместе с другими
постройками, вытянувшимися вдоль Корк-роуд, скрылся с глаз. Дани повернулась
к Никлину, и их губы слились в поцелуе. Все чувства Никлина были переполнены
одной лишь Дани - ее запахом, вкусом, ощущением ее тела.
- Не здесь, - мягко прошептала она. - Слишком близко от твоего дома.
Этот ужасный человек, возможно, преследует нас.
Никлин только сейчас осознал, что пытается повалить Дани на землю.
- Ты совершенно права. Не стоит, чтобы он нас видел. Здесь есть
местечко получше.
Они обогнули яйцеобразный пригорок с северной стороны. Дальше до самого
верха изогнутого горизонта простирались бескрайние зеленые волны холмов.
Пригорок окаймляли заросли банданы, как раз в эту пору набравшей цвет.
Ярко-оранжевые цветы, давшие название стелющемуся кустарнику,
представлявшему собой как бы сторожевой пост на границе травяного океана.
Самый большой куст, имевший форму буквы П, был достаточно велик, чтобы в
центре его зарослей могла укрыться влюбленная парочка. Он даже в какой-то
степени защищал от палящего солнца. Никлин обнаружил это убежище из цветов и
листьев во время своих одиноких прогулок. И каждый раз, когда он проходил
неподалеку от этого места, его воображение, подстегиваемое постоянным
одиночеством, рисовало ему укрывшихся в центре куста любовников. Но Джиму ни
разу не пришло в голову, что одним из них окажется он.
- Ну, как тебе здесь? - спросил Никлин.
Вместо ответа, не отрывая от Джима серьезного взгляда своих карих глаз
Дани расстегнула блузку.
Прошел, быть может, час - Никлин не мог оценить, сколько сейчас