- Таких послушных солдат, как наши, вы не получите нигде! - с гордостью проговорил Шверер.
   - А разве мы этого не ценим? Кто еще на нашем месте содержал бы вас всех - от фельдмаршалов до последнего рядового, - не имея уверенности, что вы понадобитесь?
   - Если наши солдаты не понадобятся вам, мы сами пустим их в дело!
   - Но, но, не так прытко! Вон там холодный сифон! - И Паркер насмешливо ткнул пальцем в сторону пузатой бутылки. - Что вы без нас?!
   - Танк без бензина, пушка без пороха... - поддакнул ему отец Август.
   - Так я повторяю: мы ценим ваш товар, - продолжал Паркер. - Бывалые, хорошо тренированные, вымуштрованные головорезы - таких сразу не подготовишь ни из французов, ни из испанцев, ни даже из цветных, которых мы можем в любое время получить у любого индийского князька столько, сколько нам будет нужно...
   Теперь Блэкборн был рад, что не ушел сразу же, а остался. Стоило услышать собственными ушами весь этот откровенный бред преступников. Он решил, что вытерпит до конца. Такие возможности бывают не часто. Услышав последние слова Паркера и желая его подзадорить, старый ученый сказал:
   - Положим, эти времена прошли...
   - Вот уже это мне не нравится, - укоризненно проговорил в его сторону Роу.
   - Оставим это, - сказал Паркер. - Не в этом сейчас дело. Я ведь хотел только сказать, что вам, Шверер, следует знать: мы поим вас, кормим, вооружаем вас и дадим вам возможность воевать вовсе не во имя того, чтобы вернуть все, что потеряли вы, - работать вы будете на нас! Мы тоже хотим получить плоды, когда дерево будет повалено.
   - Боже мой, как это характерно для вас всех! - воскликнул физик. Чтобы получить яблоко - срубить яблоню. В этой психологии вся ваша природа.
   - Отличная природа, мистер Блэкборн! - самодовольно возразил Паркер. Шверер со мною согласится. Но я еще раз должен сказать: мы понимаем это "яблоко" довольно широко. Поход против Советского Союза - вот наша цель, но именно потому, что нам нужно все, чем он владеет, чем может владеть, - все его земли, все недра, все богатства страны. Не воображайте, что мы глупее вашего Геринга. У нас тоже есть своя "Зеленая папка".
   - Святое чувство, законное чувство! - одобрительно проговорил отец Август.
   Считая, что он должен положить конец всяким кривотолкам, Шверер крикнул Паркеру, пользуясь минутным молчанием:
   - Клянусь вам, никто не ненавидит русских так, как мы, и среди нас никто так, как я!
   - Что ж, это хорошо, - одобрительно отозвался американец.
   Ободренный Шверер пояснил:
   - Вы поймете меня, если вспомните, сколько раз мы испили из-за русских чашу позора поражения! Сколько раз на протяжении веков нашей вражды со славянством! Этого нельзя больше выносить, этому должен быть положен конец! - Голос Шверера перешел в злобный визг: - Россия должна быть уничтожена как государство.
   - Иначе она может снова и снова побить вас? - насмешливо спросил Блэкборн.
   Генерал в гневе швырнул очки на стол.
   - Конец! - в бешенстве крикнул он. - Уничтожение! Полное уничтожение! И, переведя дыхание, сдержанно Паркеру: - Тогда мы спокойно поделим наследство славян. - Подумал и веско добавил: - Всех славян.
   Паркер рассмеялся.
   - Поделим? - Он в сомнении покачал головой. - Вы удивительно не точны сегодня в терминологии, Шверер.
   Шверер пропустил насмешку мимо ушей и, стараясь говорить так, чтобы каждое его слово доходило именно до сидящего дальше всех Паркера, сказал:
   - Именно в силу нашей заинтересованности в трофеях, будь то земли, капиталы или живые люди, я и настаиваю: такое сильно действующее оружие, о котором мы тут говорим, должно применяться лишь в том случае, если мы получим возможность, молниеносно, первыми ударами сломив волю врага к сопротивлению, столь же молниеносно забросить на его землю свои войска, чтобы закрепить результат первого удара. Такова наша логика.
   - Логика разбойников! - воскликнул Блэкборн.
   Роу звонко шлепнул себя по колену и весело крикнул:
   - А ведь генерал прав! Честное слово, прав! Целью мясника всегда было убить вола, чтобы воспользоваться его мясом. А тут ему предлагают испепелить тушу и вместо бифштексов получить какие-то молекулы, сдобренные соусом морального удовлетворения. Ни то, ни другое не может утолить даже самого скромного аппетита!
   Шверер взглянул на Роу с благодарностью.
   - Именно это, милостивые государи, я и хотел сказать.
   Блэкборн движением руки заставил замолчать открывшего было рот Винера.
   - Отвратительно и нелепо, даже смешно то, что все вы говорите. Рассуждаете вы, как люди, лишенные всякого опыта и не думающие ни о самих себе, ни о тех, кто считает вас стоящими на страже их интересов...
   Винер возмущенно пожал плечами; Паркер засмеялся; отец Август вызывающе скривил губы; Шверер застыл с выражением удивления на лице и с очками, зажатыми в вытянутой руке. Но тут проговорил Роу:
   - Блэкборн прав... Это очень плохо, но он прав.
   - Я знаю, что прав, - с достоинством и полной уверенностью сказал Блэкборн. - Разве может быть не прав человек, говорящий от имени английских ученых, инженеров, всех лучших людей интеллектуального труда? Вы скажете мне, что это еще не вся Англия? Конечно, вся Англия - это десятки миллионов простых людей. Я их недостаточно знаю, чтобы говорить за них, но думаю, что любой из них тут, на коем месте, доставил бы вам гораздо больше неприятностей, чем я. Не может быть не прав человек, говорящий от лица многих простых англичан. А сегодня я говорю от их имени...
   - Не знаю, от имени каких англичан говорите вы, - перебил Винер, - но те англичане, которые уполномочили говорить меня, думают вовсе не так.
   - Вас уполномочили говорить англичане? - насмешливо спросил старик. Его мохнатые брови поднимались все выше.
   Винер выпятил бороду и старался говорить как можно внушительней:
   - Трижды!.. Я трижды ездил в Лондон по поручению нашей партии.
   - Вашей партии? - Блэкборн даже привстал от удивления. - Шайку лакеев поджигателей войны вы называете партией?
   Борода Винера поднялась еще выше.
   - Как член руководства социал-демократической партии Германии, я трижды говорил с лидером лейбористов...
   Брови старого физика опустились, и он рассмеялся, а Винер продолжал, приходя во все большее раздражение:
   - Да, да, я встречался и с Бевином! От своего и от их имени я утверждаю: у нас нет расхождений!.. Ни в чем, ни в чем!..
   - В этом я вам верю, - подавляя смех, сказал Блэкборн. - Я еще не все понимаю в политике...
   - Это заметно, - со злостью бросил отец Август, но физик только досадливо отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и продолжал:
   - Но кое в чем я уже разбираюсь и могу понять, что лейбористы в Англии - примерно то же, что Шумахер тут у вас, что наследники Блюма во Франции, что Сарагат в Италии. Насколько мне помнится, таких господ называют "социал-империалистами". - Блэкборн засмеялся. - Довольно точное определение...
   - Клевета на лейбористов! - крикнул Винер. - Они - величайшие альтруисты в международном понимании. Для них не существует даже национальных интересов Англии...
   - Это-то и ужасно! - парировал Блэкборн.
   - ...там, где речь идет об интересах всего мира.
   - Американского мира?
   - При заключении Союза пяти государств Бевин решительно заявил, - не унимался Винер, - что народы должны пожертвовать национальными интересами в пользу общего блага.
   - Поскольку это благо измеряется доходами шестидесяти семейств Америки, двухсот семейств Франции и нескольких десятков британских династий монополистов? Так вы понимаете "всеобщее благо"! А я уже не могу понимать его так, не могу. Я вырос.
   - Сожалею, что вы не добрый католик, - проговорил отец Август, - а то бы я помог вашему отлучению от церкви.
   - Послушайте, старина, - коснеющим языком крикнул Роу физику, - не забирайтесь в дебри социологии! Мы отвлеклись от темы. Бомба - вот о чем стоит говорить. Бомба!
   - Довольно! - безапелляционно заявил Август. - Надоело.
   - Я еще не все сказал, - настойчиво продолжал физик. - Не безумие ли действительно воображать, будто половина человечества, живущая между Эльбой и Тихим океаном, ждет ваших бомб и ничего не изобрела для защиты от них? Начиная такую войну, вы обречете и свою собственную страну на опустошение не только потому, что русские должны будут ответить двойным ударом на удар... А силу их контрударов мы с вами уже видели на опыте Германии... Так я говорю: они будут защищаться не только потому, что сохранят крепкие нервы и материальные средства для обороны, а и потому, что вы вынудите их наступать.
   Роу внимательно слушал физика. Он стоял, ссутулив спину, и хмуро оглядывал окружающих из-под сдвинутых бровей. У него был вид человека, припертого к стене, но готового защищаться.
   Физик, не обращая на него внимания, продолжал:
   - Кто бы из вас - англичане, французы, испанцы - ни предоставил янки возможность стрелять с их земли, они явятся, так сказать, участниками в деле и должны быть готовы к тому, что именно их-то в первую очередь и сотрут с лица земли ответные снаряды. Но зато, думаете вы, не пострадает ваш хозяин за океаном. До него, мол, трудно дотянуться. Неправда, и он не вылезет из воды сухим! Доберутся и до него. В общем же вопрос ясен: участь того, кто нападает, и участь того, с чьей земли произведут нападение, не будет отличаться от участи жертвы нападения. - Заметив протестующий жест Винера, Блэкборн повысил голос: - Только последний осел может вообра...
   - Вы пророчите пат? - с усмешкой перебил Паркер и покачал головой. Пата не будет.
   - Пата действительно не будет, - отвечал Блэкборн. - Кое-кто из вас, может быть, слышал имя Герберта Уэллса. - Заметив удивленные взгляды, он пояснил: - Был такой писатель у нас, в Англии. Так вот, под конец жизни он написал трактат под названием "Мысль у предела". В этом трактате он отрицал свою прежнюю точку зрения, высказанную в нескольких романах, будто, несмотря на безумие взаимоистребления, человечество сумеет найти дорогу к будущему более светлому, нежели его настоящее. "Мысль у предела" утверждает, что результатом атомного побоища будет хаос и вечная тьма. Человечество умрет, и земной шар порастет бурьяном... если бурьяну удастся пробиться сквозь слой испепеленной земли и расплавленного камня.
   - Мы кончим войну во имя торжества нашего общества, - сказал отец Август. - Человечество вернется ко времени, когда раб был счастлив тем, что трудился на своего господина.
   Блэкборн пренебрежительно пожал плечами.
   - Вы не дали мне досказать. Я вовсе не разделяю мнения Уэллса, никакого светопреставления, конечно, не произойдет. Усилия ваши приведут к тому, что война на той стадии, которая кажется вам высшей, окажется отрицанием себя самой. Она станет бессмыслицей. Вы получите... мат!..
   - Ну, это уж слишком! - крикнуло сразу несколько человек.
   - Валяйте, старина! - пьяно пробормотал Роу.
   - Как это ни смешно, но, на мой взгляд, даже если вам удастся зажечь атомную войну, во что я не верю, вы получите мат не только от русских, сказал Блэкборн, - но и от американцев, от англичан, от французов и немцев... Да, именно так. Из рабочих кварталов Ист-Энда и Веддинга, из Клиши и Ист-Сайда придет вам конец. - Он оглядел удивленно молчавших слушателей. Можно подумать, что вы меня не поняли.
   - К сожалению, - медленно процедил сквозь зубы отец Август, - мы вас отлично поняли.
   Винер, срываясь на злобный визг, крикнул:
   - Пусть американцы усеют атомными установками всю Германию, пусть разрушат всю Европу! Это лучше того, что пророчите вы, Блэкборн...
   - И вы думаете тоже спастись по ту сторону океана? - повысив голос, спросил его Блэкборн. - Не выйдет, доктор! Не выйдет! Вы и есть тот нож, которым американский Шейлок хочет вырезать кусок нашего мяса. - Он внезапно умолк и потер лоб. - Впрочем, это частность. Это наши с ними счеты: англичан с Америкой, - миллионов простых англичан с шестьюдесятью семействами Уолл-стрита. И дело даже не в этих счетах и... даже не в вас. - При этих словах в голосе старого ученого зазвучало такое негодование и презрение такой силы, что слушатели один за другим, помимо своей воли, поднялись из-за стола и стояли теперь одни с растерянными, другие с сердито сосредоточенными лицами. - Разумеется, вопрос стоит гораздо шире и гораздо страшней, чем наши с вами счеты. Вы вооружили Гитлера, на вас кровь миллионов. Вы хотите повторения? Его не будет! Клянусь жизнью: не будет! Кровь первой же жертвы заставила бы массы схватить вас, как преступников, и вы подохли бы от животного страха, прежде чем на вашу шею накинули бы петлю! Я... презираю вас так, как только в силах презирать человек... Презираю!
   Блэкборн круто повернулся и, не оглядываясь, вышел.
   Среди настороженной тишины, воцарившейся в комнате, послышались шаркающие шаги Роу. Пытаясь держаться прямо, он направился к Паркеру. Его затуманенный спиртом мозг уже отказывался держать волю в обычном повиновении. Звериная ненависть и бессильная зависть заливали сознание Роу: некогда хозяин полумира, англичанин был уже почти на побегушках у этого паршивого фабриканта жевательной резинки, явившегося из-за океана, чтобы вырвать у него из горла самые жирные куски.
   Приблизившись к Паркеру и широко расставив ноги, чтобы придать устойчивость своему покачивающемуся телу, Роу хрипло крикнул:
   - Ж-жаль, очень ж-жаль, что старик смылся, а то бы я ему сказал, кто он такой... - Роу угрожающе взмахнул рукою вслед удалившемуся Блэкборну, и это движение едва не стоило ему потери равновесия. - Да, ч-чорт побери, я отметаю всю эту болтовню - она не для меня. И ч-чорт его дери... и... и вас всех вместе с ним! - Роу топнул ногой и ударил себя в грудь. - Права или не права, но это моя страна! И будь я проклят, если обменяю текущий счет в Английском банке на омлет из яичного порошка!.. Американский Шейлок!.. Он испортил нам всю лавочку, так пусть убирается к чорту. Без него мы тут справлялись со своими делами. Англия была Англией, а не посадочной площадкой для "Летающих крепостей". И у этой чортовой Германии тоже было место под солнцем. С нею мы кое-как поделили бы и колонии, и все прочее... А заокеанскому Шейлоку захотелось и Германии, и Англии, и наших колоний... Не выйдет! Вот с чем господин Шейлок вернется к себе... - Роу выдернул руку из кармана и показал Паркеру кукиш. - И пусть уходит, пока не поздно. Мы еще не выплюнули свои зубы за борт, как вам хотелось бы этого. Мы еще не разучились кусаться... А у бульдога мертвая хватка.
   Никто не обратил внимания на замечание, сквозь зубы брошенное священником в сторону Паркера:
   - Пьяный болтает то, что думает трезвый.
   Согласно кивнув, Паркер встал и, медленно приближаясь к Роу, вынул руки из карманов. Только теперь по налившимся кровью мутным глазам американца можно было видеть, что он тоже пьян.
   - Э, бросьте, старина, храбриться! - крикнул ему Роу. - Мы тут, в Старом Свете, тоже не забыли, что такое сжатые кулаки. - И он, продолжая опираться о стенку, сделал усилие принять позицию боксера. - Сказать вам откровенно, джентльмены, все мы очутились в положении охотника, поймавшего медведя за хвост: держать тошно, а отпустить страшно...
   Удар паркеровского кулака угодил Роу в челюсть. Громко ляскнули зубы, голова глухо стукнулась о стену, и Роу повалился на пол.
   - Вполне закономерный конец, - спокойно проговорил отец Август.
   Роу неожиданно приподнялся с пола и, с трудом шевеля вспухшими губами, хихикая, забормотал:
   - На этот раз я согласен с вами, святой отец: каждый из нас получит то, что ему определено. - Он сплюнул скопившуюся во рту кровь. - В одной Европе их уже по крайней мере пятьсот миллионов, да, вероятно, вдвое больше в Азии... Полтора миллиарда!.. Полтора миллиарда, господа!.. Каждый из них только плюнет по разу - и мы захлебнемся в этих плевках!
   На следующий день Блэкборн, спустившись к завтраку в ресторан своей гостиницы, как всегда, в одиночестве выпил кофе. Просматривая немецкую газету, Блэкборн дошел до полицейской хроники на последней странице. И тут он едва не пропустил заметку под заголовком: "Утопленник в канализации".
   "Сегодня на рассвете в канализационном тоннеле был обнаружен труп человека, утонувшего в нечистотах. Медицинской экспертизой установлено, что перед смертью утопленник находился в состоянии сильного опьянения. При нем найдена визитная карточка на имя журналиста Уинфреда Роу".
   Блэкборн с отвращением отбросил газету.
   4
   Гюнтер Зинн в задумчивости почесывал карандашом голову. Ему казалось, что тревожные сведения, приходившие от товарищей из Западной Германии, требовали немедленного и решительного вмешательства всех немцев, - во всяком случае, всех тех, кому дорого будущее их родины, ее независимость, ее достоинство и, вероятно, самая жизнь немецкого народа, которую с такою легкостью ставят на карту англо-американцы и продавшиеся им душою и телом социал-демократические главари из банды Шумахера и компании. От Трейчке, который все еще оставался в подполье, и от группировавшихся вокруг него товарищей поступали неопровержимые данные о том, что хорошо известный фабрикант "фау" Винер вернулся из-за океана и прочно обосновал свои предприятия и лаборатории в Испании. Мало того, Винер достиг соглашения с оккупационными властями Тризонии о том, что людвигсгафенские заводы "ИГ", расположенные во французской зоне оккупации, будут изготовлять взрывчатое вещество огромной силы, предназначенное для наполнения проектируемого заводом Винера "фау-13". По мнению товарищей, поддерживающих связь с революционным подпольем Испании, работы у Винера подвигались там вперед, несмотря на то, что недоставало части проекта, оставшейся в руках его бывшего конструктора Эгона Шверера. Отсутствие Эгона Винер старался возместить другими инженерами, на оплату которых не жалел денег, щедро отпускаемых ему американцами. Шайка Ванденгейма, являвшегося фактическим хозяином Винера, торопила его с исследованиями и расчетами.
   Наряду с безудержной похвальбой, с помощью которой новоявленные заатлантические Геббельсы старались поддерживать в мире страх перед воображаемым могуществом тайного оружия, якобы в неограниченном количестве имеющегося в американских арсеналах, американцы тщательно оберегали секреты того, что готовили в действительности руками своих собственных американских и захваченных немецких ученых.
   Данные о тайных работах Винера добывались ценой самоотверженного, связанного с риском для жизни, стремления честных немцев помочь разрушению темных планов немецкого милитаризма, возрождавшегося под англо-американским крылышком. Информация Трейчке поневоле была отрывочной, разрозненной.
   Полную картину действительного положения вещей Зинн получил только после того, как по его просьбе Эгон Шверер свел для него все эти данные воедино.
   - Каково же ваше собственное мнение, доктор? - спросил Зинн, ознакомившись с материалами, представленными ему Эгоном.
   - Главное для меня в том, что я здесь ни при чем, - ответил Эгон.
   - Понимаю ваше удовлетворение, - с усмешкой сказал Зинн. - Но меня интересует и кое-что другое: смогут ли они осуществить этот "фау-13" без вашего участия? Без того, что осталось у вас в голове?
   - Вы же знаете: в наши дни не может существовать непреодолимых секретов на участках, уже пройденных наукой.
   - Ваше отсутствие Винеру не помешает?
   - Разумеется, оно задержит отыскание окончательного решения... Задержит до тех пор, пока другой инженер или несколько других инженеров не придут к тем же выводам, к которым пришел в свое время я.
   - А в том виде, в каком Винер имеет изобретение в руках сейчас, это оружие готово?
   Эгон усмехнулся:
   - Они думают, что готово... Они не замечают одной ошибки, которая и мне доставила когда-то много неприятностей.
   На этом их разговор тогда и окончился. Но скоро Зинн понял, что дело, конечно, не в ошибке, о которой говорил Эгон, и не в том, закончит ли Винер свой проект завтра или послезавтра, а дело в том, что на земле немецкого народа, его собственными руками, ценою каторжного труда немецких рабочих, за счет голодания немецких женщин и истощения немецких детей снова куется ярмо для Германии, для всей Европы, для всего мира. Вот в чем было дело. Вот о чем думал сейчас ответственный партийный функционер Гюнтер Зинн.
   Он раздраженно отбросил карандаш и его взгляд в нетерпении остановился на стрелке стенных часов: Рупрехт Вирт опаздывал на несколько минут Зинн уже потянулся было к телефонной трубке, когда дверь без стука отворилась и на пороге появился Вирт.
   - Слушай, Рупп, - без всякого вступления сказал Зинн, - ты не хуже меня знаешь, как трудно бороться с фашистской сволочью, которая снова поднимает голову...
   Рупп недоуменно поднял плечи: его спрашивали о том, что знал каждый немец, не говоря уже о членах партии.
   - Я, видишь ли, заговорил об этом потому, что должен посоветоваться с тобою кое о чем, что пришло мне в голову, - продолжал Зинн. - Шумахеровцы настолько спелись с разведками американцев, англичан и французов, что любыми средствами борются не только с проявлениями антифашизма, но и против интересов всех немцев за Эльбой, против интересов всей Германии.
   - Что здесь такое? - недовольно спросил Рупп. - Политшкола?
   Зинн дружески положил ему руку на плечо:
   - Не сердись, старина, это просто дружеская беседа. Уж очень накипело в душе. Иногда хочется выговориться... Если эти скоты хотят сделать Германию площадкой для американских реактивно-атомных установок, если они намерены превратить ее в поле битвы между своим выдуманным "западом" и Советским Союзом, - обязаны же мы помешать этому?
   - Странный вопрос, - Рупп пожал плечами. - У нас тут достаточно хорошо понимают, куда ведет Германию триумвират Шумахер - Тиссен - Шмитц. "Немцы за Эльбой" не хотят быть рабами ни янки, ни их отечественной челяди.
   Теперь Зинн, в свою очередь, с улыбкой спросил:
   - Я хотел бы знать, что ты думаешь насчет Шверера?
   - На моем горизонте трое Швереров... Кстати, об Эрнсте Шверере. Я стараюсь не упускать его из виду, но при всякой угрозе провала этот молодчик ныряет в лазейку, которую ему открывают из той зоны, и исчезает под крылышко американцев.
   - Я не о нем, меня интересует Эгон.
   Вирт сказал, понизив голос:
   - Кажется, я знаю, чего ты от него хочешь... Он не станет заниматься военными проектами.
   - Дело не в этом... Я хотел сказать: не совсем в этом.
   - Я так и знал! - с усмешкою сказал Рупп.
   - Что ты знал?! - внезапно раздражаясь, сказал Зинн. - Ничего ты не знаешь и не можешь знать! - Но тут же, беря себя в руки, спокойно проговорил: - Ты слышал о Винере?
   - Имею представление.
   - Над чем он работает, знаешь?
   - Да.
   - Нужно, чтобы Эгон Шверер еще раз вплотную занялся этими проектами ракет.
   - Я же тебе сказал: я знаю, чего ты хочешь от Эгона. Но повторяю: он на это не пойдет.
   Зинн ударил ладонью по столу.
   - Подожди с твоим заключением. Эгон настолько хорошо все знает, что лучше всякого другого может разоблачить эти затеи перед всем миром.
   - Ты хочешь, чтобы он выступил?
   - Да, с разоблачением, которое разорвалось бы на глазах всех народов с эффектом, в десять раз большим, чем самая страшная атомная бомба.
   Несколько мгновений Рупп молча стоял перед Зинном, потом воскликнул:
   - Я лопаюсь от зависти, что такая идея пришла не мне! Честное слово, вот бомба, которую надо сбросить как можно скорей, - правда!
   - Не ожидая войны, - со смехом сказал Зинн и тут же увидел, как стало серьезным лицо молодого человека.
   - А ты понимаешь, чего это может стоить доктору Швереру? - спросил Рупп.
   - Я ничего не собираюсь от него скрывать.
   Рупп задумался. Зинну пришлось переспросить:
   - Что же ты думаешь?
   И Рупп ответил так, словно предложение было сделано ему самому:
   - Дело должно быть сделано.
   - Может быть, ты с ним и переговоришь? - предложил Зинн.
   - Мы с ним слишком большие друзья. А уж одного того, что ты пригласил бы его сюда, было бы достаточно, чтобы он поверил в серьезность дела. Он должен знать, что это нужно для блага Германии, "нам, немцам", как бывало говорил Лемке...
   - Ты забыл о том, что сказал сам: в наши дни автор такого разоблачения рискует жизнью.
   - А разве ты не рискнул бы?
   - Ну, мы с тобой... Мы - члены партии.
   - Почему ты думаешь, что мужество - наша монополия?
   - Этот Шверер в прошлом...
   - Я знаю, он заблуждался.
   - И очень сильно!
   - И все же Лемке доверял ему, - сказал Рупп. - И, на мой взгляд, Эгон, наконец, понял все до конца и хочет оставаться честным перед самим собой и перед своим народом.
   - Этого достаточно, - решительно проговорил Зинн. - Приведи его. И как можно скорей.
   - Я тебе говорю: он совсем неплохой человек. Только постарайся насчет... его безопасности... - Рупп посмотрел на часы. - Ты не забыл об открытии гимназии?
   - Мне пора, - согласно кивнул Зинн. - Кажется, ведь небольшое дело открытие гимназии, в которую может послать своих детей самый бедный немец.
   - Сколько их тебе еще предстоит открыть!
   Рупп был уже в коридоре, когда за ним вдруг порывисто распахнулась дверь и Зинн крикнул:
   - Эй, Рупп, погоди-ка! Я забыл показать тебе.
   И, сияя радостью, он протянул телеграмму. Рупп прочел:
   "Ура! У нас - сын. Здоровье Ренни отлично. Рудольф".
   Рупп рассмеялся:
   - Готов вместе с ним крикнуть "ура".