находиться в каком-то отношении к этим уголкам и что они могут разрушить
нервную систему, если их не поднять до сознания. Поэтому он высказывает
мысль, которая совершенно оправдывается современным мировоззрением:
человеческая душа не может не иметь отношения к божественному существу, не
подвергая себя внутренне гибели. Это так же верно, как и то, что с другой
стороны правда, что никакого божественного существа вообще нет. Вопрос об
отношении человеческого душевного существа к Богу не стоит ни в какой связи
с вопросом о существовании Бога.
Вот что говорится в его книге. Итак, подумаем, что перед нами,
собственно, происходит: научно устанавливается, что человеческая душа должна
создать себе отношение к Богу, но что точно так же верно и то, что
безрассудно предполагать существование Бога: и так, для поддержания своего
здоровья душа осуждена на то, чтобы выдумать существование Бога. Солги, что
Бог есть, иначе ты заболеешь! -- вот что, собственно, говорится в этой
книге.
Но из этого видно, что великие загадочные проблемы стучатся в двери и
что только современность противится им. Если только иметь достаточно
мужества, то в настоящее время можно было бы на каждом шагу заметить нечто
подобное. Но только не хватает мужества! Ибо я говорю все это не для того,
чтобы придраться к профессору Юнгу, а потому, что думаю, что он в своем
мышлении мужественнее других. Он говорит то, что должен говорить сообразно с
предпосылками современности. Другие не говорят этого, У них еще меньше
мужества.
Нужно подумать обо всех этих вопросах, если мы хотим как следует
понять, что это, собственно, значит, когда духовная наука приносит такую
истину: то, что совершается в исторической жизни человечества, а,
следовательно, и в жизни политических импульсов, не имеет ничего общего с
обыкновенным сознанием, не может иметь ничего общего с обыкновенным
сознанием, но может быть действительно понято и усвоено только с
наступлением имагинативного сознания. Также и в отношении к самым
характерным представителям -- как я часто в последнее время говорил --
антисоциального понимания истории в политике можно было бы сказать, что
направление Вильсона должно быть заменено имагинативным познанием
действительности. Но направление Вильсона очень распространено и многие
являются его последователями, не подозревая того. Дело не в именах, но в тех
фактах, среди которых живут люди. Я могут в известном отношении говорить о
Вильсоне более непредвзято, ибо всегда могу указать на то, что в цикле,
читанном в Гельсингфорсе перед войной я высказал суждение о Вильсоне и что
мне незачем было во время войны узнавать, плодом какого духа является
человек, сидящий на троне Америки. Но можно было бы очень легко указать на
все эти голоса, всюду расточавшие похвалу Вудро Вильсону и лишь недавно
умолкнувшие. Теперь многое уже известно. Теперь известно даже то, что этот
господин, сидящий на троне Америки, для составления своих самых действенных
республиканских документов взял старые (1864 года) послания покойного
императора Бразилии Дон-Педро и просто списал оттуда напечатанные там слова
с той только разницей, что там Дон-Педро говорил: "Я должен вступиться за
интересы Южной Америки", а он пишет: "Я должен вступиться за интересы
Соединенных Штатов" и т. д. с соответствующей перефразировкой.
Когда и на нашей территории появились в свое время обе книги Вильсона
"О свободе" и "Только литература" раздавалось не меньше хвалебных голосов.
Это было еще недавно, лишь 5-6 лет тому назад. В этой области вильсонизма
люди кое чему научились. Но по отношению к другим вопросам было бы крайне
необходимо, чтобы чему-нибудь научили их значительные события современности.
Для этого, правда, необходимо, чтобы люди отнеслись очень серьезно ко многим
вещам, которые раскрываются только на почве и основе духовионаучного
познания. С большой легкостью обвиняют антропософски ориентированную
духовную науку в том, что она "теоретична", указывают ей на то, что другие
направления непосредственно идут к делу, что они не мучают людей, заставляя
их понимать развитие миров, что они говорят людям о "любви", об общей
человеческой любви, о том, как любить и что любить. И что же тысячелетиями
говорилось на этот лад о любви, как этого еще и теперь желали бы многие, и,
несмотря на это любовь изживается так, как она изживается теперь. Дайте хотя
бы на гораздо более короткое время духовной науке овладеть человеческими
душами, и вы увидите, что эта духовная наука взойдет в человеческих сердцах
как любовь. Ибо нельзя проповедовать любовь. Любовь может расти только
тогда, когда ее правильно взращивают. Тогда она и растет. Она есть плод
духа. Она и у человека есть плод действительного познания, того познания,
которое направлено не на одну только материю, но и на дух.
Этими словами я хотел в вводной лекции только указать на некоторые
ощущения, которые должны стать для нас значительными, может быть именно в
наше время. Но я указал на то, что я имею в виду дать в дальнейших лекциях.
Я буду говорить обо всем, что может в настоящее время побудить в
человеческой душе силу, мужество и надежду. Я хотел бы говорить обо всем,
что духовная наука может дать человечеству иного, чем ему дали столетия, и я
хотел бы говорить о духовной науке, как о чем-то живом, которое не является
в нас теорией, но рождает в нас второго, духовного человека, который несет и
поддерживает первого в мире. И в этом, я думаю, прежде всего нуждается
современность. В Средние века было время, вы все его знаете, когда многие
люди иногда чувствовали фантастическую потребность делать золото. Почему они
хотели делать золото? Они тем самым желали чего-то, что не может быть
реализовано при обыкновенных земных условиях. Почему? Потому что они
понимали, что обычные земные условия, если они не будут одухотворены, если
они не будут пронизаны духовными импульсами, не смогут дать людям истинного
удовлетворения. Это есть, в сущности, содержание учения Евангелия. Только
люди обыкновенно не замечают самого важного: они критикуют воззрение
Евангелия, что сошло царство Божие. Да, но разве его нет? Оно есть! Оно
только не во внешних жестах! Оно должно быть достигнуто внутренне. Только не
надо отрицать его, как его отрицают в наше время. И об этом сошествии
царства Духа мы также будем говорить в ближайшее время.
Так хотел я сегодня взять, так сказать, основную ноту. Наше время
нуждается в том, чтобы перекинуть мост к тому царству, в котором живут
умершие - количество тех, которые теперь прошли через врата смерти,
насчитывается миллионами. Они живут среди нас и мы можем их найти. О том,
как мы можем их найти, об этом мы будем говорить по-новому.

ЛЕКЦИЯ 2 РУКОВОДСТВО К ПОЗНАНИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СУЩЕСТВА
29. 01. 1918 г.
Дорогие друзья! В ходе наших рассмотрений часто обращалось внимание на
слова, сияющие на протяжении времен на фронтоне греческого Храма Аполлона:
"Познай себя".
В этих словах заключено очень большое требование человеческой мудрости,
и вместе с тем и мировой мудрости. Правда, что эти слова в значительной мере
обновлены и углублены тем импульсом, который был дан Мистерией Голгофы. Если
время позволит, то мы в течение этой зимы еще будем, может быть, говорить об
этих вещах. Мы попытаемся найти путь именно к тем целям, которые этим
намечаются.
Я хотел бы взять сегодня исходной точкой казалось бы внешнее --
рассмотреть человека, как бы внешнюю форму человеческого самопознания,
которое однако только по видимости является внешним, на самом же деле есть
первая и значительная сила, если ей овладеть, для проникновения во
внутреннее существо человека. Я хотел бы взять исходной точкой внешний
человеческий облик.
В принятой в настоящее время науке этот внешний человеческий образ
рассматривается, по большей части, лишь в таком смысле, который с высшей
духовной точки зрения является довольно неудовлетворительным. Можно сказать:
кто теперь захочет познать человека, найдет мало побуждения к такому
познанию человека в науке, по крайней мере, и той науке, какая
культивируется в современности. Ибо что эта наука уже дала, что уже имеется,
-- это вы можете уяснить себе из различных указаний моей последней книги "О
загадках души". Эта книга дает важные и значительные краеугольные камни для
широкого познания человеческого существа. Но в настоящее время не ищут этих
краеугольных камней, а то, что теперь предлагает анатомия, физиология и т.
д. дает очень мало вопрошающему, который серьезно стремится проникнуть в
существо человека, исходя из познаний внешнего физического человеческого
облика. В этом смысле гораздо больше дает теперь художественное
рассмотрение. Можно сказать: многое оставляет в наше время наука
неудовлетворенным. И если кто-нибудь решится в Гетевском смысле искать
действительную, субстанциональную истину, также и в искусстве, особенно в
художественном рассмотрении мира, то он таким путем найдет теперь, быть
может, больше истины, чем в общепризнанной науке. В будущем будет
существовать мировоззрение, которое произойдет из духовной науки, как бы
мало этого не чувствовали еще теперь: будет существовать мировоззрение,
которое из известной человеческой потребности познания соединит в высшем
синтезе и гармонии научное и художественное ощущение мира. В нем будет
гораздо больше ясновидения, чем в том ясновидении, о котором теперь грезят
некоторые, -- но именно только грезят.
Когда мы подходим к человеческому образу, то можем заметить в нем
прежде всего нечто очень важное, если обратить наш взор как вы это, конечно,
все более или менее уже делали, -- на основной стержень человеческого
образа, который выступает перед нами в скелете. Все вы, вероятно, видели
человеческий скелет и заметили ту разницу, какая существует между головной
частью и остальным человеческим обликом. Вы при этом могли заметить, что
голова есть, в известном смысле, законченное целое, которое, как на колонне,
помещается на системе конечностей, на всем остальном человеческом организме.
У скелета можно очень легко отделить покоящуюся на всем остальном
человеческом организме голову. Если вы таким образом обратите внимание на
самую поверхностную разницу, то можете заметить, что голова, собственно,
более или менее приблизительно шарообразна. Это незаконченная форма шара, но
в человеческой голове заложена форма шара. Как духовнонаучный исследователь,
я должен далее предостеречь от того, чтобы в основу стремления к познанию
класть внешние поверхностные аналогии. Но созерцание человеческой головы,
как приближающееся к форме шара не является "поверхностным" рассмотрением
формы человеческой головы, ибо человек действительно является в своем роде
"двойственным" и шарообразная форма его головы отнюдь не случайна. Нужно
только принять во внимание, что мы, собственно имеем перед собой в
человеческой голове. Первые указания на то, что я здесь имею ввиду, были
даны в наших духовнонаучных рассмотрениях, в книге, которую я назвал
"Духовное водительство человека и человечества", где я уже указал, как
действительно человеческая голова являет собой отображение всей Вселенной,
Вселенной, выступающей перед нами внешне, как шарообразное пространство, как
полный шар.
Когда говоришь об этих вещах, необходимо обратить внимание на нечто
такое, от чего еще далек современный человек и что он всегда применяет в
одной области, но чего он не хочет применять именно там, где это имеет
огромное значение. Если кто-нибудь возьмет в руку компас иди магнитную
стрелку и если эта магнитная стрелка одним концом направится к магнитному
северному полюсу, а другим к южному магнитному полюсу, никому теперь не
придет в голову искать причину того, что магнитная стрелка направлена именно
так только в самой магнитной стрелке, но физик почувствует себя вынужденным
рассматривать, как одно целое магнитную стрелку и исходящую от северного
магнитного полюса земли магнитную силу, когда эта магнитная сила направляет
один конец стрелки к северному, а другой к южному полюсу. Здесь ищут во
Вселенной причину того, что происходит в магнитной стрелке в самом маленьком
пространстве. Но этого не делают там, где это следовало бы делать, где было
бы очень важно, чтобы это делали. Когда теперь кто-нибудь видит -- именно
как человек науки -- что в одном живом существе образуется другое живое
существо, так например, когда кто-нибудь видит, что в курице образуется
яйцо, то также совершается нечто в самом маленьком пространстве: но здесь,
обыкновенно не приходит в голову применить и теперь то, что он должен
сказать себе относительно магнитной стрелки и сказать: причина, что в теле
курицы образуется зародыш яйца лежит не в курице, но во всем Космосе. Но как
в магнитной стрелке участвует вся великая Вселенная, точно также и в
материнском теле курицы, несмотря на все участвующие в этом процессы, --
участвует весь Космос в своей сферической, в своей шарообразной форме. Те
процессы, которые по линии наследственности ведут обратно к предкам, лишь
соучаствуют, когда в материнском организме образуется зародыш яйца. В наше
время это звучит ересью по отношению к официальной науке, но все же это
истина. И силы Космоса соучаствуют самым различным образом. И как истинно
то, что у человека фактически (то, что я говорю, доказывает эмпирическая
эмбриология) голова, в своем зачатке, образуется из всей Вселенной, как
истинно то, что человеческая голова возникает в материнском организме
сначала, так же истинно с другой стороны и то, что силы, наиболее
обусловливающие это возникновение действуют из всего Космоса и что человек в
своей голове, есть отображение всего Космоса. То, что присоединяя к голове
(можно сказать -- к скелету), если особенно присмотреться к этому -- по
своей конфигурации, по своей форме более связано с тем, что лежит по линии
наследственности, связано с отцом, матерью, бабушкой и дедушкой, нежели с
тем, что находится во вне, в Космосе. Так же и в отношении своего
возникновения, своего развития человек есть двойственное существо. По своему
облику он с одной стороны образован из Космоса и это выражается в
шарообразной форме его головы, с другой стороны он образован из всего потока
наследственности и это выражается во всем остальном, связанном с головой
организме. Весь внешний облик человека показывает его нам, как существо
двойственное, показывает нам, что у него двойное происхождение.
Подобный способ рассмотрения имеет не только то значение, что мы с
помощью его можем познать нечто, но еще и иное. Кто рассматривает человека
по методу обыкновенной официальной науки, кто, например, смотрит в микроскоп
и видит, как развивается зародыш и видит только то, что там есть (подобно
тому, как захотели бы увидеть в магнитной стрелке, почему она обладает
способностью устанавливаться в направлении севера и юга), тот живет в таком
громоздком мысленном строе, который делает его неподвижным и непригодным для
внешней жизни, особенно, если поступать так, как это делают во внешней
науке. И если применять такие мысли к социальным наукам, то они либо
оказываются недостаточными, либо ведут к школьному умничанью в мировом
масштабе, которое иначе еще можно обозначить как "вильсонианство". Итак,
вопрос о том, какое в нас воспитывается мышление, какие формы возникают в
наших мыслях, в то время, как мы отдаемся известным мыслям. "Знать" о вещах
имеет меньше значения: какое действие оказывает на нас определенный способ
знания, какую пригодность он приносит с собой -- вот в чем вопрос. И если мы
обладаем открытостью для рассмотрения человека в связи с мировым целым, то в
нас будут пробуждены и те мысли, которые вводят в этическое мировоззрение, в
правовое мировоззрение, которое в действительности должно быть самым высшим,
но которое в настоящее время представляет собой нечто весьма странное.
Итак, вы видите, что для отыскания такого знания, какое здесь имеется в
виду, существуют еще некоторые иные импульсы, кроме удовлетворения, -- я не
хочу сказать любопытства, но исключительной жажды знания.
Таким образом, человек стоит перед вами, как двойное, как двойственное
существо. Это имеет еще гораздо более глубокое значение. И я хотел бы
сегодня дать прозвучать тому основному тону, который пройдет через нашу
работу, чтобы вызвать в ваших душах чувство значительности того, что мы
обсуждаем.
Остановимся на том, что голова в дальнейшем течении нашей жизни, --
голова, которая теперь представляет перед нами, как отображение всего мира
-- в существенном является посредником для нашего познания (я не хочу
сказать "орудием", ибо я этим сказал бы нечто не совсем правильное). Но не
только голова является посредником для нашего познания. Остановимся на
познании, на восприятии мира. Его доставляет голова, но также и весь
остальной человек. И так как остальной человек даже по своему происхождению
есть нечто совершенно отличное от головы, нечто иное, то человек, также
поскольку он существо познающее, состоит из головного человека (я называю
его так, как я уже называл его раньше) и сердечного человека, ибо в сердце
концентрируется все остальное. Каждый из нас есть в действительности два
человека: человек головы, который относится к миру, как существо
воспринимающее, и человек сердца. Разница в том, что человек, хотя он иногда
и бранится на мир, тем не менее пользуется для сознания только головой. Что
собственно лежит в основе этого? Если провести параллель между познанием
головой и познанием сердцем, то это дало бы очень мало. Тот, кто
воспринимает сердцем то, что познает головой, был бы в своем познании
"теплее", чем другой. Между людьми существовала бы разница, но она была бы
невелика. Если же подходить к вещам с духовнонаучным опытом, то предстает
нечто совершенно иное. Мы усваиваем себе познания, восприятия; это
происходит постепенно, что к нам приходят восприятия и познания.
Итак, происходит следующее: то, как мы головой относимся к миру, как мы
с помощью ее воспринимаем и познаем -- это совершается в известном отношении
быстро. То, как мы в познании относимся к миру всем остальным организмом,
происходит медленно. Ко всем остальным различиям, которые я уже прошлой
зимой приводил в отношении развития мира и человека, присоединяется еще то,
что наша голова спешит со своим познанием, остальной же организм не спешит.
Это имеет глубочайшее значение. Когда воспитывают в школе, то, в сущности,
обращают внимание только на воспитание головы. Людей воспитывают теперь
только для головы, это можно сделать по школьной программе. Ибо в самом
крайнем случае, голова, если она в течение продолжительного времени
участвует в развитии познания, заканчивает свое развитие на 20-х годах
жизни. Тогда голова завершает свое познание, усвоение мира. Весь остальной
организм нуждается для этого во всем периоде до смерти. И можно сказать:
голова проделывает это приблизительно в три раза скорее, чем весь остальной
организм. Остальной организм не спешит, он развивается втрое медленнее, он
идет совершенно иным темпом. И поэтому для человека, обладающего даром
наблюдать познанием подобные вещи, ясно, что если он что-либо постиг
головой, он должен ждать, пока он не соединит это со всем своим существом.
Чтобы воспринять что-либо, как нечто полное жизни, нужно действительно, --
если воспринятое головой продолжалось, например, один день, -- ждать от трех
до четырех дней, пока не воспримешь это во всей полноте. Добросовестный
исследователь духа никогда не станет передавать того, что он воспринял
только головой то, что он воспринял только головой, но только то, что он
воспринял всем своим человеческим существом. Это имеет в выcшей степени
широкое и глубокое значение. По существующим условиям мы, собственно, можем
теперь давать нашим детям только некоторый род головного знания. Мы не даем
им такого знания, которое приемлемо для остального организма. Дело остается
при головном знании, при знании, которое так уже устроено, чтобы оно могло
усваиваться головой и чтобы впоследствии его можно было вспомнить. Правда,
люди потом не помнят предметов, о которых идет речь при обучении, и бывают
рады, когда избавляются от них после последнего экзамена. Знание, которое
может быть вполне проработано остальным организмом, оно при всяких
обстоятельствах впоследствии при воспоминании о нем, вызвало бы к себе
любовь, радость, сердечность. Вопрос о том, как устроить обучение, чтобы
впоследствии человек в течение своей жизни, когда он будет вспоминать о нем,
мог оглянуться на него с сердечностью, радостью, с известным воодушевлением,
связан с глубочайшими тайнами мистерии человечества.
В этой области предстоит огромная работа. Ибо кто знаком с относящимися
сюда вещами, знает, что все, что мы, особенно, в наше время даем детям, уже
заранее так устроено, что остальной организм этого не приемлет, что оно
впоследствии не доставляет радости. Но с этим связано то, что в наше время
люди сравнительно рано душевно старятся, ибо в этом тайна человека: когда,
например, голове 28 лет, весь остальной организм, который в своем развитии
следует за головой, достигает лишь трети или четверти этого возраста,
остальной организм придерживается в темпе три, четыре раза более медленного
(с другими соотношениями мы еще познакомимся).
Итак, если бы человек в смысле педагогики пошел навстречу этим
мистериям, он мог бы воспринять нечто такое плодотворное, что этого хватало
бы до момента смерти. Ибо если он до 25-го года воспринимал такие знания и
ему нужно было бы для переработки их в три раза больше времени, то остальной
организм мог бы их перерабатывать до 75-го года. Но для человека во всей
полноте его существа имеет всеобъемлющее значение не то знание, которое
усваивает голова, а только внутренне познавательное переживание, которое
весь человек усваивает себе всем своим существом. Но в наше время
общественная жизнь даже противится этому: она согласна воспринимать только
мудрость головы. Подумайте только, вы легко можете убедиться в значении
того, о чем я сейчас говорю: кто-нибудь мог до 15-го года своей жизни
столько воспринимать головой, что если бы он эти понятия переработал и если
бы эти понятия относились бы, например, к управлению общественными делами,
он к 45-годам был бы достаточно зрел, чтобы быть выбранным в городское
управление, в парламент, ибо сюда он должен войти, как цельный человек. И в
основе воззрения древних, еще имевших живое знание об этих вещах, лежали
подобные знания. В наше время, наоборот, все устремления направлены к тому,
чтобы по возможности понизить пределы возраста, ибо теперь каждый к 20-ти
годам также зрел, как прежде бывали к 80-ти. Но здесь должны решать не
требования диктуемые желаниями, а только правильное познание.
Итак, эти вопросы имеют важное отношение к жизни. Вся наша собственная
жизнь устроена так, что принимает в расчет только то, что люди получают
через знание головы. Несмотря на то, что в настоящее время люди собственно в
социальном общении мудро общаются только головами, это общение головами
(подумайте только: все социальное общение есть только головное общение!).
Ибо откуда происходит голова? Голова человека, (мы это уже говорили) не от
Земли. Она создана из Космоса. И головой нельзя устроить земных дел. Никто
головой не бывает национальным, никто не принадлежит головой какой-либо
части Земли. Головой мы должны решать только то, что относится ко всему
миру. Но для того, чтобы иметь возможность решать о том, что принадлежит
земле, нам необходимо в течение всей жизни срастаться с тем, что принадлежит
Земле и что нас делает гражданами Земли, а не гражданами неба. Так оно
должно быть. То, что может лежать в основе общественного суждения, должно
быть добыто из более глубоких познаний о самом человеке. И опять-таки
вспомним то, что Гете высказал, как "мысль о метаморфозе". Это имеет
глубокое значение и имеет еще более широкое применение, чем какое Гете мог в
свое время сделать из этого. Но я хочу сегодня наметить только основные
линии: эти вопросы будут еще обсуждаться.
Итак, наша голова образована из Космоса. Если мы рассмотрим это явление
духовнонаучно, то мы должны сказать, в течение всего времени между смертью и
новым рождением, мы совершаем предварительную работу для того, чтобы
образовать нашу голову (мы, ведь, в это время работаем в Космосе). Мы
работаем над нашим организмом тем, что мы преимущественно между смертью и
новым рождением работаем над нашей головой. Эта голова, в известном
отношении, гробница души, души, какова она была до рождения, или, можно
сказать, до зачатия. Тогда прекращается та деятельность, которую мы
совершаем в духовной жизни между смертью и новым рождением. И к тому, что, в
известном отношении, формируется из духовного мира, присоединяется затем то,
что связано с этим из потока наследственности. Но что же это такое, что
связано с этим из потока наследственности? Это все же нечто, что связано с
головой. Я уже раньше указывал на это: то, что есть в человеке, кроме его