Страница:
сопровождающую подсознательную мысль, которой, собственно, не имеют в
обыкновенной жизни. Человек, например, входит в какую-нибудь комнату, входит
в какое-нибудь место, но он мало думает о том: как изменяется место, когда
он входит? Иные люди иногда имеют об этом представление, но даже это
представление извне не очень распространено в наше время. Я не знаю, сколько
человек ощущают, что когда в каком-нибудь помещении находится общество, то
один человек бывает вдвое сильнее другого; один силен, другой слаб. Это есть
нечто, зависящее от невесомых обстоятельств. Вы в этом можете легко
убедиться: вот человек в обществе, он легко входит, легко выходит и
переживаешь чувство, будто здесь был ангел, который впорхнул и выпорхнул.
Иной же так сильно присутствует, что он присутствует не только на своих двух
видимых ногах, но, хотелось бы сказать, и на всяких невидимых ногах. Другие
обыкновенно очень мало замечают это, хотя это и может быть для них весьма
ощутимо, но сам по себе человек этого вовсе не замечает. Человек обычно не
ощущает того "сверхтона", который он может ощущать по отношению к изменению
в окружающем, вызванному его присутствием. Он остается в себе, не спрашивает
у окружающего, какое он вызвал в нем изменение. Но чуткость к восприятию
отклика своего бытия в окружающем можно воспитать в себе. И подумайте
только, насколько интимнее стала бы внешняя жизнь, если бы это воспитывали
более систематически, если б люди не только населили местность своим
присутствием, но чувствовали бы, что это значит, что они находятся в данном
месте, что они представляют себя в нем, что они вызывают изменения своим
присутствием в этом месте.
Это только один пример. Такие примеры можно было бы привести для
всевозможных положений в жизни. Иными словами, можно совершенно здоровым
путем -- без больших натяжек -- уплотнить жизненную атмосферу так, чтобы
почувствовать то место, которое занимаешь в жизни. Благодаря этому мы
познаем начало того, что является ощущением кармы, ощущением судьбы, ибо
если бы мы вполне ощутили го, что происходит благодаря тем или иным нашим
поступкам, благодаря нашему нахождению там или здесь, если бы мы до
известное степени постоянно имели перед собой тот образ, который мы вызываем
в окружающем нашими действиями, своим бытием, то мы имели бы перед собой
явственное чувство своей кармы, ибо карма соткана из этого сопережитого.
Теперь же я хочу указать только на то, как жизнь обогащается включением
в нее подобных интимностей, когда мы таким образом наблюдаем между строк
жизни, когда мы научаемся так смотреть на жизнь, что мы как бы обращаем наше
внимание на то, что мы существуем, если мы существуем "сознательно". Тогда
мы подобным сознанием опять-таки развиваем нечто из сферы, общей с умершими.
И если мы будем развивать подобное сознание, которое обращено к этим двум,
только что охарактеризованным мною столпами: к добросовестному прослеживанию
жизни и бережливости, а не к расточительству в мыслях. Если мы будем
развивать подобное внутреннее настроение, то мы описанным путем будем с
успехом приближаться к умершим, с успехом, необходимым для настоящего и
будущего. Если мы затем будем развивать мысли, которые мы свяжем с
совместным бытием с умершим -- но теперь уже не только в мыслях, а и в
чувствах, с совместным бытием полным интереса, если мы будем развивать мысли
о жизненных ситуациях с умершим, мысли о том, как мы с ним жили, так что
между нами звучал тон чувства, если мы свяжем с ним налги мысли не
равнодушно, но с моментами, когда нас интересовало, как он мыслил, жил,
действовал и когда его интересовало то, что мы в нем пробуждали, тогда вы
можете использовать подобные моменты, чтобы известным образом продолжать
беседу в мыслях. И если мы можем отрешиться от этой мысли так, чтобы перейти
в своего рода медитацию и эту мысль как бы принести на алтарь внутренней
духовной жизни, то наступает момент, когда мы как бы получаем от умершего
ответ, когда он может объясниться с нами. Нам достаточно только установить
мост от того, что мы развиваем по отношению к умершему, к тому, благодаря
чему он со своей стороны может снова найти доступ к нам. А этому доступу
будет особенно способствовать наше умение действительно в самой глубине души
создать образ существа умершего. Но это совершенно чуждо нашему времени, так
как люди часто проходят мимо друг друга, часто бывают соединены в самом
интимном жизненном круге и затем расходятся, не узнав друг друга. Знакомство
не должно быть основано на взаимном анализе. Кто знает, что живущий с ним
анализирует его, тот чувствует себя высеченным, если у него более тонкая
душа. Но дело не в том, чтобы анализировать друг друга. Наилучшего познания
другого человека можно достигнуть, если созвучно настроить сердце. Для этого
вовсе незачем анализировать.
Я исходил из того, что развитие отношения к так называемым умершим
особенно необходимо в наше время, так как мы живем в эпоху материализма не
по собственному произволу, не просто в силу эволюции человечества. Так как
мы не в состоянии прежде, чем пройти через врата смерти развить и выработать
все наши задатки мыслей, чувств и ощущений, так как после прохождения через
врата смерти у нас еще остается нечто, то поэтому необходимо, чтобы живые
поддерживали общение с умершими. Если бы только можно было убедить людей в
том, что жизнь неизбежно должна будет оскудеть, если забудут об умерших! А
правильную память об умерших могут развивать только те, кто был с ними
как-либо кармически связан.
Если мы стремимся к непосредственному общению с умершими, которое
принимает такую же форму, как общение с живыми (я также говорил и о том, что
все эти вещи обыкновенно потому кажутся особенно трудными, что они не
осознаются, но не все, что действительно бывает также и осознанно, и не все,
что осознанно бывает поэтому недействительно), если мы таким образом
развиваем общение с умершими, то оно и существует, тогда неразвитые в жизни
мысли умерших посылают воздействие в эту жизнь. Конечно, этим высказывается
большое требование к нашему времени: но говорить, однако, такие вещи
приходится, когда духовные факты убеждают в том, что наша социальная жизнь,
наша этическая, наша религиозная жизнь бесконечно обогатилась бы, если бы
живые спрашивали "совета" у умерших. В наше время нет склонности ждать,
чтобы человек дошел до известного возраста, для того, чтобы спрашивать его
совета. Подумайте только о том, что в наше время единственно правильным
считают, чтобы человек как можно раньше вступил в исполнение своих
гражданских и государственных обязанностей, потому что, по его мнению, он
уже в ранней юности "созрел" для всего. В те эпохи, когда обладали лучшим
знанием о существе человека, ждали, чтобы люди достигли определенного
возраста для участия в том или ином совете. И вот оказывается, что люди
должны ждать, пока другие умрут, чтобы спрашивать у них совета. И все,
именно наше время, должно было бы прислушиваться к совету умерших.
Деятельность людей будет благотворной только в том случае, когда они
указанным образом захотят прислушиваться к совету умерших.
Духовная наука требует от человека энергии. Это должно быть понято,
должно быть постигнуто. В известном направлении духовная наука требует,
чтобы человек действительно стремился к последовательности и ясности. И мы
стоим теперь перед необходимостью искать ясности среди наших
катастрофических событий, ибо это искание ясности есть самое важное. Снова
затронуты здесь вопросы, которые связаны больше, чем думают, с величайшими
требованиями нашего времени, Я уже упоминал здесь этой зимой, как за много
лет до этой мировой катастрофы я пытался указать в моих циклах лекций о
европейских народных душах на многое, что можно найти теперь в общей связи
человечества. Если вы возьмете цикл "Миссия отдельных народных душ", который
я читал в Христиании, то вы сможете понять, что разыгрывается в современных
событиях. Еще не слишком поздно и произойдет много такого, что станет вам
понятно из этого цикла, даже еще на будущие годы.
Современные взаимоотношения людей на Земле действительно проницаемы
только для того, кто умеет видеть духовные импульсы. И все более и более
приближается время, когда станет необходимым, чтобы люди поставили себе
вопрос: как, относится, например, ощущение и мышление Востока к мышлению и
ощущению Европы, особенно Средней Европы? И как последнее относится к
мышлению Запада, к мышлению Америки?
Этот вопрос должен был бы во всевозможных вариантах встать перед
человеческой душой. Уже теперь следовало бы спросить себя: как теперь
смотрит на Европу человек Востока? Человек Востока, который много смотрит на
Европу, получает от нее теперь такое ощущение, что европейская культурная
жизнь приводит к тупику, что она уже привела к пропасти. Человек Востока
испытывает в наше время такое чувство, что, принимая то, что может ему дать
Европа, он не должен утрачивать той спиритуальности, которую он принес с
собой из своей древности. Человек Востока не презирает, например,
европейских машин, но он говорит себе: "Мы согласны принять созданные
европейцами машины и орудия, но мы поставим их в амбары, а не в храмы и не в
наши домашние жилища, как это делают европейцы". Человек Востока говорит,
что европеец утратил возможность видеть дух в природе, видеть красоту в
природе. Обращая свой взор на то, что только он один может видеть, а именно,
как в поступках и созерцании европеец хочет остановиться на внешнем
механическом, на внешне чувственном (ибо это может видеть только он один),
человек Востока думает, что он призван к тому, чтобы вновь пробудить древнюю
духовность, спасти древнюю духовность для земного человечества. Человек
Востока конкретно говорящий о духовных существах -- недавно это сделал
Рабиндранат Тагор -- человек Востока говорит: "Европейцы ввели в свою
культуру те импульсы, которые могут быть введены только благодаря тому, что
они в колесницу своей культуры впрягли сатану, для движения вперед они
пользуются силой сатаны. " Человек Востока призван к тому -- думает
Рабиндранат Тагор -- чтобы выключить этого сатану и принести Европе
спиритуализм.
Это явление, мимо которого в наше время, к сожалению, слишком легко
проходят. Мы много пережили, но мы, например, многое упустили из внимания в
нашем развитии такого, что мы внесли бы в него, если б в нашем культурном
развитии действительно жила, например, духовная субстанция, как она исходит
от Гете. На это могут возразить: человек Востока может в наше время
взглянуть на Европу и может знать: в этой европейской жизни жил Гете. Он
может это знать. Видит ли он это? Можно сказать: немцы основали, например,
Общество, Общество имени Гете. И предположим, что человек Востока пожелал бы
с ним познакомиться (великий вопрос о Востоке и Западе уже пришел в
движение, в последнем счете он весь зависит от духовных импульсов), хотел бы
получить сведения об обществе имени Гете и узнать реальное положение вещей.
Тогда он сказал бы себе: Гете оказал такое сильное влияние, что даже в 80-х
годах XIX столетия явилась редкая возможность сделать Гете плодотворным для
германской культуры, так оказать, благоприятное обстоятельство, состоящее в
том, что нашелся человек, вроде Великой герцогини Веймарской Софии, которая
в 80-х годах XIX столетия взялась разобрать наследие Гете и притом так
разобрать, как это еще никогда не делалось. Но рассмотрим общество имени
Гете, как внешнее орудие. Оно также существует. Но вот несколько лет тому
назад освободился пост председателя этого общества Гете. На всем горизонте
духовной жизни нашелся только некий бывший министр финансов, которого
избрали председателем общества Гете. Это то, что видимо внешне. Эти вещи
важнее, чем, собственно, принято думать. Более необходимо, например, чтобы
пламенеющий духовностью и понимающий духовность человек Востока получил
возможность узнать, что в среднеевропейской культуре существует
антропософски ориентированная духовная наука. Но этого он не может знать.
Это не может дойти до него. Ибо это не может проникнуть сквозь то, что
существует -- конечно, не в одном только явлении, оно только симптоматично,
-- что существует благодаря тому, что председателем общества имени Гете
является бывший министр финансов и т. д. Таких примеров без конца.
Это, хотелось бы сказать, является третьим требованием: все
проникающее, связанное с действительностью мышление, мышление, не
останавливающееся на неясности, на неясных компромиссах с жизнью. Во время
моего последнего путешествия, один человек обратил мое внимание на один уже
раньше хорошо известный мне факт. Я вам приведу только краткое извлечение из
статьи.
"Кто когда-либо сидел на гимназической скамье, не забудет тех часов,
когда он "наслаждался" у Платона чтением разговоров между Сократом и его
друзьями, не забудет вследствие баснословной скуки, идущей от этих
разговоров. И он, может быть" вспомнит, что он находил разговоры Сократа
собственно очень глупыми. Но, конечно, он не смел высказать подобное мнение,
ибо все-таки человек, о котором шла речь, был, ведь, Сократ, "греческий
философ". Этой, совершенно неоправданной, чрезмерно высокой переоценке
доброго, афинянина, кладет конец книга Александра Мошковского -- "Сократ" --
идиот". Разносторонний историк Мошковский намеревается в маленькой,
интересно написанной книге не более и не менее как совершенно развенчать
Сократа, как философа. Название "Сократ -- идиот" -- понимается буквально.
Мы не ошибемся, предположив, что к книге будет присоединен научный разбор
мнений".
Первое ощущение, к которому приходит человек, познакомившись с чем-либо
подобным выразится в словах: как странно, что явился какой-то Александр
Мошковский и берется доказать, что Сократ был идиотом. Это первое, что люди
ощущают. Но зато есть ощущение компромисса, проистекающее не из ясного
всепроникающего мышления, не из противостояния истинной действительности.
С этим я хотел бы сравнить еще нечто иное. Есть теперь книги написанные
о жизни Иисуса с психиатрической: точки зрения. С точки зрения современной
психиатрии, в них исследует все то, что совершил Иисус и сравнивается со
всевозможными болезненными поступками и затем современный психиатр
доказывает из Евангелий, что Иисус должен был бы быть болезненным человеком,
эпилептиком, что все Евангелие следует вообще понимать только с точки зрения
Павла и т. д. Существуют подробные исследования по этому вопросу.
Очень просто с легкостью пройти мимо всех этих вопросов. Но все это
лежит несколько глубже. Станьте целиком на точку зрения современной
психиатрии: признайте эту точку зрения современной психиатрии, как она
признается официально, тогда, если вы задумаетесь над жизнью Иисуса, вы
должны будете придти к такому же результату, как и автор этих книг. Вы не
можете иначе мыслить, ибо иначе вы были бы неправдивы, иначе вы не были бы в
истинном смысле слова современным психиатром. И вы не являетесь в истинном
смысле современным психиатром в духе взглядов Александра Мошковского, если
не думаете, что Сократ был идиотом. И Мошковский отличается от тех, кто
также являемся приверженцами этих теорий, но не считает Сократа идиотом,
только тем, что последние неправдивы, а он правдив. Он не вдет на
компромисс, ибо нет возможности быть правдивым, стоять на точке зрения
Александра Мошковского -- и не считать Сократа идиотом. Если хотят и того и
другого, если хотят одновременно быть приверженцем современного
естественнонаучного мировоззрения, и все-таки признавать Сократа, не считая
его идиотом, нужно быть неправдивым. Точно также нужно быть неправдивым,
чтобы будучи современным психиатром, признавать жизнь Иисуса. Но современный
человек не хочет доходить до этой ясной точки зрения, ибо тогда он должен
был бы поставить вопрос совершенно иначе. Тогда он должен был бы сказать
себе: допустим, я не считаю Сократа идиотом, я лучше ознакомлюсь с ним, но
это также требует от меня отклонения мировоззрения, подобного мировоззрению
Мошковского. И я вижу в Иисусе величайшего носителя идей, который когда-либо
приходил в соприкосновение с Землей. Это требует, чтобы я отклонил
современную психиатрию, чтобы я не признавал ее.
В этом вся суть: в соответствующем действительности, ясном мышлении, не
идущем на обычные гнилые компромиссы, которые существуют в жизни, но которые
могут быть удалены из жизни только при условии действительного познания их.
Легко представить себе или легко возмутиться, признавая доказательства
Мошковского, что по его мнению Сократ -- идиот. Но правильно, что если
делать выводы из современного мировоззрения, оно со своей точки зрения видит
в Сократе идиота. Однако люди не хотят делать подобных выводов, не хотят
отклонить современное мировоззрение, ибо иначе они могли бы попасть в еще
более неприятное положение: тогда нужно было бы идти на компромиссы и, может
быть, уяснить себе, что Сократ не был идиотом. Но если тогда, может быть,
натолкнулись бы на то, что Мошковский -- идиот? Он, разумеется, не Бог весть
какой могущественный человек, но если бы это были бы более могущественные
люди, то могло бы приключиться многое гораздо худшее. Да, для того, чтобы
проникнуть в духовный мир, необходимо соответствующее действительности
мышление. С другой стороны для этого нужно ясно представить себе, как
обстоит дело. Мысли суть действительности и ложные мысли суть злые
препятствия, разрушающие действительности. Не к чему закрывать глаза на
собственную неправдивость, выражающуюся в том, что мы наряду с
мировоззрением Мошковского хотели бы признавать мировоззрение Сократа. Ибо
это ложная мысль, когда мы в своей душе устанавливаем рядом и то и другое,
как это делает современный человек. Правдивыми мы становимся только тогда,
когда мы уясняем себе, что, либо нужно стать на точку зрения чистого
естественно -- научного механизма, подобно Мошковскому и признавать тогда
Сократа идиотом: тогда, мы будем правдивы, либо мы знаем из другого
источника, что Сократ не был идиотом, тогда необходимо уяснить себе, как
сильно следует отклонить другое мировоззрение. Быть правдивым -- вот идеал,
который должна поставить перед собой душа современного человека. Ибо мысли
суть действительности. А правдивые мысли суть целебные действительности, А
ложные мысли, как бы они не были прикрыты покровом снисходительности по
отношению к собственному существу, ложные мысли, сложившиеся внутри человека
суть действительности, ведущие мир и человечество назад.
ЛЕКЦИЯ 6 СВЯЗЬ ЧЕЛОВЕКА С ДУХОВНЫМ МИРОМ
12. 03-1918 г.
Дорогие друзья! Мы пытались в связи с вопросом о человеческих душах,
которые уже прошли врата смерти, найти отношения, существующие между миром,
в котором человек живет между рождением и смертью и тем миром, в котором он
живет между смертью и новым рождением. Попытаемся рассмотреть эти отношения
с самых различных точек зрения.
Если с течением времени человечество через познание подойдет к
духовному миру, и что оно принуждено будет сделать, чтобы в ближайшее время
выполнить свое человеческое назначение -- оно убедится в том, что правильное
исчерпывающее познание мира и его отношения к людям далеко, далеко
превосходит то, что может быть исследовано с помощью физически-чувственной
науки и связанного с этой наукой рассудка. Человек знает в известном смысле
лишь очень небольшую часть действительного мира (я имею в виду: действенного
мира, в котором он сам действенно стоит), когда он опирается только на то,
что воспринимается чувствами и что может быть установлено связанным с
чувствами рассудком. В течение лекций я указывал на то, как человек может,
как бы утончить свое наблюдение, как он может распространить на многое,
существующее в жизни, но, в сущности, не замечаемое в жизни, что мы обращаем
внимание только на то, что совершается во время бодрственной жизни человека
между утром и вечером и не обращаем внимания на то, что могло бы произойти и
что не происходит оттого, что мы бываем от этого в известном смысле
удержаны. Для того, чтобы дать вам предварительные понятия об этих вещах,
которые нужно сначала больше "почувствовать", чем помыслить о них, я указал
на то, что достаточно подумать, как, например, можно задержаться перед
уходом, к которому мы готовились в какой-нибудь час дня, благодаря тому, что
кто-нибудь пришел к нам в гости: человек может быть собирался выйти в 11
часов утра, но мог выйти лишь на полчаса позже. Представьте себе, как
возможно, конечно, только возможно, что день прошел бы совершенно иначе,
если бы мы вышли в назначенный час, как в эти полчаса, на которые мы
опоздали, могло бы случиться что-нибудь другое, чего мы теперь вообще
избежали и что с нами не случилось. Подумайте, сколько таких и подобных
событий происходит с человеком в течение дня, и вы получите представление
обо всем, что только могло бы случиться. Чувством можно будет сравнить это
представление с тем, что могло бы случиться, с тем, что затем действительно
фактически произошло -- по связи между причиной и действием -- от утра до
вечера.
Для того, чтобы составить себе ясное представление об этих вещах,
хорошо будет сравнить их с подобными же вещами в природе во вне, ибо в
природе известным образом совершаются вещи, которые следует рассматривать
подобно этим. Я часто указывал, что следовала бы обратить внимание на то,
как, например, в природе постоянно в большом количестве пропадают силы
размножения. Подумайте только о том, сколько из огромного количества икры
сельдей в течение года превращается в действительных сельдей и сколько из
нее пропадает. Распространите это представление на всю жизнь. Попытайтесь
представишь себе, сколько из одаренных возможностей жизни зародышей в
кругообороте мира не достигают известного развития, сколько задерживается в
кругообороте мира из того, что не может постигнуть развития, что отсутствует
во вполне развитой, бьющей ключом жизни. Но не следует думать, что и это не
принадлежит к действительности. Это также принадлежит действительности, как
и то, что достигает должного развития, оно только не достигает известной
точки, а берет иное направление, -- точно так же, как наши собственные
явления жизни принимают иное направление, когда нас что-либо задерживает.
Только в одном случае задерживаются процессы жизни, в другом -- процессы
природы, которые будучи задержаны, продолжаются затем иным образом. Подобные
вещи можно рассматривать еще гораздо дальше.
Спросите себя, не очень ли похоже на эти два примера другое
обстоятельство, которое в виде вопроса и загадки сильно врезаются в
человеческую жизнь. Мы знаем, что нормальная продолжительность человеческой
жизни 70 -- 90 лет. Но мы также знаем, что большая часть людей умирает
гораздо раньше и мы видим из этого, что законченность жизни не достигается.
Подобно тому, как в природе на известной ступени задерживаются зародыши
семян и не достигают полного созревания, так не достигают полного созревания
и явления человеческой жизни. И опять-таки мы видим, как не достигают
полного созревания наши повседневные поступки по только что указанным
причинам. Все это может обратить наше внимание на то, что как бы "между
строк жизни" заключено много такого, чего люди не замечают и что вместо
того, чтобы перейти в те царства, где еще может сделаться чувственно
видимым, задерживается в духовных областях.
Если вы посмотрите на это не только, как на фантазию, но действительно
плодотворно обдумаете, вы найдете переход, если не к полновесному
доказательству, то все же к представлению о чем-то очень значительном. При
обычном нашем способе действия в жизни события происходят таким образом, что
мы для обыкновенных жизненных поступков взвешиваем наши действия, наши
волевые импульсы. Мы взвешиваем, что нам делать и затем выполняем то, что
решили. Но жизнь протекает не только таким образом, что мы задумываем
поступки и затем выполняем их, но она протекает так, что в жизнь входит
нечто, что нам представляется, как сумма случайностей, что нам кажется
беспорядочным, как бы случайно связанным и что мы обозначаем словом "Наша
судьба". Для материалистически мыслящего человека судьба есть то, что
соединяется из событий, которые, как он говорит -- с ним происходят изо дня
в день. Конечно, многие предчувствуют, что в этой судьбе есть известный
"план". Но от мысли о таком плане судьбы до действительного прозрения того,
что здесь происходит, дело обыкновенно не доходит, ибо в жизни не считают
значительным то, что я сейчас имею в виду. В настоящее время так называемая
психология, "психоанализ" пришла ко многому, что в настоящее время стучится
в двери человечества. Только представители этой аналитической психологии
подходят к вещам с непригодными средствами познания. Я часто в кругу наших
друзей указывал на один парадоксальный пример, постоянно приводимый теперь
психоаналитиками, потому что он у исходной точки психоанализа натолкнул
людей на то, что в жизни существует нечто "духовное", о чем, обыкновенно
обыкновенной жизни. Человек, например, входит в какую-нибудь комнату, входит
в какое-нибудь место, но он мало думает о том: как изменяется место, когда
он входит? Иные люди иногда имеют об этом представление, но даже это
представление извне не очень распространено в наше время. Я не знаю, сколько
человек ощущают, что когда в каком-нибудь помещении находится общество, то
один человек бывает вдвое сильнее другого; один силен, другой слаб. Это есть
нечто, зависящее от невесомых обстоятельств. Вы в этом можете легко
убедиться: вот человек в обществе, он легко входит, легко выходит и
переживаешь чувство, будто здесь был ангел, который впорхнул и выпорхнул.
Иной же так сильно присутствует, что он присутствует не только на своих двух
видимых ногах, но, хотелось бы сказать, и на всяких невидимых ногах. Другие
обыкновенно очень мало замечают это, хотя это и может быть для них весьма
ощутимо, но сам по себе человек этого вовсе не замечает. Человек обычно не
ощущает того "сверхтона", который он может ощущать по отношению к изменению
в окружающем, вызванному его присутствием. Он остается в себе, не спрашивает
у окружающего, какое он вызвал в нем изменение. Но чуткость к восприятию
отклика своего бытия в окружающем можно воспитать в себе. И подумайте
только, насколько интимнее стала бы внешняя жизнь, если бы это воспитывали
более систематически, если б люди не только населили местность своим
присутствием, но чувствовали бы, что это значит, что они находятся в данном
месте, что они представляют себя в нем, что они вызывают изменения своим
присутствием в этом месте.
Это только один пример. Такие примеры можно было бы привести для
всевозможных положений в жизни. Иными словами, можно совершенно здоровым
путем -- без больших натяжек -- уплотнить жизненную атмосферу так, чтобы
почувствовать то место, которое занимаешь в жизни. Благодаря этому мы
познаем начало того, что является ощущением кармы, ощущением судьбы, ибо
если бы мы вполне ощутили го, что происходит благодаря тем или иным нашим
поступкам, благодаря нашему нахождению там или здесь, если бы мы до
известное степени постоянно имели перед собой тот образ, который мы вызываем
в окружающем нашими действиями, своим бытием, то мы имели бы перед собой
явственное чувство своей кармы, ибо карма соткана из этого сопережитого.
Теперь же я хочу указать только на то, как жизнь обогащается включением
в нее подобных интимностей, когда мы таким образом наблюдаем между строк
жизни, когда мы научаемся так смотреть на жизнь, что мы как бы обращаем наше
внимание на то, что мы существуем, если мы существуем "сознательно". Тогда
мы подобным сознанием опять-таки развиваем нечто из сферы, общей с умершими.
И если мы будем развивать подобное сознание, которое обращено к этим двум,
только что охарактеризованным мною столпами: к добросовестному прослеживанию
жизни и бережливости, а не к расточительству в мыслях. Если мы будем
развивать подобное внутреннее настроение, то мы описанным путем будем с
успехом приближаться к умершим, с успехом, необходимым для настоящего и
будущего. Если мы затем будем развивать мысли, которые мы свяжем с
совместным бытием с умершим -- но теперь уже не только в мыслях, а и в
чувствах, с совместным бытием полным интереса, если мы будем развивать мысли
о жизненных ситуациях с умершим, мысли о том, как мы с ним жили, так что
между нами звучал тон чувства, если мы свяжем с ним налги мысли не
равнодушно, но с моментами, когда нас интересовало, как он мыслил, жил,
действовал и когда его интересовало то, что мы в нем пробуждали, тогда вы
можете использовать подобные моменты, чтобы известным образом продолжать
беседу в мыслях. И если мы можем отрешиться от этой мысли так, чтобы перейти
в своего рода медитацию и эту мысль как бы принести на алтарь внутренней
духовной жизни, то наступает момент, когда мы как бы получаем от умершего
ответ, когда он может объясниться с нами. Нам достаточно только установить
мост от того, что мы развиваем по отношению к умершему, к тому, благодаря
чему он со своей стороны может снова найти доступ к нам. А этому доступу
будет особенно способствовать наше умение действительно в самой глубине души
создать образ существа умершего. Но это совершенно чуждо нашему времени, так
как люди часто проходят мимо друг друга, часто бывают соединены в самом
интимном жизненном круге и затем расходятся, не узнав друг друга. Знакомство
не должно быть основано на взаимном анализе. Кто знает, что живущий с ним
анализирует его, тот чувствует себя высеченным, если у него более тонкая
душа. Но дело не в том, чтобы анализировать друг друга. Наилучшего познания
другого человека можно достигнуть, если созвучно настроить сердце. Для этого
вовсе незачем анализировать.
Я исходил из того, что развитие отношения к так называемым умершим
особенно необходимо в наше время, так как мы живем в эпоху материализма не
по собственному произволу, не просто в силу эволюции человечества. Так как
мы не в состоянии прежде, чем пройти через врата смерти развить и выработать
все наши задатки мыслей, чувств и ощущений, так как после прохождения через
врата смерти у нас еще остается нечто, то поэтому необходимо, чтобы живые
поддерживали общение с умершими. Если бы только можно было убедить людей в
том, что жизнь неизбежно должна будет оскудеть, если забудут об умерших! А
правильную память об умерших могут развивать только те, кто был с ними
как-либо кармически связан.
Если мы стремимся к непосредственному общению с умершими, которое
принимает такую же форму, как общение с живыми (я также говорил и о том, что
все эти вещи обыкновенно потому кажутся особенно трудными, что они не
осознаются, но не все, что действительно бывает также и осознанно, и не все,
что осознанно бывает поэтому недействительно), если мы таким образом
развиваем общение с умершими, то оно и существует, тогда неразвитые в жизни
мысли умерших посылают воздействие в эту жизнь. Конечно, этим высказывается
большое требование к нашему времени: но говорить, однако, такие вещи
приходится, когда духовные факты убеждают в том, что наша социальная жизнь,
наша этическая, наша религиозная жизнь бесконечно обогатилась бы, если бы
живые спрашивали "совета" у умерших. В наше время нет склонности ждать,
чтобы человек дошел до известного возраста, для того, чтобы спрашивать его
совета. Подумайте только о том, что в наше время единственно правильным
считают, чтобы человек как можно раньше вступил в исполнение своих
гражданских и государственных обязанностей, потому что, по его мнению, он
уже в ранней юности "созрел" для всего. В те эпохи, когда обладали лучшим
знанием о существе человека, ждали, чтобы люди достигли определенного
возраста для участия в том или ином совете. И вот оказывается, что люди
должны ждать, пока другие умрут, чтобы спрашивать у них совета. И все,
именно наше время, должно было бы прислушиваться к совету умерших.
Деятельность людей будет благотворной только в том случае, когда они
указанным образом захотят прислушиваться к совету умерших.
Духовная наука требует от человека энергии. Это должно быть понято,
должно быть постигнуто. В известном направлении духовная наука требует,
чтобы человек действительно стремился к последовательности и ясности. И мы
стоим теперь перед необходимостью искать ясности среди наших
катастрофических событий, ибо это искание ясности есть самое важное. Снова
затронуты здесь вопросы, которые связаны больше, чем думают, с величайшими
требованиями нашего времени, Я уже упоминал здесь этой зимой, как за много
лет до этой мировой катастрофы я пытался указать в моих циклах лекций о
европейских народных душах на многое, что можно найти теперь в общей связи
человечества. Если вы возьмете цикл "Миссия отдельных народных душ", который
я читал в Христиании, то вы сможете понять, что разыгрывается в современных
событиях. Еще не слишком поздно и произойдет много такого, что станет вам
понятно из этого цикла, даже еще на будущие годы.
Современные взаимоотношения людей на Земле действительно проницаемы
только для того, кто умеет видеть духовные импульсы. И все более и более
приближается время, когда станет необходимым, чтобы люди поставили себе
вопрос: как, относится, например, ощущение и мышление Востока к мышлению и
ощущению Европы, особенно Средней Европы? И как последнее относится к
мышлению Запада, к мышлению Америки?
Этот вопрос должен был бы во всевозможных вариантах встать перед
человеческой душой. Уже теперь следовало бы спросить себя: как теперь
смотрит на Европу человек Востока? Человек Востока, который много смотрит на
Европу, получает от нее теперь такое ощущение, что европейская культурная
жизнь приводит к тупику, что она уже привела к пропасти. Человек Востока
испытывает в наше время такое чувство, что, принимая то, что может ему дать
Европа, он не должен утрачивать той спиритуальности, которую он принес с
собой из своей древности. Человек Востока не презирает, например,
европейских машин, но он говорит себе: "Мы согласны принять созданные
европейцами машины и орудия, но мы поставим их в амбары, а не в храмы и не в
наши домашние жилища, как это делают европейцы". Человек Востока говорит,
что европеец утратил возможность видеть дух в природе, видеть красоту в
природе. Обращая свой взор на то, что только он один может видеть, а именно,
как в поступках и созерцании европеец хочет остановиться на внешнем
механическом, на внешне чувственном (ибо это может видеть только он один),
человек Востока думает, что он призван к тому, чтобы вновь пробудить древнюю
духовность, спасти древнюю духовность для земного человечества. Человек
Востока конкретно говорящий о духовных существах -- недавно это сделал
Рабиндранат Тагор -- человек Востока говорит: "Европейцы ввели в свою
культуру те импульсы, которые могут быть введены только благодаря тому, что
они в колесницу своей культуры впрягли сатану, для движения вперед они
пользуются силой сатаны. " Человек Востока призван к тому -- думает
Рабиндранат Тагор -- чтобы выключить этого сатану и принести Европе
спиритуализм.
Это явление, мимо которого в наше время, к сожалению, слишком легко
проходят. Мы много пережили, но мы, например, многое упустили из внимания в
нашем развитии такого, что мы внесли бы в него, если б в нашем культурном
развитии действительно жила, например, духовная субстанция, как она исходит
от Гете. На это могут возразить: человек Востока может в наше время
взглянуть на Европу и может знать: в этой европейской жизни жил Гете. Он
может это знать. Видит ли он это? Можно сказать: немцы основали, например,
Общество, Общество имени Гете. И предположим, что человек Востока пожелал бы
с ним познакомиться (великий вопрос о Востоке и Западе уже пришел в
движение, в последнем счете он весь зависит от духовных импульсов), хотел бы
получить сведения об обществе имени Гете и узнать реальное положение вещей.
Тогда он сказал бы себе: Гете оказал такое сильное влияние, что даже в 80-х
годах XIX столетия явилась редкая возможность сделать Гете плодотворным для
германской культуры, так оказать, благоприятное обстоятельство, состоящее в
том, что нашелся человек, вроде Великой герцогини Веймарской Софии, которая
в 80-х годах XIX столетия взялась разобрать наследие Гете и притом так
разобрать, как это еще никогда не делалось. Но рассмотрим общество имени
Гете, как внешнее орудие. Оно также существует. Но вот несколько лет тому
назад освободился пост председателя этого общества Гете. На всем горизонте
духовной жизни нашелся только некий бывший министр финансов, которого
избрали председателем общества Гете. Это то, что видимо внешне. Эти вещи
важнее, чем, собственно, принято думать. Более необходимо, например, чтобы
пламенеющий духовностью и понимающий духовность человек Востока получил
возможность узнать, что в среднеевропейской культуре существует
антропософски ориентированная духовная наука. Но этого он не может знать.
Это не может дойти до него. Ибо это не может проникнуть сквозь то, что
существует -- конечно, не в одном только явлении, оно только симптоматично,
-- что существует благодаря тому, что председателем общества имени Гете
является бывший министр финансов и т. д. Таких примеров без конца.
Это, хотелось бы сказать, является третьим требованием: все
проникающее, связанное с действительностью мышление, мышление, не
останавливающееся на неясности, на неясных компромиссах с жизнью. Во время
моего последнего путешествия, один человек обратил мое внимание на один уже
раньше хорошо известный мне факт. Я вам приведу только краткое извлечение из
статьи.
"Кто когда-либо сидел на гимназической скамье, не забудет тех часов,
когда он "наслаждался" у Платона чтением разговоров между Сократом и его
друзьями, не забудет вследствие баснословной скуки, идущей от этих
разговоров. И он, может быть" вспомнит, что он находил разговоры Сократа
собственно очень глупыми. Но, конечно, он не смел высказать подобное мнение,
ибо все-таки человек, о котором шла речь, был, ведь, Сократ, "греческий
философ". Этой, совершенно неоправданной, чрезмерно высокой переоценке
доброго, афинянина, кладет конец книга Александра Мошковского -- "Сократ" --
идиот". Разносторонний историк Мошковский намеревается в маленькой,
интересно написанной книге не более и не менее как совершенно развенчать
Сократа, как философа. Название "Сократ -- идиот" -- понимается буквально.
Мы не ошибемся, предположив, что к книге будет присоединен научный разбор
мнений".
Первое ощущение, к которому приходит человек, познакомившись с чем-либо
подобным выразится в словах: как странно, что явился какой-то Александр
Мошковский и берется доказать, что Сократ был идиотом. Это первое, что люди
ощущают. Но зато есть ощущение компромисса, проистекающее не из ясного
всепроникающего мышления, не из противостояния истинной действительности.
С этим я хотел бы сравнить еще нечто иное. Есть теперь книги написанные
о жизни Иисуса с психиатрической: точки зрения. С точки зрения современной
психиатрии, в них исследует все то, что совершил Иисус и сравнивается со
всевозможными болезненными поступками и затем современный психиатр
доказывает из Евангелий, что Иисус должен был бы быть болезненным человеком,
эпилептиком, что все Евангелие следует вообще понимать только с точки зрения
Павла и т. д. Существуют подробные исследования по этому вопросу.
Очень просто с легкостью пройти мимо всех этих вопросов. Но все это
лежит несколько глубже. Станьте целиком на точку зрения современной
психиатрии: признайте эту точку зрения современной психиатрии, как она
признается официально, тогда, если вы задумаетесь над жизнью Иисуса, вы
должны будете придти к такому же результату, как и автор этих книг. Вы не
можете иначе мыслить, ибо иначе вы были бы неправдивы, иначе вы не были бы в
истинном смысле слова современным психиатром. И вы не являетесь в истинном
смысле современным психиатром в духе взглядов Александра Мошковского, если
не думаете, что Сократ был идиотом. И Мошковский отличается от тех, кто
также являемся приверженцами этих теорий, но не считает Сократа идиотом,
только тем, что последние неправдивы, а он правдив. Он не вдет на
компромисс, ибо нет возможности быть правдивым, стоять на точке зрения
Александра Мошковского -- и не считать Сократа идиотом. Если хотят и того и
другого, если хотят одновременно быть приверженцем современного
естественнонаучного мировоззрения, и все-таки признавать Сократа, не считая
его идиотом, нужно быть неправдивым. Точно также нужно быть неправдивым,
чтобы будучи современным психиатром, признавать жизнь Иисуса. Но современный
человек не хочет доходить до этой ясной точки зрения, ибо тогда он должен
был бы поставить вопрос совершенно иначе. Тогда он должен был бы сказать
себе: допустим, я не считаю Сократа идиотом, я лучше ознакомлюсь с ним, но
это также требует от меня отклонения мировоззрения, подобного мировоззрению
Мошковского. И я вижу в Иисусе величайшего носителя идей, который когда-либо
приходил в соприкосновение с Землей. Это требует, чтобы я отклонил
современную психиатрию, чтобы я не признавал ее.
В этом вся суть: в соответствующем действительности, ясном мышлении, не
идущем на обычные гнилые компромиссы, которые существуют в жизни, но которые
могут быть удалены из жизни только при условии действительного познания их.
Легко представить себе или легко возмутиться, признавая доказательства
Мошковского, что по его мнению Сократ -- идиот. Но правильно, что если
делать выводы из современного мировоззрения, оно со своей точки зрения видит
в Сократе идиота. Однако люди не хотят делать подобных выводов, не хотят
отклонить современное мировоззрение, ибо иначе они могли бы попасть в еще
более неприятное положение: тогда нужно было бы идти на компромиссы и, может
быть, уяснить себе, что Сократ не был идиотом. Но если тогда, может быть,
натолкнулись бы на то, что Мошковский -- идиот? Он, разумеется, не Бог весть
какой могущественный человек, но если бы это были бы более могущественные
люди, то могло бы приключиться многое гораздо худшее. Да, для того, чтобы
проникнуть в духовный мир, необходимо соответствующее действительности
мышление. С другой стороны для этого нужно ясно представить себе, как
обстоит дело. Мысли суть действительности и ложные мысли суть злые
препятствия, разрушающие действительности. Не к чему закрывать глаза на
собственную неправдивость, выражающуюся в том, что мы наряду с
мировоззрением Мошковского хотели бы признавать мировоззрение Сократа. Ибо
это ложная мысль, когда мы в своей душе устанавливаем рядом и то и другое,
как это делает современный человек. Правдивыми мы становимся только тогда,
когда мы уясняем себе, что, либо нужно стать на точку зрения чистого
естественно -- научного механизма, подобно Мошковскому и признавать тогда
Сократа идиотом: тогда, мы будем правдивы, либо мы знаем из другого
источника, что Сократ не был идиотом, тогда необходимо уяснить себе, как
сильно следует отклонить другое мировоззрение. Быть правдивым -- вот идеал,
который должна поставить перед собой душа современного человека. Ибо мысли
суть действительности. А правдивые мысли суть целебные действительности, А
ложные мысли, как бы они не были прикрыты покровом снисходительности по
отношению к собственному существу, ложные мысли, сложившиеся внутри человека
суть действительности, ведущие мир и человечество назад.
ЛЕКЦИЯ 6 СВЯЗЬ ЧЕЛОВЕКА С ДУХОВНЫМ МИРОМ
12. 03-1918 г.
Дорогие друзья! Мы пытались в связи с вопросом о человеческих душах,
которые уже прошли врата смерти, найти отношения, существующие между миром,
в котором человек живет между рождением и смертью и тем миром, в котором он
живет между смертью и новым рождением. Попытаемся рассмотреть эти отношения
с самых различных точек зрения.
Если с течением времени человечество через познание подойдет к
духовному миру, и что оно принуждено будет сделать, чтобы в ближайшее время
выполнить свое человеческое назначение -- оно убедится в том, что правильное
исчерпывающее познание мира и его отношения к людям далеко, далеко
превосходит то, что может быть исследовано с помощью физически-чувственной
науки и связанного с этой наукой рассудка. Человек знает в известном смысле
лишь очень небольшую часть действительного мира (я имею в виду: действенного
мира, в котором он сам действенно стоит), когда он опирается только на то,
что воспринимается чувствами и что может быть установлено связанным с
чувствами рассудком. В течение лекций я указывал на то, как человек может,
как бы утончить свое наблюдение, как он может распространить на многое,
существующее в жизни, но, в сущности, не замечаемое в жизни, что мы обращаем
внимание только на то, что совершается во время бодрственной жизни человека
между утром и вечером и не обращаем внимания на то, что могло бы произойти и
что не происходит оттого, что мы бываем от этого в известном смысле
удержаны. Для того, чтобы дать вам предварительные понятия об этих вещах,
которые нужно сначала больше "почувствовать", чем помыслить о них, я указал
на то, что достаточно подумать, как, например, можно задержаться перед
уходом, к которому мы готовились в какой-нибудь час дня, благодаря тому, что
кто-нибудь пришел к нам в гости: человек может быть собирался выйти в 11
часов утра, но мог выйти лишь на полчаса позже. Представьте себе, как
возможно, конечно, только возможно, что день прошел бы совершенно иначе,
если бы мы вышли в назначенный час, как в эти полчаса, на которые мы
опоздали, могло бы случиться что-нибудь другое, чего мы теперь вообще
избежали и что с нами не случилось. Подумайте, сколько таких и подобных
событий происходит с человеком в течение дня, и вы получите представление
обо всем, что только могло бы случиться. Чувством можно будет сравнить это
представление с тем, что могло бы случиться, с тем, что затем действительно
фактически произошло -- по связи между причиной и действием -- от утра до
вечера.
Для того, чтобы составить себе ясное представление об этих вещах,
хорошо будет сравнить их с подобными же вещами в природе во вне, ибо в
природе известным образом совершаются вещи, которые следует рассматривать
подобно этим. Я часто указывал, что следовала бы обратить внимание на то,
как, например, в природе постоянно в большом количестве пропадают силы
размножения. Подумайте только о том, сколько из огромного количества икры
сельдей в течение года превращается в действительных сельдей и сколько из
нее пропадает. Распространите это представление на всю жизнь. Попытайтесь
представишь себе, сколько из одаренных возможностей жизни зародышей в
кругообороте мира не достигают известного развития, сколько задерживается в
кругообороте мира из того, что не может постигнуть развития, что отсутствует
во вполне развитой, бьющей ключом жизни. Но не следует думать, что и это не
принадлежит к действительности. Это также принадлежит действительности, как
и то, что достигает должного развития, оно только не достигает известной
точки, а берет иное направление, -- точно так же, как наши собственные
явления жизни принимают иное направление, когда нас что-либо задерживает.
Только в одном случае задерживаются процессы жизни, в другом -- процессы
природы, которые будучи задержаны, продолжаются затем иным образом. Подобные
вещи можно рассматривать еще гораздо дальше.
Спросите себя, не очень ли похоже на эти два примера другое
обстоятельство, которое в виде вопроса и загадки сильно врезаются в
человеческую жизнь. Мы знаем, что нормальная продолжительность человеческой
жизни 70 -- 90 лет. Но мы также знаем, что большая часть людей умирает
гораздо раньше и мы видим из этого, что законченность жизни не достигается.
Подобно тому, как в природе на известной ступени задерживаются зародыши
семян и не достигают полного созревания, так не достигают полного созревания
и явления человеческой жизни. И опять-таки мы видим, как не достигают
полного созревания наши повседневные поступки по только что указанным
причинам. Все это может обратить наше внимание на то, что как бы "между
строк жизни" заключено много такого, чего люди не замечают и что вместо
того, чтобы перейти в те царства, где еще может сделаться чувственно
видимым, задерживается в духовных областях.
Если вы посмотрите на это не только, как на фантазию, но действительно
плодотворно обдумаете, вы найдете переход, если не к полновесному
доказательству, то все же к представлению о чем-то очень значительном. При
обычном нашем способе действия в жизни события происходят таким образом, что
мы для обыкновенных жизненных поступков взвешиваем наши действия, наши
волевые импульсы. Мы взвешиваем, что нам делать и затем выполняем то, что
решили. Но жизнь протекает не только таким образом, что мы задумываем
поступки и затем выполняем их, но она протекает так, что в жизнь входит
нечто, что нам представляется, как сумма случайностей, что нам кажется
беспорядочным, как бы случайно связанным и что мы обозначаем словом "Наша
судьба". Для материалистически мыслящего человека судьба есть то, что
соединяется из событий, которые, как он говорит -- с ним происходят изо дня
в день. Конечно, многие предчувствуют, что в этой судьбе есть известный
"план". Но от мысли о таком плане судьбы до действительного прозрения того,
что здесь происходит, дело обыкновенно не доходит, ибо в жизни не считают
значительным то, что я сейчас имею в виду. В настоящее время так называемая
психология, "психоанализ" пришла ко многому, что в настоящее время стучится
в двери человечества. Только представители этой аналитической психологии
подходят к вещам с непригодными средствами познания. Я часто в кругу наших
друзей указывал на один парадоксальный пример, постоянно приводимый теперь
психоаналитиками, потому что он у исходной точки психоанализа натолкнул
людей на то, что в жизни существует нечто "духовное", о чем, обыкновенно