Страница:
---------------------------------------------------------------
D. W. SCHULTZ "MY LIFE AS AN INDIAN"
Boston and New-York, 1906
Перевод с английского В.К. Житомирского
Государственное издательство географической литературы: М., 1962
OCR, Spellcheck: Max Levenkov, sackett@mail.ru, 13 Oct 2001
---------------------------------------------------------------
Вы не найдете имени Джеймса Уилларда Шульца в Американской Энциклопедии.
Лишь в самых подробных биографических справочниках о нем сказано несколько
слов. А ведь Шульц автор 40 романов и повестей, посвященных индейцам,
Художественных произведений, непревзойденных по своей правдивости и знанию
индейской жизни. Заговор молчания вокруг имени Д. Шульца в американском
литературоведении не случаен. Его книги - яркий обличительный документ
против американского капитализма, обрекшего на гибель или нищенское
существование коренных жителей Америки - индейцев.
Шульц родился в небольшом городке Бунвилл в штате Нью-Йорк 26 августа
1859 года. Родители его занимались торговлей и были очень набожными людьми.
Жизнь в городке текла настолько размеренно и однообразно, что даже похороны
считались событием и чуть ли не главным развлечением горожан.
Мальчика с детства угнетала серая рутина жизни провинциального городка,
фанатичная религиозная нетерпимость его обывателей. Его тянуло на лоно
природы, и все свободное время он проводил в большом лесу к северу от
Бунвилла. Он зачитывался книгами о путешествиях на Дальний американский
Запад, тогда еще дикий и мало заселенный. К западу от Миссури простирались
обширные покрытые высокой травой степи-прерии. Здесь бродили миллионы
бизонов.
До середины XVI века в прериях было мало индейцев. Те племена, которые
позднее заселили прерии, жили в основном восточнее и севернее в лесных
районах, а также на западе в предгорьях Скалистых гор.
Лишь когда индейцы научились использовать лошадь, привезенную в Америку
европейцами, началось заселение прерий и сформировалась культура конных
охотников на бизона. Охота на бизона была главным занятием почти у всех
индейцев, она давала и пищу, и одежду, и шкуры для покрытия жилищ-типи, лишь
несколько племен (канза, хидатса, мандан), жившие в восточной части прерии в
бассейнах Миссури и Миссисипи занимались в равной мере охотой и земледелием.
Летом все племя охотилось вместе. Охоту организовывала существовавшая у
индейцев прерий своего рода племенная милиция; ее члены назывались акацита.
Они посылали специальных разведчиков, чтобы установить, где находятся стада
бизонов. Затем в палатке племенного совета они вместе с вождями и
старейшинами обсуждали план предстоящей охоты. Верховые охотники окружали
стадо и по сигналу акацита начинали бить животных из луков. Индеец,
дерзнувший отправиться за бизонами в одиночку и спугнувший стадо, сурово
наказывался.
Зимой племя распадалось на несколько небольших отдельно кочующих
охотничьих групп.
Для успешной охоты на бизонов необходимы были лошади. Они покупались в
восточных штатах Америки или захватывались в военных набегах. Среди индейцев
прерий появилось имущественное расслоение, деление на богатых и бедных.
Желание обзавестись лошадьми приводило к усилению межплеменных войн,
искусственно разжигавшихся белыми, стремившимися ослабить индейцев и
облегчить таким образом колонизацию их земель.
В XIX веке шла интенсивная колонизация Дальнего Запада поселенцами из
восточных штатов. С 1830-х годов в прерии устремились толпы белых охотников,
так как американские торговые компании стали закупать в больших количествах
шкуры бизонов. Началось хищническое истребление бизоньих стад. При этом
белые охотники брали лишь шкуры животных, а мясо оставляли гнить в степи.
Только в 1846 г. меховые фактории на реках Арканзас и Канада скупили 100
тысяч бизоньих шкур.
В то же время белые торговцы побуждали и самих индейцев все в больших
масштабах вести охоту на бизонов. Торговцы спаивали индейцев и за бесценок
скупали у них шкуры. Миссионер отец Сколлен писал в 1876 г. губернатору
канадской провинции Манитоба "...сотни бедных индейцев пали жертвами жажды
белого человека к деньгам, одни отравленные, другие замерзшие в состоянии
опьянения, третьи пораженные пулями Соединенных Штатов". [A. Вegg. History
of the Northwest, Toronto, 1894, v. II, p. 128.] Истребление бизонов
всячески поощрялось правительством Соединенных Штатов, стремившимся лишить
индейцев средств к существованию, и тем самым сделать их экономически
зависимыми.
Одновременно заключались грабительские договоры о продаже земли, и,
опираясь на них, правительство США захватывало индейские территории. Деньги,
которые должны были получить за это индейцы, поступали в фонд
правительственного учреждения, так называемого "Управления по делам
индейцев". В счет этого фонда оно выдавало своим подопечным скудные
продовольственные пайки, одеяла и некоторые другие предметы первой
необходимости. Большую часть денег за земли, купленные еще в прошлом веке,
правительство США не выплатило и по сей день. Только индейцам Калифорнии оно
должно пять миллионов долларов.
К 1880-м годам индейцы лишились значительной части своих земель и были
оттеснены в резервации - своего рода заповедники для людей.
Именно в это критическое, переломное в судьбе индейцев прерий время и
приехал к ним Шульц. Это было в 1878 году, когда Шульцу шел двадцатый год.
Жизнь в прериях покорила юношу. "Никогда я не видел более прекрасной страны,
чем эти обширные солнечные прерии и величественные горы", - писал он
впоследствии. Шульц решает поселиться среди индейцев, известных под именем
черноногих. Они входили в союз племен, объединяющих блад, или каина,
собственно черноногих, или сиксиков и пикуни.
Вскоре Шульц женился на индейской девушке Мут-си-ах-во-тан-акки [В
повести Шульца "Моя жизнь среди индейцев" она введена под именем Нэтаки] и
до самой ее смерти в 1903 году жил вместе с черноногими в их резервации в
провинции Альберта в Канаде.
Шульц стремился как можно лучше узнать жизнь индейцев. Он в совершенстве
овладел языком черноногих и много времени проводил со стариками, слушая их
рассказы о прежней вольной жизни, записывая предания и легенды. И чем больше
Шульц узнавал индейцев, тем большей симпатией он проникался к ним, тем более
суровые слова осуждения находил он для варварства белых колонизаторов.
И когда Шульц после смерти своей жены покинул резервацию, он решил
рассказать правду об индейцах, правду, тщательно замалчивавшуюся
большинством американских литераторов, изображавших коренных жителей Америки
кровожадными дикарями. Даже в произведениях таких выдающихся писателей как
Майн Рид и Фенимор Купер, в общем, относившихся с симпатией к индейцам, мы
не найдем по-настоящему правдивого их изображения. И для Майн Рида и для
Фенимора Купера индейцы все-таки дикари, иногда добрые и благородные, иногда
злые и коварные, но в любом случае дикари, существа другой породы, чем белые
герои их романов. И дело здесь не только в том, что над этими писателями
тяготели традиционные представления буржуазного общества о "свирепых
команчах", но и в том, что никто из них не знал сколько-нибудь глубоко
будничную жизнь индейцев. Лишь Шульц сумел проникнуть в душу и сердце этих
людей, узнать их так, как если бы он по рождению был одним из них. И поэтому
он смог сказать об индейцах так, как никто другой в американской литературе,
так, как сказали бы о себе сами индейцы.
Начиная с 1906 года один за другим появляются романы и повести Шульца:
"Моя жизнь среди индейцев", "С индейцами в Скалистых горах", "Синопа -
маленький индеец", "Глашатай бизонов", "Ошибка Одинокого Бизона", "Ловец
орлов", "Сын племени навахов", "Кража шкуры белого бизона", "Большое
знахарство Короткого Лука" и многие другие. Некоторые из этих произведений
были переведены на русский язык еще 30 лет назад, но уже перед войной стали
библиографической редкостью и частично были переизданы только в последние
годы, большая же часть творческого наследия Шульца остается пока
непереведенной.
Д. Шульц не выдумывал сюжетов своих произведений, все его книги
рассказывают о событиях, действительно имевших место в недалеком прошлом или
описанных в индейских легендах. Автор рассказывает о том, что он слышал от
стариков или видел сам. Герои всех его книг индейцы - такие, как они есть,
не романтически приподнятые дети природы и не кровожадные злодеи, а просто
люди, которые радуются и страдают, люди со всеми их достоинствами и
недостатками. И поэтому произведения Шульца образуют настоящую эпопею жизни
индейцев прерий, дают одновременно художественно яркую и научно достоверную
картину, изображающую индейские племена в последний период их независимости
перед поселением в резервациях, а также начало жизни в peзервациях. Книга
Шульца "Моя жизнь среди индейцев", впервые издаваемая на русском языке, по
форме изложения отличается от его остальных произведений. Обычно в своих
произведениях сам Шульц или совсем не фигурирует или выступает в роли
слушателя. В "Моей жизни среди индейцев" автор и его жена Нэтаки - главные
герои. Как видно из названия книги, она написана в форме автобиографической
повести. Но фактически это не совсем так. Большая часть книги посвящена
рассказу о жизни черноногих до их поселения в резервациях. Автор пишет о
черноногих так, как если бы он приехал к ним в 1865 году или даже еще
раньше, а не 1878 году, как это было в действительности. Шульц не мог быть
очевидцем многих событий, происшедших задолго его приезда в прерии. Он
пишет, что осенью 1870 года вместе с торговцем Ягодой построил форт
Стенд-Оф. В действительности же Шульцу было в это время 11 лет и он жил со
своими родителями далеко на востоке США. Не мог видеть Шульц и бесчисленные
стада бизонов, об охоте на которых он рассказывает так ярко и красочно, ибо
к 1878 году почти все бизоны были истреблены. Не участвовал Шульц, очевидно,
и в военных набегах черноногих на другие племена, хотя описывает он такие
набеги как очевидец.
Форма автобиографической повести для Шульца - литературный прием,
позволивший живо и образно рассказать о жизни индейцев прерий в 1860-1870
годах. А главное, сделав самого себя действующим лицом, автор получил
возможность непосредственно выражать свои мысли, во весь голос сказать о
своей симпатии и сочувствии к индейцам и осудить хищничество колонизаторов.
"Я так же, как и индейцы, считаю, - пишет Шульц, - что белый человек -
ужасный разрушитель. Он превращает покрытые травой прерии в бурые пустыни;
леса исчезают перед ним и только почерневшие пни указывают, где некогда
находился их зеленый прелестный приют. Да что, он даже иссушает реки и
срывает горы. А с ним приходят преступление, голод и нужда, каких до него
никогда не знали. Выгодно ли это? Справедливо ли, что множество людей должно
расплачиваться за жадность немногочисленных пришельцев".
Шульц здесь правильно характеризует хищническое отношение колонизаторов к
природе и к людям. Но он не понимает, что дело не в белом человеке и его
цивилизации вообще, а в капиталистической системе хозяйства, которая не
вечна. Поэтому взор Шульца обращен не вперед, а назад. Вспоминая жизнь
индейцев до прихода колонизаторов, он пишет: "Увы, увы! Почему эта простая
жизнь не могла продолжаться и дальше. Зачем железные дороги и мириады
переселенцев наводнили эту чудесную страну и отняли у ее владельцев все,
ради чего стоит жить? Они не знали ни забот, ни голода, не нуждались ни в
чем. Из своего окна я слышу шум большого города и вижу бегущие мимо
торопливые толпы. Сегодня резкая холодная погода, но большинство прохожих, и
женщин и мужчин, легко одеты, лица у них худые, а в глазах светятся грустные
мысли. У многих из них нет теплого крова для защиты от бури, многие не
знают, где добыть пищу, хотя они рады были бы изо всех сил работать за
пропитание. Они "прикованы к тачке" и нет у них другой возможности
освободиться, кроме смерти. И это называется Цивилизация! Я считаю, что она
не дает ни удовлетворения, ни счастья. Только индейцы, жители прерий, в те
далекие времена, о которых я пишу, знали полное довольство и счастье, а ведь
в этом, как нам говорят, главная цель человека - быть свободным от нужды,
беспокойства и забот. Цивилизация никогда не даст этого, разве что очень,
очень немногим".
Так, непонимание законов общественного развития приводит Шульца к
отрицанию цивилизации, к реакционной к утопической идее, "назад к природе, к
предкам". Узость взглядов, оторванность от пролетариата и прогрессивной
интеллигенции больших городов лишили Шульца возможности понять
поступательный характер исторического процесса. Зло и несправедливости
капиталистической цивилизации для автора неотделимы от цивилизации вообще, и
он зовет к примитивной полупервобытной жизни, к отказу от культурных
ценностей, созданных человечеством за много тысяч лет.
Шульц не видит будущего для индейцев и, в частности для черноногих. Он
считает, что они обречены на неизбежное вымирание, и Шульц, всем своим
творчеством протестуя против этого, все же не борется активно за права
индейцев.
Шульц не смог понять социальной и политической природы угнетения индейцев
в капиталистической Америке. Не видя выхода из создавшегося положения, он
пытается спрятаться от трагедии народа, среди которого жил, за пологом своей
палатки, укрыться в мирке личного счастья. В одном месте книги он пишет о
себе и Нэтаки: "мы были молоды, любили друг друга; какое нам было дело до
всего остального".
Взаимоотношения белых и индейцев, часто недружественные, Шульц наивно
объясняет личными качествами того или иного человека. В действительности
дело обстояло сложнее: в конце XIX века правительство США стремилось
изолировать индейцев от белых, всячески препятствовало их сближению, всей
своей колониалистской политикой порождало взаимную вражду. Индейцы, хотя и с
интересом относились к культуре белых, но часто они не отделяли ее от того
зла, которое щедро сеял американский капитализм. Именно поэтому среди
индейцев в конце XIX начале XX века было широко распространено движение,
звавшее к отказу от всего, что принесли с собой белые.
Шульц, живя среди индейцев, занимался торговлей. Правда, она была для
него побочным, второстепенным занятием, но все же он не раз на протяжении
своего повествования пытается оправдать обман индейцев и другие
злоупотребления своих собратьев-купцов.
Следует сказать, что в какой-то мере Шульц приобщился и к примитивной
племенной идеологии. Он нередко несправедливо отзывается о племенах,
враждовавших с черноногими. И все-таки, несмотря на общественно-политическую
ограниченность и непоследовательность Шульца, его книга "Моя жизнь среди
индейцев" звучит суровым приговором капиталистической цивилизации, гимном в
защиту индейцев.
Несколько слов о современном положении индейцев черноногих. Живут они
сейчас в трех маленьких резервациях на юге провинции Альберта в Канаде. В
одной резервации обитают собственно черноногие, или сиксики (1250 человек),
в другой каина, или блад (2000 человек), в третьей пикуни (730 человек). Все
они занимаются земледелием, скотоводством, а также батрачат у белых
фермеров. Подавляющая масса черноногих, как и другие индейцы Канады и США,
живет очень бедно. Немногих зажиточных индейцев канадская администрация тем
или иным способом проводит в вожди племени. Рядовые члены племени относятся
враждебно к этим назначенным сверху вождям и называют их "вождями белых"
[L.М. Нandts and J.R. Handts. Tribe under trust, Toronto, 1950, p.125].
В последние годы в резервации черноногих создалась группа прогрессивной
молодежи, борющаяся против подкупленных администрацией вождей и выступающая
в защиту интересов рядовых индейцев. Это свидетельство роста политического
самосознания индейцев и залог их будущих успехов в борьбе за свои права.
Книга Джеймса Шульца, рисующая героическое прошлое индейцев, их
ограбление и порабощение колонизаторами, сохраняет свою актуальность и в
наши дни. Советского читателя эта правдивая и увлекательная книга познакомит
с недавним прошлым индейцев прерий - одной из крупных групп американских
индейцев.
Л. Файнберг
Нэтаки - индианка из племени черноногих, ставшая женой автора книги;
веселая женщина с мягким характером, вокруг которой строится вся повесть.
Лучшее из действующих лиц.
Женщина Кроу - женщина из племени арикара, некогда взятая в плен
индейцами кроу, а затем отбитая у них племенем блад.
Миссис Берри - женщина из племени манданов, жена одного белого,
торговавшего в давние времена с индейцами, мать Ягоды и подруга Женщины
Кроу; хорошо знает старинные сказания своего племени.
Диана - индианка-сирота, воспитанная Эштоном. Благородная женщина; ее
постигает трагическая гибель.
Автор книги - двадцати лет от роду уезжает на запад на территории Монтаны
в поисках приключений и из любви к первобытному образу жизни. Он находит и
то и другое среди пикуни - черноногих. Он женится на девушке из этого
племени и живет с индейцами много лет, ходит с ними на охоту и на войну,
участвует в их религиозных обрядах и как муж индианки ведет вообще индейский
образ жизни.
Ягода - торговец, имеющий дела с индейцами, сам полуиндеец. Родился в
верховьях Миссури. Говорит на полудюжине индейских языков, хорошо знает
индейские лагеря. Искусно пользуется всеми приемами, применяемыми в торговле
с индейцами.
Гнедой Конь - белый траппер и торговец, женат на индианке.
Эштон - молодой белый из восточных штатов; он хранит какую-то грустную
тайну, но в конце концов обретает покой.
Просыпающийся Волк - один из старых служащих Компании Гудзонова залива,
типичный траппер, торговец и переводчик раннего романтического периода
пушной торговли.
Мощная Грудь - черноногий, начальник военных отрядов, вождь походов,
обладатель магической трубки.
Скунс - черноногий, шурин Гнедого Коня; автор книги помогает Скунсу
похитить невесту.
Говорит с Бизоном,
Хорьковый Хвост - черноногие, близкие друзья и товарищи по охоте и
военным приключениям автора книги.
ФОРТ-БЕНТОН
Широко раскинувшиеся побуревшие прерии; далекие крутые холмы с плоским
верхом; за ними огромные горы с синими склонами и острыми вершинами,
покрытыми снеговыми шапками; запах полыни и дыма костров лагеря; гром
десятков тысяч копыт бизонов, бегущих по твердой сухой земле; протяжный
тоскливый вой волков в ночной тишине, - как я любил все это!
Я, увядший, пожелтевший лист, сухой и сморщенный, готовый упасть и
присоединиться к миллионам предшественников. Вот я сижу ни на что негодный,
зимой у камина, в теплые дни на веранде; я могу только переживать в памяти
волнующие годы, проведенные на границе [Имеется в виду граница США и
Канады]. Мысли мои все возвращаются к прошлому, к тому времени, когда
железные дороги и доставленные ими толпы переселенцев еще не стерли с лица
земли всех нас, - и индейцев, и пограничных жителей, и бизонов.
Любовь к вольной жизни в лесу и поле, к приключениям у меня в крови от
рождения; должно быть, я унаследовал ее от какого-то далекого предка, потому
что все мои близкие - верующие люди трезвых взглядов. Как я ненавидел все
удовольствия и условности так называемого цивилизованного общества! С ранней
юности я чувствовал себя счастливым только в большом лесу, лежавшем к северу
от нашего дома, там, где не слышно ни звона церковных колоколов, ни
школьного колокольчика, ни паровозных свистков, Я попадал в этот огромный
старый лес лишь ненадолго, во время летних и зимних каникул. Но настал день,
когда я мог отправиться куда и когда захочу, и однажды теплым апрельским
утром я отплыл из Сент-Луиса на пароходе вверх по реке Миссури, направляясь
на Дальний Запад.
Дальний Запад! Страна моей мечты и моих надежд! Я прочел и не раз перечел
"Дневник" Льюиса и Кларка, "Восемь лет" Кэтлина, "Орегонскую тропу", книгу
об экспедициям Фримонта. [Мериуэзер Льюис (1774-1809) - солдат пограничной
милиции, сосед и друг Джефферсона. Избранный в президенты Джефферсон сделал
Льюиса своим секретарем. Вместе с Вильямом Кларком (1770-1838) Лью
организовал на государственные средства экспедицию (1803-1806), прошедшую
вверх по Миссури, через Скалистые горы и вниз по реке Колумбии к Тихому
океану. Написал историю этой экспедиции, богатой приключениями,
столкновениями с индейцами и т.п. Джордж Кэтлин (1796-1872) - художник и
этнограф, проживший много лет среди индейцев Дальнего Запада и Флориды,
написал свыше 600 портретов индейцев и несколько книг. Джон Чарльз Фримонт
(1813-1890) - военный топограф, крупный исследователь Дальнего Запада. В
1842 г. прошел по Орегонской тропе и пересек Скалистые горы. Принимал
участие в завоевании Калифорнии. Автор многих книг ("Экспедиция в Скалистые
горы", "Записки о Верхней Калифорнии" и др.). - Прим. перев.] Наконец-то я
увижу страну и племена, о которых рассказывали эти книги. Наш крепкий
плоскодонный, мелкосидящий пароход с кормовым колесом каждый вечер, когда
темнело, пришвартовывался к берегу и снова отправлялся в путь утром, когда
рассветало. Благодаря этому я видел все берега Миссури, фут за футом, на
протяжении 2600 миль, от впадения ее в Миссисипи и до места нашего
назначения, Форт-Бентона, откуда начинается навигация по реке.
Я видел красивые рощи и зеленые склоны холмов в нижнем течении, мрачные
"бедленды" ["Дурные земли". Сильно расчлененные и запутанные формы рельефа;
образуются в результате интенсивной разрушительной работы поверхностных вод
(особенно весенних).] выше по течению и живописные скалы и обрывы из
песчаника, изрезанные ветрами и ливнями, придавшими камню всевозможные
фантастические формы, типичные для берегов судоходного верхнего течения
реки, Я увидел также лагеря индейских племен на берегах реки и такое
количество диких животных, какого и не мог себе представить. Часто наш
пароход задерживали большие стада бизонов, переплывающие реку. Бесчисленные
вапити [Вапити - крупный американский олень (Cervus Canadensis).] и олени
бродили в рощах на склонах речной долины. На открытых низинах у реки паслись
небольшие стада антилоп и чуть ли не на каждом холме и скале в верхнем
течении реки можно было видеть горных баранов. Мы видели много
медведей-гризли, волков и койотов, а вечерами, когда стихал шум на пароходе,
у самого борта играли и плескались бобры.
Но больше всего меня поражало огромное количество бизонов. По всей Дакоте
и Монтане до самого Форт-Бентона на холмах, в долинах у рек, на воде можно
было изо дня в день видеть бизонов. Сотни утонувших бизонов, распухших,
валялись на отмелях, выброшенные течением, или плыли мимо нас по реке. Я
думаю, что коварная река со своими плывунами, зимой покрытая льдом
неравномерной толщины, причиняла стадам не меньший урон, чем живущие по
берегам индейские племена. Наш пароход часто проплывал мимо несчастных
животных, сгрудившихся иногда по десятку и больше, под крутым обрывом, на
который они тщетно пытались взобраться; они стояли, медленно, но верно
погружаясь в вязкую черную грязь или плывуны, пока наконец мутное течение не
покрывало целиком их бездыханные тела. Естественно думать, что животные,
переплывающие реку, оказавшись под высоким обрывистым берегом, должны
повернуть обратно и плыть вниз по течению, пока не найдут хорошего места,
чтобы выйти на берег. Но как раз этого бизоны во многих случаях не делали.
Решив плыть к какой-либо точке, они направлялись к ней по прямой. Судя по
тем бизонам, которых мы видели мертвыми или издыхающими под береговыми
обрывами, животные как будто предпочитали скорее умереть, чем направиться к
цели обходным путем.
Когда мы достигли страны бизонов, стало попадаться много мест, оставляя
которые я испытывал сожаление. Мне хотелось сойти с парохода и исследовать
эти места. Но капитан говорил мне: не торопитесь, езжайте до конца, до
Форт-Бентона; это то, что вам нужно, там вы познакомитесь с торговцами и
трапперами всего Северо-Запада, с людьми, на которых можно положиться, с
которыми можно путешествовать относительно безопасно. Боже мой, да если бы я
вас здесь высадил? По всей вероятности, не прошло бы и двух дней, как с вас
бы сняли скальп. В этих оврагах и рощах скрываются рыщущие повсюду военные
отряды индейцев. Ну, конечно, вы их не видите, но они тут.
Мне, глупому, наивному "новичку", никак не верилось, что я могу
пострадать от рук индейцев, когда я так хорошо к ним отношусь, хочу жить с
ними, усвоить их обычаи, стать их другом.
Наш пароход в Форт-Бентон этой весной пришел первым. Задолго до того, как
мы увидели форт, жители заметили дым судна и приготовились к встрече. Когда
мы обогнули речную излучину и приблизились к набережной, загремели пушки и
взвились флаги. Все население форта приветствовало нас на берегу. Впереди
толпы стояли два торговца, не так давно купившие здесь дело Американской
пушной компании, вместе с фортом и всем имуществом. Они были одеты в синие
костюмы из тонкого сукна; длиннополые сюртуки со стоячими воротниками были
усеяны блестящими медными пуговицами; на белых рубашках с воротничками
чернели галстуки; длинные, гладко причесанные волосы спускались на плечи.
Рядом с торговцами стояли их служащие - клерки, портной, плотник - в
D. W. SCHULTZ "MY LIFE AS AN INDIAN"
Boston and New-York, 1906
Перевод с английского В.К. Житомирского
Государственное издательство географической литературы: М., 1962
OCR, Spellcheck: Max Levenkov, sackett@mail.ru, 13 Oct 2001
---------------------------------------------------------------
Вы не найдете имени Джеймса Уилларда Шульца в Американской Энциклопедии.
Лишь в самых подробных биографических справочниках о нем сказано несколько
слов. А ведь Шульц автор 40 романов и повестей, посвященных индейцам,
Художественных произведений, непревзойденных по своей правдивости и знанию
индейской жизни. Заговор молчания вокруг имени Д. Шульца в американском
литературоведении не случаен. Его книги - яркий обличительный документ
против американского капитализма, обрекшего на гибель или нищенское
существование коренных жителей Америки - индейцев.
Шульц родился в небольшом городке Бунвилл в штате Нью-Йорк 26 августа
1859 года. Родители его занимались торговлей и были очень набожными людьми.
Жизнь в городке текла настолько размеренно и однообразно, что даже похороны
считались событием и чуть ли не главным развлечением горожан.
Мальчика с детства угнетала серая рутина жизни провинциального городка,
фанатичная религиозная нетерпимость его обывателей. Его тянуло на лоно
природы, и все свободное время он проводил в большом лесу к северу от
Бунвилла. Он зачитывался книгами о путешествиях на Дальний американский
Запад, тогда еще дикий и мало заселенный. К западу от Миссури простирались
обширные покрытые высокой травой степи-прерии. Здесь бродили миллионы
бизонов.
До середины XVI века в прериях было мало индейцев. Те племена, которые
позднее заселили прерии, жили в основном восточнее и севернее в лесных
районах, а также на западе в предгорьях Скалистых гор.
Лишь когда индейцы научились использовать лошадь, привезенную в Америку
европейцами, началось заселение прерий и сформировалась культура конных
охотников на бизона. Охота на бизона была главным занятием почти у всех
индейцев, она давала и пищу, и одежду, и шкуры для покрытия жилищ-типи, лишь
несколько племен (канза, хидатса, мандан), жившие в восточной части прерии в
бассейнах Миссури и Миссисипи занимались в равной мере охотой и земледелием.
Летом все племя охотилось вместе. Охоту организовывала существовавшая у
индейцев прерий своего рода племенная милиция; ее члены назывались акацита.
Они посылали специальных разведчиков, чтобы установить, где находятся стада
бизонов. Затем в палатке племенного совета они вместе с вождями и
старейшинами обсуждали план предстоящей охоты. Верховые охотники окружали
стадо и по сигналу акацита начинали бить животных из луков. Индеец,
дерзнувший отправиться за бизонами в одиночку и спугнувший стадо, сурово
наказывался.
Зимой племя распадалось на несколько небольших отдельно кочующих
охотничьих групп.
Для успешной охоты на бизонов необходимы были лошади. Они покупались в
восточных штатах Америки или захватывались в военных набегах. Среди индейцев
прерий появилось имущественное расслоение, деление на богатых и бедных.
Желание обзавестись лошадьми приводило к усилению межплеменных войн,
искусственно разжигавшихся белыми, стремившимися ослабить индейцев и
облегчить таким образом колонизацию их земель.
В XIX веке шла интенсивная колонизация Дальнего Запада поселенцами из
восточных штатов. С 1830-х годов в прерии устремились толпы белых охотников,
так как американские торговые компании стали закупать в больших количествах
шкуры бизонов. Началось хищническое истребление бизоньих стад. При этом
белые охотники брали лишь шкуры животных, а мясо оставляли гнить в степи.
Только в 1846 г. меховые фактории на реках Арканзас и Канада скупили 100
тысяч бизоньих шкур.
В то же время белые торговцы побуждали и самих индейцев все в больших
масштабах вести охоту на бизонов. Торговцы спаивали индейцев и за бесценок
скупали у них шкуры. Миссионер отец Сколлен писал в 1876 г. губернатору
канадской провинции Манитоба "...сотни бедных индейцев пали жертвами жажды
белого человека к деньгам, одни отравленные, другие замерзшие в состоянии
опьянения, третьи пораженные пулями Соединенных Штатов". [A. Вegg. History
of the Northwest, Toronto, 1894, v. II, p. 128.] Истребление бизонов
всячески поощрялось правительством Соединенных Штатов, стремившимся лишить
индейцев средств к существованию, и тем самым сделать их экономически
зависимыми.
Одновременно заключались грабительские договоры о продаже земли, и,
опираясь на них, правительство США захватывало индейские территории. Деньги,
которые должны были получить за это индейцы, поступали в фонд
правительственного учреждения, так называемого "Управления по делам
индейцев". В счет этого фонда оно выдавало своим подопечным скудные
продовольственные пайки, одеяла и некоторые другие предметы первой
необходимости. Большую часть денег за земли, купленные еще в прошлом веке,
правительство США не выплатило и по сей день. Только индейцам Калифорнии оно
должно пять миллионов долларов.
К 1880-м годам индейцы лишились значительной части своих земель и были
оттеснены в резервации - своего рода заповедники для людей.
Именно в это критическое, переломное в судьбе индейцев прерий время и
приехал к ним Шульц. Это было в 1878 году, когда Шульцу шел двадцатый год.
Жизнь в прериях покорила юношу. "Никогда я не видел более прекрасной страны,
чем эти обширные солнечные прерии и величественные горы", - писал он
впоследствии. Шульц решает поселиться среди индейцев, известных под именем
черноногих. Они входили в союз племен, объединяющих блад, или каина,
собственно черноногих, или сиксиков и пикуни.
Вскоре Шульц женился на индейской девушке Мут-си-ах-во-тан-акки [В
повести Шульца "Моя жизнь среди индейцев" она введена под именем Нэтаки] и
до самой ее смерти в 1903 году жил вместе с черноногими в их резервации в
провинции Альберта в Канаде.
Шульц стремился как можно лучше узнать жизнь индейцев. Он в совершенстве
овладел языком черноногих и много времени проводил со стариками, слушая их
рассказы о прежней вольной жизни, записывая предания и легенды. И чем больше
Шульц узнавал индейцев, тем большей симпатией он проникался к ним, тем более
суровые слова осуждения находил он для варварства белых колонизаторов.
И когда Шульц после смерти своей жены покинул резервацию, он решил
рассказать правду об индейцах, правду, тщательно замалчивавшуюся
большинством американских литераторов, изображавших коренных жителей Америки
кровожадными дикарями. Даже в произведениях таких выдающихся писателей как
Майн Рид и Фенимор Купер, в общем, относившихся с симпатией к индейцам, мы
не найдем по-настоящему правдивого их изображения. И для Майн Рида и для
Фенимора Купера индейцы все-таки дикари, иногда добрые и благородные, иногда
злые и коварные, но в любом случае дикари, существа другой породы, чем белые
герои их романов. И дело здесь не только в том, что над этими писателями
тяготели традиционные представления буржуазного общества о "свирепых
команчах", но и в том, что никто из них не знал сколько-нибудь глубоко
будничную жизнь индейцев. Лишь Шульц сумел проникнуть в душу и сердце этих
людей, узнать их так, как если бы он по рождению был одним из них. И поэтому
он смог сказать об индейцах так, как никто другой в американской литературе,
так, как сказали бы о себе сами индейцы.
Начиная с 1906 года один за другим появляются романы и повести Шульца:
"Моя жизнь среди индейцев", "С индейцами в Скалистых горах", "Синопа -
маленький индеец", "Глашатай бизонов", "Ошибка Одинокого Бизона", "Ловец
орлов", "Сын племени навахов", "Кража шкуры белого бизона", "Большое
знахарство Короткого Лука" и многие другие. Некоторые из этих произведений
были переведены на русский язык еще 30 лет назад, но уже перед войной стали
библиографической редкостью и частично были переизданы только в последние
годы, большая же часть творческого наследия Шульца остается пока
непереведенной.
Д. Шульц не выдумывал сюжетов своих произведений, все его книги
рассказывают о событиях, действительно имевших место в недалеком прошлом или
описанных в индейских легендах. Автор рассказывает о том, что он слышал от
стариков или видел сам. Герои всех его книг индейцы - такие, как они есть,
не романтически приподнятые дети природы и не кровожадные злодеи, а просто
люди, которые радуются и страдают, люди со всеми их достоинствами и
недостатками. И поэтому произведения Шульца образуют настоящую эпопею жизни
индейцев прерий, дают одновременно художественно яркую и научно достоверную
картину, изображающую индейские племена в последний период их независимости
перед поселением в резервациях, а также начало жизни в peзервациях. Книга
Шульца "Моя жизнь среди индейцев", впервые издаваемая на русском языке, по
форме изложения отличается от его остальных произведений. Обычно в своих
произведениях сам Шульц или совсем не фигурирует или выступает в роли
слушателя. В "Моей жизни среди индейцев" автор и его жена Нэтаки - главные
герои. Как видно из названия книги, она написана в форме автобиографической
повести. Но фактически это не совсем так. Большая часть книги посвящена
рассказу о жизни черноногих до их поселения в резервациях. Автор пишет о
черноногих так, как если бы он приехал к ним в 1865 году или даже еще
раньше, а не 1878 году, как это было в действительности. Шульц не мог быть
очевидцем многих событий, происшедших задолго его приезда в прерии. Он
пишет, что осенью 1870 года вместе с торговцем Ягодой построил форт
Стенд-Оф. В действительности же Шульцу было в это время 11 лет и он жил со
своими родителями далеко на востоке США. Не мог видеть Шульц и бесчисленные
стада бизонов, об охоте на которых он рассказывает так ярко и красочно, ибо
к 1878 году почти все бизоны были истреблены. Не участвовал Шульц, очевидно,
и в военных набегах черноногих на другие племена, хотя описывает он такие
набеги как очевидец.
Форма автобиографической повести для Шульца - литературный прием,
позволивший живо и образно рассказать о жизни индейцев прерий в 1860-1870
годах. А главное, сделав самого себя действующим лицом, автор получил
возможность непосредственно выражать свои мысли, во весь голос сказать о
своей симпатии и сочувствии к индейцам и осудить хищничество колонизаторов.
"Я так же, как и индейцы, считаю, - пишет Шульц, - что белый человек -
ужасный разрушитель. Он превращает покрытые травой прерии в бурые пустыни;
леса исчезают перед ним и только почерневшие пни указывают, где некогда
находился их зеленый прелестный приют. Да что, он даже иссушает реки и
срывает горы. А с ним приходят преступление, голод и нужда, каких до него
никогда не знали. Выгодно ли это? Справедливо ли, что множество людей должно
расплачиваться за жадность немногочисленных пришельцев".
Шульц здесь правильно характеризует хищническое отношение колонизаторов к
природе и к людям. Но он не понимает, что дело не в белом человеке и его
цивилизации вообще, а в капиталистической системе хозяйства, которая не
вечна. Поэтому взор Шульца обращен не вперед, а назад. Вспоминая жизнь
индейцев до прихода колонизаторов, он пишет: "Увы, увы! Почему эта простая
жизнь не могла продолжаться и дальше. Зачем железные дороги и мириады
переселенцев наводнили эту чудесную страну и отняли у ее владельцев все,
ради чего стоит жить? Они не знали ни забот, ни голода, не нуждались ни в
чем. Из своего окна я слышу шум большого города и вижу бегущие мимо
торопливые толпы. Сегодня резкая холодная погода, но большинство прохожих, и
женщин и мужчин, легко одеты, лица у них худые, а в глазах светятся грустные
мысли. У многих из них нет теплого крова для защиты от бури, многие не
знают, где добыть пищу, хотя они рады были бы изо всех сил работать за
пропитание. Они "прикованы к тачке" и нет у них другой возможности
освободиться, кроме смерти. И это называется Цивилизация! Я считаю, что она
не дает ни удовлетворения, ни счастья. Только индейцы, жители прерий, в те
далекие времена, о которых я пишу, знали полное довольство и счастье, а ведь
в этом, как нам говорят, главная цель человека - быть свободным от нужды,
беспокойства и забот. Цивилизация никогда не даст этого, разве что очень,
очень немногим".
Так, непонимание законов общественного развития приводит Шульца к
отрицанию цивилизации, к реакционной к утопической идее, "назад к природе, к
предкам". Узость взглядов, оторванность от пролетариата и прогрессивной
интеллигенции больших городов лишили Шульца возможности понять
поступательный характер исторического процесса. Зло и несправедливости
капиталистической цивилизации для автора неотделимы от цивилизации вообще, и
он зовет к примитивной полупервобытной жизни, к отказу от культурных
ценностей, созданных человечеством за много тысяч лет.
Шульц не видит будущего для индейцев и, в частности для черноногих. Он
считает, что они обречены на неизбежное вымирание, и Шульц, всем своим
творчеством протестуя против этого, все же не борется активно за права
индейцев.
Шульц не смог понять социальной и политической природы угнетения индейцев
в капиталистической Америке. Не видя выхода из создавшегося положения, он
пытается спрятаться от трагедии народа, среди которого жил, за пологом своей
палатки, укрыться в мирке личного счастья. В одном месте книги он пишет о
себе и Нэтаки: "мы были молоды, любили друг друга; какое нам было дело до
всего остального".
Взаимоотношения белых и индейцев, часто недружественные, Шульц наивно
объясняет личными качествами того или иного человека. В действительности
дело обстояло сложнее: в конце XIX века правительство США стремилось
изолировать индейцев от белых, всячески препятствовало их сближению, всей
своей колониалистской политикой порождало взаимную вражду. Индейцы, хотя и с
интересом относились к культуре белых, но часто они не отделяли ее от того
зла, которое щедро сеял американский капитализм. Именно поэтому среди
индейцев в конце XIX начале XX века было широко распространено движение,
звавшее к отказу от всего, что принесли с собой белые.
Шульц, живя среди индейцев, занимался торговлей. Правда, она была для
него побочным, второстепенным занятием, но все же он не раз на протяжении
своего повествования пытается оправдать обман индейцев и другие
злоупотребления своих собратьев-купцов.
Следует сказать, что в какой-то мере Шульц приобщился и к примитивной
племенной идеологии. Он нередко несправедливо отзывается о племенах,
враждовавших с черноногими. И все-таки, несмотря на общественно-политическую
ограниченность и непоследовательность Шульца, его книга "Моя жизнь среди
индейцев" звучит суровым приговором капиталистической цивилизации, гимном в
защиту индейцев.
Несколько слов о современном положении индейцев черноногих. Живут они
сейчас в трех маленьких резервациях на юге провинции Альберта в Канаде. В
одной резервации обитают собственно черноногие, или сиксики (1250 человек),
в другой каина, или блад (2000 человек), в третьей пикуни (730 человек). Все
они занимаются земледелием, скотоводством, а также батрачат у белых
фермеров. Подавляющая масса черноногих, как и другие индейцы Канады и США,
живет очень бедно. Немногих зажиточных индейцев канадская администрация тем
или иным способом проводит в вожди племени. Рядовые члены племени относятся
враждебно к этим назначенным сверху вождям и называют их "вождями белых"
[L.М. Нandts and J.R. Handts. Tribe under trust, Toronto, 1950, p.125].
В последние годы в резервации черноногих создалась группа прогрессивной
молодежи, борющаяся против подкупленных администрацией вождей и выступающая
в защиту интересов рядовых индейцев. Это свидетельство роста политического
самосознания индейцев и залог их будущих успехов в борьбе за свои права.
Книга Джеймса Шульца, рисующая героическое прошлое индейцев, их
ограбление и порабощение колонизаторами, сохраняет свою актуальность и в
наши дни. Советского читателя эта правдивая и увлекательная книга познакомит
с недавним прошлым индейцев прерий - одной из крупных групп американских
индейцев.
Л. Файнберг
Нэтаки - индианка из племени черноногих, ставшая женой автора книги;
веселая женщина с мягким характером, вокруг которой строится вся повесть.
Лучшее из действующих лиц.
Женщина Кроу - женщина из племени арикара, некогда взятая в плен
индейцами кроу, а затем отбитая у них племенем блад.
Миссис Берри - женщина из племени манданов, жена одного белого,
торговавшего в давние времена с индейцами, мать Ягоды и подруга Женщины
Кроу; хорошо знает старинные сказания своего племени.
Диана - индианка-сирота, воспитанная Эштоном. Благородная женщина; ее
постигает трагическая гибель.
Автор книги - двадцати лет от роду уезжает на запад на территории Монтаны
в поисках приключений и из любви к первобытному образу жизни. Он находит и
то и другое среди пикуни - черноногих. Он женится на девушке из этого
племени и живет с индейцами много лет, ходит с ними на охоту и на войну,
участвует в их религиозных обрядах и как муж индианки ведет вообще индейский
образ жизни.
Ягода - торговец, имеющий дела с индейцами, сам полуиндеец. Родился в
верховьях Миссури. Говорит на полудюжине индейских языков, хорошо знает
индейские лагеря. Искусно пользуется всеми приемами, применяемыми в торговле
с индейцами.
Гнедой Конь - белый траппер и торговец, женат на индианке.
Эштон - молодой белый из восточных штатов; он хранит какую-то грустную
тайну, но в конце концов обретает покой.
Просыпающийся Волк - один из старых служащих Компании Гудзонова залива,
типичный траппер, торговец и переводчик раннего романтического периода
пушной торговли.
Мощная Грудь - черноногий, начальник военных отрядов, вождь походов,
обладатель магической трубки.
Скунс - черноногий, шурин Гнедого Коня; автор книги помогает Скунсу
похитить невесту.
Говорит с Бизоном,
Хорьковый Хвост - черноногие, близкие друзья и товарищи по охоте и
военным приключениям автора книги.
ФОРТ-БЕНТОН
Широко раскинувшиеся побуревшие прерии; далекие крутые холмы с плоским
верхом; за ними огромные горы с синими склонами и острыми вершинами,
покрытыми снеговыми шапками; запах полыни и дыма костров лагеря; гром
десятков тысяч копыт бизонов, бегущих по твердой сухой земле; протяжный
тоскливый вой волков в ночной тишине, - как я любил все это!
Я, увядший, пожелтевший лист, сухой и сморщенный, готовый упасть и
присоединиться к миллионам предшественников. Вот я сижу ни на что негодный,
зимой у камина, в теплые дни на веранде; я могу только переживать в памяти
волнующие годы, проведенные на границе [Имеется в виду граница США и
Канады]. Мысли мои все возвращаются к прошлому, к тому времени, когда
железные дороги и доставленные ими толпы переселенцев еще не стерли с лица
земли всех нас, - и индейцев, и пограничных жителей, и бизонов.
Любовь к вольной жизни в лесу и поле, к приключениям у меня в крови от
рождения; должно быть, я унаследовал ее от какого-то далекого предка, потому
что все мои близкие - верующие люди трезвых взглядов. Как я ненавидел все
удовольствия и условности так называемого цивилизованного общества! С ранней
юности я чувствовал себя счастливым только в большом лесу, лежавшем к северу
от нашего дома, там, где не слышно ни звона церковных колоколов, ни
школьного колокольчика, ни паровозных свистков, Я попадал в этот огромный
старый лес лишь ненадолго, во время летних и зимних каникул. Но настал день,
когда я мог отправиться куда и когда захочу, и однажды теплым апрельским
утром я отплыл из Сент-Луиса на пароходе вверх по реке Миссури, направляясь
на Дальний Запад.
Дальний Запад! Страна моей мечты и моих надежд! Я прочел и не раз перечел
"Дневник" Льюиса и Кларка, "Восемь лет" Кэтлина, "Орегонскую тропу", книгу
об экспедициям Фримонта. [Мериуэзер Льюис (1774-1809) - солдат пограничной
милиции, сосед и друг Джефферсона. Избранный в президенты Джефферсон сделал
Льюиса своим секретарем. Вместе с Вильямом Кларком (1770-1838) Лью
организовал на государственные средства экспедицию (1803-1806), прошедшую
вверх по Миссури, через Скалистые горы и вниз по реке Колумбии к Тихому
океану. Написал историю этой экспедиции, богатой приключениями,
столкновениями с индейцами и т.п. Джордж Кэтлин (1796-1872) - художник и
этнограф, проживший много лет среди индейцев Дальнего Запада и Флориды,
написал свыше 600 портретов индейцев и несколько книг. Джон Чарльз Фримонт
(1813-1890) - военный топограф, крупный исследователь Дальнего Запада. В
1842 г. прошел по Орегонской тропе и пересек Скалистые горы. Принимал
участие в завоевании Калифорнии. Автор многих книг ("Экспедиция в Скалистые
горы", "Записки о Верхней Калифорнии" и др.). - Прим. перев.] Наконец-то я
увижу страну и племена, о которых рассказывали эти книги. Наш крепкий
плоскодонный, мелкосидящий пароход с кормовым колесом каждый вечер, когда
темнело, пришвартовывался к берегу и снова отправлялся в путь утром, когда
рассветало. Благодаря этому я видел все берега Миссури, фут за футом, на
протяжении 2600 миль, от впадения ее в Миссисипи и до места нашего
назначения, Форт-Бентона, откуда начинается навигация по реке.
Я видел красивые рощи и зеленые склоны холмов в нижнем течении, мрачные
"бедленды" ["Дурные земли". Сильно расчлененные и запутанные формы рельефа;
образуются в результате интенсивной разрушительной работы поверхностных вод
(особенно весенних).] выше по течению и живописные скалы и обрывы из
песчаника, изрезанные ветрами и ливнями, придавшими камню всевозможные
фантастические формы, типичные для берегов судоходного верхнего течения
реки, Я увидел также лагеря индейских племен на берегах реки и такое
количество диких животных, какого и не мог себе представить. Часто наш
пароход задерживали большие стада бизонов, переплывающие реку. Бесчисленные
вапити [Вапити - крупный американский олень (Cervus Canadensis).] и олени
бродили в рощах на склонах речной долины. На открытых низинах у реки паслись
небольшие стада антилоп и чуть ли не на каждом холме и скале в верхнем
течении реки можно было видеть горных баранов. Мы видели много
медведей-гризли, волков и койотов, а вечерами, когда стихал шум на пароходе,
у самого борта играли и плескались бобры.
Но больше всего меня поражало огромное количество бизонов. По всей Дакоте
и Монтане до самого Форт-Бентона на холмах, в долинах у рек, на воде можно
было изо дня в день видеть бизонов. Сотни утонувших бизонов, распухших,
валялись на отмелях, выброшенные течением, или плыли мимо нас по реке. Я
думаю, что коварная река со своими плывунами, зимой покрытая льдом
неравномерной толщины, причиняла стадам не меньший урон, чем живущие по
берегам индейские племена. Наш пароход часто проплывал мимо несчастных
животных, сгрудившихся иногда по десятку и больше, под крутым обрывом, на
который они тщетно пытались взобраться; они стояли, медленно, но верно
погружаясь в вязкую черную грязь или плывуны, пока наконец мутное течение не
покрывало целиком их бездыханные тела. Естественно думать, что животные,
переплывающие реку, оказавшись под высоким обрывистым берегом, должны
повернуть обратно и плыть вниз по течению, пока не найдут хорошего места,
чтобы выйти на берег. Но как раз этого бизоны во многих случаях не делали.
Решив плыть к какой-либо точке, они направлялись к ней по прямой. Судя по
тем бизонам, которых мы видели мертвыми или издыхающими под береговыми
обрывами, животные как будто предпочитали скорее умереть, чем направиться к
цели обходным путем.
Когда мы достигли страны бизонов, стало попадаться много мест, оставляя
которые я испытывал сожаление. Мне хотелось сойти с парохода и исследовать
эти места. Но капитан говорил мне: не торопитесь, езжайте до конца, до
Форт-Бентона; это то, что вам нужно, там вы познакомитесь с торговцами и
трапперами всего Северо-Запада, с людьми, на которых можно положиться, с
которыми можно путешествовать относительно безопасно. Боже мой, да если бы я
вас здесь высадил? По всей вероятности, не прошло бы и двух дней, как с вас
бы сняли скальп. В этих оврагах и рощах скрываются рыщущие повсюду военные
отряды индейцев. Ну, конечно, вы их не видите, но они тут.
Мне, глупому, наивному "новичку", никак не верилось, что я могу
пострадать от рук индейцев, когда я так хорошо к ним отношусь, хочу жить с
ними, усвоить их обычаи, стать их другом.
Наш пароход в Форт-Бентон этой весной пришел первым. Задолго до того, как
мы увидели форт, жители заметили дым судна и приготовились к встрече. Когда
мы обогнули речную излучину и приблизились к набережной, загремели пушки и
взвились флаги. Все население форта приветствовало нас на берегу. Впереди
толпы стояли два торговца, не так давно купившие здесь дело Американской
пушной компании, вместе с фортом и всем имуществом. Они были одеты в синие
костюмы из тонкого сукна; длиннополые сюртуки со стоячими воротниками были
усеяны блестящими медными пуговицами; на белых рубашках с воротничками
чернели галстуки; длинные, гладко причесанные волосы спускались на плечи.
Рядом с торговцами стояли их служащие - клерки, портной, плотник - в