Страница:
– О, небо, – вскинул руки к потолку почтенный Захарий, – он нас погубил!
– Он нас спас! – попробовал робко протестовать Квирин.
– Молчи, несчастный, – прикрикнул на него Архилох. – Нельзя спастись от огня с помощью сатанинского заклятья.
– Но мы же спаслись, – облегченно вздохнул, поднимающийся с пола Бернар де Перрон.
Я не разделял оптимизма благородного менестреля, мне казалось, что мероприятие, затеянное Анастасией, еще не вступило в решающую фазу. Судя по испуганным лицам, досточтимые старцы были солидарны со мной в непроходимом пессимизме.
– Кто вы такой? – спросили они почти одновременно.
– Это сир Вадимир де Руж барон де Френ, – любезно представил меня магам Марк де Меласс, – он же царевич Вадимир сын Аталава, он же последнее по времени воплощение бога Велеса.
– Мы пропали! – ахнул досточтимый Квирин. – Она обманула нас, проклятая ведьма! Ведь он должен был родиться там, а не здесь. Нам нет прощенья.
Нельзя сказать, что речи досточтимого мага были связными раньше, но в этот раз он превзошел себя. Я, во всяком случае, ничего не понял из его слов. О чем не замедлил сообщить старцам, с ужасом взирающим на мою скромную персону. Впрочем, ответ я не успел получить, ибо следы оставленные наглой саламандрой на стенах и полу зала стали менять свои очертания, а в зале между тем становилось все темнее и темнее. Огненный шар, выбросивший из себя раскаленную лаву, едва светился, и не приходилось сомневаться, что через пару минут он угаснет уже навсегда. Зато пятна сажи явно заимели тенденцию к оживлению, во всяком случае, мне показалось, что по темным углам уже зашевелились существа явно не нашего мира, которых в замок Шаузель никто не приглашал, а следовательно никто не собирался радоваться их приходу.
– Это демоны ада, – воскликнул досточтимый Квирин. – Будь проклят тот день когда я согласился участвовать в этом страшном деле.
Это приятно, когда люди, умудренные жизненным опытом, все-таки находят в себе мужество, признать совершенные по недомыслию или корыстолюбию ошибки, но, к сожалению, чувство раскаяния приходит к ним слишком поздно. Не могу сказать, о чем думали эти маги и астрологи, соглашаясь на предложение Анастасии, но они, безусловно, отдавали себе отчет, что прикасаются к запретному, чреватому и для них, и для окружающих людей большими неприятностями. Эти большие, ну просто очень большие неприятности, в обличии злобных монстров с чудовищно зубастыми пастями лезли на нас со всех сторон без всякого порядка с явным намерением полакомиться нашим мясом. С их стороны было большой наглостью покушаться на жизнь бога, я себя имею в виду, но это были какие-то чудовищно глупые демоны, никогда ничего не слышавшие об Иерархии, в которой мне принадлежало далеко не последнее место. Мы с царевичем Мраком усиленно работали не только мечами, но и когтями, поскольку уже успели метаморфизировать до скотского состояний, привычного гиперборейским и атлантическим аристократам, однако наших противников не становилось меньше. Это стадо воющих монстров вывалилось за дверь и со скоростью цунами распространилось по замку Шаузель, сметая со своего пути все живое. Благословенной Апландии грозила опасность в одну ночь лишиться едва ли не всего благородного сословия. Я уж не говорю о том, что в старом замке сейчас гибли просто люди, весьма далекие как от магии, так и астрологии, ставшие жертвами корыстолюбивых авантюристов.
– Попробуйте еще раз свое «Мкрткртрчак», Чарнота, – крикнул мне Марк, отправляя на тот свет очередного монстра.
Я едва расслышал его слова среди поднявшегося в замке Шаузель шума. Дико вопили взбесившееся монстры, исходили в предсмертном крике их несчастные жертвы, среди которых вполне могли оказаться и наши жены, которых мы столь неосмотрительно взяли с собой.
– Нет, – крикнул Захарий. – Не делайте этого, сир де Руж. Пусть погибнут эти люди в замке, но уцелеет человечество.
Когда меня ставят перед выбором, спасать людей или человечество, я всегда выбираю тех, кто мне ближе, а потому я без всяких угрызений совести во второй раз выкрикнул заветное слово «Мкрткртрчак». На этот раз разряд молнии был воистину чудовищный, старый замок содрогнулся от фундамента до крыши, а уж гром, прогремевший над нашими головами, мог бы разбудить покойников. И, возможно, разбудил, поскольку вопли только усилились, зато замок наполнился светом, словно кто-то невидимый развесил над нашими головами миллионы лампочек в тысячи ватт. Теперь я мог видеть противостоящих мне монстров во всей красе. Должен признаться, что прежде такие злобные твари мне не попадались. Они не поражали глаз своими размерами, зато были на редкость проворными и несколько раз едва не вцепились мне в горло. Более всего они напоминали обезьян-переростков, но покрыты были не шерстью, а чем-то очень похожим на рыбью чешую. Это чешуя переливалась в слепившем меня ярком свете и довольно неплохо держала удары моего волшебного меча. Уязвимым местом у монстров была шея, но до нее еще нужно было добраться сквозь клыки, зубы и когти. Не будь я сам чудовищным монстром, мне вряд ли удалось устоять в драке с этими проворными образинами.
Внезапно сквозь нарастающий шум прорвался звук очень похожий на стон, а потом стон оборвался криком только что родившегося младенца. Крик этот был столь пронзительным, что закачались не только люди, но и монстры. Последних этот родившийся божественный младенец, похоже, поверг в трепет. К тому же они нервно реагировали на свет, чешуя на их телах расползалась, делая монстров уязвимыми. К сожалению, заполнивший замок свет начал угасать, да и крик младенца становился все тише и тише.
– Еще раз, Чарнота, – крикнул мне Марк, пробившийся по трупам монстров к выходу из зала.
– Нет, – завопил сидевший под столом досточтимый Квирин, но я проигнорировал его неуместные протесты.
– Мкрткртрчак! – произнес я в третий раз, и это слово вполне могло оказаться последним в моей жизни. Электрический разряд превзошел все ожидания, мне даже показалось, что у замка Шаузель съехала крыша, хотя, не исключаю, что крыша съехала у меня, но в любом случае я увидел звездное небо, и даже опознал на нем два созвездия, Большую медведицу и медведицу Малую, и обе подмигнули мне хитрыми глазами. Крик младенца, звучавший в моих ушах оборвался…
– Боже мой! – услышал я за спиной вопль менестреля и обернулся на его призыв.
Впрочем, де Перрон звал, кажется, не меня. Он тыкал пальцем в угол и шептал дрожащими губами молитвы. В углу произрастал прямо из каменного пола ярко оранжевый цветок. Квирин дико закричал и, выскочив на средину комнаты, нелепо взмахнул костлявыми длинными руками. Он собирался то ли сорвать цветок, то ли затоптать его ногами, но, видимо, не рассчитал сил и упал замертво. Трое уцелевших магов истуканами стыли у стола с давно потухшим шаром, но взгляды их были обращены не на цветок, а на дверь, где стояли в воинственных позах три Медузы Горгоны. Змеи шипящими клубками шевелились на их головах.
– Не смотрите на него, – крикнул досточтимый Захарий и попытался встать между цветком лотоса и Медузами Горгонами. Героический сей поступок дорого обошелся опрометчивому магу, и он окаменел почти мгновенно. Цветок же достиг воистину гигантский размеров и шелестел лепестками уже у самого потолка. Натолкнувшись на естественное препятствие адское растение мелко задрожало и раскрылось, явив изумленному миру молодого человека в расцвете сил. Впрочем, разглядеть этого недобра молодца я не успел. Последовала вспышка, потом грянул гром, и все исчезло.
– А где же цветок? – растерянно спросил Бернар де Перрон, в очередной раз поднимаясь с пола.
Что же касается вашего покорного слуги, то меня больше интересовал голый молодой человек, с ехидной улыбкой, вроде бы мелькнувший перед моими глазами, но потом испарившийся куда-то самым непостижимым образом.
– А был ли мальчик? – солидаризировался со мной в сомнениях Марк де Меласс.
– Он был красив, как Аполлон, – опровергла нас мудрая львица Наташка, обретшая как и Маргарита с Дианой свой прежний обольстительный вид. Во всяком случае, среднему уму трудно было поверить, что еще мгновение назад эти благородные дамы представляли из себя столь отвратное зрелище, что заставили окаменеть несчастного Захария. Между прочим средневековый алхимик так и продолжал стыть посреди зала памятником самому себе и по его неподвижному лицу трудно было предположить, что он когда-нибудь опять вернется к неодобряемым церковью занятиям. Впрочем, нельзя сказать, что божья кара незаслуженно пала на голову досточтимого Захария, особенно если учесть ущерб, который он и его коллеги нанесли обитателям замка Шаузель своими безответственными опытами.
– Итак, господа, – обратился я к двум уцелевшим алхимикам, – мы ждем ваших объяснений.
– Но позвольте, – вскинул Архилох почти облысевшую голову, – по какому праву вы задаете мне вопросы?
– По праву сильного, – вежливо пояснил я. – Если вы и дальше будете качать права, досточтимый, я передам вас в лапы святой инквизиции, как еретика и пособника дьявола.
– А вы-то кто? – поспешил на помощь коллеге Оторий. – Вы сами исчадье ада. Я напишу на вас донос!
– Вы сами-то поняли, что сказали, досточтимый колдун? – вежливо спросил я у впавшего в маразм старца. – Перед вами сир де Руж барон де Френ. Право суда над проштрафившимися негодяями мне даровано небом. Вы будете и дальше оспаривать мои феодальные привилегии?
– Владельцем этого замка является сир Антуан де Шаузель, и я готов в любой момент отдать ему отчет в своих действиях.
– Да вы революционер, батенька, прямо якобинец. Нельзя так разговаривать с бароном, это может вредно отразиться на вашем здоровье. Вам нравятся испанские сапоги?
Видимо, досточтимый Оторий наконец сообразил, что в своих попытках отстоять право ученого на эксперимент, зашел слишком далеко. Тем более, что с правами человека в средневековье вообще была большая напряженка. А что касается конкретного феодала сира Вадимира де Ружа, то он уже явил почтенным мужам свое жуткое волосатое мурло негодяя и насильника. Дискутировать с таким монстром о научных проблемах было совершенно бессмысленно, поэтому алхимики, пораскинув мозгами, согласились на сотрудничество.
– Нас пригласила благородная Анастасия, – со вздохом сказал Архилох. – Мы прибыли в замок Шаузель тайно и собирались покинуть его столь же незаметно.
– Цель визита?
– Родовспоможение.
– А вы что, по профессии акушер?
– Во всяком случае, я вполне способен исполнить и его функции. Спросите во Флоренции любого о докторе Антонио Феррари, и вам ответят, что более почтенного человека в нашем городе нет.
– Архилох – это ваш псевдоним?
– Разумеется, с какой стати я стал бы трепать свое уважаемое имя в столь сомнительном деле.
– Следовательно, вы догадывались, что вас втягивают в некрасивую историю, но согласились принять в ней участие?
– Я посчитал графиню Анастасию де Вильруа просто психопаткой. В конце концов, почему бы не побаловать скучающую даму алхимическими опытами, тем более за такие деньги.
– Вам тоже много заплатили, досточтимый Оторий?
– Иоган Краузе с вашего позволения, уроженец славного города Дрездена. Мне заплатили. Но я в любом случае приехал бы в замок Шаузель, ибо воскрешение мертвых мой конек.
– И часто вам удавалось их воскрешать? – полюбопытствовал Марк де Меласс.
– Это первый случай, но, согласитесь, он уникален. Роды после смерти. Перед этим не устоит ни один истинный чернокнижник. Впрочем, я как и мой коллега не верил в успешность этой безумной затеи. Но в науке отрицательный результат, это тоже результат.
– А вы можете нам сказать, кого вы произвели на свет в результате этого уникального опыта? Как зовут юношу промелькнувшего перед нашими глазами? Кто он, человек из плоти и крови или просто дух?
– Видите ли, сир де Руж, – смущенно прокашлялся Антонио Феррари, – мы полагали, что рождение младенца произойдет в ином измерении. То есть это создание будет эфемерным и легко раствориться в окружающем мире. Благородная Анастасия обещала показать нам магический кристалл, а перед такой перспективой не устоял бы ни один уважающий себя алхимик.
– И она вам его показала?
– Разумеется. Вы ведь тоже видели его. Правда, меня сразу насторожила его форма…
– Нет, позвольте, коллега, – прервал Архилоха досточтимый Оторий, – как раз с формой все было в полном порядке. В одном из древних фолиантов по симпатической магии мне попадалось описание магического кристалла в форме человеческого черепа. Я покажу вам это место, если вы навестите меня в моей скромной лаборатории.
Более ничего существенного мы от ученых чудаков так и не узнали. Если не считать того, что Анастасия де Вильруа называла себя Артемидой и просила, чтобы в магических заклятьях, используемых учеными мужами при общении с духами звучало именно это имя.
– А какого духа вы вызывали если не секрет? – осторожно полюбопытствовал менестрель.
– Мы обращались непосредственно к Люциферу, – скромно потупился чернокнижник Иоган Краузе.
– И он вам явился?
– Можно сказать и так, – смущенно откашлялся Антонио Феррари, – во всяком случае, как мне кажется, я увидел его в магическом кристалле когда заглянул в пустые глазницы.
– Как он выглядел?
– Ужасно, – Архилоха передернуло. – Он светился, как гнилушка. Я, естественно, отпрянул и бросился за Захарием, он был самым опытным из нас. А далее произошло то, что произошло. Вы ввели нас в заблуждение, сир де Руж, досточтимый Квирин произнес заклятие и развернул магический череп глазницами к лунному свету.
Возможно, Квирин с Захарием знали больше, чем их коллеги, но, к сожалению, допросить их нам не удалось по весьма уважительной причине – оба они стали жертвой собственного неразумия и профессионального любопытства. К тому же, пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что четыре этих средневековых чудака-чернокнижника понадобились Анастасии всего лишь как приманка для куда более крупной дичи. Короче говоря, ей нужны были мы, и она нас заполучила в нужное время в нужном месте. Недаром же осведомленный более других Захарий пытался помешать зрительному контакту Медуз Горгон с таинственным цветком. Опоздай дамы к месту свидания на несколько минут, и мы возможно избавились бы и от цветка и от многих грядущих проблем, связанных с появлением нового бога. Впрочем, в силу врожденной деликатности я не стал предъявлять претензии женщинам, и без того озабоченным происшествием. В конце концов, мне самому следовало бы крепко пораскинуть мозгами прежде, чем отправляться в гости к хитроумной Анастасии де Вильруа, которой, увы, или к счастью, так и не суждено, похоже, стать мадам де Шаузель. Во-первых, сама Анастасия куда-то исчезла из замка, возможно была съедена монстрами, а во-вторых, ее суженный Антуан де Шаузель тронулся умом, не в силах вынести вида жутких тварей, завладевших на какое-то время его замком. Все наши попытки привести в чувство благородного Антуана заканчивались пшиком. Шаузель только вращал безумными глазами да брызгал в нас слюной. Нам ничего другого не оставалось, как передать свихнувшегося феодала обеспокоенным вассалам.
Рожденные огненной саламандрой монстры нанесли обитателям замка куда меньше ущерба, чем это можно было предполагать по их злобному вою и устрашающему внешнему виду. Дело в том что в начале своей сатанинской охоты они столкнулись с Медузами Горгонами, с весьма печальными для себя последствиями. Количество каменных статуй с чудовищными мордами, расставленных по помещениям замка Шаузель, поражало воображение. Впрочем, прочные на вид скульптуры тут же рассыпались прахом, стоило только прикоснуться к ним рукой А между этими жуткими идолами лежали разлагающиеся прямо на глазах тела чешуйчатых уродов, передохших от яркой вспышки, которой сопровождалось рождение нового бога. Среди убитых монстрами людей, коих насчитывалось более двух десятков, практически не было благородных рыцарей и их дам. Дам, как я уже говорил, спасли наши жены, повергшие своим видом в вечный шок исчадий ада, а что касается сиров, то они были столь пьяны, что даже вопли монстров не смогли вернуть их к нашей разочаровывающей романтические души действительности. Пьяных же выходцы из ада почему-то не трогали, возможно брезговали, а возможно боялись. В конце концов, захмелевший апландский рыцарь стоит дюжины зачуханных монстров.
– Где-то возле этого замка есть гробница атланта, – сказал Марк, задумчиво оглядывая поле только что отгремевшей битвы.
Предположение было здравым, ибо я по собственному опыту знаю, что если в каком-то месте начинают происходить чудеса с превращениями, не предусмотренными природой и не санкционированные церковью, то без вмешательства магического напитка атлантов здесь не обошлось. К сожалению, мы не знали, где находится эта гробница, а наши блуждания по подземелью замка Шаузель не принесли результата. Здесь пахло плесенью и прахом, но никакого запаха атлантического нектара мы так и не унюхали. Не смогли нам помочь и слуги благородного Антуана, не говоря уже о самом свихнувшемся рыцаре, который при одном только упоминании о гробнице стал нести откровенную ахинею. Ну, сумасшедший, что возьмешь.
– Вам письмо, сир Вадимир, – склонился передо мной слуга, когда я, утомленный бесполезными поисками, присел к столу, чтобы утолить жажду и голод. Между прочим, рассвет уже наступил, и в пиршественном зале, где собрались доблестные рыцари, страдающие с жуткого похмелья, было довольно светло. Я взял у слуги письмо и положил его рядом с кубком, поскольку как раз в этот момент пытался объяснить благородной публике, какого поучительного зрелища они лишились, благодаря пристрастию к горячительным напиткам. К сожалению, связного рассказа у меня не получилось, мешали взволнованные дамы, которые без конца припоминали все новые и новые подробности удивительных событий, перевирая их до такой степени, что им мог бы позавидовать сам менестрель де Перрон. Результатом их коллективного творчества стал рассказ о том, как на замок Шаузель напали то ли три, то ли четыре дракона, которых благородные рыцари де Руж, де Меласс и де Перрон передушили как котят. Некоторые договорились даже до того, что драконов было не четыре, а десять, но эту вздорную фантазию опроверг апландский соловей, я имею в виду менестреля, который обещал осветить сей подвиг во всех подробностях в новой поэме под названием «Проклятие замка Шаузель или несчастная Анастасия».
– Так благородная Анастасия умерла? – ахнуло сразу несколько голосов.
– Скорее она спуталась с драконом, – мрачно изрек сир Марк де Меласс, чем поверг присутствующих дам в полуобморочное состояние.
– Интересный поворот сюжета, – восхищенно прицокнул языком де Перрон и вытащил из кармана блокнот и шариковую авторучку. И то и другое ему наверняка подарила Наташка, из чего я заключил, что мудрая львица не отказывает себе в удовольствии прошвырнуться по российским магазинам.
Возможно, кого-нибудь шокирует поведение гостей замка Шаузель, пирующих чуть ли не на костях хозяев. Но во-первых, благородный Антуан был жив, хотя и тронулся умом, а во-вторых, в средневековую эпоху хмельной пир после кровавой драмы был столь же обыденным явлением, как в наши дни поздний ужин после голливудского фильма ужасов. И в том, и в другом случае пережитый страх способствует выделению желудочного сока.
– Возможно, сир де Руж назовет нам имя прекрасной дамы, которая прислала ему письмо с просьбой о свидании.
– Какая еще дама? – удивился я, глядя на порозовевшую то ли от выпитого вина, то ли от затаенной ревности Маргариту. Про письмо я, честно говоря, уже забыл, увлеченный беседой, но благодаря дорогой женушке вспомнил. Письмо было написано на бумаге, что само по себе было странно, ибо этот привычный для нас писчий материал в Апландии большая редкость. Здесь предпочитают по старинке марать пергамент. Да и грамотных людей среди местных феодалов раз два и обчелся. Дабы не вступать в конфликт с Маргаритой я протянул ей листок бумаги, забыв, что моя драгоценная половина ни в школе, ни в гимназии не обучалась. Письмо перехватил менестрель де Перрон, который на мою беду научился грамоте у монахов, он и зачитал его содержание вслух публике, сгорающей от любопытства:
– Сиру Вадимиру де Ружу барону де Френу. Встретимся на Калиновом мосту, дорогой папа. Твой непобедимый и сияющий сын Аполлон Гиперборейский.
– Мама дорогая, – прошептал побелевшими губами сидевший неподалеку от меня Сенечка-Мордред, уцелевший во время адского загула монстров.
– Я так и знала, – в сердцах воскликнула Маргарита.
– Эй, любезный, – окликнул я слугу, скромно стоящего у входа, – кто передал тебе это письмо?
– Молодой человек лет двадцати, сир. Он назвал себя вашим сыном.
– А ты ничего не напутал, – рыкнул на затрепетавшего слугу де Меласс.
– Никак нет, сир.
– Это глупая шутка, – махнул рукой менестрель де Перрон. – Сиру Вадимиру едва исполнилось тридцать лет, откуда же взяться двадцатилетнему сыну.
Мне оставалось только поблагодарить монахов, научивших Бернара де Перрона не только писать, но и считать. Вдохновленная его примером, благородная Маргарита тоже произвела в уме несложные подсчеты и слегка успокоилась. Во всяком случае, красные пятна с ее прелестных щечек исчезли, а глаза перестали прожигать мою богатырскую грудь в области сердца. Ожидаемый скандал к большому разочарованию благородной публики так и не состоялся. Впрочем, рыцари и дамы недолго пребывали в расстроенных чувствах, и пир покатился к закономерному финалу.
– Не нравится мне это письмо, – сказал Марк, когда мы с ним вышли на террасу.
Мне тоже многое в этом замке не нравился, а потом, я никак не мог взять в толк, о каком Калиновом мосте идет речь.
– Ты что же сказок в детстве не читал, Вадим? – удивился Ключевский.
– Я читал Жюля Верна.
– Калинов мост– это место где Иван Быкович или Иван Сучич встречаются с драконами. Драконов они убивают, сначала трехглавого, потом шестиглавого и затем девятиглавого, но далее им приходится вступать в переговоры с папой и мамой поверженных врагов. Мамой драконов оказывается, естественно, баба Яга, а папой волосатое чудище с такими чудовищными веками, что их приходиться поднимать с помощью вил. Зато взгляд этого волосатого папы убивает неосторожного оппонента, вздумавшего вступить с ним в дискуссию. Так вот если верить компетентным источником в роли главного чудища в этой сказки выступает сам бог Велес.
– А почему у главных героев такие странные я бы даже сказал непристойные прозвища?
– Потому что Ивана Быковича рожает корова, а Ивана Сучича собака. Впрочем, все те же компетентные комментаторы полагают, что Ивана Сучича рожала не собака, а волчица. Улавливаешь сходство?
– Не совсем, – честно признался я.
– В роли Ивана Сучича сына женщины из клана Белых волков выступаю я, а тебя можно смело назвать Иваном Быковичем.
– Нет уж позволь, любезный Марк, моей матерью, а точнее матерью Вадимира сына Аталава была женщина из клана Беров то есть Медведей.
– В данном случае это не играет особой роли, ибо культ Велеса вырос из древнего культа медведя, а позднее уже в земледельческую эпоху звериным воплощением Скотьего бога стал тур. Так что если ты не хочешь быть Иваном Быковичем, смело можешь называть себя Иваном Медвежье Ушко. Это тоже сказочный персонаж со сходными функциями. Кстати, празднества в честь медведя у наших братьев белорусов называются комоедицами, а вот древние греки называли эти культовые мероприятия комедиями.
– И какой финал будет у нашей комедии?
– Вероятно, очень смешной.
Мне нравятся оптимисты. К сожалению, сам я не принадлежу к этому разудалому племени, а потому всегда жду от жизни каких-нибудь гадских сюрпризов и, увы, очень часто оказываюсь правым в своем непроходимом пессимизме.
– Одного не могу понять – с какой стати этому типу вздумалось называть меня папой? Это, что же, в переносном смысле? Быть может бог Велес действительно был папой Аполлона Гиперборейского? Или, скажем, мама нагуляла его с Бером или Туром?
– Боюсь, что мифология тут не причем, Чарнота.
– А кто причем?
– Ты. А возможно и Люцифер.
– Я тебя умоляю, дорогой де Меласс, у меня и без того трое детей, один из которых, возможно, Мерлин, а ты подсовываешь мне еще четвертого.
– Он нас спас! – попробовал робко протестовать Квирин.
– Молчи, несчастный, – прикрикнул на него Архилох. – Нельзя спастись от огня с помощью сатанинского заклятья.
– Но мы же спаслись, – облегченно вздохнул, поднимающийся с пола Бернар де Перрон.
Я не разделял оптимизма благородного менестреля, мне казалось, что мероприятие, затеянное Анастасией, еще не вступило в решающую фазу. Судя по испуганным лицам, досточтимые старцы были солидарны со мной в непроходимом пессимизме.
– Кто вы такой? – спросили они почти одновременно.
– Это сир Вадимир де Руж барон де Френ, – любезно представил меня магам Марк де Меласс, – он же царевич Вадимир сын Аталава, он же последнее по времени воплощение бога Велеса.
– Мы пропали! – ахнул досточтимый Квирин. – Она обманула нас, проклятая ведьма! Ведь он должен был родиться там, а не здесь. Нам нет прощенья.
Нельзя сказать, что речи досточтимого мага были связными раньше, но в этот раз он превзошел себя. Я, во всяком случае, ничего не понял из его слов. О чем не замедлил сообщить старцам, с ужасом взирающим на мою скромную персону. Впрочем, ответ я не успел получить, ибо следы оставленные наглой саламандрой на стенах и полу зала стали менять свои очертания, а в зале между тем становилось все темнее и темнее. Огненный шар, выбросивший из себя раскаленную лаву, едва светился, и не приходилось сомневаться, что через пару минут он угаснет уже навсегда. Зато пятна сажи явно заимели тенденцию к оживлению, во всяком случае, мне показалось, что по темным углам уже зашевелились существа явно не нашего мира, которых в замок Шаузель никто не приглашал, а следовательно никто не собирался радоваться их приходу.
– Это демоны ада, – воскликнул досточтимый Квирин. – Будь проклят тот день когда я согласился участвовать в этом страшном деле.
Это приятно, когда люди, умудренные жизненным опытом, все-таки находят в себе мужество, признать совершенные по недомыслию или корыстолюбию ошибки, но, к сожалению, чувство раскаяния приходит к ним слишком поздно. Не могу сказать, о чем думали эти маги и астрологи, соглашаясь на предложение Анастасии, но они, безусловно, отдавали себе отчет, что прикасаются к запретному, чреватому и для них, и для окружающих людей большими неприятностями. Эти большие, ну просто очень большие неприятности, в обличии злобных монстров с чудовищно зубастыми пастями лезли на нас со всех сторон без всякого порядка с явным намерением полакомиться нашим мясом. С их стороны было большой наглостью покушаться на жизнь бога, я себя имею в виду, но это были какие-то чудовищно глупые демоны, никогда ничего не слышавшие об Иерархии, в которой мне принадлежало далеко не последнее место. Мы с царевичем Мраком усиленно работали не только мечами, но и когтями, поскольку уже успели метаморфизировать до скотского состояний, привычного гиперборейским и атлантическим аристократам, однако наших противников не становилось меньше. Это стадо воющих монстров вывалилось за дверь и со скоростью цунами распространилось по замку Шаузель, сметая со своего пути все живое. Благословенной Апландии грозила опасность в одну ночь лишиться едва ли не всего благородного сословия. Я уж не говорю о том, что в старом замке сейчас гибли просто люди, весьма далекие как от магии, так и астрологии, ставшие жертвами корыстолюбивых авантюристов.
– Попробуйте еще раз свое «Мкрткртрчак», Чарнота, – крикнул мне Марк, отправляя на тот свет очередного монстра.
Я едва расслышал его слова среди поднявшегося в замке Шаузель шума. Дико вопили взбесившееся монстры, исходили в предсмертном крике их несчастные жертвы, среди которых вполне могли оказаться и наши жены, которых мы столь неосмотрительно взяли с собой.
– Нет, – крикнул Захарий. – Не делайте этого, сир де Руж. Пусть погибнут эти люди в замке, но уцелеет человечество.
Когда меня ставят перед выбором, спасать людей или человечество, я всегда выбираю тех, кто мне ближе, а потому я без всяких угрызений совести во второй раз выкрикнул заветное слово «Мкрткртрчак». На этот раз разряд молнии был воистину чудовищный, старый замок содрогнулся от фундамента до крыши, а уж гром, прогремевший над нашими головами, мог бы разбудить покойников. И, возможно, разбудил, поскольку вопли только усилились, зато замок наполнился светом, словно кто-то невидимый развесил над нашими головами миллионы лампочек в тысячи ватт. Теперь я мог видеть противостоящих мне монстров во всей красе. Должен признаться, что прежде такие злобные твари мне не попадались. Они не поражали глаз своими размерами, зато были на редкость проворными и несколько раз едва не вцепились мне в горло. Более всего они напоминали обезьян-переростков, но покрыты были не шерстью, а чем-то очень похожим на рыбью чешую. Это чешуя переливалась в слепившем меня ярком свете и довольно неплохо держала удары моего волшебного меча. Уязвимым местом у монстров была шея, но до нее еще нужно было добраться сквозь клыки, зубы и когти. Не будь я сам чудовищным монстром, мне вряд ли удалось устоять в драке с этими проворными образинами.
Внезапно сквозь нарастающий шум прорвался звук очень похожий на стон, а потом стон оборвался криком только что родившегося младенца. Крик этот был столь пронзительным, что закачались не только люди, но и монстры. Последних этот родившийся божественный младенец, похоже, поверг в трепет. К тому же они нервно реагировали на свет, чешуя на их телах расползалась, делая монстров уязвимыми. К сожалению, заполнивший замок свет начал угасать, да и крик младенца становился все тише и тише.
– Еще раз, Чарнота, – крикнул мне Марк, пробившийся по трупам монстров к выходу из зала.
– Нет, – завопил сидевший под столом досточтимый Квирин, но я проигнорировал его неуместные протесты.
– Мкрткртрчак! – произнес я в третий раз, и это слово вполне могло оказаться последним в моей жизни. Электрический разряд превзошел все ожидания, мне даже показалось, что у замка Шаузель съехала крыша, хотя, не исключаю, что крыша съехала у меня, но в любом случае я увидел звездное небо, и даже опознал на нем два созвездия, Большую медведицу и медведицу Малую, и обе подмигнули мне хитрыми глазами. Крик младенца, звучавший в моих ушах оборвался…
– Боже мой! – услышал я за спиной вопль менестреля и обернулся на его призыв.
Впрочем, де Перрон звал, кажется, не меня. Он тыкал пальцем в угол и шептал дрожащими губами молитвы. В углу произрастал прямо из каменного пола ярко оранжевый цветок. Квирин дико закричал и, выскочив на средину комнаты, нелепо взмахнул костлявыми длинными руками. Он собирался то ли сорвать цветок, то ли затоптать его ногами, но, видимо, не рассчитал сил и упал замертво. Трое уцелевших магов истуканами стыли у стола с давно потухшим шаром, но взгляды их были обращены не на цветок, а на дверь, где стояли в воинственных позах три Медузы Горгоны. Змеи шипящими клубками шевелились на их головах.
– Не смотрите на него, – крикнул досточтимый Захарий и попытался встать между цветком лотоса и Медузами Горгонами. Героический сей поступок дорого обошелся опрометчивому магу, и он окаменел почти мгновенно. Цветок же достиг воистину гигантский размеров и шелестел лепестками уже у самого потолка. Натолкнувшись на естественное препятствие адское растение мелко задрожало и раскрылось, явив изумленному миру молодого человека в расцвете сил. Впрочем, разглядеть этого недобра молодца я не успел. Последовала вспышка, потом грянул гром, и все исчезло.
– А где же цветок? – растерянно спросил Бернар де Перрон, в очередной раз поднимаясь с пола.
Что же касается вашего покорного слуги, то меня больше интересовал голый молодой человек, с ехидной улыбкой, вроде бы мелькнувший перед моими глазами, но потом испарившийся куда-то самым непостижимым образом.
– А был ли мальчик? – солидаризировался со мной в сомнениях Марк де Меласс.
– Он был красив, как Аполлон, – опровергла нас мудрая львица Наташка, обретшая как и Маргарита с Дианой свой прежний обольстительный вид. Во всяком случае, среднему уму трудно было поверить, что еще мгновение назад эти благородные дамы представляли из себя столь отвратное зрелище, что заставили окаменеть несчастного Захария. Между прочим средневековый алхимик так и продолжал стыть посреди зала памятником самому себе и по его неподвижному лицу трудно было предположить, что он когда-нибудь опять вернется к неодобряемым церковью занятиям. Впрочем, нельзя сказать, что божья кара незаслуженно пала на голову досточтимого Захария, особенно если учесть ущерб, который он и его коллеги нанесли обитателям замка Шаузель своими безответственными опытами.
– Итак, господа, – обратился я к двум уцелевшим алхимикам, – мы ждем ваших объяснений.
– Но позвольте, – вскинул Архилох почти облысевшую голову, – по какому праву вы задаете мне вопросы?
– По праву сильного, – вежливо пояснил я. – Если вы и дальше будете качать права, досточтимый, я передам вас в лапы святой инквизиции, как еретика и пособника дьявола.
– А вы-то кто? – поспешил на помощь коллеге Оторий. – Вы сами исчадье ада. Я напишу на вас донос!
– Вы сами-то поняли, что сказали, досточтимый колдун? – вежливо спросил я у впавшего в маразм старца. – Перед вами сир де Руж барон де Френ. Право суда над проштрафившимися негодяями мне даровано небом. Вы будете и дальше оспаривать мои феодальные привилегии?
– Владельцем этого замка является сир Антуан де Шаузель, и я готов в любой момент отдать ему отчет в своих действиях.
– Да вы революционер, батенька, прямо якобинец. Нельзя так разговаривать с бароном, это может вредно отразиться на вашем здоровье. Вам нравятся испанские сапоги?
Видимо, досточтимый Оторий наконец сообразил, что в своих попытках отстоять право ученого на эксперимент, зашел слишком далеко. Тем более, что с правами человека в средневековье вообще была большая напряженка. А что касается конкретного феодала сира Вадимира де Ружа, то он уже явил почтенным мужам свое жуткое волосатое мурло негодяя и насильника. Дискутировать с таким монстром о научных проблемах было совершенно бессмысленно, поэтому алхимики, пораскинув мозгами, согласились на сотрудничество.
– Нас пригласила благородная Анастасия, – со вздохом сказал Архилох. – Мы прибыли в замок Шаузель тайно и собирались покинуть его столь же незаметно.
– Цель визита?
– Родовспоможение.
– А вы что, по профессии акушер?
– Во всяком случае, я вполне способен исполнить и его функции. Спросите во Флоренции любого о докторе Антонио Феррари, и вам ответят, что более почтенного человека в нашем городе нет.
– Архилох – это ваш псевдоним?
– Разумеется, с какой стати я стал бы трепать свое уважаемое имя в столь сомнительном деле.
– Следовательно, вы догадывались, что вас втягивают в некрасивую историю, но согласились принять в ней участие?
– Я посчитал графиню Анастасию де Вильруа просто психопаткой. В конце концов, почему бы не побаловать скучающую даму алхимическими опытами, тем более за такие деньги.
– Вам тоже много заплатили, досточтимый Оторий?
– Иоган Краузе с вашего позволения, уроженец славного города Дрездена. Мне заплатили. Но я в любом случае приехал бы в замок Шаузель, ибо воскрешение мертвых мой конек.
– И часто вам удавалось их воскрешать? – полюбопытствовал Марк де Меласс.
– Это первый случай, но, согласитесь, он уникален. Роды после смерти. Перед этим не устоит ни один истинный чернокнижник. Впрочем, я как и мой коллега не верил в успешность этой безумной затеи. Но в науке отрицательный результат, это тоже результат.
– А вы можете нам сказать, кого вы произвели на свет в результате этого уникального опыта? Как зовут юношу промелькнувшего перед нашими глазами? Кто он, человек из плоти и крови или просто дух?
– Видите ли, сир де Руж, – смущенно прокашлялся Антонио Феррари, – мы полагали, что рождение младенца произойдет в ином измерении. То есть это создание будет эфемерным и легко раствориться в окружающем мире. Благородная Анастасия обещала показать нам магический кристалл, а перед такой перспективой не устоял бы ни один уважающий себя алхимик.
– И она вам его показала?
– Разумеется. Вы ведь тоже видели его. Правда, меня сразу насторожила его форма…
– Нет, позвольте, коллега, – прервал Архилоха досточтимый Оторий, – как раз с формой все было в полном порядке. В одном из древних фолиантов по симпатической магии мне попадалось описание магического кристалла в форме человеческого черепа. Я покажу вам это место, если вы навестите меня в моей скромной лаборатории.
Более ничего существенного мы от ученых чудаков так и не узнали. Если не считать того, что Анастасия де Вильруа называла себя Артемидой и просила, чтобы в магических заклятьях, используемых учеными мужами при общении с духами звучало именно это имя.
– А какого духа вы вызывали если не секрет? – осторожно полюбопытствовал менестрель.
– Мы обращались непосредственно к Люциферу, – скромно потупился чернокнижник Иоган Краузе.
– И он вам явился?
– Можно сказать и так, – смущенно откашлялся Антонио Феррари, – во всяком случае, как мне кажется, я увидел его в магическом кристалле когда заглянул в пустые глазницы.
– Как он выглядел?
– Ужасно, – Архилоха передернуло. – Он светился, как гнилушка. Я, естественно, отпрянул и бросился за Захарием, он был самым опытным из нас. А далее произошло то, что произошло. Вы ввели нас в заблуждение, сир де Руж, досточтимый Квирин произнес заклятие и развернул магический череп глазницами к лунному свету.
Возможно, Квирин с Захарием знали больше, чем их коллеги, но, к сожалению, допросить их нам не удалось по весьма уважительной причине – оба они стали жертвой собственного неразумия и профессионального любопытства. К тому же, пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что четыре этих средневековых чудака-чернокнижника понадобились Анастасии всего лишь как приманка для куда более крупной дичи. Короче говоря, ей нужны были мы, и она нас заполучила в нужное время в нужном месте. Недаром же осведомленный более других Захарий пытался помешать зрительному контакту Медуз Горгон с таинственным цветком. Опоздай дамы к месту свидания на несколько минут, и мы возможно избавились бы и от цветка и от многих грядущих проблем, связанных с появлением нового бога. Впрочем, в силу врожденной деликатности я не стал предъявлять претензии женщинам, и без того озабоченным происшествием. В конце концов, мне самому следовало бы крепко пораскинуть мозгами прежде, чем отправляться в гости к хитроумной Анастасии де Вильруа, которой, увы, или к счастью, так и не суждено, похоже, стать мадам де Шаузель. Во-первых, сама Анастасия куда-то исчезла из замка, возможно была съедена монстрами, а во-вторых, ее суженный Антуан де Шаузель тронулся умом, не в силах вынести вида жутких тварей, завладевших на какое-то время его замком. Все наши попытки привести в чувство благородного Антуана заканчивались пшиком. Шаузель только вращал безумными глазами да брызгал в нас слюной. Нам ничего другого не оставалось, как передать свихнувшегося феодала обеспокоенным вассалам.
Рожденные огненной саламандрой монстры нанесли обитателям замка куда меньше ущерба, чем это можно было предполагать по их злобному вою и устрашающему внешнему виду. Дело в том что в начале своей сатанинской охоты они столкнулись с Медузами Горгонами, с весьма печальными для себя последствиями. Количество каменных статуй с чудовищными мордами, расставленных по помещениям замка Шаузель, поражало воображение. Впрочем, прочные на вид скульптуры тут же рассыпались прахом, стоило только прикоснуться к ним рукой А между этими жуткими идолами лежали разлагающиеся прямо на глазах тела чешуйчатых уродов, передохших от яркой вспышки, которой сопровождалось рождение нового бога. Среди убитых монстрами людей, коих насчитывалось более двух десятков, практически не было благородных рыцарей и их дам. Дам, как я уже говорил, спасли наши жены, повергшие своим видом в вечный шок исчадий ада, а что касается сиров, то они были столь пьяны, что даже вопли монстров не смогли вернуть их к нашей разочаровывающей романтические души действительности. Пьяных же выходцы из ада почему-то не трогали, возможно брезговали, а возможно боялись. В конце концов, захмелевший апландский рыцарь стоит дюжины зачуханных монстров.
– Где-то возле этого замка есть гробница атланта, – сказал Марк, задумчиво оглядывая поле только что отгремевшей битвы.
Предположение было здравым, ибо я по собственному опыту знаю, что если в каком-то месте начинают происходить чудеса с превращениями, не предусмотренными природой и не санкционированные церковью, то без вмешательства магического напитка атлантов здесь не обошлось. К сожалению, мы не знали, где находится эта гробница, а наши блуждания по подземелью замка Шаузель не принесли результата. Здесь пахло плесенью и прахом, но никакого запаха атлантического нектара мы так и не унюхали. Не смогли нам помочь и слуги благородного Антуана, не говоря уже о самом свихнувшемся рыцаре, который при одном только упоминании о гробнице стал нести откровенную ахинею. Ну, сумасшедший, что возьмешь.
– Вам письмо, сир Вадимир, – склонился передо мной слуга, когда я, утомленный бесполезными поисками, присел к столу, чтобы утолить жажду и голод. Между прочим, рассвет уже наступил, и в пиршественном зале, где собрались доблестные рыцари, страдающие с жуткого похмелья, было довольно светло. Я взял у слуги письмо и положил его рядом с кубком, поскольку как раз в этот момент пытался объяснить благородной публике, какого поучительного зрелища они лишились, благодаря пристрастию к горячительным напиткам. К сожалению, связного рассказа у меня не получилось, мешали взволнованные дамы, которые без конца припоминали все новые и новые подробности удивительных событий, перевирая их до такой степени, что им мог бы позавидовать сам менестрель де Перрон. Результатом их коллективного творчества стал рассказ о том, как на замок Шаузель напали то ли три, то ли четыре дракона, которых благородные рыцари де Руж, де Меласс и де Перрон передушили как котят. Некоторые договорились даже до того, что драконов было не четыре, а десять, но эту вздорную фантазию опроверг апландский соловей, я имею в виду менестреля, который обещал осветить сей подвиг во всех подробностях в новой поэме под названием «Проклятие замка Шаузель или несчастная Анастасия».
– Так благородная Анастасия умерла? – ахнуло сразу несколько голосов.
– Скорее она спуталась с драконом, – мрачно изрек сир Марк де Меласс, чем поверг присутствующих дам в полуобморочное состояние.
– Интересный поворот сюжета, – восхищенно прицокнул языком де Перрон и вытащил из кармана блокнот и шариковую авторучку. И то и другое ему наверняка подарила Наташка, из чего я заключил, что мудрая львица не отказывает себе в удовольствии прошвырнуться по российским магазинам.
Возможно, кого-нибудь шокирует поведение гостей замка Шаузель, пирующих чуть ли не на костях хозяев. Но во-первых, благородный Антуан был жив, хотя и тронулся умом, а во-вторых, в средневековую эпоху хмельной пир после кровавой драмы был столь же обыденным явлением, как в наши дни поздний ужин после голливудского фильма ужасов. И в том, и в другом случае пережитый страх способствует выделению желудочного сока.
– Возможно, сир де Руж назовет нам имя прекрасной дамы, которая прислала ему письмо с просьбой о свидании.
– Какая еще дама? – удивился я, глядя на порозовевшую то ли от выпитого вина, то ли от затаенной ревности Маргариту. Про письмо я, честно говоря, уже забыл, увлеченный беседой, но благодаря дорогой женушке вспомнил. Письмо было написано на бумаге, что само по себе было странно, ибо этот привычный для нас писчий материал в Апландии большая редкость. Здесь предпочитают по старинке марать пергамент. Да и грамотных людей среди местных феодалов раз два и обчелся. Дабы не вступать в конфликт с Маргаритой я протянул ей листок бумаги, забыв, что моя драгоценная половина ни в школе, ни в гимназии не обучалась. Письмо перехватил менестрель де Перрон, который на мою беду научился грамоте у монахов, он и зачитал его содержание вслух публике, сгорающей от любопытства:
– Сиру Вадимиру де Ружу барону де Френу. Встретимся на Калиновом мосту, дорогой папа. Твой непобедимый и сияющий сын Аполлон Гиперборейский.
– Мама дорогая, – прошептал побелевшими губами сидевший неподалеку от меня Сенечка-Мордред, уцелевший во время адского загула монстров.
– Я так и знала, – в сердцах воскликнула Маргарита.
– Эй, любезный, – окликнул я слугу, скромно стоящего у входа, – кто передал тебе это письмо?
– Молодой человек лет двадцати, сир. Он назвал себя вашим сыном.
– А ты ничего не напутал, – рыкнул на затрепетавшего слугу де Меласс.
– Никак нет, сир.
– Это глупая шутка, – махнул рукой менестрель де Перрон. – Сиру Вадимиру едва исполнилось тридцать лет, откуда же взяться двадцатилетнему сыну.
Мне оставалось только поблагодарить монахов, научивших Бернара де Перрона не только писать, но и считать. Вдохновленная его примером, благородная Маргарита тоже произвела в уме несложные подсчеты и слегка успокоилась. Во всяком случае, красные пятна с ее прелестных щечек исчезли, а глаза перестали прожигать мою богатырскую грудь в области сердца. Ожидаемый скандал к большому разочарованию благородной публики так и не состоялся. Впрочем, рыцари и дамы недолго пребывали в расстроенных чувствах, и пир покатился к закономерному финалу.
– Не нравится мне это письмо, – сказал Марк, когда мы с ним вышли на террасу.
Мне тоже многое в этом замке не нравился, а потом, я никак не мог взять в толк, о каком Калиновом мосте идет речь.
– Ты что же сказок в детстве не читал, Вадим? – удивился Ключевский.
– Я читал Жюля Верна.
– Калинов мост– это место где Иван Быкович или Иван Сучич встречаются с драконами. Драконов они убивают, сначала трехглавого, потом шестиглавого и затем девятиглавого, но далее им приходится вступать в переговоры с папой и мамой поверженных врагов. Мамой драконов оказывается, естественно, баба Яга, а папой волосатое чудище с такими чудовищными веками, что их приходиться поднимать с помощью вил. Зато взгляд этого волосатого папы убивает неосторожного оппонента, вздумавшего вступить с ним в дискуссию. Так вот если верить компетентным источником в роли главного чудища в этой сказки выступает сам бог Велес.
– А почему у главных героев такие странные я бы даже сказал непристойные прозвища?
– Потому что Ивана Быковича рожает корова, а Ивана Сучича собака. Впрочем, все те же компетентные комментаторы полагают, что Ивана Сучича рожала не собака, а волчица. Улавливаешь сходство?
– Не совсем, – честно признался я.
– В роли Ивана Сучича сына женщины из клана Белых волков выступаю я, а тебя можно смело назвать Иваном Быковичем.
– Нет уж позволь, любезный Марк, моей матерью, а точнее матерью Вадимира сына Аталава была женщина из клана Беров то есть Медведей.
– В данном случае это не играет особой роли, ибо культ Велеса вырос из древнего культа медведя, а позднее уже в земледельческую эпоху звериным воплощением Скотьего бога стал тур. Так что если ты не хочешь быть Иваном Быковичем, смело можешь называть себя Иваном Медвежье Ушко. Это тоже сказочный персонаж со сходными функциями. Кстати, празднества в честь медведя у наших братьев белорусов называются комоедицами, а вот древние греки называли эти культовые мероприятия комедиями.
– И какой финал будет у нашей комедии?
– Вероятно, очень смешной.
Мне нравятся оптимисты. К сожалению, сам я не принадлежу к этому разудалому племени, а потому всегда жду от жизни каких-нибудь гадских сюрпризов и, увы, очень часто оказываюсь правым в своем непроходимом пессимизме.
– Одного не могу понять – с какой стати этому типу вздумалось называть меня папой? Это, что же, в переносном смысле? Быть может бог Велес действительно был папой Аполлона Гиперборейского? Или, скажем, мама нагуляла его с Бером или Туром?
– Боюсь, что мифология тут не причем, Чарнота.
– А кто причем?
– Ты. А возможно и Люцифер.
– Я тебя умоляю, дорогой де Меласс, у меня и без того трое детей, один из которых, возможно, Мерлин, а ты подсовываешь мне еще четвертого.