— Затяни коляску сеткой от москитов.
   — У нас нет сетки.
   — Кажется, у нас где-то есть, папа завел когда-то сетчатые рамы еще в Квинсленде. Наверно, они все дырявые.
   — Пожалуйста, поищи, дорогая. Больше всего я боюсь кошки.
   — Сейчас пойду посмотрю. Если найду, сегодня же отправлю почтой. А может, и сама привезу. Теперь, когда наши вернулись, вы не пригласите опять капитана Тауэрса?
   — Я об этом не думала. Не знаю, захочет ли Питер. Вдруг после двух недель в подлодке они осточертели Друг другу. А ты бы хотела, чтоб мы его позвали?
   — Мне-то что, — небрежно ответила Мойра. — Хотите зовите, не хотите — не зовите.
   — Дорогая моя!
   — Ничего подобного. Не тычь мне палкой в ухо. И вообще он женат.
   — Да нет же, — изумилась Мэри. — Какая у него теперь может быть жена.
   — Много ты понимаешь, — возразила Мойра. — Есть жена. И поэтому все сложно. Пойду поищу сетку.
   Возвратясь в этот вечер домой, Питер, убедился, что Мэри не слишком интересуется Кэрнсом, зато очень беспокоится за дочурку. Мойра еще раз ей звонила и сказала, что посылает москитную сетку, которая, однако, явно дойдет не сразу. А пока что Мэри раздобыла несколько метров марли и окружила ею выставленную на веранду детскую коляску, но сделала это не очень удачно, и офицер связи с подводной лодки в первый свой вечер дома, потратив немало времени, смастерил из марли надежное укрытие для коляски.
   — Надеюсь, Дженнифер не задохнется, — с тревогой сказала ему жена. — Питер, ты уверен, что эта штука достаточно пропускает воздух?
   Он постарался ее успокоить, и все же ночью она три раза вставала и выходила на веранду проверить, жива ли дочка.
   Взаимоотношения людей на «Скорпионе» занимали Мэри куда больше техники и практических достижений.
   — Собираешься ты опять пригласить капитана Тауэрса? — спросила она.
   — По правде сказать, я об этом не думал, — ответил муж. — А ты не против?
   — Мне он понравился, — сказала Мэри. — И он очень нравится Мойре. Даже странно; он такой спокойный, совсем не в ее вкусе. Но кто их знает.
   — Перед нашим рейсом он ездил с ней в город, — сказал Питерс. — Показал ей нашу лодку, а потом повез в город. Пари держу, она потащила его на танцы.
   — Пока вас не было, она три раза звонила, спрашивала, нет ли вестей. Сильно сомневаюсь, что ей хотелось узнать о тебе.
   — Наверно, ее просто скука одолела, — заметил Питер.
   Назавтра он должен был поехать в Адмиралтейство на совещание с Джоном Осборном и главным научным консультантом. Совещание закончилось около полудня; когда они выходили из кабинета, Осборн сказал:
   — Кстати, у меня для вас посылка, — и протянул Питеру перевязанный бечевкой пакет в оберточной бумаге. — Москитная сетка. Мойра просила вам передать.
   — Большое спасибо. Мэри прямо исстрадалась по такой штуке.
   — Где вы собираетесь пообедать?
   — Еще не думал.
   — Пойдемте в клуб «На природе».
   Молодой моряк широко, раскрыл глаза: «На природе» — клуб для избранных и довольно дорогой.
   — Вы там состоите?
   Джон Осборн кивнул.
   — Давно собирался туда вступить. А уж если не теперь, так никогда.
   Трамваем поехали на другой конец города. Питер Холмс бывал раньше в этом клубе раза два и проникся к нему надлежащим почтением. Зданию, по австралийским меркам старинному, было больше ста лет, и построили его в те солидные времена на манер одного из лучших тогдашних лондонских клубов. В эпоху перемен здесь сохранились былые обычаи и традиции: переангличанив англичан, здесь и в середине двадцатого века остались верны образцам середины века девятнадцатого, те же подавались блюда, так же безупречно обслуживали официанты. До войны это, пожалуй, был лучший клуб во всей Австралии. Теперь он был лучшим вне всякого сомнения.
   Они оставили шляпы в вестибюле, вымыли руки в старомодной туалетной комнате и пошли во внутренний зеленый дворик выпить. Здесь довольно много членов клуба, в большинстве люди далеко не молодые, обсуждали последние новости. Питер узнал нескольких министров. Какой-то джентльмен весьма почтенного возраста, заметив вошедших, отделился от компании, собравшейся на лужайке, и пошел им навстречу.
   — Это мой двоюродный дед Дуглас Фрауд, — вполголоса сказал Джон Осборн. — Тот самый, знаете, генерал-лейтенант.
   Питер кивнул. Сэр Дуглас Фрауд командовал армией еще до его, Питера, появления на свет, а вскоре после этого события вышел в отставку, удалился от великих дел в скромное имение неподалеку от Мейсидона, разводил овец и пытался писать мемуары. Спустя двадцать лет он все еще не отказался от этих попыток, но постепенно боевой пыл его остывал. Одно время с наибольшим увлечением он возделывал свой сад и изучал диких птиц Австралии; от былого стремления появляться на люди только и осталась привычка ездить раз в неделю в город пообедать в клубе. Хоть волосы его побелели, а лицо побагровело, он все еще держался очень прямо. Он весело приветствовал внучатого племянника:
   — А, Джон! Вчера вечером мне сказали, что ты вернулся. Хорошо сплавали?
   Осборн представил ему моряка.
   — В общем, неплохо, — сказал он. — Не так уж много достижений, и один матрос заболел корью. Но это в порядке вещей.
   — Корь, вот как? Что ж, все лучше, чем эта паршивая холера. Надеюсь, никто из вас ее не подхватил. Идемте, выпьем, я угощаю.
   Они прошли к столику сэра Дугласа.
   — Спасибо, дядя, — сказал Джон Осборн. — Я не думал застать вас сегодня. Мне казалось, вы здесь бываете по пятницам.
   Стали пить херес.
   — Нет, нет! Это раньше мой день был пятница. Три года назад мой доктор сказал — если не брошу пить клубный портвейн, он не ручается, что я протяну больше года. Но теперь, конечно, дело другое. — Он поднял бокал. — Итак, с благополучным возвращением. Наверно, полагалось бы возблагодарить богов и оросить этим хересом землю, но для этого положение слишком серьезно. Известно ли вам, что в погребах нашего клуба еще хранится больше трех тысяч бутылок марочного портвейна, а времени остается, если верить вашему брату ученому, всего лишь каких-то полгода?
   Джон Осборн всем своим видом показал, что вполне оценил винные запасы клуба.
   — И хорош портвейн? — спросил он.
   — О, высший класс, поистине высший класс! Часть «фонсека», пожалуй, чуточку молода, было бы лучше выдержать еще годик-другой, но «гулд кемпбел» превосходен. Я недоволен клубной комиссией по винам, я просто возмущен. Они должны были предвидеть нынешнее положение.
   Питер Холмс еле удержался от улыбки.
   — Тут трудновато возмущаться и кого-то осуждать, — кротко заметил он. — Я не уверен, что хоть кто-нибудь мог это предвидеть.
   — Вздор и чепуха. Вот я еще двадцать лет назад это предвидел. Но теперь какой смысл кого-либо осуждать. Остается только одно — держаться достойно.
   — А как вы поступите с портвейном?
   — Есть один-единственный способ, — сказал старик.
   — А именно?
   — Выпить его, мой мальчик, выпить до последней капли. Полураспад кобальта длится больше пяти лет, так что не стоит оставлять доброе вино до следующих посетителей. Теперь я бываю в клубе три раза в неделю и домой прихватываю бутылку. — Он отпил еще хересу. — Если уж я должен помереть, а этого не миновать, предпочитаю помереть от портвейна, чем от этой паршивой холеры. Так вы говорите, во время рейса никто из вас ее не подцепил?
   Питер Холмс покачал головой.
   — Мы были осторожны. Почти все время шли с погружением.
   — Превосходная защита. — Сэр Дуглас оглядел обоих. — В Северном Квинсленде ни один человек не выжил, так?
   — В Кэрнсе никого нет, сэр. Как в Таунсвиле, не знаю.
   Старик покачал головой.
   — Из Таунсвила с четверга нет никаких вестей, а Теперь уже и до Боуэна дошло. Кто-то говорил, уже отмечены случаи в Маккее.
   — Надо вам поторапливаться с портвейном, дядя, — усмехнулся Осборн.
   — Знаю, знаю. Тяжелое положение. — С безоблачного неба им сияло теплое, ласковое солнце; от исполинского каштана в саду падали на лужайку узорчатые тени. — А все-таки мы делаем, что можем. Секретарь говорил мне, за прошлый месяц мы распили больше трехсот бутылок. — И он обратился к Питеру: — Как вам служится на американском судне?
   — Мне у них очень нравится, сэр. Конечно, есть разница с нашим флотом, а на подводной лодке я вовсе никогда не служил. Но народ там славный.
   — Не слишком они мрачные? Очень многие, верно, овдовели?
   Питер покачал головой.
   — Они там совсем молодые, кроме капитана. Наверно, и жениться-то мало кто успел. Капитан, конечно, был женат, и кое-кто из младших офицеров тоже. Но большинству офицеров и рядовых только-только за двадцать. Похоже, многие завели себе подружек у нас в Австралии. — И, чуть помолчав, Питер прибавил: — На этой лодке совсем не мрачно, сэр.
   Старик кивнул:
   — Ну конечно, ведь уже прошло какое-то время. — Выпил еще и прибавил: — А командир там — капитан Тауэрс, так?
   — Совершенно верно, сэр. Вы его знаете?
   — Он раза два был в клубе, и нас познакомили. Кажется, он у нас почетный член. Билл Дэвидсон мне говорил, что его знает Мойра.
   — Это верно, сэр. Они познакомились у меня дома.
   — Ну, надеюсь, она не совлекла его с пути истинного.
   Как раз в ту самую минуту Мойра звонила капитану Тауэрсу на авианосец, стремясь именно к этой непохвальной цеди.
   — Что я слышу, Дуайт! — сказала она. — У вас на лодке все заболели корью?
   От одного звука ее голоса Дуайту стало весело.
   — Совершенно верно, — заявил он, — но эти сведения строго секретны.
   — То есть как?
   — Государственная тайна. Когда какой-нибудь корабль Соединенных Штатов временно выходит из строя, мы не сообщаем об этом всему свету.
   — Такая хитроумная техника вышла из строя из-за сущего пустяка, из-за кори? По-моему, просто ею плохо управляют. А вам не кажется, что у «Скорпиона» неважный капитан?
   — Безусловно, вы правы, — невозмутимо подтвердил Дуайт. — Давайте где-нибудь встретимся и обсудим, кем его заменить. Я и сам им недоволен.
   — Приедете в эту субботу к Питеру Холмсу?
   — Он меня не приглашал.
   — А если пригласит, приедете? Или с тех пор, как мы с вами виделись, вы его пропесочили за неповиновение?
   — Он не изловил ни одной чайки, — сказал Тауэрс. — Кажется, только это я и могу поставить ему в вину. Но я его даже не отругал.
   — А ему полагается ловить чаек?
   — Разумеется. Я его назначил главным чайколовом, но он не справился со своими обязанностями. Ваш премьер-министр, мистер Ритчи, очень сердится, что я не доставил ему ни одной чайки. Но никакой капитан не может быть хорош, если плохи подчиненные.
   — Вы много выпили, Дуайт?
   — Не скрою, пил. Кока-колу.
   — Вот это неправильно. Вам необходима двойная порция коньяка… нет, лучше виски. Можно мне поговорить с Питером Холмсом?
   — Его здесь нет. По-моему, он обедает где-то с Джоном Осборном. Кажется, в клубе «На природе».
   — Час от часу не легче. Но если он вас пригласит, вы приедете? Хочу посмотреть, может, на этот раз вы лучше сумеете править яхтой. У меня теперь лифчик на проволоке.
   Тауэрс засмеялся.
   — С удовольствием приеду. Даже на таких условиях.
   — А может, Питер вас еще и не пригласит. Мне совсем не нравится эта история с чайками. По-моему, плохи дела на вашем корабле.
   — Вот мы с вами это и обсудим.
   — Безусловно. Послушаю я, что вы скажете в свое оправдание.
   Мойра повесила трубку и успела дозвониться Питеру, когда он уже уходил из клуба. Она начала без околичностей:
   — Питер, вы позовете Дуайта Тауэрса на субботу и воскресенье? Я сама ему передам.
   Питер помялся:
   — Если Дженнифер от него заразится корью, Мэри меня заест.
   — Я ей скажу, что Дженнифер заразилась от вас. Позовете Тауэрса?
   — Если вам так хочется. Не думаю, чтобы он согласился.
   — Согласится.
   Как и в прошлый раз. Мойра встретила Дуайта на станции со своей тележкой. Проходя через турникет, он приветствовал ее словами:
   — А что случилось с тем красным нарядом?
   Она была одета просто и удобно, как работник в поле: рубашка и брюки цвета хаки.
   — Я не решилась встретить вас в моем лучшем наряде, — заявила Мойра. — Не хочу, чтоб он превратился в мятую тряпку.
   Дуайт рассмеялся:
   — Хорошего же вы мнения обо мне!
   — Девушке осторожность никогда не помешает, — чопорно произнесла Мойра. — Тем более, кругом полно сена.
   Они пошли к ограде, где привязана была серая кобылка.
   — Пожалуй, о неприятностях из-за чаек нам лучше потолковать без Мэри, — сказала Мойра. — Не при всех можно обсуждать подобные вопросы. Может быть, сначала завернем в «Причал»?
   — Я не против, — согласился Тауэрс. Они сели в тележку и покатили по пустынным улицам к отелю. Мойра привязала вожжи к бамперу все той же неподвижной машины, и они прошли в дамскую гостиную.
   Тауэрс взял для Мойры двойную порцию коньяку и одну — виски для себя.
   — Так что там с чайками? — требовательно спросила Мойра. — Как бы это ни было постыдно, выкладывайте все начистоту.
   — Перед этим рейсом я виделся с вашим премьер-министром, — стал объяснять Дуайт. — Меня отвел к нему адмирал Хартмен. Он давал нам разные поручения и среди прочего — чтобы мы постарались выяснить, выжили ли в местах, пораженных радиацией, птицы.
   — Понятно. И вы что-нибудь узнали?
   — Ровно ничего, — невозмутимо ответил Тауэрс. — Ничего про птиц и рыбу и очень мало обо всем остальном.
   — Поймали вы хоть одну рыбку?
   Он усмехнулся.
   — Хотел бы я, чтоб мне кто-нибудь посоветовал, как выудить рыбку, когда лодка идет под водой, или поймать чайку, когда нельзя выйти на палубу. Вероятно, все это возможно, если смастерить специальный защитный костюм. Но нам об этом сказали на последнем инструктаже, за полчаса до выхода в море.
   — И вы не доставили ни одной чайки?
   — Нет.
   — Премьер-министр очень недоволен?
   — Не знаю. Я не осмелился к нему пойти.
   — Меня это не удивляет. — Мойра помолчала, отпила из стакана, потом спросила серьезнее: — Скажите, там никого не осталось в живых, да?
   Он покачал головой.
   — Думаю, никого. Но трудно сказать наверняка, пока нельзя высадить на берег человека в защитном костюме. Задним числом я думаю, кое-где следовало это сделать. Но в этот раз нам ничего такого заранее не поручали, и на борту не было нужного снаряжения. Когда возвращаешься на подводной лодке, не так просто обезопасить ее и не занести радиацию.
   — «В этот раз», — повторила Мойра. — Вы пойдете опять?
   Дуайт кивнул.
   — Думаю, что да. Мы не получали приказа, но я подозреваю, что нас пошлют в Штаты.
   Она широко раскрыла глаза.
   — Разве это возможно?
   Он кивнул.
   — Путь не близкий, и очень долго нельзя будет всплывать. Команде придется трудно. И все-таки это возможно. «Меч-рыба» ходила в такой рейс, значит, можем и мы.
   Он рассказал Мойре, как «Меч-рыба» обошла всю Северную Атлантику.
   — Беда в том, что в перископ слишком мало увидишь. У нас есть доклад капитана «Меч-рыбы» об их походе, и в конечном счете ясно, что они узнали ничтожно мало. Немногим больше, чем если просто посидеть и хорошенько подумать. Понимаете, видна лишь кромка берега, да и то с высоты каких-нибудь двадцати футов. Можно бы увидать разрушения, если бомба угодила в порт или в город, но и только. Так было и с нами. В этом походе мы почти ничего не выяснили. Постояли в каждом порту, звали некоторое время через громкоговоритель, никто не отозвался и не вышел на нас поглядеть, вот мы и решили, что никто не выжил. — Он помолчал. — Только это и можно предположить.
   Мойра кивнула.
   — Кто-то говорил, что радиация уже дошла до Маккея. По-вашему, это верно?
   — Думаю, верно. Это неотвратимо надвигается на юг, в точности как предсказывали ученые.
   — А когда при такой скорости дойдет до нас?
   — Я думаю, к сентябрю. Может быть, немного раньше.
   Мойра порывисто встала.
   — Принесите мне еще выпить, Дуайт. — И, взяв у него из рук стакан, объявила: — Я хочу куда-нибудь пойти… что-то делать… хочу танцевать!
   — Как прикажете, детка.
   — Не сидеть же тут и не ныть — ах-ах, что с нами будет!
   — Вы правы, — сказал Тауэрс, — но неужели для вас не найдется более привлекательного занятия, чем пить?
   — Не будьте таким здравомыслящим, — с досадой оборвала Мойра. — Это несносно.
   — Ладно, — был учтивый ответ. — Допивайте и поедем к Холмсам, а потом пройдемся на яхте.
   Поехали к Холмсам, и оказалось, Питер и Мэри затеяли вечером поужинать на пляже. Это развлечение обойдется дешевле вечеринки со многими гостями, да и приятнее в летнюю жару, а кроме того, по несколько путаным представлениям Мэри, чем больше держать мужчин подальше от дома, тем меньше опасность, что они заразят малышку корью. Днем Мойра с Дуайтом, пообедав на скорую руку, поехали в яхт-клуб снарядить яхту для гонок, а Питер с Мэри последовали за ними позже на велосипедах, взяв в прицепе дочку.
   Гонки на сей раз прошли довольно благополучно. Сперва Дуайт с Мойрой налетели на бакен, а на втором круге, соперничая с ближней яхтой за наветренное положение, слегка с ней столкнулись скулами, потому что оба экипажа плоховато знали правила, но в этом клубе подобное случалось нередко и особого недовольства не вызывало. Гонку Дуайт и Мойра закончили шестыми, куда успешнее, чем в прошлый раз, и порядка на борту было гораздо больше. Потом подвели яхту к берегу, выволокли на подходящую отмель и прошлепали по воде на пляж к Питеру и Мэри пить чай с печеньем.
   Перед вечером они не спеша искупались, не сменяя купальных костюмов, расснастили яхту, свернули и сложили паруса и втащили ее повыше на сухой песок, на обычную стоянку. Солнце уже клонилось к горизонту, и они переоделись, немножко выпили (с другими припасами Холмсы захватили из дому бутылку), и пока хозяева готовили ужин, пошли в конец причала поглядеть на закат.
   Мойра уселась на перилах, как на жердочке, любовалась розовыми отсветами в безмятежно спокойной воде, таким блаженством был этот теплый вечер, так успокаивало выпитое вино… и тут она попросила:
   — Расскажите мне про тот рейс «Меч-рыбы», Дуайт. Вы говорили, она прошла к Соединенным Штатам?
   Он ответил не сразу:
   — Да. Она прошла вдоль всего восточного побережья, но зайти удалось только в немногие малые порты и гавани, в залив Делавэр, в Гудзонов залив и, конечно, в Новый Лондон. И с огромным риском подошли посмотреть на Нью-Йорк.
   — Разве это было опасно? — озадаченно спросила Мойра.
   Он кивнул.
   — Там минные поля, мы сами все заминировали. Каждый крупный порт и устья больших рек вдоль восточного побережья защищены были минными полями. По крайней мере, так мы думаем. И на западном берегу то же самое. — Он помолчал, подумал. — Минировать должны были еще перед войной. Заминировали их до войны или после, или вовсе не заминировали, мы не знаем. Знаем только, что минные поля должны там быть, и если не имеешь особой карты, на которой указаны проходы между ними, соваться туда нельзя.
   — То есть, если задеть мину, можно пойти ко дну?
   — Наверняка. Если не имеешь точной карты, близко подойти и то опасно.
   — А у «Меч-рыбы» такая карта была, когда они вошли в нью-йоркский порт?
   Дуайт покачал головой.
   — Была старая, восьмилетней давности, сплошь в штампах «ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО». Такие карты строго засекречены; их выдают только в случае самой крайней необходимости. И у «Меч-рыбы» была такая карта, устарелая. Видно, они уж очень туда рвались. Им надо было высчитать, какие тут могли быть сделаны изменения, ведь основные пометки указывали старые безопасные проходы. И они высчитали, что всерьез тут мало могли менять, разве только на одном отрезке. Они рискнули и вошли туда и не подорвались. Может быть, там никаких мин вовсе и не было.
   — И увидели они там в гавани что-нибудь важное?
   Тауэрс покачал головой.
   — Ничего такого, чего бы они и раньше не знали. Похоже, при теперешнем способе разведки большего ждать не приходится. Очень мало что можно выяснить.
   — И там нет живых людей?
   — Нет, детка. И с виду город неузнаваем. Притом очень сильна радиация.
   Они долго сидели молча, смотрели, как догорает закат, пили вино, курили.
   — Вы сказали, они заходили еще в какой-то порт, — сказала наконец Мойра. — Кажется, в Новый Лондон?
   — Да.
   — Где это?
   — В штате Коннектикут, в восточной его части. Возле устья реки Темзы.
   — А там они очень рисковали?
   Дуайт покачал головой.
   — Этот порт был их базой. У них имелась самая новая карта минных полей. — Он чуть помолчал, договорил негромко: — Это главная база американских подводных лодок на всем восточном побережье. Думаю, почти все моряки с «Меч-рыбы» и жили там или где-нибудь поблизости. Так же, как я.
   — Вы там-жили?
   Он кивнул.
   — И там теперь все так же, как в других местах?
   — Похоже на то, — с трудом выговорил он. — В их отчете мало что сказано, только об уровне радиоактивности. С этим очень скверно. «Меч-рыба» подошла к самой базе, к своему причалу, откуда уходила в плаванье. Надо думать, странно было вот так возвратиться в родные места, но в отчете про это не говорится. Наверно, большинству офицеров и рядовых до дома было рукой подать. Но, конечно, ничего они не могли сделать. Просто постояли там немного и пошли дальше, как полагалось по приказу. В отчете капитан упоминает, они отслужили на лодке что-то вроде заупокойной службы. Наверно, было очень тяжко.
   А розовый теплый закат по-прежнему озарял мир красотой.
   — Как они только решились туда войти, — тихо промолвила Мойра.
   — Я тоже сперва удивлялся. Пожалуй, сам я прошел бы мимо. Хотя… право, не знаю. Теперь вот думаю — да, конечно, им надо было туда зайти. Ведь только для нью-йоркской гавани у них была новейшая карта минных полей… нет, для Делавэрской бухты тоже. Вот только в эти два порта им не опасно было войти. Они точно знали, где там минные поля, как же не воспользоваться таким преимуществом.
   Мойра кивнула.
   — И там был ваш дом?
   — Не в самом Новом Лондоне, — тихо ответил Дуайт. — База находится по другую сторону Темзы, на восточном берегу. А мой дом дальше, примерно в пятнадцати милях от устья реки. Там небольшой городок, называется Уэст Мистик.
   — Не говорите об этом, если вам не хочется, — попросила Мойра.
   Он вскинул на нее глаза.
   — Я не прочь об этом говорить, по крайнем мере с некоторыми людьми. Только не хотелось бы вам наскучить. — Он мягко улыбнулся. — Или расплакаться при виде малого ребенка.
   Мойра невольно покраснела.
   — Когда вы позволили мне переодеться в вашей каюте, я видела фотографии. На них ваша семья?
   Он кивнул.
   — Это моя жена и наши детишки, — сказал он не без гордости. — Жену зовут Шейрон. Дуайт уже учится в начальной школе, а Элен пойдет в школу осенью. Сейчас она ходит в детский садик, это на нашей улице, совсем рядом.
   Мойра уже знала, что жена и дети для него — живая достоверная действительность, несравнимо достоверней и подлинней, чем полураспад вещества, начавшийся на другом краю земли и навязанный ему после войны. В то, что северное полушарие стало безлюдной пустыней, ему так же не верится, как и ей, Мойре. Как и она, он не видел причиненных войной разрушений; думая о жене, детях, о доме, он только и может их себе представить такими, с какими расстался. Ему не хватает воображения, и в Австралии это служит ему надежной опорой, отсюда его спокойствие и довольство.
   Она знала, что ступает на зыбкую, опаснейшую почву. Хотелось быть доброй с ним, и надо ж было что-то сказать. И она робко спросила:
   — А кем Дуайт хочет стать, когда вырастет?
   — Я хотел бы, чтобы он поступил в Академию, — был ответ. — В Морскую Академию. Пошел бы во флот, как я. Самая подходящая жизнь для мальчика, ничего лучше я не знаю. Вот сумеет ли он получить офицерское звание, другой вопрос. Он пока не очень силен в математике, но судить еще рано. Да, я буду рад, если он пойдет в Академию. По-моему, он и сам этого хочет.
   — Он любит море?
   Тауэрс кивнул.
   — Мы живем на самом берегу. И сын все лето не вылезает из воды, плавает, управляет подвесным мотором. — Он чуть помолчал. — Они загорают прямо дочерна. Похоже, все детишки одинаковы. По-моему, хоть мы столько же времени проводим на солнце, к ним загар пристает больше.
   — Дети и тут все очень загорелые, — заметила Мойра. — А вы еще не учили его ходить под парусом?
   — Пока нет. Когда в ближайший отпуск поеду домой, куплю парусную лодку.
   Он поднялся с перил, на которых они сидели, и постоял минуту, глядя на пылающий закат.
   — Думаю, это будет в сентябре, — сказал он негромко. — У нас в Мистике поздновато в эту пору выходить под парусом.
   Мойра промолчала, непонятно, что тут скажешь. Дуайт обернулся к ней.
   — Наверно, вы думаете, что я спятил, — не сразу выговорил он. — Но так я это понимаю и, похоже, не сумею думать по-другому. Во всяком случае, я не плачу при виде маленьких детей.
   Мойра встала и пошла с ним по причалу.
   — Я вовсе не думаю, что вы спятили, — сказала она.
   В молчании они пошли к берегу.


4


   На другое утро, в воскресенье, все в доме Холмсов поднялись бодрые, в отличном настроении, не то что неделю назад, когда капитана Тауэрса принимали здесь впервые. Накануне легли довольно рано, не как в тот раз, когда всех взбудоражила шумная вечеринка. За завтраком Мэри спросила гостя, не хочет ли он пойти в церковь, ей все казалось — чем меньше времени он будет в доме, тем меньше опасность, что Дженнифер заразится корью.