— Я рад бы пойти, если только это не помешает вашим планам, — ответил Тауэрс.
   — Ничуть не помешает, — сказала Мэри. — Делайте все, что хотите. Я думаю, не выпить ли нам сегодня чаю в клубе, но, может быть, вам приятней заняться чем-нибудь, еще.
   Он покачал, головой.
   — С удовольствием опять бы поплавал. Но сегодня вечером, хотя бы после ужина, я должен вернуться на «Скорпион».
   — А вам нельзя остаться до завтрашнего утра?
   Зная, как она беспокоится из-за кори, он покачал головой:
   — Мне надо быть на месте сегодня вечером.
   Сразу после завтрака он вышел в сад покурить, пускай Мэри поменьше тревожится. Мойра помогла хозяйке вымыть посуду, а потом вышла и увидела его, он сидел в шезлонге, глядел на залив. Она села рядом.
   — Вы и правда собираетесь в церковь? — спросила она.
   — Правда.
   — Можно, я пойду с вами?
   Он повернулся к ней, посмотрел удивленно.
   — Ну разумеется. А вы постоянно ходите в церковь?
   Мойра улыбнулась.
   — Даже не раз в сто лет, — призналась она. — Может, и напрасно. Если б ходила, возможно, пила бы поменьше.
   Тауэрс призадумался.
   — Может быть, и так, — сказал он неуверенно. — Не знаю, насколько одно с другим связано.
   — А вам правда не приятней пойти одному?
   — Нет, отчего же. Я совсем не против вашего общества.
   И они пошли, а в это время Питер Холмс разворачивал в саду шланг: пока солнце не слишком жаркое, надо полить цветы. Немного погодя из дому вышла Мэри.
   — Где Мойра? — спросила она.
   — Пошла с капитаном в церковь.
   — Мойра — в церковь?
   Муж широко улыбнулся.
   — Хочешь верь, хочешь не верь, но она пошла не куда-нибудь, а в церковь.
   Мэри постояла, помолчала.
   — Надеюсь, все сойдет благополучно, — сказала она наконец.
   — А почему бы нет? Он парень стоящий, и Мойра тоже не так плоха, когда узнаешь ее поближе. Может, они даже поженятся.
   Мэри покачала головой.
   — Как-то странно это. Надеюсь, все сойдет благополучно, — повторила она.
   — В общем, не наше это дело, — заметил Питер. — По теперешним временам, престранного и непонятного творится больше чем достаточно.
   И он продолжал поливку, а Мэри принялась бродить взад-вперед по саду. Потом сказала:
   — Я вот все думаю, Питер. Как по-твоему, нельзя ли спилить эти два дерева?
   Он подошел, посмотрел.
   — Надо будет спросить хозяина участка. А чем они тебе мешают?
   — У нас слишком мало места для овощей, — сказала Мэри. — А в лавках они теперь ужасно дорогие. Если бы спилить эти деревья и вырубить часть мимозы, мы бы разбили огород, вот отсюда и досюда. Если выращивать овощи самим, мы бы наверняка сэкономили почти фунт в неделю. И потом, это даже развлечение.
   Питер подошел и повнимательней оглядел деревья.
   — Я вполне мог бы их спилить, и получился бы неплохой запас дров, — сказал он. — Конечно, они будут слишком сырые, этой зимой гореть не станут. Придется на год отложить. Одна закавыка — выкорчевать пни. Это, знаешь, работенка непростая.
   — Их ведь только два, — убеждала Мэри. — И я могу помочь, буду отщипывать по кусочку, пока ты в рейсе. Если б нам этой зимой от них избавиться и перекопать землю, весной я бы все засадила, и на лето у нас будут свои овощи… и горох, и фасоль. И кабачки. Я сделаю кабачковую икру.
   — Прекрасная мысль. — Питер окинул оба дерева сверху донизу оценивающим взглядом. — Они не такие уж большие. А без них лучше будет той сосне.
   — И еще я хочу вон там посадить цветковый эвкалипт. Летом будет так красиво.
   — Он зацветет только лет через пять, — сказал Питер.
   — Ну и пусть. Цветущий эвкалипт на фоне синего моря — такая красота. И нам будет видно его из окна спальни.
   Питеру представилось огромное дерево, блистающее алыми цветами под блистающим солнцем, на фоне темно-синего неба.
   — Да, все просто ахнут, когда оно зацветет, — сказал он. — А где ты хочешь его посадить? Здесь?
   — Чуть в стороне, вот здесь. Когда оно вырастет большое, мы поставим в его тени скамейку вместо этого остролиста. — И Мэри прибавила: — Пока тебя не было, я заглянула в питомник Уилсона. У него есть очень славные маленькие саженцы цветкового эвкалипта, и всего по десять долларов шесть центов штука. Как ты думаешь, можно нам уже осенью посадить одно деревце?
   — Они очень нежные, — сказал Питер. — По-моему, лучше посадить два совсем рядышком, тогда если одно и захиреет, другое приживется. И года через два хилое уберем.
   — Беда в том, что хилые никто не убирает, — заметила Мэри.
   Они продолжали увлеченно строить планы для своего сада на десять лет вперед, и утро пролетело незаметно. За этим занятием и застали их, возвратясь из церкви, Мойра с Дуайтом и призваны были в советники — как лучше разбить огород? Потом чета Холмс ушла в дом — муж за выпивкой, жена — накрывать стол к обеду.
   Мойра посмотрела на американца.
   — Кто тут рехнулся? Они или я? — сказала она вполголоса.
   — Почему вы так говорите?
   — Да ведь через полгода здесь их уже не будет. И меня не будет. И вас. Ни к чему им будут через год никакие огороды.
   Несколько минут Дуайт молчал, смотрел на синеву моря, на плавный изгиб берега.
   — Ну и что? — сказал он наконец. — Может быть, они в это не верят. А может быть, думают, что можно взять все это с собой, куда-то, где они окажутся потом, не знаю. — Он опять помолчал. — Главное, им нравится строить планы, рисовать себе свой будущий сад. И смотрите не отравите им эту радость, не вздумайте говорить, что они рехнулись.
   — Не стану. — Теперь умолкла она, докончила не сразу: — Никто из нас по-настоящему не верит, что это случится. С кем, с кем, но не с нами. Так или иначе, на этом все рехнулись.
   — Вы совершенно правы! — горячо подтвердил Дуайт.
   Конец разговору положило появление спиртного, а затем и обед. После обеда, одержимая страхом перед корью, Мэри спровадила мужчин в сад и принялась с помощью Мойры мыть посуду. Питер и Дуайт, сидя в шезлонгах, пили кофе, и Питер спросил:
   — Вы ничего не слыхали насчет нового задания, сэр?
   Американец испытующе посмотрел на него.
   — Ни слова. А вы?
   — Ничего определенного. На том совещании с главным консультантом по научной части было кое-что, и меня это насторожило.
   — А что именно было сказано?
   — Вроде «Скорпион» хотят снабдить какой-то особенной радиоустановкой направленного действия. Вы ничего такого не слыхали?
   Дуайт покачал головой.
   — Как будто у нас нет радио.
   — Эта штука должна с очень высокой точностью брать пеленг. Может быть, когда мы идем с погружением ниже перископа. Тогда ведь нельзя точно взять пеленг?
   — С нашей теперешней аппаратурой нельзя. А для чего нам дают новую?
   — Не знаю. В повестке совещания ничего про это не было. Просто один из ученых сболтнул лишнее.
   — Хотят, чтобы мы проследили какие-то радиосигналы?
   — Право слово, не знаю, сэр. Нас спросили, нельзя ли детектор радиации перенести на передний перископ, а на заднем установить эту новую штуковину. И Джон Осборн сказал, он считает, наверняка можно, только ему надо обговорить это с вами.
   — Правильно. На передний перископ можно перенести. Я подумал было, что им нужны оба.
   — Навряд ли, сэр. По-моему, они хотят новую машинку пристроить на задний перископ, на место детектора радиации.
   Американец пристально разглядывал дымок своей сигареты. Потом произнес коротко:
   — Сиэтл.
   — Как вы сказали, сэр?
   — Сиэтл. Откуда-то со стороны Сиэтла доходили радиосигналы. Вы не знаете, они и сейчас еще доходят?
   Питер недоуменно покачал головой.
   — Никогда про это не слыхал. По-вашему, кто-то там еще работает на радиостанции?
   Капитан пожал плечами.
   — Возможно. Но этот человек не умеет обращаться с передатчиком. Иногда доходят сразу несколько сигналов, иногда можно ясно разобрать одно слово. А чаще всего просто каша, невнятица, такое мог бы выстукивать играющий ребенок.
   — И передача идет непрерывно?
   Дуайт покачал головой.
   — Не думаю. Сигналы выходят в эфир когда как, от случая к случаю. Я знаю, что их ловят всегда на одной и той же волне. По крайней мере, так было до Рождества. С тех пор я об этом больше не Слышал.
   — Но ведь это значит, что там кто-то остался жив, — сказал офицер связи.
   — Все может быть, хотя… радиопередача требует энергии, а значит, надо пустить в ход мотор. И мощный мотор, раз энергии хватает для передачи чуть ли не вокруг света. Но… не знаю, не знаю. Если уж кто-то способен такое соорудить и пустить в ход… неужели он не знает азбуки Морзе. Пусть бы передавал всего два слова в минуту, но глядя в справочник, наверняка бы разобрался.
   — И по-вашему, туда мы и пойдем?
   — Возможно. Когда мы в октябре возвращались из похода, от нас, среди прочего, хотели получить сведения о Сиэтле. Спрашивали обо всем, что только нам известно о радиостанциях Соединенных Штатов.
   — И вы могли что-нибудь сообщить?
   Дуайт покачал головой.
   — Только о передачах с военных кораблей. Очень мало вестей о воздушном флоте и армии. По сути, молчат гражданские радиостанции. На западном побережье радио как не бывало.
   Во второй половине дня, оставив Мэри с малышкой дома, они пошли на пляж и искупались.
   Потом все трое лежали на теплом песке, и Мойра спросила:
   — Дуайт, а где сейчас «Меч-рыба»? Идет сюда?
   — Этого я не слышал, — ответил Тауэрс. — В последний раз мне говорили, что она в Монтевидео.
   — Она может объявиться здесь в любую минуту, — вставил Питер Холмс. — Радиус действия у нее достаточный.
   Американец кивнул.
   — Да, верно. Возможно, в один прекрасный день ее пошлют сюда с почтой или с пассажирами. К примеру, с дипломатами.
   — А где это Монтевидео? — спросила Мойра. — Полагается знать, но я не знаю.
   — В Уругвае, на восточной стороне Южной Америки, — пояснил Дуайт. — Если смотреть по карте — в нижнем конце Уругвая.
   — А мне казалось, вы говорили, что «Меч-рыба» в Рио-де-Жанейро. Это разве не Бразилия?
   Он кивнул.
   — То было во время ее рейса в Северную Атлантику. Тогда она базировалась в Рио. А потом они спустились южнее, в Уругвай.
   — Из-за радиации?
   — Угу.
   — Я не знал, что уже и туда докатилось, — сказал Питер. — Хотя вполне возможно. По, радио ничего не сообщали. Это ведь у самого тропика Козерога, верно?
   — Да, — подтвердил Дуайт. — Как Рокхемптон.
   — А до Рокхемптона уже докатилось? — спросила Мойра.
   — Этого я не слыхал, — сказал Питер. — Сегодня утром по радио сообщили, что докатилось до Солсбери, в Южной Родезии. По-моему, это немного севернее.
   — По-моему тоже, — подтвердил капитан. — Солсбери находится в глубине материка, возможно, отсюда и разница. Ведь все остальные места, о которых мы говорили, — на побережье.
   — А вот Элис-Спрингс почти на самом тропике?
   — Кажется, да. Не знаю. Но, конечно, тоже в глубине материка.
   — Значит, по берегу все это движется быстрей, чем по суше?
   Дуайт покачал головой.
   — Не знаю. Не думаю, чтобы уже нашлись какие-то доказательства — быстрей распространяется радиация на суше или медленнее.
   Питер засмеялся.
   — К тому времени, когда докатится до нас, ученые это узнают. И смогут нацарапать свои выводы на стекле.
   Мойра подняла брови:
   — Нацарапать на стекле?
   — А ты разве эту шуточку не слыхала?
   Она покачала головой.
   — Джон Осборн рассказал мне вчера, — пояснил Питер. — Кое-кто из ученых усердно записывает для истории, что с нами стряслось. Они вырезают записи на стеклянных брусках. Выцарапывают на стекле, потом как-то там приваривают сверху второй такой брусок, и запись оказывается в середке.
   Дуайт приподнялся на локте, с любопытством повернулся к Питеру.
   — В первый раз слышу. А что они станут делать с этими брусками?
   — Уложат на вершине горы Костюшко. Это самый высокий пик во всей Австралии. Если Земля когда-нибудь опять станет обитаемой, новые жители наверняка рано или поздно туда поднимутся. Пик очень высокий, но не недоступен.
   — Вот это да! И они всерьез этим занимаются?
   — Так говорит Джон. Они там на вершине устроили бетонное хранилище. Вроде как в египетских пирамидах.
   — А длинные, эти записи? — спросила Мойра.
   — Не знаю. Едва ли тут много напишешь. Правда, они берут еще и страницы из книг. Вмуровывают их между пластинами толстого стекла.
   — Но ведь те, кто будет после нас… — начала Мойра. — Они не сумеют прочитать нашу писанину. Вдруг это будут… животные.
   — Да уж наверно им придется нелегко. Учиться читать с самого начала. Кот на картинке и рядом по буквам: К-О-Т, и прочее в этом духе. Джон говорит, записи пока примерно до этого и довели. — Он помолчал. — Наверно, это тоже полезно, — задумчиво докончил он. — Чтоб ученые мужи не нашли себе занятия похуже.
   — Картинка с кошкой тем, новым, не поможет, — заметила Мойра. — Ведь никаких кошек не останется. Они не будут знать, что такое кошка.
   — Пожалуй, лучше нарисовать рыбу, — сказал Дуайт. — Р-Ы-Б-А. Или, допустим, чайка.
   — Чем дальше, тем длинней и трудней слово. — Мойра обернулась к Питеру, спросила с любопытством: — А какие книги они сохраняют? Про то, как делать кобальтовую бомбу?
   — Боже упаси! — Все трое засмеялись. — Не знаю, что они там надумали. По-моему, для начала очень подошла бы Британская энциклопедия, да уж больно велика. Нет, право, не знаю. Пожалуй, знает Джон Осборн — или может узнать.
   — Праздное любопытство, — заявила Мойра. — Нам с вами от этого ни тепло ни холодно. — Она в притворном ужасе воззрилась на Питера. — Только не говори, что они сохранят хоть одну газету. Этого я не вынесу!
   — Ну, не думаю, — был ответ. — Не настолько они сумасшедшие.
   Дуайт сел на песке.
   — Обидно, зря пропадает такая теплая вода. По-моему, надо искупаться.
   Мойра встала.
   — Не пропадать же добру, — поддержала она. — Воспользуемся случаем, пока не поздно.
   Питер зевнул:
   — Валяйте, наслаждайтесь теплой водичкой. А я понаслаждаюсь солнышком.
   Он остался лежать на песке, а Мойра с Дуайтом вошли в воду. Поплыли рядом.
   — Вы отличный пловец, да? — спросила она.
   Дуайт ответил не сразу.
   — Я много плавал, когда был помоложе. Один раз участвовал в состязаниях — наша Академия против Уэст-Пойнта.
   Мойра кивнула.
   — Я и подозревала что-то в этом роде. А теперь вы много плаваете?
   Дуайт покачал головой.
   — Только не на состязаниях. Это приходится очень быстро бросить, разве что у тебя куча свободного времени и можно вдоволь тренироваться. — Он засмеялся. — Мне кажется, с тех пор, как я был мальчишкой, вода стала холоднее. Не здесь, конечно. В Мистике.
   — Вы и родились в Мистике?
   Он покачал головой.
   — Я родом с Лонг-Айлендского пролива, но не из Мистика. Мой родной город называется. Уэстпорт. Мой отец там был врачом. В первую мировую войну служил хирургом на флоте, а потом стал практиковать в Уэстпорте.
   — Это тоже на побережье?
   Дуайт кивнул.
   — Плаваешь, ходишь под парусом, ловишь рыбу. Так я и жил мальчишкой.
   — Сколько вам лет, Дуайт?
   — Тридцать три. А вам?
   — Какой бестактный вопрос! Двадцать четыре, — ответила Мойра. И, помолчав, спросила: — А Шейрон тоже из Уэстпорта?
   — В каком-то смысле. Ее отец — адвокат в Нью-Йорке, живет на 84-й Западной улице, недалеко от Центрального парка. А в Уэстпорте у них дача.
   — Значит, там вы и познакомились.
   Он кивнул.
   — Еще детьми.
   — Наверно, вы поженились совсем молодыми.
   — Как только кончили учиться. Мне исполнилось двадцать два, меня назначили лейтенантом на «Франклин». Шейрон было девятнадцать; она так и не окончила колледж. Мы больше чем за год до того решили, что поженимся. Когда наши родные увидели, что мы не передумаем, они собрались вместе и порешили — лучше уж на первых порах нам помочь. — Дуайт помолчал, докончил негромко: — Отец Шейрон очень по-доброму к нам отнесся. Мы бы и еще ждали, пока не заработали как-нибудь хоть немного денег, но родные решили — ни ей, ни мне это вовсе ни к чему. И дали нам пожениться.
   — Помогали деньгами?
   — Ну да. Нам нужна была помощь только года четыре, а потом умерла одна тетушка, а я получил повышение, и мы стали на ноги.
   Они доплыли до конца причала, вылезли из воды и посидели, греясь-на солнышке. Потом вернулись на пляж к Питеру, посидели с ним, выкурили по сигарете и пошли переодеваться. Вновь сошлись на пляже, держа туфли в руках, неторопливо сушили ноги на солнце, отряхивались от песка. Потом Дуайт стал надевать носки.
   — Это ж надо — разгуливать в таких носках! — сказала Мойра.
   Дуайт глянул на свои ноги.
   — Это только на пальцах, — заметил он. — Снаружи не видно.
   — И не только на пальцах! — Мойра перегнулась, взялась за его ступню. — Где-то я видела еще. Да вот же, пятка снизу вся дырявая!
   — Все равно не видно, когда я в ботинках.
   — Разве вам никто не штопает носки?
   — В последнее время большую часть команды «Сиднея» уволили, — пояснил Тауэрс. — Мою койку еще заправляют, но у вестового теперь слишком много дел, ему не до того, чтобы штопать мне носки. Да на корабле и раньше не очень с этим справлялись. Иногда я сам штопаю. А чаще просто выбрасываю рваные носки и покупаю новые.
   — И пуговицы на рубашке у вас не хватает.
   — Это тоже не видно, — невозмутимо ответил Дуайт. — Она же внизу, под поясом.
   — По-моему, вы просто позорите флот, — заявила Мойра. — Знаю я, что сказал бы адмирал, если б увидал вас в таком виде. Он бы сказал, что «Скорпиону» требуется другой капитан.
   — Он ничего такого не увидит, — был ответ. — Разве что заставит меня снять штаны.
   — Разговор сворачивает не в ту сторону, — сказала Мойра. — Сколько пар носков у вас в таком состоянии?
   — Понятия не имею. Я давным-давно не разбирался в ящике с бельем.
   — Отдайте их мне, я их возьму домой, и заштопаю.
   Дуайт быстро взглянул на нее.
   — Очень великодушное предложение. Но незачем штопать мои носки. Все равно мне пора купить новые. Эти уже никуда не годятся.
   — А разве можно купить новые? — спросила Мойра. — Папа не смог. Он говорит, их больше нет в продаже, и еще очень многого тоже не найти. Ему и носовых платков не удалось купить.
   — Да, верно, — поддержал Питер. — В последний раз я тоже не достал подходящих носков. Нашел огромные, на несколько размеров больше, чем надо.
   — А вы в последнее время пробовали купить новые носки? — допытывалась Мойра у Тауэрса.
   — Вообще-то нет. В последний раз покупал, помнится, зимой.
   Питер зевнул.
   — Дайте ей, пускай она вам заштопает, сэр. Найти новые задачка-не из легких.
   — Ну, если так, был бы весьма признателен. Но вам вовсе незачем за это браться, — сказал Дуайт Мойре. — Я и сам справлюсь. — Он усмехнулся. — Представьте себе, я умею штопать носки. И очень даже недурно.
   Мойра презрительно фыркнула:
   — Примерно так же, как я умею управлять подлодкой. Лучше свяжите-ка в узелок все, что у вас есть рваного, и отдайте мне. И эту рубашку тоже. Пуговица у вас сохранилась?
   — Кажется, я ее потерял.
   — Надо быть поосторожнее. Когда отрывается пуговица, ее нельзя выкидывать.
   — Если вы будете так со мной разговаривать, я и правда все, что набралось, отдам вам в починку, — пригрозил Дуайт. — Я вас завалю всякой рванью.
   — Вот теперь пошел серьезный разговор. Я так и думала, что у вас много чего припрятано. Уложите-ка все это в сундук или в два и переправьте их мне.
   — У меня и правда много всего набралось.
   — Так я и знала. Если окажется слишком много, я спихну часть маме, а она наверно раздаст нашим дамам по всей округе. Адмирал Хартмен — наш ближайший сосед, мама наверно отдаст леди Хартмен в починку ваши кальсоны.
   Дуайт изобразил на лице ужас:
   — Вот тогда «Скорпиону» и правда понадобится новый капитан.
   — Мы начинаем повторяться, — заявила Мойра. — Отдайте мне все, что у вас надо штопать и латать, и я попробую одеть вас, как подобает морскому офицеру.
   — Ладно. Куда прикажете все это доставить?
   Мойра чуть подумала.
   — Вы ведь сейчас в отпуску?
   — Более или менее. У нас больше десяти дней свободных, но мне так много не полагается. Капитану надо держаться поближе к своему кораблю, по крайней мере он сам так думает.
   — Наверно, корабль только выиграл бы, держись капитан подальше. Привезите мне все в Бервик и поживите у нас денька два. Умеете вы править волом в упряжке?
   — Никогда еще не приходилось, — сказал Дуайт. — Могу попробовать.
   Мойра испытующе оглядела его.
   — Пожалуй, у вас получится. Если уж вы командуете подводной лодкой, пожалуй, вам можно доверить одного из наших волов. Папа недавно завел ломовую лошадь по имени Принц, но к Принцу он вас едва ли подпустит. А править волом, пожалуй, позволит.
   — Я согласен, — кротко промолвил Дуайт. — А что надо делать с волом?
   — Разбрасывать по полю навоз. Коровьи лепешки. Запрягают вола, и он тянет борону по траве. А вы идете рядом и ведете вола за повод. И еще у вас есть палка, чтоб его погонять. Очень мирное, отдохновенное занятие. Полезно для нервной системы.
   — Не сомневаюсь, — сказал Дуайт. — А для чего это? В смысле — для чего нужна такая работа?
   — Улучшает пастбище. Если оставить навоз где попало, трава растет грубая, пучками, и скот ее не ест. А если боронить, на следующий год пастбище получается вдвое лучше. Папа очень следит, чтобы каждый участок боронили, как только скот оттуда перегонят. Раньше у нас борону тянул трактор. А теперь впрягаем вола.
   — Так ваш отец заботится о том, чтобы на следующий год у него были хорошие пастбища?
   — Вот именно, — решительно сказала Мойра. — Только ничего такого не говорите. В хорошем хозяйстве всегда боронят выгоны, а мой отец хороший хозяин.
   — Я и не собирался ничего такого говорить. Сколько акров на ферме вашего отца?
   — Около пятисот. Мы разводим коров энгеской породы и овец.
   — Овец разводите ради шерсти?
   — Да.
   — А когда снимают шерсть? Я никогда не видел, как стригут овец.
   — Обычно мы стрижем в октябре, — сказала Мойра. — Но папа беспокоится, говорит, если мы отложим до октября, в этом году стрижка сорвется. Он думает поторопиться и стричь в августе.
   — Это разумно, — серьезно сказал Дуайт. Наклонился, надел ботинки. — Давненько я не бывал на ферме. Если вы меня стерпите, я приехал бы к вам на денек-другой. Надеюсь, не так, так эдак я сумею пригодиться в хозяйстве.
   — На этот счет не беспокойтесь, — сказала Мойра. — Папа уж постарается пристроить вас к делу. Еще одна пара мужских рук на ферме для него просто подарок.
   Дуайт улыбнулся:
   — И вы правда не против, чтобы я привез все, что надо штопать и латать?
   — Только попробуйте явиться с двумя жалкими парами носков и уверять, будто ваша пижама в идеальном порядке — я вам вовек не прощу. И потом, леди Хартмен мечтает починить ваши кальсоны. Она пока об этом не подозревает, но это чистая правда.
   — Придется поверить вам на слово.
   В этот вечер Мойра отвезла Дуайта на станцию в своей тележке. И на прощанье сказала:
   — Буду ждать вас во вторник днем на Бервикской станции. Если сможете, дайте мне знать по телефону, каким поездом приедете. Если не сможете позвонить, я буду там ждать часов с четырех.
   Он кивнул.
   — Я позвоню. Так вы всерьез хотите, чтоб я привез все в починку?
   — Если не привезете, вовек вам не прощу.
   — Хорошо. — Дуайт запнулся, докончил нерешительно: — Пока вы доедете до дому, уже стемнеет. Будьте осторожны.
   Мойра улыбнулась:
   — Ничего со мной не случится. До вторника. Спокойной ночи, Дуайт.
   — Спокойной ночи, — вымолвил он, словно вдруг охрипнув.
   Мойра покатила прочь. Тауэрс стоял и смотрел вслед, пока ее тележка не скрылась за поворотом.
   Было уже десять вечера, когда Мойра въехала на задворки усадьбы Дэвидсонов. Ее отец услыхал топот копыт, вышел и помог ей распрячь лошадь и завести тележку в сарай. Пока они в полутьме заталкивали ее под крышу, Мойра сказала:
   — Я пригласила к нам дня на два Дуайта Тауэрса. Он приедет во вторник.
   — Сюда, к нам? — удивленно переспросил отец.
   — Да. У них там отпуск перед каким-то новым походом. Ты ведь не против?
   — Конечно, нет. Лишь бы ему тут не было скучно. Чем ты станешь его занимать с утра до вечера?
   — Я ему сказала, что он может править волом на выгонах. Он не белоручка.
   — Вот если бы кто-нибудь помог мне заготовить силос, — сказал отец.
   — Ну, я думаю, он и это сумеет. В конце концов, если уж он управляет атомной подводной лодкой, так неужели не научится работать лопатой.
   Они вошли в дом. Позже в этот вечер мистер Дэвидсон сказал жене, какого надо ждать гостя. Новость произвела надлежащее впечатление.
   — По-твоему, за этим что-то кроется? — спросила жена.
   — Не знаю, — был ответ. — Ей-то он наверняка нравится.
   — После того молодого Форреста, помнишь, перед войной, у нее не было постоянных поклонников.
   Муж кивнул.
   — Форреста помню. Всегда был о нем невысокого мнения. Хорошо, что из этого ничего не вышло.
   — Просто она любила разъезжать на его шикарной машине, — заметила мать Мойры. — Сомневаюсь, чтобы он был ей так уж мил.
   — А у этого подводная лодка, — подсказал отец. — Пожалуй, и с ним то же самое.
   — Но он не может носиться в ней по дорогам со скоростью девяносто миль в час, — заметила мать и, подумав, прибавила: — Правда, теперь он, наверно, овдовел.