Сигл Эрик. История Оливера

- Я проспал, - сказал я и попытался укрыться у себя в кабинете.
- Оливер, приготовьтесь к шоку.
Я остановился.
- Что случилось?
- Атака разносчиков цветов.
- Что?
- А вы не чувствуете?
Я вошел в свой кабинет... точнее, то, что было им. Сейчас я как будто
попал в теплицу. Цветочное буйство везде. Даже мой рабочий стол превратился
в ложе, украшенное розами.
- Кто-то вас любит, - сказала Анита, наслаждаясь ароматами.
- Было письмо? - спросил я, от души надеясь, что она не вскрывала его.
- На ваших розах - то есть у вас на столе.
Я схватил его. К счастью, оно было запечатано и помечено: "Лично".
- Очень плотная бумага, - сказала Анита, - Даже на просвет невозможно
разобрать ни слова.
- Можете идти на обед, - сказал я, подарив ей не самую теплую улыбку.
- Что случилось, Оливер? - спросила она, пристально разглядывая меня
(костюм немного помят, а в остальном все благопристойно. Я проверял).
- В каком смысле?
- Вы совершенно забыли поинтересоваться, были ли сообщения.
Я еще раз посоветовал ей идти. И повесить снаружи плакатик "Не
беспокоить".
- Откуда у нас ему взяться? Это же не отель, забыли? - она вышла и
захлопнула дверь.
Я почти разорвал конверт в клочья.
Письмо гласило:

"Не знаю, какие тебе нравятся и не хочу разочаровывать,

С любовью,
М."

Я улыбнулся и схватился за телефон.
- Она на конференции. Могу я спросить, кто звонит?
- Это ее дядя Эбнер, - ответил я голосом доброго дядюшки. Пауза, щелчок
и внезапно голос босса.
- Да?
Марси на линии, тон - самый официальный.
- А почему так сухо?
- Я на совещании с менеджерами Западного побережья.
Ага, верхний эшелон. Сливки. И она играет перед ними роль Снежной
Королевы.
- Я перезвоню позже, - сказала Марси, отчаянно пытаясь сохранить свой
замороженный имидж.
- Я коротко. Цветы замечательные...
- Отлично. Я перезвоню...
- И еще одно. У тебя самая фантастическая попка...
Щелк! Эта сучка положила трубку!
Сердце заныло и навалилась усталость.

- Он живой?
Постепенно я стал различать голоса где-то на периферии сознания. Голос
принадлежал Барри Поллаку, молодому выпускнику, недавно поступившему в
фирму.
- А еще этим утром выглядел таким живым, - это уже Анита, пробуется на
роль безутешной вдовы.
- Как он попал сюда? - спросил Барри.
Я сел. Черт, оказывается, я заснул на своем ложе из роз.
- Привет, ребята, - пробормотал я, зевая, но пытаясь изобразить, что
сиеста на рабочем столе - обычное дело, - В следующий раз попробуйте вначале
стучать, о'кэй?
- Мы пробовали, - робко сказал Барри, - много раз. А потом решили
войти, чтобы проверить... что с вами все хорошо.
- Все отлично, - ответил я, беззаботно смахнув с костюма
пару лепестков.
- Я приготовлю кофе, - Анита вышла.
- Что у тебя, Барри? - спросил я.
- Ну, помните, дело попечительского совета школы. Мы готовили его
вместе, помните?
- Ага, - я смутно начинал вспоминать, что где-то в другой вселенной
Оливер Бэрретт был адвокатом, - у нас назначена встреча?
- Да. Сегодня в три, - ответил он, перебирая бумаги и переминаясь с
ноги на ногу.
- О'кэй, значит встречаемся здесь.
- Ну, это... Сейчас что-то вроде полпятого, - сказал Барри, надеясь,
что его аккуратность не сочтут оскорблением.
- Четыре тридцать! О черт! - я вскочил.
- Я собрал много материалов, - начал он.
- Нет. Слушай, Барри, давай встретимся завтра и поговорим об этом,
о'кэй? - и я направился к двери.
- Когда?
- Назначаешь ты. Первым делом с утра.
- В полдевятого?
Я замялся. Дело попечительского совета определенно не было самым важным
в завтрашней утренней деятельности.
- Нет. Я встречаюсь с ... важной шишкой. Лучше к десяти.
- О'кэй.
- В десять тридцать было бы еще лучше, Барр.
- О'кэй.
Вылетая за дверь я еще слышал его бормотание:
- Но я на самом деле собрал очень много материалов...

У доктора я оказался раньше обычного, но ушел с радостью. Лондон,
похоже, настроился сегодня на другую волну, да и у меня была куча срочных
дел. Например, постричься. И подобрать гардероб. Надо ли надевать галстук? А
брать с собой зубную щетку?
Черт, все равно остается несколько часов. Так что я решил пробежаться в
Центральном парке.
Убить время. Ну и взглянуть на ее дом.

21.

Замок принцессы стережет охрана.
Вначале вы минуете Стража Ворот, который тщательно проверяет законность
вашего визита. Затем, если чистота ваших помыслов сомнению не подлежит, он
проведет вас в приемную, где верные слуги попытаются посредством коммутатора
выяснить, ожидает ли августейшая особа вас, простого смертного.
- Да, мистер Бэрретт, - произнес ливрейный цербер, - вы можете войти.
Сказано это было тоном, не оставляющим сомнений, что если бы решал он -
я вряд ли бы прошел.
- Это отличная новость, - ответил я, - Могли бы вы проводить меня в
покои Биннендэйл?
- Пройдите через двор, дальний проход направо, лифт на верхний этаж.
- А номер квартиры? - уточнил я.
- Там только одна квартира, мистер Бэрретт.
- Спасибо. Чрезвычайно благодарен. (Самодовольная задница).
На единственной двери номера не оказалось. Как, впрочем, и любой другой
информации. Сжимая в руке букетик, купленный здесь же на углу, я позвонил -
чрезвычайно благовоспитанно.
Марси открыла почти мгновенно. На ней была эта шелковая штука - из тех,
что женщины носят дома - разумеется, если их зовут, например, царицей
Савской. В любом случае, то, что не скрывалось под тканью, выглядело очень
аппетитно.
- Эй, ты выглядишь так, как будто я где-то тебя видела, - сказала
Марси.
- Я собираюсь действовать куда активнее, когда окажусь внутри.
- Зачем ждать?
Я и не стал. Ощутив в руках очень много Марси-в-шелках. Потом я
протянул ей цветы.
- Это все, что мне удалось добыть. Какие-то лунатики скупили все цветы
в городе.
Марси взяла меня за руку и повела внутрь.
Все дальше и дальше.
Места было столько, что это начинало действовать на нервы. Мебель
подбирали с великолепным вкусом, но на мой взгляд, ее было чересчур много.
Но главным образом поражало все-таки пространство.
На стенах висело множество картин, из тех, которые украшали мою комнату
в Гарварде. С той разницей, что эти не были репродукциями.
- Мне понравился твой музей, - сказал я.
- А мне понравился твой звонок, - парировала она.
Внезапно я обнаружил себя на стадионе.
Похоже, это место называлось гостиной. Но оно было чудовищно. Потолки
высотой футов двадцать. Громадные окна, выходящие на Центральный парк. Вид
из них отвлек меня от развешанных на стенах картин. Хотя некоторые из них
отличались таким же сюрреализмом, как и их воздействие на меня.
Марси развлекало мое изумление.
- Он невелик, но это - дом, - сказала она.
- Боже, Марси, ты же можешь оборудовать теннисный корт прямо здесь.
- Могу. Если ты будешь играть со мной.
Понадобилось время просто, чтобы пересечь эту комнату. Наши шаги в
унисон щелкали по паркетному полу .
- Куда мы направляемся? - не выдержал я, - В Пенсильванию?
- Немного ближе, - ответила она и крепче сжала мою руку.
Мы оказались в библиотеке. Мерцал камин. Бокалы ждали нас.
- Тост? - спросила она.
- За попку Марси! - поднял бокал я.
- Нет, - забраковала она.
- За грудь Марси!
- Попробуй еще раз, - наложила вето она.
- Хорошо, за мозги Марси...
- Уже лучше.
- Которые так же полны любви, как ее попка и грудь.
- Пошляк.
- Я чудовищно сожалею, - раскаялся я, - и готов взять все слова
обратно.
- Пожалуйста, Оливер. Не надо. Мне понравилось.
И мы выпили за это.
Несколько бокалов спустя я дозрел, чтоб высказаться по поводу ее отчего
дома.
- Эй, Марси, как ты можешь жить в этом мавзолее? Да, отцовский дом был
большим, но чтобы играть у меня были лужайки. А все, что есть у тебя -
комнаты. Древние пыльные комнаты.
Она пожала плечами.
- Где жили вы с Майклом?
- В дуплексе на Парк авеню.
- Которым он сейчас и владеет?
Она кивнула, потом добавила:
- Впрочем, свои спортивные туфли мне удалось вернуть.
- Чрезвычайно щедро. Но потом ты вернулась под крыло к папочке?
- Пардон, доктор, но я дура не до такой степени. После развода папа
предусмотрительно послал меня в командировку по дальним филиалам. И я
работала там, как проклятая. Это было что-то вроде терапии-стажировки. Он
умер внезапно. Я вернулась на похороны и осталась здесь. Временно, так мне
казалось. Наверное, мне надо было закрыть квартиру. Но каждое утро я
садилась за то, что привыкла называть папиным рабочим столом. И по какому-то
атавистическому рефлексу почувствовала, что... вернулась домой.
- Это бывает. Не оправдывайся, - добавил я. Потом встал, подошел к ней
и положил руку на очаровательную деталь ее анатомии.
Не успел я дотронуться до нее, как возникло привидение.
Древний старец весь в черном - кроме белого кружевного воротничка и
фартука.
Оно заговорило.
- Я стучал, - сказал призрак.
- Да, Милдред? - небрежно ответила Марси, в то время как я пытался
втянуть пальцы внутрь рукава.
- Ужин готов, - сообщило видение и испарилось. Марси улыбнулась мне.
И я улыбнулся ей.
Несмотря на странную обстановку, я чувствовал себя счастливым. Потому
что рядом со мной был... кто-то еще. Я совсем забыл, каково это -
чувствовать рядом чье-то сердцебиение.
- Ты не голоден, Оливер?
- Уверен, что буду - к тому моменту, когда мы доберемся до столовой.
И мы пошли. Прошли еще одну галерею, пересекли будущий теннисный корт и
попали в столовую - хрусталь и красное дерево.
- Чтоб не вводить тебя в заблуждение, - сказала Марси, когда мы сели за
огромный стол, - дизайн ужина мой, исполнение - профессионалов.
- Ты имеешь в виду поваров?
- Да. Я не очень хорошая хозяйка.
- Марси, не волнуйся. Моя недавняя диета не слишком отличалась от
собачьих консерв.
Ужин не был похож на предыдущий - во всех смыслах.
Еда, конечно, была лучше, а вот разговоры намного хуже.
- Какой соус... Телятина по-веллингтоновски... О, Шато-Марго пятьдесят
девятого года... Это суфле просто фантастично.
Вот и все. В основном я просто жевал.
- Оливер, ты кажешься немного молчаливым.
- Я просто потерял дар речи от всех этих гастрономических чудес.
Она почувствовала иронию.
- Я перестаралась, да?
- Марси, не надо волноваться из-за пустяков. Не имеет значения, что мы
едим. Главное, что мы делаем это вместе.
- Да, - согласилась она.
Но я видел, что ей кажется, что я критикую ее. По-моему, так оно и
было. Но безо всякого намерения обидеть. Надеюсь, она не расстроилась.
В любом случае, я попытался успокоить ее.
- Марси, это не значит, что мне не понравилось. На самом деле. Это
напомнило мне дом.
- Который ты презираешь.
- Кто это сказал?
- Ты. Вчера.
Ага, факт. Кажется, в ГоДжо. (Неужели прошел всего один короткий день?)
- Послушай. Прости, если обидел. Понимаешь, когда мои родители ужинали
в таком стиле, это казалось чем-то подагрическим. С другой стороны, у тебя
это получается элегантно.
- Ты на самом деле думаешь так?
Это требовало некоторой дипломатичности.
- Нет, - искренне признался я.
- Я не обижена, - сказала она голосом, утверждавшим прямо
противоположное, - Мне просто хотелось произвести впечатление. Я не часто ем
в таком стиле.
Услышать это было облегчением.
- Хорошо, а как часто?
- Дважды.
- В неделю?
- Дважды со смерти папы. (Шесть лет назад).
Я почувствовал себя последним сукиным сыном.
- Может, все-таки выпьем кофе?
- Могу я сам выбрать комнату? - намекнул я.
- Нет. В моих владениях ты следуешь за мной.
Я последовал. Назад в библиотеку. Там стоял кофе, а из скрытых
динамиков несся Моцарт.
- Ты на самом деле принимала тут гостей всего дважды?
Она кивнула:
- Оба раза это был бизнес.
- А как насчет социальной жизни? - я старался быть деликатным.
- В последнее время намного лучше, - ответила она.
- Нет, Марси, серьезно, чем ты обычно занимаешься в Нью-Йорке по
вечерам?
- Ну, это очень увлекательно. Я возращаюсь домой, бегаю в парке, если
еще светло. Потом обратно на работу. У меня в офисе есть выход на линию, так
что я принимаю звонки из Калифорнии.
- До полуночи, не так ли?
- Не всегда.
- А потом?
- Останавливаюсь и пытаюсь расслабиться
- Ага! Что означает...
- Имбирный эль и сэндвичи с Джонни.
- Джонни? - Я не смог скрыть ревности.
- Карсоном. Интересно послушать за ужином .
- А-а... - Успокоившись, я снова перешел в наступление.
- А чем-то кроме работы ты занимаешься?
- Маршал Маклюен сказал: "Когда человек полностью увлечен работой - это
уже не работа".
- Он спорол глупость. И ты тоже. Нет, Марси. Ты говоришь себе, что
увлечена, но, на самом деле, пытаешься работой заглушить свое одиночество.
- Боже, Оливер, - изумленно сказала она, - Как ты можешь столько знать
о человеке, с которым знаком всего несколько дней?
- Не могу, - согласился я, - Я говорю о себе.

Забавно. Мы оба знали, что будем делать дальше, но ни один не решался
прервать разговор. Наконец, я решил вернуться на землю.
- Эй, Марси, уже полдвенадцатого.
- А что, в Нью-Йорке действует комендантский час?
- Нет. Но у меня нет массы важных вещей. Одежды, например.
- Я была застенчива или двусмысленна?
- Скажем, ты не высказывалась совершенно однозначно, и я не решился
появиться со своим вещмешком.
Марси улыбнулась.
- Это нарочно, - призналась она.
- Почему?
Она встала и протянула мне руку.
На кровати их было не меньше дюжины - шелковых ночных сорочек. Моего
размера.
- Предположим, я решу остаться на год?
- Это может показаться странным, друг мой, но если у тебя возникнет
такое желание - сорочки найдутся.
- Марси?
- Да?
- У меня много... желания.
Потом мы любили друг друга так, будто предыдущая ночь была всего лишь
репетицией.

Утро наступило слишком быстро. Было что-то около пяти утра, тем не
менее будильник на стороне Марси сигналил подъем.
- Который час? - простонал я.
- Ровно пять, - сказала Марси, - Проснись и пой.
Она поцеловала меня в лоб.
- Ты с ума сошла.
- Ты же знаешь, зал заказан на шесть.
- Брось, суд в этом часу не... - тут до меня дошло, - Ты про теннис?
- Заказан с шести до восьми. Стыдно упустить такую возможность.
- Эй, у меня есть идея получше, чем мы могли бы заняться.
- Чем? - изобразила непонимание Марси, хотя я уже обнимал ее, -
Волейболом?
- Да, если тебе так хочется, можно назвать это и так.
Как бы это не называлось, она послушно согласилась играть.

Ванные отличалась.
Принимая душ, я размышлял, что отличало жилище Уолтера Биннендэйла от
Довер-Хауса, дома моих предков в Ипсвиче, штат Массачусетс.
Не искусство. Шедевры были и у нас. Причем, благодаря более долгой
семейной истории - еще и прошлого века. Мебель в общем-то была такой же. Для
меня антикварный - значит просто старый.
Но вот ванные! Здесь Бэрретты проявили всю свою неистребимую
приверженность пуританским традициям: во всем целесообразность и простота.
Белый кафель, ничего лишнего - спартанский стиль. Ничего не отвлекало и не
задерживало взгляд.
Не то у Биннендэйлов. Их ванные подошли бы и римскому императору. Или,
точнее, римскому принципу, создавшему их. Простое упоминание о назначении
этих комнат взбесило бы, наверное, и либеральнейших из Биннендэйлов.

В зеркале, сквозь чуть приоткрытые двери я мог видеть спальню.
Куда как раз въезжала тележка.
Которую толкал Милдред.
Груз: завтрак.
К тому времени, когда я заканчивал вытираться, Марси уже сидела за
столом - в одеянии, явно не предназначенном для выхода на работу (надеюсь).
Я уселся напротив, завернувшись только в полотенце.
- Кофе, бекон, яйца?
- Господи, это ж прямо как в отеле!
- Вы все еще недовольны, мистер Бэрретт?
- Нет, было забавно, - ответил я, намазывая маслом горячую булочку, - и
вполне можно повторить, - я сделал паузу, - лет через тридцать.
Она выглядела недоумевающей.
- Марси. Послушай, это место - рай для палеонтологов. Оно прямо-таки
кишит спящими динозаврами.
Она смотрела на меня.
- Это не то, чего тебе хочется на самом деле, - продолжал я.
Что-то в лице у нее дрогнуло.
- Я хочу быть с тобой, - ответила она.
Она не была застенчивой. И не говорила метафорами, как я.
- О'кэй, - сказал я. Чтоб обдумать, что говорить дальше.
- Когда ты хочешь двинуться? - спросила она.
- Сегодня.
Марси не расстроилась.
- Просто скажи мне, где и когда.
- Давай встретимся в пять в Центральном парке. У входа со стороны
Ист-Сайд, рядом с бассейном.
- Что мне взять? - спросила она.
- Свои спортивные туфли.

22.

Я пролетел тридцать тысяч футов и рухнул на землю. Навалилась
невероятная депрессия.
- Это невыносимо, - сказал я доктору, - Неужели вы не могли
предупредить меня?
С утра моя эйфория стала на глазах испаряться, оставив после себя
только грусть. Которую я не мог высказать словами.
- Но ведь все нормально, - начал я. Потом сообразил, насколько смешно
это звучит, - Я хочу сказать, что с Марси все идет хорошо. Это просто я. Я
слишком напряжен. Я не могу...
Пауза. Я не уточнил, что именно не могу.
Я знал. Но произнести это было непросто:
- Привести ее к себе домой. Понимаете?
Я опять поторопился. Зачем нужно было заставлять Марси покидать свой
дом? Зачем все эти жесты?
- Может, это просто эгоизм... использовать Марси, чтобы заполнить
пустоту, - думал я вслух.
- Или это из-за Дженни. Я хочу сказать, что теперь, почти два года
спустя я мог бы встречаться с кем-нибудь и оправдать это. Но мой дом! Чужой
- в моем доме, в моей кровати. Конечно, и дом не тот, и кровать - не та. И
логика говорит, что это не должно мешать мне. Но, черт побери - мешает.
"Дом"... Видите, для меня это по-прежнему место, где жили мы с Дженни.
Парадокс: говорят, что нет мужей, не мечтающих побыть холостяками.
Следовательно, я извращенец. Я тону в памяти о времени, когда был женат.
Мне нужно место, которое нельзя было бы осквернить. Постель, в которую
никто не залезет. То есть, ничего, что нарушало бы уютную иллюзию - что все,
что у меня есть, я продолжаю делить с кем-то.
До сих пор продолжают приходить письма на ее имя. Рэдклифф регулярно
присылает ей просьбы о пожертвованиях. Это - мне, за то, что не сообщал о
смерти Дженни - никому, кроме друзей.
Вторая зубная щетка в ванной принадлежит Филлиппу Кавиллери.
Видите, это будет либо нечестным по отношению к одной девушке...
Либо предательством по отношению к другой.
Доктор Лондон заговорил.
- В любом случае, вы совершаете ошибку.
Он понимал. Но от его понимания мне неожиданно стало еще хуже.
- Должен ли быть выбор только из "или-или"? - спросил он в
кьеркегоровском стиле, - Нет ли иного объяснения вашего конфликта?
- Какого? - я на самом деле не знал.
Пауза.
- Она нравится вам, - мягко намекнул доктор Лондон.
Я обдумал его слова.
- Кто? Вы не назвали имени.

23.

Марси пришлось отложить.
По странному совпадению я назначил наше рандеву на пять. Что, как до
меня дошло уже в офисе, приходилось на время сеанса у психиатра. Я позвонил.
- Что, струсили, друг мой? - на сей раз она была одна и могла
поддразнить.
- Всего на час позже. Шестьдесят минут.
- Могу я верить тебе? - спросила Марси.
- Это твоя проблема, не так ли?
Так что бежали мы уже в сумерках. В бассейне отражались огни большого
города.
Теперь, увидев ее снова, я чувствовал, что вчерашние сомнения начинают
уходить. Она была красива. Я совершенно забыл, насколько она могла быть
красивой. Мы поцеловались и начали пробежку.
- Как прошел день? - спросил я.
- А, обычные катастрофы, переизбыток продукции, недостаток продукции,
транспортные накладки и паника в коридорах. А в основном думала о тебе.
Я подготовил пару тем, чтобы побеседовать по пути. Но обычного легкого
разговора не получалось. Я снова и снова возвращался к тому же. Я
потребовал. Она пришла. Теперь мы оба здесь. Как она себя чувствует?
- Тебе не интересно, куда мы направляемся?
- По-моему, компас у тебя, друг мой.
- Взяла одежду?
- Мы же не станем ужинать в спортивной форме?
Мне стало любопытно, что она взяла с собой.
- Где твои вещи?
- В машине, - она показала куда-то в сторону Пятой Авеню, - обычный
саквояж. Очень удобно.
- Для быстрых отъездов.
- Верно, - сказала она, притворившись, что не поняла. Мы пошли на
следующий круг.
- Мне кажется, мы двинемся ко мне, - заметил я.
- О'кэй.
- Там не очень просторно...
- Отлично.
- ... и приготовим ужин. Сами. Своими силами. Я добуду чертовы
продукты...
- Отлично, - ответила Марси. Еще через сто ярдов она остановилась.
- Но, Оливер, - произнесла она почти жалобно, - а кто будет готовить
сам чертов ужин?
Я посмотрел на нее.
- Что-то говорит мне, что тебя это не радует.
Ее не радовало. На последнем круге она рассказала мне о своем
кулинарном опыте. Он стремился к нулю. Когда-то она собиралась даже пойти на
курсы, но Майк не захотел. Впрочем, учиться никогда не поздно. Я
почувствовал какую-то гордость. Сам я умел готовить макароны, яичницу и еще
с полдюжины блюд. Что делало меня экспертом, способным ввести ее в мир
кухни.
По дороге - кстати, пешком попасть ко мне быстрее, чем на машине - мы
заглянули в китайский ресторанчик.
Выбор дался мне с огромным трудом.
- Проблемы? - поинтересовалась Марси, наблюдая, как я мучительно изучаю
меню.
- Ага. Не могу сосредоточиться.
- Это всего лишь ужин, - сказала Марси. Я так и не смог понять, что она
имела в виду.

Я сидел у себя в гостиной, пытался читать воскресный выпуск "Таймс" и
сделать вид, что леди у меня в ванной - обычное дело.
- Эй, - сказала она, - эти полотенца... Они немного протухли.
- Да, - сказал я.
- А почище у тебя нет?
- Нет.
Пауза.
- Все будет нормально, - наконец сказала она.
Ванная была прямо-таки насыщена женственностью. Я собирался
сполоснуться очень быстро, но запах духов остановил меня. Или я боялся
покинуть бодрящее тепло душа?
О'кэй, я был эмоционален. И раним. Но, странное дело, в этот момент,
зная, что снаружи меня дожидается женщина, готовая играть по моим
эксцентричным правилам, я не мог сказать, радует меня это, или печалит.
Единственное, в чем я мог быть уверен - что я снова способен
чувствовать.

Марси Биннендэйл была на кухоньке и делала вид, что знает, как зажечь
плиту.
- Тебе понадобятся спички, Марси, - я закашлялся и быстро открыл окно,
- Давай покажу.
- Прости, друг, - сказала она, очень смущенная, - Я потерялась.
Я подогрел ужин, достал пиво и налил апельсинового сока. Марси накрыла
на стол (кофейный).
- Откуда у тебя эти ножи и вилки? - спросила она.
- Отсюда, оттуда...
- Вижу. Ни одной одинаковой пары.
- Люблю разнообразие.
(Да. Когда-то у нас был полный набор. Теперь он был надежно спрятан,
как и все прочее, напоминающее о браке).
Мы уселись на полу и приступили к ужину. Я был настолько свободен,
насколько позволяла навалившаяся скованность. Мне казалось, что запущенность
и беспорядок квартирки могут напомнить Марси о нормальной человеческой
жизни.
- Здесь приятно, - сказала она. И коснулась моей руки, - А музыка у
тебя есть?
- Нет, - (Стерео Дженни я тоже отдал).
- Никакой?
- Только радио, оно же и будильник.
- Ничего, если я включу QXR?
Я кивнул и попытался улыбнуться. Она встала. Радио стояло у кровати. На
расстоянии перехода в три или четыре шага от места нашей стоянки. Интересно,
вернется она ко мне, или будет ждать там? Заметила ли мою подавленность?
Думает, что мой энтузиазм пошел на спад?
Вдруг зазвонил телефон.
Марси стояла прямо рядом с ним.
- Мне ответить, Оливер?
- Почему бы и нет?
- Это может быть какая-нибудь из твоих подружек, - улыбнулась она.
- Ты мне льстишь. Исключено. Можешь ответить.
Она пожала плечами и взяла трубку.
- Добрый вечер... Да, номер правильный ... Да. Он... Кто я? А какое это
имеет значение?
Кто там ко всем чертям смеет допрашивать моих гостей? Я встал и
решительно сгреб трубку.
- Да? Кто это?
Трубка помолчала, потом разродилась скрипучим:
- Поздравляю!
- Ох... Фил.
- Да, слава богу, - рек святой Кавиллери.
- Как ты, Фил? - спросил я невинным голосом.
Мой вопрос он просто проигнорировал:
- Она красива?
- Кто, Фил? - холодно переспросил я.
- Она, крошка, с которой я говорил.
- А, просто горничная.
- В десять вечера? Давай, придумай что-нибудь получше.
- Я хотел сказать, моя секретарша. Помнишь Аниту? Ту, с длинными
волосами? Я хотел передать ей пару документов по делу попечительского
совета.
- Не дури ближнего своего. Если это - Анита, то я кардинал
Крэнстонский.
- Фил, я занят.
- Разумеется, я вижу. И умолкаю. Но не говори мне, что больше не писал
писем.
Филипп вообще был не из тех, кто объясняется шепотом, а тут он отвечал
так громогласно, что передача шла на всю квартиру. Марси веселилась.
- Эй, - поинтересовался я таким беззаботным голосом, что сам
впечатлился, - Когда мы могли бы встретиться?
- На свадьбе, - ответил Фил.
- Чего-о?
- Она как, высокая или низкая? Худая или полная? Светлая или темная?
- Пышка.
- Ага! - Фил хищно вцепился в мою несчастную шуточку, - Ты признал, что
она - это она. Теперь: она любит тебя?
- Не знаю.
- Забудь. Разумеется, любит. Ты ужасен. Если ей понадобятся примеры, я
готов порадовать ее парой-другой. Слушай, давай ее сюда.
- Не стоит.
- Значит, она знает? Она влюблена в тебя?
- Я не знаю.
- Тогда какого черта она делает у тебя дома в десять вечера?
У Марси от хохота на глазах уже выступили слезы. И смеялась она надо
мной. Над моими жалкими потугами изображать пуританина.
- Оливер, я знаю, что чертовски мешаю, так что всего один вопрос - и
флаг тебе в руки, и можешь делать все, что хочешь.
- Насчет нашей встречи, Фил...
- Оливер, это не то, о чем я хотел спросить тебя.