Страница:
В моей семье любовь заменяют традиции. Мы не показываем друг другу
своей привязанности. Вместо этого мы посещаем обряды рода, тем самым
демонстрируя нашу... лояльность ему. Праздников этих в году четыре:
естественно Рождество, Пасха и День Благодарения. И еще священный ритуал
осени, Святой Уикэнд. День морального Армагеддона, когда вступают в бой
Добро и Зло, когда Свет противостоит Тьме. Другими словами, Игра. Добрый
Гарвард против Йеля.
Это время, чтобы смеяться и время, чтобы плакать. Но большей частью это
время орать, визжать, вести себя, как недоразвитые тинейджеры и разумеется
пить.
В нашей семье все это, впрочем, проходит немного спокойнее. В то время,
как большинство выпускников устраивают локальные разборки, предварительно
заправившись Кровавой Мэри прямо на стоянках, Бэрреттов интересуют только
результаты Гарварда.
Когда я был маленьким, отец брал меня на каждую игру на Солджерс Филд.
Его объяснения были предельно подробными. В десять лет я разбирался в самых
экзотичных сигналах рефери. Кроме того, я научился болеть. Отец никогда не
вопил. Когда у Малиновых все шло о'кэй, он издавал (почти что про себя)
восклицания вроде "Молодец", "А, отлично". Ну а если наши гладиаторы были не
в ударе, вроде того случая, когда мы продули со счетом 55:0, он мог
произнести только: "Жаль".
Он был атлетом, мой отец. Выступал за Гарвард (гребля на академической
одиночке). Он надевал галстук с черными и малиновыми полосами, которые
означали, что он заслужил свое "H". Дающее ему право бронировать лучшие
места на футбольных матчах. По правую руку президента.
Время не смягчило и не изменило ритуала схваток Гарвард-Йель. Все, что
изменилось - мой собственный статус. Пройдя обряды посвящения, теперь я сам
обладал заветным "H" (хоккей). А следовательно, правом на собственное место
в престижный пятидесятиярдовый ряд. Теоретически, я мог бы привести сюда
своего сына и учить его, например, как обозначается пенальти.
Тем не менее, за вычетом тех лет, что я учился в колледже, а потом был
женат, я посещал игры Гарвард-Йель вместе с отцом. Мать отказалась ходить на
них много лет назад, и это был единственный в ее жизни случай неповиновения:
"Я не понимаю игры, - сказала она отцу, - и у меня мерзнут ноги".
Когда игра проводилась в Кембридже, мы ужинали в почтенном бостонском
заведении "Лок-Оберс". Когда полем битвы становился Нью-Хэйвен, отец
предпочитал ресторан Кейси - патины меньше, еда лучше. В этом году мы сидели
именно там, после того как альма матер проиграла со счетом 7:0. Игра вышла
сонная, так что обсуждать особенно было и нечего. Что в свою очередь
означало возможность всплытия тем, со спортом не связанных. Я намеревался не
говорить о Марси.
- Жаль, - сказал отец.
- Это только футбол, - ответил я, похоже чисто рефлекторно уйдя в в
оппозицию.
- От Масси я ожидал более агрессивной игры.
- Гарвард хорош в защите, - предположил я.
- Да. Возможно, ты прав.
Мы заказали омара. Что заняло время, особено с учетом всех этих толп.
Вокруг бродили пьянные йельцы. Бульдоги гавкали песни победы. Гимны героизму
футболистов. В любом случае, мы заняли столик в относительно тихом месте,
где могли слышать друг друга. Если нам на самом деле было, о чем говорить.
- Как дела? - спросил отец.
- Почти так же, - ответил я. (Каюсь, я никогда не старался облегчать
наши разговоры).
- Ты...тебе не лучше? - пытается проявлять интерес. Допустим.
- Немного.
- Это хорошо.
Сегодня я заметил, что отец выглядел более озабоченным, чем в прошлом
году. И более озабоченным, чем когда мы ужинали в Нью-Йорке прошлым летом.
- Оливер, - начал он тоном, обычно предвещающим неприятности, - Могу я
быть откровенным?
Он это серьезно?
- Разумеется, - ответил я.
- Я хотел бы поговорить с тобой о будущем.
- О моем будущем, сэр? - спросил я, уже разворачивая защитные
установки.
- Не совсем. О будущем Семьи.
Мне пришло в голову, что он или мать могли заболеть, или что-то в этом
роде. С них вполне сталось бы сообщить об этом с таким вот флегматичным
видом. Или просто написать. (Особенно мать).
- Мне шестьдесят пять, - объявил он.
- Будет в марте, - поправил я. Моя точность должна была доказать, что я
в курсе и все такое.
- Хорошо, тем не менее я должен думать так, будто мне уже шестьдесят
пять.
Неужели отец интересуется размером социального пособия?
- Согласно правилам партнерства...
На этом месте я вырубился. Поскольку слышал ту же проповедь в тех же
словах ипо тому же поводу двеннадцать месяцев назад . И знал, что он хочет
сказать.
В прошлом году после нескольких разговоров с Гарвардскими шишками, мы
направились перекусить в Бостоне. Отец предпочел припарковаться прямо у
своего офиса на Стэйт стрит. В этом здании размещалась лишь одна фирма, та,
чье название украшало фасад: "Бэрретт, Уорд и Сеймур, Инвестиционный Банк,
Инк".
По пути к ресторану отец посмотрел наверх, на темные окна и заметил:
- Тихо, не так ли?
- В твоем личном офисе всегда тихо, - отозвался я.
- Это - глаз урагана, сын.
- Тебе нравится.
- Да, - сказал он, - мне нравится.
Что? Не деньги, определенно. И не власть, заключенная в гигантских
вложениях - в города, предприятия или корпорации. Мне кажется, ему нравилась
Ответственность. Ответственность - вот что его возбуждало - если это слово
вообще может применимо к отцу. По отношению к заводам, открытым Фирмой, к
самой Фирме, к ее священному институту моральных ценностей, к Гарварду. И,
конечно, к Семье.
- Мне шестьдесят четыре, - объявил отец тем вечером в Бостоне, один
полный Гарвард-Йель назад.
- В следующем марте, - уточнил я, давая ему понять, что помню день его
рождения.
- ...и, согласно правилам партнерства, я должен уйти в отставку в
шестьдесят восемь.
Пауза. Мы шли по пустынной Стейт-стрит.
- Нам необходимо поговорить об этом, Оливер.
- О чем, сэр?
- Кто станет старшим партнером после меня.
- Мистер Сеймур, - предположил я. В конце концов, есть еще два
партнера.
- Сеймур и его семья владеют двенадцатью процентами, - сказал отец, - У
Уорда десять.
Как вы видите, я не спрашивал его об этих деталях.
- Еще сколько-то у тети Элен - их по ее просьбе контролирую я, - он
вздохнул и продолжил:
- Остальное принадлежит нам.
Мне захотелось перебить его. Просто, чтоб не дать закончить:
- ...а в конечном счете - тебе.
Я бы давно сменил тему, но слишком хорошо представлял, каких усилий от
него потребовал этот разговор. Несомненно, он готовился к этому моменту
долго и тщательно.
- Разве Сеймур все-таки не может стать старшим партнером? -
поинтересовался я.
- Может. В случае, если никто больше не согласится принять...
непосредственной ответственности за долю Бэрреттов.
- О'кэй, допустим он согласится? - что должно было означать "Допустим,
я не соглашусь?".
- О'кэй, согласно правилам партнерства, в этом случае они могут
выкупить нашу долю, - он помедлил, - но, разумеется, после этого все будет
по-другому.
Его последняя фраза не была похожа на констатацию факта. Это была
жалоба.
- Сэр? - спросил я.
- Семья... Ее...участие.
Он знал, что я понял. Он знал, что я знал, почему передвигаемся так
медленно. Но дистанция подошла к концу. Мы стояли у входа в "Лок-Оберс"
Перед тем как мы вошли, он успел добавить только:
- Подумай об этом.
Хоть я и кивнул, но знал, что не стану думать об этом ни секунды.
Атмосфера внутри была немного лучше теперешней. Малиновые в тот день
совершили чудеса. На последней минуте Господь простер десницу Свою над
командой Гарварда, посредством посланника Своего, молодого защитника по
имени Чиампи. Шестнадцать очков меньше чем за шестьдесят финальных секунд и
- фантастическая ничья. Повод, чтобы отметить. Сладостные мелодии неслись
отовсюду:
Мы идем, к воротам, все сметая
Наша ярость грозная, как взрыв
И за Гарвард всех мы побеждаем
И идем в последний наш прорыв
На этом разговоры о семейных традициях заглохли. Все вокруг говорил о
футболе. Мы прославляли Чиампи, Гатто и Малиновых. Мы пили за сезон без
единого поражения, первый с тех пор, как мой отец поступил в колледж.
Теперь, год спустя, все было по-другому. Серьезнее. Не только из-за
поражения Гарварда. Но и оттого, что прошел еще год. А вопрос оставался
нерешенным. Еще более нерешенным, чем тогда.
- Отец, я юрист. У меня свои обязанности. Если хочешь - своя
ответственность.
- Понимаю. Но Бостон, как центр операций совсем не будет мешать твоей
социальной активности. Скорее наоборот: можешь считать работу в Фирме ее
другой стороной.
Мне не хотелось обижать его. И я не стал говорить, что "другая сторона"
в изрядной степени и есть то, против чего я борюсь.
- Я понимаю, - сказал я, - но, честно говоря...
Здесь пришлось помедлить, облекая свои воинственные доводы в возможно
менее резкие слова.
- Отец, я ценю, что ты обратился ко мне. Но я на самом деле... гм...
очень не склонен принять предложение...
Кажется, сказано было вполне определенно. Отец не добавил обычного
пожелания подумать.
- Понимаю, - сказал он, - Я разочарован, но понимаю.
На обратном пути я достаточно успокоился, чтоб сострить:
- Одного миллионера на семью вполне достаточно.
Я надеялся, что Марси уже будет дома.
- Оливер, ты уверен?
- Марси, ответ положительный.
Она ждала, пока я вернусь из Нью-Хэйвен, и выглядела свежей и бодрой.
Никто бы не подумал, что она провела весь день, пересекая континент от
побережья к побережью.
Хотя разговор с отцом был всего лишь одной из множества новостей,
которые я вывалил, он заинтересовал ее.
- Ты отказался, даже не задумываясь?
- Не задумываясь и не сомневаясь.
Потом я вспомнил, с кем говорю.
- Естественно, будь ты на моем месте, ты бы возглавила всю эту
проклятую штуку, не так ли? То есть, ты ведь так и поступила.
- Но я была очень сердита, - искренне призналась Марси, - мне хотелось
доказать кучу вещей.
- И мне. Именно потому я и отказался.
- И ты допустишь, чтобы... м-м... наследство ушло к другим?
- Хорошее наследство - первые потогонные фабрики Америки!
- Оливер, это древняя история. В наше время член профсоюза зарабатывает
фантастические...
- Это не имеет значения.
- Посмотри, сколько хорошего сделала твоя семья! Больница, Бэрретт Холл
в Гарварде. Пожертвования...
- Послушай, это не обсуждается, о'кэй?
- Почему? Ты ведешь себя, как ребенок. Как какой-нибудь левый радикал
прошлого!
Какого дьявола она так страстно пытается уговорить меня присоединиться
к проклятому Предприятию?
- К черту это, Марси!
Внезапно - звонок. Телефонный звонок развел противников по углам ринга.
- Мне ответить? - спросила Марси.
- Черт с ним - почти полночь на дворе.
- Это может быть что-то важное.
- Не для меня.
- Я тоже живу здесь.
- Значит, ответь, - буркнул я, понимая, что вечер воссоединения любимых
окончательно испоганен.
Марси ответила.
- Это тебя, - сказала она и передала трубку мне.
- Да, что? - рявкнул я.
- Эй, ужасный! Она еще там! - радостно сообщил голос.
Филипп Кавиллери. Надо улыбнуться.
- Ты меня проверяешь?
- Тебе ответить честно? Да. Так оно движется?
- Что ты имеешь в виду, Филипп?
- Динг-донг, динг-донг.
- Что это? Часы с кукушкой?
- Свадебные колокольчики. Когда мы их услышим, черт побери?
- Фил, ты узнаешь первым.
- Так скажи мне сейчас, чтоб я мог спокойно отойти ко сну.
- Филипп, - ответил я в притворном негодовании, - ты позвонил, чтобы
проводить пропаганду брака, или чтобы сообщить что-нибудь полезное?
- Ага. Давай поговорим об индейке.
- Фил, я говорил тебе...
- О самой настоящей индейке. Фаршированной. Птичке на День
Благодарения.
- Ох, - это же на следующей неделе.
- Я хочу, чтобы ты и этот интеллигентный женский голос присоединились к
нашему семейному празднованию.
- А кто приглашен кроме нас? - уточнил я.
- Отцы-пилигримы! Какая к чертям разница?
- Кого ты приглашал еще, Фил? - настаивал я, не в шутку опасаясь толп
шумных крэнстонцев.
- Пока что - никого, кроме себя самого.
- А...- протянул я. И вспомнил, что Филипп терпеть не мог ходить по
праздникам к своим родственникам. ("Все эти чертовы вопящие бамбино", -
говорил он. Я делал вид, что верю его оправданиям ).
- Отлично. Следовательно, ты мог бы присоединиться к нам здесь, - я
взглянул Марси. Она одобрительно улыбалась, одновременно усиленно показывая
жестами: "Кто, ко всем чертям, будет готовить?".
- Марси хочет встретиться с тобой, - продолжал настаивать я.
- О, я не могу, - сказал Филипп.
- Давай.
- О'кэй. Когда?
- Где-то утром. Просто дай знать, когда прибывает твой поезд.
- Привезти с собой что-нибудь? Хочу напомнить, что я поставщик лучших
тыквенных пирогов в Род-Айленде.
- Было бы здорово.
- И начинку?
- Было бы очень здорово.
Марси отчаянно сигнализировала: "А остальное?".
- Гм... Фил, еще одна вещь. Ты знаешь, как готовят индейку?
- Как самый настоящий индеец! - завопил он, - А еще я могу достать ее у
моего дружка Анджело. Ты уверен, что она не обидится?
- Кто, Фил?
- Твоя прекрасная невеста. Некоторые леди очень обижаются, когда
обнаруживают у себя на кухне мужика.
- Марси в этом отношении придерживается широких взглядов, - успокоил
его я.
От восторга она уже подпрыгивала.
- Отлично. Значит, это на самом деле замечательная девушка. "Марси",
да? Эй, Оливер, ты думаешь, я ей понравлюсь?
- Ответ положительный.
- Тогда я приезжаю на поезде в десять тридцать. О'кэй?
- О'кэй.
Я уже собирался положить трубку, когда снова услышал его голос.
- Сказать тебе, Оливер?
- Да, Фил?
- Благодарение - самое подходящее время для свадьбы.
- Спокойной ночи, Фил.
Сеанс связи наконец завершился. Я обернулся к Марси:
- Ты рада, что он приедет?
- Если ты уверен, что я ему понравлюсь.
- Эй, не напрягайся.
- Это получится куда успешнее, если мне не придется готовить.
Мы рассмеялись.
- Минутку, Оливер, - сказала она, - разве тебя не ждут в Ипсвиче?
Верно. День Благодарения - одна из Святых дат Бэрреттов. Но -
форсмажор.
- Я позвоню и скажу, что задержался из-за дела попечительского совета.
Оно как раз начинается в понедельник.
Марси пришлось тоже внести изменения в свой график.
- Мне надо быть в Чикаго, но я прилечу сюда на ужин, а потом вернусь
последним самолетом. Благодарение - очень важная дата в календаре продаж. В
пятницу начинаются распродажи.
- Отлично. Это будет много значить для Фила.
- Я рада.
- О'кэй, теперь когда мы все организовали, - сказал я, - мог бы я
выразить свои эмоции?
- Да. Какие?
- О'кэй... грусть. Гарвард проиграл Йелю. И день был совсем неудачный.
Нет ли у тебя каких-нибудь идей, как можно было бы утешить меня?
- Тебе необходима терапия, - нахмурилась Марси, - ты мог бы лечь на эту
кровать?
- Мог бы, - ответил я. И лег. Она присела на краешек.
- А теперь можешь делать все, что хочешь, - предложила она.
Я послушался.
А после этого мы счастливо заснули.
Всю неделю Фил Кавиллери, не покладая рук, готовил праздничное
угощение. И тратил кучу денег на маркетинговые звонки.
- Она любит класть в начинку каштаны?
- Она на работе, Фил.
- В восемь вечера?
- В среду она работает всю ночь, - своего рода псевдо-объяснение.
- Какой у нее там номер? - похоже ради того, чтоб выяснить ее отношение
к каштанам, он был готов звонить прямо сейчас на работу.
- Она занята, Фил. Но, да, вспомнил! Она обожает каштаны.
- Великолепно!
И он исчезал. Ненадолго.
В последующие дни имели место телефонные конференции по грибам, тыкве
(может лучше кабачки?), виду клюквы (желе, или целые ягоды?) и всем
остальным овощам.
- Они будут прямо с фермы, - я прикинул расстояние до Род-Айленда, -
то, что вы в Нью-Йорке видите только в замороженном виде.
Естественно, все важнейшие решения за Марси принял я. У нее как раз
была неделя в Цинцинатти, Кливленде и Чикаго. Хоть мы и общались довольно
часто и не меньше часа каждый вечер, меню к списку важнейших обсуждаемых тем
не принадлежало.
- Как идет дело попечительского совета, друг мой?
- Я готов. Барри проделал чудовищную работу. Мне осталось только
выступить. Сейчас как раз перечитываю список запрещенных материалов. Они не
разрешают ученикам читать Воннегута. И даже "Над пропастью во ржи".
- О, это очень грустная книга, - вздохнула Марси, - бедный одинокий
Холден Коулфильд.
- А меня ты не пожалеешь? Я тоже очень одинок.
- Ох, Оливер, я не просто жалею. Я обливаюсь слезами.
Если бы мой телефон прослушивался, парень на прослушке тоже обливался
бы слезами каждую ночь, когда звонила Марси.
Утром Дня Благодарения меня разбудила индейка. Внес ее лично Филипп
Кавиллери, который в последний момент решил, что ему нужен самый ранний
рейс. Чтобы иметь в запасе достаточно времени на все ("Знаю я эту твою
плиту. Она напоминает раздолбанный тостер").
- Эй, где она? - спросил Филипп, через секунду, после того, как
разгрузился. (Обшарив глазами почти все углы).
- Фил, она здесь не живет. Кроме того, она в Чикаго.
- Почему?
- Бизнес.
- Ух! Она занимается бизнесом?
- Да.
Он был впечатлен. И тут же спросил:
- Она ценит тебя, Оливер?
Господи, это никогда не кончится!
- Давай, Фил, начинаем работать.
Я убирал. Он готовил. Я накрывал на стол. Он расставлял на нем холодные
закуски. К полудню банкет был в готовности номер один. Весь, кроме индейки,
которая должна была поспеть в полпятого. Самолет Марси приземлялся в Ла
Гардии в полчетвертого. В праздник не бывает пробок, так что мы спокойно
успеем сесть за стол к пяти. В ожидании обеда мы с Филом глушили голод
футболом по телевизору. Он отказался выйти даже на пару минут, хотя день был
по-ноябрьски ясным и солнечным. Настоящий профессионал, он не мог позволить
выпустить Птицу из-под своего неусыпного наблюдения.
Где-то в два зазвонил телефон.
- Оливер?
- Где ты, Марси?
- В аэропорту. В Чикаго. Я не смогу приехать.
- Что-то не так?
- Не здесь. Кризис в денверском филиале. Вылетаю туда через двадцать
минут. Подробнее объясню ночью.
- Это серьезно?
- Да, по-моему. Может занять несколько дней, но если повезет, удастся
сохранить его на плаву.
- Я могу помочь?
- Да... пожалуйста, объясни Филиппу. Передай, что я очень сожалею.
- О'кэй. Но это будет непросто.
Короткая пауза. Которая могла быть и длиннее, если б Марси не
торопилась на самолет.
- Эй, у тебя расстроенный голос.
Я задумался. Не хотелось добавлять ей проблем.
- Только разочарованный. Мы же... ладно, забыли.
- Пожалуйста, дождитесь, пока я не доберусь до Денвера. Я перезвоню.
- Да.
- Скажи мне что-нибудь хорошее, пожалуйста, Оливер.
- Надеюсь, в самолете подадут индейку.
В нашем с Филом пире на двоих, было что-то утешительное.
Напоминало старые времена. Мы были вдвоем, только я и он.
Еда была великолепной. Гораздо труднее было проглотить собственные
мысли.
Филипп пытался помочь мне успокоиться.
- Слушай, - сказал он, - в мире бизнеса такие штуки случаются.
Бизнесмены должны ездить. Это в самой природе...бизнеса.
- Да.
- Кроме того, есть и другие люди, которые не всегда могут быть дома.
Например, солдаты...
Великолепная аналогия!
- И если без нее не могут обойтись, это значит, что у Марси важная
работа, верно?
Я промолчал.
- Она на руководящей должности?
- Вроде того.
- О'кэй, вот видишь. Она современная девушка. Господи, да ты гордиться
должен. Она из тех, кто добивается своего. Идет на повышение, конечно?
- Скоро.
- Это хорошо. Амбициозная. Тебе надо гордиться, Оливер.
Я кивнул. Просто, чтоб дать понять, что не заснул.
- Когда я был маленьким, - поведал Фил, семья гордилась, если могла
сказать: "Наши дети амбициозны". Конечно, обычно так говорили о парнях. Но
эти современные девушки, они же во всем равны, нет?
- Во всем, - отозвался я.
Моя неразговорчивость наконец убедила его, что ему не удается смягчить
мое разочарование.
- Эй, - он попытался зайти с другой стороны, - это будет не так, если
ты женишься на ней.
- Почему нет? - спросил я с легчайшей иронией.
- Потому женщина остается женщиной. Жена всегда будет сидеть дома, со
своей семьей. Это естественно.
Я не стал спорить с его пониманием естественного.
- Послушай, - продолжал он, - это твоя ошибка. Если ты сделаешь честной
женщине...
- Фил!
- Что верно то верно, - рявкнул он, защищая человека, которого и в
глаза не видел, - эти дикие феминистки могут закидать меня камнями, но я
знаю, что говорит Библия. "Муж да прилепится к жене своей". Верно?
- Верно, - ответил я в надежде, что он наконец заткнется. Помогло. На
несколько секунд.
- Эй, так что же, черт побери, означает "прилепиться"? - спросил он.
- Находиться очень близко друг к другу.
- Она читает Библию, Оливер?
- Думаю, да.
- Позвони ей. В отеле должно быть карманное издание.
- Позвоню, - обещал я.
- Что вы чувствуете?
Доктор Лондон, на сей раз мне на самом деле нужна ваша помощь. Что я
чувствую?
- Гнев. Ярость. Расстройство.
И еще.
- Тупик. Я не знаю, что чувствовать. Мы были на вершине... Не знаю.
Да, знаю, просто сказать не могу.
- Я хочу сказать... мы строили отношения. Или пытались строить. Как
можно понять, что у нас выходит, если мы не бываем вместе? Вместе. Не по
телефону. Я ни на грош не религиозен, но мне кажется, что если мы могли
расстаться в канун Рождества...
Заплакать? Мне кажется, даже Джек Потрошитель встречал Рождество с
друзьями.
- Послушайте, проблема на самом деле была серьезной. Денверский филиал
управлялся плохо. Марси обязана была лететь. Ей пришлось задержаться. Ей
некому было поручить заниматься этим. Но кому, черт побери, она могла бы
поручить побыть со мной? Держать меня за руку? Готовить завтрак?
Да, черт побери, это - ее работа! Я должен жить с этим. Я не жалуюсь.
О'кэй, да, жалуюсь. Но я, кажется, так и не повзрослел...
- Более того. Я эгоистичен. Невнимателен. Марси моя... мы... как будто
пара. У нее проблемы в Денвере. Верно. Несмотря на то, что она босс,
некоторые мудрожопые местные начальники считают, что ей не хватает сильной
руки. Это не просто.
- Тем временем я шатаюсь тут без дела и ною неизвестно зачем, хотя,
может быть, должен быть там, с ней. Немного личной поддержки. Господи, я же
по своему опыту знаю, как это важно. И если я сделаю так, она узнает...
Я сбился. Что понял доктор Лондон из этих обрывков фраз?
- Мне надо лететь в Денвер.
Молчание. Я был доволен своим решением. Потом до меня дошло, что
сегодня пятница.
- С другой стороны, в понедельник мне надо выступать в суде против
попечительского совета. Мне до смерти охота сцепиться с этими динозаврами...
Пауза, чтобы заглянуть в себя. Что тебе важнее, Оливер?
- О'кэй, я могу передать его Барри Поллаку. Честно говоря, он в этом
деле глубже меня. Разумеется, он моложе. Они могут сбить его с толку. А,
черт, я знаю, что у меня получилось бы лучше. Это важно!
Господи, что за жестокая игра -этот психологический пинг-понг! Я почти
что сломался под градом собственных контраргументов!
- Но, черт побери, Марси важнее! Неважно, насколько она крута и
хладнокровна, главное - она там совершенно одинока и ей нужен друг. И, может
быть я смогу, хоть раз в жизни - считаться с кем-нибудь, черт побери ,кроме
самого себя!
Последний довод убедил меня. Я задумался.
- Лечу в Денвер, о'кэй?
Я посмотрел на доктора. Лондон помолчал немного, потом ответил:
- Если нет, жду вас в понедельник в пять.
- Оливер, не покидай меня. Я не смогу.
- Не волнуйся, все будет в порядке. Расслабься.
Трясясь в такси по дороге в аэропорт, я утешал Барри Поллака.
- Но почему, Олли? Зачем вдруг спихивать это дело на меня теперь?
- У тебя получится. Ты знаешь материалы от корки до корки.
- Я знаю, что я их знаю. Но, Оливер, я не умею вести полемику и
находить зацепки так, как ты. Они запутают меня! Мы проиграем!
Я успокоил его и объяснил, как парировать все выпады противной стороны.
Главное: говорить отчетливо. Очень медленно. Если можно, баритоном. И всегда
обращаться к нашему главному свидетелю "доктор" - это производит
впечатление.
- Господи, я боюсь! Почему тебе надо в Денвер именно сейчас?
- Это необходимо, Барри. Не могу сказать ничего больше.
Мы проехали в нервном молчании с милю.
- Эй, Ол?
- Да, Бар?
- Можно я попробую угадать?
- Да. Попробуй.
- Это контракт. Фантастический контракт. Верно?
В этот момент мы добрались до терминала. Я был на полпути наружу еще до
того, как машина остановилась.
- Ну, это так? - ныл Барри, - это контракт?
Оливер, Чеширский Кот, пожал руку молодому коллеге прямо через окно
такси.
- Эй. Удачи нам обоим.
Я направился на регистрацию. Удачи тебе, Барри! Ты был слишком потрясен
и не заметил, что и мне не по себе.
Потому что ей я тоже ничего не сказал.
В тот момент, когда мы приземлились в Городе-на-высоте-мили (как
регулярно называл его развеселый пилот), я прихватил свой чемоданчик, взял
такси, показавшееся мне самым быстрым и сказал:
- "Браун Палас". И пожалуйста так, чтоб и черт не угнался.
- Держись за сомбреро, парень, - ответил таксист. Похоже, я угадал.
Ровно в девять вечера (одиннадцать минут спустя) мы парковались у
Паласа, одной из самых роскошных гостиниц Денвера. У нее был обширный холл с
куполом в стиле эпохи декаданса. Все внутреннюю часть здания занимал
огромный сад. Голова шла кругом уже от одного пространства над головой.
Ее номер я знал - после всех наших телефонных звонков. Я оставил багаж
у портье и помчался на седьмой этаж. Звонить тоже не стал.
Уже у двери пришлось оставновиться, чтобы восстановить дыхание