Силсфилд Чарльз. Токеа и Белая Роза

   - Разумеется, нет. Могу показать карту.
   Индеец снова погрузился в раздумье. Слишком важную и ошеломляюще радостную весть принес пират. Хотя пришла она не ко времени, ибо, судя по всему, они коснулись такого пункта переговоров, от которого мико уже не смог бы отступить, не теряя своего достоинства.
   - Рука Великого Духа, - сказал он наконец, - гнетет краснокожих, он омрачает им лица, убивает лучших воинов. Их кости белеют непогребенными. Их кровь растворена в воде рек. Настала пора зарыть томагавки, иначе наши дети исчезнут с лица земли. У них и так много врагов. Зачем им больше? Не могут они заключить союз с людьми вождя Соленого моря.
   Пират слушал его, не переводя дыхания, и вдруг выпалил:
   - А если я вас покажу, что именно эти враги...
   Лафит вдруг осекся, но, приняв надменный вид, заговорил снова:
   - Токеа! Я пришел сюда за тем, чтобы предложить узы братства, разделить с тобой все, чем я владею, что с таким трудом собирал по крупице долгие годы. Лафит, гроза голубых вод между Европой и Америкой, владыка Мексиканского залива, протягивает тебе руку дружбы и братства. Лафит не желает тебе ничего, кроме добра. Не о своей выгоде он печется, а о вашей. Лафит берется вас защищать, и ни один янки не посмеет вас пальцем тронуть. Лафит клянется. Это его последнее слово. Не пропусти его мимо ушей!
   Сила и даже некоторое величие его пылкой речи не повредили бы и более достойному человеку. Индейцы смотрели на него почти изумленно.
   - Мико, - с неколебимым спокойствием ответил старик, - покинул земли отцов потому, что там поселились лживые бледнолицые. Его душа тоскует по людям с такой же кожей. Его сердце изнурено бледнолицыми. Но не за тем бежал мико от бледнолицых, чтобы принять в свое сердце худших из них. Союзу не бывать.
   - Ну что ж, хорошо, - с напускным равнодушием сказал пират. - Памятуя о вашем обещании, я жду, когда вы отдадите мне Белую Розу. Требую то, что считаю своей собственностью.
   - Токеа обещал Белую Розу вождю Соленого моря, другу окони, врагу янкизов, воину. Но ничего не обещал разбойнику и вору. Мико говорил, что вождь Соленого моря может прийти за Розой в вигвам мико. Но вигвам для него уже закрыт, пусть поищет другую скво.
   Пират ухмыльнулся, не скрывая ненависти, в упор посмотрел на мико и быстро вышел. Никто из индейцев не взглянул ему вслед.
   16
   Когда солнце поднялось к зениту, был объявлен всеобщий сбор, дабы в случае опасности деревню не застали врасплох.
   Младшие вожди и прочие воины, как обычно, образовали два полукруга: внутренний составляли зрелые мужчины, внешний - молодые. Все сидели на траве. Каждый с боевым ножом и томагавком за поясом, скрестив ноги, застыл в традиционной индейской позе и молча ожидал появления вождя.
   Площадка перед вигвамом совета, как самое почетное место, была целиком отдана людям из племени пауни. Как только оба вождя с сопровождающими их воинами вышли из вигвама, все разом встали. Вожди вошли в меньший полукруг и опустились на землю.
   Торжественная серьезность мужественных лиц, зоркие осмысленные глаза, статность фигур - все это придавало сбору необычайно значительный вид и не имело ничего общего с толпой так называемых дикарей.
   Один из стариков отделился от второго полукруга и подошел к вождям с трубкой мира. Он сделал глубокую затяжку и направил облачко дыма вверх Великому Духу, второе - вниз, матери-земле, и третье - горизонтально: оно предназначалось всем, кто его окружало, и знаменовало собою добрую волю. Затем он передал трубку Эль Золю, тот также выпустил три облачка и вручил трубку другому индейцу. После того как она обошла три круга во славу трех племен, объединившихся против одного врага, Токеа поднялся и начал свою речь.
   Он говорил о коварстве бледнолицых, избирающих кривые тропы, чтобы отнять исконную землю у него и его сородичей; он описывал приемы обмана и ухищрения перекупщиков, дабы обирать краснокожих вымогательством; он рассказывал об их силках и ловушках, которые в конце концов вынудили его уйти с земли отцов и скитаться до тех пор, пока не забрел он в такие места, где не грозила новая встреча с бледнолицыми. Не столь подробно, но говорил он и о союзе с пиратом, причем в самых деликатных выражениях. Сказал о прокламации и о том, что теперь им нельзя жить у реки, устье которой знакомо вождю Соленого моря. Затем он поведал о захвате его дочери враждебным племенем, и голос его дрогнул, когда он назвал имя ее бесстрашного спасителя - Эль Золя, который предложил Токеа союз на вечные времена. И скоро, назло врагам, три племени сольются в один народ.
   - Пришло время, - сказал он, заключая свою речь, - вновь сомкнуть разорванное кольцо, снять слепоту с глаз индейцев, собрать воедино рассеянных по земле детей краснокожего племени. Великий Дух направляет могущественного вождя каманчей и пауни, которому дано восстановить разорванную цепь. Руки Токеа утратили гибкость, ноги ослабли, он долго искал преемника, но тщетно, а вот теперь - нашел. Великий Дух пожелал, чтобы это был спаситель дочери мико. Кровь Токеа не смоют ливни, она пребудет в сыновьях благородного Эль Золя. Он один из них. Окони, вы видите сына вашего мико!
   Взгляды, полные любви и изумления, устремились на молодого вождя, который тотчас же встал и, поклонившись мико, начал говорить:
   - Много летних солнц отпылало с тех пор, как воины пауни из племени тойасков перешли большие горы, которые отделяли их от лугов краснокожих братьев на просторах Мексики. Они построили себе хижины и сказали: останемся здесь, в этой земле много бизонов и оленей. Десять солнц длилась большая охота, и вскоре краснокожие воины Мексики напали на след пауни. Вскоре их догнали хмурые всадники с ружьями. Но пауни - воины, они не привыкли показывать спины. Раздался воинственный клич - и двое всадников повалились на землю, остальные помчались прочь на своих быстроногих конях. От одного из умирающих индейцев пауни узнали, что он из отряда отборных воинов большого народа каманчей. Горными тропами вернулись пауни в свои вигвамы, их трофеем были два скальпа.
   Велика была радость пауни, когда молодые воины предстали перед вождями и показали скальпы могучих врагов, громок был крик ликования. Но тут раздался голос главного вождя Эттовы, и все затихли.
   "Пауни! - воскликнул он. - Вы сняли два скальпа с воинов из могущественного племени, живущего между восходящим и заходящим солнцем! Они многочисленнее бизонов, их кони быстрее молний, их руки страшнее укусов змей. Нам не придется долго ждать, - они перейдут горы, и кости пауни будут белеть в долинах, запылают вигвамы, и враги будут сушить на огне пожарищ скальпы пауни! Воины! Мрачный взор Ваконды [верховное божество, дух-творец] упал на ваши головы. Ваши сыновья издали воинственный клич, ступив на неверную тропу. Они перешли горы, которые сам Ваконда воздвиг как границу между двумя народами. Пауни! Вы должны исправить дело рук ваших юных воинов. Вы должны сдержать месть каманчей, ибо справедливость не на вашей стороне. Пусть лучше погибнет десяток воинов, чем весь народ".
   Так говорил великий Эттова. И ответом ему был крик печали. Но пауни вняли его словам, ибо он говорил правду.
   Вожди и воины собрались на совет, и вскоре до вигвама совета донеслась песня смерти, она звучала там, где стояли юные воины. Это была песня смерти Черного Орла - единственного сына Эттовы. Великий Эттова смотрел на сына, его уши жадно впитывали песню смерти, но ни тени горя не было в его глазах, радость наполняла его грудь. Потом песню смерти один за другим повторили еще девять юношей. И вскоре десять воинов покинули вигвамы пауни. Они перешли горы и поскакали во владения каманчей.
   Каманчи - могучее племя. Но этого мало. Они великодушный и отважный народ. Они цвет и гордость всех краснокожих. "Не дай нам, Великий Дух, поднять руку на того, кто пришел к нам с миром, - сказали они. - Каманчи всегда защитят своих братьев. Но у нас двое из отцов остались без сыновей: их должны заменить два ваших юных воина. Все прочие могут вернуться домой".
   Черный Орел вместе со своим одноплеменником был выбран в сыновья каманчей.
   Не успело двадцатое лето Черного Орла смениться двадцатой зимой, а он уже трижды вставал на тропу войны с осаджами. Он умел одолевать врага и обуздывать диких скакунов. Каманчи любили его. Их дочери бросали на него долгие взгляды, но душа его была для них пуста и непроницаема. Он тосковал по отцу, по своему племени, по своим братьям. Однажды, когда он пересекал бесконечные степи каманчей, взгляд его настиг коня, легконогого как олень, белого как снег и гордого как лось. Душа юного воина рванулась к коню, но тот скрылся из глаз с быстротой молнии. Два солнца скакал Черный Орел по следу. Наконец, к полудню он почти нагнал его, оказавшись в лугах великого вождя каманчей. Он бросил лассо, и конь был уже у него в руках, когда на пороге большого вигвама вождя появилась его дочь. Белый жеребец принадлежал ей, он пропадал в прериях, куда манили его табуны диких братьев.
   Черный Орел встретил взгляд Коры, и лассо выпало из его рук. Дочь верховного вождя каманчей была прекрасна, как восходящее солнце. Белый конь рванулся к хозяйке, и она вскочила ему на спину.
   "Мой брат устал, - сказала она, - и Кора поведет его в дом отца, где он сможет отдохнуть; он голоден, и она накормит его; его мучает жажда, и она утолит ее пальмовым соком; его клонит в сон, Кора приготовит ему мягкое ложе. Идем же, брат мой!"
   Черный Орел перестал тосковать по вигвамам пауни - отныне в мыслях его была Кора.
   "Ты мне дороже света моих глаз, - шептала дочь вождя, - твое дыхание слаще утренней прохлады, твой голос приятнее пения птиц. Попроси Эль Золя, и он отдаст тебе свою дочь".
   И Эль Золь прознал про подвиги Черного Орла, и душа его была с юным воином.
   "Черный Орел, - сказал он, - моя дочь смотрит на тебя, пауни, теплыми глазами, но отец не может отдать усладу своего сердца тому, кто не убил ни одного врага пауни. Скоро мои воины выступят против бледнолицых мексиканцев. Мой юный брат пойдет с ними. Если он вернется, отмеченный знаком победы, Эль Золя примет его как сына".
   Черный Орел выслушал речь вождя и душа его возликовала. Он встал на тропу войны и взял в плен двух мексиканских вождей. Он вошел в большой вигвам вождя, как входит сын в дом своего отца.
   - Черный Орел и Кора, - торжественно заключил молодой воин, - стали отцом и матерью Эль Золя, вождя каманчей и пауни.
   Он замолчал, грудь его взволнованно вздымалась. Взгляды индейцев с безмолвным обожанием устремились на своего предводителя.
   - Лишь раз обновились листья на пальмах, пока жил он в вигваме вождя, и Великий Дух позвал отца Коры на свои цветущие луга. Вожди и воины собрались у изголовья Эль Золя, чтобы услышать слова умирающего.
   "Каманчи, - сказал он, - Черный Орел - великий воин и будет великим вождем, но воля наших предков противится тому, чтобы он стал вождем каманчей. Однако сына Коры почитайте как первого вождя нашего народа".
   Черный Орел вернулся в вигвам пауни, а Кора и Эль Золь последовали за ним. Четыре вождя каманчей сопровождали дочь Эль Золя и ее сына, дабы защитить и уберечь отпрыска великого рода и забрать его назад в лоно своего племени, как только он перестанет нуждаться в молоке матери.
   Черный Орел стал верховным вождем пауни-тойасков. Осаджам он казался страшнее грозовой тучи, и завидев его, они обращались в бегство.
   Миновало четырнадцать лет, семь раз приходили и уходили вожди, охраняющие малолетнего повелителя, как вдруг появились белокожие люди и сказали, что Большой Отец купил землю между широкой рекой и Соленой морем, а сами они собираются строить свои хижины на охотничьих полях пауни. Сначала их было немного, но вскоре они заполнили весь край.
   Нахмурив лица, смотрели пауни на следы пришельцев, но Черный орел сказал свое слово, и они протянули руки бледнолицым в знак мира. А бледнолицые отвечали им угоном коней и вымогательством мехов. Черный Орел стоял на своем, но народ стал пропускать его уговоры мимо ушей, и пауни подняли свои томагавки. И покрылась густой травой тропа, соединяющая два народа.
   Черный Орел был на охоте, он как раз готов был пустить пулю вслед убегающему оленю, но на пути его оказалась группа вооруженных бледнолицых. Встретив гордый взгляд воина, она возжаждали крови. Не успел он вымолвить слова, как пуля пробила ему сердце. Бледнолицые ускакали, оставив его со смертельным свинцом в груди.
   Большой небесный свет потух за краем земли, а Кора все не могла дождаться возвращения любимого мужа. Объятая страхом, она сидела в сумраке вигвама, прислушиваясь к каждому шороху, припадала ухом к земле, чтобы уловить приближение легких шагов Черного Орла. Но ничего, кроме воя койотов и топота бизоньих табунов, не доносилось до ее слуха. Тогда она обвила рукой Эль Золя и вместе с ним поспешила в лес.
   Долго пришлось им идти по слабому следу вождя, прежде чем они услышали предсмертный хрип раненого. Тусклый свет луны падал на окровавленную грудь. Кора опустилась на землю рядом с супругом. Вопль скорби и отчаяния заставил его приоткрыть глаза.
   "Ступай, - сказал Черный Орел, - и позови сюда всех вождей и воинов пауни".
   Сын стрелой полетел к вигваму, его крик разбудил всю деревню, к умирающему вождю сбежались все пауни. Он нашел в себе силы для последнего слова:
   "Пуля бледнолицых разбила грудь вождя, ему уже не подняться, ему навеки спать в земле, но душа Черного Орла узрит лик восседающего на облаках Ваконды, он будет молить его обо всем, чего хотят пауни. Для Эль Золя он попросит душу великого воина и силу бизона. Слушайте, мужи, речь умирающего вождя. Эль Золь унаследовал от матери кровь верховных вождей каманчей, самого могучего народа среди краснокожих. К ним должен поспешить мой сын в сопровождении благородных каманчей, которые были ему верной стражей.
   Он отправится в путь, как только боевой конь будет убит на могиле отца. Каманчи примут его как вождя, они научат его усмирять мустангов и побеждать врагов, они вложат в его руки исполинскую мощь, в его ноги быстроту оленя. Они сделают его могучим повелителем, смеющимся над врагами. Когда Эль Золь проведет в зеленых лугах каманчей семь лет и семь зим, он вернется на родину отца и поведает его народу обо всем, что увидел. Он поведет пауни за собой через голубые горы. Слушайте, братья мои, прощальные слова Черного Орла. Пауни - великие воины, но число их невелико, а бледнолицые - смертельные враги краснокожих племен. Души бледнолицых темны и лживы, их языки черны от ядовитых речей, они ненасытны, их руки вечно тянутся к последнему, что еще осталось у краснокожих. Они пришли к нам со словами о мире, но в душах вынашивали измену. Они выкурили снами трубку мира, но пустили пулю в Черного орла, когда встретили его на одинокой тропе. Дети мои смелы, но их мало, бледнолицых же больше, чем деревьев в лесу. Эль Золь станет вождем каманчей и еще больше укрепит узы, которыми связал Черный Орел два народа. Земля каманчей лежит от нас на удалении многих солнц, языку не вымолвить, сколько у них коней и бизонов. Мои дети должны идти в страну каманчей. Эль Золь, пробыв там семь лет и семь зим, очистит их тропу от терний. Но еще не настал срок моим братьям мстить за смерть Черного орла, ягуар выслеживает и скрадывает добычу, потом собирается для прыжка и лишь тогда нападает. Мои братья должны накопить силы, объединиться с каманчами. Если они выхватят томагавк сейчас, они исчезнут с лица земли. За вождя отомстит рука, в которой сольются и сила пауни, и сила каманчей. На зеленых лугах каманчей вырастет дерево свободы краснокожих народов и соберет их под свои широкие ветви - оно будет подобно вечной скале, укрытой снегами. Народ Мексики переломит железный прут, которым сечет его злой вождь, живущий по ту сторону Соленого моря.
   Воины Мексики и каманчи навсегда зароют томагавк войны".
   Когда ветер развеял серебристые облака, закрывающие бледный ночной свет, пауни увидели, как застывает лицо Черного Орла, это был тот миг, когда душа его устремилась к Великому Духу.
   Ваконда милостивой улыбкой ответил на просьбу вождя. Эль Золь с матерью и братьями вернулся в землю каманчей, туда, где глаза его впервые увидели небесный свет, и каманчи надели ему на голову сверкающий золотой обруч и венец из разноцветных перьев. Они повели его в зеленые прерии и показали необозримые владения, которые отныне принадлежали ему, потом перед ним склонились мужчины, женщины и рабы, готовые служить ему верой и правдой. Семь лет провел он со своим народом, а после, следуя воле отца, вернулся к пауни. Он соединил два народа таким союзом, что они уподобились двум ветвям одного дерева. Он проложил и расчистил новые тропы. Дважды сменился зеленый покров земли, пока жил Эль Золь в вигваме своего отца, часто сходились туда люди, чтобы услышать слово вождя, но сердца многих из них тянулись к воде, по которой в юности скользили пауни на своих каноэ, их глаза тосковали по могилам предков. Они покорно внимали Эль Золю, но сердца их были там, в прежних вигвамах и в буйных лугах, которые так не хотелось уступать осаджам. Но голос Ваконды, услышанный из уст Черного Орла, был сильнее желаний, и пауни повиновались ему. Эль Золь не мог больше оставаться у пауни, он должен был исполнить волю отца. И каманчи стали братьями воинов Мексики, совладельцами обширных земель. Вожди и бледнолицые воины Мексики пустили по кругу трубку мира.
   - Братья-мексиканцы, братья окони! - воскликнул молодой вождь, указав рукой в сторону заката, - тропа Эль Золя ведет туда, к заходящему светилу, которое поздно встает, но долго светит.
   Рассказ Эль Золя так потряс души индейцев, что все они вскочили на ноги и, не дождавшись решения старших, в один голос провозгласили свою волю, означавшую, что молодой вождь отныне носит сан мико.
   Старый мико поднялся с той величавой неторопливостью, которая подобает истинному королю, и сказал:
   - Рука мико слаба и ненадежна, как ветвь усохшего дерева, а рука Эль Золя крепка. Старое дерево умирает, но дает побег, он разрастется и укроет братьев мико от непогоды и палящего солнца. Эль Золь станет добрым мико окони, когда Токеа уйдет у отцам.
   Он снял с головы корону из перьев и увенчал ею Эль Золя. Окони по обычаю низко склонились перед новым вождем, каманчи приветствовали его как брата, и с веселым гулом индейцы стали расходиться.
   17
   Жители деревни отвели гостям вигвамы и окружили пауни всяческой заботой.
   Их гости относились к тем племенам, которые имели довольно смутное понятие о ремеслах и домашнем хозяйстве. Поэтому гости с немалым удивлением отнеслись к тому обилию вещей, которыми располагали их краснокожие братья. Для пауни, не знающих никаких занятий, кроме охоты и обмена своих трофеев на самые необходимые предметы, многое было в диковинку. Шерстяное одеяло казалось им пределом роскоши, а разнообразная одежда, мебель, утварь и орудия землепашества озадачивали тем более, что хозяева не жалели своего индейского красноречия на рассказ о назначении и применении этих вещей.
   Ну, а вид всевозможного оружия просто завораживал.
   Промысел пирата, равно как и умелые руки женщин, сделали окони обладателями изукрашенных ружей, а именно в них больше всего нуждались пауни. Однако замешательство гостей длилось недолго. Вскоре недоверчивость более слабых окони и гордость вольных охотников пауни растворилась в чувстве взаимного расположения.
   Когда же наконец все расселись пировать на площадке перед вигвамом совета и каждый пауни увидел перед собой калебасу с драгоценной огненной водой, гости просто онемели от изумления. Канонда загодя начала приготовления к пиршеству, ее почти расточительная щедрость явила глазам новых братьев такие сокровища индейской кухни, о которых те и мечтать не могли. Даже мико пребывал в необычном для него беспечно-радостном состоянии, и многие впервые увидели, как лучатся весельем глаза вождя. Сбылась его давняя мечта: Канонда обручалась с сильнейшим из вождей; окони, те, что остались с мико, вливались в могучее племя. Счастливый поворот событий вселял в него надежду на грозную месть бледнолицым недругам.
   Строгие правила индейского этикета не разрешали Эль Золю до поры видеть свою невесту. Но когда оба вождя вернулись в вигвам, Токеа взял молодого вождя за руку и повел его в маленькую комнату.
   - Бери ее, - сказал старик, указывая на дочь, - она твоя, и пусть не ржавеет цепь, которая связала тебя с Токеа.
   Канонда медленно приблизилась, руки были сложены на груди, голова смиренно опущена.
   - Канонда не забыла Эль Золя? - тихо спросил юный вождь. - Желает ли она идти с ним в зеленые степи каманчей, в край заходящего солнца?
   - Спаситель мой! Повелевай мною! - прошептала она, пряча лицо у него на груди.
   Влюбленные обнялись, и в этот момент послышался подавленный вздох. Эль Золь шагнул в глубь вигвама и увидел Белую Розу, она забилась в угол своей постели и прикрыла платком шею. Когда Эль Золь приблизился к ней, она поднялась, чтобы сказать ему приветственные слова, однако, видимо, догадавшись о причине его появления, поспешно отступила. Слегка озадаченный Эль Золь вернулся к Канонде. Дело в том, что Роза понимала, что своим присутствием мешает влюбленным и давно пыталась покинуть вигвам, но каждый раз возвращалась назад из боязни встретить пирата. Таким образом она стала свидетельницей счастливейших минут своей подруги. Но радость за Канонду постепенно уступала место иным чувствам, и вот на глаза ее навернулись слезы, и она вдруг разрыдалась. Канонда мгновенно высвободилась из объятий жениха и, опустившись на колени перед своей подругой, прикоснулась ладонями к ее вискам и с невыразимой нежностью поглядела в глаза Белой Розе.
   - Не плачь, милая Роза. Ты отправишься с нами. Канонда, как и прежде, будет тебе сестрой, а Эль Золь станет твоим братом. Его глаза не упустят ни одной твоей слезы, а уши - ни единого вздоха.
   Она подвела девушку к своему жениху и тот взял ее за руки.
   - Сестра Канонды станет сестрой Эль Золя. А широкие степи примут ее как Белую Розу окони. Эль Золь будет гордиться новой сестрой в своем вигваме.
   - Благодарю тебя, брат мой, - с достоинством ответила девушка. - Есть хоть одна душа, готовая принять всеми покинутую Розу. А мико пирату Соленого моря... - она запнулась.
   - Пусть пират поищет себе другую, - быстро, чтобы избежать неловкого молчания, возразил Эль Золь. - Белая Роза будет вольно и счастливо жить среди каманчей, и ни один из моих братьев не позволит кому-либо омрачить ее взгляд.
   - Благослови тебя Господь, благородный Эль Золь, - Роза почтительнейше склонилась перед вождем и отступила на шаг. В это время у входа в вигвам послышались грубые мужские голоса. Эль Золь мгновенно откинул бизонью шкуру, и взору его предстал Лафит с обнаженной шпагой. Тот осыпал яростной бранью охраняющих вход четверых каманчей.
   Одному из них он успел перерубить копье. Старый мико бросился разнимать споривших и сам едва избежал удара.
   - Я полагаю, мне не надо просить разрешения у этих дикарей для разговора с вами, - надменно отчеканил пират.
   - Мой вигвам открыт для всех, но мои братья охраняют его, потому что их вождь пришел сюда посмотреть на дочь мико. Она станет его женой.
   - Мико! - с напыщенным видом воскликнул пират. - Я пришел попрощаться с вами. Вы избрали иной путь. Что ж, в добрый час! А в знак того, что я не таю зла, примите вот это.
   Он положил на стол карабин и какой-то ящичек.
   - Брат мой, - голос мико выдавал некоторое смущение, - неужели брат мой покинет вигвам на закате дня? Не пожелает ли он отведать небогатого угощения краснокожих?
   - Лафит достаточно горд для того, чтобы пригубить кубок человека, не принявшего протянутую руку. Желаю тебе удачи в делах с новыми союзниками. Прощай, мико!
   - Стой! - сказал мико, пристыженный таким отношением к его гостеприимству. - Мой брат должен забрать все, что дарил Белой Розе. Золото, кораллы и все остальное.
   Он быстро прошел в маленькую комнату и вскоре появился с охапкой платьев и грудой всяких драгоценных безделушек.
   Пират никак не ожидал столь щепетильного расчета.
   - Оставьте у себя. Для меня это не имеет ценности, - сказал пират и быстро удалился. Через несколько минут его лодка скрылась за тростником.
   Неожиданный объезд пирата произвел тягостное впечатление на мико, и всех прочих смутил. К пиру приступили молча. Токеа нелегко было пережить разрыв с французом. Старик никогда не испытывал ни симпатии, ни доверия к бледнолицым. С юных лет познавший предательскую тактику своих недругов и научившийся платить им той же монетой, мико ожесточился душой. Но маска, избранная Лафитом для общения с Токеа, столь разительно отличалась от холодной, брезгливо-насмешливой мины американцев, что предводитель окони был, пожалуй, недалек от душевного расположения к нему.
   Пауни вместе с окони кружились в танце под звездным небом на берегу Натчеза. Лишь глубокой ночью смолкли звуки музыкальных инструментов. И хотя порой в непроглядной тьме еще можно было услышать возгласы и обрывки разговора, вскоре смолкли и они. Старый мико повел Эль Золя в свой вигвам.
   - Канонда! - ласково окликнул Токеа.
   Дочь уже стояла перед отцом, как всегда скрестив на груди руки. Меланхолическая улыбка на испуганном лице не могла ввести его в заблуждение: по щекам катились слезы. Извечная веселость, казалось, навсегда покинула Канонду. Токеа взял Эль Золя за руки и, возложив их на плечи дочери, передал ему свою отцовскую власть над девушкой. Потом накрыл ладонями ее голову и сказал:
   - Пусть Великий Дух даст вам много отважных воинов!