Страница:
— Она действительно была роскошной: сплошной розовый мрамор и черный оникс, — ответил Септах Мелайн, — а также множество хорошеньких горничных, которые подавали языки билантунов, вымоченные в драконьем молоке. Я не скоро забуду об этом, — Он опустился на корточки рядом с Престимионом, помог врууну спрыгнуть на землю и спросил уже более серьезным тоном:
— Вы не пострадали в сражении, Престимион?
— Только моя гордость. Да еще бедро: ушиб будет болеть день-другой. А вы?
— У меня мозоль на большом пальце: кожа стала слишком нежной оттого, что давно уже не приходилось так долго размахивать оружием, — подмигнул Септах Мелайн. — А меня занесло в самую гущу драки, когда я заколол Алексида Стрэйвского. А больше ничего.
— Алексид мертв?
— И многие другие, с обеих сторон. И еще многие умрут потом.
— Вы не спрашиваете о моих ранах, Престимион, — вмешался Свор.
— Неужели и вы тоже отважно сражались, мой друг?
— Я решил, что мне следует испытать себя в качестве воина, и полез в бой. И в самый разгар сражения, в горячке и суматохе я лицом к лицу столкнулся с герцогом Кантеверелом.
— И отрубили ему нос? — шутливо поинтересовался Престимион.
— Вы несправедливы. Я бросился на него — я никогда еще не нападал ни на кого в такой ярости — а он посмотрел на меня и сказал: «Свор, вы намерены убить меня? Меня, который познакомил вас с прекрасной Хейсс Ванэйл? Я потерял свое оружие и нахожусь в вашей власти!» А я никак не мог найти в своем сердце ненависть к нему, так что я взял его за плечо, развернул, со всей силы толкнул его, и он, шатаясь, побежал на свою сторону поля. Я очень подвел вас Престимион? Ведь я же мог тогда убить его. Но, видимо, я не убийца по натуре.
Престимион покачал головой.
— А что бы нам дала смерть Кантеверела? Он не лучший боец, чем вы. Но в нашем следующем сражении, Свор, лучше оставайтесь в тылу. Там вы будете чувствовать себя более счастливым. Как, полагаю, и все мы, — Престимион взглянул на Талнапа Зелифора. — А вы, мой товарищ по тюремной камере? Вам тоже удалось своим мечом совершить великие подвиги?
— Я мог бы сражаться сразу пятью. — ответил вруун, помахав в доказательство множеством щупалец, — но каждый из них будет не больше иглы, и все, что я смогу сделать ими, это пощекотать икры противникам. Нет, я не проливал вчера кровь, Престимион. Единственное, что я сделал — перед сражением изучил предзнаменования. И, по моим расчетам, результат должен был оказаться еще хуже.
— Еще хуже? — переспросил Престимион и нервно хихикнул. — Что ж, в таком случае примите мою благодарность.
— Благодарить меня следует не за это. Я проанализировал также предзнаменования вашей следующей битвы. И получил благоприятный результат. Вы одержите большую победу над сильно превосходящим противником.
— Слушайте, слушайте! — воскликнул Септах Мелайн.
— Мой друг, — сказал Престимион, — если мои маги постоянно будут предсказывать мне такое будущее, то я всей душой уверую в колдовство.
Наступление яркого теплого утра и, главное, возвращение дорогих друзей сняли значительную часть тяжести с души Престимиона; он постарался отодвинуть бесславное сражение при Аркилоне в прошлое. Весь день на поляну в глубине леса подходили отставшие, и в конце концов он вновь собрал какое-то подобие армии, пусть даже состоявшей из побитых, утомленных, грязных и зачастую раненых людей.
Престимион знал, что им следует как можно скорее убраться из леса. Было просто глупо предполагать, что Навигорн даст им много времени на зализывание ран. Но куда идти? У них не было с собой никаких карт, никто из них не знал как следует огромные равнины, лежавшие к западу от Аркилона, если не считать прославленного гигантского туликапского фонтана (он находился буквально у кромки леса), который был известен всем.
Кое-что рассказал Немерон Далк из Вилимонга, немолодой уже человек, которому некогда довелось путешествовать по этим местам. Он знал названия рек и холмов и примерно представлял себе их расположение. Элимотис Ган, волонтер из Симбильфанта, тоже имел некоторое представление об этой области. А Талнап Зелифор уверял, что знает заклинание, позволяющее разглядеть предстоящий путь. И поздним утром эти трое, а также Престимион, Септах Мелайн и Свор собрались, чтобы выработать дальнейший маршрут.
Вруун взял несколько маленьких коричневых кубиков, похожих на окрашенные кусочки сахара, — это были, сказал он, волшебные благовония — поджег их и, отступив на несколько шагов, принялся вглядываться в дым. При этом он что-то негромко бормотал и шевелил щупальцами. Закончив обряд, он принялся описывать то, что открылось ему в видении. Элимотис Ган и Немерон Далк уточняли детали по памяти, а Септах Мелайн с их слов чертил острием шпаги грубую схему на влажной земле, стирая неточности носком башмака.
— Вот эти холмы — это действительно холмы? Или горы? Как они называются? — спросил Престимион, указав на карте Септаха Мелайна извилистую линию, которая тянулась с севера на юг, смело рассекая карту пополам.
— Это Триккалы, — объяснил Элимотис Ган. — Пожалуй, скорее горы, чем холмы. Да, несомненно, это горная гряда.
— Сможем ли мы без большого труда пересечь их, если пойдем отсюда на запад?
Элимотис Ган, невысокий жилистый очень энергичный человек переглянулся с крупным коренастым Немероном Далком. Престимиону показалось, что взгляды обоих были довольно скептическими.
— Сайсивондэйлская дорога проходит вот тут, — сказал Немерон Далк, указывая на южный конец линии, где горы были пониже, — а здесь, на севере — Синталмондская дорога. В середине, там, где вы хотите пройти, горы самые высокие и крутые. Единственный известный здесь проход называется Экеста, что в переводе с местного диалекта означает «Проклятый».
— Милое имя, — безмятежно отозвался Септах Мелайн.
— Малоприятная дорога, — добавил Элимотис Ган. — Насколько мне известно понаслышке, почти нехоженая и очень крутая. Пищу там добыть негде, зато по ночам путешественников тревожат голодные ворзаки; их там просто пропасть.
— Зато этот путь прямой, — сказал Престимион, — и он должен привести нас туда, куда я считаю необходимым добраться как можно скорее; к этой вот широкой реке за горным хребтом. Ведь это Джелум, не так ли?
— Да, это Джелум, — подтвердил Немерон Далк.
— Вот и прекрасно, — сказал Престимион. — Мы идем на запад, переваливаем Триккалы по вашему Проклятому проходу, кидаемся камнями в ворзаков, если те будут слишком уж громко выть, а преодолев горы, переправимся через реку. Ну а там путь должен оказаться гораздо легче. И в завершение всего мы удобно располагаемся вот тут, неподалеку от западного берега Джелума; думаю, что это равнина Марраитис, где выращивают и обучают лучших боевых скакунов. Ну и где вы тут видите ошибку?
— Если мы намерены продолжить борьбу, — сказал Септах Мелайн, — то нам понадобится кавалерия.
— Обязательно. Мы реквизируем табун скакунов у жителей Марраитиса, направим во все города, где можно будет ожидать благосклонного отношения к нашему делу, гонцов с просьбой прислать добровольцев и создадим настоящую армию вместо той беспорядочной сбродной орды, которую Навигорн вчера разбил в пух и прах. Рано или поздно Корсибар узнает, где мы засели, и пошлет против нас армию. Но он, конечно, пошлет ее не через горный проход, тем более если это и впрямь такое неприятное место, как утверждают эти господа. Они обойдут горы с юга или с севера, что займет несколько месяцев. Итак, преодолев проход Экеста, мы попадем на свободную дорогу, которая выведет нас в западные земли, далеко от противника, и у нас будет время для подготовки. И потребует это от нас всего лишь некоторых дополнительных усилий, чтобы пройти самым трудным маршрутом.
— Бы можете разглядеть этот проход? — спросил Свор, обращаясь к Талнапу Зелифору. — Как, по вашему, его можно будет преодолеть?
Вруун снова воздел щупальца и сделал несколько магических пассов.
— Это будет трудно, но не невозможно, — ответил он после небольшой паузы.
— Трудно, но не невозможно; это именно то, что нам требуется, — улыбнулся Престимион. — Я склонен считать, что вы обладаете истинным даром, и принимаю ваши результаты как точные и заслуживающие доверия. — Он посмотрел на остальных. — Значит, договорились? По проходу Экеста до Джелума, там находим способ переправиться через реку — об этом будем беспокоиться, когда придет время — и располагаемся на зимние квартиры на равнине Марраитис. И к тому времени, когда нам придется снова сражаться, у нас, с помощью Божества, будет уже настоящая сильная армия, с которой мы сможем сбросить узурпатора.
— Не говоря уже о подкреплении, которое Дантирия Самбайл, несомненно, к тому времени пришлет нам из Зимроэля, — добавил Свор.
— У вас был какой-то ехидный вид, когда вы это говорили, — заметил Септах Мелайн. — Вы сомневаетесь в том, что прокуратор сдержит слово?
— У меня всегда ехидный вид, — ответил Свор. — Я в этом не виноват, таким меня родили.
— Я бы попросил вас избавить нас всех от этой пикировки, — решительно заявил Престимион. — Если Божеству будет угодно, прокуратор выполнит свое обещание. А наша задача теперь состоит в том, чтобы добраться до Марраитиса и научиться воевать лучше, чем вчера. А о том, что будет, мы позаботимся в должное время.
В полдень в лес в полном порядке, будто никакого сражения не было вовсе, вошел их обоз с оружием и различным оснащением, направленным им вслед из городов предгорий. Всех чрезвычайно обрадовала свежая одежда и множество других вещей, которых им так не хватало этой ночью в лесу. Затем подтянулись еще несколько сотен бойцов, а по прошествии некоторого времени, когда стало ясно, что вряд ли к армии сможет вскоре присоединиться еще кто-нибудь из отставших, Престимион отдал приказ отправляться в путь на запад, к Триккальским горам и протекавшей за ними реке Джелум.
Выйдя из леса, они попали в обычную сельскохозяйственную местность, Но вскоре вид окрестностей стал меняться: армия приближалась к знаменитому ликапскому фонтану. Сначала появились бурлящие горячие источники; вода в них была настолько горяча, что на изрядном расстоянии от них ничего не росло, так что они находились среди просторных буро-коричневых проплешин полужидкой грязи. Затем показались гейзеры, метавшие в небо высокие струи, и меловые террасы, похожие на множество огромных ванн; в них плескалась вода, окрашенная, благодаря бесчисленным водорослям, во множество разных цветов — разнообразнейшие оттенки красного, зеленого, синего-и всевозможные их смеси.
Престимион застыл на месте от удивления, увидев струю иссиня-черного дыма, вырывающуюся на сотни футов вверх из конусообразной фумаролы. Затем они пересекли мертвое лавовое плато, далеко обходя дыры в почве, из которых выделялись отвратительно смердящие газы.
— Без сомнения, если бы я жил в подобном месте, то вполне мог бы поверить в демонов, — почти серьезно сказал Престимион. — Мы оказались словно в части какого-то иного мира, возникшего здесь по прихоти недоброго чародея.
Свор, которому уже довелось побывать здесь, только улыбнулся в ответ и посоветовал приготовиться увидеть кое-что еще более интересное.
Они проходили теперь через бесчисленное множество прудов, прудиков и лужиц, в которых клокотали, пузырились, стонали и, казалось, стремились выплеснуться на дерзких пришельцев горячие воды, поднявшиеся из глубин земли. Небо здесь даже в полдень было серо-синим от дыма, а воздух имел резкий химический запах. Сквозь испарения не было видно солнца. Кожа у всех очень скоро покрылась темным грязным налетом; Престимион видел, как Септах Мелайн, желая, видимо, почесать щеку, провел по ней пальцем, оставив на темном фоне светлую полосу. И все же это ужасное место не было совсем безжизненным. Тут и там мелькали какие-то многоногие создания, покрытые светло-розовой не то грубой кожей, не то мелкой чешуей. Они прижимались к земле и осторожно разглядывали пришельцев множеством черных глаз, которые, словно агатовые бусинки, опоясывали верхнюю часть их туловищ (хотя, возможно, это были головы).
Далее долину гейзеров и горячих источников перегораживала большая скальная плита, тянувшаяся почти точно с севера на юг. Они быстро взобрались на нее, не обращая внимания на бесчисленные мелкие камушки, которые то и дело старались выскользнуть из-под ног, и спустились по западному склону утеса в место настолько необычное, что Престимион понял: они находятся на подступах к самому Фонтану.
В сумрачном свете закрытого дымом солнца он видел совершенно голую пустыню. Тут не было ни деревьев, ни чахлых кустов, ни колючих горных трав, а лишь совершенно ровная кирпично-красная земля, тянувшаяся справа налево, насколько хватал глаз, и уходившая от непрошеных гостей, скрываясь за изгибом шара планеты. И прямо перед ними на равнине из земли вырывалась совершенно гладкая, похожая на обелиск из полированного мрамора огромная светящаяся колонна, верхний конец которой исчезал где-то в необозримой выси, сливаясь с облаками. Толщина колонны была не меньше полумили, прикинул Престимион.
— Вот, смотрите, — сказал Свор у него за спиной, — это Гуликап.
Нет, это не камень, понял Престимион; это, скорее, истечение чистой энергии. Можно было ясно разглядеть в глубине гигантского столба движение: там перемещались, сталкивались, сливались и разъединялись огромные куски невесть чего. Беспорядочно менялись цвета: то преобладал красный, то синий, то зеленый, то коричневый. Отдельные области колонны казались со стороны более плотными по составу, чем другие; с поверхности ежесекундно срывались искры и трепетали, угасая. В воздухе стояло неумолчное шипение и потрескивание, как от электрических разрядов.
Это зрелище — один-единственный столп, искрившийся бриллиантовым блеском посреди печальной голой равнины — подавляло Престимиона своим величием. Это был скипетр власти, это было средоточие творения и перемены, это была ось, на которой могла бы вращаться вся гигантская планета.
— Как вы думаете, что случится, если я вдруг прикоснусь к нему? — спросил он Свора.
— Вы исчезнете в мгновение ока, а мельчайшие частицы вашего тела будут вечно танцевать, этой колонне света.
Они подошли поближе, насколько посмели. Отсюда можно было разглядеть широченное, белое, как кость, гладкое, как фарфор, кольцо, опоясывавшее Фонтан. Сквозь это кольцо из какой-то огромной темной пропасти с неистовой силой вырывались ревущие немыслимые волны многоцветного света. Престимион не мог даже заставить себя подумать, какие силы играют в этом спектакле и зачем. Зато, с любопытством глядя на неведомый феномен несравненной мощи, он был поражен, словно впервые ощутил величественный блеск своего родного мира, его потрясающую красоту и великолепие, бесконечность разнообразия чудес Маджипура. И почувствовал глубокую печаль из-за того, что часть этой красоты и великолепия должна, будет теперь пострадать из-за войны. Но у него не было выбора. В мире нарушилась гармония, это необходимо было исправить, и война была единственным средством для этого.
Он долго глядел на фонтан. Затем отдал приказ обойти его кругом на почтительном расстоянии и двигаться дальше на запад.
6
— Вы не пострадали в сражении, Престимион?
— Только моя гордость. Да еще бедро: ушиб будет болеть день-другой. А вы?
— У меня мозоль на большом пальце: кожа стала слишком нежной оттого, что давно уже не приходилось так долго размахивать оружием, — подмигнул Септах Мелайн. — А меня занесло в самую гущу драки, когда я заколол Алексида Стрэйвского. А больше ничего.
— Алексид мертв?
— И многие другие, с обеих сторон. И еще многие умрут потом.
— Вы не спрашиваете о моих ранах, Престимион, — вмешался Свор.
— Неужели и вы тоже отважно сражались, мой друг?
— Я решил, что мне следует испытать себя в качестве воина, и полез в бой. И в самый разгар сражения, в горячке и суматохе я лицом к лицу столкнулся с герцогом Кантеверелом.
— И отрубили ему нос? — шутливо поинтересовался Престимион.
— Вы несправедливы. Я бросился на него — я никогда еще не нападал ни на кого в такой ярости — а он посмотрел на меня и сказал: «Свор, вы намерены убить меня? Меня, который познакомил вас с прекрасной Хейсс Ванэйл? Я потерял свое оружие и нахожусь в вашей власти!» А я никак не мог найти в своем сердце ненависть к нему, так что я взял его за плечо, развернул, со всей силы толкнул его, и он, шатаясь, побежал на свою сторону поля. Я очень подвел вас Престимион? Ведь я же мог тогда убить его. Но, видимо, я не убийца по натуре.
Престимион покачал головой.
— А что бы нам дала смерть Кантеверела? Он не лучший боец, чем вы. Но в нашем следующем сражении, Свор, лучше оставайтесь в тылу. Там вы будете чувствовать себя более счастливым. Как, полагаю, и все мы, — Престимион взглянул на Талнапа Зелифора. — А вы, мой товарищ по тюремной камере? Вам тоже удалось своим мечом совершить великие подвиги?
— Я мог бы сражаться сразу пятью. — ответил вруун, помахав в доказательство множеством щупалец, — но каждый из них будет не больше иглы, и все, что я смогу сделать ими, это пощекотать икры противникам. Нет, я не проливал вчера кровь, Престимион. Единственное, что я сделал — перед сражением изучил предзнаменования. И, по моим расчетам, результат должен был оказаться еще хуже.
— Еще хуже? — переспросил Престимион и нервно хихикнул. — Что ж, в таком случае примите мою благодарность.
— Благодарить меня следует не за это. Я проанализировал также предзнаменования вашей следующей битвы. И получил благоприятный результат. Вы одержите большую победу над сильно превосходящим противником.
— Слушайте, слушайте! — воскликнул Септах Мелайн.
— Мой друг, — сказал Престимион, — если мои маги постоянно будут предсказывать мне такое будущее, то я всей душой уверую в колдовство.
Наступление яркого теплого утра и, главное, возвращение дорогих друзей сняли значительную часть тяжести с души Престимиона; он постарался отодвинуть бесславное сражение при Аркилоне в прошлое. Весь день на поляну в глубине леса подходили отставшие, и в конце концов он вновь собрал какое-то подобие армии, пусть даже состоявшей из побитых, утомленных, грязных и зачастую раненых людей.
Престимион знал, что им следует как можно скорее убраться из леса. Было просто глупо предполагать, что Навигорн даст им много времени на зализывание ран. Но куда идти? У них не было с собой никаких карт, никто из них не знал как следует огромные равнины, лежавшие к западу от Аркилона, если не считать прославленного гигантского туликапского фонтана (он находился буквально у кромки леса), который был известен всем.
Кое-что рассказал Немерон Далк из Вилимонга, немолодой уже человек, которому некогда довелось путешествовать по этим местам. Он знал названия рек и холмов и примерно представлял себе их расположение. Элимотис Ган, волонтер из Симбильфанта, тоже имел некоторое представление об этой области. А Талнап Зелифор уверял, что знает заклинание, позволяющее разглядеть предстоящий путь. И поздним утром эти трое, а также Престимион, Септах Мелайн и Свор собрались, чтобы выработать дальнейший маршрут.
Вруун взял несколько маленьких коричневых кубиков, похожих на окрашенные кусочки сахара, — это были, сказал он, волшебные благовония — поджег их и, отступив на несколько шагов, принялся вглядываться в дым. При этом он что-то негромко бормотал и шевелил щупальцами. Закончив обряд, он принялся описывать то, что открылось ему в видении. Элимотис Ган и Немерон Далк уточняли детали по памяти, а Септах Мелайн с их слов чертил острием шпаги грубую схему на влажной земле, стирая неточности носком башмака.
— Вот эти холмы — это действительно холмы? Или горы? Как они называются? — спросил Престимион, указав на карте Септаха Мелайна извилистую линию, которая тянулась с севера на юг, смело рассекая карту пополам.
— Это Триккалы, — объяснил Элимотис Ган. — Пожалуй, скорее горы, чем холмы. Да, несомненно, это горная гряда.
— Сможем ли мы без большого труда пересечь их, если пойдем отсюда на запад?
Элимотис Ган, невысокий жилистый очень энергичный человек переглянулся с крупным коренастым Немероном Далком. Престимиону показалось, что взгляды обоих были довольно скептическими.
— Сайсивондэйлская дорога проходит вот тут, — сказал Немерон Далк, указывая на южный конец линии, где горы были пониже, — а здесь, на севере — Синталмондская дорога. В середине, там, где вы хотите пройти, горы самые высокие и крутые. Единственный известный здесь проход называется Экеста, что в переводе с местного диалекта означает «Проклятый».
— Милое имя, — безмятежно отозвался Септах Мелайн.
— Малоприятная дорога, — добавил Элимотис Ган. — Насколько мне известно понаслышке, почти нехоженая и очень крутая. Пищу там добыть негде, зато по ночам путешественников тревожат голодные ворзаки; их там просто пропасть.
— Зато этот путь прямой, — сказал Престимион, — и он должен привести нас туда, куда я считаю необходимым добраться как можно скорее; к этой вот широкой реке за горным хребтом. Ведь это Джелум, не так ли?
— Да, это Джелум, — подтвердил Немерон Далк.
— Вот и прекрасно, — сказал Престимион. — Мы идем на запад, переваливаем Триккалы по вашему Проклятому проходу, кидаемся камнями в ворзаков, если те будут слишком уж громко выть, а преодолев горы, переправимся через реку. Ну а там путь должен оказаться гораздо легче. И в завершение всего мы удобно располагаемся вот тут, неподалеку от западного берега Джелума; думаю, что это равнина Марраитис, где выращивают и обучают лучших боевых скакунов. Ну и где вы тут видите ошибку?
— Если мы намерены продолжить борьбу, — сказал Септах Мелайн, — то нам понадобится кавалерия.
— Обязательно. Мы реквизируем табун скакунов у жителей Марраитиса, направим во все города, где можно будет ожидать благосклонного отношения к нашему делу, гонцов с просьбой прислать добровольцев и создадим настоящую армию вместо той беспорядочной сбродной орды, которую Навигорн вчера разбил в пух и прах. Рано или поздно Корсибар узнает, где мы засели, и пошлет против нас армию. Но он, конечно, пошлет ее не через горный проход, тем более если это и впрямь такое неприятное место, как утверждают эти господа. Они обойдут горы с юга или с севера, что займет несколько месяцев. Итак, преодолев проход Экеста, мы попадем на свободную дорогу, которая выведет нас в западные земли, далеко от противника, и у нас будет время для подготовки. И потребует это от нас всего лишь некоторых дополнительных усилий, чтобы пройти самым трудным маршрутом.
— Бы можете разглядеть этот проход? — спросил Свор, обращаясь к Талнапу Зелифору. — Как, по вашему, его можно будет преодолеть?
Вруун снова воздел щупальца и сделал несколько магических пассов.
— Это будет трудно, но не невозможно, — ответил он после небольшой паузы.
— Трудно, но не невозможно; это именно то, что нам требуется, — улыбнулся Престимион. — Я склонен считать, что вы обладаете истинным даром, и принимаю ваши результаты как точные и заслуживающие доверия. — Он посмотрел на остальных. — Значит, договорились? По проходу Экеста до Джелума, там находим способ переправиться через реку — об этом будем беспокоиться, когда придет время — и располагаемся на зимние квартиры на равнине Марраитис. И к тому времени, когда нам придется снова сражаться, у нас, с помощью Божества, будет уже настоящая сильная армия, с которой мы сможем сбросить узурпатора.
— Не говоря уже о подкреплении, которое Дантирия Самбайл, несомненно, к тому времени пришлет нам из Зимроэля, — добавил Свор.
— У вас был какой-то ехидный вид, когда вы это говорили, — заметил Септах Мелайн. — Вы сомневаетесь в том, что прокуратор сдержит слово?
— У меня всегда ехидный вид, — ответил Свор. — Я в этом не виноват, таким меня родили.
— Я бы попросил вас избавить нас всех от этой пикировки, — решительно заявил Престимион. — Если Божеству будет угодно, прокуратор выполнит свое обещание. А наша задача теперь состоит в том, чтобы добраться до Марраитиса и научиться воевать лучше, чем вчера. А о том, что будет, мы позаботимся в должное время.
В полдень в лес в полном порядке, будто никакого сражения не было вовсе, вошел их обоз с оружием и различным оснащением, направленным им вслед из городов предгорий. Всех чрезвычайно обрадовала свежая одежда и множество других вещей, которых им так не хватало этой ночью в лесу. Затем подтянулись еще несколько сотен бойцов, а по прошествии некоторого времени, когда стало ясно, что вряд ли к армии сможет вскоре присоединиться еще кто-нибудь из отставших, Престимион отдал приказ отправляться в путь на запад, к Триккальским горам и протекавшей за ними реке Джелум.
Выйдя из леса, они попали в обычную сельскохозяйственную местность, Но вскоре вид окрестностей стал меняться: армия приближалась к знаменитому ликапскому фонтану. Сначала появились бурлящие горячие источники; вода в них была настолько горяча, что на изрядном расстоянии от них ничего не росло, так что они находились среди просторных буро-коричневых проплешин полужидкой грязи. Затем показались гейзеры, метавшие в небо высокие струи, и меловые террасы, похожие на множество огромных ванн; в них плескалась вода, окрашенная, благодаря бесчисленным водорослям, во множество разных цветов — разнообразнейшие оттенки красного, зеленого, синего-и всевозможные их смеси.
Престимион застыл на месте от удивления, увидев струю иссиня-черного дыма, вырывающуюся на сотни футов вверх из конусообразной фумаролы. Затем они пересекли мертвое лавовое плато, далеко обходя дыры в почве, из которых выделялись отвратительно смердящие газы.
— Без сомнения, если бы я жил в подобном месте, то вполне мог бы поверить в демонов, — почти серьезно сказал Престимион. — Мы оказались словно в части какого-то иного мира, возникшего здесь по прихоти недоброго чародея.
Свор, которому уже довелось побывать здесь, только улыбнулся в ответ и посоветовал приготовиться увидеть кое-что еще более интересное.
Они проходили теперь через бесчисленное множество прудов, прудиков и лужиц, в которых клокотали, пузырились, стонали и, казалось, стремились выплеснуться на дерзких пришельцев горячие воды, поднявшиеся из глубин земли. Небо здесь даже в полдень было серо-синим от дыма, а воздух имел резкий химический запах. Сквозь испарения не было видно солнца. Кожа у всех очень скоро покрылась темным грязным налетом; Престимион видел, как Септах Мелайн, желая, видимо, почесать щеку, провел по ней пальцем, оставив на темном фоне светлую полосу. И все же это ужасное место не было совсем безжизненным. Тут и там мелькали какие-то многоногие создания, покрытые светло-розовой не то грубой кожей, не то мелкой чешуей. Они прижимались к земле и осторожно разглядывали пришельцев множеством черных глаз, которые, словно агатовые бусинки, опоясывали верхнюю часть их туловищ (хотя, возможно, это были головы).
Далее долину гейзеров и горячих источников перегораживала большая скальная плита, тянувшаяся почти точно с севера на юг. Они быстро взобрались на нее, не обращая внимания на бесчисленные мелкие камушки, которые то и дело старались выскользнуть из-под ног, и спустились по западному склону утеса в место настолько необычное, что Престимион понял: они находятся на подступах к самому Фонтану.
В сумрачном свете закрытого дымом солнца он видел совершенно голую пустыню. Тут не было ни деревьев, ни чахлых кустов, ни колючих горных трав, а лишь совершенно ровная кирпично-красная земля, тянувшаяся справа налево, насколько хватал глаз, и уходившая от непрошеных гостей, скрываясь за изгибом шара планеты. И прямо перед ними на равнине из земли вырывалась совершенно гладкая, похожая на обелиск из полированного мрамора огромная светящаяся колонна, верхний конец которой исчезал где-то в необозримой выси, сливаясь с облаками. Толщина колонны была не меньше полумили, прикинул Престимион.
— Вот, смотрите, — сказал Свор у него за спиной, — это Гуликап.
Нет, это не камень, понял Престимион; это, скорее, истечение чистой энергии. Можно было ясно разглядеть в глубине гигантского столба движение: там перемещались, сталкивались, сливались и разъединялись огромные куски невесть чего. Беспорядочно менялись цвета: то преобладал красный, то синий, то зеленый, то коричневый. Отдельные области колонны казались со стороны более плотными по составу, чем другие; с поверхности ежесекундно срывались искры и трепетали, угасая. В воздухе стояло неумолчное шипение и потрескивание, как от электрических разрядов.
Это зрелище — один-единственный столп, искрившийся бриллиантовым блеском посреди печальной голой равнины — подавляло Престимиона своим величием. Это был скипетр власти, это было средоточие творения и перемены, это была ось, на которой могла бы вращаться вся гигантская планета.
— Как вы думаете, что случится, если я вдруг прикоснусь к нему? — спросил он Свора.
— Вы исчезнете в мгновение ока, а мельчайшие частицы вашего тела будут вечно танцевать, этой колонне света.
Они подошли поближе, насколько посмели. Отсюда можно было разглядеть широченное, белое, как кость, гладкое, как фарфор, кольцо, опоясывавшее Фонтан. Сквозь это кольцо из какой-то огромной темной пропасти с неистовой силой вырывались ревущие немыслимые волны многоцветного света. Престимион не мог даже заставить себя подумать, какие силы играют в этом спектакле и зачем. Зато, с любопытством глядя на неведомый феномен несравненной мощи, он был поражен, словно впервые ощутил величественный блеск своего родного мира, его потрясающую красоту и великолепие, бесконечность разнообразия чудес Маджипура. И почувствовал глубокую печаль из-за того, что часть этой красоты и великолепия должна, будет теперь пострадать из-за войны. Но у него не было выбора. В мире нарушилась гармония, это необходимо было исправить, и война была единственным средством для этого.
Он долго глядел на фонтан. Затем отдал приказ обойти его кругом на почтительном расстоянии и двигаться дальше на запад.
6
Проход Экеста они преодолели за тринадцать дней. Немерон Далк сказал, что ему никогда еще не приходилось слышать, чтобы хоть кто-нибудь проходил этим путем настолько быстро. Они шли днем и ночью, устраивая лишь короткие привалы, за время которых солдаты успевали лишь поесть и немного поспать, как будто отряды Навигорна гнались за ними по пятам. Это было трудное испытание, но, как и предсказал Талнап Зелифор, не непреодолимое; очень трудное, но и только.
Триккалы оказались крутыми горами, ощетинившимися острыми пиками, как гребень на спине ящерицы, а проход представлял собой всего лишь чуть намеченный давними путниками след; кое-где и его не было видно. В тех местах было очень трудно с продовольствием, причем то немногое, что удавалось найти, с большим трудом можно было отнести к съедобным предметам, а то, что удавалось из них приготовить, съесть можно было лишь под угрозой голодной смерти — то есть в нынешнем состоянии Престимиона и всей его армии. Воздух здесь был сухим, холодным и разреженным, так что порой от него ломило грудь и резало в горле. Но они шли стремительно, без единой жалобы и миновали проход без происшествий. Даже страшные ворзаки держались от них на расстоянии, ограничиваясь жалобным воем и яростным лаем из безопасных глубин своих спрятанных в поднебесной выси пещер. Наконец путешественники с радостью и облегчением начали спускаться по западной стороне гор.
Они вновь оказались в равнинной стране. Лесов здесь было немного, редкие города разбежались на далекие расстояния один от другого, воздух был мягким, и повсюду протекали реки, речушки и ручьи: они попали в долину Джелума.
Сам Джелум оказался широкой и быстрой рекой, слишком широкой для того, чтобы строить где-то здесь мост. Но никакие опасности мятежникам не угрожали, причин для спешки не было, и они приступили к постройке лодок и плотов из деревьев, которые во множестве росли по берегам. На то, чтобы переправить на противоположный берег всех людей и снаряжение, потребовалось всего три дня.
Единственным тревожным моментом оказалось появление гаппапаспа не более чем в двадцати ярдах от лодки Гиялориса. Прямо перед носом из воды вдруг показалась большая, похожая на обрубок, блестящая голова, сидящая на длинной толстой шее. Гигантское создание поднялось над водой, загородив полнеба, и кое-кто из людей чуть не впал в панику, в полной уверенности, что чудовище сейчас сожрет их. Но оно всего лишь посмотрело на проплывающих. Гаппапаспы были безобидными пожирателями водорослей и копались в придонном иле, так что единственная опасность, которая могла от них исходить, заключалась в том, что огромный зверь мог захотеть показаться на поверхности прямо из-под плота или лодки, отчего те разлетелись бы, словно детские игрушки под копытами скакуна, а люди оказались бы в воде, где в изобилии водились различные менее безопасные существа. Но из этих в поле зрения попал лишь одинокий бехемоф, который первое время безмятежно грелся на отмели, но потом встревожился, скользнул в воду и исчез в буро-коричневых глубинах.
Оказавшись на западном берегу реки, они вновь попали в обитаемый мир.
Здесь располагались шумные города среднего размера, окруженные сельскохозяйственными районами. Как только Престимион сообщил местным жителям, кто он такой и чего хочет, они дружно приветствовали его как освободителя и своего короналя. Обитатели этих мест плохо знали Корсибара, и в их головах с трудом укладывалось, что сын короналя, который по всем правилам никак не мог наследовать своему отцу, все же завладел троном. Эти добрые консервативные селяне с радостью провозгласили Престимиона законным королем и с готовностью сходились под его знамена.
Войско расположилось лагерем именно там, где и предполагал Престимион: на огромной луговой равнине Марраитис, где уже на протяжении нескольких тысяч лет выращивали самых лучших скакунов и вьючных животных Маджипура. Лучшие селекционеры пригнали к нему свои стада сильных боевых скакунов и с готовностью сами отобрали лучших из лучших для его кавалерии.
Весть о том, что Престимион собирает армию для похода на Замковую гору и ниспровержения ложного короналя, разносилась все дальше и шире и встречала восторженные отклики. Редкий день проходил без появления в лагере отрядов из какого-нибудь города.
— Я готов погибнуть вместе с вами, но не потерплю, чтобы в Замке беззаконно и безнаказанно правил самозванец, — такие слова Престимион слышал снова и снова.
И Престимион радостно приветствовал в своем лагере таких людей, как седобородый герцог Миоль, правитель Ближнего Миоля с пятью сотнями одетых в зеленые куртки воинов, опытных в обращении со скакунами, и Турм из Сиринкса с тысячью с лишним добровольцев в униформе, расцвеченной бирюзовыми полосами — цветом своего города, и сияющий блеском молодости златовласый Спалирайсис, сын Спалирайсиса Тумбраксского, во главе большой армии, и Гиним Тапилпилский с отрядом пращников в фиолетовых безрукавках, и смелый Абантес Питойский, и Талауус Найбилийский, и еще множество подобных им благородных людей, а также отряды из Таннарда, Заранга, Абисоэйна и еще двух дюжин других городов, о которых он не слышал никогда в жизни, но чью помощь все равно с благодарностью принимал. Выражения поддержки очень сильно радовали его и укрепляли его дух. Прибыли в лагерь и его братья, Абригант и Тарадат, и привели с собой, казалось, половину здоровых мужчин из Малдемара.
Они рассказали, что Теотаст, самый младший из братьев, тоже стремился присоединиться к ним, но их мать, принцесса Терисса, отказалась отпустить его.
И наконец подоспело известие, которого Престимион ожидал с особым нетерпением, даже не смея при этом надеяться на то, что это случится: огромная армия под командой Гавиада и Гавиундара, братьев Дантирии Самбайла, несколько недель назад выгрузилась с кораблей в Алаизоре и быстро шла теперь сушей к Марраитису, чтобы присоединиться к возрастающим силам мятежников. Самого Дантирию Самбайла, говорилось в сообщении, задержали в Ни-мойе его обязанности прокуратора, но он намерен как можно скорее покинуть Зимроэль и прибыть в армию Престимиона. Можно ли было этому верить? Да. Да! Буквально следом за сообщением появились передовые отряды зимроэльского войска, а затем прибыли и основные его силы, возглавляемые двумя братьями прокуратора.
— Да, никто не усомнится в том, что они братья Дантирии Самбайла, эта парочка, — шепнул. Гиялорис Септаху Мелайну, глядя на прибывших. — Они из той же породы красавчиков, что и их старший брат, скажете, нет?
— Даже еще прекраснее, куда прекраснее, — отозвался Септах Мелайн. — Они истинные образцы красоты.
У Гавиада и Гавиундара были такие же, как и у Дантирии Самбайла, оранжево-рыжие волосы и веснушчатые лица, они были столь же поразительно уродливы, как и он, хотя отличались и от старшего брата, и друг от друга. Гавиад, старший из двоих, был коротеньким и толстым, с водянистыми глазами, пухлым лицом, с большой красной каплей носа, под которым, как два пучка медной проволоки, торчали жесткие рыжие усы, прикрывавшие поразительно пухлые губы. У него была огромная, похожая на барабан, грудная клетка и раздутый, как набитый мешок, живот. Он отличался необыкновенной прожорливостью.
Его брат Гавиундар был намного выше ростом — почти такой же, как Септах Мелайн. С широкого багрового лица смотрели маленькие жестокие сине-зеленые глазки. Уши у него были, пожалуй, самыми большими и толстыми из всех, какие когда либо были даны человеку; они походили на тележные колеса. Он облысел еще в ранней молодости, и от шевелюры у него на голове остались лишь два странных щетинистых пучка волос, торчавших в стороны над ушами. Но словно для того, чтобы компенсировать эту потерю, он отрастил густую желто-рыжую бороду, доходившую до середины груди; в ее запутанной чащобе свободно могла бы спрятаться небольшая птица. Он, как и Гавиад, был прожорливым едоком и обладал способностью вливать в себя колоссальные количества спиртного, правда Гавиундар хорошо переносил выпивку, тогда как малорослый Гавиад, как это вскоре стало всем ясно, при первой возможности напивался до полного бесчувствия.
С этим можно смириться, решил Престимион, пока человек мог сражаться. И в любом случае, братья пришли с большим войском, собранным на восточном побережье Зимроэля, главным образом в Пилишюке и Ни-мойе, хотя в нем были отряды и из двадцати других городов.
Всю осень, зиму и весну Престимион работал над тем, чтобы сплотить этих собранных из множества разных мест добровольцев в единую боевую силу. Теперь остался лишь один вопрос: когда и как двигаться против Корсибара.
Престимион склонялся к возвращению к своей первоначальной стратегии похода по предгорьям Замковой горы, к повторному кольцевому маршу от Симбильфанта к Грэву, Аркилону и Пруйцу и далее мимо Лонтано и Да обратно к Вилимонгу. Только на сей раз за ним будет большая и постоянно увеличивающаяся армия, во главе которой он в конечном счете поднимется по склону Замковой горы и потребует от Корсибара отречения. Но у Гиялориса было иное мнение.
— Давайте подождем здесь, в сердце Алханроэля, пока Корсибар спустится, чтобы разделаться с нами, — сказал он. — Мы полностью разобьем его армию здесь, вдали от Горы, а затем, когда и как нам заблагорассудится, двинемся к Замку, принимая по пути капитуляцию всех отрядов и гарнизонов, которые нам подвернутся.
У обоих планов имелись свои достоинства, Престимион не смог принять никакого решения сразу. А затем к нему явился герцог Свор.
— Прибыли достоверные донесения с той стороны Джелума. К нам приближаются две большие армии, каждая гораздо больше, чем наша собственная. Одна, под командованием Фархольта, идет южным путем в обход Триккал, а вторая, во главе с Навигорном, движется по северной дороге. Фархольт ведет с собой огромный табун боевых моллиторов. Они намерены переправиться через реку — одна армия выше по течению, а вторая ниже — обойти нас, зажать в клещи и уничтожить.
— Значит, стратегический план принят, — сказал Гиялорис. — Мы встретим их здесь, в Марраитисе, как я и предлагал.
Триккалы оказались крутыми горами, ощетинившимися острыми пиками, как гребень на спине ящерицы, а проход представлял собой всего лишь чуть намеченный давними путниками след; кое-где и его не было видно. В тех местах было очень трудно с продовольствием, причем то немногое, что удавалось найти, с большим трудом можно было отнести к съедобным предметам, а то, что удавалось из них приготовить, съесть можно было лишь под угрозой голодной смерти — то есть в нынешнем состоянии Престимиона и всей его армии. Воздух здесь был сухим, холодным и разреженным, так что порой от него ломило грудь и резало в горле. Но они шли стремительно, без единой жалобы и миновали проход без происшествий. Даже страшные ворзаки держались от них на расстоянии, ограничиваясь жалобным воем и яростным лаем из безопасных глубин своих спрятанных в поднебесной выси пещер. Наконец путешественники с радостью и облегчением начали спускаться по западной стороне гор.
Они вновь оказались в равнинной стране. Лесов здесь было немного, редкие города разбежались на далекие расстояния один от другого, воздух был мягким, и повсюду протекали реки, речушки и ручьи: они попали в долину Джелума.
Сам Джелум оказался широкой и быстрой рекой, слишком широкой для того, чтобы строить где-то здесь мост. Но никакие опасности мятежникам не угрожали, причин для спешки не было, и они приступили к постройке лодок и плотов из деревьев, которые во множестве росли по берегам. На то, чтобы переправить на противоположный берег всех людей и снаряжение, потребовалось всего три дня.
Единственным тревожным моментом оказалось появление гаппапаспа не более чем в двадцати ярдах от лодки Гиялориса. Прямо перед носом из воды вдруг показалась большая, похожая на обрубок, блестящая голова, сидящая на длинной толстой шее. Гигантское создание поднялось над водой, загородив полнеба, и кое-кто из людей чуть не впал в панику, в полной уверенности, что чудовище сейчас сожрет их. Но оно всего лишь посмотрело на проплывающих. Гаппапаспы были безобидными пожирателями водорослей и копались в придонном иле, так что единственная опасность, которая могла от них исходить, заключалась в том, что огромный зверь мог захотеть показаться на поверхности прямо из-под плота или лодки, отчего те разлетелись бы, словно детские игрушки под копытами скакуна, а люди оказались бы в воде, где в изобилии водились различные менее безопасные существа. Но из этих в поле зрения попал лишь одинокий бехемоф, который первое время безмятежно грелся на отмели, но потом встревожился, скользнул в воду и исчез в буро-коричневых глубинах.
Оказавшись на западном берегу реки, они вновь попали в обитаемый мир.
Здесь располагались шумные города среднего размера, окруженные сельскохозяйственными районами. Как только Престимион сообщил местным жителям, кто он такой и чего хочет, они дружно приветствовали его как освободителя и своего короналя. Обитатели этих мест плохо знали Корсибара, и в их головах с трудом укладывалось, что сын короналя, который по всем правилам никак не мог наследовать своему отцу, все же завладел троном. Эти добрые консервативные селяне с радостью провозгласили Престимиона законным королем и с готовностью сходились под его знамена.
Войско расположилось лагерем именно там, где и предполагал Престимион: на огромной луговой равнине Марраитис, где уже на протяжении нескольких тысяч лет выращивали самых лучших скакунов и вьючных животных Маджипура. Лучшие селекционеры пригнали к нему свои стада сильных боевых скакунов и с готовностью сами отобрали лучших из лучших для его кавалерии.
Весть о том, что Престимион собирает армию для похода на Замковую гору и ниспровержения ложного короналя, разносилась все дальше и шире и встречала восторженные отклики. Редкий день проходил без появления в лагере отрядов из какого-нибудь города.
— Я готов погибнуть вместе с вами, но не потерплю, чтобы в Замке беззаконно и безнаказанно правил самозванец, — такие слова Престимион слышал снова и снова.
И Престимион радостно приветствовал в своем лагере таких людей, как седобородый герцог Миоль, правитель Ближнего Миоля с пятью сотнями одетых в зеленые куртки воинов, опытных в обращении со скакунами, и Турм из Сиринкса с тысячью с лишним добровольцев в униформе, расцвеченной бирюзовыми полосами — цветом своего города, и сияющий блеском молодости златовласый Спалирайсис, сын Спалирайсиса Тумбраксского, во главе большой армии, и Гиним Тапилпилский с отрядом пращников в фиолетовых безрукавках, и смелый Абантес Питойский, и Талауус Найбилийский, и еще множество подобных им благородных людей, а также отряды из Таннарда, Заранга, Абисоэйна и еще двух дюжин других городов, о которых он не слышал никогда в жизни, но чью помощь все равно с благодарностью принимал. Выражения поддержки очень сильно радовали его и укрепляли его дух. Прибыли в лагерь и его братья, Абригант и Тарадат, и привели с собой, казалось, половину здоровых мужчин из Малдемара.
Они рассказали, что Теотаст, самый младший из братьев, тоже стремился присоединиться к ним, но их мать, принцесса Терисса, отказалась отпустить его.
И наконец подоспело известие, которого Престимион ожидал с особым нетерпением, даже не смея при этом надеяться на то, что это случится: огромная армия под командой Гавиада и Гавиундара, братьев Дантирии Самбайла, несколько недель назад выгрузилась с кораблей в Алаизоре и быстро шла теперь сушей к Марраитису, чтобы присоединиться к возрастающим силам мятежников. Самого Дантирию Самбайла, говорилось в сообщении, задержали в Ни-мойе его обязанности прокуратора, но он намерен как можно скорее покинуть Зимроэль и прибыть в армию Престимиона. Можно ли было этому верить? Да. Да! Буквально следом за сообщением появились передовые отряды зимроэльского войска, а затем прибыли и основные его силы, возглавляемые двумя братьями прокуратора.
— Да, никто не усомнится в том, что они братья Дантирии Самбайла, эта парочка, — шепнул. Гиялорис Септаху Мелайну, глядя на прибывших. — Они из той же породы красавчиков, что и их старший брат, скажете, нет?
— Даже еще прекраснее, куда прекраснее, — отозвался Септах Мелайн. — Они истинные образцы красоты.
У Гавиада и Гавиундара были такие же, как и у Дантирии Самбайла, оранжево-рыжие волосы и веснушчатые лица, они были столь же поразительно уродливы, как и он, хотя отличались и от старшего брата, и друг от друга. Гавиад, старший из двоих, был коротеньким и толстым, с водянистыми глазами, пухлым лицом, с большой красной каплей носа, под которым, как два пучка медной проволоки, торчали жесткие рыжие усы, прикрывавшие поразительно пухлые губы. У него была огромная, похожая на барабан, грудная клетка и раздутый, как набитый мешок, живот. Он отличался необыкновенной прожорливостью.
Его брат Гавиундар был намного выше ростом — почти такой же, как Септах Мелайн. С широкого багрового лица смотрели маленькие жестокие сине-зеленые глазки. Уши у него были, пожалуй, самыми большими и толстыми из всех, какие когда либо были даны человеку; они походили на тележные колеса. Он облысел еще в ранней молодости, и от шевелюры у него на голове остались лишь два странных щетинистых пучка волос, торчавших в стороны над ушами. Но словно для того, чтобы компенсировать эту потерю, он отрастил густую желто-рыжую бороду, доходившую до середины груди; в ее запутанной чащобе свободно могла бы спрятаться небольшая птица. Он, как и Гавиад, был прожорливым едоком и обладал способностью вливать в себя колоссальные количества спиртного, правда Гавиундар хорошо переносил выпивку, тогда как малорослый Гавиад, как это вскоре стало всем ясно, при первой возможности напивался до полного бесчувствия.
С этим можно смириться, решил Престимион, пока человек мог сражаться. И в любом случае, братья пришли с большим войском, собранным на восточном побережье Зимроэля, главным образом в Пилишюке и Ни-мойе, хотя в нем были отряды и из двадцати других городов.
Всю осень, зиму и весну Престимион работал над тем, чтобы сплотить этих собранных из множества разных мест добровольцев в единую боевую силу. Теперь остался лишь один вопрос: когда и как двигаться против Корсибара.
Престимион склонялся к возвращению к своей первоначальной стратегии похода по предгорьям Замковой горы, к повторному кольцевому маршу от Симбильфанта к Грэву, Аркилону и Пруйцу и далее мимо Лонтано и Да обратно к Вилимонгу. Только на сей раз за ним будет большая и постоянно увеличивающаяся армия, во главе которой он в конечном счете поднимется по склону Замковой горы и потребует от Корсибара отречения. Но у Гиялориса было иное мнение.
— Давайте подождем здесь, в сердце Алханроэля, пока Корсибар спустится, чтобы разделаться с нами, — сказал он. — Мы полностью разобьем его армию здесь, вдали от Горы, а затем, когда и как нам заблагорассудится, двинемся к Замку, принимая по пути капитуляцию всех отрядов и гарнизонов, которые нам подвернутся.
У обоих планов имелись свои достоинства, Престимион не смог принять никакого решения сразу. А затем к нему явился герцог Свор.
— Прибыли достоверные донесения с той стороны Джелума. К нам приближаются две большие армии, каждая гораздо больше, чем наша собственная. Одна, под командованием Фархольта, идет южным путем в обход Триккал, а вторая, во главе с Навигорном, движется по северной дороге. Фархольт ведет с собой огромный табун боевых моллиторов. Они намерены переправиться через реку — одна армия выше по течению, а вторая ниже — обойти нас, зажать в клещи и уничтожить.
— Значит, стратегический план принят, — сказал Гиялорис. — Мы встретим их здесь, в Марраитисе, как я и предлагал.