Страница:
— Вы решили совсем расстаться с братом, моя госпожа?
— Пожалуй, это следует называть именно так, Я покинула Замок, не поставив Корсибара в известность, но, думаю, к настоящему времени он уже должен знать, куда я уехала. Внезапно я почувствовала, что не могу больше оставаться там, быть рядом со всеми ними. К горлу подступила ненависть к этому месту. Я подумала: «Мы совершили ужасную ошибку, отобрав трон у Престимиона. Это был вопиющий грех против воли Божества. Я должна поехать к нему, сказать ему об этом и попросить у него прощения». Что я и сделала. Как вы думаете, Свор, примет он мое раскаяние?
— Принц Престимион питает к вам самые наилучшие чувства, моя госпожа, — мягко произнес Свор. — У меня нет ни малейшего сомнения в том, что он будет безмерно счастлив услышать о перемене ваших взглядов.
Тем не менее он снова задумался, не могло ли все это быть частью какой-нибудь сложной схемы, изобретенной Корсибаром против Престимиона или, что более вероятно, заговора Дантирии Самбайла в пользу Корсибара, Хотя как это могло быть? Какой выгоды мог ожидать Корсибар, засылая свою сестру и ее фрейлину за много тысяч миль в лагерь Престимиона? Может быть, она таила дикую мысль вонзить свой кинжал в сердце Престимиона, как только окажется рядом с ним? Нет, Свор не хотел верить в такое коварство. Особенно сейчас, когда он сидел с ней на спине одного скакуна, видя перед собой ее стройный затылок, когда его бедра против воли сжимали ее ягодицы, а его рука обнимала ее тело, почти касаясь груди.
На мгновение он потерял разум в бешеном водовороте желания и невозможной тоски. А затем мягко проговорил в прекрасное ухо, находившееся в считанных дюймах от его губ:
— Моя госпожа, могу ли я сказать вам несколько слов?
— Конечно, Свор.
— Госпожа, раз вы теперь присоединились к нашему делу, то не могу ли я рискнуть предложить вам свою защиту в этом недобром месте.
— Вашу защиту, Свор? — Он не видел ее лица, но ему казалось, что она улыбалась. — Но какой же защитой вы можете быть в этом лагере грубых солдат?
Он решил не обижаться.
— Я хочу сказать, что вы могли бы находиться в моем обществе, что вы не будете оставлены в одиночестве, видя которое, кто-нибудь может осмелиться начать досаждать вам, моя госпожа. Вы позволите мне говорить прямо? — Он весь дрожал, словно томящийся от любви мальчишка, он, который всегда шел по жизни, точно зная, как достигнуть цели. — Позвольте мне признаться вам, госпожа, что с тех самых пор, как я впервые попал в Замок, я испытывал самую глубокую, благородную и преданную любовь к…
— О, Свор. И вы тоже!
Нет, это прозвучало не обнадеживающе. Но Свор отчаянно продолжал говорить, не задумываясь над теми словами, которые слетали с его языка.
— Конечно, я не мог говорить об этом, особенно после того, как в отношениях вашего брата и принца произошло глубокое охлаждение. Но, госпожа, я всегда, всегда взирал на вас с глубочайшим восхищением, с великой любовью в сердце, с искренним, нетерпеливым и всепоглощающим желанием поклясться вам в…
Тизмет прервала его, но в ее тоне слышалась непривычная для своенравной принцессы мягкость:
— И скольким же женщинам до меня, Свор, вы клялись в таком же самом искреннем и нетерпеливом желании?
— Госпожа, я говорю не только о желании, но и замужестве. А ответ на ваш вопрос: ни одной. Никогда.
Тизмет ненадолго замолчала, но Свору показалось, что прошло не меньше десяти тысяч лет.
— Очень странное место, чтобы просить моей руки, господин мой герцог, — наконец сказала она. В ее голосе все так же не было ни гнева, ни язвительности. — Вот так, сидя прижатыми друг к другу на плохоньком скакуне, проезжая по задворкам мира среди фыркающих и сопящих вокруг диких зверей; я в грязном тряпье, а вы еще и обнимаете меня. Фаркванор, по крайней мере, сделал свое предложение в более торжественной обстановке.
— Фаркванор? — в ужасе переспросил герцог.
— О, не волнуйтесь, Свор. Я отказала ему. Причем с негодованием. Вам я отказываю более любезно, поскольку вы намного лучше Фаркванора. Но вы не для меня. Я не уверена, существует ли вообще такой мужчина, но твердо знаю, что вы не он. Примите это без горечи и ожесточения, Свор, и давайте не будем больше возвращаться к этому разговору.
— Да будет так, — покорно ответил Свор. Он был равно поражен и собственным безрассудством, позволившим ему высказать все это, и мягкостью ее ответа.
— Вы могли бы адресовать свое предложение к леди Мелитирре, — сказала Тизмет после продолжительной паузы. — Теперь, когда мы с ней больше не при дворе, она чувствует себя совершенно потерянной и, полагаю, могла бы благоприятно отнестись к вашим авансам. Я не могу утверждать, что она хочет выйти замуж, но, должна признаться, очень сомневаюсь и в том, что вы на самом деле хотите жениться. Однако, полагаю, что против вашего ухаживания она не будет возражать.
— Благодарю вас за совет, госпожа.
— Я желаю вам удачи, Свор. — А затем, словно забыв о том, что говорила об этом совсем недавно, она спросила: — Как вы думаете, поверит ли принц Престимион в то, что я искренне раскаиваюсь?
Престимион не испытывал такого изумления с того самого дня, когда он, прорвавшись в Тронный двор, увидел там на месте короналя Корсибара с короной Горящей Звезды на голове. Тизмет здесь, в лагере? Просит его о встрече наедине в его палатке?
Ее появление в этом удаленном отовсюду месте казалось совершенно нереальным. Конечно же, женщина, стоявшая перед ним, должна быть фантомом, сотворенным волшебными чарами. Но нет, она была реальна, в этом невозможно усомниться. Одетая чуть ли не в тряпье. С неопрятными волосами. Лишенная всяких драгоценностей, без всякой косметики. С осунувшимся и утомленным лицом. Она была сейчас похожа скорее на посудомойку, чем на дочь одного короля и сестру другого. И все же царственное изящество, сверкающие глаза, форма губ, точеные правильные черты, все это говорило ему, что это, несомненно, Тизмет. Здесь. Вопреки любому здравому смыслу, здесь, в Глойнском лагере.
— Я должна признаться вам, мой лорд, что я явилась к вам вооруженной, — была ее первая фраза. Она приподняла изодранный рукав, показав небольшие ножны, привязанные к руке. Расстегнув ремешки, она небрежно бросила кинжал Свору. — Кинжал был нужен мне только для самозащиты во время путешествия, мой лорд. Я приехала сюда не для того, чтобы причинить вам вред. На мне нет больше никакого оружия. — Она улыбнулась хитрой зазывной улыбкой, от которой Престимиона кинуло в дрожь. — Я с радостью подвергнусь обыску, если вы захотите устроить его.
Но внимание Престимиона привлекло и нечто помимо ее кокетства.
— Уже дважды за это время вы назвали меня «мой лорд». Что вы хотели этим сказать, Тизмет?
— Именно то, что говорит этими словами каждый. То же самое, что подразумевается и этим. — Она подняла руки в жесте Горящей Звезды, все так же улыбаясь и не отводя взгляда от глаз Престимиона.
— Вы отрекаетесь от претензий вашего брата, Тизмет? — медленно проговорил он после минутного молчания.
— Полностью и искренне, мой лорд.
— Называйте меня Престимионом, как и прежде.
— Хорошо, Престимион. Как и прежде. — Ее глаза вспыхнули. Это было все равно что смотреть на молнию. — Но я признаю вас короналем, лордом Маджипура. Эти люди в Замке — шуты, дураки и злодеи, я больше не имею с ними ничего общего.
— Подойдите поближе, — попросил Престимион.
— Мой лорд, мне кажется, что мысль о том, чтобы сначала обыскать ее, была очень здравой, — вмешался Свор, наблюдавший за этой встречей с почтительного расстояния.
— Вы так считаете? — Престимион улыбнулся. — Думаете, что она прячет где-нибудь еще один кинжал, так что ли?
— Тогда подойдите и обыщите меня, Престимион! — предложила Тизмет; ее глаза сияли, как маяки. — Кто знает? Я могу спрятать второй кинжал здесь, — она прикоснулась рукой к своей груди, — или здесь, — рука с широко растопыренными пальцами легла на низ живота. — Проверьте, мой лорд. Посмотрите, не осталось ли на мне еще какого-нибудь оружия!
— Я думаю, что оружия на вас осталось больше чем достаточно, — отозвался Престимион, — и что оно в основном находится именно в тех самых местах, которые вы указали. И еще я полагаю, что они грозят мне великой опасностью. — Он усмехнулся и добавил: — Поскольку вы дали мне на это разрешение, Тизмет, я думаю, что все же должен поискать его.
— Мой лорд… — начал было Свор.
— Не беспокойтесь, — бросил Престимион и вновь обратился к Тизмет: — Но прежде скажите мне прямо: зачем вы приехали сюда?
— Чтобы вступить в союз с вами, — ответила она, и теперь в ее голосе не звучало ни малейшего кокетства. — Было время, когда я хотела, чтобы королем был Корсибар, а не вы, и не потому, что я считала вас недостойным этого, а лишь потому, что жаждала видеть моего брата на троне. Это было непростительной ошибкой, и я сгораю теперь от стыда при мысли о той роли, которую сыграла во всем этом. Он все так же остается моим братом, и я все так же люблю его как сестра, но он не должен быть королем, Престимион, я с радостью объявлю вас королем перед всем миром, стоя рядом с вами, и приветствую вас как лорда короналя.
Ему показалось, что теперь он понял ее.
— И какую же роль вы видите для себя, — спросил он, тщательно подбирая слова, — когда я взойду на трон Конфалюма?
— Я была дочерью короналя и сестрой короналя, — ответила она. — Такого не могла сказать о себе еще ни одна женщина на всем протяжении нашей истории. А став супругой короналя, я еще сильнее обособлюсь от всех остальных.
Со стороны Свора послышался негромкий полузадушенный вздох. Престимион тоже был ошеломлен ее прямотой. Здесь не было и намека на дипломатичную скромность, лишь прямо названная конечная цель.
— Понимаю, — сказал он. — Союз в самом буквальном значении этого слова. — Сейчас он видел перед собой не утомленную долгим путешествием Тизмет, а блистающую великолепием Тизмет из Замка, одетую в прекрасное платье из тонкого белого атласа с блестящей золотой каймой под горлом, а затем, все так же перед его мысленным взором, высокие тонкие свечи вспыхнули ярче, просветив насквозь ее платье, и показали ее наготу: податливые упругие полушария грудей, плоский живот, стройные бедра… Душу его в этот миг охватил такой поток страсти, что Престимиону на мгновение показалось, что он вновь стоит под Мавестойской дамбой и на него опять обрушивается сметающий все на своем пути поток воды из озера.
Затем он взглянул на Свора и встретил предостерегающий взгляд, заметил нахмуренный лоб друга. Свор, дамский угодник, так хорошо знающий все виды телесного и духовного влечения, явно хотел намекнуть ему, чтобы он остерегался магии тела этой женщины, которая вполне могла оказаться куда сильнее, чем самые мощные заклинания, известные могучему волшебнику Гоминику Халвору или любому из его коллег в царстве колдунов.
Да. Вполне возможно. И все же… Все же…
Повисшую тишину нарушила Тизмет.
— Мой лорд, могла бы я попросить у вас час времени и ванну с теплой водой? И еще чтобы доставили чистую одежду, которая осталась в нашем сломанном парящем экипаже в соседней долине…
— Конечно. Это будет сделано немедленно. Воспользуйтесь моей палаткой, Тизмет.
— Мы уже послали людей к парящему экипажу за багажом, — сообщил Свор. — А также за леди Мелитиррой, которая осталась там.
Престимион кивнул.
— Прекрасно. — И, обратившись к находившемуся неподалеку коменданту лагеря Нилгиру Сумананду, распорядился: — Позаботьтесь, пусть леди Тизмет доставят все, чтобы она могла освежиться. Она совершила долгое и трудное путешествие.
— И что вы будете делать, Престимион? — спросил Свор, когда все остальные разошлись.
— А что, по вашему мнению, я могу делать? Что бы вы сами делали на моем месте?
— Понимаю, — ответил Свор. — Кто мог бы устоять? — Он жалко, криво улыбнулся и негромко продолжал: — Не буду скрывать от вас, мой друг, что я сам влюблен в нее. Уже давно. Как, впрочем, наверно, все в Замке. Но, как подобает благовоспитанному подчиненному, я постараюсь удовлетвориться леди Мелитиррой.
— Могло бы быть и хуже, — отозвался Престимион.
— И впрямь, — Свор взглянул на палатку. — Вы не опасаетесь остаться с нею наедине?
— Пожалуй, нет. Нет. Я действительно не верю, что она намерена убить меня.
— Очень может быть, что и нет. Но она опасна, Престимион.
— Вполне возможно. Но я решусь на этот риск.
— И как вы думаете, если все пойдет хорошо, вы на самом деле сделаете ее своей супругой?
Престимион широко улыбнулся и хлопнул Свора по плечу.
— Не все сразу, Свор, не все сразу! Но это произвело бы хороший политический эффект, вам не кажется? Торжествующий лорд Престимион, берущий в жены дочь понтифекса Конфалюма, чтобы ликвидировать раскол в нашем мире, произошедший в результате глупости Корсибара? Мне нравится эта мысль. Да, хороший политический ход. Но также и эта женщина, сама по себе!..
— Как вы только что сами сказали, Престимион, могло бы быть и хуже.
— И впрямь, — как сказали вы.
После этого он, посерьезнев лицом, сказал Свору, что хотел бы побыть один, и тот ушел.
Накинув плащ и закрыв голову капюшоном, Престимион безмятежно шел по лагерю, вновь и вновь прокручивая в мозгу этот странный новый поворот событий.
Тизмет!
Как странно, как неожиданно. Конечно, она хотела использовать его как орудие для мести Корсибару. Наверняка Корсибар в чем-то сильно разочаровал ее или, возможно, попытался принудить ее к не устраивавшему ее браку… Так или иначе, но он сумел пробудить в ней такое неудовольствие, что она бросилась через весь мир прямо в руки его злейшего врага. Да, несомненно, так оно и было. И теперь они, конечно, могли прийти к взаимовыгодному соглашению. Они понимали друг друга, Тизмет и он. Она намеревалась использовать его, а он — ее. Для него не могло быть лучшей пары, и весь мир знал об этом.
И отбрасывая политику в сторону, ведь это была Тизмет! Эта пламенная, страстная женщина, за которой он так давно жадно следил издалека, наконец сама пришла к нему. Сама предложила себя ему, Он уже очень долго вел монашескую жизнь. И вообще, отказаться от такого…
— Престимион? Это же вы прячетесь в плаще! Его догонял Септах Мелайн.
— Да, — признался Престимион. — Вы все-таки выследили меня.
— Свор рассказал мне о Тизмет.
— Да.
— Поздравляю вас. Я думаю, что принцесса — самая красивая женщина в мире. Но везде, где она появляется, происходят неприятности.
— Я знаю это, Септах Мелайн.
— Престимион, разве нам нужны неприятности прямо в самом сердце нашей армии? Можно сказать, накануне сражения?
— Позвольте мне самому судить об этом.
— Мы с Гиялорисом только что говорили об этом… — Ну так больше не говорите. Сейчас она принимает ванну в моей палатке, и, когда будет готова принять меня, я намереваюсь пойти к ней и позволить этой неприятности следовать за мной, раз уж она этого хочет. Но не нужно больше говорить о ней. — Престимион положил ладонь на руку Септаха Мелайна. Говорил он мягко, все время улыбаясь, но в его голосе угадывался приказ. — Послушайте меня, старый друг. Я же не указываю вам, как обращаться с мечом. Умоляю, не пытайтесь указывать мне, как обращаться с самим собою.
А потом в его палатке они наконец стояли одни друг против друга.
Тизмет вымылась и переоделась в простое тонкое белое платье, под которым ничего не было. Он видел темные пятна острых сосков, натягивавших тонкую ткань, и более глубокую темноту ниже живота. Все так же без драгоценностей и косметики, она была окутана какой-то атмосферой чистоты; «чистота» — не то слово, которое легко можно было использовать применительно к Тизмет, но так оно и было. Бравада, которую она демонстрировала час назад, предлагая обыскать себя и заявляя о своих претензиях, похоже, исчезла полностью. Престимиону показалось, что она напряжена, не уверена в себе, почти испугана. Он никогда еще не видел ее такой. Но понимал ее. Он и сам чувствовал себя примерно так же. Внезапно в нем начала расправлять крылья вера в то, что между ними возможно нечто большее, чем сговор двоих людей, стремящихся к власти, и чем простое физическое влечение. Возможно… Возможно…
— Это я виновата в том, что Корсибар захватил корону, — сказала она. — Вы знали об этом, Престимион? Это я стояла за его спиной и подталкивала его. Он никогда не сделал бы этого, если бы не я.
— Дантирия Самбайл что-то говорил мне об этом, — ответил он. — Это не имеет никакого значения, Сейчас не время говорить об этом.
— Это была великая ошибка. Теперь я это знаю. Он не тот человек, который способен быть королем.
— Сейчас не время говорить об этом, — повторил Престимион. — Пусть об этом спорят историки, Тизмет. — Он шагнул к ней, протянув руки.
Холодным взмахом руки она отстранила его, без слов приказав ему оставаться на том же месте. А потом с улыбкой, подобной солнцу, вышедшему из-за грозовой тучи, она выскользнула из своего белого платья и предстала перед ним обнаженной.
Она казалась такой маленькой: даже ему, невысокому, по грудь, с изящными руками и ногами и тонкой талией, подчеркивавшей хрупкость ее тела резким переходом к прекрасным широким бедрам. И все же, несмотря на хрупкость, ее тело выглядело упругим, тренированным и сильным, с широкими, гордо развернутыми, как у брата, плечами, небольшими, но крепкими, играющими под кожей мышцами. Но при том она была чрезвычайно женственной. Ее груди были небольшими, но полными, округлыми и высокими, с небольшими твердыми сосками. Кожа у нее была нежной и смуглой. Волосы на голове и на лобке выглядели почти одинаковыми: черные, густые и курчавые.
Облик ее — само совершенство. Он никогда даже не мог вообразить подобной красоты.
— Столько лет мы оставались чужими, — чуть слышно пролепетала она. — Доброе утро, леди Тизмет, — говорил ты, а я отвечала: — Привет, принц Престимион, — и все. Все годы в Замке — только это, и ничего больше. Какая потеря! Как нелепо и пусто растрачена юность!
— Мы все еще молоды, Тизмет. У нас полно времени, чтобы начать все сначала. — Он снова шагнул к ней, и на этот раз она не отстранила его. Он ощутил под ладонями атласную гладкость ее кожи. Она крепко прижалась губами к его губам, он почувствовал у себя во рту обжигающий кончик ее языка, ее пальцы впились ему в спину.
— Престимион… Престимион…
— Да…
8
— Пожалуй, это следует называть именно так, Я покинула Замок, не поставив Корсибара в известность, но, думаю, к настоящему времени он уже должен знать, куда я уехала. Внезапно я почувствовала, что не могу больше оставаться там, быть рядом со всеми ними. К горлу подступила ненависть к этому месту. Я подумала: «Мы совершили ужасную ошибку, отобрав трон у Престимиона. Это был вопиющий грех против воли Божества. Я должна поехать к нему, сказать ему об этом и попросить у него прощения». Что я и сделала. Как вы думаете, Свор, примет он мое раскаяние?
— Принц Престимион питает к вам самые наилучшие чувства, моя госпожа, — мягко произнес Свор. — У меня нет ни малейшего сомнения в том, что он будет безмерно счастлив услышать о перемене ваших взглядов.
Тем не менее он снова задумался, не могло ли все это быть частью какой-нибудь сложной схемы, изобретенной Корсибаром против Престимиона или, что более вероятно, заговора Дантирии Самбайла в пользу Корсибара, Хотя как это могло быть? Какой выгоды мог ожидать Корсибар, засылая свою сестру и ее фрейлину за много тысяч миль в лагерь Престимиона? Может быть, она таила дикую мысль вонзить свой кинжал в сердце Престимиона, как только окажется рядом с ним? Нет, Свор не хотел верить в такое коварство. Особенно сейчас, когда он сидел с ней на спине одного скакуна, видя перед собой ее стройный затылок, когда его бедра против воли сжимали ее ягодицы, а его рука обнимала ее тело, почти касаясь груди.
На мгновение он потерял разум в бешеном водовороте желания и невозможной тоски. А затем мягко проговорил в прекрасное ухо, находившееся в считанных дюймах от его губ:
— Моя госпожа, могу ли я сказать вам несколько слов?
— Конечно, Свор.
— Госпожа, раз вы теперь присоединились к нашему делу, то не могу ли я рискнуть предложить вам свою защиту в этом недобром месте.
— Вашу защиту, Свор? — Он не видел ее лица, но ему казалось, что она улыбалась. — Но какой же защитой вы можете быть в этом лагере грубых солдат?
Он решил не обижаться.
— Я хочу сказать, что вы могли бы находиться в моем обществе, что вы не будете оставлены в одиночестве, видя которое, кто-нибудь может осмелиться начать досаждать вам, моя госпожа. Вы позволите мне говорить прямо? — Он весь дрожал, словно томящийся от любви мальчишка, он, который всегда шел по жизни, точно зная, как достигнуть цели. — Позвольте мне признаться вам, госпожа, что с тех самых пор, как я впервые попал в Замок, я испытывал самую глубокую, благородную и преданную любовь к…
— О, Свор. И вы тоже!
Нет, это прозвучало не обнадеживающе. Но Свор отчаянно продолжал говорить, не задумываясь над теми словами, которые слетали с его языка.
— Конечно, я не мог говорить об этом, особенно после того, как в отношениях вашего брата и принца произошло глубокое охлаждение. Но, госпожа, я всегда, всегда взирал на вас с глубочайшим восхищением, с великой любовью в сердце, с искренним, нетерпеливым и всепоглощающим желанием поклясться вам в…
Тизмет прервала его, но в ее тоне слышалась непривычная для своенравной принцессы мягкость:
— И скольким же женщинам до меня, Свор, вы клялись в таком же самом искреннем и нетерпеливом желании?
— Госпожа, я говорю не только о желании, но и замужестве. А ответ на ваш вопрос: ни одной. Никогда.
Тизмет ненадолго замолчала, но Свору показалось, что прошло не меньше десяти тысяч лет.
— Очень странное место, чтобы просить моей руки, господин мой герцог, — наконец сказала она. В ее голосе все так же не было ни гнева, ни язвительности. — Вот так, сидя прижатыми друг к другу на плохоньком скакуне, проезжая по задворкам мира среди фыркающих и сопящих вокруг диких зверей; я в грязном тряпье, а вы еще и обнимаете меня. Фаркванор, по крайней мере, сделал свое предложение в более торжественной обстановке.
— Фаркванор? — в ужасе переспросил герцог.
— О, не волнуйтесь, Свор. Я отказала ему. Причем с негодованием. Вам я отказываю более любезно, поскольку вы намного лучше Фаркванора. Но вы не для меня. Я не уверена, существует ли вообще такой мужчина, но твердо знаю, что вы не он. Примите это без горечи и ожесточения, Свор, и давайте не будем больше возвращаться к этому разговору.
— Да будет так, — покорно ответил Свор. Он был равно поражен и собственным безрассудством, позволившим ему высказать все это, и мягкостью ее ответа.
— Вы могли бы адресовать свое предложение к леди Мелитирре, — сказала Тизмет после продолжительной паузы. — Теперь, когда мы с ней больше не при дворе, она чувствует себя совершенно потерянной и, полагаю, могла бы благоприятно отнестись к вашим авансам. Я не могу утверждать, что она хочет выйти замуж, но, должна признаться, очень сомневаюсь и в том, что вы на самом деле хотите жениться. Однако, полагаю, что против вашего ухаживания она не будет возражать.
— Благодарю вас за совет, госпожа.
— Я желаю вам удачи, Свор. — А затем, словно забыв о том, что говорила об этом совсем недавно, она спросила: — Как вы думаете, поверит ли принц Престимион в то, что я искренне раскаиваюсь?
Престимион не испытывал такого изумления с того самого дня, когда он, прорвавшись в Тронный двор, увидел там на месте короналя Корсибара с короной Горящей Звезды на голове. Тизмет здесь, в лагере? Просит его о встрече наедине в его палатке?
Ее появление в этом удаленном отовсюду месте казалось совершенно нереальным. Конечно же, женщина, стоявшая перед ним, должна быть фантомом, сотворенным волшебными чарами. Но нет, она была реальна, в этом невозможно усомниться. Одетая чуть ли не в тряпье. С неопрятными волосами. Лишенная всяких драгоценностей, без всякой косметики. С осунувшимся и утомленным лицом. Она была сейчас похожа скорее на посудомойку, чем на дочь одного короля и сестру другого. И все же царственное изящество, сверкающие глаза, форма губ, точеные правильные черты, все это говорило ему, что это, несомненно, Тизмет. Здесь. Вопреки любому здравому смыслу, здесь, в Глойнском лагере.
— Я должна признаться вам, мой лорд, что я явилась к вам вооруженной, — была ее первая фраза. Она приподняла изодранный рукав, показав небольшие ножны, привязанные к руке. Расстегнув ремешки, она небрежно бросила кинжал Свору. — Кинжал был нужен мне только для самозащиты во время путешествия, мой лорд. Я приехала сюда не для того, чтобы причинить вам вред. На мне нет больше никакого оружия. — Она улыбнулась хитрой зазывной улыбкой, от которой Престимиона кинуло в дрожь. — Я с радостью подвергнусь обыску, если вы захотите устроить его.
Но внимание Престимиона привлекло и нечто помимо ее кокетства.
— Уже дважды за это время вы назвали меня «мой лорд». Что вы хотели этим сказать, Тизмет?
— Именно то, что говорит этими словами каждый. То же самое, что подразумевается и этим. — Она подняла руки в жесте Горящей Звезды, все так же улыбаясь и не отводя взгляда от глаз Престимиона.
— Вы отрекаетесь от претензий вашего брата, Тизмет? — медленно проговорил он после минутного молчания.
— Полностью и искренне, мой лорд.
— Называйте меня Престимионом, как и прежде.
— Хорошо, Престимион. Как и прежде. — Ее глаза вспыхнули. Это было все равно что смотреть на молнию. — Но я признаю вас короналем, лордом Маджипура. Эти люди в Замке — шуты, дураки и злодеи, я больше не имею с ними ничего общего.
— Подойдите поближе, — попросил Престимион.
— Мой лорд, мне кажется, что мысль о том, чтобы сначала обыскать ее, была очень здравой, — вмешался Свор, наблюдавший за этой встречей с почтительного расстояния.
— Вы так считаете? — Престимион улыбнулся. — Думаете, что она прячет где-нибудь еще один кинжал, так что ли?
— Тогда подойдите и обыщите меня, Престимион! — предложила Тизмет; ее глаза сияли, как маяки. — Кто знает? Я могу спрятать второй кинжал здесь, — она прикоснулась рукой к своей груди, — или здесь, — рука с широко растопыренными пальцами легла на низ живота. — Проверьте, мой лорд. Посмотрите, не осталось ли на мне еще какого-нибудь оружия!
— Я думаю, что оружия на вас осталось больше чем достаточно, — отозвался Престимион, — и что оно в основном находится именно в тех самых местах, которые вы указали. И еще я полагаю, что они грозят мне великой опасностью. — Он усмехнулся и добавил: — Поскольку вы дали мне на это разрешение, Тизмет, я думаю, что все же должен поискать его.
— Мой лорд… — начал было Свор.
— Не беспокойтесь, — бросил Престимион и вновь обратился к Тизмет: — Но прежде скажите мне прямо: зачем вы приехали сюда?
— Чтобы вступить в союз с вами, — ответила она, и теперь в ее голосе не звучало ни малейшего кокетства. — Было время, когда я хотела, чтобы королем был Корсибар, а не вы, и не потому, что я считала вас недостойным этого, а лишь потому, что жаждала видеть моего брата на троне. Это было непростительной ошибкой, и я сгораю теперь от стыда при мысли о той роли, которую сыграла во всем этом. Он все так же остается моим братом, и я все так же люблю его как сестра, но он не должен быть королем, Престимион, я с радостью объявлю вас королем перед всем миром, стоя рядом с вами, и приветствую вас как лорда короналя.
Ему показалось, что теперь он понял ее.
— И какую же роль вы видите для себя, — спросил он, тщательно подбирая слова, — когда я взойду на трон Конфалюма?
— Я была дочерью короналя и сестрой короналя, — ответила она. — Такого не могла сказать о себе еще ни одна женщина на всем протяжении нашей истории. А став супругой короналя, я еще сильнее обособлюсь от всех остальных.
Со стороны Свора послышался негромкий полузадушенный вздох. Престимион тоже был ошеломлен ее прямотой. Здесь не было и намека на дипломатичную скромность, лишь прямо названная конечная цель.
— Понимаю, — сказал он. — Союз в самом буквальном значении этого слова. — Сейчас он видел перед собой не утомленную долгим путешествием Тизмет, а блистающую великолепием Тизмет из Замка, одетую в прекрасное платье из тонкого белого атласа с блестящей золотой каймой под горлом, а затем, все так же перед его мысленным взором, высокие тонкие свечи вспыхнули ярче, просветив насквозь ее платье, и показали ее наготу: податливые упругие полушария грудей, плоский живот, стройные бедра… Душу его в этот миг охватил такой поток страсти, что Престимиону на мгновение показалось, что он вновь стоит под Мавестойской дамбой и на него опять обрушивается сметающий все на своем пути поток воды из озера.
Затем он взглянул на Свора и встретил предостерегающий взгляд, заметил нахмуренный лоб друга. Свор, дамский угодник, так хорошо знающий все виды телесного и духовного влечения, явно хотел намекнуть ему, чтобы он остерегался магии тела этой женщины, которая вполне могла оказаться куда сильнее, чем самые мощные заклинания, известные могучему волшебнику Гоминику Халвору или любому из его коллег в царстве колдунов.
Да. Вполне возможно. И все же… Все же…
Повисшую тишину нарушила Тизмет.
— Мой лорд, могла бы я попросить у вас час времени и ванну с теплой водой? И еще чтобы доставили чистую одежду, которая осталась в нашем сломанном парящем экипаже в соседней долине…
— Конечно. Это будет сделано немедленно. Воспользуйтесь моей палаткой, Тизмет.
— Мы уже послали людей к парящему экипажу за багажом, — сообщил Свор. — А также за леди Мелитиррой, которая осталась там.
Престимион кивнул.
— Прекрасно. — И, обратившись к находившемуся неподалеку коменданту лагеря Нилгиру Сумананду, распорядился: — Позаботьтесь, пусть леди Тизмет доставят все, чтобы она могла освежиться. Она совершила долгое и трудное путешествие.
— И что вы будете делать, Престимион? — спросил Свор, когда все остальные разошлись.
— А что, по вашему мнению, я могу делать? Что бы вы сами делали на моем месте?
— Понимаю, — ответил Свор. — Кто мог бы устоять? — Он жалко, криво улыбнулся и негромко продолжал: — Не буду скрывать от вас, мой друг, что я сам влюблен в нее. Уже давно. Как, впрочем, наверно, все в Замке. Но, как подобает благовоспитанному подчиненному, я постараюсь удовлетвориться леди Мелитиррой.
— Могло бы быть и хуже, — отозвался Престимион.
— И впрямь, — Свор взглянул на палатку. — Вы не опасаетесь остаться с нею наедине?
— Пожалуй, нет. Нет. Я действительно не верю, что она намерена убить меня.
— Очень может быть, что и нет. Но она опасна, Престимион.
— Вполне возможно. Но я решусь на этот риск.
— И как вы думаете, если все пойдет хорошо, вы на самом деле сделаете ее своей супругой?
Престимион широко улыбнулся и хлопнул Свора по плечу.
— Не все сразу, Свор, не все сразу! Но это произвело бы хороший политический эффект, вам не кажется? Торжествующий лорд Престимион, берущий в жены дочь понтифекса Конфалюма, чтобы ликвидировать раскол в нашем мире, произошедший в результате глупости Корсибара? Мне нравится эта мысль. Да, хороший политический ход. Но также и эта женщина, сама по себе!..
— Как вы только что сами сказали, Престимион, могло бы быть и хуже.
— И впрямь, — как сказали вы.
После этого он, посерьезнев лицом, сказал Свору, что хотел бы побыть один, и тот ушел.
Накинув плащ и закрыв голову капюшоном, Престимион безмятежно шел по лагерю, вновь и вновь прокручивая в мозгу этот странный новый поворот событий.
Тизмет!
Как странно, как неожиданно. Конечно, она хотела использовать его как орудие для мести Корсибару. Наверняка Корсибар в чем-то сильно разочаровал ее или, возможно, попытался принудить ее к не устраивавшему ее браку… Так или иначе, но он сумел пробудить в ней такое неудовольствие, что она бросилась через весь мир прямо в руки его злейшего врага. Да, несомненно, так оно и было. И теперь они, конечно, могли прийти к взаимовыгодному соглашению. Они понимали друг друга, Тизмет и он. Она намеревалась использовать его, а он — ее. Для него не могло быть лучшей пары, и весь мир знал об этом.
И отбрасывая политику в сторону, ведь это была Тизмет! Эта пламенная, страстная женщина, за которой он так давно жадно следил издалека, наконец сама пришла к нему. Сама предложила себя ему, Он уже очень долго вел монашескую жизнь. И вообще, отказаться от такого…
— Престимион? Это же вы прячетесь в плаще! Его догонял Септах Мелайн.
— Да, — признался Престимион. — Вы все-таки выследили меня.
— Свор рассказал мне о Тизмет.
— Да.
— Поздравляю вас. Я думаю, что принцесса — самая красивая женщина в мире. Но везде, где она появляется, происходят неприятности.
— Я знаю это, Септах Мелайн.
— Престимион, разве нам нужны неприятности прямо в самом сердце нашей армии? Можно сказать, накануне сражения?
— Позвольте мне самому судить об этом.
— Мы с Гиялорисом только что говорили об этом… — Ну так больше не говорите. Сейчас она принимает ванну в моей палатке, и, когда будет готова принять меня, я намереваюсь пойти к ней и позволить этой неприятности следовать за мной, раз уж она этого хочет. Но не нужно больше говорить о ней. — Престимион положил ладонь на руку Септаха Мелайна. Говорил он мягко, все время улыбаясь, но в его голосе угадывался приказ. — Послушайте меня, старый друг. Я же не указываю вам, как обращаться с мечом. Умоляю, не пытайтесь указывать мне, как обращаться с самим собою.
А потом в его палатке они наконец стояли одни друг против друга.
Тизмет вымылась и переоделась в простое тонкое белое платье, под которым ничего не было. Он видел темные пятна острых сосков, натягивавших тонкую ткань, и более глубокую темноту ниже живота. Все так же без драгоценностей и косметики, она была окутана какой-то атмосферой чистоты; «чистота» — не то слово, которое легко можно было использовать применительно к Тизмет, но так оно и было. Бравада, которую она демонстрировала час назад, предлагая обыскать себя и заявляя о своих претензиях, похоже, исчезла полностью. Престимиону показалось, что она напряжена, не уверена в себе, почти испугана. Он никогда еще не видел ее такой. Но понимал ее. Он и сам чувствовал себя примерно так же. Внезапно в нем начала расправлять крылья вера в то, что между ними возможно нечто большее, чем сговор двоих людей, стремящихся к власти, и чем простое физическое влечение. Возможно… Возможно…
— Это я виновата в том, что Корсибар захватил корону, — сказала она. — Вы знали об этом, Престимион? Это я стояла за его спиной и подталкивала его. Он никогда не сделал бы этого, если бы не я.
— Дантирия Самбайл что-то говорил мне об этом, — ответил он. — Это не имеет никакого значения, Сейчас не время говорить об этом.
— Это была великая ошибка. Теперь я это знаю. Он не тот человек, который способен быть королем.
— Сейчас не время говорить об этом, — повторил Престимион. — Пусть об этом спорят историки, Тизмет. — Он шагнул к ней, протянув руки.
Холодным взмахом руки она отстранила его, без слов приказав ему оставаться на том же месте. А потом с улыбкой, подобной солнцу, вышедшему из-за грозовой тучи, она выскользнула из своего белого платья и предстала перед ним обнаженной.
Она казалась такой маленькой: даже ему, невысокому, по грудь, с изящными руками и ногами и тонкой талией, подчеркивавшей хрупкость ее тела резким переходом к прекрасным широким бедрам. И все же, несмотря на хрупкость, ее тело выглядело упругим, тренированным и сильным, с широкими, гордо развернутыми, как у брата, плечами, небольшими, но крепкими, играющими под кожей мышцами. Но при том она была чрезвычайно женственной. Ее груди были небольшими, но полными, округлыми и высокими, с небольшими твердыми сосками. Кожа у нее была нежной и смуглой. Волосы на голове и на лобке выглядели почти одинаковыми: черные, густые и курчавые.
Облик ее — само совершенство. Он никогда даже не мог вообразить подобной красоты.
— Столько лет мы оставались чужими, — чуть слышно пролепетала она. — Доброе утро, леди Тизмет, — говорил ты, а я отвечала: — Привет, принц Престимион, — и все. Все годы в Замке — только это, и ничего больше. Какая потеря! Как нелепо и пусто растрачена юность!
— Мы все еще молоды, Тизмет. У нас полно времени, чтобы начать все сначала. — Он снова шагнул к ней, и на этот раз она не отстранила его. Он ощутил под ладонями атласную гладкость ее кожи. Она крепко прижалась губами к его губам, он почувствовал у себя во рту обжигающий кончик ее языка, ее пальцы впились ему в спину.
— Престимион… Престимион…
— Да…
8
В лагере Глойн прошло еще две недели. А затем разведчики — Престимион разослал их во все концы материка — сообщили: лорд Корсибар с огромной армией спустился с Горы и движется на запад. Сыновья Горнота Гехайна оседлали своих иераксов, взмыли в небо и вскоре подтвердили: в их направлении идет большая воинская сила. Прошло еще немного времени, и в лагерь Престимиона поступили два послания, написанные на пергаментной бумаге, изготавливавшейся только для властителей мира, скрепленные печатью с изображением Горящей Звезды.
Одно адресовалось лично Престимиону и призывало его раз и навсегда закончить восстание и сдаться ближайшему правительственному чиновнику, чтобы в дальнейшем предстать перед судом за измену. В случае отказа, предупреждало письмо, Престимиона и всех его старших офицеров ждала немедленная казнь сразу же после пленения. Если же он сдастся, то всем его командирам будет сохранена жизнь.
Второе письмо предназначалось леди Тизмет. Она извещалась о том, что ее августейший милостивый брат корональ лорд Корсибар простил ее проступок и брак с его врагом и в подтверждение этого присылал ей охранное свидетельство для проезда по всему континенту на тот случай, если она пожелает вернуться в Замок, к своей прежней веселой и беззаботной жизни при дворе.
— Ну что ж, — весело воскликнул Престимион, прочитав оба эти документа своим командирам, — наш выбор ясен, не так ли? Я, не переодеваясь, мчусь на восток, разыскиваю там Корсибара, где бы он ни оказался, и сдаюсь на милость победителя. С собой я беру его сестру и благополучно доставляю ему с торжественными клятвами в том, что я возвращаю ее в том же самом состоянии, в каком она приехала ко мне.
Все сидевшие вокруг костра расхохотались, причем громче всех смеялась Тизмет.
Вновь по кругу пошли длинные фляги из кожи кимбергейстов с вином — не прекрасным малдемарским напитком, а всего лишь добротным кисловатым, резким на вкус, серовато-малиновым вином, изготовленным в близлежащей Чистиокской провинции — и все некоторое время сидели молча. Молчание прервал Гиялорис.
— Престимион, вы намерены ждать прибытия Корсибара здесь или же двинуться ему навстречу и самим напасть на него там, где мы его встретим?
— Навстречу, — решительно отозвался Престимион. — Эта гигантская равнина вовсе не подходит для большого сражения. Нам придется здесь, как дуракам, все время метаться из стороны в сторону.
— К тому же война обеспокоит животных, населяющих эти милые места, — добавил Септах Мелайн. — Мы и так уже доставили им больше чем достаточно неприятностей. Престимион прав: мы должны идти навстречу Корсибару.
Престимион оглядел своих сподвижников.
— Есть ли возражения? Не слышу ни одного. Очень хорошо: завтра на рассвете сворачиваем лагерь.
Это оказалось вовсе не простой задачей, так как в мирной долине Глойна пребывала теперь огромная могучая армия. И для того чтобы свернуть шатры, загрузить парящие машины, фургоны и вьючных животных и выйти в восточном направлении, одного дня не хватило.
Но, по сообщениям агентов Престимиона, навстречу им шла еще более могущественная армия. Мало того что Корсибар мобилизовал войска всех областей, окружавших Гору, в его распоряжении были также армии, которые прислал с Зимроэля Дантирия Самбайл под командованием его братьев Гавиада и Гавиундара, а также личные ополчения Олджеббина, Гонивола и Сирифорна.
— Даже Сирифорн! — воскликнул Престимион. — Гонивола я могу понять: он никогда не был мне таким уж другом. Олджеббин как-никак двоюродный брат отца Корсибара. Но Сирифорн! Сирифорн!
— Это все проделки Дантирии Самбайла, — сказал Септах Мелайн. — После взрыва дамбы он все время находился в Замке и мутил воду среди тамошних вельмож. Конечно, все они теперь боятся хоть как-то выступить против него. Если Дантирия Самбайл играет на одной стороне с Корсибаром, как могут они посметь поступить иначе?
— А это много говорит о силе родственных уз, — заметил герцог Свор, — Ведь прокуратор, насколько я помню, б некоторой степени вам родня, не так ли, Престимион?
— Очень отдаленная, — ответил Престимион. — И с каждым часом становится все дальше. И все же одно-другое частное войско, плетущееся за Корсибаром, не делает погоды. Ведь народ с нами! С тех пор как Корсибар сделал себя короналем, мир знал одни только беды, и все об этом знают. Мирные граждане восстают против таких же мирных граждан, урожаи резко снизились, потому что люди ходят с оружием, вместо того чтобы ходить за плугом, правительство парализовано: неумелый корональ и безвольный понтифекс…
— И это прискорбнее всего, — сказал Гиялорис. — Старый Конфалюм, который был таким прекрасным короналем, теперь превратился в ходячую развалину и прячется в Лабиринте, пока его великолепный, ничего не стоящий сын разрушает мир вокруг себя! Что он должен обо всем этом думать? Я чувствую себя несчастным из-за того, что великое правление Конфалюма завершилось таким ужасным крахом.
— Возможно, он не имеет почти никакого представления о происходящем, — предположил Свор. — Я склонен считать, что какой-то маг Корсибара — скорее всего, Санибак-Тастимун — набросил на его разум непроницаемую завесу, и старик проводит дни и ночи, как во сне. Но все равно это очень печально для тех из нас, кто помнит, каким Конфалюм был прежде.
— Действительно, очень грустно, Свор. Какими странными путями все мы идем с тех пор, дружище! — поддержал Престимион.
В этот момент к нему подбежал рассыльный со свернутым свитком в руке.
Престимион взял у него депешу, развернул и пробежал глазами.
— Неужели новый эдикт лорда Корсибара? — спросил Септах Мелайн.
— Нет, ничего подобного. Это от нашего почтенного мага Гоминика Халвора и его сына. Они изучили предзнаменования и сообщают, что самое благоприятное место, для того чтобы дать сражение Корсибару, находится между Триккалами и Горой: это Тегомарский гребень в провинции Ганибайрда, неподалеку от озера Стифгад.
— Я знаю это место, — сказал Гиним Тапилпилский, — Туда можно попасть, если идти по Сайсивондэйлской дороге, а потом свернуть на восток, в сторону Лудинского леса. Там выращивают стаджу, лусавендру и другие подобные культуры. Там вы можете рассчитывать на самую сильную поддержку, мой лорд, среди фермеров, которые хотят одного лишь мира, чтобы возвратиться к своим пашням и лугам.
— Значит, мы пойдем на Тегомарскую равнину, — подытожил Престимион, — и пригласим Корсибара к себе.
— Престимион, скажите, — обратился к нему Септах Мелайн, — а приводят ли наши любезные маги какие-нибудь более веские обоснования предзнаменований, предсказывающих успех нашего предприятия?
— О да, — ответил Престимион, снова бросив мимолетный взгляд на свиток, который продолжал держать в руке. — Все знамения благополучны для нас. Тогда в путь! Провинция Ганибайрда! Озеро Сгафгад! Тегомарский гребень!
Для Престимиона восточный поход оказался как бы репетицией великого паломничества. Жители городов, попадавшихся по пути, приветствовали его как освободителя и громкими криками желали ему успеха во встрече с Корсибаром, когда он проплывал среди них, сидя в открытой парящей машине рука об руку с Тизмет.
Одно адресовалось лично Престимиону и призывало его раз и навсегда закончить восстание и сдаться ближайшему правительственному чиновнику, чтобы в дальнейшем предстать перед судом за измену. В случае отказа, предупреждало письмо, Престимиона и всех его старших офицеров ждала немедленная казнь сразу же после пленения. Если же он сдастся, то всем его командирам будет сохранена жизнь.
Второе письмо предназначалось леди Тизмет. Она извещалась о том, что ее августейший милостивый брат корональ лорд Корсибар простил ее проступок и брак с его врагом и в подтверждение этого присылал ей охранное свидетельство для проезда по всему континенту на тот случай, если она пожелает вернуться в Замок, к своей прежней веселой и беззаботной жизни при дворе.
— Ну что ж, — весело воскликнул Престимион, прочитав оба эти документа своим командирам, — наш выбор ясен, не так ли? Я, не переодеваясь, мчусь на восток, разыскиваю там Корсибара, где бы он ни оказался, и сдаюсь на милость победителя. С собой я беру его сестру и благополучно доставляю ему с торжественными клятвами в том, что я возвращаю ее в том же самом состоянии, в каком она приехала ко мне.
Все сидевшие вокруг костра расхохотались, причем громче всех смеялась Тизмет.
Вновь по кругу пошли длинные фляги из кожи кимбергейстов с вином — не прекрасным малдемарским напитком, а всего лишь добротным кисловатым, резким на вкус, серовато-малиновым вином, изготовленным в близлежащей Чистиокской провинции — и все некоторое время сидели молча. Молчание прервал Гиялорис.
— Престимион, вы намерены ждать прибытия Корсибара здесь или же двинуться ему навстречу и самим напасть на него там, где мы его встретим?
— Навстречу, — решительно отозвался Престимион. — Эта гигантская равнина вовсе не подходит для большого сражения. Нам придется здесь, как дуракам, все время метаться из стороны в сторону.
— К тому же война обеспокоит животных, населяющих эти милые места, — добавил Септах Мелайн. — Мы и так уже доставили им больше чем достаточно неприятностей. Престимион прав: мы должны идти навстречу Корсибару.
Престимион оглядел своих сподвижников.
— Есть ли возражения? Не слышу ни одного. Очень хорошо: завтра на рассвете сворачиваем лагерь.
Это оказалось вовсе не простой задачей, так как в мирной долине Глойна пребывала теперь огромная могучая армия. И для того чтобы свернуть шатры, загрузить парящие машины, фургоны и вьючных животных и выйти в восточном направлении, одного дня не хватило.
Но, по сообщениям агентов Престимиона, навстречу им шла еще более могущественная армия. Мало того что Корсибар мобилизовал войска всех областей, окружавших Гору, в его распоряжении были также армии, которые прислал с Зимроэля Дантирия Самбайл под командованием его братьев Гавиада и Гавиундара, а также личные ополчения Олджеббина, Гонивола и Сирифорна.
— Даже Сирифорн! — воскликнул Престимион. — Гонивола я могу понять: он никогда не был мне таким уж другом. Олджеббин как-никак двоюродный брат отца Корсибара. Но Сирифорн! Сирифорн!
— Это все проделки Дантирии Самбайла, — сказал Септах Мелайн. — После взрыва дамбы он все время находился в Замке и мутил воду среди тамошних вельмож. Конечно, все они теперь боятся хоть как-то выступить против него. Если Дантирия Самбайл играет на одной стороне с Корсибаром, как могут они посметь поступить иначе?
— А это много говорит о силе родственных уз, — заметил герцог Свор, — Ведь прокуратор, насколько я помню, б некоторой степени вам родня, не так ли, Престимион?
— Очень отдаленная, — ответил Престимион. — И с каждым часом становится все дальше. И все же одно-другое частное войско, плетущееся за Корсибаром, не делает погоды. Ведь народ с нами! С тех пор как Корсибар сделал себя короналем, мир знал одни только беды, и все об этом знают. Мирные граждане восстают против таких же мирных граждан, урожаи резко снизились, потому что люди ходят с оружием, вместо того чтобы ходить за плугом, правительство парализовано: неумелый корональ и безвольный понтифекс…
— И это прискорбнее всего, — сказал Гиялорис. — Старый Конфалюм, который был таким прекрасным короналем, теперь превратился в ходячую развалину и прячется в Лабиринте, пока его великолепный, ничего не стоящий сын разрушает мир вокруг себя! Что он должен обо всем этом думать? Я чувствую себя несчастным из-за того, что великое правление Конфалюма завершилось таким ужасным крахом.
— Возможно, он не имеет почти никакого представления о происходящем, — предположил Свор. — Я склонен считать, что какой-то маг Корсибара — скорее всего, Санибак-Тастимун — набросил на его разум непроницаемую завесу, и старик проводит дни и ночи, как во сне. Но все равно это очень печально для тех из нас, кто помнит, каким Конфалюм был прежде.
— Действительно, очень грустно, Свор. Какими странными путями все мы идем с тех пор, дружище! — поддержал Престимион.
В этот момент к нему подбежал рассыльный со свернутым свитком в руке.
Престимион взял у него депешу, развернул и пробежал глазами.
— Неужели новый эдикт лорда Корсибара? — спросил Септах Мелайн.
— Нет, ничего подобного. Это от нашего почтенного мага Гоминика Халвора и его сына. Они изучили предзнаменования и сообщают, что самое благоприятное место, для того чтобы дать сражение Корсибару, находится между Триккалами и Горой: это Тегомарский гребень в провинции Ганибайрда, неподалеку от озера Стифгад.
— Я знаю это место, — сказал Гиним Тапилпилский, — Туда можно попасть, если идти по Сайсивондэйлской дороге, а потом свернуть на восток, в сторону Лудинского леса. Там выращивают стаджу, лусавендру и другие подобные культуры. Там вы можете рассчитывать на самую сильную поддержку, мой лорд, среди фермеров, которые хотят одного лишь мира, чтобы возвратиться к своим пашням и лугам.
— Значит, мы пойдем на Тегомарскую равнину, — подытожил Престимион, — и пригласим Корсибара к себе.
— Престимион, скажите, — обратился к нему Септах Мелайн, — а приводят ли наши любезные маги какие-нибудь более веские обоснования предзнаменований, предсказывающих успех нашего предприятия?
— О да, — ответил Престимион, снова бросив мимолетный взгляд на свиток, который продолжал держать в руке. — Все знамения благополучны для нас. Тогда в путь! Провинция Ганибайрда! Озеро Сгафгад! Тегомарский гребень!
Для Престимиона восточный поход оказался как бы репетицией великого паломничества. Жители городов, попадавшихся по пути, приветствовали его как освободителя и громкими криками желали ему успеха во встрече с Корсибаром, когда он проплывал среди них, сидя в открытой парящей машине рука об руку с Тизмет.