Страница:
— Я строил всю жизнь, опираясь на доводы здравого смысла, а теперь мне кажется, что вся моя вера в факты, причины и следствия находится под угрозой.
— Может ли такое быть, Престимион? Неужели ваши убеждения поколебались после нескольких упражнений в колдовских фокусах?
— Признаюсь, что начинаю замечать смысл во многом из того, что говорит Гоминик Халвор. Но тем не менее не вижу никакого смысла в этом самом утверждении!
— Печально было бы впасть в безумие из-за собственных противоречивых выдумок. Не волнуйтесь так, старый друг. На самом деле все это колдовство само по себе является наполовину безумием, а наполовину мошенничеством, и нет никакой необходимости воспринимать любую половину всерьез. Я никогда не соглашался на это и никогда не соглашусь, и вам тоже не следует. Я еще с детских лет напрочь отверг все, что не приближает мое мироощущение к пониманию действительного положения вещей.
— Я больше не могу поступать так, — ответил Престимион. — Или, может быть, мое осознание действительной картины мира здесь, в этом городе волшебников, начало меняться. Мне кажется, что я начинаю верить этим людям, по крайней мере отчасти.
— В таком случае мне жаль вас.
— Избавьте меня от жалости, — сказал Престимион. Он наклонился вперед над столом, почти касаясь лицом лица Септаха Мелайна. — День за днем я пытаюсь найти в себе силы, чтобы покинуть этот город и возобновить борьбу с Корсибаром, — чуть слышно прошептал он. — Пока еще я далек от осуществления этого намерения, но стремление к нему все сильнее и сильнее овладевает мною. Нельзя позволить Корсибару владеть похищенной короной; я теперь как никогда убежден в этом. От того, что я стану делать, после того как уйду отсюда, может зависеть судьба всего мира, и для достижения моих целей может потребоваться помощь волшебников, от которой я до сих пор все время отказывался.
— Ну что ж, тогда воспользуйтесь ею, Престимион! Я никогда не говорил, что не согласен использовать хоть что-нибудь такое, от чего можно ждать пользы.
— Но ведь вы нисколько не верите в волшебников, Септах Мелайн. Так как же вы можете советовать мне обратиться к ним?
— Вы верите в них. А во что верю я, совершенно не имеет значения.
— Верю? Я сказал лишь, что кое-что показалось мне убедительным…
— Если вы поверили хоть чему-нибудь, значит, вы перешли в их мировоззрение. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Вы уже погрязли во всем этом так же глубоко, как Свор или Гиялорис. Скоро вы станете ходить в высокой медной шапке и халате с вышитыми мистическими символами.
— Вы что, смеетесь надо мной? — спросил Престимион, чувствуя, что начинает закипать.
— Неужели я стал бы это делать?
— Да. Да, уверен, что стали бы. Вы сидите здесь и смеетесь надо мною, Септах Мелайн.
— Вы считаете, что я оскорбил вас? Тогда, может быть, выйдем и подеремся?
— На мечах?
— Любым оружием, которое вы предпочтете, Престимион. Можно на мечах, если вам так уж сильно надоело жить. Можно драться камнями или кусками сырого мяса. Мы могли бы стать друг против друга на улице и твердить заклинания, пока одного из нас не хватит паралич. — Тут он расхохотался, спустя мгновение к нему присоединился Престимион, а затем они, все еще смеясь, одновременно протянули друг другу руки и обменялись крепким рукопожатием.
Но несмотря на кажущуюся веселость этого смеха, душа Престимиона была все так же полна огорчения и растерянности, и ему нескоро удалось уснуть той ночью. Каким-то образом, казалось ему, он сбился с пути и теперь блуждал в гораздо более непостижимой и враждебной пустыне, чем даже та, которую он преодолевал и месяц и два назад, направляясь сюда, в Триггойн.
3
4
— Может ли такое быть, Престимион? Неужели ваши убеждения поколебались после нескольких упражнений в колдовских фокусах?
— Признаюсь, что начинаю замечать смысл во многом из того, что говорит Гоминик Халвор. Но тем не менее не вижу никакого смысла в этом самом утверждении!
— Печально было бы впасть в безумие из-за собственных противоречивых выдумок. Не волнуйтесь так, старый друг. На самом деле все это колдовство само по себе является наполовину безумием, а наполовину мошенничеством, и нет никакой необходимости воспринимать любую половину всерьез. Я никогда не соглашался на это и никогда не соглашусь, и вам тоже не следует. Я еще с детских лет напрочь отверг все, что не приближает мое мироощущение к пониманию действительного положения вещей.
— Я больше не могу поступать так, — ответил Престимион. — Или, может быть, мое осознание действительной картины мира здесь, в этом городе волшебников, начало меняться. Мне кажется, что я начинаю верить этим людям, по крайней мере отчасти.
— В таком случае мне жаль вас.
— Избавьте меня от жалости, — сказал Престимион. Он наклонился вперед над столом, почти касаясь лицом лица Септаха Мелайна. — День за днем я пытаюсь найти в себе силы, чтобы покинуть этот город и возобновить борьбу с Корсибаром, — чуть слышно прошептал он. — Пока еще я далек от осуществления этого намерения, но стремление к нему все сильнее и сильнее овладевает мною. Нельзя позволить Корсибару владеть похищенной короной; я теперь как никогда убежден в этом. От того, что я стану делать, после того как уйду отсюда, может зависеть судьба всего мира, и для достижения моих целей может потребоваться помощь волшебников, от которой я до сих пор все время отказывался.
— Ну что ж, тогда воспользуйтесь ею, Престимион! Я никогда не говорил, что не согласен использовать хоть что-нибудь такое, от чего можно ждать пользы.
— Но ведь вы нисколько не верите в волшебников, Септах Мелайн. Так как же вы можете советовать мне обратиться к ним?
— Вы верите в них. А во что верю я, совершенно не имеет значения.
— Верю? Я сказал лишь, что кое-что показалось мне убедительным…
— Если вы поверили хоть чему-нибудь, значит, вы перешли в их мировоззрение. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Вы уже погрязли во всем этом так же глубоко, как Свор или Гиялорис. Скоро вы станете ходить в высокой медной шапке и халате с вышитыми мистическими символами.
— Вы что, смеетесь надо мной? — спросил Престимион, чувствуя, что начинает закипать.
— Неужели я стал бы это делать?
— Да. Да, уверен, что стали бы. Вы сидите здесь и смеетесь надо мною, Септах Мелайн.
— Вы считаете, что я оскорбил вас? Тогда, может быть, выйдем и подеремся?
— На мечах?
— Любым оружием, которое вы предпочтете, Престимион. Можно на мечах, если вам так уж сильно надоело жить. Можно драться камнями или кусками сырого мяса. Мы могли бы стать друг против друга на улице и твердить заклинания, пока одного из нас не хватит паралич. — Тут он расхохотался, спустя мгновение к нему присоединился Престимион, а затем они, все еще смеясь, одновременно протянули друг другу руки и обменялись крепким рукопожатием.
Но несмотря на кажущуюся веселость этого смеха, душа Престимиона была все так же полна огорчения и растерянности, и ему нескоро удалось уснуть той ночью. Каким-то образом, казалось ему, он сбился с пути и теперь блуждал в гораздо более непостижимой и враждебной пустыне, чем даже та, которую он преодолевал и месяц и два назад, направляясь сюда, в Триггойн.
3
Ваше высочество, — доложил Верховный канцлер Фаркванор, — за дверью стоит волшебник Талнап Зелифор и испрашивает вашей аудиенции. Прогнать его?
Лицо Верховного канцлера кривила гримаса. Он никогда не пытался скрывать свое отвращение к маленькому врууну. И потому оказался явно недоволен ответом Корсибара:
— Он пришел по моему приказу. Пусть войдет. А сами убирайтесь.
Последняя фраза не добавила любезности лицу Фаркванора. Он без единого слова подошел к двери — они находились в небольшом и скромном тронном зале Стиамота, где Корсибар в последние недели проводил большую часть времени — и вышел, придержав дверь открытой лишь столько времени, чтобы Талнап Зелифор успел поспешно проскользнуть внутрь.
— Ваше высочество, — сказал вруун, широко разведя в стороны свои желтые глаза и одновременно изображая перед короналем несколькими щупальцами знак Горящей Звезды, — ваше высочество, здоровы ли вы?
Эти слова ошеломили Корсибара; неужели его дурное настроение было так легко заметить? Всю минувшую ночь он крутился в постели, безуспешно пытаясь найти удобное положение, и это была далеко не первая такая ночь.
— Я что, выгляжу больным, Талнап Зелифор?
— Вы выглядите усталым. Вы бледны. Темные круги под глазами. Я знаю заклинание, которое помогло бы вам уснуть, мой лорд.
— Уснуть без сновидений?
— Такого заклинания не существует, — ответил вруун.
— Тогда я обойдусь без него. Я вижу ужасные сны, от которых снова и снова просыпаюсь, охваченный страхом, весь в поту. А когда не сплю, дела ничуть не лучше, — Корсибар, болезненно сморщив лоб, стиснув зубы, ссутулившись от напряжения, сидел, прижавшись к подлокотнику древнего, лишенного украшений мраморного трона лорда Стиамота. Он с силой уперся кулаком в кулак. — По тысяче раз каждой ночью я вижу разрушение дамбы, — тусклым голосом сказал он, уставившись неподвижным взором в голую каменную стену. — Подо мною несется поток воды, затопляющий близлежащие фермы, расположенные по берегам реки, затопляет деревни… Столько трупов, Талнап Зелифор… И люди Престимиона, и крестьяне…
— Разрушение дамбы было делом Дантирии Самбайла, мой лорд.
— Это была его идея, и он влил ее мне в сознание, словно яд в бокал вина, чтобы отравить мою душу, но приказ отдал я. Вина лежит на мне.
— Вина? Мой лорд, вы боролись с мятежом!
— Да, — согласился Корсибар и, подняв взгляд к потолку, на мгновение прикрыл глаза. — Да, мятеж. Ну что ж, Престимион теперь мертв, по крайней мере таково общее убеждение. Мятеж подавлен. Но когда я снова смогу спокойно спать? И смогу ли вообще? Дантирия Самбайл шляется здесь и терзает меня своими планами, моя сестра пылает гневом против меня и никогда не успокоится, а еще и эта тайная партия моих врагов… О, я знаю, что она существует, знаю, что она готовит заговор против меня, знаю, кто в нее входит: Фаркванор и Фархольт, и, возможно, Олджеббин, и многие другие, чьих имен я никогда не слышал… Они прямо сейчас, в этот самый момент, думают, как свергнуть меня и посадить на мое место кого-нибудь из братьев Престимиона, а может быть, и самого прокуратора…
— Мой лорд…
— Скажите мне прямо, — устало проговорил Корсибар, — вы тоже злоумышляете против меня?
— Я, мой лорд?
— Вы появляетесь и исчезаете, вы то и дело перебегаете с одной стороны на другую, то вы продаетесь Гониволу, то Тизмет, то Престимиону. А теперь вы возвращаетесь в Замок, утверждаете, что дезертировали от Престимиона, и на этот раз продаете себя мне. Интересно, что такое во мне заставляет хитрецов слетаться целыми роями? Сначала был хитрый малыш Свор. Я любил его, а он убежал от меня в объятия Престимиона. Потом Фаркванор, который будет говорить что угодно, кому годно, пока это ему выгодно. Дантирия Самбайл, который умудрился предавать своего кузена Престимиона и одновременно причинить мне страшный вред, убедив меня разрушить дамбу… Если бы можно было хоть что-нибудь в жизни вернуть обратно, о, с какой радостью я не стал бы этого делать!
— Мой лорд…
Но Корсибар никак не мог остановиться.
— Даже мой собственный маг Санибак-Тастимун: внешне он, кажется, предан мне, но я знаю, что в нем гнездится предательство. И Олджеббин, Гонивол. Я не доверяю ни тому, ни другому. Вот Навигорн, полагаю, истинный друг. И Мандрикарн. Возможно, Вента. Ирам. Но даже и они, похоже, начали отворачиваться от меня после дамбы, хотя делают вид, что любят меня по-прежнему. — Он наконец умолк и злобно посмотрел на врууна. — Могу ли я доверять вам, Талнап Зелифор? На каком основании?
— На том, что и в Замке, и вне его никто, кроме вас, мой лорд, не станет защищать меня. Вы моя единственная защита. Мой собственный интерес делает меня вашим преданным слугой.
Корсибар выдавил кривую улыбку.
— Что ж. Этому, пожалуй, можно поверить. — Он повернул голову и искоса взглянул на врууна. — До вас не доходили слухи о том, что Престимион уцелел в наводнении и сейчас скрывается где-то на севере?
— Да, мой лорд, я слышал об этом.
— Как вы думаете, это может быть правдой? Санибак-Тастимун верит. Он начертал руны, произнес свои заклинания, отправил куда-то свои мысли и теперь говорит, что Престимион, вполне возможно, жив.
— Санибак-Тастимун великий мастер этого искусства, мой лорд.
— Да, это верно. Но он тактичен, и если говорит, что ему что-то кажется, это значит, что Престимион действительно жив, и он совершенно точно знает, что он делает. Ну и ладно, меня это вовсе не волнует. Я никогда не желал смерти Престимиона. Я любил его: вы знаете об этом, Талнап Зелифор? Я восхищался им. Я хотел ввести его в мой совет. Но нет, он предпочел отказаться, сказать мне, что я являюсь незаконным короналем, и начать восстание против меня. Все это было совершенно не нужно. Он мог иметь свое место в совете и счастливо жить в своих виноградниках. — Корсибар снова прикрыл глаза, теперь уже надолго. Они болели. Они болели днем и ночью из-за отчаянной пульсации, которую он непрерывно ощущал в своем воспаленном мозгу.
Посидев так с минуту, а может быть, и дольше, он снова посмотрел на врууна.
— Как вы думаете, народ ненавидит меня? — произнес он очень спокойным голосом.
— Что, мой лорд? — не веря своим ушам спросил вруун.
— В городах. На Горе, дальше, по всей земле. Что они говорят обо мне?
Они считают меня тираном? Чудовищем? Они знают о взрыве дамбы: понимают ли они, что это было военной необходимостью, что восстание Престимиона было необходимо подавить, или они думают после этого обо мне как о преступнике? Мое обретение трона: что они думают об этом? Может быть, они склоняются к мысли, что его должен был получить Престимион? Я боюсь того, что они могут шептать друг другу. Я боюсь этого. Что вы можете сказать мне об этом, Талнап Зелифор?
— Мой лорд, я не покидал Замок с тех пор, как возвратился сюда из лагеря Престимиона. А это было перед событиями у озера Мавестой.
— Вы можете каким-нибудь колдовством, как это делает Санибак-Тастимун, отправить свое сознание разузнать, что люди говорят обо мне?
— Я могу сделать нечто лучшее, мой лорд. Я могу предоставить вам возможность собственной персоной выйти в мир, ходить там тайно и слушать все это своими собственными ушами.
Корсибар резко подался вперед, его сердце часто и сильно заколотилось.
— Что? Тайно выйти из Замка?
— Да. Скажем, на полдня в Бомбифэйл, или Халанкс, или Минимул. Вы будете в полнейшей безопасности; никто не сможет догадаться, что рядом с ним находится корональ.
— Но как же это сделать?
— Вы, возможно, знаете, мой лорд, — сказал Талнап Зелифор, — что у меня в мастерской в башне Тампкарии хранится много устройств, сделанных моими собственными руками? Это не волшебные, а научные приборы, и все они связаны с передачей мысли из одного сознания в другое.
— Да. Мне докладывали об этом.
— К сожалению, большая часть еще не закончена. Но совсем недавно я завершил работу над одним из них, и оно, я думаю, могло бы очень пригодиться вам именно для той цели, о которой вы изволили упомянуть. Это устройство при помощи иллюзии полностью изменяет внешность…
Подготовиться к отъезду из Замка совсем не простое дело, особенно если ты корональ. Прежде всего было необходимо довести до сведения всего окружения и слуг, что лорд намеревается в такой-то и такой-то час удалиться в свою спальню, чтобы предаться глубоким размышлениям о состоянии мира, и что его нельзя тревожить ни при каких обстоятельствах, пусть даже он закроется у себя на день, а то и на два.
Корсибару понадобилось также приказать одному из секретарей, чтобы тот приготовил возле южных ворот быстроходный парящий экипаж для врууна Талнапа Зелифора и его водителя. Еще одним необходимым шагом было срочное введение в штат личной прислуги короналя су-сухириса с правом в любое время беспрепятственно входить в Замок и выходить оттуда. Прибор Талнапа Зелифора придавал тому, кто им владел, облик представителя двухголовой расы, так как мало кто из остальных обитателей Маджипура мог отличить одного су-сухириса от другого.
Эти действия следовало осуществить порознь, чтобы никому не пришло в голову как-то связать пребывание короналя в его спальне с перемещениями волшебника-врууна и су-сухириса. Поэтому на подготовку потребовалось несколько дней. Правда, за это время Корсибар смог освоиться с изобретенным Талнапом Зелифором устройством для изменения облика.
Это был совсем небольшой прибор, изготовленный наподобие декоративного кинжала, так что человек мог носить его на бедре, не привлекая внимания. Для того чтобы воспользоваться им, человек должен был сначала освободиться от тревожных мыслей, сосредоточиться, чтобы устройство могло настроиться на умственную деятельность своего владельца. А потом оставалось лишь положить руку на рукоятку кинжала, сдвинуть вниз вмонтированный в нее выключатель, а дальше держать его в таком положении до тех пор, пока не придет время выключить прибор и вернуться в свой прежний облик.
— А можно ли как-нибудь закрепить его на месте? — спросил Корсибар.
— К сожалению, нет, ваше высочество. Мне пока не удалось справиться с этой проблемой. Но ведь будет совсем не трудно каких-нибудь несколько часов держать руку на этом маленьком рычажке, не так ли, мой лорд?
— Надеюсь, что нет. А теперь дайте-ка мне попробовать.
— Постарайтесь ни о чем не думать, мой лорд.
— Легко сказать… Но я попробую, — ответил Корсибар. Он прицепил устройство к поясу, закрыл глаза и постарался представить себе лишенную каких-либо очертаний серую пелену. Когда ему начало казаться, что в мозгу не осталось ни единой мысли, он передвинул выключатель вниз и уперся в него пальцем.
На стене комнаты висело большое зеркало. Корсибар взглянул в него, но увидел лишь свое собственное привычное отражение. Он снова попробовал погрузиться в серое море и пассивно повиснуть в его глубине — и через некоторое время смог успокоиться настолько, что чуть не забыл, что и зачем он делает. Он снова нажал выключатель, и во второй раз на него посмотрело из стекла лицо лорда Корсибара.
— Эта штука не работает, Талнап Зелифор.
— Как раз напротив, мой лорд. Я вижу вместо вашего высочества су-сухириса Курнак-Муникаада, на имя которого выписан пропуск. И как су-сухирис ваше высочество выглядит прекрасно. Вы, мой лорд, точь-в-точь похожи на брата-близнеца Санибак-Тастимуна.
— Я вижу в зеркале только самого себя. — Корсибар поднял руку и потрогал свою голову. Она ничем не отличалась от его собственной. Усы, борода: у су-сухирисов волос не было вообще. Второй головы он тоже не смог найти. — Во мне ничего не изменилось, — посетовал Корсибар. — У меня только одна голова. И я все также ощущаю себя человеком.
— Конечно же, ваше высочество! Вы нисколько не изменились. Изменился лишь тот образ, который будет появляться перед глазами любого постороннего наблюдателя. Любому другому, будь он человеком или кем-нибудь еще, вы… Но лучше пойдемте, и вы сами увидите…
Они вышли в вестибюль. Корсибар держал пальцем кнопку выключателя на рукояти кинжала. Мимо прошла горничная.
— Лорд Корсибар, — сказал ей Талнап Зелифор, — удалился в свою опочивальню и велел, чтобы никто не заходил в его покои, пока он сам не позовет.
— Я немедленно всем сообщу, — ответила девушка. Она окинула Корсибара безразличным взглядом и пошла дальше, не узнав короналя Маджипура, стоящего рядом с маленьким врууном.
— Значит, я теперь су-сухирис, — сказал Корсибар. Он впервые за много недель ощутил в себе радостный подъем. — Или, по крайней мере, кажусь им окружающим. Хорошо сделано, Талнап Зелифор! Что ж, пойдемте.
Талнап Зелифор загодя отдал необходимые распоряжения насчет парящего экипажа, и, когда они с Корсибаром вышли из Замка, тот ожидал их на пощади Дизимаула. Никто из служителей Замка, попадавшийся им по дороге, не обратил на них ни малейшего внимания; никто не делал знака Горящей Звезды, никто не преклонял колени. Перед ними были всего лишь вруун и су-сухирис, такие же, как и они сами, мелкие служители, отправлявшиеся с каким-то поручением.
Корсибар не хотел делать первую экскурсию слишком продолжительной, и поэтому они направились в Большой Морпин, самый ближний — меньше часа пути — из городов Горы. Когда парящий экипаж, покачиваясь на неровностях дороги, поплыл над Большим Калинтэйнским трактом и фантастический многоногий монстр-Замок остался позади, он испытал чувство громадного облегчения. Ему не доводилось водить парящий экипаж с тех пор, как он стал короналем, и теперь он с удовольствием нажимал на кнопки. Ему теперь почти ничего не позволяли делать самому: были люди, которые управляли его повозками, люди, которые разрезали для него мясо и наливали ему вино, даже люди, которые одевали и раздевали его. А сейчас он, пусть ненадолго, вновь ощутил себя свободным человеком.
Как только они выехали из Замка, он вернулся к своему собственному облику. Но Талнап Зелифор тут же напомнил ему, что он должен не забыть вовремя замаскироваться под су-сухириса, если навстречу им попадется какая-нибудь повозка или пешеход.
— Понимаю, — кротко согласился Корсибар, и каждые несколько минут нажимал на выключатель. — Как, все еще работает? Я превратился в су-сухириса?
— Неотличимое подобие одного из них, мой лорд, — успокаивал его Талнап Зелифор.
Вскоре по левую руку от дороги засверкали золотистые ажурные конструкции, из которых был выстроен город удовольствий Большой Морпин. Они поставили свою лодку при въезде в город, около построенного во время правления отца Корсибара большого фонтана, непрерывно извергавшего на высоту в несколько сот футов разноцветные струи подкрашенной воды, и отправились пешком в центр города.
— Со мной все в порядке? — снова и снова нервно спрашивал Корсибар. — Вы же знаете, что я никак не могу определить, работает эта штука или нет.
— Мой лорд, вы поймете, что она не работает, как только люди начнут становиться перед вами на колени и делать знаки Горящей Звезды. Но пока что на вас никто не обращает внимания.
Несмотря на поздний час — близилась полночь, — город удовольствий был полон охотниками за развлечениями. Корсибар разрешил врууну взгромоздиться себе на плечо, чтобы того случайно не растоптали. Хотя это было очень соблазнительным, Корсибар все же не позволил себе воспользоваться ни одним из аттракционов — строгому и чопорному су-сухирису не подобало кататься на спиральных зеркалах или силовых дорожках, — а просто прохаживался в толпе, держа одну руку на выключателе прибора, и то и дело изумлялся про себя, что он, корональ Маджипура, может вот так гулять, ни о чем не думая.
Время от времени он видел среди развлекающихся своих придворных — Вулока Фалса Госсифского, графа Госбека, Ирама Норморкского — и внутренне напрягался, готовый услышать приветствие, но те проходили мимо, разве что смерив незнакомого су-сухириса равнодушным взглядом. Это было действительно невиданное волшебство, думал Корсибар. Или наука, как упорно утверждал Талнап Зелифор; хотя ему самому это было все равно: он с трудом улавливал различие между тем и другим.
Прогуливаясь, он прислушивался к разговорам.
В ту ночь корональ и его политика не входили в число самых популярных тем бесед посетителей Большого Морпина. Прошел по меньшей мере час, прежде чем Корсибар вообще услышал свое имя, но и тогда, заглянув в дверь таверны, увидел со спины незнакомого человека, который с вожделением взывал:
«Давайте выпьем за короналя!», а ему в ответ раздавались крики: «Лорд Корсибар! Лорд Корсибар!», сопровождавшиеся звоном стаканов. Неужели они его узнали? Нет, нет! Никто даже и не посмотрел на него. Они просто выпили за его здоровье. Но если в городе удовольствий Большом Морпине провозглашают тосты за здоровье короналя, то разве может здесь быть почва для доходивших до него слухов о всеобщем недовольстве его правлением?
Еще несколько раз за время прогулки Корсибар слышал свое имя, а один раз даже уловил несколько реплик на политические темы. Кто-то с апломбом знатока заявил, будто слышал о том, что Дантирия Самбайл рассчитывает стать Верховным канцлером вместо Фаркванора и уже нацелился дальше, на то, чтобы самолично стать короналем после того, как старый Конфалюм умрет и Корсибар переедет в Лабиринт, чтобы занять его место. На что другой незнакомый голос так же уверенно возразил: «Лорд Корсибар никогда не поставит прокуратора на такое высокое место. Никогда. Прокуратор слишком опасен. Корсибар скоро прикажет ему упаковывать вещи и отправляться домой, в Ни-мойю. Корсибар, он знает, как обращаться со смутьянами. Вспомните, как он обошелся с Престимионом!»
Когда Корсибар и Талнап Зелифор, не обеспокоив охрану, в предрассветный час вернулись в Замок, настроение у короналя было приподнятое и едва ли не триумфальное. То, что он услышал в Большом Морпине, почти полностью развеяло его худшие опасения.
— Вы спасли меня из бездны отчаяния, — сказал Корсибар врууну, вручая тому кошелек с серебряными реалами. Но если бы не эта ваша машина… ах, я бы, возможно, совсем пропал. — С этими словами он вернул себе свой естественный облик и, весело насвистывая, отправился к себе.
Но прошло несколько дней, и сомнения, владевшие Корсибаром, вернулись. Уверенность, которую он обрел после посещения Большого Морпина, быстро рассеялась; он чувствовал необходимость еще раз выехать из Замка и удостовериться в том, что те слова, выражавшие привязанность и лояльность к нему, которые он там слышал, не были всего лишь исключением в атмосфере общего неодобрения его правления.
Так он и сделал, устроив все, как и в первый раз. Но сегодня они выехали в полдень и отправились в Бомбифэйл, обнесенный оранжевыми стенами из песчаника. Там он несколько часов осторожно подслушивал разговоры, долго не слышал ничего, что имело бы к нему хоть малейшее отношение, но наконец все же уловил фрагмент беседы, посвященной лестной оценке его царствования.
Ну вот! Все его опасения были беспочвенными!
Ему теперь все было совершенно ясно; он был бесспорно уверен в том, что он настоящий корональ, что он пользуется поддержкой в народе и даже этот чрезмерно сильный, пожалуй даже ужасный удар, при помощи которого он уничтожил армию Престимиона, не лишил его любви подданных.
После этого у Корсибара вошло в привычку тайком выезжать в города Горы, чтобы подслушивать, как его хвалят. Третью поездку он совершил в сверкающий Халанкс, четвертую — снова в Большой Морпин, а следующую — в Сипермит, расположенный невдалеке от Замка, на стороне, противоположной Большому Морпину. Именно в Сипермите Корсибар наконец ошибся и позволил своей руке соскользнуть с выключателя устройства Талнапа Зелифора. Это произошло светлой лунной ночью в саду скульптур лорда Махарио, когда он наклонился, напрягая слух, чтобы уловить обрывки разговора о текущих событиях.
— Ваше высочество! — тревожно прошептал Талнап Зелифор.
— Помолчите! — огрызнулся Корсибар. — Вы что, не видите, что я пытаюсь услышать…
— Ваше высочество! Выключатель!
— Ах, выключатель! — воскликнул Корсибар, потрясенный собственной глупостью. — Ради любви Божества! — Он вдруг понял, что его руки свободны и он стоит в ярком лунном свете на виду у двенадцати или пятнадцати обывателей города Сипермит, и не в образе прогуливавшегося двухголового су-сухириса, а в своем естественном виде короналя лорда Корсибара в зеленом с белым официальном облачении. Резко опустив руку, он толкнул выключатель на место. Но до того успел заметить удивленные взгляды и разинутые рты полудюжины зевак.
— Вы снова неузнаваемы. Но мы должны побыстрее уйти отсюда, мой лорд, — прошептал ему на ухо Талнап Зелифор.
— Конечно. Вы ведь можете заколдовать их? Затуманьте им умы, чтобы они не поверили в то, что сейчас видели.
— Я постараюсь, — ответил вруун. Но в его голосе отчетливо угадывалась неуверенность, которая заронила в душу Корсибара нехорошие предчувствия, превратившиеся, пока он торопливо шагал к выходу из парка, в сильную тревогу.
Лицо Верховного канцлера кривила гримаса. Он никогда не пытался скрывать свое отвращение к маленькому врууну. И потому оказался явно недоволен ответом Корсибара:
— Он пришел по моему приказу. Пусть войдет. А сами убирайтесь.
Последняя фраза не добавила любезности лицу Фаркванора. Он без единого слова подошел к двери — они находились в небольшом и скромном тронном зале Стиамота, где Корсибар в последние недели проводил большую часть времени — и вышел, придержав дверь открытой лишь столько времени, чтобы Талнап Зелифор успел поспешно проскользнуть внутрь.
— Ваше высочество, — сказал вруун, широко разведя в стороны свои желтые глаза и одновременно изображая перед короналем несколькими щупальцами знак Горящей Звезды, — ваше высочество, здоровы ли вы?
Эти слова ошеломили Корсибара; неужели его дурное настроение было так легко заметить? Всю минувшую ночь он крутился в постели, безуспешно пытаясь найти удобное положение, и это была далеко не первая такая ночь.
— Я что, выгляжу больным, Талнап Зелифор?
— Вы выглядите усталым. Вы бледны. Темные круги под глазами. Я знаю заклинание, которое помогло бы вам уснуть, мой лорд.
— Уснуть без сновидений?
— Такого заклинания не существует, — ответил вруун.
— Тогда я обойдусь без него. Я вижу ужасные сны, от которых снова и снова просыпаюсь, охваченный страхом, весь в поту. А когда не сплю, дела ничуть не лучше, — Корсибар, болезненно сморщив лоб, стиснув зубы, ссутулившись от напряжения, сидел, прижавшись к подлокотнику древнего, лишенного украшений мраморного трона лорда Стиамота. Он с силой уперся кулаком в кулак. — По тысяче раз каждой ночью я вижу разрушение дамбы, — тусклым голосом сказал он, уставившись неподвижным взором в голую каменную стену. — Подо мною несется поток воды, затопляющий близлежащие фермы, расположенные по берегам реки, затопляет деревни… Столько трупов, Талнап Зелифор… И люди Престимиона, и крестьяне…
— Разрушение дамбы было делом Дантирии Самбайла, мой лорд.
— Это была его идея, и он влил ее мне в сознание, словно яд в бокал вина, чтобы отравить мою душу, но приказ отдал я. Вина лежит на мне.
— Вина? Мой лорд, вы боролись с мятежом!
— Да, — согласился Корсибар и, подняв взгляд к потолку, на мгновение прикрыл глаза. — Да, мятеж. Ну что ж, Престимион теперь мертв, по крайней мере таково общее убеждение. Мятеж подавлен. Но когда я снова смогу спокойно спать? И смогу ли вообще? Дантирия Самбайл шляется здесь и терзает меня своими планами, моя сестра пылает гневом против меня и никогда не успокоится, а еще и эта тайная партия моих врагов… О, я знаю, что она существует, знаю, что она готовит заговор против меня, знаю, кто в нее входит: Фаркванор и Фархольт, и, возможно, Олджеббин, и многие другие, чьих имен я никогда не слышал… Они прямо сейчас, в этот самый момент, думают, как свергнуть меня и посадить на мое место кого-нибудь из братьев Престимиона, а может быть, и самого прокуратора…
— Мой лорд…
— Скажите мне прямо, — устало проговорил Корсибар, — вы тоже злоумышляете против меня?
— Я, мой лорд?
— Вы появляетесь и исчезаете, вы то и дело перебегаете с одной стороны на другую, то вы продаетесь Гониволу, то Тизмет, то Престимиону. А теперь вы возвращаетесь в Замок, утверждаете, что дезертировали от Престимиона, и на этот раз продаете себя мне. Интересно, что такое во мне заставляет хитрецов слетаться целыми роями? Сначала был хитрый малыш Свор. Я любил его, а он убежал от меня в объятия Престимиона. Потом Фаркванор, который будет говорить что угодно, кому годно, пока это ему выгодно. Дантирия Самбайл, который умудрился предавать своего кузена Престимиона и одновременно причинить мне страшный вред, убедив меня разрушить дамбу… Если бы можно было хоть что-нибудь в жизни вернуть обратно, о, с какой радостью я не стал бы этого делать!
— Мой лорд…
Но Корсибар никак не мог остановиться.
— Даже мой собственный маг Санибак-Тастимун: внешне он, кажется, предан мне, но я знаю, что в нем гнездится предательство. И Олджеббин, Гонивол. Я не доверяю ни тому, ни другому. Вот Навигорн, полагаю, истинный друг. И Мандрикарн. Возможно, Вента. Ирам. Но даже и они, похоже, начали отворачиваться от меня после дамбы, хотя делают вид, что любят меня по-прежнему. — Он наконец умолк и злобно посмотрел на врууна. — Могу ли я доверять вам, Талнап Зелифор? На каком основании?
— На том, что и в Замке, и вне его никто, кроме вас, мой лорд, не станет защищать меня. Вы моя единственная защита. Мой собственный интерес делает меня вашим преданным слугой.
Корсибар выдавил кривую улыбку.
— Что ж. Этому, пожалуй, можно поверить. — Он повернул голову и искоса взглянул на врууна. — До вас не доходили слухи о том, что Престимион уцелел в наводнении и сейчас скрывается где-то на севере?
— Да, мой лорд, я слышал об этом.
— Как вы думаете, это может быть правдой? Санибак-Тастимун верит. Он начертал руны, произнес свои заклинания, отправил куда-то свои мысли и теперь говорит, что Престимион, вполне возможно, жив.
— Санибак-Тастимун великий мастер этого искусства, мой лорд.
— Да, это верно. Но он тактичен, и если говорит, что ему что-то кажется, это значит, что Престимион действительно жив, и он совершенно точно знает, что он делает. Ну и ладно, меня это вовсе не волнует. Я никогда не желал смерти Престимиона. Я любил его: вы знаете об этом, Талнап Зелифор? Я восхищался им. Я хотел ввести его в мой совет. Но нет, он предпочел отказаться, сказать мне, что я являюсь незаконным короналем, и начать восстание против меня. Все это было совершенно не нужно. Он мог иметь свое место в совете и счастливо жить в своих виноградниках. — Корсибар снова прикрыл глаза, теперь уже надолго. Они болели. Они болели днем и ночью из-за отчаянной пульсации, которую он непрерывно ощущал в своем воспаленном мозгу.
Посидев так с минуту, а может быть, и дольше, он снова посмотрел на врууна.
— Как вы думаете, народ ненавидит меня? — произнес он очень спокойным голосом.
— Что, мой лорд? — не веря своим ушам спросил вруун.
— В городах. На Горе, дальше, по всей земле. Что они говорят обо мне?
Они считают меня тираном? Чудовищем? Они знают о взрыве дамбы: понимают ли они, что это было военной необходимостью, что восстание Престимиона было необходимо подавить, или они думают после этого обо мне как о преступнике? Мое обретение трона: что они думают об этом? Может быть, они склоняются к мысли, что его должен был получить Престимион? Я боюсь того, что они могут шептать друг другу. Я боюсь этого. Что вы можете сказать мне об этом, Талнап Зелифор?
— Мой лорд, я не покидал Замок с тех пор, как возвратился сюда из лагеря Престимиона. А это было перед событиями у озера Мавестой.
— Вы можете каким-нибудь колдовством, как это делает Санибак-Тастимун, отправить свое сознание разузнать, что люди говорят обо мне?
— Я могу сделать нечто лучшее, мой лорд. Я могу предоставить вам возможность собственной персоной выйти в мир, ходить там тайно и слушать все это своими собственными ушами.
Корсибар резко подался вперед, его сердце часто и сильно заколотилось.
— Что? Тайно выйти из Замка?
— Да. Скажем, на полдня в Бомбифэйл, или Халанкс, или Минимул. Вы будете в полнейшей безопасности; никто не сможет догадаться, что рядом с ним находится корональ.
— Но как же это сделать?
— Вы, возможно, знаете, мой лорд, — сказал Талнап Зелифор, — что у меня в мастерской в башне Тампкарии хранится много устройств, сделанных моими собственными руками? Это не волшебные, а научные приборы, и все они связаны с передачей мысли из одного сознания в другое.
— Да. Мне докладывали об этом.
— К сожалению, большая часть еще не закончена. Но совсем недавно я завершил работу над одним из них, и оно, я думаю, могло бы очень пригодиться вам именно для той цели, о которой вы изволили упомянуть. Это устройство при помощи иллюзии полностью изменяет внешность…
Подготовиться к отъезду из Замка совсем не простое дело, особенно если ты корональ. Прежде всего было необходимо довести до сведения всего окружения и слуг, что лорд намеревается в такой-то и такой-то час удалиться в свою спальню, чтобы предаться глубоким размышлениям о состоянии мира, и что его нельзя тревожить ни при каких обстоятельствах, пусть даже он закроется у себя на день, а то и на два.
Корсибару понадобилось также приказать одному из секретарей, чтобы тот приготовил возле южных ворот быстроходный парящий экипаж для врууна Талнапа Зелифора и его водителя. Еще одним необходимым шагом было срочное введение в штат личной прислуги короналя су-сухириса с правом в любое время беспрепятственно входить в Замок и выходить оттуда. Прибор Талнапа Зелифора придавал тому, кто им владел, облик представителя двухголовой расы, так как мало кто из остальных обитателей Маджипура мог отличить одного су-сухириса от другого.
Эти действия следовало осуществить порознь, чтобы никому не пришло в голову как-то связать пребывание короналя в его спальне с перемещениями волшебника-врууна и су-сухириса. Поэтому на подготовку потребовалось несколько дней. Правда, за это время Корсибар смог освоиться с изобретенным Талнапом Зелифором устройством для изменения облика.
Это был совсем небольшой прибор, изготовленный наподобие декоративного кинжала, так что человек мог носить его на бедре, не привлекая внимания. Для того чтобы воспользоваться им, человек должен был сначала освободиться от тревожных мыслей, сосредоточиться, чтобы устройство могло настроиться на умственную деятельность своего владельца. А потом оставалось лишь положить руку на рукоятку кинжала, сдвинуть вниз вмонтированный в нее выключатель, а дальше держать его в таком положении до тех пор, пока не придет время выключить прибор и вернуться в свой прежний облик.
— А можно ли как-нибудь закрепить его на месте? — спросил Корсибар.
— К сожалению, нет, ваше высочество. Мне пока не удалось справиться с этой проблемой. Но ведь будет совсем не трудно каких-нибудь несколько часов держать руку на этом маленьком рычажке, не так ли, мой лорд?
— Надеюсь, что нет. А теперь дайте-ка мне попробовать.
— Постарайтесь ни о чем не думать, мой лорд.
— Легко сказать… Но я попробую, — ответил Корсибар. Он прицепил устройство к поясу, закрыл глаза и постарался представить себе лишенную каких-либо очертаний серую пелену. Когда ему начало казаться, что в мозгу не осталось ни единой мысли, он передвинул выключатель вниз и уперся в него пальцем.
На стене комнаты висело большое зеркало. Корсибар взглянул в него, но увидел лишь свое собственное привычное отражение. Он снова попробовал погрузиться в серое море и пассивно повиснуть в его глубине — и через некоторое время смог успокоиться настолько, что чуть не забыл, что и зачем он делает. Он снова нажал выключатель, и во второй раз на него посмотрело из стекла лицо лорда Корсибара.
— Эта штука не работает, Талнап Зелифор.
— Как раз напротив, мой лорд. Я вижу вместо вашего высочества су-сухириса Курнак-Муникаада, на имя которого выписан пропуск. И как су-сухирис ваше высочество выглядит прекрасно. Вы, мой лорд, точь-в-точь похожи на брата-близнеца Санибак-Тастимуна.
— Я вижу в зеркале только самого себя. — Корсибар поднял руку и потрогал свою голову. Она ничем не отличалась от его собственной. Усы, борода: у су-сухирисов волос не было вообще. Второй головы он тоже не смог найти. — Во мне ничего не изменилось, — посетовал Корсибар. — У меня только одна голова. И я все также ощущаю себя человеком.
— Конечно же, ваше высочество! Вы нисколько не изменились. Изменился лишь тот образ, который будет появляться перед глазами любого постороннего наблюдателя. Любому другому, будь он человеком или кем-нибудь еще, вы… Но лучше пойдемте, и вы сами увидите…
Они вышли в вестибюль. Корсибар держал пальцем кнопку выключателя на рукояти кинжала. Мимо прошла горничная.
— Лорд Корсибар, — сказал ей Талнап Зелифор, — удалился в свою опочивальню и велел, чтобы никто не заходил в его покои, пока он сам не позовет.
— Я немедленно всем сообщу, — ответила девушка. Она окинула Корсибара безразличным взглядом и пошла дальше, не узнав короналя Маджипура, стоящего рядом с маленьким врууном.
— Значит, я теперь су-сухирис, — сказал Корсибар. Он впервые за много недель ощутил в себе радостный подъем. — Или, по крайней мере, кажусь им окружающим. Хорошо сделано, Талнап Зелифор! Что ж, пойдемте.
Талнап Зелифор загодя отдал необходимые распоряжения насчет парящего экипажа, и, когда они с Корсибаром вышли из Замка, тот ожидал их на пощади Дизимаула. Никто из служителей Замка, попадавшийся им по дороге, не обратил на них ни малейшего внимания; никто не делал знака Горящей Звезды, никто не преклонял колени. Перед ними были всего лишь вруун и су-сухирис, такие же, как и они сами, мелкие служители, отправлявшиеся с каким-то поручением.
Корсибар не хотел делать первую экскурсию слишком продолжительной, и поэтому они направились в Большой Морпин, самый ближний — меньше часа пути — из городов Горы. Когда парящий экипаж, покачиваясь на неровностях дороги, поплыл над Большим Калинтэйнским трактом и фантастический многоногий монстр-Замок остался позади, он испытал чувство громадного облегчения. Ему не доводилось водить парящий экипаж с тех пор, как он стал короналем, и теперь он с удовольствием нажимал на кнопки. Ему теперь почти ничего не позволяли делать самому: были люди, которые управляли его повозками, люди, которые разрезали для него мясо и наливали ему вино, даже люди, которые одевали и раздевали его. А сейчас он, пусть ненадолго, вновь ощутил себя свободным человеком.
Как только они выехали из Замка, он вернулся к своему собственному облику. Но Талнап Зелифор тут же напомнил ему, что он должен не забыть вовремя замаскироваться под су-сухириса, если навстречу им попадется какая-нибудь повозка или пешеход.
— Понимаю, — кротко согласился Корсибар, и каждые несколько минут нажимал на выключатель. — Как, все еще работает? Я превратился в су-сухириса?
— Неотличимое подобие одного из них, мой лорд, — успокаивал его Талнап Зелифор.
Вскоре по левую руку от дороги засверкали золотистые ажурные конструкции, из которых был выстроен город удовольствий Большой Морпин. Они поставили свою лодку при въезде в город, около построенного во время правления отца Корсибара большого фонтана, непрерывно извергавшего на высоту в несколько сот футов разноцветные струи подкрашенной воды, и отправились пешком в центр города.
— Со мной все в порядке? — снова и снова нервно спрашивал Корсибар. — Вы же знаете, что я никак не могу определить, работает эта штука или нет.
— Мой лорд, вы поймете, что она не работает, как только люди начнут становиться перед вами на колени и делать знаки Горящей Звезды. Но пока что на вас никто не обращает внимания.
Несмотря на поздний час — близилась полночь, — город удовольствий был полон охотниками за развлечениями. Корсибар разрешил врууну взгромоздиться себе на плечо, чтобы того случайно не растоптали. Хотя это было очень соблазнительным, Корсибар все же не позволил себе воспользоваться ни одним из аттракционов — строгому и чопорному су-сухирису не подобало кататься на спиральных зеркалах или силовых дорожках, — а просто прохаживался в толпе, держа одну руку на выключателе прибора, и то и дело изумлялся про себя, что он, корональ Маджипура, может вот так гулять, ни о чем не думая.
Время от времени он видел среди развлекающихся своих придворных — Вулока Фалса Госсифского, графа Госбека, Ирама Норморкского — и внутренне напрягался, готовый услышать приветствие, но те проходили мимо, разве что смерив незнакомого су-сухириса равнодушным взглядом. Это было действительно невиданное волшебство, думал Корсибар. Или наука, как упорно утверждал Талнап Зелифор; хотя ему самому это было все равно: он с трудом улавливал различие между тем и другим.
Прогуливаясь, он прислушивался к разговорам.
В ту ночь корональ и его политика не входили в число самых популярных тем бесед посетителей Большого Морпина. Прошел по меньшей мере час, прежде чем Корсибар вообще услышал свое имя, но и тогда, заглянув в дверь таверны, увидел со спины незнакомого человека, который с вожделением взывал:
«Давайте выпьем за короналя!», а ему в ответ раздавались крики: «Лорд Корсибар! Лорд Корсибар!», сопровождавшиеся звоном стаканов. Неужели они его узнали? Нет, нет! Никто даже и не посмотрел на него. Они просто выпили за его здоровье. Но если в городе удовольствий Большом Морпине провозглашают тосты за здоровье короналя, то разве может здесь быть почва для доходивших до него слухов о всеобщем недовольстве его правлением?
Еще несколько раз за время прогулки Корсибар слышал свое имя, а один раз даже уловил несколько реплик на политические темы. Кто-то с апломбом знатока заявил, будто слышал о том, что Дантирия Самбайл рассчитывает стать Верховным канцлером вместо Фаркванора и уже нацелился дальше, на то, чтобы самолично стать короналем после того, как старый Конфалюм умрет и Корсибар переедет в Лабиринт, чтобы занять его место. На что другой незнакомый голос так же уверенно возразил: «Лорд Корсибар никогда не поставит прокуратора на такое высокое место. Никогда. Прокуратор слишком опасен. Корсибар скоро прикажет ему упаковывать вещи и отправляться домой, в Ни-мойю. Корсибар, он знает, как обращаться со смутьянами. Вспомните, как он обошелся с Престимионом!»
Когда Корсибар и Талнап Зелифор, не обеспокоив охрану, в предрассветный час вернулись в Замок, настроение у короналя было приподнятое и едва ли не триумфальное. То, что он услышал в Большом Морпине, почти полностью развеяло его худшие опасения.
— Вы спасли меня из бездны отчаяния, — сказал Корсибар врууну, вручая тому кошелек с серебряными реалами. Но если бы не эта ваша машина… ах, я бы, возможно, совсем пропал. — С этими словами он вернул себе свой естественный облик и, весело насвистывая, отправился к себе.
Но прошло несколько дней, и сомнения, владевшие Корсибаром, вернулись. Уверенность, которую он обрел после посещения Большого Морпина, быстро рассеялась; он чувствовал необходимость еще раз выехать из Замка и удостовериться в том, что те слова, выражавшие привязанность и лояльность к нему, которые он там слышал, не были всего лишь исключением в атмосфере общего неодобрения его правления.
Так он и сделал, устроив все, как и в первый раз. Но сегодня они выехали в полдень и отправились в Бомбифэйл, обнесенный оранжевыми стенами из песчаника. Там он несколько часов осторожно подслушивал разговоры, долго не слышал ничего, что имело бы к нему хоть малейшее отношение, но наконец все же уловил фрагмент беседы, посвященной лестной оценке его царствования.
Ну вот! Все его опасения были беспочвенными!
Ему теперь все было совершенно ясно; он был бесспорно уверен в том, что он настоящий корональ, что он пользуется поддержкой в народе и даже этот чрезмерно сильный, пожалуй даже ужасный удар, при помощи которого он уничтожил армию Престимиона, не лишил его любви подданных.
После этого у Корсибара вошло в привычку тайком выезжать в города Горы, чтобы подслушивать, как его хвалят. Третью поездку он совершил в сверкающий Халанкс, четвертую — снова в Большой Морпин, а следующую — в Сипермит, расположенный невдалеке от Замка, на стороне, противоположной Большому Морпину. Именно в Сипермите Корсибар наконец ошибся и позволил своей руке соскользнуть с выключателя устройства Талнапа Зелифора. Это произошло светлой лунной ночью в саду скульптур лорда Махарио, когда он наклонился, напрягая слух, чтобы уловить обрывки разговора о текущих событиях.
— Ваше высочество! — тревожно прошептал Талнап Зелифор.
— Помолчите! — огрызнулся Корсибар. — Вы что, не видите, что я пытаюсь услышать…
— Ваше высочество! Выключатель!
— Ах, выключатель! — воскликнул Корсибар, потрясенный собственной глупостью. — Ради любви Божества! — Он вдруг понял, что его руки свободны и он стоит в ярком лунном свете на виду у двенадцати или пятнадцати обывателей города Сипермит, и не в образе прогуливавшегося двухголового су-сухириса, а в своем естественном виде короналя лорда Корсибара в зеленом с белым официальном облачении. Резко опустив руку, он толкнул выключатель на место. Но до того успел заметить удивленные взгляды и разинутые рты полудюжины зевак.
— Вы снова неузнаваемы. Но мы должны побыстрее уйти отсюда, мой лорд, — прошептал ему на ухо Талнап Зелифор.
— Конечно. Вы ведь можете заколдовать их? Затуманьте им умы, чтобы они не поверили в то, что сейчас видели.
— Я постараюсь, — ответил вруун. Но в его голосе отчетливо угадывалась неуверенность, которая заронила в душу Корсибара нехорошие предчувствия, превратившиеся, пока он торопливо шагал к выходу из парка, в сильную тревогу.
4
За третий месяц своего пребывания в Триггойне Престимион почувствовал, что дошел до крайней степени отчаяния. Так плохо ему не было, пожалуй, на всем протяжении его полных тревог скитаний по миру, в которые он погрузился с того дня, когда Корсибар в Лабиринте выхватил у него из-под носа корону Горящей Звезды.
Его разум был теперь заполнен туманными сведениями о колдовстве, из которых он смог усвоить едва ли половину и почти ничего не понял. Ночные занятия с Гомиником Халвором и просвещали и запутывали его, и Престимион теперь то верил, то не верил в мир, населенный незримыми духами, который, как убеждали его многие, скрывается за стеной, ограждающей доступное человеческому восприятию. Здесь, в Триггойне, он снова и снова убеждался в очевидной, хотя и необъяснимой действенности некоторых заклинаний и обрядов, некоторых амулетов и устройств, мазей и микстур, травяных порошков и смесей растертых в мельчайшую пудру минералов. Он видел камни, которые в темноте светились странными цветами, испуская сильный жар. Он наблюдал причудливый танец демонов в белом свете черных свечей. Он видел и намного больше подобных вещей, и многое было до непереносимости достоверным. И теперь, когда он видел все это, ему с каждым днем становилось все труднее и труднее говорить: «Это нереально, это выдумки, это заблуждение, это безумие», ведь собственные глаза постоянно убеждали его в обратном.
Его разум был теперь заполнен туманными сведениями о колдовстве, из которых он смог усвоить едва ли половину и почти ничего не понял. Ночные занятия с Гомиником Халвором и просвещали и запутывали его, и Престимион теперь то верил, то не верил в мир, населенный незримыми духами, который, как убеждали его многие, скрывается за стеной, ограждающей доступное человеческому восприятию. Здесь, в Триггойне, он снова и снова убеждался в очевидной, хотя и необъяснимой действенности некоторых заклинаний и обрядов, некоторых амулетов и устройств, мазей и микстур, травяных порошков и смесей растертых в мельчайшую пудру минералов. Он видел камни, которые в темноте светились странными цветами, испуская сильный жар. Он наблюдал причудливый танец демонов в белом свете черных свечей. Он видел и намного больше подобных вещей, и многое было до непереносимости достоверным. И теперь, когда он видел все это, ему с каждым днем становилось все труднее и труднее говорить: «Это нереально, это выдумки, это заблуждение, это безумие», ведь собственные глаза постоянно убеждали его в обратном.