Страница:
В следующую минуту ему пришлось спрятать улыбку: с таким удивлением и растерянностью посмотрел на него чиновник. А Мартелл гордо вышел из здания аэропорта.
2
3
4
2
Миссионер бодро шагал по дороге. Дикая природа по обеим сторонам дороги — и никакого признака жилья. Деревья протягивали сучья с голубоватой, темной листвой. Мартелл часто слышал какие-то шорохи и треск, доносившиеся из чащи, но не видел никого и ничего. Он шел, шел, шел… Сколько же миль до города? Восемь? Десять? Не зная этого, он готов был идти целый день, если потребуется. Сил для этого у него хватило бы, хотя, глядя на него, неказистого, невысокого, с узким длинным лицом и холодными серыми глазами, никто бы этого не подумал.
Он очень хорошо знал, что ему нужно. Он должен построить часовню и познакомить всех — а это было самое трудное — с тем, что может предложить Братство. Пусть ему угрожают! Пусть! Может быть, его даже убьют, как это уже случалось с миссионерами. Мартелл был готов встретить смерть и не боялся ее. Слишком сильна его вера… Перед отъездом ему оказали честь самые высокие чиновники Братства, придя попрощаться. Седовласый Рейнольд Кирби собственной персоной пожал ему руку, а дальше его ждал еще больший сюрприз: сам Ноэль Форст положил ему руки на плечи и тихо сказал:
— Мне уже больше ста лет, и я чувствую, что ваша миссия принесет плоды, брат Мартелл.
Вспомнив об этом, Мартелл исполнился чувством гордости.
Он непроизвольно ускорил шаг, увидев несколько домов неподалеку от дороги. По всей вероятности, это уже окраина города. Дома стояли изолированно друг от друга, и каждый был обнесен высоким, не менее двух метров, забором. Мартелла это не удивило — венериане недружелюбны. Они и планету обнесли бы забором, если бы могли. Но скоро он достигнет города, а потом…
Мартелл в удивлении остановился, увидев катящееся на него колесо. Сначала он подумал, что колесо отлетело от какого-нибудь средства передвижения, но затем понял, что это образчик местной фауны… Колесо было еще далеко от него, но мчалось с бешеной скоростью — не менее ста двадцати миль в час. Теперь Мартелл отчетливо увидел, хотя мог наблюдать лишь несколько мгновений, два колеса из какой-то роговой субстанции в оранжевых и желтых пятнах, соединенные шишкообразной внутренней структурой. Колеса, острые, как нож, имели приблизительно три метра в диаметре, а связующее их тело было гораздо меньше. Существо между колесами постоянно меняло свое положение, видимо тем самым наращивая скорость.
Мартелл отскочил в сторону. Двойное колесо просвистело в полуметре от него, и он с содроганием почувствовал приторно-сладкий запах. Помедли он хоть немного, и колесо размолотило бы его на части.
Странное существо промчалось еще метров сто, а затем развернулось и еще быстрее понеслось назад.
«Эта тварь гоняется за мной», — подумал Мартелл. Он был силен и довольно ловок, владел новой техникой самозащиты, но как бороться с этой бестией, не знал. И решил снова уклониться в надежде на то, что существо не может сразу менять направление. Колесо стремительно накатывалось. Мартелл выждал до последней минуты, а затем вновь отскочил в сторону. Бестия тоже повернула за ним, но большая скорость помешала ей быстро развернуться, и она проскочила мимо. Тяжело дыша, Мартелл наблюдал, как чудовище разворачивается. Теперь он знал, что зверь в состоянии менять курс. Еще одна-две попытки, и он будет разорван…
Охота возобновилась. Мартелл подождал, пока колесо не приблизится на несколько метров, а потом быстро перепрыгнул дорогу. Благодаря меньшей, чем на Земле, силе притяжения мышцы перебросили его на пять с половиной метров. Он уже было подумал, что во время прыжка чудовище разрежет его. Однако повезло и на этот раз: ожидая, что он опять отскочит назад, монстр повернул в другую сторону, и пострадал лишь чемодан. Его перерезало, точно лазерным лучом. Весь скарб вывалился на землю.
Колесо изготовилось к новой атаке. Что делать? Взобраться на дерево? Самые низкие ветви ближайшего дерева находились в семи-восьми метрах от почвы. Кроме того, путь преграждал густой и колючий кустарник. Нет, не успеть. Оставалось прыгать взад и вперед по дороге в надежде перехитрить проклятое чудовище. Но долго он не выдержит. Рано или поздно усталость скажется, и тогда колесо разрежет его на части. «Да, глупо погибать так, — подумал Мартелл, — не успев выполнить своей миссии».
Между тем двойное колесо снова приблизилось. Мартелл отпрыгнул и услышал, как оно просвистело мимо. Интересно, свирепеет ли оно? Наверное, нет. Просто охотится за пищей, как ему предопределено примитивной природой. Мартелл начал задыхаться. Приближалась развязка.
Внезапно он почувствовал, что уже не один: со стороны домов к дороге спускался юноша. Колесо тем временем развернулось и помчалось на Мартелла. Юноша уже был в нескольких шагах от него. А потом — Мартелл даже не видел, как это произошло, — колесо опрокинулось, перекрыв почти всю дорогу. Незнакомец лет десяти-двенадцати, почти мальчик, самодовольно посмотрел на Мартелла. Он принадлежал, почти наверняка, к низшей касте. Венерианин высшей касты не стал бы его спасать. Зачем себя утруждать? Приглядевшись к юноше, Мартелл понял, что тот и не думал о нем. Опрокинул колесо из спортивного интереса.
Мартелл двинулся к нему со словами:
— Благодарю тебя, мой друг! Еще минут десять — и меня разрезало бы на куски.
Юноша ничего не ответил. Тогда Мартелл подошел поближе, чтобы рассмотреть перевернутого зверя. Нижнее колесо продолжало вертеться, но зверь никак не мог подняться, хотя верхнее колесо и вращалось под углом до сорока пяти градусов. Мартелл нагнулся, чтобы получше рассмотреть внутреннюю часть и увидел темно-фиолетовую цисту величиной с кулак. Она начала вздрагивать и открываться.
— Осторожнее! — крикнул юноша, но было уже поздно.
Два шнура вылетели из цисты. Один обвился вокруг ноги Мартелла, другой — вокруг тела юноши. Мартелл почувствовал жгучую боль, как будто эти щупальца были снабжены ядовитыми или разъедающими плоть колючками. В кожисто-вязкой массе цисты появился рот, и Мартелл увидел ряды зубов, которые вращались как колеса.
Но из этой ситуации он уже выйдет с честью. Он не мог противостоять атаке колеса, так как при движении чудовище применяло только механическую энергию. Мозг же его наверняка использовал электричество, а форстеры уже научились влиять на живые тела, в основе мозговой деятельности которых лежит электрическая энергия.
Не обращая внимания на боль, Мартелл схватил щупальце правой рукой и нейтрализовал зверя. Мгновение спустя щупальце обмякло, и Мартелл отбросил его. Освободился и юноша. Щупальца не возвратились обратно в цисту, а остались валяться на дороге без движения. Костистые пластины верхнего колеса перестали вертеться, зубы уже не вращались — чудовище испустило дух.
Мартелл посмотрел на юношу с облегчением:
— Все! Готово! Ты спас меня, я спас тебя. Теперь мы квиты.
— Нет, вы все еще мой должник, — ответил тот. — Если бы я вас не спас, вы не могли бы спасти меня. Да вам и не нужно было бы спасать меня, поскольку я бы не вышел на улицу и поскольку…
Мартелл широко раскрыл глаза от удивления. Кто научил его логике? А потом удовлетворенно улыбнулся:
— Ты говоришь как профессор теологии.
— Я ученик профессора Кристофера.
— А он…
— Вы скоро узнаете. Он хотел бы с вами познакомиться. Он и послал меня вниз, чтобы я привел вас к нему.
— А где я его найду?
— Пойдемте со мной.
Мартелл прошел с юношей небольшое расстояние по дороге, затем они поднялись на холм к одному из зданий. Мертвое колесо они оставили валяться на дороге. Мартелл спросил себя, что было бы окажись там машина с представителями высшей касты? Снизошли бы они до того, чтобы своими аристократическими руками убрать труп с дороги?
Вскоре Мартелл и юноша прошли через обитую жестью калитку. Перед ними возвышался простой деревянный дом под черепичной крышей. Прочитав надпись над входом, Мартелл выпустил ручку чемодана. Его вещи второй раз за последние десять минут вывалились на землю.
Надпись гласила:
«Приют трансцендентной гармонии. Добро пожаловать!»
У Мартелла задрожали колени. Лазаристы? Здесь? Зеленорясые еретики, побочные дети форстеровского движения. Одно время они имели успех на Земле и угрожали форстерам. К счастью, в последние двадцать лет дела их шли все хуже, и вскоре их осталась лишь жалкая горстка. Но как это они ухитрились открыть здесь, на Венере, церковь? Сделать то, что до сих пор не удалось форстерам?
В дверях появился приземистый человек средних лет, седой, с одутловатым лицом. Как и Мартелл, он с помощью операций был приспособлен к жизни на Венере. Лицо его выражало довольство и доброжелательность. Он произнес:
— Меня зовут Кристофер Мандштейн. Я слышал о вашем приезде. Прошу вас, входите!
Мартелл заколебался, Мандштейн улыбнулся.
— Входите, входите, брат! Вашей душе не грозит никакая опасность, если вы сядете за трапезу с лазаристом. Не так ли? От вас осталось бы кровавое месиво, если бы юноша не вступился за вас. А послал его я! Надеюсь, вы не будете настолько невежливы, что откажетесь от моего гостеприимства?
Он очень хорошо знал, что ему нужно. Он должен построить часовню и познакомить всех — а это было самое трудное — с тем, что может предложить Братство. Пусть ему угрожают! Пусть! Может быть, его даже убьют, как это уже случалось с миссионерами. Мартелл был готов встретить смерть и не боялся ее. Слишком сильна его вера… Перед отъездом ему оказали честь самые высокие чиновники Братства, придя попрощаться. Седовласый Рейнольд Кирби собственной персоной пожал ему руку, а дальше его ждал еще больший сюрприз: сам Ноэль Форст положил ему руки на плечи и тихо сказал:
— Мне уже больше ста лет, и я чувствую, что ваша миссия принесет плоды, брат Мартелл.
Вспомнив об этом, Мартелл исполнился чувством гордости.
Он непроизвольно ускорил шаг, увидев несколько домов неподалеку от дороги. По всей вероятности, это уже окраина города. Дома стояли изолированно друг от друга, и каждый был обнесен высоким, не менее двух метров, забором. Мартелла это не удивило — венериане недружелюбны. Они и планету обнесли бы забором, если бы могли. Но скоро он достигнет города, а потом…
Мартелл в удивлении остановился, увидев катящееся на него колесо. Сначала он подумал, что колесо отлетело от какого-нибудь средства передвижения, но затем понял, что это образчик местной фауны… Колесо было еще далеко от него, но мчалось с бешеной скоростью — не менее ста двадцати миль в час. Теперь Мартелл отчетливо увидел, хотя мог наблюдать лишь несколько мгновений, два колеса из какой-то роговой субстанции в оранжевых и желтых пятнах, соединенные шишкообразной внутренней структурой. Колеса, острые, как нож, имели приблизительно три метра в диаметре, а связующее их тело было гораздо меньше. Существо между колесами постоянно меняло свое положение, видимо тем самым наращивая скорость.
Мартелл отскочил в сторону. Двойное колесо просвистело в полуметре от него, и он с содроганием почувствовал приторно-сладкий запах. Помедли он хоть немного, и колесо размолотило бы его на части.
Странное существо промчалось еще метров сто, а затем развернулось и еще быстрее понеслось назад.
«Эта тварь гоняется за мной», — подумал Мартелл. Он был силен и довольно ловок, владел новой техникой самозащиты, но как бороться с этой бестией, не знал. И решил снова уклониться в надежде на то, что существо не может сразу менять направление. Колесо стремительно накатывалось. Мартелл выждал до последней минуты, а затем вновь отскочил в сторону. Бестия тоже повернула за ним, но большая скорость помешала ей быстро развернуться, и она проскочила мимо. Тяжело дыша, Мартелл наблюдал, как чудовище разворачивается. Теперь он знал, что зверь в состоянии менять курс. Еще одна-две попытки, и он будет разорван…
Охота возобновилась. Мартелл подождал, пока колесо не приблизится на несколько метров, а потом быстро перепрыгнул дорогу. Благодаря меньшей, чем на Земле, силе притяжения мышцы перебросили его на пять с половиной метров. Он уже было подумал, что во время прыжка чудовище разрежет его. Однако повезло и на этот раз: ожидая, что он опять отскочит назад, монстр повернул в другую сторону, и пострадал лишь чемодан. Его перерезало, точно лазерным лучом. Весь скарб вывалился на землю.
Колесо изготовилось к новой атаке. Что делать? Взобраться на дерево? Самые низкие ветви ближайшего дерева находились в семи-восьми метрах от почвы. Кроме того, путь преграждал густой и колючий кустарник. Нет, не успеть. Оставалось прыгать взад и вперед по дороге в надежде перехитрить проклятое чудовище. Но долго он не выдержит. Рано или поздно усталость скажется, и тогда колесо разрежет его на части. «Да, глупо погибать так, — подумал Мартелл, — не успев выполнить своей миссии».
Между тем двойное колесо снова приблизилось. Мартелл отпрыгнул и услышал, как оно просвистело мимо. Интересно, свирепеет ли оно? Наверное, нет. Просто охотится за пищей, как ему предопределено примитивной природой. Мартелл начал задыхаться. Приближалась развязка.
Внезапно он почувствовал, что уже не один: со стороны домов к дороге спускался юноша. Колесо тем временем развернулось и помчалось на Мартелла. Юноша уже был в нескольких шагах от него. А потом — Мартелл даже не видел, как это произошло, — колесо опрокинулось, перекрыв почти всю дорогу. Незнакомец лет десяти-двенадцати, почти мальчик, самодовольно посмотрел на Мартелла. Он принадлежал, почти наверняка, к низшей касте. Венерианин высшей касты не стал бы его спасать. Зачем себя утруждать? Приглядевшись к юноше, Мартелл понял, что тот и не думал о нем. Опрокинул колесо из спортивного интереса.
Мартелл двинулся к нему со словами:
— Благодарю тебя, мой друг! Еще минут десять — и меня разрезало бы на куски.
Юноша ничего не ответил. Тогда Мартелл подошел поближе, чтобы рассмотреть перевернутого зверя. Нижнее колесо продолжало вертеться, но зверь никак не мог подняться, хотя верхнее колесо и вращалось под углом до сорока пяти градусов. Мартелл нагнулся, чтобы получше рассмотреть внутреннюю часть и увидел темно-фиолетовую цисту величиной с кулак. Она начала вздрагивать и открываться.
— Осторожнее! — крикнул юноша, но было уже поздно.
Два шнура вылетели из цисты. Один обвился вокруг ноги Мартелла, другой — вокруг тела юноши. Мартелл почувствовал жгучую боль, как будто эти щупальца были снабжены ядовитыми или разъедающими плоть колючками. В кожисто-вязкой массе цисты появился рот, и Мартелл увидел ряды зубов, которые вращались как колеса.
Но из этой ситуации он уже выйдет с честью. Он не мог противостоять атаке колеса, так как при движении чудовище применяло только механическую энергию. Мозг же его наверняка использовал электричество, а форстеры уже научились влиять на живые тела, в основе мозговой деятельности которых лежит электрическая энергия.
Не обращая внимания на боль, Мартелл схватил щупальце правой рукой и нейтрализовал зверя. Мгновение спустя щупальце обмякло, и Мартелл отбросил его. Освободился и юноша. Щупальца не возвратились обратно в цисту, а остались валяться на дороге без движения. Костистые пластины верхнего колеса перестали вертеться, зубы уже не вращались — чудовище испустило дух.
Мартелл посмотрел на юношу с облегчением:
— Все! Готово! Ты спас меня, я спас тебя. Теперь мы квиты.
— Нет, вы все еще мой должник, — ответил тот. — Если бы я вас не спас, вы не могли бы спасти меня. Да вам и не нужно было бы спасать меня, поскольку я бы не вышел на улицу и поскольку…
Мартелл широко раскрыл глаза от удивления. Кто научил его логике? А потом удовлетворенно улыбнулся:
— Ты говоришь как профессор теологии.
— Я ученик профессора Кристофера.
— А он…
— Вы скоро узнаете. Он хотел бы с вами познакомиться. Он и послал меня вниз, чтобы я привел вас к нему.
— А где я его найду?
— Пойдемте со мной.
Мартелл прошел с юношей небольшое расстояние по дороге, затем они поднялись на холм к одному из зданий. Мертвое колесо они оставили валяться на дороге. Мартелл спросил себя, что было бы окажись там машина с представителями высшей касты? Снизошли бы они до того, чтобы своими аристократическими руками убрать труп с дороги?
Вскоре Мартелл и юноша прошли через обитую жестью калитку. Перед ними возвышался простой деревянный дом под черепичной крышей. Прочитав надпись над входом, Мартелл выпустил ручку чемодана. Его вещи второй раз за последние десять минут вывалились на землю.
Надпись гласила:
«Приют трансцендентной гармонии. Добро пожаловать!»
У Мартелла задрожали колени. Лазаристы? Здесь? Зеленорясые еретики, побочные дети форстеровского движения. Одно время они имели успех на Земле и угрожали форстерам. К счастью, в последние двадцать лет дела их шли все хуже, и вскоре их осталась лишь жалкая горстка. Но как это они ухитрились открыть здесь, на Венере, церковь? Сделать то, что до сих пор не удалось форстерам?
В дверях появился приземистый человек средних лет, седой, с одутловатым лицом. Как и Мартелл, он с помощью операций был приспособлен к жизни на Венере. Лицо его выражало довольство и доброжелательность. Он произнес:
— Меня зовут Кристофер Мандштейн. Я слышал о вашем приезде. Прошу вас, входите!
Мартелл заколебался, Мандштейн улыбнулся.
— Входите, входите, брат! Вашей душе не грозит никакая опасность, если вы сядете за трапезу с лазаристом. Не так ли? От вас осталось бы кровавое месиво, если бы юноша не вступился за вас. А послал его я! Надеюсь, вы не будете настолько невежливы, что откажетесь от моего гостеприимства?
3
Миссия лазаристов была скромной. Тем не менее создавалось впечатление, что обосновались они здесь прочно. В одном из помещений находился алтарь, украшенный статуэтками и другими безделушками. Имелись в доме и библиотека, и комната для миссионера. За забором Мартелл увидел мальчишек, которые рыли котлован для фундамента.
Мартелл последовал за Мандштейном в библиотеку и увидел корешки хорошо знакомых книг: здесь были произведения Ноэля Форста в кожаных переплетах, в том числе уже ставшее библиографической редкостью первое издание.
— Вы удивлены? — спросил Мандштейн. — Не забывайте, что мы тоже признаем духовный авторитет Форста, хотя сам он и относится к нам с презрением. Прошу садиться! Стакан вина? Здесь хорошее белое вино.
— Спасибо, с удовольствием, — ответил Мартелл. — Извините, что не представился. Меня зовут Николас Мартелл. Могу ли я поинтересоваться, что вы здесь делаете?
— Я? О, это длинная история, и не очень красивая. Я был молод и глуп, позволил обмануть себя — и вот я здесь уже сорок лет. За это время я примирился со своей судьбой. Пришел к выводу, что лучшего не заслужил. Впрочем, здесь не так уж и плохо.
Болтливость Мандштейна не понравилась Мартеллу, привыкшему четко и скупо выражать свои мысли, поэтому, воспользовавшись секундной паузой, он вставил:
— Это очень интересно, брат Мандштейн! И давно ваш орден действует здесь?
— Около пятидесяти лет.
— Непрерывно?
— Да. У нас здесь восемь церквей и около четырех тысяч прихожан. Главным образом из низшей касты. Высшая каста вообще нас игнорирует.
— Тем не менее она вас терпит, — заметил Мартелл.
— Да, но лишь потому, что считает ниже своего достоинства замечать нас.
— И все же эти люди убивали каждого миссионера, посланного сюда Форстом, — сказал Мартелл. — Как вы это объясните?
— Может быть, они видят в вас силу, которой не усматривают в нас, — предположил Мандштейн. — А они восхищаются силой. Вы, наверное, уже убедились в этом, иначе не отважились бы отправиться в город из аэропорта пешком. Попав в безвыходное положение, вы продемонстрировали им свою силу. Разумеется, весь эффект этой демонстрации был бы испорчен, если бы вас переехало колесо. А это ему почти удалось. — Ему наверняка бы это удалось, не заметь я случайно, в какое неприятное положение вы попали. Как вам нравится вино?
Мартелл еще не притрагивался к вину. Он сделал глоток, понимающе кивнул и сказал:
— Неплохо. Скажите, Мандштейн, вы действительно смогли обратить аборигенов в свою веру?
— Отчасти да, но только отчасти…
— Трудно поверить в это. Наверное, вам известно кое-что, чего не знаем мы.
Мандштейн улыбнулся:
— Дело совсем не в знаниях, а в том, что мы можем им предложить. Пойдемте со мной в часовню.
— Мне бы не хотелось.
— Прошу вас. Уверяю, что я не собираюсь расшатывать ваши убеждения. Заразного там тоже ничего нет.
Против своей воли Мартелл последовал за еретиком в его святая святых. С неприязнью он рассматривал иконы, статуэтки и другие атрибуты религии лазаристов. На алтаре, где в храме форстеров горел Голубой Огонь, находилась мерцающая модель атома, электроны которого непрерывно двигались по орбите. Увидев эти детские штучки, Мартелл усмехнулся в душе.
Мандштейн сказал:
— Ноэль Форст, несомненно, самый замечательный человек нашего времени, и мы ни в коей мере не склонны его недооценивать. Он видел закат культуры, бегство людей в регенерационные камеры и немало других не менее плачевных вещей. Он понял, что старые религии отжили свой век, что время взывает о новых религиях, синтетических и электрических. Он понял, что старая мистика должна быть заменена новой, научной. И его Голубой Свет — это фантастический символ, радующий глаз так же, как радовал крест. Может быть, даже больше, поскольку он современен. Форст хотел дать своему культу теоретическую основу и думал, что это приведет к окончательному успеху. Но он не до конца все продумал…
— Не слишком ли смело сказано? Не забывайте: на Земле мы пользуемся влиянием, которым не могла похвастаться ни одна из религий прошлого…
— Успех на Земле у вас большой, с этим я согласен, — улыбнулся Мандштейн. — Земля уже созрела для учения Форста. Но почему такого успеха нет на других планетах? Да потому что его мышление слишком прогрессивно. Более примитивным чем земляне колонистам он не смог предложить ничего, чтобы их привлекло.
— Он обещал физическое бессмертие, — удивился Мартелл. — Разве этого не достаточно?
— Конечно же нет. Все рационально, и нет места мифу. Несмотря на песнопения и обряды, в этой религии мало поэзии. Нет ни Христа в люльке, ни Авраама, который жертвовал своим сыном. Нет человеческой искорки…
— Нет никаких примитивных сказок, хотите вы сказать, — хмуро заметил Мартелл. — Это и отличает нашу религию. Мы живем в такое время, когда люди не верят в сказки. И вместо того чтобы выдумывать новые сказки, мы предлагаем простоту, силу и мощь научной мысли…
— И вы стали силой во многих странах, соорудили лаборатории и институты для исследования непонятных феноменов жизни. Чудесно! Восхитительно! Но вот в одном мы вас обогнали. Сказка о Ноэле Форсте, первом из бессмертных. Сказка о его очищении в атомном огне. Мы предлагаем людям очищение и искупление, которые несут Форст и пророк трансцендентной гармонии — Дэвид Лазарус. Это действует на воображение низшей касты, а в будущем к нам придут и люди из высшей. Они пионеры, брат Мартелл. Они сожгли за собой все мосты — я имею в виду Землю — и все начали заново. Лишь через несколько поколений можно будет говорить об их родословной. И эти люди нуждаются в мифах. Они создают свои собственные мифы. Вы не считаете, брат Мартелл, что через сотню лет эти люди будут казаться сверхъестественными существами? Не думаете ли вы, что через сотню лет на них будут смотреть как на святых религии лазаристов?
Мартелл был удивлен:
— Это ваша цель?
— В какой-то мере.
— Но ведь это просто-напросто возвращение к христианству пятого столетия!
— Не совсем так. Мы ведем и научную работу.
— А сами вы верите в то, что проповедуете?
Мандштейн улыбнулся:
— В молодости я был аколитом у форстеров в Нью-Йорке. Я вступил в Братство, чтобы иметь возможность работать. Я искал цель в жизни. Кроме того, я бредил бессмертием, мечтал попасть в Санта-Фе. Я выбрал Братство, движимый самыми низкими мотивами. И хочу вам сознаться, Мартелл, я совсем не чувствовал религиозного призвания. Потом я допустил целый ряд ошибок, о которых умолчу, покинул Братство и примкнул к лазаристам. Они послали меня сюда миссионером. И я стал самым удачливым миссионером из всех, которые когда-либо прибывали на Венеру. Так неужели вы думаете, что я верю в мифы лазаристов, если я по природе своей настолько трезв, что даже не принимаю религии форстеров?
— Значит, ваш рассказ об учении Лазаруса и о святых, которые появятся через сто лет, — одно лицемерие? — ужаснулся Мартелл. — Вы делаете это только ради положения и власти? Неверующий пастырь одичавшего стада…
— Не делайте поспешных выводов, — перебил его Мандштейн. — Я добиваюсь результатов. По-моему, это Ноэль Форст однажды сказал, что важны результаты, а не средства, которые мы избираем для достижения этих результатов. Вы не хотите помолиться?
— Разумеется, нет!
— Может быть, вы тогда разрешите мне помолиться за вас?
— Вы же только что сказали, что не верите в вашу религию!
Мандштейн улыбнулся:
— Молитвы неверующего тоже будут услышаны. Никто ничего не знает. Ясно лишь одно, Мартелл: здесь, на Венере, вы и умрете. Поэтому я все-таки помолюсь за вас и за то, чтобы вас очистил огонь высших частот.
— Не стоит. Почему вы так уверены, что я умру здесь? По-моему, вы заблуждаетесь, полагая, будто бы меня ждет роль мученика. И только по той причине, что такая судьба постигла моих предшественников.
— Наше положение на Венере довольно сложно и опасно. Но ваше — просто невыносимо. Ваше присутствие здесь нежелательно. Подсказать вам, как удержаться хотя бы месяц и не погибнуть?
— Подскажите.
— Примыкайте к нам. Смените голубую рясу на зеленую. Нам дорог каждый способный человек.
— Ну зачем же вы так? Неужели вы всерьез думаете, что я примкну к вам?
— Во всяком случае, это лежит в пределах возможного. Уже многие люди покинули ваш орден, чтобы вступить в мой.
— Предпочитаю погибнуть смертью мученика, — твердо ответил Мартелл.
— А кому это принесет пользу? Будьте разумны, брат! Венера — своеобразная планета. Если вам и надоела жизнь, все равно стоит немного повременить, хотя бы для знакомства с планетой. Примыкайте к нам! С ритуалами вы познакомитесь очень быстро и увидите, что мы отнюдь не людоеды и не чудовища…
— Благодарю, — обронил Мартелл. — Извините за причиненное беспокойство.
— А я надеялся, что вы отужинаете вместе с нами.
— Это невозможно, меня ждут в марсианском посольстве, а я бы не хотел бы заставлять их ждать слишком долго.
Отказ Мартелла видимо не очень огорчил Мандштейна. «Тем более что приглашал он скорее из вежливости», — подумал Мартелл.
Мандштейн сказал:
— В таком случае, надеюсь, вы позволите доставить вас в город? Или ваша гордость не позволяет принять и эту услугу?
Мартелл улыбнулся:
— Нет, почему же! С радостью! И начальству будет что рассказать. Еретики спасли мне жизнь и даже препроводили в город на машине!
— И все это после того, как вы отвергли их веру…
— Конечно! Я могу идти?
— Подождите немного снаружи. Я распоряжусь насчет машины.
Мартелл поклонился и вышел из часовни. Во дворе, на площадке примерно в пятьдесят-шестьдесят квадратных миль, окаймленной колючими кустами, он увидел четверых парнишек. Среди них был и его спаситель. Они расширяли котлован под фундамент, орудуя кирками и лопатами.
Юноши недружелюбно посмотрели на него, но работы не прервали. Мартелл пригляделся к ним повнимательнее. Эти сильные и ловкие существа в возрасте от десяти до четырнадцати лет были так похожи друг на друга, что могли сойти за братьев. Их движения были неторопливы, почти изящны. На голубоватых телах поблескивал пот. Мартеллу показалось, что строение их скелета еще больше отличается от того, что он предполагал. При работе их суставы творили чудеса.
Потом они совершенно неожиданно побросали кирки и лопаты, протянули друг к другу руки и закрыли глаза. Мартелл увидел, как разрыхленная почва сама вылетела из котлована и легла в нескольких метрах от него…
«Телекинез!» — осенило Мартелла. Сразу же после этого из кустов появилась довольная физиономия Мандштейна.
— Машина ждет, брат Мартелл! — сказал он мягко.
Мартелл последовал за Мандштейном в библиотеку и увидел корешки хорошо знакомых книг: здесь были произведения Ноэля Форста в кожаных переплетах, в том числе уже ставшее библиографической редкостью первое издание.
— Вы удивлены? — спросил Мандштейн. — Не забывайте, что мы тоже признаем духовный авторитет Форста, хотя сам он и относится к нам с презрением. Прошу садиться! Стакан вина? Здесь хорошее белое вино.
— Спасибо, с удовольствием, — ответил Мартелл. — Извините, что не представился. Меня зовут Николас Мартелл. Могу ли я поинтересоваться, что вы здесь делаете?
— Я? О, это длинная история, и не очень красивая. Я был молод и глуп, позволил обмануть себя — и вот я здесь уже сорок лет. За это время я примирился со своей судьбой. Пришел к выводу, что лучшего не заслужил. Впрочем, здесь не так уж и плохо.
Болтливость Мандштейна не понравилась Мартеллу, привыкшему четко и скупо выражать свои мысли, поэтому, воспользовавшись секундной паузой, он вставил:
— Это очень интересно, брат Мандштейн! И давно ваш орден действует здесь?
— Около пятидесяти лет.
— Непрерывно?
— Да. У нас здесь восемь церквей и около четырех тысяч прихожан. Главным образом из низшей касты. Высшая каста вообще нас игнорирует.
— Тем не менее она вас терпит, — заметил Мартелл.
— Да, но лишь потому, что считает ниже своего достоинства замечать нас.
— И все же эти люди убивали каждого миссионера, посланного сюда Форстом, — сказал Мартелл. — Как вы это объясните?
— Может быть, они видят в вас силу, которой не усматривают в нас, — предположил Мандштейн. — А они восхищаются силой. Вы, наверное, уже убедились в этом, иначе не отважились бы отправиться в город из аэропорта пешком. Попав в безвыходное положение, вы продемонстрировали им свою силу. Разумеется, весь эффект этой демонстрации был бы испорчен, если бы вас переехало колесо. А это ему почти удалось. — Ему наверняка бы это удалось, не заметь я случайно, в какое неприятное положение вы попали. Как вам нравится вино?
Мартелл еще не притрагивался к вину. Он сделал глоток, понимающе кивнул и сказал:
— Неплохо. Скажите, Мандштейн, вы действительно смогли обратить аборигенов в свою веру?
— Отчасти да, но только отчасти…
— Трудно поверить в это. Наверное, вам известно кое-что, чего не знаем мы.
Мандштейн улыбнулся:
— Дело совсем не в знаниях, а в том, что мы можем им предложить. Пойдемте со мной в часовню.
— Мне бы не хотелось.
— Прошу вас. Уверяю, что я не собираюсь расшатывать ваши убеждения. Заразного там тоже ничего нет.
Против своей воли Мартелл последовал за еретиком в его святая святых. С неприязнью он рассматривал иконы, статуэтки и другие атрибуты религии лазаристов. На алтаре, где в храме форстеров горел Голубой Огонь, находилась мерцающая модель атома, электроны которого непрерывно двигались по орбите. Увидев эти детские штучки, Мартелл усмехнулся в душе.
Мандштейн сказал:
— Ноэль Форст, несомненно, самый замечательный человек нашего времени, и мы ни в коей мере не склонны его недооценивать. Он видел закат культуры, бегство людей в регенерационные камеры и немало других не менее плачевных вещей. Он понял, что старые религии отжили свой век, что время взывает о новых религиях, синтетических и электрических. Он понял, что старая мистика должна быть заменена новой, научной. И его Голубой Свет — это фантастический символ, радующий глаз так же, как радовал крест. Может быть, даже больше, поскольку он современен. Форст хотел дать своему культу теоретическую основу и думал, что это приведет к окончательному успеху. Но он не до конца все продумал…
— Не слишком ли смело сказано? Не забывайте: на Земле мы пользуемся влиянием, которым не могла похвастаться ни одна из религий прошлого…
— Успех на Земле у вас большой, с этим я согласен, — улыбнулся Мандштейн. — Земля уже созрела для учения Форста. Но почему такого успеха нет на других планетах? Да потому что его мышление слишком прогрессивно. Более примитивным чем земляне колонистам он не смог предложить ничего, чтобы их привлекло.
— Он обещал физическое бессмертие, — удивился Мартелл. — Разве этого не достаточно?
— Конечно же нет. Все рационально, и нет места мифу. Несмотря на песнопения и обряды, в этой религии мало поэзии. Нет ни Христа в люльке, ни Авраама, который жертвовал своим сыном. Нет человеческой искорки…
— Нет никаких примитивных сказок, хотите вы сказать, — хмуро заметил Мартелл. — Это и отличает нашу религию. Мы живем в такое время, когда люди не верят в сказки. И вместо того чтобы выдумывать новые сказки, мы предлагаем простоту, силу и мощь научной мысли…
— И вы стали силой во многих странах, соорудили лаборатории и институты для исследования непонятных феноменов жизни. Чудесно! Восхитительно! Но вот в одном мы вас обогнали. Сказка о Ноэле Форсте, первом из бессмертных. Сказка о его очищении в атомном огне. Мы предлагаем людям очищение и искупление, которые несут Форст и пророк трансцендентной гармонии — Дэвид Лазарус. Это действует на воображение низшей касты, а в будущем к нам придут и люди из высшей. Они пионеры, брат Мартелл. Они сожгли за собой все мосты — я имею в виду Землю — и все начали заново. Лишь через несколько поколений можно будет говорить об их родословной. И эти люди нуждаются в мифах. Они создают свои собственные мифы. Вы не считаете, брат Мартелл, что через сотню лет эти люди будут казаться сверхъестественными существами? Не думаете ли вы, что через сотню лет на них будут смотреть как на святых религии лазаристов?
Мартелл был удивлен:
— Это ваша цель?
— В какой-то мере.
— Но ведь это просто-напросто возвращение к христианству пятого столетия!
— Не совсем так. Мы ведем и научную работу.
— А сами вы верите в то, что проповедуете?
Мандштейн улыбнулся:
— В молодости я был аколитом у форстеров в Нью-Йорке. Я вступил в Братство, чтобы иметь возможность работать. Я искал цель в жизни. Кроме того, я бредил бессмертием, мечтал попасть в Санта-Фе. Я выбрал Братство, движимый самыми низкими мотивами. И хочу вам сознаться, Мартелл, я совсем не чувствовал религиозного призвания. Потом я допустил целый ряд ошибок, о которых умолчу, покинул Братство и примкнул к лазаристам. Они послали меня сюда миссионером. И я стал самым удачливым миссионером из всех, которые когда-либо прибывали на Венеру. Так неужели вы думаете, что я верю в мифы лазаристов, если я по природе своей настолько трезв, что даже не принимаю религии форстеров?
— Значит, ваш рассказ об учении Лазаруса и о святых, которые появятся через сто лет, — одно лицемерие? — ужаснулся Мартелл. — Вы делаете это только ради положения и власти? Неверующий пастырь одичавшего стада…
— Не делайте поспешных выводов, — перебил его Мандштейн. — Я добиваюсь результатов. По-моему, это Ноэль Форст однажды сказал, что важны результаты, а не средства, которые мы избираем для достижения этих результатов. Вы не хотите помолиться?
— Разумеется, нет!
— Может быть, вы тогда разрешите мне помолиться за вас?
— Вы же только что сказали, что не верите в вашу религию!
Мандштейн улыбнулся:
— Молитвы неверующего тоже будут услышаны. Никто ничего не знает. Ясно лишь одно, Мартелл: здесь, на Венере, вы и умрете. Поэтому я все-таки помолюсь за вас и за то, чтобы вас очистил огонь высших частот.
— Не стоит. Почему вы так уверены, что я умру здесь? По-моему, вы заблуждаетесь, полагая, будто бы меня ждет роль мученика. И только по той причине, что такая судьба постигла моих предшественников.
— Наше положение на Венере довольно сложно и опасно. Но ваше — просто невыносимо. Ваше присутствие здесь нежелательно. Подсказать вам, как удержаться хотя бы месяц и не погибнуть?
— Подскажите.
— Примыкайте к нам. Смените голубую рясу на зеленую. Нам дорог каждый способный человек.
— Ну зачем же вы так? Неужели вы всерьез думаете, что я примкну к вам?
— Во всяком случае, это лежит в пределах возможного. Уже многие люди покинули ваш орден, чтобы вступить в мой.
— Предпочитаю погибнуть смертью мученика, — твердо ответил Мартелл.
— А кому это принесет пользу? Будьте разумны, брат! Венера — своеобразная планета. Если вам и надоела жизнь, все равно стоит немного повременить, хотя бы для знакомства с планетой. Примыкайте к нам! С ритуалами вы познакомитесь очень быстро и увидите, что мы отнюдь не людоеды и не чудовища…
— Благодарю, — обронил Мартелл. — Извините за причиненное беспокойство.
— А я надеялся, что вы отужинаете вместе с нами.
— Это невозможно, меня ждут в марсианском посольстве, а я бы не хотел бы заставлять их ждать слишком долго.
Отказ Мартелла видимо не очень огорчил Мандштейна. «Тем более что приглашал он скорее из вежливости», — подумал Мартелл.
Мандштейн сказал:
— В таком случае, надеюсь, вы позволите доставить вас в город? Или ваша гордость не позволяет принять и эту услугу?
Мартелл улыбнулся:
— Нет, почему же! С радостью! И начальству будет что рассказать. Еретики спасли мне жизнь и даже препроводили в город на машине!
— И все это после того, как вы отвергли их веру…
— Конечно! Я могу идти?
— Подождите немного снаружи. Я распоряжусь насчет машины.
Мартелл поклонился и вышел из часовни. Во дворе, на площадке примерно в пятьдесят-шестьдесят квадратных миль, окаймленной колючими кустами, он увидел четверых парнишек. Среди них был и его спаситель. Они расширяли котлован под фундамент, орудуя кирками и лопатами.
Юноши недружелюбно посмотрели на него, но работы не прервали. Мартелл пригляделся к ним повнимательнее. Эти сильные и ловкие существа в возрасте от десяти до четырнадцати лет были так похожи друг на друга, что могли сойти за братьев. Их движения были неторопливы, почти изящны. На голубоватых телах поблескивал пот. Мартеллу показалось, что строение их скелета еще больше отличается от того, что он предполагал. При работе их суставы творили чудеса.
Потом они совершенно неожиданно побросали кирки и лопаты, протянули друг к другу руки и закрыли глаза. Мартелл увидел, как разрыхленная почва сама вылетела из котлована и легла в нескольких метрах от него…
«Телекинез!» — осенило Мартелла. Сразу же после этого из кустов появилась довольная физиономия Мандштейна.
— Машина ждет, брат Мартелл! — сказал он мягко.
4
Въезжая в город, Мартелл все еще думал об удивительных способностях юношей. С помощью одной лишь телекинетической энергии они выбросили на поверхность несколько сот килограммов разрыхленной почвы и уложили ее аккуратно и точно туда, куда хотели.
Телекинетики! Мартелл задрожал от возбуждения. Правда, на Земле были эсперы, но они обладали в основном телепатическими способностями, и в очень незначительной степени — телекинетическими. Кроме того, развитие парапсихических свойств плохо поддавалось контролю. Конечно, селекционная программа уже давала определенные результаты в пятом или шестом поколении. Хороший эспер мог незаметно войти в память любого человека, изменить ее в любом направлении или выявить все ее тайны. Кроме того, было несколько гениальных телепатов, которые могли свободно оперировать с психикой других людей во всех областях временной частотности начиная с младенчества…
Но телекинетики, способные одной силой воли двигать материальные предметы, — их на Земле ничтожно мало. Они такая же редкость, как птица-феникс. Здесь же, на Венере, сразу четверо молодых людей работали (и где — на заднем дворе храма лазаристов!) как телекинетики высокого класса.
В первый же день своего пребывания на Венере Мартелл сделал два удивительных открытия: нашел на планете еретиков, а у еретиков обнаружил телекинетиков. Его миссия внезапно получила новую перспективу, новое направление. Речь шла теперь не только о том, чтобы пустить корни в чужой земле.
Предоставленную Мандштейном машину Мартелл отпустил у марсианского посольства, массивного, но не очень большого здания, стоявшего на огромной площади. Весь город, казалось, состоял из одной этой огромной площади и зданий, окружающих ее. Именно марсиане добились того, чтобы Мартелл мог полететь на Венеру. Вот почему визит вежливости в посольство имел большое значение.
Марсиане дышали воздухом почти одного состава с земным и не были склонны подвергать себя операциям, с тем чтобы приспособиться к жестким условиям, царившим на Венере. Поэтому, как только Мартелл вошел в посольство, ему пришлось надеть маску, которая предохраняла его от воздуха родной планеты, ставшего для него ядом.
Посол — Натаниэль Вайнер — был приблизительно раза в два старше Мартелла, ему было около девяноста. Когда-то он был, видимо, очень плотным мужчиной. Да и сейчас, будучи уже далеко не молодым, он держался удивительно прямо.
— Значит, вы все-таки приехали? — сказал он. — Откровенно говоря, я думал, что вы более разумны.
— Мы решительные люди, ваше превосходительство!
— Да, я знаю. Я долго наблюдал за вашим движением. — В глазах старика появился мечтательный блеск. — Наверное, лет шестьдесят. Я знал вашего координатора Кирби еще до того, как он вошел в Братство. Он вам рассказывал что-нибудь об этом?
— Нет, ничего не рассказывал, — ответил Мартелл. И ему стало страшно. Выходит, Кирби примкнул к Братству за двадцать лет до рождения Мартелла. Жить сто лет уже не считалось чем-то необычным. Самому Форсту было сейчас, наверное, лет сто двадцать — сто тридцать, тем не менее, даже в мыслях о таких отрезках времени было что-то огромное.
Вайнер улыбнулся:
— Я прилетел на Землю как торговый представитель, и Кирби был моим гидом. Тогда он еще служил в ООН. Трудновато ему пришлось со мной. Да будет вам известно, что я в то время любил выпить. Мне почему-то кажется, что он вообще никогда не забудет ту ночь. — Вайнер, казалось, погрузился в воспоминания, как это охотно делают старые люди, но потом внезапно посмотрел на Мартелла и сказал: — Должен обратить ваше внимание на то, что я не смогу постоять за вас, если возникнут неприятности. Мои полномочия распространяются только на людей марсианского происхождения.
— Понятно.
— И я дам вам сейчас такой же совет, как и тогда, когда орден просил меня помочь вам: возвращайтесь на Землю и живите себе там до самой старости.
— Это невозможно, ваше превосходительство. Я приехал сюда с определенной миссией.
— Ага! Значит, беззаветное служение делу! Идеализм! Чудесно! И где же вы собираетесь основать свою первую церковь?
— По дороге на аэродром. Наверное, поближе к городу, чем лазаристы.
— А где вы будете спать, пока здание не готово?
— Под открытым небом.
— Здесь водится одна птичка, — ухмыльнулся Вайнер. — Люди называют ее птица-барабан. И не без причины. Величиной она с добрую овчарку. Перья у нее из какого-то кожистого материала, а клюв — острый, как стрела. Однажды мне довелось увидеть, как она с двухсотметровой высоты напала на человека, решившегося соснуть после обеда на поле. Так вот ее клюв прямо пригвоздил беднягу к земле.
На Мартелла этот рассказ не произвел особого впечатления.
— Сегодня я уже повстречался со зверем-колесом. Я не знаю, как тут называют это животное. Возможно, мне удастся уберечься и от птицы-барабана. Конечно, я совсем не хочу, чтобы меня пригвоздили к земле.
Вайнер кивнул и протянул ему морщинистую руку:
— Ото всей души желаю вам счастья!
Это было все, что он мог ожидать от посла. Марсиане скептически относились ко всем начинаниям, которые исходили от Земли, в том числе религиозным. Но ненависти к землянам, в отличие от жителей Венеры, не испытывали. Марсиане были людьми, а не измененными существами, порвавшими связи с прародиной. Просто это были слишком уж сухие люди, которые в первую очередь пеклись о своем благе. И связь между Землей и Венерой интересовала их лишь потому, что, будучи посредниками, они имели от этого выгоду.
Телекинетики! Мартелл задрожал от возбуждения. Правда, на Земле были эсперы, но они обладали в основном телепатическими способностями, и в очень незначительной степени — телекинетическими. Кроме того, развитие парапсихических свойств плохо поддавалось контролю. Конечно, селекционная программа уже давала определенные результаты в пятом или шестом поколении. Хороший эспер мог незаметно войти в память любого человека, изменить ее в любом направлении или выявить все ее тайны. Кроме того, было несколько гениальных телепатов, которые могли свободно оперировать с психикой других людей во всех областях временной частотности начиная с младенчества…
Но телекинетики, способные одной силой воли двигать материальные предметы, — их на Земле ничтожно мало. Они такая же редкость, как птица-феникс. Здесь же, на Венере, сразу четверо молодых людей работали (и где — на заднем дворе храма лазаристов!) как телекинетики высокого класса.
В первый же день своего пребывания на Венере Мартелл сделал два удивительных открытия: нашел на планете еретиков, а у еретиков обнаружил телекинетиков. Его миссия внезапно получила новую перспективу, новое направление. Речь шла теперь не только о том, чтобы пустить корни в чужой земле.
Предоставленную Мандштейном машину Мартелл отпустил у марсианского посольства, массивного, но не очень большого здания, стоявшего на огромной площади. Весь город, казалось, состоял из одной этой огромной площади и зданий, окружающих ее. Именно марсиане добились того, чтобы Мартелл мог полететь на Венеру. Вот почему визит вежливости в посольство имел большое значение.
Марсиане дышали воздухом почти одного состава с земным и не были склонны подвергать себя операциям, с тем чтобы приспособиться к жестким условиям, царившим на Венере. Поэтому, как только Мартелл вошел в посольство, ему пришлось надеть маску, которая предохраняла его от воздуха родной планеты, ставшего для него ядом.
Посол — Натаниэль Вайнер — был приблизительно раза в два старше Мартелла, ему было около девяноста. Когда-то он был, видимо, очень плотным мужчиной. Да и сейчас, будучи уже далеко не молодым, он держался удивительно прямо.
— Значит, вы все-таки приехали? — сказал он. — Откровенно говоря, я думал, что вы более разумны.
— Мы решительные люди, ваше превосходительство!
— Да, я знаю. Я долго наблюдал за вашим движением. — В глазах старика появился мечтательный блеск. — Наверное, лет шестьдесят. Я знал вашего координатора Кирби еще до того, как он вошел в Братство. Он вам рассказывал что-нибудь об этом?
— Нет, ничего не рассказывал, — ответил Мартелл. И ему стало страшно. Выходит, Кирби примкнул к Братству за двадцать лет до рождения Мартелла. Жить сто лет уже не считалось чем-то необычным. Самому Форсту было сейчас, наверное, лет сто двадцать — сто тридцать, тем не менее, даже в мыслях о таких отрезках времени было что-то огромное.
Вайнер улыбнулся:
— Я прилетел на Землю как торговый представитель, и Кирби был моим гидом. Тогда он еще служил в ООН. Трудновато ему пришлось со мной. Да будет вам известно, что я в то время любил выпить. Мне почему-то кажется, что он вообще никогда не забудет ту ночь. — Вайнер, казалось, погрузился в воспоминания, как это охотно делают старые люди, но потом внезапно посмотрел на Мартелла и сказал: — Должен обратить ваше внимание на то, что я не смогу постоять за вас, если возникнут неприятности. Мои полномочия распространяются только на людей марсианского происхождения.
— Понятно.
— И я дам вам сейчас такой же совет, как и тогда, когда орден просил меня помочь вам: возвращайтесь на Землю и живите себе там до самой старости.
— Это невозможно, ваше превосходительство. Я приехал сюда с определенной миссией.
— Ага! Значит, беззаветное служение делу! Идеализм! Чудесно! И где же вы собираетесь основать свою первую церковь?
— По дороге на аэродром. Наверное, поближе к городу, чем лазаристы.
— А где вы будете спать, пока здание не готово?
— Под открытым небом.
— Здесь водится одна птичка, — ухмыльнулся Вайнер. — Люди называют ее птица-барабан. И не без причины. Величиной она с добрую овчарку. Перья у нее из какого-то кожистого материала, а клюв — острый, как стрела. Однажды мне довелось увидеть, как она с двухсотметровой высоты напала на человека, решившегося соснуть после обеда на поле. Так вот ее клюв прямо пригвоздил беднягу к земле.
На Мартелла этот рассказ не произвел особого впечатления.
— Сегодня я уже повстречался со зверем-колесом. Я не знаю, как тут называют это животное. Возможно, мне удастся уберечься и от птицы-барабана. Конечно, я совсем не хочу, чтобы меня пригвоздили к земле.
Вайнер кивнул и протянул ему морщинистую руку:
— Ото всей души желаю вам счастья!
Это было все, что он мог ожидать от посла. Марсиане скептически относились ко всем начинаниям, которые исходили от Земли, в том числе религиозным. Но ненависти к землянам, в отличие от жителей Венеры, не испытывали. Марсиане были людьми, а не измененными существами, порвавшими связи с прародиной. Просто это были слишком уж сухие люди, которые в первую очередь пеклись о своем благе. И связь между Землей и Венерой интересовала их лишь потому, что, будучи посредниками, они имели от этого выгоду.