Сименон Жорж. Мегрэ и сумасшедшая

Жорж Сименон
«Мегрэ и сумасшедшая»

Глава 1

   Полицейский Пико стоял справа у ворот на набережной Орфевр, а слева — его коллега Латю. Было около десяти часов утра, пригревало майское солнце, в свете которого Париж приобретал пастельные тона.
   Именно тогда Пико заметил маленькую старушку в белой шляпке, белых нитяных перчатках и платье серо-стального цвета. У нее были худые, искривленные от старости ноги.
   Он не обратил на нее внимания. Была ли у нее в руках корзинка с покупками или сумочка? Он не помнил. Не заметил, когда она пришла. Стояла на тротуаре, в двух шагах от него, и смотрела на машины, находившиеся во дворе уголовной полиции.
   Любопытные, главным образом туристы, часто заглядывают на набережную Орфевр. Старушка подошла к воротам, оглядела полицейского с ног до головы, потом повернулась и пошла в сторону Нового моста.
   На следующий день Пико снова дежурил и увидел ее во второй раз, в то же время, что и вчера. На этот раз, видимо, после долгих колебаний, она подошла к нему и спросила:
   — Здесь находится бюро комиссара Мегрэ?
   — Да, на втором этаже.
   Старушка подняла голову и посмотрела на окна. У нее были красивые, тонкие черты лица, а ее светло-серые глаза, казалось, никогда не покидало удивленное выражение.
   — Благодарю вас.
   И отошла мелкими шажками. Да, в руках у нее была сетка с покупками; можно было предположить, что она живет в этом районе.
   Следующий день у Пико был свободным. Его сменщик не обратил внимания на старушку, когда она проскользнула во двор.
   Минуту она колебалась, затем вошла в подъезд, находящийся с левой стороны. Длинный коридор на втором этаже произвел на нее большое впечатление, она почувствовала себя слегка потерянной. Швейцар, старый Жозеф, подошел к ней и вежливо спросил:
   — Вы кого-нибудь разыскиваете?
   — Комиссара Мегрэ.
   — Вы хотите поговорить с комиссаром?
   — Да. Я для этого пришла.
   — У вас есть повестка?
   Огорченная, она отрицательно замотала головой.
   — Вы хотите что-нибудь передать ему?
   — Мне необходимо поговорить с ним. Это очень важное дело.
   — Заполните бланк, а я узнаю, сможет ли комиссар вас принять.
   Она села за столик, покрытый зеленым сукном. В свежеокрашенном помещении стоял сильный запах краски. Она заметила, что для учреждения обстановка здесь довольно веселая.
   Первый бланк она порвала. Писала медленно, раздумывая над каждым словом, некоторые из них подчеркивала. Второй бланк также оказался в корзине, потом третий. Только четвертый ее удовлетворил. Она обратилась к старому Жозефу:
   — Вы отдадите ему в собственные руки?
   — Да, конечно.
   — Он, наверное, очень занят?
   — Очень.
   — Вы думаете, он меня примет?
   — Не знаю.
   Ей было за восемьдесят, лет восемьдесят шесть-восемьдесят семь, а весила она, пожалуй, не больше, чем девочка. Ее тело как бы утончилось с годами, у нее была тонкая, просвечивающая кожа. Она несмело улыбалась, как бы желая очаровать добряка Жозефа.
   — Прошу вас, сделайте все, что в ваших силах. Это так важно для меня!
   — Присядьте, пожалуйста.
   Жозеф подошел к двери и постучал.
   Мегрэ беседовал со стоящими перед ним инспекторами Жанвье и Лапуэнтом. Сквозь широко открытое окно доносился уличный шум.
   Мегрэ взял бланк, взглянул на него, нахмурил брови.
   — Как она выглядит?
   — Очень приличная пожилая дама, немного несмелая. Попросила меня постараться, чтобы вы ее приняли.
   В первой графе она написала свою фамилию очень решительным и аккуратным почерком: «Антуан де Караме».
   В графе «адрес» вписала: «8 „б“, набережная Межесери».
   Наконец как причину прихода сообщила: «Необходимо встретиться с комиссаром Мегрэ по делу огромного значения. Это вопрос жизни и смерти».
   — Это сумасшедшая? — пробормотал Мегрэ, попыхивая трубкой.
   — Не похоже. Она очень сдержанна.
   Чиновники с набережной Орфевр привыкли к письмам от сумасшедших или неуравновешенных людей. Обычно в их письмах некоторые слова были подчеркнуты.
   — Примешь ее, Лапуэнт? Иначе она будет приходить каждый день.
   Через две минуты старушку проводили в маленькую комнату в глубине коридора. Лапуэнт был один, он стоял около окна.
   — Входите, пожалуйста. Не хотите ли присесть?
   Взглянув на него с интересом, она спросила:
   — Вы его сын?
   — Сын… кого?
   — Комиссара.
   — Нет, что вы! Я инспектор.
   — Но вы же дитя!
   — Мне двадцать семь лет.
   Это была правда, но правдой было также и то, что он выглядел на двадцать два года, и чаще его принимали за студента, чем за полицейского.
   — Мне бы хотелось увидеться с комиссаром Мегрэ.
   — К сожалению, он очень занят и не может вас принять.
   Она колебалась, крутила в руках белую сумочку и не могла решить, нужно ли ей присесть.
   — А если я приду завтра?
   — Будет то же самое.
   — Комиссар Мегрэ никогда никого не принимает?
   — Только в случаях особенно серьезных.
   — Но это исключительно серьезный случай. Это вопрос жизни и смерти.
   — Вы написали об этом.
   — Значит?..
   — Если вы расскажете мне, в чем дело, я передам это комиссару, и он решит.
   — Он встретится со мной?
   — Ничего не могу обещать, но это не исключено.
   Казалось, она долго взвешивала все «за» и «против», пока наконец не присела на краешек стула, напротив Лапуэнта, который сел за стол.
   — В чем дело?
   — Прежде всего, должна вам сказать, что я уже сорок два года живу в одном и том же доме на набережной Межесери. На первом этаже находится магазин птиц, и когда летом хозяин выставляет клетки на тротуар, я целый день слушаю их пение.
   — Вы говорили об опасности.
   — Несомненно, мне грозит опасность, но вы, конечно, подумали, что я брежу. Молодежь вообще думает, что старики теряют разум.
   — Мне это и в голову не пришло.
   — Не знаю, как вам это объяснить. Со времени смерти моего второго мужа, то есть двенадцать лет, я живу одна, и никто никогда ко мне не приходит. Меня это вполне устраивает, и я хочу вести такой образ жизни до самой смерти. Мне восемьдесят шесть лет, и мне не нужен никто, чтобы помогать по хозяйству.
   — У вас есть какие-нибудь животные? Собака, кошка?
   — Нет. Я вам уже сказала, что слушаю пение птиц на первом этаже, ведь я живу на втором.
   — На что же вы жалуетесь?
   — Трудно сказать. По крайней мере пять раз в течение последних двух недель вещи у меня в доме меняли свое место.
   — Вы хотите сказать, что, вернувшись домой, не находите их на своих местах?
   — Вот именно. Картина на стене слегка перекошена или ваза перевернута другой стороною.
   — Вы в этом уверены?
   — Вот видите! Из-за того, что я стара, вы не верите, что у меня крепкая память. Я ведь говорила вам, что живу в этом доме сорок два года! А значит, точно знаю, где что лежит.
   — У вас ничего не украдено? Ничего не исчезло?
   — Нет, господин инспектор.
   — Деньги вы храните дома?
   — Очень немного. Столько, сколько нужно на месяц. Мой первый муж: служил в мэрии и оставил мне ренту, которую я регулярно получаю. Кроме того, у меня сбережения на книжке.
   — У вас есть какие-нибудь ценности, картины, безделушки или что-нибудь еще?
   — Мои вещи представляют ценность лишь для меня, они не имеют рыночной стоимости.
   — Этот посетитель не оставляет следов? В дождливый день он мог бы, например, оставить следы обуви.
   — Дождя не было уже дней десять.
   — Пепел от сигарет?
   — Нет.
   — У кого-нибудь есть ключ от вашей квартиры?
   — Нет. Единственный ключ, который существует, у меня в сумочке.
   Он озадаченно посмотрел на нее.
   — Значит, вы жалуетесь на то, что вещи в вашей квартире меняют свое место?
   — Да.
   — Вы никогда ни на кого не натыкались?
   — Никогда.
   — У вас есть дети?
   — К сожалению, у меня их никогда не было.
   — Родственники?
   — Племянница, которая работает массажисткой, но я ее редко вижу, хотя она живет близко, на другой стороне Сены.
   — Друзья? Подруги?
   — Большинство людей, которых я знала, умерли… Но это не все… — она говорила нормальным голосом, глядя ему прямо в глаза. — За мною следят.
   — Вы хотите сказать, что кто-то следит за вами на улице?
   — Да.
   — Вы видели этого человека?
   — Внезапно поворачиваясь, я видела много людей, но не знаю, кто из них.
   — Вы часто выходите из дома?
   — Первый раз — утром. Около восьми иду за покупками. Жалко — Чрева Парижа уже нет. Рынок был в двух шагах, а у меня есть свои привычки. С тех пор, как его ликвидировали, я пользуюсь разными магазинами. Но все это не то.
   — Тот, кто следит за вами, мужчина?
   — Не знаю.
   — Думаю, что часов в десять вы возвращаетесь домой?
   — Примерно. Сажусь у окна и чищу овощи.
   — Послеобеденное время вы проводите дома?
   — Только тогда, когда идет дождь или холодно. Обычно я отправляюсь посидеть на скамейке в парке Тюильри. Я не одна так делаю. Много людей моего возраста там бывает.
   — И кто-то следит за вами в Тюильри?
   — За мною следят, когда я выхожу из дома, как бы желая убедиться, что я не вернусь тут же.
   — А с вами это случалось?
   — Три раза. Я возвращалась домой, притворившись, будто что-то забыла.
   — И, конечно, никого не было?
   — А все-таки много раз вещи были передвинуты. Кто-то что-то хочет от меня, не знаю почему, ведь я никогда никому не приносила вреда.
   — Чем занимался ваш муж в мэрии?
   — Мой первый муж был заведующим отделом. Это очень ответственный пост. К сожалению, он умер молодым, в возрасте сорока пяти лет, от сердечного приступа.
   — Вы вышли замуж во второй раз…
   — Примерно десять лет спустя. Мой второй муж заведовал секцией в универсальном магазине напротив мэрии. Он занимался сельскохозяйственными орудиями и вообще мелким инвентарем.
   — Он тоже умер?
   — Он давно был на пенсии. Если бы он был жив, ему было бы девяносто два года.
   — Когда он умер?
   — Я же говорила вам: двенадцать лет назад.
   — Он не оставил семьи? Был вдовцом, когда женился на вас?
   — У него был сын, который сейчас живет в Венесуэле.
   — Я передам комиссару все, что вы мне рассказали.
   — И вы думаете, что он меня примет?
   — Если он решит вас принять, то пришлет вам повестку.
   — У вас есть мой адрес?
   — Вы написали его на бланке, не так ли?
   — Да. Я не забыла об этом. Понимаете, я ему так доверяю! Думаю, что только он поймет меня. Я говорю это не для того, чтобы вас обидеть, но вы мне кажетесь таким молодым…
   Он проводил ее до двери и потом по коридору до самой лестницы.
   Когда он вошел к Мегрэ, Жанвье уже там не было.
   — Ну что?
   — Думаю, что вы правы, комиссар. Это сумасшедшая. Но спокойная, очень спокойная, прекрасно владеет собой. Ей восемьдесят шесть лет — хотелось бы мне сохранить рассудок в таком возрасте.
   — А какая опасность ей грозит?
   — Свыше сорока лет она живет в одном и том же доме на набережной Межесери. Дважды была замужем. Утверждает, что во время ее отсутствия вещи в квартире меняют свое место.
   Мегрэ закурил трубку.
   — Какие вещи, например?
   — Она находит покосившиеся картины, переставленные вазы…
   — У нее есть собака или кошка?
   — Нет. Ей достаточно пения птиц на первом этаже.
   — Ничего больше?
   — Почти. Она убеждена, что кто-то следит за ней на улице.
   — Она кого-нибудь заметила?
   — Конечно, нет. Это мания.
   — Она придет еще?
   — Хочет встретиться лично с вами. Говорит о вас, как о боге, вы для нее единственный, кто может в этом разобраться. Что мне делать?
   — Ничего!
   — Но она вернется!
   — Тогда увидим. На всякий случай расспроси консьержку Мегрэ углубился в бумаги, а молодой Лапуэнт вернулся в комнату инспекторов.
   — Она сумасшедшая? — спросил его Жанвье.
   — Возможно, но не похожа на других.
   — У тебя много знакомых сумасшедших?
   — Одна из моих теток лежит в психиатрической лечебнице.
   — Кажется, эта старушка произвела на тебя впечатление
   — Немного. Она смотрела на меня, как на сопляка, который ничего не понимает. Она верит только в Мегрэ.
   После обеда Лапуэнт прошелся по набережной Межесери, где в основном расположены магазины, торгующие птицами и мелкими животными. Погода была прекрасной, владельцы кафе выставили столики на тротуар. Подняв голову, Лапуэнт заметил, что на втором этаже окна открыты. С трудом он нашел комнату консьержки в глубине двора. Ее хозяйка, греясь на солнце, штопала мужские носки.
   — Вы к кому?
   Он показал ей удостоверение уголовной полиции.
   — Мне бы хотелось услышать все, что вы знаете о некоей госпоже Антуан де Караме. Ведь ее так зовут, правда? Это старая дама, которая живет на втором этаже.
   — Знаю, знаю. Антуан — фамилия ее второго мужа, поэтому и ее фамилия Антуан. Но она так гордится первым мужем, который занимал важный пост в мэрии, и взяла фамилию Антуан де Караме.
   — Как она ведет себя?
   — Что вы имеете в виду?
   — Она не странновата?
   — Интересно, почему вдруг полиция заинтересовалась госпожой Антуан?
   — Она сама попросила об этом.
   — На что она жалуется?
   — Вроде бы в ее отсутствие предметы в квартире меняют место. Она вам никогда об этом не говорила?
   — Спрашивала только, не видела ли я, чтобы кто-то крутился у ее квартиры. Я сказала, что нет. Ведь отсюда не видно, когда кто-то входит или выходит. Лестница у ворот.
   — Кто-нибудь ее посещает?
   — Племянница, раз или два в месяц. Но бывает, что не приходит по три месяца.
   — Госпожа Антуан ведет себя нормально?
   — Как все одинокие старушки. Она получила хорошее воспитание и со всеми любезна.
   — Она у себя сейчас?
   — Нет. Она пользуется каждой минутой солнечного дня и скорее всего сидит на скамейке в Тюильри.
   — А с вами она иногда разговаривает?
   — Мы обмениваемся парой слов. Обычно она спрашивает о моем муже, который лежит в больнице.
   — Благодарю вас.
   — Я думаю, мне не надо сообщать ей об этой беседе?
   — Это не имеет значения.
   — Во всяком случае, я не думаю, чтобы она была сумасшедшей. У нее свои странности, как и у всех стариков, но не больше, чем у остальных.
   — Возможно, я еще зайду.
   Мегрэ был в хорошем настроении. Вот уже десять дней с неба не упало ни капли дождя, дул легкий ветерок, небо было светло-голубым, и при этой идеальной майской погоде Париж: был похож на опереточную декорацию.
   Он немного засиделся у себя в кабинете, просматривая уже давно лежащий рапорт, от которого ему хотелось избавиться. С улицы доносился шум машин и автобусов, время от времени — звук сирены буксира.
   Было уже около семи, когда он открыл дверь в соседнюю комнату, где дежурил Люка и еще два или три инспектора, — он пожелал им спокойной ночи.
   Спускаясь по лестнице, а затем проходя через ворота мимо двух дежурных полицейских, которые отдали ему честь, он размышлял, не зайти ли ему в пивную «Дофин» выпить аперитив.
   В конце концов решил идти прямо домой.
   Но не успел он сделать несколько шагов в сторону бульвара Пале, как перед ним появилась старушка, которую он сразу узнал по описанию Лапуэнта.
   — Это вы, правда? — спросила она взволнованно.
   Она не произнесла даже его имени. Это мог быть только он, знаменитый комиссар, о котором она столько читала в газетах. Она даже вырезала статьи и наклеивала их в тетрадь.
   — Простите, что я задерживаю вас на улице, но те, там, наверху, не позволяют мне войти к вам.
   Мегрэ почувствовал себя немного смешным и представил иронические улыбки стоящих сзади полицейских.
   — Я, конечно, их понимаю. Я к ним не в претензии. Они ведь должны дать вам спокойно работать, правда?
   Комиссара больше всего поразили ее чистые серые глаза, одновременно кроткие и сияющие. Она улыбалась ему. Она чувствовала себя на седьмом небе. В ее маленькой фигурке ощущалась необычная энергия.
   — В какую сторону вы идете? Он назвал мост Сен-Мишель.
   — Вам не помешает, если я пойду вместе с вами? Она семенила рядом с ним и от этого казалась еще меньше.
   — Прежде всего, вы должны знать, что я не сумасшедшая. Я знаю, как молодые смотрят на стариков, а я уже стара.
   — Вам восемьдесят шесть лет, правда?
   — Вижу, что молодой человек, который меня принимал, рассказал вам обо мне. Он слишком молод для своей профессии, но хорошо воспитан и очень вежлив.
   — Вы долго меня ждали здесь?
   — Я пришла без пяти шесть. Подумала, что в шесть вы кончаете работу. Видела много людей, выходящих из здания, но вас среди них не было.
   Значит, она ждала его целый час, стояла на улице, а охранники равнодушно смотрели на нее.
   — Я чувствую опасность. Не без причины кто-то пробирается в мой дом и роется в моих вещах.
   — Откуда вы знаете, что в ваших вещах роются?
   — Потому что я не нахожу их там, где оставила. Каждая вещь у меня имеет свое место, установленное сорок лет назад.
   — Это часто случается?
   — По крайней мере четыре раза.
   — У вас есть какие-нибудь ценные вещи?
   — Нет, господин комиссар. Только мелочи, собранные за всю жизнь.
   Она внезапно обернулась, и он спросил:
   — За вами кто-то следит сейчас?
   — Сейчас нет, нет. Умоляю вас, зайдите ко мне. На месте вы лучше поймете.
   — Я сделаю все, чтобы найти время.
   — Сделайте это для старой женщины. Набережная Межесери в двух шагах отсюда. Зайдите ко мне в ближайшие дни, обещаю, что не буду вас задерживать. Обещаю также, что в полицию я больше не приду.
   Она была достаточно хитра.
   — Я приду вскоре, — пообещал он.
   — На этой неделе?
   — Может быть, на этой. Если нет, то на следующей. Они подошли к автобусной остановке.
   — Прошу меня извинить, но сейчас я должен идти домой.
   — Я надеюсь на вас, — сказала она. — Я вам верю.
   Сейчас, оставшись один, он затруднился бы сказать, что он о ней думает. Несомненно, ее история была одна из тех, которые из самых невинных побуждений придумывают мифоманы. Но когда он стоял пред ней и смотрел ей в глаза, то склонен был воспринять ее рассказ всерьез.
   Мегрэ вернулся домой. Стол был уже накрыт к ужину. Он поцеловал жену в обе щеки.
   — Наверное, в такую прекрасную погоду ты выходила прогуляться?
   — Я ходила за покупками.
   Он задал ей вопрос, который ее удивил.
   — Ты тоже посиживаешь на скамейке в парке? Ей пришлось порыться в памяти.
   — Конечно, со мной это случалось. Например, когда я ждала своей очереди к зубному врачу.
   — Сегодня я встретился с женщиной, которая все послеобеденное время проводит на скамейке в Тюильри.
   — Так делают многие.
   — А с тобой кто-нибудь пробовал заговорить?
   — По крайней мере раз. Мать маленькой девочки попросила, чтобы я несколько минут за ней посмотрела. Она хотела купить что-то в магазине на другой стороне сквера.
   Окно было открыто. На ужин ели холодное мясо с майонезом и салат.
   — Может быть, немного пройдемся?
   Они вышли на улицу. Солнце еще. окрашивало небо в розовый цвет, на бульваре Ришар-Ленуар было тихо, в окнах домов виднелись люди. Супруги Мегрэ смотрели на прохожих, на витрины, время от времени обменивались короткими фразами. Прошли на площадь Бастилии, потом возвратились бульваром Бомарше.
   — Я принял сегодня странную старушку. Точнее, Лапуэнт ее принял. Она ждала меня перед зданием и остановила на улице. Судя по тому, что она говорила, это сумасшедшая. Во всяком случае, слегка помешанная.
   — Что у нее произошло?
   — Ничего. Утверждает только, что, когда возвращается домой, замечает, будто вещи лежат не на обычных местах.
   — У нее нет кота?
   — Лапуэнт ее об этом спрашивал. У нее нет никаких животных. Она живет над магазином птиц, и этого ей достаточно. Она целый день слушает пение птиц.
   — Ты думаешь, она говорит правду?
   — Пока я с ней разговаривал, я ей верил. У нее серые глаза, чистые и добрые. Я бы даже сказал: полные душевной простоты. Двенадцать лет она вдова. Семьи у нее нет, живет одна. Кроме племянницы, не встречается ни с кем. Утром идет за покупками, в белой шляпке и белых перчатках. После обеда обычно сидит на скамейке в Тюильри. Не жалуется. Не скучает. Кажется, что одиночество ее не тяготит.
   — Ты знаешь, многие старики так живут.
   — Хочу тебе верить, но в ней есть что-то такое, чего я не могу определить.
   Когда они вернулись домой, уже стемнело и немного похолодало. Они рано легли спать. На следующее утро погода была все еще прекрасной, и Мегрэ решил пойти на работу пешком.
   Как обычно, его ждал ворох писем. Он просмотрел их, принял инспекторов и выслушал рапорты. Ничего серьезного не было.
   Первую половину дня он провел как обычно, пообедать решил в пивной «Дофин» и позвонил жене, что не приедет домой. После обеда пошел не спеша на набережную Межесери, когда случайно встретил старого приятеля, который был на пенсии. Греясь на солнце, они беседовали минут пятнадцать.
   Дважды он подумал о старушке, которую инспектора уже окрестили «старой сумасшедшей Мегрэ». Дважды отложил свой визит к ней на более поздний срок.
   Вечером они с женою смотрели телевизор. Утром он поехал на работу на автобусе, так как опаздывал. Около двенадцати ему позвонил комиссар полиции первого округа.
   — Есть дело, которое должно вас заинтересовать. Консьержка говорила мне, что один из ваших инспекторов, молодой, очень интересный, был у нее.
   Он сразу догадался, в чем дело.
   — Набережная Межесери?
   — Да.
   — Она мертва?
   — Да.
   — Вы там?
   — Я на первом этаже, в магазине, в ее квартире нет телефона.
   — Сейчас приеду.
   Лапуэнт сидел в соседней комнате.
   — Поедем со мной.
   — Что-нибудь серьезное, шеф?
   — Для меня и тебя — да. Это касается старухи…
   — Той, в белой шляпке, с серыми глазами?
   — Да. Она мертва.
   — Убита?
   — Полагаю, что да. Иначе бы Жентон меня не вызывал.
   Машиной они не воспользовались, шли быстро. Комиссар Жентон, которого Мегрэ хорошо знал, ждал у края тротуара, рядом с попугаем, привязанным тонкой цепочкой к жердочке.
   — Вы ее знали?
   — Видел ее всего один раз. Обещал, что на днях зайду к ней. Чуть-чуть не зашел вчера.
   — Изменило бы это что-нибудь?
   — Есть кто-нибудь наверху?
   — Один из моих людей и доктор Форню, который только что пришел.
   — Как она погибла?
   — Еще не знаю. Около половины одиннадцатого соседка заметила, что дверь приоткрыта. Не придав этому значения, она пошла по своим делам. Когда в одиннадцать вернулась, дверь все еще была открыта, поэтому она позвала: «Госпожа Антуан, госпожа Антуан!.. Вы дома?» Так как никто не отвечал, толкнула дверь… Чуть-чуть не споткнулась о тело.
   — Она лежала на полу?
   — Да, в прихожей. Соседка тут же позвонила в полицию. Мегрэ медленно поднимался по лестнице, лицо его было мрачным.
   — Как она одета?
   — Одета для выхода, в белой шляпке и перчатках.
   — Ни одной видимой раны?
   — Я ничего не заметил. Консьержка сказала, что один из ваших людей был здесь три дня назад и расспрашивал о ней, поэтому я сразу вам позвонил.
   В тот момент, когда трое мужчин вошли в коридор, доктор Форню поднимался с колен.
   Они поздоровались за руку.
   — Вы установили причину смерти?
   — Ее задушили.
   — Вы хотите сказать, что ей сдавили горло?
   — Нет. Кто-то воспользовался полотенцем или платком, которым он зажимал ей рот и нос, пока не наступила смерть.
   — Вы в этом уверены?
   — Я смогу подтвердить это после вскрытия.
   Сквозь широко открытое окно доносились голоса птиц.
   — Когда это могло произойти?
   — Вчера, во второй половине дня или вечером.
   После смерти старушка казалась еще меньше, чем при жизни. На полу лежало хрупкое тело со странно согнутой ногой, что придавало ему вид поломанной куклы.
   — Сколько потребовалось времени, по вашему мнению, чтобы убить ее таким способом?
   — Трудно сказать точно, особенно принимая во внимание ее возраст. Пять минут? Чуть больше, чуть меньше.
   — Лапуэнт, позвони в прокуратуру и в лабораторию. Скажи Моэрсу, чтобы прислал группу.
   — Я вам еще нужен? Я пришлю санитарную машину, чтобы отвезти ее в Институт судебной медицины.
   Комиссар послал полицейского вниз, где уже собрались люди.
   — Пусть разойдутся. Это не ярмарка.
   Оба привыкли к преступлениям, тем не менее были взволнованы. Может быть, потому, что дело касалось очень старой женщины.
   И квартира была старой — как бы перенесенной из начала века или даже из конца прошлого. Солидная полированная мебель из тяжелого красного дерева, обитые ярко-красным плюшем кресла, какие еще можно увидеть в провинциальных гостиных, множество безделушек и фотографий в рамках на всех стенах, оклеенных обоями в цветочек.
   — Нам не остается ничего иного, как ждать людей из прокуратуры.
   — Они скоро будут здесь. Пришлют первого попавшегося заместителя прокурора с секретарем, он оглядится по сторонам, и этим все кончится.
   Действительно, так все и бывает. А потом в дело вступают специалисты со своим громоздким снаряжением.
   Дверь бесшумно открылась, и Мегрэ даже подскочил.
   Это была соседская девочка, она вошла, услышав голоса.
   — Ты часто приходишь сюда?
   — Нет, никогда.
   — Где ты живешь?
   — Напротив.
   — Ты знала госпожу Антуан?
   — Я видела ее иногда на лестнице.
   — Она говорила с тобой?
   — Она мне улыбалась.
   — Она никогда не угощала тебя конфетами, шоколадом?
   — Нет.
   — Где твоя мама?
   — На кухне.
   — Проводи меня к ней.
   Он извинился перед комиссаром Жентоном.