— Если б ты знал, как буду скучать по ней!
   — Скучать?
   Она засмеялась тем загадочным женским смехом, который обычно сбивает мужчин с толку.
   — У меня есть подозрение, что Элис Фрэйзер не вернется в Штаты.
   Митчелл был поражен:
   — Ты хочешь уволить ее?
   — Уволить Элис?! — воскликнула Тори. — Да я скорее отрублю себе правую руку. О Боже, как ты мог такое вообразить! Я говорю о Маккламфе.
   — Элис и Йен.
   — Элис и Йен, — повторила она.
   — Так вот почему он сказал сегодня «моя Элис». А я-то удивлялся! Ну и ну! — Он хлопнул себя по колену.
   — А меня это не удивляет, — сказала Тори. — Кстати, моя потеря для тебя — приобретение. — Она подошла к окну и подняла штору, которую уже опустили на ночь. — Как мне всегда хотелось, чтобы она встретила настоящего мужчину, верного спутника на всю жизнь! — Девушка вздохнула. — Я думаю, она сама удивлена, что это случилось с ней.
   — Я полагаю, для Йена это тоже сильное потрясение.
   — Они прекрасно смотрятся вместе.
   Митчелл немного подумал и глубокомысленно заключил:
   — Главное, что они кажутся прекрасными друг другу.
   — Если бы у нас сейчас была бутылка шампанского, я бы, пожалуй, выпила бокал за наших друзей, — сказала Тори, опуская штору.
   — Только скажи, и через несколько минут нам принесут бутылку охлажденного шампанского и пару фужеров, — с готовностью предложил Митчелл.
   Тори покачала головой:
   — Лучше в другой раз. Когда счастливая пара сделает официальное сообщение.
   — Ну что ж, в таком случае ложись спать. Уже поздно.
   — Это я уже слышала.
   — Иначе мне придется уложить тебя насильно.
   — А вот этого ты еще не говорил.
   Вдруг она заметила, как странно изменилось лицо Митчелла. Он рывком поднялся с кресла и направился прямо к ее постели. Остановившись у ее изголовья, Сторм спросил с выражением легкого замешательства на красивом лице:
   — Это что еще такое, черт побери? Тори проследила направление его взгляда:
   — Это талисман, подарок Старого Неда. Митчелл состроил гримасу:
   — Но зачем ты повесила его здесь?
   — Старый Нед рассказал мне о традиции вешать в доме деревянные талисманы, которые надежно защищают человека.
   — И от чего они защищают?
   — От всякого зла, конечно!
   — И ты в это веришь? Она пожала плечами:
   — Я обещала Старому Неду. — Тори посмотрела ему в лицо. — А я всегда сдерживаю свои обещания.
   Он внезапно наклонился к ней, мягко заключил ее в объятия и привлек к себе. Потом зарылся лицом в ее волосы и прошептал:
   — О Господи, Тори!
   — Что, Митчелл? — глухо спросила она, уткнувшись ему в грудь.
   — Когда я думаю о том, что ты могла погибнуть сегодня… — И несколько минут он не мог произнести ни слова.
   — Я знаю, — прошептала Тори. Теперь она взяла на себя роль утешительницы.
   — Я так испугался за тебя, — признался он наконец. — И за себя.
   Что, если бы она упала тогда и разбилась о скалы? И ушла из жизни, так и не узнав, что такое любить и быть любимой.
   — Я лучше пойду сяду в кресло и буду дежурить там, — сказал Митчелл, стараясь сдержать вспыхнувшее в нем желание.
   — У меня есть идея получше. — Тори привстала на цыпочки и потерлась щекой о его щеку. Отросшая за день щетина оцарапала ей кожу, но она этого не заметила. — Почему бы тебе не подежурить здесь? — Она похлопала рукой по постели.
   — Ты предлагаешь мне разделить с тобой ложе?
   В том, как она ответила ему, не было и тени жеманства.
   — Да, я предлагаю тебе это.
   — Я не думаю, что это будет правильно.
   — А ты всегда делаешь только то, что правильно? Митчелл тоже однажды задавал ей этот вопрос. И она ответила, что старается. И он ответил так же:
   — Стараюсь.
   — А кто может сказать, Митчелл Сторм, что в этой жизни правильно, а что — неправильно?
   Тори вдруг заметила, какое усталое у него лицо. Ведь у него тоже был трудный день, подумала она. И может быть, на сегодня уже достаточно слов? Пора переходить к делу?
   — Послушай, Митчелл, я хочу свернуться клубочком на этой большой кровати и спать рядом с тобой до самого утра. И еще я хочу, чтобы ты обнял меня и занимался со мной любовью.
   Слова Митчелла звучали мягко, казалось, он ласкал ее своим голосом.
   — Может быть, я скажу не то, что тебе хотелось бы услышать, но я знаю сейчас только одно: я хочу тебя, — сказал он.
   Мужчины всегда хотели ее. Это не было для нее неожиданностью, и она была готова уступить Митчеллу, даже если в будущем ей придется пожалеть об этом.
   — Я с радостью приму все, что ты захочешь дать мне… даже если это всего лишь безымянная страсть.
   — У моей страсти есть имя, — быстро ответил он. — Ее зовут Викторией.
   Его поцелуй, прикосновения, вкус, ощущение его тела — все было волнующим и знакомым.
   Она начала расстегивать пуговицы его рубашки и вдруг заметила, что у нее дрожат руки. Ей никак не удавалось справиться с этими проклятыми пуговицами.
   — Позволь мне, — отстранил ее руки Митчелл, но у него тоже ничего не получилось. В конце концов он просто разорвал рубашку.
   Снять с нее шелковый халат не представляло труда: узенький поясок вокруг талии был завязан свободным узлом. Достаточно было только потянуть за его концы — и он слетел с нее и упал к ногам.
   Митчелл сбросил туфли, и они полетели в угол спальни. За ними последовали носки.
   Она осталась в прозрачной шелковой ночной рубашке бледно-розового цвета. Он — в джинсах.
   И когда Тори расстегнула на них молнию, то обнаружила, что под ними нет даже узенькой полоски трусов.
   — Вы все такие, шотландцы? — сулыбкой спросила она.
   — Какие? — Митчелл затаил дыхание, потому что девушка потянула джинсы вниз и они начали медленно сползать на ковер.
   — Вы все не носите нижнего белья?
   Митчелл усмехнулся и, имитируя простонародный шотландский говор, ответил:
   — Мы, шотландцы, считаем, что должны быть готовы в любую секунду, девушка.
   — Да… я вижу, что ты действительно готов, парень… — Тори тоже перешла на народный говор.
   Митчелл отбросил джинсы в сторону и предстал перед ней обнаженный.
   — Боже милостивый! — не удержалась от восклицания Тори.
   — Что такое? — Он вскинул на нее встревоженный взгляд.
   — Ты… — У нее пересохло в горле.
   — Что-нибудь не так?
   — Ты великолепен, — ответила она.
   Митчелл просиял.
   Он протянул к ней руки и в одно мгновение освободил ее от ночной рубашки, которая полетела вслед за шелковым халатом. Теперь пришла очередь Митчелла рассматривать Тори. Отступив на шаг, он внимательно оглядел ее с ног до головы и объявил:
   — Ты совершенна.
   Это были именно те слова, которые ей так хотелось услышать в эту минуту. Потому что сейчас ей страшно не хватало уверенности в себе и в том, что она собиралась сделать.
   Она облизала губы.
   — Мне надо кое-что сказать тебе.
   Митчелл взял ее на руки, положил на середину огромной кровати и лег рядом.
   — Что ты хочешь сказать мне? — спросил он, потершись о ее шею.
   Она засмеялась, и в ее смехе прозвучало нечто такое, что заставило Митчелла приподняться на локте и посмотреть ей в глаза.
   — Так что ты хочешь сказать, Тори?
   — Я ужасно волнуюсь, — выпалила она.
   — Почему?
   — Я не уверена, что у меня хорошо получится, — призналась она и сразу смутилась от своих слов.
   — Чего ты боишься? — спросил он и, поскольку вопрос был чисто риторическим, сам же на него и ответил: — Ты боишься, что недостаточно хорошо целуешься ? Но позволь судить об этом мне. Я целовал тебя много раз и могу засвидетельствовать, что твои поцелуи сладостны.
   И как бы в доказательство этого он наклонился и прикоснулся губами к ее губам. Это был нежный чувственный поцелуй, который моментально воспламенил ее и заставил откликнуться. Когда они наконец оторвались друг от друга, то некоторое время не могли отдышаться.
   — Или ты боишься, что не знаешь, как нужно дотрагиваться до мужчины? Поверь мне, у тебя это получается. Еще ни одна женщина не ласкала меня так горячо и умело, как ты!
   Митчелл взял ее руку и положил на свою горячую, твердую, гладкую как шелк плоть. Ей нравилось ощущать в своей руке символ его страсти. Нравилось дотрагиваться до него. Ей была приятна мысль, что она возбуждает его до такой степени, что он, не в силах больше сдерживаться, просит ее остановиться.
   Митчелл склонил голову к ее груди. Рука его медленно спустилась к животу, погладила бедра и наконец коснулась сладкого жаждущего местечка между ног.
   — Или ты боишься, что не знаешь, как нужно отвечать на мужские ласки? — пробормотал он. Дыхание его стало прерывистым, затрудненным, когда он прижался ртом к ее груди, сжал сосок зубами и начал терзать его, лизать и сосать, в то время как его палец проник во влажное ущелье, скрытое золотистыми завитками.
   Тори громко застонала и инстинктивно приподняла бедра, стараясь, чтобы его палец вошел как можно глубже в ее тело. Она почувствовала, как тело ее начала сотрясать мелкая дрожь, сердце вдруг упало, и Тори в последнюю секунду перед взрывом успела выкрикнуть его имя: «Митчелл!»
   Потом он убрал руку, посмотрел в потемневшие сине-зеленые глаза и вошел в нее.
   Глаза Тори открылись еще шире, и его имя как молитва стало срываться с ее губ:
   — Митчелл. Митчелл. Митчелл.
   — Я с тобой, Тори.
   Он стал входить в нее сильными, быстрыми, глубокими толчками.
   — Это только первый раз. Но сколько их еще у нас будет! Я обещаю тебе, — сказал он и с победным криком упал на нее.
   Она отдалась во власть Сторма.
   «Будь проклято сознание! Пусть миром правит страсть», — мелькнуло у него в голове, после чего он в течение нескольких часов не имел вообще никаких мыслей.
   Митчелл лежал, откинувшись на подушки и подложив руку под голову. Он чувствовал себя совершенно удовлетворенным и счастливым. И усталым, но это была самая прекрасная усталость в мире. Пожалуй, еще никогда за свои тридцать семь лет он не чувствовал себя лучше.
   Нет, определенно хороший секс заслуживает того, чтобы сказать слово в его защиту. Грандиозный секс, самый лучший секс, который у него когда-нибудь был.
   И он должен быть благодарен за это женщине, лежавшей сейчас рядом с ним на постели.
   — А вы обманщик, милорд, — пробормотала Тори, накручивая на палец его волосы — волосы, окружающие самое эротичное место на теле мужчины.
   — Обманщик? — Интересно, в каком же обмане она может его уличить?
   Приподняв лицо над его бедрами, Тори смотрела на него своими зеленовато-голубыми глазами.
   — Ты говорил, что уже поздно и мне давно пора быть в постели. А было это, между прочим… три часа назад, — сказала она, бросив взгляд на часы.
   — Но ведь ты все это время провела в постели, — попытался оправдаться Митчелл.
   Тори легла на спину, положила голову ему на бедро, при этом волосы ее накрыли самое чувствительное его место, и уставилась в потолок.
   — Ты прав, — наконец согласилась она. — Я провела эти три часа в постели.
   — В таком случае тебе полагается принести извинения.
   — Извините, лорд Сторм, я была не права.
   — Извинения приняты. — Он протянул руку и запустил пальцы в золотистые волосы Тори. Они были мягкими, шелковистыми, ароматными. — Но с одним условием.
   — Почему ты всегда ставишь мне условия?
   — Потому что я так хочу. Это одна из привилегий главы клана.
   Она вздохнула и хотела подложить руку под голову, но наткнулась на препятствие, очень большое препятствие.
   — Ты должна понести наказание.
   — Ну разумеется.
   — Я должен получить некую компенсацию.
   — Это обязательно?
   — Обязательно. Ты, наверное, знаешь, что говорят о мужчинах из клана Стормов?
   — Боюсь, что нет. — Она начала сжимать его, немного здесь, немного там, вверх и вниз по стволу.
   Этого было достаточно, чтобы сбить его с мысли.
   — Кажется, я забыл, о чем мы только что говорили.
   — Мы говорили о мужчинах из клана Стормов, и я призналась тебе в своем неведении.
   — Тогда позволь мне объяснить тебе, девушка.
   — Пожалуйста, объясняйте, милорд.
   У него был припасен сюрприз для этой озорницы. Он отбросил подушки в сторону и лег рядом с ней так, что его голова оказалась на уровне ее бедер. Теперь они занимали одинаковое положение по отношению друг к другу.
   Она задрожала, когда он коснулся ее языком, и потрясение ахнула, когда он двинулся дальше и стал слегка покусывать чувствительный бугорок. А потом, почувствовав, что она уже готова, резко проник в нее и стал пить по глотку сладкий дурманящий напиток, который она предлагала ему.
 
   Посреди ночи Тори разбудила его, села в постели и объявила, что знает ответ на один важный вопрос.
   Митчелл потянул ее на себя, заключил в объятия и, покачивая, стал целовать и ласкать до тех пор, пока она не начала прижиматься к нему и, выгибая спину и приподнимая тело над его восставшей плотью, умолять войти в нее.
   «О Господи, — подумал Сторм, — кажется, я тоже знаю ответ на один важный вопрос».
   — Утром ты еще красивее, — пробормотал он.
   — Еще не утро, — ответила Тори, указывая на серое рассветное небо за окном.
   — Ты права. Еще не утро, но уже и не ночь, — сказал он низким бархатным голосом, от которого у нее пробежала странная дрожь по спине. — В это время ночные звери и птицы возвращаются в свои дома, а дневные еще не проснулись.
   Тембр и ритм его голоса завораживали ее еще больше, чем слова, которые он произносил.
   Вдруг Тори вспомнила, что хотела сказать ему этой ночью, перед тем как он отвлек ее внимание.
   — Я хочу сказать тебе что-то важное, — начала она.
   — Что? — спросил он, больше заинтересованный ее телом, чем тем, что она говорила.
   — Я нашла шестую «Викторию».
   Он продолжал поглаживать ее шею, отчего по телу ее опять пробежала дрожь.
   — Шестая «Виктория» — ты.
   — Нет.
   Он открыл глаза:
   — Нет?
   — Я нашла настоящую «Викторию», Митчелл. Я нашла «Викторию», которую ты искал.
   Ей удалось наконец завладеть его вниманием.
   — Где она?
   — Здесь.
   — Здесь?
   Тори показала ему медальон, висевший у нее на груди.
   — Она была здесь все это время.

Глава 21

   — И сколько лет тебе было, когда ты стала носить этот медальон? — спросил Митчелл.
   Они уже успели одеться, позавтракать и пройтись по саду.
   — Шесть или семь. Помню, мне было скучно. Я решила обследовать заброшенные помещения дома. Был у нас в Сторм-Пойнте чулан для ненужных вещей, куда никто не заходил. Там я нашла старый сундук. Под грудой старых кружев, вышедших из моды вечерних платьев и выцветших фотографий я нашла маленькую пыльную шкатулку. Мне еще подумалось тогда, что ее не открывали больше ста лет.
   Митчелл сердито сдвинул брови:
   — Должно быть, ее не открывали ни разу с того памятного аукциона.
   — Сегодня утром мне в голову тоже пришла эта мысль, — согласилась девушка.
   — Прости, я перебил тебя. Продолжай.
   — Я помню, как смахнула с нее пыль, оглядела со всех сторон, поставила на сундук и медленно открыла крышку. Там на потертой подушечке из красного бархата лежал этот медальон. Я взяла его и, подойдя к окну, стала рассматривать. Я до сих пор помню, как солнце отражалось на его золотой поверхности. Потом я вдруг заметила, что снизу на медальоне имеется замок. Я открыла его и увидела портрет. У меня было такое чувство, как будто я нашла сокровище. И поскольку никто, казалось, не интересовался этим медальоном — а я постаралась убедить себя, что никто даже не знает о его существовании, — я взяла его себе. Я до сих пор верю, что это медальон нашел меня, а не я его. С первой же минуты у меня возникла незримая связь с женщиной, изображенной на портрете. Она стала моей подругой.
   Митчелл недоверчиво посмотрел на Тори:
   — Почему ты считаешь, что молодая женщинана портрете — леди Виктория?
   Ответ был очень простой:
   — Старый Нед описал мне ее внешность, когда рассказывал легенду о ее несчастной любви. А потом я увидела ее изображение на одном из витражей в часовне. С первого же взгляда ее лицо показалось мне знакомым, но я не сразу поняла, что она как две капли воды похожа на женский портрет в медальоне.
   — Должно быть, в тот момент твоя голова была занята другими мыслями.
   — Возможно.
   — Но что заставляет тебя думать, что эта «Виктория» — та самая «Виктория», которая нам нужна?
   Все утро Тори пыталась сложить отдельные частички в целую картину, и, хотя ей все еще не хватало нескольких деталей, она чувствовала, что близка к разгадке.
   Тори загнула один палец:
   — Во-первых, леди Виктория жила в то время, когда пропали сокровища.
   — Разве ты знаешь, каким временем датируется пропажа?
   — Я совершенно уверена в этом. Он издал короткий сухой смешок.
   — Откуда ты можешь это знать?
   — Из рассказа Старого Неда. Голова этого девяностотрехлетнего старика — настоящий кладезь полезной информации. Ты сам когда-нибудь слушал его рассказы?
   Митчелл усмехнулся:
   — Это было всего лишь один раз, в то лето, когда я гостил здесь. Он рассказывал о романтической несчастной любви, о трагедии и прочих вещах, неинтересных для двенадцатилетнего мальчишки.
   — Двенадцатилетние мальчишки презирают всю эту любовную чепуху.
   — Да.
   Тори немного помолчала.
   — А мне это было интересно. Поэтому я слушала очень внимательно.
   — Ив каком году произошла эта романтическая история?
   — Примерно в 1314году.
   — А когда родилась и умерла леди Виктория? Тори ответила без запинки:
   — Родилась в 1297-м, а умерла в 1364-м.
   — Откуда ты все это знаешь?
   — Эти даты выбиты на могильном камне. Митчелл смотрел ей прямо в глаза.
   — Блестяще. Просто до гениальности.
   — Думаю, именно тогда, в часовне, я начала связывать все эти факты вместе, — как бы про себя проговорила Тори. — У меня появилось ощущение, что тайна сокровищ связана именно с этой Викторией.
   — Женская интуиция?
   — Пожалуй. — Она неопределенно взмахнула рукой. — Мне кажется, ответы на наши вопросы надо искать в этом медальоне и в часовне святой Виктории.
   — Ты не пробовала рассматривать портрет в увеличительное стекло?
   — Нет. Мне никогда не приходило это в голову.
   — Ты даже не пыталась достать его, чтобы посмотреть, что написано на обратной стороне?
   Девушка сокрушенно покачала головой и неожиданно спросила:
   — А у тебя есть увеличительное стекло?
   — В библиотеке.
   Она взяла его за руку и потянула к двери:
   — Мне вдруг захотелось побыть среди книг. Облокотившись на письменный стол и направив лампу
   на миниатюрный портрет, они долго разглядывали медальон в увеличительное стекло.
   Наконец Тори подняла голову и вздохнула:
   — Я не вижу ничего, что могло бы нас заинтересовать.
   Митчелл тоже не мог скрыть своего разочарования.
   — Да, ничего необычного.
   — Если считать, что то, что мы ищем, должно выглядеть необычно.
   Митчелл уставился на нее:
   — Просто до гениальности.
   — Ты говоришь это уже второй раз за сегодняшний день. Полагаю, я могу принять это как комплимент?
   — Конечно, дорогая, — с восхищением глядя на нее, сказал он. — У тебя блестящий талант замечать то, что, никем не замеченное, лежит на поверхности. Для этого нужно обладать особой проницательностью.
   — И ты считаешь, что я ею обладаю?
   — Да.
   — Ну что ж, спасибо. Я польщена.
   Митчелл повесил цепочку с медальоном ей на шею. Тори взялась за медальон и сказала:
   — Теперь я еще больше боюсь его потерять. Может быть, не стоит носить его?
   — Я думаю, все должно оставаться на своих местах до тех пор, пока мы не найдем ответы на все свои вопросы и не узнаем, кто покушался на твою жизнь.
   — Значит, все идет как прежде.
   — Все идет как прежде. — Митчелл отставил стул в сторону и подошел к окну. На улице шел частый мелкий дождик. Митчелл повернулся к Тори: — Пожалуй, я пойду прогуляюсь. Не хочешь составить мне компанию?
   Тори уже хотела сказать «нет», но передумала. В конце концов, даже если они промокнут до нитки, всегда можно высушиться.
   — А куда мы идем? — спросила Тори, шлепая за ним по лужам в ярком желтом плаще и резиновых сапогах, позаимствованных у помощницы поварихи.
   Митчелл приостановился посреди большой лужайки, раскинувшейся перед домом, где на сочной зеленой травке всегда паслись белые овцы, запрокинул голову и подставил лицо моросящему дождю.
   Ему всегда казалось, что дождь в Шотландии, особенно дождь на острове Сторм, обладает целительными свойствами. По правде говоря, Митчелл очень любил дождь на своем острове.
   — Так, куда глаза глядят, — сказал он и посмотрел на нее. — А ты возражаешь?
   Тори отрицательно мотнула головой.
   — Я тоже люблю бродить без цели, — ответила она, догоняя его. Всю дорогу она безуспешно пыталась приноровиться к его быстрому шагу.
   Митчелл пошел рядом с ней, стараясь умерить шаг.
   — А что, если нам подняться сейчас в часовню святой Виктории? В такую погоду вряд ли кто-нибудь захочет следить за нами.
   Тори радостно всплеснула руками:
   — Я так и думала, что ты шел гулять с этой мыслью. Слишком многое нам еще нужно выяснить, чтобы мы могли праздно прогуливаться по лугам. — Она огляделась вокруг и восторженно произнесла: — Как здесь все-таки красиво, Митчелл!
   — Да, действительно, — согласился он. — Вон там нам нужно свернуть налево. Я знаю, как срезать путь к часовне через лес.
   — Наверное, в такой пасмурный день в часовне будет темновато, — предположила девушка.
   — Я положил в карман брюк фонарик, — успокоил ее Митчелл.
   Тори улыбнулась ему плутоватой улыбкой, которая была ему уже хорошо знакома. Она всегда предшествовала так называемым шуткам Тори. Она не разочаровала его и на этот раз.
   — Так это торчит ваш фонарик, лорд Сторм. А я думала: вы просто рады видеть меня.
   Он откинул голову назад и стиснул зубы. Прошло несколько минут, когда он наконец смог сказать:
   — Напомните мне обсудить это с вами в более подходящее время, мисс Сторм.
   Она захлопала ресницами:
   — А что вы собираетесь обсудить?
   — Вашу способность или, я бы даже сказал, талант придавать самым невинным словам сексуальный подтекст.
   — А разве вам это не нравится? Он посмотрел на нее и рассмеялся:
   — Как раз наоборот: очень даже нравится. — Лицо его снова стало серьезным. — Мы должны войти в часовню незамеченными. Постарайся слиться с пейзажем.
   — Интересно, как я могу слиться с пейзажем в красных сапогах и желтом плаще?
   — Тогда держись ближе ко мне и…
   — Постарайся слиться с желтыми розами, которые растут возле часовни, — с улыбкой договорила она.
   Молча они приблизились к небольшой каменной часовне и вошли в нее, плотно прикрыв за собой дверь.
   — Сегодня здесь холодно и сыро, — поежившись, сказала Тори.
   — Здесь нет ни электричества, ни отопления.
   — Я заметила.
   — Часовню постарались сохранить в первозданном виде.
   — Она представляет историческую ценность?
   — В некотором роде. Хотя главной причиной тому отсутствие средств на реставрацию.
   — Итак, с чего начнем?
   По дороге Митчелл уже разработал план действий.
   — Будем постепенно разбирать часовню камень за камнем, витраж за витражом.
   — Надеюсь, разбирать мы ее будем в переносном смысле?
   — Ну разумеется. Поскольку я прихватил с собой только один фонарик, будем осматривать каждый дюйм вместе.
   — Я всегда говорю: две пары глаз лучше, чем одна, — заметила Тори.
   Митчелл думал, что после вчерашнего дня Тори будет за милю обходить эту часовню стороной. Однако эта женщина проявила удивительную смелость, согласившись прийти сюда снова.
   Митчелл изложил свой план. Он был предельно прост.
   — Работаем по методу исключения. Алтарь, так же как и крест, кажется, вырублен из цельного куска камня.
   — Значит, этот участок часовни мы можем вычеркнуть из списка.
   — Стены выложены каменными плитами, и в них тоже нет ничего примечательного, за исключением витражей. Но их я предлагаю осмотреть напоследок.
   Тори во всем соглашалась с ним. Он посветил фонарем в потолок:
   — Здесь тоже, кажется, ничего нет — только стропила и птичьи гнезда.
   Рядом послышался тихий вздох:
   — Что у нас идет дальше? Он посмотрел вниз:
   — Пол.
   Через полчаса, когда у них уже ломило поясницу, они так ничего и не нашли.
   — Следующей в списке идет гробница леди Виктории, — продолжил Митчелл.
   Здесь им тоже не понадобилось много времени, чтобы сделать выводы. Единственная надпись сообщала даты рождения и смерти леди Виктории.
   — А теперь нам предстоит самое трудное, — сказал Митчелл, приближаясь к одному из витражей. — Вчера ты провела здесь довольно много времени. Хочешь высказать какие-нибудь предположения или наблюдения?
   — В общем, да, — ответила Тори. — Я обратила внимание, что два витража на левой стене часовни изображают неизвестных вооруженных людей — рыцарей, приехавших издалека. На одной из табличек так и написано: имя рыцаря неизвестно.
   Интересно.
   — А витражи на правой стороне связаны с кланом Стормов. На одном из них изображен фамильный герб с девизом клана. На другом мы видим святую леди Викторию, восходящую по лестнице к небесам.
   — Получается, что витражи на левой и правой стене противопоставлены друг другу?
   — По-моему, так это задумано.
   — С какой стороны предлагаешь начать? Тори задумчиво покусывала верхнюю губу.