— Катерина, это я! Катерина, вы меня слышите? — едва слышно доносилось снаружи.
   — Савелич! Это вы? Савелич! Выпустите меня отсюда!
   — Я не могу вас выпустить, — отозвался он. — Они мне не поверили. Из всего сказанного они усвоили лишь то, что вы связались со слегами, которые, как известно, дьявольски хитры. Ваш разговор со слегом они сочли гипнозом, якобы под его воздействием вы разговаривали сами с собой и вам была внушена мысль выманить людей за ограду ночью, когда мы против них беспомощны.
   — Ничего подобного! — Кэт была искренне возмущена и очень жалела, что не могла в тот момент присутствовать на их глупейшем заседании. — Он, если хотите знать, вообще не советовал мне к вам ходить!
   — И правильно делал, — с горечью сказал Савелич. — Вас пока решено оставить взаперти, до общего собрания. Но совет склоняется к тому, чтобы выставить вас за ворота, поскольку, по их мнению, вы продолжаете оставаться диверсантом от слегов, быть может, сами того не осознавая.
   «Диверсантом — вот это ляп! Вообще ни в какие ворота! Ну дозаседались!»
   — Так пускай выставят меня прямо сейчас!
   — Этого они не сделают: выход за ограду ночью равносилен самоубийству, и такая просьба с вашей стороны слишком подозрительна: вдруг слеги задумали нападение и только дожидаются вас, чтобы узнать обстановку в поселке?
   — Савелич, милый, но хоть вы-то мне верите?
   — Я уверен, Катя, что вы не лжете. К сожалению, мое мнение очень мало значит, но я постараюсь помочь вам чем смогу: я принесу вам одеяло, надеюсь, его передадут вместе с едой. Ночи здесь вообще-то теплые — парниковый эффект, знаете ли, но к утру, как правило, холодает.
   — И долго меня собираются здесь держать?
   — Боюсь, что раньше утра вас не выпустят. — Кэт при этих словах сдавленно застонала: прощай, надежда застать прилет корабля! Штурмовать его в одиночку она, разумеется, не собиралась, но рассчитывала как-то договориться, убедить вновь прилетевших вернуть ее на Землю… Оставалось только верить в то, что если корабль и прилетит, то, во-первых, пробудет здесь какое-то время, а во-вторых, наверняка он будет не последним. — Мужайтесь, — поддержал ее из-за двери Савелич. И добавил на прощание: — Я обязательно буду к вам приходить.

Глава 11
А ПУЛИ ЛЕТЯТ, ПУЛИ…

   Сидя в одиночной камере следственного изолятора, Ян вынужден был признаться самому себе, что снайперы вкупе с Азиатом загнали-таки его в угол. И заняло у них это не слишком много времени: в ту субботу он еще мог считать себя свободным гражданином, не обремененным какими-либо проблемами общественного или личного характера. И вот всего за двое суток его сумели упечь в тюрягу, причем, как уже явственно вытанцовывалось из материалов состряпанного дела, на много-много лет. Имело место и опознание его как убийцы, не кем иной, как — вот ведь гримаса судьбы — истинной убийцей! И некоторыми другими свидетелями, среди которых стоит упоминания лишь «мойщик» Жорж, ныне безусый. За всем этим чувствовалась вполне определенная направляющая рука, но сам Азиат лично пока не появлялся, хотя уже были и очные ставки, и даже следственный эксперимент, на который Ян согласился, но потом отказался бить и.о. убитого ножом, а показал, как все было на самом деле. К сожалению, это ничуть не поколебало мнение следователя. Ян только не мог понять, почему его держат в предвариловке, подвергая изнурительным допросам, раз следствию уже все ясно. И еще он ждал появления Валентина, чтобы сказать ему о своем согласии, пока не грянул суд и не стало окончательно поздно. Но в такой решительный момент Валентин почему-то никак не появлялся, хотя раньше, когда его не звали, умудрялся просачиваться чуть ли не в замочную скважину. Теперь Ян пожалел, что в последнюю их встречу не ответил ему утвердительно на вопрос относительно воскрешения убитого в кафе парня. Неважно, как бы они это организовали, главное, чтобы воскресший начал давать правдивые показания.
   Колесо правосудия ездило по Яну и выжимало из него соки в течение всего-то трех дней, но ему казалось, что это длится уже вечность.
   На четвертые сутки утром к нему в камеру пришел собственной персоной следователь Федотов и объявил заключенному нежданно-негаданно, что он освобождается из-под стражи. Только теперь он нашел нужным сообщить подозреваемому — вернее, бывшему подозреваемому, — что убитый в воскресенье вечером гражданин на самом деле выжил. Ему, оказывается, произвели сшитие сердечной мышцы, сегодня он впервые пришел в себя и сказал, что его зарезала девушка, с которой он познакомился в известном кафе. Девушка, так бойко дававшая вчера свидетельские показания, сегодня бесследно исчезла, ее ищут и обязательно в ближайшее время найдут, а тогда уже его, Яна Никольского, вызовут как свидетеля.
   Распрощавшись на этой оптимистической ноте со следователем, Ян получил свои вещи, в том числе все до копейки деньги, чему немало удивился, и покинул контору, еще продолжая пребывать в некотором шоке. Так парнишка действительно остался жив? И Валентину не надо было совершать никакого чуда — тогда в сети, на полном серьезе говоря о воскрешении, он уже знал о том, что единственное чудо, которое от него потребуется, — это не дать людям Азиата перекрыть свидетелю кислородную трубку.
   Было непонятно только, почему сам Валентин не воспользовался таким удачным моментом: явись он к Яну вчера, и согласие было бы уже у него в кармане. А так выходило, что, несмотря на свое недавнее намерение капитулировать, Ян по-прежнему оставался незавербован и полностью свободен в своих намерениях.
   Поразмыслив, как бы ему с толком распорядиться вновь обретенной свободой, он для начала направился прямиком в Гагаринский космопорт. Там он сдал просроченные билеты, но, прежде чем заказывать новые куда бы то ни было, пошел звонить Кэт. Если снайперы и закинули ее в какую-то Тмутаракань, то за время, прошедшее с тех пор, она вполне могла оттуда вернуться.
   Стоит упоминания еще один немаловажный момент — выйдя из заключения на волю, Ян отчего-то утратил ощущение ПРАВИЛЬНОСТИ. Все вокруг вроде бы оставалось по-прежнему — спешили по своим делам люди пешком и на машинах, проглядывало меж небоскребов солнышко, стреляя тысячами зайчиков, отраженных батальонами стекол. Весна все больше вступала в свои права. Однако в душе Яна угнездилось чувство сродни тому, что бывает в самом конце лета, когда крутом еще зелено и тепло, но на всем уже лежит незримая печать грядущего умирания. Словно в самой сердцевине механизма, вращающего этот мир, что-то надломилось… Или это в душе самого Яна разлад?
   Никольский не знал точного ответа. Но в любом случае происходящее его тревожило.
   Телефон Кэт не отвечал. Ян очень пожалел, что не спросил в свое время телефона Лиды. И обращаться в справочное было бесполезно, поскольку он даже не знал ее фамилии. Тем не менее он воспользовался справочным терминалом, чтобы получить представление о том, в какой части космического пространства находится упомянутая ею планета Хасс, долго ли длится туда полет, когда был последний рейс оттуда (возможно, что Кэт с ним вернулась) и на всякий случай — когда будет следующий туда. Тут выяснилась довольно странная вещь. Планету с таким названием он нашел, она действительно существовала в природе и находилась на самом краю исследованной области космоса. Но никаких пассажирских рейсов туда не было.
   С этим следовало разобраться.
   Убедившись, что поблизости не мотыляется никто из служащих, Ян с помощью некоторых не вполне законных приемов пролез поглубже в базу данных. Там он обнаружил-таки информацию о рейсах на Хасс, правда, весьма скудную, но главное — он узнал, что последний, именовавшийся «научно-исследовательским», вылетел в десять двадцать утра того самого вторника. И никаких других рейсов ни туда, ни оттуда в обозримом будущем, похоже, не предвиделось. По ходу дела Ян обратил внимание еще и на такую мелкую деталь: все рейсы на планеты, находившиеся в той же области, были на ближайшее время отменены.
   Очень смахивало на то, что Кэт серьезно влипла. И виноват в этом, очевидно, был не кто иной, как он: снайперы же его заранее предупредили, что, раз девушка с ним связана, значит, она попадает в их поле зрения. Он заупрямился, и ее убрали, причем убрали весьма основательно: теперь невозможно попасть не только на планету, где она находится, но и в ту область космоса пути закрыты. Ян видел лишь один способ выручить ее оттуда — дать снайперам свое согласие в обмен на ее возвращение.
   Сейчас Ян по-новому оценил способ их действий: это были воры, крадущие у него одно за другим самое ценное — его безопасность, его девушку, его свободу — в уверенности, что рано или поздно лишат его чего-то такого, за что он готов будет расплатиться собой. Худшие из воров. Но со свободой они попали в точку — это вообще беспроигрышный вариант: любой, если только он не принципиальный осел, предпочтет вступление в их организацию гниению за решеткой. А дальше у них по каким-то причинам произошел явный сбой: свободу ему почему-то отдали бесплатно. И это для него была большая удача, поскольку оставалось, чем расплатиться за девушку. За ее свободу. Казалось бы, зачем ему это надо — плюнь на все, забудь о Кэт и мотай себе в Северную Пальмиру стричь давно уже ждущие тебя там купоны. Тот же Шмит наверняка не поверил бы, что подобный вариант Ян даже не рассматривал. Возможно, потому, что Шмит никогда не сталкивался с таким понятием, как честь, и уж тем более с таким, как любовь.
   Яну недосуг сейчас было разбираться в себе и докапываться, что именно им движет, но правда была в том, что свобода Кэт была дорога ему не меньше, чем собственная.
   Он вывел терминал в обычный режим работы и набрал на экране сообщение, которое машина должна будет сначала проверить на положенную стандартность и отсутствие матерной лексики, а затем дать во всеуслышание.
   Прошло не более минуты, когда из громкоговорителей раздался довольно приятный, пускай и чуть механический, женский голос:
   — Ян Никольский просит Валентина подойти в первый зал к справочному терминалу. Повторяю… — Еще через три минуты объявление было опять повторено.
   Ян ждал. И его ожидание оказалось не напрасным. Не успел вызов отзвучать второй раз, как неподалеку появился Валентин. Он сбежал с эскалатора: безукоризненно элегантный, в длинном развевающемся плаще, он ничуть не выделялся на фоне здешней далеко не бедной публики, напротив, выглядел тут как нельзя более уместным.
   Первым совершенно спонтанным желанием Яна при виде виновника всех своих бед было свернуть ему шею, но к этому чувству, как ни странно, примешивалась некоторая доля уважительного восхищения — снайперы, без сомнения, обладали подлинной мощью: они задумывали и проворачивали просто фантастические по сложности комбинации, кроме того, они точно знали, что им нужно, и умели добиваться желаемого. Лишь на миг Яну показалось, что в Валентине отсутствует тот его прежний стальной стержень, но это ощущение тут же прошло — великое все-таки дело умение «сбивать прицел» некоторым не в меру проницательным личностям.
   — Я хотел бы поговорить с вами, — не здороваясь, сказал ему Ян.
   — Я догадался, — ответил Валентин, также опуская приветствие. — Представьте себе, у меня тоже есть тема для разговора. Поэтому предлагаю для начала пройти и присесть.
   Ян не стал возражать, тем более что неподалеку имелся ряд весьма удобных на вид мягких кресел.
   — Я согласен вступить в вашу организацию, — с места в карьер начал Ян.
   — Но только при одном условии, не так ли? — Валентин улыбнулся. — Простите, что перебил, но это характерное начало. Ведь я угадал? Не надо, не отвечайте. Каким бы ни было ваше условие, боюсь, что я не смогу его выполнить. — Он посмотрел на Яна, словцо наслаждаясь его молчаливым недоумением, затем продолжил: — Дело в том, что я теперь никто, и от меня, увы, больше ничего в вашем деле не зависит.
   — Почему же тогда вы здесь? — Ян не верил, что появление Валентина в космопорту могло быть простым совпадением.
   — Да, я до сих пор за вами наблюдаю, как это ни смешно. Дело в том, что у нас с вами теперь одна проблема, и она непосредственно связана с той, что нависла сейчас над всем человечеством.
   — Я вас не понимаю, — сказал Ян, насупив брови. Излишне говорить, насколько ему не понравилось такое начало.
   — А я вам сейчас объясню. Информация продолжает оставаться строго засекреченной во избежание всеобщей паники, но… Почему бы и нет? Я все равно в любую секунду могу получить пулю в лоб. Я ее жду. И ежеминутно удивляюсь, что моя голова все еще не украшена дыркой. Если это произойдет на полуслове, то не пугайтесь — просто встаньте и быстро уходите. Итак, я начну издалека, но думаю, что вас это не удивит, — речь пойдет о планете Хасс…
   И Валентин стал рассказывать. Ян слушал его, размышляя — действительно ли это со стороны снайпера откровенность? Или какая-то новая игра? К сожалению, когда дело касалось Валентина, Ян не в силах был определить даже такой элементарной вещи, как — лжет ли ему человек или говорит правду. В данном случае Ян предпочел бы первое, потому что, если все это было правдой, то ему не только стоило оставить надежду выручить Кэт, но имелся смысл очень и очень подумать, стоит ли вообще дальше жить или лучше сразу пойти и утопиться. По словам Валентина, выходило, что человечество — низшая раса, космический мусор, вынужденная прозябать на задворках галактики, отгороженная специальным барьером-ликвидатором от высокоразвитого космического общества. Чем дальше он говорил, тем отчетливей вырисовывалась картина безнадежного положения человеческой расы и тем яснее становилось, что единственным выходом для таких недоразвитых, да к тому же еще ядовитых тварей, является только самоубийство. Причем массовое. Но оказалось, что даже этого не потребуется — сверхцивилизация хассов уже о нас в этом плане позаботилась.
   — …Теперь этот смертельный барьер, эта так называемая граница сдвинулась с места и идет на нас со световой скоростью, — говорил Валентин. — По всем расчетам через двадцать девять с небольшим лет она должна достигнуть Земли. Уже теперь для нас не существует Хасса и некоторых других приграничных миров, и их количество будет год от года расти, по мере того как будет сужаться наша территория.
   — Как это — не существует? Вы что, хотите сказать, что планеты и звезды обращаются в пар?
   — Нет, звезды как раз целы, и мы продолжаем наблюдать их на небе, только летать к ним уже не можем. Но ведь по-настоящему нам нужны не звезды, а планеты, которые вокруг них вращаются. — Они тоже не испарились, но, очевидно, погибли. Вы понимаете, что я имею в виду.
   — Нет, не понимаю. Это чудовищно, но в первую очередь — бессмысленно для самих хассов: ведь, по вашим словам, получается, что эти планеты переходят к ним, так зачем им портить собственное имущество?
   — А вы знаете, кто они? Или что они? И какие планеты их больше всего устраивают? Может быть, как раз такие, в какую они превратили Лексимо? За ней велось дальнее наблюдение с нашего корабля: миг — и средняя планетка со скудной атмосферой превратилась в головешку, в черный, голый, едва тлеющий уголек!
   — Вы что, видели это собственными глазами?
   — Мне показали… В записи… — произнес Валентин, впервые за время разговора теряя контроль. Но тут же вновь «загородился», однако Яну хватило и этого. Теперь он точно знал, что Валентин говорит правду.
   — Вы уверены, что с Хассом произошло то же самое?
   — Нет, не уверен, — ответил Валентин, кидая Яна из жара в холод и обратно. — Только поэтому я с вами сейчас и разговариваю. — Тут он закрыл глаза рукой, как будто боялся вновь нечаянно «раскрыться», и продолжил: — Если бы вы знали, как непривычно произносить эти слова — «я не уверен». Впрочем, вы способны меня понять. Я сейчас не даю прицела, я только предполагаю, но все же надеюсь, что мой расклад находится много выше среднего уровня вероятности. По логике, Хасс должен был погибнуть первым. Но это пограничная планета, изначально принадлежавшая хассам, — очевидно, она устраивала их именно в таком виде. Людей там очень мало — из-за столь ничтожного количества паразитов не стоит жечь целый дом, вы не находите?
   — Так, по-вашему, Хасс все-таки уцелел? — допытывался Ян.
   — По-моему, да. Но повторяю: Я НЕ УВЕРЕН. — Валентин словно получал от этой фразы особое мазохистское удовольствие. Отчасти так оно и было: как сказал Стратег — неуверенность в прицеле бодрит, поскольку дарит элемент неожиданности. Пожалуй, Валентин не оценил тогда эту шутку по достоинству, а сейчас смеяться было бы уже поздно, да и некстати. Нет, Стратег не потерял целкости, как Валентин вначале в сердцах подумал, поскольку магистр самой высшей, четвертой ступени, бывший кандидат группы "А" впервые не мог найти выхода из ситуации. Нет, он был по-прежнему на высоте. Дело было в чем-то другом, и Валентин, кажется, догадывался, в чем именно. Поэтому он и пришел на космодром, чтобы поговорить с новым кандидатом группы "А", не имеющим такого статуса и такого опыта, но у которого, похоже, было за душой кое-что, чего не хватало мастеру.
   — Я все понял, — сказал Ян. — Что вы предлагаете делать? Ведь вы не напрасно мне все это рассказали?
   — Я предлагаю думать, — ответил Валентин. — Решать задачу со следующими условиями: на нас с бешеной скоростью движется непроходимая стена, и нам желательно оказаться по ту ее сторону. Сразу даю неприемлемые варианты: найти дверь — это было бы самое лучшее, но в нашей стене ее, к сожалению, нет; проделать дырку — уже тридцать лет чем только ее не долбили, но не вышло; подкоп сам собой отпадает, и интуиция мне подсказывает, что хассы не позволят нам обойти ее или перепрыгнуть. Мы не летаем за пределы галактики, но возможно, что стена попросту охватывает нашу территорию со всех сторон.
   Ян закрыл глаза, пытаясь осмыслить ситуацию. Когда Валентин закончил, он высказал то, что навскидку пришло ему в голову:
   — Эта стена слишком огромна. Не знаю, как насчет дверей, но при такой чудовищной площади не может не оставаться лазеек — их должны быть тысячи и даже миллионы.
   — Вероятно, так оно и есть. Но беда в том, что мы не можем исследовать стену — это поле неизвестной природы, и никакие наши приборы на него попросту не реагируют. Эффект достигается лишь при соприкосновении с ним материальных объектов — и весьма плачевный эффект.
   — Исключение делается только для звезд… — пробормотал Ян. — Как вы думаете почему?
   — Понятия не имею: об этом исключении стало известно лишь несколько дней назад, когда граница тронулась. Причины могут таиться в свойствах звезд либо в избирательности самого поля — любые гипотезы неправомерны, пока мы не знаем ничего о его природе. Кстати, как вам такая — это поле на самом деле является их космической средой обитания, распространяющейся сейчас и на наш участок.
   — Черт возьми, Валентин! Здесь нужны специалисты — физики, астрономы… Ну как можно искать лазейку в том, о чем не имеешь ни малейшего представления?
   — Специалисты пока оказались бессильны. Рамки их восприятия сужены, мозги находятся в плену известных физических законов и главным образом терминов — им не под силу выдать простую нетривиальную идею.
   — Допустим, мы нашли способ прошмыгнуть сквозь эту стену. Но это же нельзя считать решением проблемы!
   — Необходимо что-то делать, — ответил Валентин, по-прежнему закрывавший рукою верхнюю часть лица. Боялся еще раз проколоться. — Преодолеть барьер — уже немалое достижение, это могло бы стать первым шагом к общему спасению.
   Валентин действительно не врал, он просто не открывал всей правды, состоявшей в том, что именно он, не желая того, явился косвенным виновником грядущего апокалипсиса. Когда все человечество узнает — а рано или поздно оно узнает, что его ждет во вполне обозримом будущем, страшно даже представить, как будет наказан виновный, которого без преувеличения можно назвать самым большим злодеем в истории. Может, потому Стратег и не торопился отдавать команду на его ликвидацию: пуля в лоб для него была бы слишком легкой карой — свинцовая безешка, и ты уже на небесах, то есть не на небесах, конечно, а в аду на самой большой сковородке. Но им-то всем, обреченным по его вине на неминуемую гибель, от этого никакого удовлетворения.
   — Хорошо, я обещаю подумать, — сказал Ян, поднимаясь. На самом деле ему казалось бессмысленным занятием ломать голову над подобной задачей — глупо считать, что он сможет найти решение столь глобальной проблемы, справиться с которой оказалось не под силу настоящим специалистам. Тем не менее он в самом деле намерен был поразмыслить — просто ему не оставалось ничего другого. — Давайте свяжемся с вами завтра… Нет, лучше сегодня вечером. Звоните, я буду дома.
   Валентин усмехнулся:
   — Да вы, я вижу, основательно унеслись в космические дали. И упустили из виду, что у Азиата к вам по-прежнему довольно солидный счет: если вас выпустили из каталажки, то отнюдь не благодаря его желанию, а скорее вопреки.
   Ян мысленно застонал — он совсем забыл, что вернулся на воле к тем же проблемам, и самое прискорбное, что Валентин теперь был не в состоянии их решить. В связи с этим было не совсем ясно, остается ли в силе его предложение.
   — Так снайперы все еще хотят видеть меня в своих рядах? — спросил он, немало озабоченный общим поворотом дел.
   — О, не волнуйтесь, они своего не упустят. Просто кадровые вопросы временно отодвинуты на второй план.
   Это «они» больше всего не понравилось Яну: значит, Валентина не просто отстранили — что-то он замутил очень серьезное, раз родная организация теперь для него «они». Логически все складывалось в весьма очевидную цепочку — задачей Валентина было убрать Кэт, и он с помощью каких-то интриг сумел сослать ее на Хасс, после чего граница, остававшаяся десятки лет в неподвижности, почему-то тронулась с места. Факты, как говорят опера, с которыми ему пришлось недавно очень близко познакомиться, — вещь упрямая, однако Ян не готов был поверить в то, что такого рода «пылинка» могла перевесить чашу гигантских космических весов, куда были свалены все грехи человечества, вынести людям смертный приговор.
   Если все это на самом деле было так, то пуля между глаз действительно являлась бы самым гуманным наказанием для сидящего сейчас перед Яном человека.
   — А не пойти ли нам пока пообедать, — сказал этот предполагаемый демиург, покидая свое кресло. — Здесь очень неплохой ресторан, к тому же за едой порой приходят дельные мысли.
   — А жить-то вы мне где теперь прикажете? — проворчал Ян. — Тоже в космопорту?
   — Почему бы и нет? Здесь в порту и гостиница имеется — я, между прочим, тоже планировал пожить в ней некоторое время.
   Эту ситуацию также следовало обдумать, а поскольку деваться пока все равно было некуда — видимо, не только Яну, но и Валентину, — то они направились в ресторан. Кстати, Ян был не против немного порадовать желудок после тюремного рациона.
   Ресторан был довольно приятным: светлое просторное помещение, ослепительно белые скатерти, расторопные официанты, но зато такие цены, которым могли позавидовать лучшие центральные заведения Москвы. Тем не менее большинство столиков оказались заняты, и все посетители были из разряда тех, каких не встретишь гуляющими своими ногами по городским улицам. Так чему ж удивляться — какова публика, таковы соответственно и цены.
   — Вы знаете, что за вами следят? — спросил Валентин, пока они сидели в ожидании своего довольно скромного заказа: два вторых — мясное и рыбное, два овощных салата и графинчик водки.
   — Знаю, — почти машинально ответил Ян. Он настолько привык ощущать себя под постоянным присмотром — еще до ареста и находясь в камере, что перестал думать об этом и придавать какое-то значение ощущению слежки. А ведь Валентин, очевидно, не имел в виду снайперов — они подразумевались и так, раз, по его же словам, могли пристрелить его в любую секунду.
   Теперь, озаботившись проблемой, Ян без труда определил своих соглядатаев — двое из них расположились за столиком у выхода и пили минералку, еще один находился в противоположном конце обеденного зала — он сидел, как на насесте, на высоком табурете у стойки бара.
   — "Акулы"? — предположил Ян.
   — Может быть, — туманно ответил Валентин, закуривая.
   — Ах да, вы же теперь не в курсе дел.
   — Вы и без меня могли догадаться, что вами сейчас интересуются не только «акулы».
   — А кто еще?
   — Ну, например, ваши добрые знакомые из следственного отдела, кроме того, одна солидная частная фирма — да мало ли вы дел наворотили в последнее время!
   — Не я, а вы, — отпарировал Ян.
   — Ну нет, Белова с Ноймайером ломанули именно вы, как мы ни старались вам в этом помешать.
   Ян хотел усмехнуться, да почему-то не вышло — не так-то просто, оказывается, разговаривать со вчерашним злейшим врагом.
   — Это все-таки вы стукнули им о взломе. А я уж думал, что сам там в чем-то прокололся. Если не секрет, как имя того крекера, что так виртуозно меня провел?
   «Раз Валентин пустился во все тяжкие, так, может, он и имена начнет выкладывать?» — подумал Ян, но ошибся.
   — Имени его я вам не скажу. А что касается сообщения в фирму — да, признаюсь, оно было послано нами, причем дважды. Первое вы, видимо, как-то нейтрализовали. Может, откроете секрет, как вам это удалось?