– Я еще раз вынужден повторить, что это строительная зона, работы не завершены, и нахождение внутри здания опасно для жизни! Я прошу вас немедленно уйти отсюда.
– Вам трудно нажать кнопку и поинтересоваться?
Охранник растерянно глянул на напарника. Тот едва заметно пожал плечами, выражая этим жестом – почему бы и нет? Это решило исход.
Вперив в меня взгляд, охранник поднес рацию к губам:
– Мистер Харрис! Мистер Харрис!
– Слушаю, – прохрипел динамик.
– Это пост у входа в здание. Здесь находится женщина… Она утверждает, что ее ждут внутри.
– Что за женщина?
– Она знает, что делать с Молохом… так она сказала.
На другом конце установилось напряженное молчание, после чего голос произнес:
– Передайте ей рацию.
Охранник удивленно протянул мне устройство.
– Кто вы? – спросили из динамика. Это был уже не Харрис, а кто-то другой. Судя по интонациям, человек влиятельный.
– Я – Алена Баль. Дочь Игоря Баля. Если вы предпочитаете другое имя – дочь Левиафана.
Влиятельный человек на другом конце полудуплексной связи осторожно ответил:
– Я слышал о тебе, Скалолазка. Что ты хочешь?
– Поговорить с вами. Пропустите меня в здание.
– Это невозможно.
– Вы чего-то боитесь? Я женщина, явилась к вам одна, без оружия. Чего вы боитесь?
– Мы ничего не боимся. Но у нас мало времени, чтобы отвлекаться на посторонних. Всего доброго.
– Вы должны найти для меня время. Я могу решить вашу самую насущную проблему. Я знаю, как изгнать Молоха.
На другом конце вновь установилось молчание. Влиятельный человек исчез, снова уступив место Харрису:
– Передайте рацию охраннику, – попросил он.
Я выполнила просьбу. Охранник получил короткую команду: пропустить! Он отошел в сторону и открыл дверь. Я медленно вошла.
Огромный холл был пустым и неосвещенным. Наличие электричества здесь угадывалось лишь по горящей в темноте оранжевой кнопке для вызова лифта. К ней я и направилась.
Когда подъехал лифт, в кабине обнаружились еще двое. Они уже не скрывали оружия. Короткоствольные пистолеты-пулеметы с цилиндрическими магазинами висели на плечах, в любой момент готовые к бою.
– Извините, леди, но мы обязаны вас обыскать.
Я развела руки в стороны, и люди в штатском смущенно замерли. Сари обтягивало фигуру настолько плотно, что спрятать в нем что-либо было невозможно. Тем не менее охранники прощупали бедра, щиколотки, проверили волосы. На этом обыск закончился. Странные люди. Что они надеялись найти? Самое опасное всегда спрятано в голове.
После того как с обыском было покончено, один из охранников повернул ключ на панели выбора этажей. Створки лифта плавно сомкнулись. Кабина бесшумно полетела вверх.
Лифт привез нас на последний этаж. Выйдя из кабины, мы прошли по короткому коридору с бетонными стенами – здесь еще не произвели отделку. Остановились перед тяжелой стальной дверью, возле которой стоял еще один охранник. Он открыл дверь, а затем, когда мы прошли внутрь, закрыл ее за нами.
Я очутилась в помещении, которое в будущем должно было стать роскошным пентхаусом, а сейчас походило на подземную автостоянку – арматура, бетонные стены, бетонные столбы. Многочисленные окна закрыты металлическими ставнями, сквозь которые вряд ли удастся подать сигнал Ирбису. К потолку подвешены плафоны с наружной электропроводкой – временное освещение. К дальней стене приставлены четыре отбойных молотка, рядом груда обломков, которая когда-то была бетонной перегородкой.
Посреди будущего пентхауса стоял огромный морской контейнер с ребристыми стенками, и я поняла, что превращенная в груду обломков перегородка мешала установке этой громадины. Возле контейнера находилась батарея из плоских мониторов и шкафов с электроникой. Между ними копошилось десятка два озадаченных инженеров и специалистов – заваленные принтерными распечатками, пялящиеся в экраны, грызущие авторучки, разговаривающие по телефонам и что-то обсуждающие между собой. Возле стен расположилась охрана, вооруженная настолько основательно, что была в состоянии дать отпор маленькой армии. Часть охранников следила за учеными, другая часть разглядывала в мониторы окрестности здания и переговаривалась с наружными патрулями.
Но главными среди находящихся здесь, несомненно, были трое людей, окруженные охраной. Они выделялись среди остальных важными лицами и дороговизной костюмов. Двоих я никогда не видела, но третьего – подтянутого, с тонкими чертами лица и благородной сединой в волосах – опознала, хотя пришлось напрячь память. Такие люди предпочитают не светиться на публике, но тем не менее изредка попадают в телевизионные новости, когда выступают с докладом перед конгрессом или сопровождают президента.
Этот человек, назову его Босс, оторвался от монитора, который он разглядывал перед тем, как я вошла в пентхаус, и посмотрел на меня с удивлением. Он знал, кого встретит, но никак не ожидал увидеть перед собой вместо современной европейской женщины индийскую крестьянку.
Помощник Босса махнул рукой, и охранники подвели меня к высокопоставленной троице. В этот момент откуда-то сбоку появился Мерфи. Правая глазница залеплена сложной повязкой и удерживалась на лице «решеткой» лейкопластыря. Его единственный глаз выкатился на меня.
…Бросок Мерфи остановил один из охранников, с лицом, скрытым маской. Судя по конфигурации пальцев, моя бывшая любовь собиралась вцепиться мне в горло.
– Пустите меня к ней! – орал он, прорываясь через охранника. – Я порежу ее на куски! Я ее…
– Ваш Мерфи вместе с глазом потерял остатки разума, – сказала я Боссу, – если он у него вообще был.
– Не нужно так пренебрежительно отзываться о мужественном человеке. Он героическим образом сумел обезоружить самого Левиафана и при этом потерял глаз.
– Вот это новость! – удивилась я. – А по-моему, наркоз Левиафану вводила я. А глаз Мерфи выбил одиннадцатилетний пацан из самодельного лука.
С боков захихикали. Мерфи вспыхнул, снова рванулся ко мне, но охранник в маске опять помешал его намерениям.
– Ее нужно прикончить! – вопил Мерфи. – Все беды от нее!
Босс метнул суровый взгляд в сторону перебежчика:
– Возьми себя в руки, размазня!
Мерфи притих и перестал рваться ко мне; хотя на лице было написано, что он перегрызет мне горло – дай ему только волю.
– Сначала послушаем, – продолжил Босс, – что скажет эта леди, а потом определимся с ее судьбой.
Обтекаемая фраза, сказанная с иронией, прозвучала недобро. Скрытый смысл лежал на поверхности. Мне сразу вспомнились сообщения новостных агентств о международных тюрьмах ЦРУ, в которых пропадали заключенные. Однако я не испугалась. Женщину, которая разговаривала с абсолютным злом, трудно испугать чем-либо.
– В этом контейнере, – сказала я, – находится мой отец. Вам удалось пленить Игоря Баля вместе с древним богом, вселившимся в его тело. Что вы собираетесь делать дальше? Вам нужна информация, заключенная в мозгу человека. Но проблема в том, что этот мозг защищен черным дымом чарвати. И он не позволит извлечь информацию. Даже более. Стоит вам приоткрыть серебряный саркофаг, и чарвати уничтожит вас. Если вы не верите моим словам, то предлагаю вспомнить, что произошло на сухогрузе «Бельмонд»… Перед вами стоит серьезная проблема. Как выудить информацию? Только не надо говорить, что вы дождетесь, пока демон проголодается. Вы подсунете ему жертву и, когда дым покинет тело, изолируете человека от кровавого бога. В этом случае Игорь Баль впадет в кому, и вы не сможете пробудить его.
Пока я говорила, директор смотрел на мониторы. Как только я закончила, он жестом подозвал меня к себе.
– Подойдите сюда.
Я сделала несколько шагов и встала рядом с ним, за спинами людей, следящих за показаниями. Мерфи теперь испепелял взглядом мой затылок, но мне было наплевать.
– Посмотрите! – Босс указал на мониторы.
Экраны показывали с разных ракурсов одно и то же. Комнату с серебряными стенами. Я поняла, что это изображение контейнера изнутри. Посреди комнаты в массивном, похожем на электрический стул, кресле сидел мой отец. Я увидела крупный план лица с закрытыми глазами. Фас. Профиль. Полуоборот. Обнаженный торс, увитый черной неразборчивой вязью. Прикованные к подлокотникам серебряными браслетами руки. Размытые дымные щупальца, плавающие вокруг тела. Рядом с этими картинками тянулись кривые медико-биологических параметров: температура тела и окружающего воздуха, кровяное давление, дыхание, ритмы активности головного мозга. Люди изловили демона, запихнули в серебряную камеру и пытаются разобраться в его сути при помощи термометров, компьютерных моделей, используя научный подход. Какие все-таки они смешные существа!
– А где саркофаг? – спросила я.
– До того как Молох проснулся, мы успели переместить Левиафана из саркофага в этот контейнер. Стены комнаты двухслойные: наружная выполнена из двухдюймовой стали, внутренняя – из серебра толщиной с дюйм. Воздух циркулируется внутри при помощи аппаратов регенерации. Все необходимые параметры тела и среды фиксируются бесконтактными датчиками. В случае проявления агрессии мы можем запустить внутрь психотропный газ, но в последние часы он ведет себя спокойно.
– Который из них?
– Что?
– Который из них двоих ведет себя спокойно?
– Оба ведут себя спокойно.
– Зачем вы мне это показываете?
Босс посмотрел на меня:
– Не могу не отметить ваш экзотический вид, мисс Алена… Вот еще, посмотрите. В стены вмонтированы динамики и микрофоны. Их поверхности и детали изготовлены из серебра и его сплавов. Уникальные разработки… Я показываю вам все это для того, чтобы объяснить: нам не нужна помощь. Ни ваша, ни российской разведки, ни внеземного разума. У нас все под контролем. Мы в состоянии установить контакт с Молохом и вести с ним диалог. Я даже уверен, что мы сможем прийти к соглашению. У нас имеется то, что ему нужно. Взамен мы потребуем доступ к памяти Игоря Балл.
– Когда вы говорите о том, что ему нужно, вы имеете в виду людей, которых можно использовать в качестве ритуальных жертв?
– Неважно, что я имею в виду. Мы сможем с ним договориться.
– Да? Хорошо. Тогда скажите мне, пожалуйста, кто из вас разговаривает на прелюдийском санскрите? Кто-то может brahma vyAharan?[10]
Свет под потолком дрогнул после моих слов, мониторы моргнули. Заскрежетали металлические ставни на окнах. Люди испуганно стали озираться.
– Она ведьма! – закричал Мерфи. – Ведьма! Ее нужно спалить на костре! Дайте ее мне…
Стоявший рядом охранник в маске двинул его прикладом в солнечное сплетение, оборвав фразу. Мерфи беззвучно осел на пол, хватая ртом воздух.
Собеседник обдал меня холодным расчетливым взглядом. Напускная любезность исчезла.
– Что ты хочешь?
– Пустите меня внутрь. И я изгоню древнего бога туда, откуда он явился.
– Мы все равно не отдадим тебе Балл. Ему известно слишком многое. Эти сведения нельзя выносить за пределы Конторы.
В голове помутилось. Я с трудом устояла на ногах, чувствуя, что теряю контроль над ситуацией.
– Все равно. Пропустите. Я должна освободить отца!
Один из помощников что-то прошептал на ухо Боссу. Он кивнул соглашаясь.
– И еще, – продолжал он, – если ничего не получится, мы не выпустим тебя назад. Вдруг эта черная дрянь заберется в тебя, и ты вынесешь ее наружу, даже не узнав об этом? Поэтому ты останешься в контейнере при любом исходе.
– Я согласна.
– Ты готова угробить молодую жизнь ради сомнительной возможности экзорцизма?
– Там мой отец.
Босс посмотрел на меня без тени понимания. Переглянулся с советником. Тот едва заметной мимикой показал: «Да пускай идет! Одной сумасшедшей будет меньше!»
В напутственной речи Босс сообщил, что если я изгоню черный дух, то мы с отцом останемся внутри контейнера как минимум на протяжении четырех месяцев. Им нужно будет убедиться, что черного дыма нет, прежде чем вскрыть камеру. Хотя он сильно сомневается, что из моего плана что-то получится, и в любом случае свободы мне не видать, потому что я теперь тоже знаю очень многое… Контейнер какое-то время останется в этом здании, затем его погрузят на корабль и отправят в Штаты. Внизу уже ждет контейнеровоз, потолочные плиты пентхауса разбираются, а строительный кран в любой момент готов спустить контейнер на землю.
Я слушала его вполуха, сосредоточив внимание на мониторах. Они показывали черный дым, вьющийся по комнате. Он карабкался по стенам, прощупывая каждый сантиметр. Молох выискивал уязвимые места, сквозь которые можно вырваться на свободу.
Охранник, что прошелся по Мерфи прикладом, проводил меня к торцу контейнера, где находилась шлюзовая камера для прохода внутрь. Босс с помощниками и охраной остались возле мониторов.
Шлюзом управлял человек в посеребренном скафандре. На его шлемофоне не было ни маски, ни очков – только глухой щиток, отчего человек напоминал серебряного голема. Он набрал код на приборной панели, и на маленьком мониторе рядом я увидела, как промежуточную камеру начал заполнять белый газ.
Глядя на изображение, я ждала, когда смогу пройти внутрь. Но вдруг в голове раздался голос, от которого защемило сердце. Голос знакомый, родной, близкий. Он позвал меня на чистом русском:
– Алена.
– Папа?
Мне потребовалось непозволительно много времени и еще один оклик, прежде чем понять…
– Алена!
…что голос раздается не в голове. Когда едва слышно шепчут на ухо, то разницу почти не ощущаешь.
Я посмотрела на охранника, который сопровождал меня. И сразу узнала глаза над матерчатой маской. Как я не поняла раньше? В тот момент, когда их хозяин с удовольствием впечатал приклад в живот Мерфи?
Ноги не удержали. Охранник подхватил меня под руки. Хорошо, что серебряный голем уставился на монитор и не видел, что происходило за его спиной.
– Мне мерещится… Лешка, неужели ты?
Да, это был мой Лешка. Никаких сомнений. Реальный, живой. Я могу протянуть руку и пощупать его, чтобы убедиться. Он смотрел на меня с характерным прищуром, а если приподнять маску, то я увижу знакомую складку губ. Она у него всегда ироничная, словно у комика. Только сейчас почему-то я не могла назвать его комичным. И дело тут не в ситуации, которая может взорваться в любой момент, как бочка с порохом. Дело в нем самом. Язык не поворачивался называть его Лехой. В этом имени было что-то неправильное.
Потому что он – Алексей!
– Я пришел за тобой, – чуть слышно произнес он. – Я пришел спасти тебя!
Знакомые слова. То же самое говорил мальчонка в палатке. Словно он связан с Овчинниковым генетическим кодом!
– Как ты очутился здесь?..
И вдруг я поняла.
Лешкину щеку пересекал свежий шрам. Это о нем рассказывала Чомга! Это он, а не Чедвик, шел в долину, сметая все на своем пути, преодолевая барьеры и сражаясь со стражами долины Арьяварта.
Вовсе не Чедвик, а Лешка! Мой Лешка!
– Они приняли меня за близкого подчиненного Кларка… Но нет времени сейчас это обсуждать. Я не пущу тебя в эту серебряную табакерку!
– Ты не представляешь, как я счастлива тебя видеть… Но поздно меня спасать. Я должна войти внутрь.
– Ты не выйдешь оттуда живой!
– Скорее всего… Знаешь, я даже чувствую, как приближается смерть. Кажется, мои приключения закончились.
Цифры в углу монитора показали, что давление в шлюзовой камере опустилось до нуля. Компрессоры выгоняли из нее весь воздух, чтобы ни одна порция дыма не просочилась наружу.
– Что ты говоришь, Алена! Ты не представляешь, как долго я тебя искал!
Давление быстро выросло до атмосферного. На экране появился запрос, и голем ткнул пальцем в кнопку «Yes» на сенсорном дисплее. Через несколько секунд замок на двери щелкнул. Створка медленно отодвинулась, открывая мне проход в шлюзовую камеру.
– Прощай, Лешка… Какой же ты славный!
Серебряные стены камеры на мгновение ослепили. Я шагнула вперед и услышала вслед чересчур громкое и отчаянное:
– Я все равно тебя вытащу, слышишь?!
Тяжелая створка закрылась за спиной, уничтожив все звуки. Я осталась наедине с тишиной и пустотой, а за следующей дверью меня и вовсе ожидал сатана.
Зашипел воздух. Я ощутила какой-то медицинский запах. Заложило уши от перепада давления.
Дверь в серебряную камеру убралась в сторону.
Я вошла внутрь.
Глава 7
Апогей
В камере было холоднее, чем в недостроенном пентхаусе. Я словно опять очутилась в палатке на высоте пяти тысячи метров. Все то же самое. Холод. Молотобойные удары сердца. Человек, сидящий в кресле. Черный дым, змеящийся вокруг. Только вместо серой палаточной ткани – серебряные листы, тускло отражающие четыре источника света на потолке.
Я сделала шаг к креслу.
Никакого волнения. Никакого страха. Только сердце сильно колотится: его удары, кажется, передаются даже сквозь стены. Состояние, близкое к смерти. И это не образное выражение, потому что черный дым чарвати и есть смерть в концентрированном виде.
Мне казалось, что едва я окажусь в камере, как Молох набросится на меня и примется уничтожать. Но происходило обратное. Он меня игнорировал. Не замечал. Я сделала еще шаг к креслу. Белоснежная ткань, обтягивающая голень, погрузилась в чумовую гарь, плавающую в воздухе, но та откатилась, словно волна.
Он не хотел связываться со мной.
Или не считал нужным.
Но ему придется. Потому что он ненавидит, когда вслух произносят его имя.
– Молох! Чарвати! – громко произнесла я. – Выйди из человека и явись передо мной, создание тьмы!
Тело отца вздрогнуло. Метки на теле почернели. Лицо сморщилось. Из-под опущенных век и рта стал выползать дым более густой и плотный, чем плавал вокруг. Характерный запах усилился. Воздух задрожал.
Дым струился вокруг меня, иногда дотрагиваясь, тяжело толкая в плечо или спину. Наконец между мной и сидящим в кресле отцом возникло тяжелое темное облако. И снова, как в прошлый раз, громовой голос раздался из его недр:
– Зачем ты позвала меня? Я умерщвлю тебя одним выдохом!
– Есть разговор.
Облако переместилось влево. Вся гигантская туша. Могу поклясться, что весит она две-три тонны. Мне пришлось повернуть голову вслед за ним.
– Наступил рассвет, и я явилась к тебе, как было оговорено. Я пришла объяснить, что происходит. Тебя не выпустят из этой коробки. Тебя собираются держать здесь бесконечно. Как тебе перспектива остаться на ближайшие несколько сотен лет без жертвоприношений? Люди за стеной могут это устроить.
Облако сдвинулось еще левее. У меня возникла сильная боль в лобных долях, отчего стало трудно обращать мысли в слова.
– Зачем ты это говоришь?
– Оставь тело моего отца по-хорошему.
– Как ты смеешь просить меня о чем-то, рабыня! – От одной только интонации я покрылась мурашками. – Это тело мое! И останется моим! Я его захватил! И никуда из него не уйду!!
Пол подо мной заходил ходуном. Представляю, что сейчас показывают бесконтактные датчики, которыми напичкан контейнер. Прелюдийский санскрит невероятно могучий язык.
Я дождалась, когда все утихнет.
– Что ж, я надеялась на благоразумие, но если ты не хочешь проявлять его… Мне придется тебя изгнать. Я добралась до древа и теперь знаю изгоняющее слово. Да-да, то самое слово, которым воспользовалась мать, в чьего сына ты вселился много тысячелетий назад.
Одно из щупалец коснулось предплечья – и отнялась вся рука, превратившись в бесчувственную плеть. Я схватилась за нее, а облако снова сдвинулось влево – оно норовило оказаться за моей спиной. Я поворачивалась вслед за огромным черным клубом, сжимая омертвевшую руку и ожидая ответа.
– Так что скажешь, Молох? Что ты выберешь? Остаться на сотни лет в серебряном каземате? Или вернуться во мрак?
– Забавно, – медленно произнес Молох. – Ты еще не знаешь, что тебя ждет дома.
Чего я могу не знать? Моя мама излечилась!
– Нет, речь не о ней, – ответил он, и я с ужасом поняла, что он читает мысли. – Хорошо, я уйду из твоего отца.
Я не могла поверить.
– Только предупреждаю, – добавил Молох, – что он тебя не помнит. Он не помнит ничего из своей прошлой жизни.
– Мне все равно.
– Хорошо. Тогда изгоняй меня. Я готов… готов переселиться в тебя.
Пол под ногами вздрогнул. Зашумело в ушах.
– В меня? – ошеломленно переспросила я.
– Я могу переселиться только в человека. Но других людей здесь нет. Поэтому только в тебя.
– Но я думала…
– Ты думала, что изгонишь меня в никуда? Но я и есть это никуда!
Я стерла ладонью пот со лба.
– А как же мать, излечившая сына?
– Прибежищем стало ее тело… Меня невозможно изгнать или уничтожить. Я пришел сюда из глубины веков, переселяясь из человека в человека. Из человека в человека! Я тень! Я сумрак души! Я вечен!!
Из облака вырвался темный сгусток и сильно ударил в грудь. Меня бросило на пол. Дым окутал со всех сторон, заслонив свет. Перед глазами поплыли черные туманные щупальца. Только что они находились снаружи, а в следующее мгновение прошли сквозь роговицу. Вторжение было осязаемым и очень болезненным. В омертвевшей руке я почувствовала уколы и жжение. То же происходило в груди и спине. Жжение сопровождалось чудовищной ломотой в костях и разрывающей мышцы болью. Цепи черных отметин появлялись на мне, ветвились, проступали из-под кожи. И я уверена, что в то же самое время они исчезали с тела отца.
Тьма заслонила взор. Именно тогда я почувствовала, как внутри меня растет другое существо. От него исходила невероятная жуть, разрывающая сердце. Сознание не выдержало ужаса и отключилось.
В тот день я умерла.
Специалисты, техники и военные, расположившиеся возле мониторов, делали ставки. И должна заметить, расклад был далеко не в мою пользу. Поэтому когда Молох набросился на меня и повалил на пол, никто особенно не удивился. Расправа над жертвой, словно представление в римском Колизее, притянула к экранам практически всех, кто находился в пентхаусе. Даже охранники подошли к мониторам – настолько им было любопытно, что произойдет. Босс достал из кармана очки и нацепил их на нос, чтобы не упустить деталей. Пожалуй, все были убеждены, что со мной покончено…
И только один человек думал иначе. Едва увидев меня на полу, он оттолкнул голема в серебряных доспехах и влетел в шлюзовую камеру. Еще до того, как закрылась наружная дверь, Лешка за четыре удара сковырнул отбойным молотком замок внутренней двери и ворвался в главное помещение. Листом серебра он отсек черный дым, струящийся в мои глаза.
– Я тебе ее не отдам! – выкрикнул он в середину черного облака, загородив меня собой. – Убирайся прочь!
Облако вздрогнуло и отпрянуло. Показалось, что оно испугалось, хотя это невозможно в принципе. Поведение облака было обусловлено только тем, что в серебряном каземате появилась лазейка…
Те, кто находился снаружи, засуетились, забегали. Кто-то из техников рванулся к шлюзу, чтобы восстановить нарушенную герметичность. Только все попытки были тщетны.
Щупальце Молоха стремительно метнулось сквозь промежуточную камеру и вонзилось в щель закрывающейся наружной двери, не позволив ей закрыться. А в следующую секунду оно с силой вырвало дверь из полозьев и швырнуло прочь. Тяжелая створка – с одной стороны серебряная, с другой стальная – пробила насквозь щиты, загораживающие окна. Один из охранников, стоявший возле них, не успел опомниться, как обнаружил себя за пределами небоскреба на высоте двухсот метров над улицами Гонконга. Его отчаянный крик услышали в офисах соседних зданий, несмотря на плотно закрытые окна.
А на вершине новенького с иголочки небоскреба «Фаллс» происходили невероятные события. Вырвавшуюся из заточения силу уже ничто не могло удержать. Черный дым вырвался из серебряной камеры и поднялся до потолка, напоминая огромное бесформенное чудовище из кошмарных сновидений. Возникший из ниоткуда шквальный ветер разом смел бумаги, аппаратуру, повалил людей. Моментально погас свет. Несколько мониторов взорвалось, осыпав оказавшихся на полу осколками.
Черное щупальце хлестнуло по контейнеру, и он раскрылся, точно картонная коробка. Серебряную крышу одержимый гневом Молох метнул через весь зал пентхауса. Она пронеслась, кувыркаясь – люди едва успевали отпрыгивать в стороны. Высадив целый ряд окон, крыша рухнула на улицу вместе с бетонными обломками. Она расплющила два автомобиля и устроила крупную аварию на дороге.
Вторжение Алексея и возможность вырваться из заточения на время отвлекли Молоха от переселения в мое тело. Цепи заклинаний частично сошли с моего отца, частично появились на мне. По сути, корнем и прибежищем молоха стали двое людей. Только я этого не видела, потому что была мертва.
А может, спала?
Ведь сон очень похож на смерть.
Не обращая внимания на то, что происходило вокруг, – на мелькающий черный дым, свист воздуха и падающие стены – Лешка сидел на коленях, обхватив меня руками…
Находясь во тьме, я услышала далекий зов. Мне не хотелось никуда идти, вообще не хотелось двигаться. И все же я пошла на зов, не видя ничего вокруг себя и не чувствуя себя. Полная авантюра. Как и все в моей жизни.
Сначала вернулся свет.
Я увидела солнечные лучи, бьющие сквозь проломы в стенах. Они отражались от серебра, разбросанного по бетонному полу, отчего создавалась атмосфера иного, неземного мира. Мира удивительного света – сияющего и серебристого.
В этом волшебном свете я увидела Лешкино лицо, которое находилось очень близко от моего. Мне хотелось сказать о том, как я счастлива его видеть, но не хватило дыхания. И лишь затем я поняла – почему.
Он оторвался от моих губ, обрывая поцелуй. С надеждой заглянул в мои глаза, радуясь тому, что в них возвращается жизнь.