Страница:
Впереди шли Тимошка, Яшка и Федосеев – дорогу протаптывали. Потом припрягались к саням и тащили. Измучились так, что со всех пар валил, – вспотели и раскраснелись, словно в бане парились.
Один Яшка не унывал, – все шуточки отмачивал.
Наконец обогнули завал и вышли на просеку. Яшка показал кукиш сидевшим сзади в засаде – сидите, мол, дурни, ждите.
– Ну, братцы, теперь навались, – теперь все под гору. Через час и река будет.
Навалились, пошли ходом действительно все под гору. Вскоре стал слышаться какой-то шум, далекий, но постоянный. Вырастал по мере приближения к нему.
– Это еще что? – тревожно спросил Илья.
- Река ревет, – ответил Тимошка. – Тут ее камнями спирает, ну и ревет.
Рев водопада все усиливался.
- Быстро вода бегит по Кускоквиму, – страсть трудно будет выгребать! Только бы до Калмыковского редута добраться! Там уж передохнем, – сказал Тимошка. – Одначе надо и на реку посмотреть, нет ли там чертей энтих. Може и там ждут. Пойду-ка я сам!
Припадая на хромую ногу, старик отправился вперед. Яшка отпустил пару острот по его адресу и занялся своей трубкой, однако время от времени поглядывая в сторону обойденного завала. Вскоре Тимошка вернулся.
- Сидят, черти, ждут! – крикнул он издали. – Сидят, рты развесивши. Я у их ружье свиснул. Смотри, какое важное, – и Тимошка показал Яшке выкраденное ружье.
Яшка с завистью взял ружье и стал разглядывать.
- Как это ты, старая крыса, словчился?
– Сызмальства обучен, – важно ответил старик.
- Пойти, что ли, мне? – сказал задумчиво Яшка.
– Пойди, коль башка дешева, – сказал Тимошка. – А нам опять в обход идти. Надо и этих обойти.
Опять свернули с дороги, пошли лесом налево.
Страничка из Фенимора Купера
Продрались с великим трудом к реке. Теперь водопад ревел с версту ниже. Здесь же река разливалась широко и дробилась протоками между низкими островами.
По совету Тимошки переехали реку и запрятались в чаще кустов.
- Передохнуть надо, – сказал он. – Поработали. Сил больше нет. Пущай теперь нас поищут. Собакам только морды завязать надо, а то брехать будут – нас выдадут.
Собакам перевязали морды, и сейчас же Тимошка, Яшка и Федосеев улеглись и захрапели. Илья, Вадим, Уильдер и Елена заснуть не могли, – переутомились. Елена легла, а мужчины сидели и напряженно смотрели на широкую реку, – на тот берег, от которого они только что отплыли.
- Плывут, вон, – вдруг заговорил Уильдер. Острое зрение моряка помогло ему увидеть движущиеся черточки байдар у самого берега, еле заметные на темном фоне скал.
– Одна, две, три, четыре, пять, – считал Уильдер. Четыре байдары плыли вдоль берега вверх против течения, а пятая сворачивала в сторону и направлялась к берегу, у которого спрятались путешественники.
В ней сидели двое.
Илья разбудил Тимошку. Тот стал будить Яшку.
- Ммм… Что там еще? – мычал разоспавшийся Яшка.
– Плывут к нам, бери-ка лук да стрелы, может придется спровадить, чтоб без шума.
Легкая байдара уже подплывала к кустам, в которых притаились наши путешественники. Сидевшие в байдаре кенайцы пытливо всматривались в прибрежные кусты. Яшка сидел с луком в руках и не спускал с них глаз… Тетива его лука была натянута, и стрела, готовая к отлету, лежала на тетиве. Кенайцы проплыли мимо. Но сидевший на корме почему-то оглянулся на кусты и что-то сказал гребцу, показывая рукой на подозрительную чащу, и байдара неожиданно повернулась носом к кустам. Рулевой приподнялся и стал всматриваться. Путешественики увидели блеск радости в его глазах. Очевидно, заметил сидевших. Уже раскрыл рот, – что-то сказать хотел товарищу, но в этот момент тихо свистнула спущенная с лука стрела и вонзилась ему в горло. Кенаец захрипел и тяжело рухнул на дно байдары. Гребец хотел было остановить ход байдары, стал грести в обратную сторону. Но запела вторая стрела, и второй кенаец упал лицом вперед, выпустив весло. Лодка по инерции плыла вперед и врезалась в кусты, ткнувшись носом в байдару, в которой сидели Илья и Елена. Собаки завозились, стараясь освободить свои морды, – лаять захотелось!
– Цыц, проклятые! – зашипел на них Тимошка, хватая приплывшую байдару и втягивая ее в кусты.
- Ночью спустим их по течению, – сказал Тимошка. – А ловко ты угодил. Молодец, Яшка!
У одного кенайца стрела торчала в горле, у другого – ниже затылка.
Четыре байдары быстрым ходом ушли вперед и скоро исчезли из поля зрения, завернув за поворот реки.
– По-моему, – сказал Яшка, – не спускать их надо, а потопить с байдарой вместе. По крайности, следов не будет.
- Что верно, то верно, – сказал Тимошка. – Только возни будет много с ними. Стащим их лучше на остров, там их в болоте засосет, а байдару возьмем с собой. Авось понадобится. Легкая она.
Когда стемнело, все лодки выбрались из кустов и медленно поплыли вверх по течению. Левые борты у них были утыканы ветвями. С другого берега даже днем их трудно было отличить от прибрежных кустов.
Плыли осторожно, стараясь не делать веслами шума. В потемках удачно разминулись с четырьмя кенайскими байдарами, возвращавшимися обратно, – только остановились, сгрудились, и кенайцы проплыли мимо, вероятно, приняв байдары, замаскированные ветвями, за островок, заброшенный в реке. Проплыли так близко, что даже разговор их был слышен отчетливо.
Плыли всю ночь, и на рассвете вошли в озеро, с обеих сторон окруженное высокими черными скалами. Дикий пейзаж. Скалы местами доходили до 500 футов и на вершинах их лежал снег.
В гроте
По указанию Тимошки, повернули к левому берегу и, пробравшись лабиринтом камней, прошли в какой-то темный грот. Все три байдары и четвертая, маленькая, скрылись там от взоров человеческих.
- Здесь отдохнем, – сказал Тимошка, выбравшись на каменистый берег. – Здесь и огонь разведем!
Развели костер, и грот, освещенный дрожащими языками пламени, сделался фантастически красив. Но холодно и сыро было под его каменными сводами. Зато вода, просвеченная огнем до самого дна, засветилась волшебным нежно-голубовато-зеленым светом.
Собакам развязали морды, и они стали бегать и визжать, обрадовавшись своей свободе. Впрочем, недолго они беззаботно резвились, – скоро стали проявлять признаки какого-то беспокойства, особенно Волчок: он стал рычать, поглядывая в глубь грота.
На него, однако, сперва не обратили внимания. Усталые путешественники занялись костром и приготовлением еды. Торопились поесть и лечь спать.
- Здесь наверх выход есть, – сказал Тимошка. – Чисто крепость. Там сторожить будем.
И какими-то щелями и проходами он вывел Илью на каменную площадку над самым входом в грот.
Вид сверху был великолепный. Все озеро, окруженное горами, лежало внизу, – глазом можно было охватить пространство, по крайней мере, верст на десять в окружности.
– А подмораживает, – сказал Тимошка. – Пожалуй, в ночь опять мороз ударит. Эх, добраться бы до редута! Оттуда бы уж на собаках пошли. Там места пойдут ровные. Пустыня – одно слово!… Никто не подкрадется. Ох, не люблю я леса! Пустыня куды лучше!… Ширь-то какая! – Речь его была прервана ожесточенным лаем собак.
- Эх, не угомонят псов-то! Выдадут они нас. Ну, я пойду посмотреть, чего они там, а вы уж тут озеро покараульте. Коли что – скажите.
…Волчок рычал, рычал, да вдруг и залился злобным лаем. Вслед за ним стали лаять и остальные псы.
- Ишь, по зверю лают. Кто бы там был? – сказал Яшка, взяв ружье. Осторожно пошел он по узкому карнизу в глубь грота. Собаки рвались за ним – мешали идти. Разогнал их прикладом.
– Что там? – спросил Тимошка.
- А черт его знает! Темно и идти трудно, – того и гляди оборвешься.
– Погоди, Яшка. Я на байдаре подъеду и огня возьму, – крикнул Тимошка.
Он положил пылающий сук на нос байдары и поплыл в глубь грота. Грот оказался очень глубоким, – байдара забралась так далеко, что скоро пылающий сук превратился сперва в огненную точку, а потом совсем его не стало видно. Собаки остановились где-то по дороге, – очевидно, карниз обрывался, и дальше пробраться не было возможности.
Катастрофа
Сидевшие у костра прислушивались к тому, что делалось там, в темной глубине грота. Сперва постепенно замирали вдали тихие всплески весел, потом тишина, потом страшный рев, громом прокатившийся под каменным потолком грота… Выстрел гулкий, раскатистый… Опять рев и человеческие крики – и все смолкло. Опять отдаленный крик, как будто о помощи.
Уильдер, Федосеев и Вадим, схватив пылающие головни, на оставшейся байдаре быстро понеслись на крик.
- Сюда, сюда, скорей! – услышали крик Тимошки откуда-то из тьмы.
– Стой! Стой! Легче! – Тимошка сидел верхом на перевернутой лодке и обеими руками держал Яшку, который был, по-видимому, без сознания. Все лицо его было залито кровью…
- Яшка медведя стрелил, а он бросился прямо на Яшку. Смял парня.
– А медведь где?
- А черт его знает! Убег должно! Принимай, братцы, Яшку, я ружья достану. Свети сюда.
Яшку втащили в байдару и стали освещать дно. В прозрачной воде на саженной глубине два утонувших ружья были видны отчетливо. Тимошка опустился в ледяную воду, вытащил ружья и влез в лодку. Он был так зол, как никогда еще. Ругался вовсю, – ругал поездку, всех участников, а больше всех Яшку.
- Черт бы вас всех побрал, – хрипел он. Злоба бушевала в его остервенелом сердце.
– И эта сволочь, – он ткнул ногой Яшку, – говорил ему, не стреляй, потому не видать. Вот выстрелил, а теперя всю морду ему и своротил медведь!
Не стесняясь присутствия Елены, Тимошка разделся донага, раздел и Яшку. Мокрые кухлянки, торбасы, шапки повесили сушиться над костром, влил рому в рот Яшке. Тот пришел в себя. Елена перевязала ему драную рану на щеке и ухе. Кусок уха был оторван. Тимошка занялся ружьями; их чистил, а сам ворчал и ругался:
– Так тебе, сволочь, и надо, – не мог угомониться старик, когда увидел, что Яшка пришел в себя.
Яшка попытался что-то ответить, даже как будто сострить хотел.
– Молчи ты, скоморох! – прикрикнул на него Тимошка. – Вот будет у тебя рыло набоку, так еще смеху больше будет.
Потом он стал успокаиваться, и самая ругань в его устах стала терять остроту злобы – начала переходить в нравоучение и вскоре приобрела характер некоторой игривости.
Наконец пострадавшие высохли и, закутавшись в горячие кухлянки, захрапели во всю мочь.
Вадим сменил Илью. Уильдер пошел с ним. С ужасом выслушал Илья о том, что произошло в его отсутствие. Он беспокоился за Елену. Сидеть в одной пещере с медведем! И зачем только она поехала? Что еще ждет ее впереди?
Часа через три Яшка уже поднял свою перевязанную башку и стал будить Федосеева:
- Эй ты, хрыч старый, слушай!
– Чаво тебе? – проворчал тот, – лежи ты, морда драная.
- Поедем за медведём, – сказал шепотом Яшка. – Что зверю зря пропадать?
– Поди ты, – буркнул Федосеев.
- Еловая башка! Да ведь мех-то какой богатый! Да говядины сколько!
Недолго спорил Федосеев с Яшкой. Заговорило ретивое у старого охотника. Решили не будить Тимошку, – управиться без него.
Илья пробовал, было, протестовать, – уговаривал не рисковать, но его Яшка и слушать не стал:
– Подох медведь! Ей-богу подох! – уверял он, – ведь я знаю. Я ему здорово запалил. Сгоряча это он меня дернул, умираючи…
Опять байдара с огнем отплыла в глубь грота и через час вернулась, нагруженная огромной медвежьей тушей. Яшка забыл свою рану и сейчас же занялся медведем: мясо вырезал, на куски порезал, поделил: что людям, что собакам.
Когда Тимошка продрал свои старые глаза, Яшка уписывал уже медвежатину, жареную на ружейном шомполе.
Тимошка только глаза выпучил.
– А шкуру барыне за беспокойство, – галантно сказал Яшка, расстилая медвежью шкуру у ног Елены.
День прошел, и вечером решили отправиться дальше.
Стемнело. Полная луна выплыла из-за края черных утесов. Серебром залило все озеро, – тем чернее сгустился мрак у самого берега. Под покровом этой прибрежной мглы, вдоль черных скал, двинулись дальше. Но скоро луна поднялась выше, и около берегов не стало тени.
- Экий черт, как на ладони все видать! – ворчал Тимошка, – и не укрыться нигде! Увидят нас, черти!
Морозило. Чистое темно-синее небо усыпано было мириадами звезд, – даже лунный свет не мешал их блеску.
- Ишь, как вызвездило, – сказал Яшка. – К утру мороз ударит!
Высоко по небу тянулись последние стаи птиц.
- Конец перелету, – сказал Федосеев. – Зима пришла.
Между тем луна совершила свой ночной путь и стала заходить за утесы противоположного берега. Теперь там сгустилась тьма. Перебрались на ту сторону.
- Ну, скоро исток реки будет. Опять в реку войдем, – сказал Тимошка. – Не замерзла бы река-то!
– Смотри-ка, огонь у истока! Никак костер жгут? – сказал Яшка.
- Неужто нас стерегут? – опасливо буркнул Тимошка.
– Я поеду вперед, – сказал Яшка, – посмотрю, может кого и снять потребуется. Дай-кось мне лучок-то. Как огонь погаснет – езжайте смело!
И на легкой байдаре он бесшумно стрельнул во тьму.
Байдары не пошли дальше, притулились у берега и ждали. Путники глядели на огонек, мерцавший вдали в бледном сумраке наступающего рассвета. Прошло с полчаса. Восток начал алеть, и наверху в побледневшей синеве неба потянулись розовато-золотые тучи. Далекий костер вдруг погас.
- Чисто Яшка сработал! А и руки же у парня золотые! Ну, теперь айда, ребятки, вперед!
За каменным мысом, закрывавшим впадение реки в озеро, к путешественникам присоединился и Яшка. Улыбался во весь рот.
- Убрал! Чисто припрятал! – хвастался он.
Вошли в реку. Опять правый берег – сплошная стена утесов, левый – низменный, болотистый, сплошная тундра. Потянулись вдоль низменного берега.
Прятались днем в кустах – ночью плыли, замаскированные кустами ивняка, выбирая темные места.
На второй день опять повалил снег, потом ударил мороз. По черной реке понеслись небольшие льдины…
- Ничего, на это нам теперь начхать, – говорил Тимошка. – К вечеру на месте будем!
– Вот тут река сейчас влево возьмет, а за поворотом и редут будет. Теперь конец веслам, – на собаках двинем, без байдар. Куды легче будет!
Кенайцы и "американы"