Яшка на верном следу
 

 
Дня через три после бегства барона появились в редуте Тимошка и Яшка Супонька. С ними явился Кораблев, который действительно оказался невредим. Обороняясь, он убил "Вельсу" и скрывался в каких-то тайниках, в скалах реки Квихпак, пробираясь в Михайловский порт.
 

Узнав о таинственном исчезновении Юлки, Яшка один, с восьмеркой собак сейчас же ринулся в погоню за похитителем его невесты. Почему он Юлку считал своей невестой, это, по-видимому, знал он один, да может быть еще Юлка.

 
Он почти без отдыха летел на восток. Путь на юг им был только что сделан туда и обратно, на север ехать барону не было смысла; оставался один путь – на восток, как раз тот, по которому пошли Фома Ползунков и Ванька Медведев, не вернувшиеся обратно. Путь на восток к реке Маккензи, к английским владениям.
 

Он скоро убедился, что не ошибся, избрав это направление: он нашел следы бежавших. Да! Несомненно, это были они! Их было трое – двое мужчин и одна женщина. По-видимому, кто-то из беглецов старался оставить после себя следы: на ветвях деревьев Яшка в разных местах находил куски какой-то розовой материи… Некоторые ветки были недавно надломлены. На одном кусте он нашел клочок бумажки, и на нем кое-как было нацарапано: "Спасите, кто в бога верует. Везут к форту Юконы. Юлка".

 
Яшка плохо читал, да и то по печатному, и потому каракули его "невесты" им не были разобраны. Он повертел бумагу в руках и с тяжелым вздохом спрятал ее в подкладку своей шапки.
 

Мучимый звериной злостью, обуянный нечеловеческой жаждой мести, Яшка не знал сна, не знал отдыха. Он мчался все на восток и смотрел все вперед и вперед, томясь ожиданием, надеждой, что вот-вот увидит там, в туманной дали, три убегающие точки. Он ложился на несколько часов, и то иногда разгонял свой тяжелый сон, вскакивал и впивался в ночную тьму своими орлиными глазами, выискивая хоть искру огня там впереди.

 
Когда он находил место стоянки или ночлега беглецов, он с жадностью бросался к остаткам костра, копался в обгорелых сучьях, вышаривал все вокруг.
 

С искусством лучшего сыщика он определял, что ели, что пили те, к кому с неудержимой силой влекла его жажда мести. Он определял, сколько у них еще осталось провизии, что у них на исходе, что кончилось. Так он убедился, что кофе у них уже вышло – пьют кипяток. Потом кончились сухари. Ром еще есть. Через два дня кончилась провизия; зарезали собаку. По следам беглецов он определял степень их утомления. Остались два мужских следа. Но зато полозья саней стали глубже врезаться в снег. А! Это Юлку везут на санях – не может идти! – врезалась в его мозг острым ножом мучительная мысль.

 
Так следы рассказывали Яшке нарастание смертельной драмы. Он видел, что собаки барона, еще оставшиеся в живых, ослабели и еле тащили сани. На одном месте Яшка увидел следы борьбы, – куски разорванной кухлянки, кровь… Дрались ли это люди за кусок собачины? Или это люди защищались от голодных, остервенелых псов?
 

А собак осталось только две! Ого! И худой, полубезумный с горящими, как у волка, глазами, задыхаясь от усталости, Яшка все летел по свежим следам, без пощады погоняя своих измученных собак (их у него осталось тоже только две).

 
Наконец силы стали оставлять Яшку. Он уже не мог больше гнаться – выдохся! Стало перехватывать дыхание. Пошел шагом. Остановился.
 

Тук, тук, тук. Стучало что-то не ровно, но громко. Это утомленное сердце билось в яшкиной груди.

 
Но что это? Собаки вдруг насторожились, стали нюхать воздух, завыли… Что там? Вдали словно изба? Яшка собрал последние силы и пополз – идти не мог!
 

Да! Изба! Яшка рванул дверь. Вошел и в ужасе отшатнулся. На полу лежали человеческие кости. Возле костей какое-то мохнатое существо… Грызет их, испуская стоны! Что это?…

 
Медведь? Яшка дрожащей рукой схватился за ружье! Но "медведь" поднял голову, повернул ее к Яшке. Человек в кухлянке! Но что за ужасное лицо! Обмороженные щеки покрыты кровоточащими ранами. В глазах ярость издыхающего зверя, страх и страдание! Увидя Яшку, человек бросился на кости и со стоном навалился на них – видимо боялся, что вошедший отнимет.
 

Яшка сделал шаг назад.

 
- Постой! – вдруг захрипел лежавший, – не уходи! убей меня! Умираю… меня ранили. Сюда, – и человек сделал слабое движение рукой, показывая на живот. – Он… меня смертельно ранил. Две пули в живот и бросил…
 

Опять словно сверкающий нож резанул мозги Яшки – он понял, что пред ним один из беглецов. Но кто? – Яшка не мог догадаться.

 
И чьи это кости?… Волосы на голове его зашевелились… Он боялся своих мыслей…
 

– Кто ты? – спросил он дрожащим голосом.

 
- Вестовой барона, Карл Куокколла, – прохрипел лежавший, – мы убили ее…
 

– Кого?! – выкрикнул Яшка.

 
- Девушку… Юлку… Он не хотел убивать последних собак и убил ее, а мясо взял с собой… оставил ее кости…
 

Яшка почувствовал, что сходит с ума.

 
- Убей меня, – стонал лежавший, – он ранил меня в живот, и росил… он отнял у меня мою бумагу… лан… Убей его… он еле идет… Ты догонишь. Он ушел чера… утром. Он думал, что убил меня… и усол. Мотри… там на окоске… бумага. Я ее написал.
 

На окне действительно лежал лист бумаги, на котором что-то было написано. Внизу стояла подпись: Карл Куокколла…

 
Яшка схватил бумагу, засунул ее туда же, куда и записку Юлки, и кинулся к дверям…
 

Но едва он раскрыл двери, в лицо ему ударила метель. И Яшка сразу почувствовал, что сил у него больше нет. Все следы были заметены. Куда идти?

 
Он вернулся в избу, взяв с собой собак. Как только голодные собаки попали в избу, они кинулись на чухонца и стали рвать его. С большим трудом Яшка оттащил собак и связал их. В бешенстве они кусали ему руки, кусали одна другую, выли, рычали.
 

Потом Яшка оттащил от костей и чухонца.

 
Он бредил и по-чухонски и по-русски. Обрывки каких-то воспоминаний, непонятных Яшке… Какой-то вихрь картин и образов. Какая-то Минна… Проклятия барону… Страшные копченые головы… Юлка… Юлка…
 

Яшка жил и действовал, как автомат, словно в бреду, – в каком-то диком полусне. Он уложил в сани кости Юлки, покрыл их оленьей кожей. Запряг собак. Они были сыты и ласково махали хвостами и повизгивали.

 
Одна мысль, только одна мысль теперь сидела гвоздем в голове Яшки: "догнать барона!"
 

Но буран замел все следы. Ровный девственный снег лежал кругом. Куда ехать? Яшка об этом теперь не думал. Вперед, все вперед! На восток! Все на восток!

 
Он добрался до реки Маккензи, переехал по льду на другой берег. Куда же дальше? Он ничего не понимал. Стоял и не понимал – голова больше не работала. И его собаки сами повернули на юг, – побежали вдоль берегов Маккензи, привезли его в Британскую факторию. Там его приняли за безумного. Да он таким и был. Он был окончательно сломлен всем пережитым. Твердил только одно слово: "барон"… "барон". И никто не понимал его. В санях у него оказался человеческий скелет без головы и куски человеческого мяса. Что это? Откуда он сам? Кто он, этот таинственный пришелец?
 

Яшка заболел горячкой и больше месяца провалялся без сознания в английской фактории. Когда он встал, он не узнал себя в зеркале. Он был худ, как щепка, и был сед, как старик.

 
Однако через неделю он уже пустился в обратный путь. Теперь им владела другая мысль: доставить две записки в Михайловский редут. И он доставил их. Вместо здорового богатыря и весельчака Яшки Сапоньки явился в крепость седой старик с полузатуманенным сознанием. Его приютил у себя на кухне старый комендант.
 

 
Барон в Нью-Йорке
 

 
А барон? Немецкая выносливость, а также мясо Юлки спасли его. Ураган захватил его уже недалеко от Британской фактории. Ураган сбил его с ног, насыпал над ним сугроб снега, спел над ним свои погребальные песни. Но собаки выручили барона: своим воем они обратили внимание каких-то охотников, которые возвращались с охоты. Барона откопали, привезли в факторию и привели в чувство.
 

И как только он понял, что спасен, что он на территории Великобритании, он напряг все свои последние силы, встал на свои замороженные ноги и с чувством необыкновенного достоинства отрекомендовался: "Барон фон Фрейшютц, офицер российского императорского флота". Он говорил на прекрасном английском языке и держался с таким достоинством, что полудикие охотники фактории прониклись к нему уважением.

 
Барон добрался до Нью-Йорка со всеми возможными удобствами и довез свой драгоценный груз: записку о золотоносной реке, копченые головы с Соломоновых островов и замороженную голову Юлки. Здесь, в Нью-Йорке, лучшие врачи лечили его, а один из препараторов анатомического музея чудесно препарировал голову Юлки! Она превратилась в блестящий череп, словно выточенный из слоновой кости. Правда, от него пахло какими-то едкими специями. Длинные черные косы Юлки были бережно свернуты и аккуратно уложены в конверт.
 

"Пиковые тузы" и "короли" любезно приняли барона, заветная записка Павла Ефимыча была ими щедро оплачена. Барон был хорошо принят в мире нью-йоркских финансистов.

 
В Россию возвращаться он не хотел, но "тузы" и "короли" убедили его, что все его служебные недоразумения будут улажены и что в "интересах дела" он нужнее именно в России, чем в Нью-Йорке.
 

 
Приказ из Санкт-Петербурга
 

 
Между тем на Аляске зима завернула крутая. Термометр давно уже стоял на 40№ ниже нуля. Закрутили вьюги. Дни становились все короче. Припасы кончались. Пришлось уменьшить порции.
 

Ужас подкрадывался к тем, кто предвидел недалекое будущее. Безумие заволакивало сознание тех, кто изнемогал в борьбе с муками черной тоски. Появились признаки цинги.

 
Однажды далекий пушечный выстрел с моря возвестил прибытие судна, которое очевидно из-за льдов не могло подойти ближе. Отправились на остров Стюарт и увидели "Алеута", который остановился верстах в трех от острова. Устроили сообщение с ним по льду. Оказалось, "Алеут" привез еще провизии – солонины, капусты, сухарей, муки и крупы, а, главное, ответ на то донесение, которое послано было в Петербург с князем Чибисовым и с отцом Спиридонием.
 

Ответ заключал в себе новый приказ, который был глуп до последних пределов… Но… иногда и глупость бывает полезной. Так оказалось по крайней мере в данном случае.

 
В приказе было предписано командиру "Дианы", ввиду неизбежной зимовки в Нортонском заливе, использовать зиму на распространение границ владений российской империи в глубь материка и к югу по берегу океана. "Для сего, – значилось в приказе, – на всех пунктах, имеющих военное и торговое значение, исправить и усилить имеющиеся фортеции и редуты, а, буде оных не окажется, таковые в нужных местах устроить. В оные фортеции на гарнизонную службу распределить экипаж фрегата "Диана". Весной на смену сему экипажу будет выслана новая команда. Тогда же будут доставлены и орудия для сих фортеций".
 

Приказ никак не учитывал ни тех событий, которые произошли на Аляске (уничтожение почти всех русских фортов и выселение из них гарнизонов), ни условий полярного климата (постройка новых редутов при 40№ мороза, в абсолютной темноте полярной ночи).

 
Приказ был зачитан и встречен гробовым молчанием. Но его приходилось выполнять если не в полной мере, то хоть частично.
 

И оказалось, что выполнение этого приказа дало работу четырем сотням бездействующих и озлобленных людей, а главное, – рассеивало эту массу по разным пунктам побережья, что облегчало организацию питания. Особые охотничьи команды должны были взять на себя прокорм этих отдельных небольших гарнизонов. Новых фортеций решено было не строить и границ не расширять, но вернуть те, которые отняты были восставшими кенайцами. Для этого постановлено было организовать зимний поход, главным образом, на юг, к Кенайскому заливу, который оказался во всех отношениях для зимовки судов удобнее Нортоновского.

 
Решение возвратить гарнизоны в их старые гнезда воодушевило всех выселенных, – они возгорелись жаждой реванша. Матросы тоже рьяно взялись за организацию похода, тем более, что командир заявил, что в поход пойдут только "добровольцы". Таких "добровольцев" оказалось большинство.
 

К "походу" приготовились и провели его удачно. В результате все побережье к югу до 55№ широты оказалось в руках русских.

 
"Американы" вдруг куда-то скрылись, а кенайцы и другие туземцы были или вырезаны или разбежались в глубь материка. Лишь немногие туземцы, сумевшие вовремя покориться, уцелели в своих поселках.
 

Так лукавый Уг-Глок, потрясая орлиными перьями, говорил начальнику русского отряда приветственную речь и закончил ее такой эффектной фразой:

 
- Русс… карос!… Русс… ууу! – сжатием кулака он показал мощь русского оружия – Русс… орел… два голова, – он показал два пальца и стиснул себя по голове. Уу! америкен дурак… Америкен орел… один голова, – он выставил один палец и опять стукнул себя по голове и при этом выразил презрение на своей размалеванной роже. – Америкен… тьфу!
 

И энергично харкнув в сторону воображаемого "дурака-америкена", хитрый Уг-Глок стал усердно креститься на начальника карательной экспедиции.

 
Так была восстановлена на Аляске честь русского флага, но Российско-Американская компания от этого мало выиграла. Туземцы, напуганные походом, надолго перестали таскать меха в русские фактории, и торговля мехами через перекупщиков перешла почти всецело в руки коварных "американов".
 

Когда весной приплыл на Аляску начальник колонии, он только руками всплеснул при виде того, что тут натворил без него энергичный командир "Дианы" со своей командой. Сейчас же он настрочил в Петербург подробнейшее донесение, кому следует, с жалобой на командира. Он указывал, что военные операции совершенно подорвали торговлю, раздражили американцев… он предупреждал, что надо или коренным образом изменить всю русскую политику на полуострове, или ждать в недалеком будущем всяческих неприятностей и осложнений.

 
В присутствии командира он вел себя тише воды, ниже травы и "пикового валета" ему уже не показывал.
 

Со своей стороны, донесение о всем происшедшем на Аляске командир решил послать с "Алеутом" на Сан-Франциско. Гонцами он выбрал Илью и Вадима. Они должны были из Сан-Франциско пересечь весь материк Северной Америки и из Нью-Йорка плыть в Европу на почтовом пакетботе.

 
Илью выбрал командир потому, что его надо было отправить на нэп доктор грозил самыми мрачными последствиями, если больной останется до конца зимы на севере.
 

– Если Илья Андреевич по болезни принужден будет остановиться в пути, вы обязаны будете доставить донесение самостоятельно в Санкт-Петербург, – сказал командир Вадиму. – В этом донесении есть и моя просьба о возвращении вам офицерского звания. Я вас рекомендовал с наилучшей стороны.

 
Вадим поклонился.
 

"Алеут" с трудом пробился сквозь льды, вышел в открытое море и через неделю он входил уже в гавань Сан-Франциско.

 
 
   У тихой пристани
 
 

Хотя был ноябрь, и погода стояла переменная, воздух в Сан-Франциско показался всем благодатным. Русский консул приютил Илью и Елену у себя на вилле. По совету местных врачей Илья решил остаться здесь до весны, тем более, что через месяц Елена должна была стать матерью.

 
В Санкт-Петербург поехал один Вадим.
 

Расставание было грустное.

 
Илья долго держал за руку Вадима, долго смотрел печальными глазами в глаза другу и, наконец, сказал:
 

– Вадим, я не жилец на свете! Прощай и исполни мою последнюю просьбу: побереги Елену и нашего ребенка. Будь ему отцом!

 
Вадим крепко обнял его и поцеловал.
 

– Будь спокоен, Илья, – сказал он в ответ. – Ты еще поправишься… приедешь в Россию. А я… конечно, в случае… обещаю тебе.

 
Он не окончил своих слов и отвернулся.
 

Елена пошла проводить его.

 
Когда она вернулась, взволнованная, со слезами на глазах, Илья взял ее за руку и долго смотрел ей в глаза, – словно хотел что-то прочесть в тайниках ее потрясенной души.
 

Она не выдержала его взгляда и, склонившись к нему, стала целовать его в бледный, холодный лоб.

 
Он тихо засмеялся и ласково погладил ее по голове.
 

– Ну, что же, Елена, – сказал он тихо, – Вадим – хороший человек!

 
…Елена родила сына. Назвала в честь отца Ильей.
 

Вскоре после рождения сына скончался Илья.

 
Елена похоронила его в Сан-Франциско.
 

Только весной добралась она до Петербурга. В Кронштадте ее встретил Вадим уже в офицерской форме. Бледная, измученная Елена бросилась к нему. Он крепко обнял ее. Она плакала в его объятиях, и, пока она не выплакала своего горя, всех своих мук и страданий, он не выпускал ее из своих объятий.

 
Вадим только и ждал ее приезда. Он сейчас же вышел в отставку, и они обвенчались.
 

Предсказание Уильдера насчет "Дианы" исполнилось. Бедная "старуха" оказалась "обреченной". Мороз так разорвал ее днище, что чинить ее было невозможно. Она лежала на боку, почти у берега, на камнях. Ее разоружили. Орудия ее пошли на вооружение редутов и "фортеций". Обещанная эскадра весной, конечно, не явилась, а взамен воинской команды прислали на Аляску в форты и редуты из Сибири ссыльных каторжан. Команду "Дианы" отвезли в Охотск и отправили в Санкт-Петербург сухопутно.

 
Командир "Дианы" явился в Санкт-Петербург постаревшим на десять лет. Морским министром вместо Мериносова был уже адмирал Суходольский. Дежурным адъютантом был при нем… лейтенант барон фон Фрейшютц!
 

Министр принял Накатова очень сухо и никакой благодарности ему не выразил, а когда Накатов заговорил о поведении барона и показал две записки, компрометирующие барона, адмирал прочел записки, сделал кислое лицо и бросил их в топившийся камин…

 
Орест Павлович Накатов вышел в отставку. Его звезда закатилась.
 

Князь Чибисов был назначен старшим офицером на царскую яхту "Стрела" и, довольный своей карьерой, с успехом плавал от Санкт-Петербурга до Петергофа и обратно.

 
 
   ЭПИЛОГ
 
 
____________________
 

 
Пики – козыри
 

 
Прошло около тридцати лет.
 

Российский флаг гордо развевался на многочисленных редутах и фортециях, разбросанных по рекам и побережью русских владений в Америке. "Престиж власти" поддерживался кулаком, – посылались иногда военные корабли, воинские команды, поселенцы, но торговля мехами почти всецело перешла в руки более искусных негоциантов – англичан и американцев. Американцы упорно били Российско-Американскую компанию своим сильным долларом, к тому же умели подкупать российских чиновников.

 
Меха почти не шли в Россию, – на месте они перепродавались в Америку, или доставлялись в Шанхай или Гонконг. По-прежнему шхуны компании терпели аварии: то их затирало льдами, то они горели во время плавания, то их грабили пираты…
 

Насильно посаженные в Аляске поселенцы голодали, так как по-прежнему провиант доставляли на Аляску неисправно, – или с опозданием, или недоброкачественный. Жизнь на Аляске была тяжелой каторгой.

 
О существовании золота на Аляске российское правительство подозревало, но в точности ничего не знало, не интересовалось – своего сибирского хватало. Аляскинское золото расхищалось иностранцами из-под носа у местных русских властей.
 

Дивиденды пайщиков Российско-Американской компании катастрофически падали с каждым годом, и вместе с этим падал интерес к делам компании.

 
Не до Аляски было в это время русскому правительству. И вот именно в этот момент с особой энергией заработали опять уже сынки тех, кто топил "Диану", – "пиковые тузы" и "короли" в Америке.
 

Барон фон Фрейшютц, тот самый, которого мы знали еще мичманом, уже – "пиковый король". Ему за пятьдесят лет. Он уже вице-адмирал. Он украшен почти всеми российскими орденами и многими иностранными. Он близок ко двору. Он – "правая рука" министра. Он и сам мог бы быть министром, но предпочитает играть первую роль в разных министерствах и нигде ни в одном не желает занимать ответственного поста. Он уже архимиллионер. Его не любят, но боятся и в то же время считают джентльменом и даже "рыцарем без страха и упрека".

 
По примеру покойного отца, барон упорно ведет свою "пиковую линию" и расплодил в Санкт-Петербурге целую армию "пиковых валетов" и "дам", главным образом при дворе. Они и создали то "общественное мнение", которое так благоприятствовало интересам "Коронки в пиках". В значительной мере благодаря им в 1867 году Аляска – "золотое дно" – была продана Америке только за семь миллионов долларов.
 

А сколько миллионов этих долларов роздал чеками на английский банк барон фон Фрейшютц – это осталось неизвестно русским историкам.

 
Сам барон получил из Нью-Йорка в дар: 1) игральную карту "п и к о в ы й т у з", 2) десять миллионов долларами и 3) паи в золотопромышленном обществе на Аляске.
 
    М74.Морская библиотека // Коронка в пиках до валета / В. Новодворский; Каторга / В. Дорошевич; Сост. И. Г. Харченко. – СПб: Санта, 1994. – 736 с., ил. Издание осуществлено при содействии МИД "Синергия" Тираж 20 000 экз. ISBN 5-87243-010-8В книге В. Новодворского "Коронка в пиках до валета" рассказывается об известной исторической авантюре XIX века – продаже Аляски. Книга написана в жанре приключенческо-детективного романа. Произведение известного репортера "Московского листка" В. Дорошевича "Каторга" так же посвящено Дальнему Востоку. Дорошевич знакомит читателей с островом Сахалин и его жителями.
 
   Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 28.05.2004
   О найденных в тексте ошибках сообщать почтой: #mailto:vgershov@pochta.ru
   Новые редакции текста можно получить на: http://publ.lib.ru/
 
 
 
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
19.12.2008