Страница:
Прошли несколько островов. В трубу были ясно видны пальмовые рощи, песчаные дюны, блестевшие на солнце, пена морского прибоя, а дальше, в глубине островов, как далекий мираж, синели хребты далеких гор.
Соломоновы острова
Остановились недалеко от большого острова, бросили якорь в глубоком заливе. Подошли так близко, что берег был виден невооруженным глазом. Видно было какое-то селение на берегу и как будто устье реки, впадающей в океан. Эта река и привлекла особенное внимание командира – можно было набрать пресной воды.
Как только остановились, так пахнуло с берега, как из парфюмерного магазина, сладким пряным ароматом душистых трав, тропических цветов и деревьев…
По приказу командира на два вельбота погрузили пустые бочки и посадили десятка два матросов. Под командой Ильи вельботы направились к берегу. Туземцы столпились как раз у устья реки. На "Диане" все напряженно следили за всем, что происходило на острове.
Вельботы подошли к реке. Туземцы угрожающе махали копьями – видимо запрещали продвигаться далее. Илья попробовал воду. У моря она оказалась илистой, и к тому же с большой примесью морской воды.
– Придется, братцы, подняться выше по реке, – сказал Илья, – здесь вода ни к черту!
- Есть, ваше благородие, – отвечал боцман. – Да пройдем ли? Не сесть бы на мель? Особливо как взад с грузом пойдем.
– Попробуем, – сказал Илья.
Вельботы осторожно вошли в устье реки и пошли вверх по течению.
Туземцы с обоих берегов жадно следили за каждым движением плывших по реке. Поняв, что вельботы идут вверх по реке, они заорали что-то радостное и перестали угрожать копьями.
Вельботы вошли в лес. По обоим берегам реки он стоял темной стеной. Вошли, словно в погреб, темный и душный. Запахло гнилью, болотом, но не северным, а горячим, едко-ароматным болотом тропиков.
– Неладно, ваше благородие. Здесь в лесу эти черти могут нас голыми руками взять, – проворчал боцман Гогуля.
- Ваше благородие… эво родничок! – крикнул с другого вельбота Федорчук, – верно, вода сладкая!
Действительно, на левом берегу из леса в реку несся поток пенящейся воды… Вельботы подошли к нему вплотную. Десять матросов Илья высадил на берег и расставил цепью вокруг, вельботы поставил рядом и за бочками спрятал еще десяток матросов – следить за правым берегом. Гребцы стали наполнять бочки водой.
Через несколько мгновений лес наполнился таинственными шорохами. Еще мгновение, – и из лесной чащи в матросов полетели стрелы и копья. Хуже всего пришлось тем, кто были в цепи. Они не видели своих врагов, скрытых в лесной чаще. От стрел приходилось прятаться за стволы деревьев.
Илья приказал стрелять. Звуки выстрелов долетели до "Дианы". Там началась тревога, и минуты через две-три от борта уже отваливал на шлюпках десант человек в сто. А еще через минуту-другую борт "Дианы", обращенный к берегу, вдруг окутался клубами белого дыма, по борту сверкнули огни, и тихий залив задрожал от пушечного залпа: "Диана" обстреливала убогую деревню туземцев. Некоторые хижины запылали…
Барон фон Фрейшютц рвался карать и мстить… Он упросил командира дать ему матросов, чтобы разнести дотла деревню. Командир согласился, и барон понесся на катере к берегу.
Между тем десант высадился и побежал к лесу, но лес оказался болотистый, дорог в нем не было. Сразу стали увязать в вонючую трясину. Кроме того, продираться сквозь чащу не было возможности, – тем более, что из кустов летели стрелы, дротики, копья, с деревьев падали кокосовые орехи, а сам враг оставался невидим.
- Держись берега! – крикнул старший офицер.
С великим трудом добрался десант до вельботов. Началось сражение с невидимым врагом. К счастью, обстрел деревни с "Дианы" отвлек значительную часть туземцев – побежали спасать жен и детей… Напоролись на барона с его командой… Стремительного нападения разъяренных туземцев барон не ожидал, – пришлось ему "отступать в порядке" к шлюпкам (попросту: лупить во все лопатки). Барон отошел на шлюпках от берега, но ждал дальнейших событий. Между тем пожар делал свое дело. Почти вся деревня пылала. Туземцы убегали из деревни толпами в лесную чащу. Убедившись, что деревня опустела, барон опять вошел в нее со своим отрядом. Собственноручно пристрелил он какого-то полупомешанного старика и ворвался в одну хижину, которая еще не пострадала от огня.
- Donner wetter! – воскликнул барон и отшатнулся. В хижине оказался склад высушенных прокопченных человеческих голов! Одни из них стояли в ряд на полках, другие тихо качались на веревках, привязанные к потолку.
– Kolossal! – продолжал изумляться барон.
Потом, победив отвращение, он стал всматриваться в эти ужасные вялые, почерневшие головы и убедился, что между ними немало европейских голов.
На одной сохранились даже большие рыжие усы и борода… Сморщенное лицо было сурово и огромный лоб обращал на себя особое внимание… Была голова и белой женщины. В ее высохших ушах болтались изумрудные серьги и длинные золотистые волосы мягкими волнами спускались вниз. Были головы, очевидно, очень старые. "Быть может, голова самого Лаперуза? – подумал барон, – ведь он погиб как раз здесь, на этих Соломоновых островах".
Барон колебался одно мгновение, а потом вдруг жадно набросился на эти головы и стал их совать в мешок (запасливый барон в карательную экспедицию отправился с мешком). "В Рижский музей их подарю", – оправдывал он сам перед собой свое странное хищничество. Захватил в хижине еще какую-то циновку, пачку копий и стрел, какой-то молоток, и с этой богатой добычей (для музея) отвалил от берега, гордый победой.
По реке спускались вельботы с бочками. От берега шли шлюпки с десантом.
Между тем на самой "Диане" оказалось неблагополучно. В то время как общее внимание было направлено на то, что происходило на берегу и все стояли у левого борта, вдруг "Диану" стало сносить к берегу сперва тихо, потом все быстрее. Первым заметил это старый штурман.
– Сносит! – заорал он. – Якоря сдали!
Занесли запасный якорь и выяснилось, что якорный канат кем-то был перерезан. В подзорную трубу увидели черневшую вдали лодку, которая изо всех сил утекала по направлению к той подозрительной яхте, которая от самого Мельбурна так упорно преследовала "Диану".
По приказу командира шлюпку обстреляли и даже сделали три выстрела по яхте. Когда дым от выстрелов рассеялся, ни шлюпки, ни яхты уже не было видно.
Среди команды Ильи и десанта оказались и убитые и раненые. Убитых было трое и двадцать шесть человек раненых. У самого Ильи стрелой была прострелена мякоть левой руки выше локтя.
Убитых похоронили по морскому обычаю в море, зашив их в белые парусиновые мешки, к ногам привязав ядра… Жутко было смотреть, как, стоя, опускались в прозрачной голубой воде белые фигуры и как оживленно шныряли между ними отвратительные акулы.
- Эх, ребят зря сгубили да перекалечили сколько! – ворчал старый штурман вслух, не обращаясь ни к кому в частности. – А все от того, что старших не слушают!
…Шли осторожно, напряженно смотрели вперед, беспокойно шарили подзорными трубами по сторонам.
Мимо "Дианы" тихо проплывали сказочно-красивые, голубые, синие, сине-зеленые пятна островов.
– У-у, проклятые! – грозил им кулаком старый штурман. По-прежнему попадались навстречу подозрительные яхты-шхуны, а иногда пироги, нагруженные туземцами. Две такие пироги близко подошли к фрегату и некоторое время сопровождали его…
Барон пустил в них из охотничьего ружья два заряда крупной утиной дроби, и пироги, испустив рев ярости, отстали от фрегата.
Жара по-прежнему стояла убийственная. Страшно было сделать глубокий вдох, – словно горячий влажный пар врывался в легкие, обжигал их, проникал во все поры тела и выходил наружу потоками пота…
Гонконг
А вот и Гонконг! Взяли лоцмана. Влез мрачный и суровый метис, полукитаец-полуевропеец. С обычными предосторожностями вошли в гавань. Прошли мимо красивого корвета. Весь черный, с узкой белой каймой по всему борту, он стоял на якорях почти в открытом море, далеко от входа в гавань. Изящные линии его корпуса, легкость и стройность оснастки привлекли общее внимание не только офицеров "Дианы", но и матросов.
- Чертовски красив! – воскликнул экспансивный Степан Степаныч. – Ходок, должно быть, великолепный!
– Красив, – задумчиво сказал командир, не отводя своей трубы от корвета. – Трудно определить только, военный он, или коммерческий. Флага нет. Палуба пуста. Даже нет караульных. А пушки, по-видимому, есть, хотя почему-то замаскированы.
Между офицерами возник спор. Одни доказывали, что это военное судно, другие стояли на том, что это судно коммерческое, но предназначенное очевидно для каких-то специальных целей, потому вооруженное и быстроходное.
– Контрабандист, наверно, – сказал кто-то.
- Может торгует невольниками? – высказал догадку Ишумов.
– Уж не корсар ли? – со смехом высказал кто-то предположение.
Старый штурман свирепо смотрел из-под нависших седых бровей на красивое черное судно и только неодобрительно покряхтывал.
Лоцман, поровнявшись с корветом, для чего-то махнул красным платком. Штурман свирепо покосился на него.
- И стоит-то, как вор, – на открытом рейде. До него и ядром из форта, пожалуй, не достать! На отлете стоит. Самая воровская повадка. В пять минут улизнуть может, – ворчал штурман.
Если на палубе таинственного корвета не было совсем никаких признаков жизни, то на купеческих кораблях, мимо которых шла "Диана", жизнь кипела вовсю: грузились, разгружались, орали и ругались на всех языках, суетились с тюками, с ящиками… Подошли к той части гавани, где стояли военные суда, – два английских фрегата и датский корвет. Бросили якорь.
Командир отправился на своем вельботе с визитами к губернатору Гонконга, к командиру порта, к командирам военных судов. Свободная команда и офицеры съехали на берег.
Илья с перевязанной рукой шел по набережной Гонконга, опираясь на руку Вадима. Вошли в какой-то ресторан – выбрали почище. После легкой закуски Илья взялся за английские газеты, а Вадим отправился бродить по городу. Незаметно он прошел портовую часть города, грязную, суетливую, с торговыми конторами, складами, пробился сквозь толпу крикливых полуголых грузчиков, матросов разных национальностей и разной степени опьянения, и вышел в китайский квартал. Он поразил Вадима своей невообразимой грязью, тошнотворной вонью и теснотой. Потом он попал в европейскую часть города, поднялся на возвышенность, господствующую над городом. Здесь потянулись виллы и сады. Миновал он и эту часть города и очутился на каменистой горке, у подножия утеса.
Там он сел на камень и задумался. Он смотрел на гавань, лежавшую, казалось, у его ног, на рейд, на безбрежный простор океана. Среди игрушечных судов, теснившихся в гавани, он стал искать свою "Диану". А! Вот она!… Какая маленькая! А вот и черный красавец-корвет!… Его еле видно.
Интересный незнакомец
Он задумался и не слышал, как подошел к нему и остановился около высокий человек, весь закутанный черным плащом.
– Добрый день, сэр! – заговорил незнакомец звучным сочным баритоном, бесцеремонно усаживаясь рядом с Вадимом.
Появление его было так неожиданно, что Вадим даже вздрогнул и не сразу ответил на его приветствие.
– Добрый день, – ответил он, пристально вглядываясь в лицо незнакомца.
Тот снял свою широкую шляпу и стал вытирать лоб шелковым платком.
– Жарко, – сказал он.
Он был красив. Высокий лоб, орлиный тонкий нос, выразительные глаза, то холодные, то насмешливые, длинные вьющиеся кудри, спускавшиеся на белый широкий воротник. Вадим вдруг вспомнил портрет корсара в иллюстрированном издании сочинений Байрона. Даже улыбнулся нечаянно.
Незнакомец поймал эту улыбку и слегка нахмурился.
- Вы простите мою улыбку, – сказал Вадим. – Но в чертах вашего лица я увидел черты другого лица – черты, любимые мною.
– Чьи это черты? – быстро спросил незнакомец.
- Байроновского Корсара, – ответил Вадим.
– А вы знаете эту поэму? – спросил незнакомец с удивлением, и глаза его засверкали.
- Наизусть, – ответил Вадим, – одно из замечательнейших произведений Байрона.
Незнакомец вдруг вскочил и стал декламировать:
С беспечными волнами в синем море Душа и мысль свободны на просторе, Пока есть буря, пенится волна, Везде наш дом, родимая страна!
Вадим перебил его, тоже вскочил и стал продолжать:
Вот наше царство! Безгранично, ясно! Наш флаг – наш скипетр, – все ему подвластно! Жизнь – буйный вихрь. Досуг сменяет труд, Утехи вслед одна другой бегут!
– Браво! Браво! – закричал незнакомец. – Браво, русский матрос!… К чему только этот маскарад? Зачем матросская куртка тому, кто знает Байрона? По когтям познается лев.
Вадим не ответил на это замечание незнакомца и продолжал декламировать:
Взор его блестел под бровью темной……Он загорел, но царственно и смело Из-под кудрей чернеющих белело Чело. Изгиб губы изобличал Величье дум, хотя б он их скрывал!……Кто б выдержал, не дрогнув, силу взгляда Могучего и гордого Конрада?…
– Ваш портрет, – добавил Вадим, и оба расхохотались.
- У нас родственные души, – сказал незнакомец и протянул Вадиму руку, белую, холеную, но сильную. Почему-то Вадим с удовольствием пожал ее.
– Вильям Уильдер, – отрекомендовался незнакомец.
- Вадим Холмский, – ответил Вадим.
– Судя по вашей руке – вы действительно матрос и по костюму – тоже, а вот по речам, по лицу, вы… не матрос, – сказал Уильдер, пытливо всматриваясь в Вадима.
Непонятный прилив доверия вдруг заставил Вадима рассказать Уильдеру свою историю.
Уильдер слушал его с ясным сочувствием и не спускал с него своих глаз. Между тем воспоминания взволновали Вадима, и голос его стал дрожать, когда он договаривал конец своей истории. Он кончил и поник головой.
Уильдер дружески похлопал его по плечу.
– Мужайтесь, милый юноша! Жизнь вся еще впереди! За вашу откровенность я отплачу вам той же монетой. Ведь вы с "Дианы", – с этого русского фрегата, который пришел сегодня?
- Да, с "Дианы", – ответил Вадим, недоумевая, к чему клонит речь Уильдер.
– Так вот, что я вам скажу, – продолжал тот, – уходите-ка вы с вашей "Дианы"!
Вадим с недоумением посмотрел на собеседника и даже не нашелся, что спросить его.
– Это судно о б р е ч е н н о е… Оно не дойдет до Аляски.
- Почему? – еле выговорил Вадим.
– Потому что есть силы, которые сильнее вашего императора, сильнее пушек вашей "Дианы" и вашей храбрости, в которой я не сомневаюсь, – галантно добавил Уильдер.
- Вы, русские, – продолжал он, – хотите прибрать Аляску к своим рукам, а к о е-к о м у ваши намерения не нравятся и потому нам поручено пустить вашу "Диану" ко дну… и мы ее пустим. Олл райт!
– Кому это не нравятся планы завоевания Аляски? И кто это м ы, которые пустят "Диану" ко дну? – спросил Вадим, и глаза его загорелись гневом.
- Союзу английских и американских торговых компаний, которые имеют свои виды на Аляску, – сказал Уильдер. – А м ы, которым поручено потопить вашу "Диану", это те, кто нанят временно на службу этим союзом. Мы – это свободные властители морей и океанов.
Мы – это те,
Чье сердце любит реять в океане, В безумии восторга утопать, Безбрежность волн душою постигать! Кто ищет сам вокруг себя сражений… В опасности – отраду наслаждений…