Сисман Робин. Особые отношения

   Сквозь шум она расслышала крик: «Прыгай!» Она оглянулась вокруг. Она могла спрыгнуть с края лестницы вниз, на землю. Но было очень высоко. Она могла вывихнуть ногу или разбить голову. Она попыталась рассмотреть, кто ей кричит, но увидела только спины полицейских, а за ними — руки и транспаранты.
   — Давай. Прыгай! — повторил голос. Перепуганная до беспамятства происходящим, Анни подбежала к краю лестницы. Внизу, протянув вверх руки, стоял парень с искаженным лицом. Нет, она никогда не решится сделать это. Но, пока она колебалась, камни застучали у ее ног. Один попал ей прямо в голову. Анни сделала глубокий вдох и прыгнула.

15
Привет, я люблю тебя, как тебя зовут?

   Анни почувствовала, как ветер взвил ее волосы и она очутилась в сильных руках. Он опустил ее на землю. Прежде чем она смогла что-то произнести, парень схватил ее руку и потащил мимо сражающихся к щели в толпе.
   Опустив голову вниз, она пробежала мимо свалки кричащих, яростно дерущихся тел. На земле лежали обломки шестов от транспарантов, ветки, камни, банки с красками, даже разорванные ботинки — Анни все время спотыкалась о них. Вокруг был ужасающий шум: мегафоны, свистки полицейских, стук лошадиных копыт о мостовую. Отовсюду слышались яростные и отчаянные крики. В одном месте развевающиеся волосы Анни зацепились за чью-то пуговицу, но рука продолжала тянуть ее вперед. Волосы оторвались, и от боли ее глаза наполнились слезами. Двое врачей «скорой помощи» тащили носилки, громко требуя, чтобы им дали дорогу. Анни бросился в глаза лежащий на земле полисмен, его лицо покрывала смертельная бледность. Без своего шлема он выглядел моложе, чем она.
   Они добежали до места, где народа было совсем немного. Но здесь поперек дороги стояли два полицейских фургона. Рядом рыскали несколько полисменов, одни переговаривались по рации, другие допрашивали задержанных демонстрантов.
   — Черт, — выдохнул ее спаситель.
   За фургонами была уже пустая улица, на дальнем конце стояла небольшая группа зрителей. За их спинами виднелись деревья Гайд-Парка — там была свобода. Это было так близко, что она была готова разрыдаться. Анни оглянулась назад, на толпу за своей спиной, и содрогнулась от мысли, что должна туда вернуться, чтобы проложить дорогу отсюда.
   Рука, которая тащила ее, крепко сжала кисть.
   — О’кей, — произнес незнакомец. — Мы пройдем между этими фургонами — непринужденно, как на прогулке. Если кто-нибудь глянет на тебя, улыбайся, как если бы ты встретила брата.
   В самом деле, надо улыбаться. Это не так уж сложно, подумала Анни. Они двинулись вперед — вроде бы парочка на воскресной прогулке. Когда они подошли к фургонам, один полисмен оторвался от своих записей и нахмурился, глядя на Анни. Она улыбнулась. Он бросил неуверенный взгляд на своих коллег, но они были заняты своими делами. Взгляд полицейского вернулся к Анни, с подозрением остановившись на ее застывшей улыбке. Как только они достигли узкого прохода между фургонами, раздался его строгий окрик.
   Анни почувствовала, что ее толкают вперед.
   — Бежим! — выкрикнул ее спутник. Анни со всех ног помчалась по дороге… Наконец они добежали до железного ограждения, за которым стояли зрители. Их потрясенные происходящим лица заставили ее рассмеяться. Здесь все было так мирно — нарядные воскресные платья, такса, одетая в причудливый костюмчик. Они пробрались сквозь толпу и побежали по Парк Лейн, пока не добрались до деревьев, окаймляющих Гайд-Парк зеленой полосой. Здесь парень отпустил ее руку и развернул к себе.
   — С тобой все в порядке? — спросил он.
   — Да, — она рассмеялась. — То есть нет. — Боль в голове дала о себе знать, и она подняла руку к ране. — У меня здесь выдрана кожа.
   — Тогда, я думаю, — сказал он, — мне нужно вернуться назад и найти ее.
   Услышав язвительные нотки в его голосе, она взглянула на своего спутника внимательней. Он был высок — она вынуждена была поднять голову, чтобы глянуть ему в лицо, — с густой каштановой шевелюрой, золотившейся под солнечными лучами — настоящая львиная грива. Синие глаза искрились смехом. Под афганским пальто были видны джинсы и рубаха с крохотными пуговицами. Анни вспомнила, что этот парень говорил с каким-то акцентом.
   — Ты — американец, — предположила она.
   — Да, мэм, — согласился он и протянул руку. — Джордан Хоуп, Индиан Блаффс, штат Иллинойс.
   Она пожала протянутую руку, улыбаясь его шутливой чопорности.
   — Анни Паксфорд. Ты был потрясающим. Если бы не ты, я так и осталась бы на лестнице, как монумент.
   Джордан только улыбнулся на эти слова, опустив руки в карманы пальто. Он ждал, когда она попрощается с ним? Может быть, его ждут друзья? Анни вдруг вспомнила про Розу и обернулась назад, к Гросвенор-сквер. Джордан издал удивительное восклицание и повернул к себе ее голову за подбородок.
   — У тебя глубокая рана на голове, — нахмурился он. Анни потерла голову.
   — Кто-то меня зацепил. Но вроде не болит. Но он уже вытащил из кармана платок.
   — Стой, разреши-ка. — Он пригладил ее волосы и вытер ее голову. — Вот так. Как новенькая. Ну и в переделку мы попали. Хорошо, что ваши полицейские не носят пистолетов.
   — Не то что ваши. Они стреляют в студентов, не так ли? — Сейчас, когда опасность была позади, Анни почувствовала странный подъем, который последовал за растерянностью и страхом. Позади она слышала шум со стороны демонстрации.
   — Знаешь, я не собираюсь возвращаться в эту толпу. Ни в коем случае, — произнес Джордан. — Я думаю, мы заслужили отдых. Здесь неподалеку есть маленький паб. Если я смогу его найти. Как ты относишься к «Кровавой Мэри»?
   — Я ее ни разу не пробовала, — ответила она. Джордан приложил руку к сердцу и пошатнулся, как если бы был сражен. Анни звонко рассмеялась, и на нее с осуждением взглянули две почтенные матроны.
   — Беда с вами, англичанами, — произнес Джордан, — вы жутко необразованный народ. Не знаете таких элементарных вещей.
   — Я учусь в Оксфорде, — ответила Анни.
   — Ты меня разыгрываешь.
   — Нисколько. Неужели я выгляжу такой темной?
   — Ты выглядишь потрясающе, — откровенно признался он. — Я сказал это, потому что учусь там же. — И его улыбка стала шире. — И я знаю, где видел тебя раньше. Ты играла в пьесе Шекспира?
   — «Как вам это понравится?» — Анни была удивлена, — И тебе это понравилось?
   — Мне понравилась ты.
   — О, — Анни стряхнула листок с туфли. Они отправились через парк, к мосту Найтсбридж. Пригревало солнце, его лучи пронизывали кроны деревьев. Лондонцы высыпали на улицу, спеша воспользоваться редким погожим днем. Везде — влюбленные парочки. Анни и Джордан разговаривали об Оксфорде. Анни узнала, что он скоро получит степень по ФПЭ — философии, политике и экономике. Джордан нашел Оксфорд красивым, но несколько странным, как из книги «Алиса в Стране Чудес». Он рассказал, что в его колледже живут две черепахи. Одну зовут Покойник, другую — Агата Кристи. Каждый год в колледже устраивают гонки между этими черепахами. Один из его учителей имеет обыкновение сидеть со скрещенными ногами, он пытался обратить Джордана в марксизм. Другой учитель обещал посвятить свою следующую книгу Джордану, если Джордан отправится с ним в постель, Анни хихикнула.
   — И что ты ответил?
   — Я сказал, что не люблю много спать. — Он засмеялся, — но после этого случая я чуть с ума не сошел от мысли, что именно такие люди занимаются политикой. Для них политика — что-то вроде интеллектуальной игры. А это не так. Политику надо воспринимать, как все остальное, — как работу, как свои собственные заботы о доме, о пропитании… Игры с идеями приводят к диким вещам, таким, как война во Вьетнаме.
   Они дошли до Роттен Роу, остановились, пропуская мимо себя всадника, и пошли по желтому песку.
   — Сюда, — показал Джордан на тихий переулок, когда они проходили по мосту.
   — Проблема в том, что все эти учителя, политики, и генералы, и родители, конечно, — старые. Они думают теми стереотипами, какие были во время второй мировой войны. Они не могут понять, что мир изменился, что нас не волнует такой вздор, как классы и деньги, или религия и — ну, не знаю, как сказать — замужество, престижная работа и пение «Боже, спаси королеву».
   — Ух ты, — улыбнулся Джордан. — Солидный списочек.
   — Ты не согласен?
   — Согласен. Но не считаю, что отказ от всего этого — это решение всех проблем. Нельзя создать лучший мир на пустом месте.
   — Но сегодняшняя демонстрация и была созданием нового.
   Джордан промолчал. Анни остановилась и глянула ему в лицо.
   — Разве это не так? — настаивала она.
   Под ее серьезным взглядом его лицо смягчилось.
   — Да, — подтвердил он, — это создание нового. Шум дорожного движения остался где-то вдали. Они слышали шум собственных шагов, идя по тихому скверу. Дальше виднелась сетка, огораживающая автостоянку.
   — Эврика! — крикнул Джордан, когда они повернули за угол. Перед ними был выкрашенный белой краской паб, заросший плющом. Джордан взбежал по ступенькам и распахнул перед Анни дверь. Внутри было темно и тепло. В первой комнате располагался бар. Джордан сразу провел ее к столу у камина, в котором потрескивали бревна. Анни сняла куртку и расположилась за столом, пока Джордан делал заказ. У бармена были роскошные усы и белоснежная рубашка, как у корабельного стюарда. А его движения при приготовлении коктейля были по-военному точными. Скоро на их столе стояли два высоких стеклянных бокала. Анни сделала глоток. «Кровавая Мэри» была великолепна.
   — У тебя есть планы на этот день? — спросил Джордан.
   — Нет, особых нет, — солгала Анни. Она должна была вернуться к фургону в четыре. Но ей не хотелось упустить шанс пообщаться с явно неординарным человеком. В конце концов, она не собственность Эдварда.
   — Хорошо, — улыбнулся Джордан. — Сегодня — прекрасный день. Я думаю, мы могли бы прогуляться по парку, а потом зайти в кино. А вечером я поеду в Оксфорд.
   — У тебя есть машина?
   — А что ты хочешь от американца. Мы ведь никуда без машины, фотоаппарата, бермуд и холодильника, — большого, как автобус.
   Анни уловила в его голосе иронию.
   — Тебе не нравится, как к вам относятся англичане?
   — Прости, если это прозвучало невежливо. Но иногда я устаю бороться с вашими стереотипами. По-вашему, все американцы слишком богаты, слишком шумны, слишком глупы. И с «потрясающе забавными» именами.
   — Я думаю, Джордан — отличное имя, — честно сказала Анни. — Если тебе станет от этого легче, в моем колледже есть девушка, которую зовут Арабелла Фаргухарсон Теннант. Впрочем, зачем мне извиняться за англичан? Я почти всю жизнь прожила за границей. И в Леди Маргарет Холл я тоже почти за границей.
   — Леди Маргарет Холл?
   — Да. Странно быть в колледже для леди. Ты, наверное, знаешь старую шутку про него?
   — Нет. — Джордан наклонился вперед, поставив локти на стол. — Расскажи.
   Анни спрятала лицо в ладонях.
   — О Боже, я сейчас уже не могу вспомнить. — Она откинула назад волосы, пригубила коктейль и вытерла капли с губ. — Как там… Пять девушек из различных колледжей пили чай, когда внезапно одна заметила божественно красивого мужчину, который шел по дороге, и они все побежали к окну, чтобы посмотреть на него.
   Она в смущении остановилась, вспыхнув под его внимательным взглядом.
   — И… — подсказал Джордан.
   — И девушка из колледжа Сент-Хью произнесла: «Интересно, во что он играет?» Девушка из колледжа Семирвилл спросила: «А что он читает?» Девушка из Леди Маргарет Холла спросила: «А из какой он страны?» Девушка из колледжа Святой Хильды сказала: «Я его хочу». А девушка из колледжа Святой Анны сказала: «Он уже мой».
   Джордан откинулся назад на стуле с громким хохотом, заставив людей вокруг оглянуться с улыбкой.
   — Это потрясающе, — произнес Джордан. — Я должен это записать.
   Анни подумала, что он пошутил, но он извлек тоненькую книжечку из внутреннего кармана. Она со смущением смотрела, как он предавал ее историю бумаге.
   — Я знаю, ты думаешь, что я — ненормальный, — произнес Джордан, — и ты не первая. Это привычка. Я стараюсь ничего не забывать.
   Анни поглядела, как он пишет.
   — Ты — левша, — заметила она.
   — Это плохо.
   — Это признак большого интеллекта, — ответила Анни, — поскольку я тоже левша. — Кроме того, — призналась она, — я — левша — Лев, что говорит о невероятной одаренности. Я, конечно, не очень верю в астрологию, но, львы — это что-то самое лучшее, как огонь, золото, власть и…
   — И день рождения летом.
   — Откуда ты знаешь?
   — Потому что, ваше невероятно одаренное величество, — он легонько ударил ее по руке, — я тоже Лев. И левша, и Лев.
   Они улыбнулись друг другу, как будто заключив секретный пакт.
   Выпив еще по бокалу «Кровавой Мэри», они покинули паб и вернулись в парк. Сквозь деревья пробивались золотые солнечные лучи. Анни рассмеялась, радуясь этой красоте.
   — Замечательно! Да? — Она раскинула руки и закружилась, куртка на ней взметнулась.
   — Без сомнения, — произнес он, глядя на нее.
   — Это утро кажется таким, как сотни лет назад, — сказала Анни. — Это так ужасно, что мы даже не передали петицию. Как ты думаешь, будет другая демонстрация?
   — Надеюсь. Я надеюсь, что до следующего лета что-нибудь случится.
   — Почему именно следующего лета? — Джордан поднял руку и осторожно снял лист с ее головы.
   — На прошлой неделе я решил пополнить список призывников. Вчера я получил письмо. Мне присвоен разряд 1-а. Если ничего не случится до того, как я покину Оксфорд в июне, — он изобразил, что прицеливается. — «Привет, а вот и я».
   Анни глянула на него с ужасом.
   — Я не верю. Тебя не могут забрать. Ты — студент.
   — Почему же не могут? Мне уже двадцать три, Анни. Некоторые парни отправляются туда, когда им нет даже девятнадцати.
   Фотографии войны пронеслись перед Анни — морской пехотинец курит сигарету, стоя среди безжизненных голых деревьев, пленные с завязанными глазами, вьетнамские женщины, причитающие над своими детьми. Через год Джордан окажется во Вьетнаме. Его могут убить. И он может кого-нибудь убить. Он сам сделал такой выбор, выбор смелый. Она взяла его под руку, и, пока они шли по дороге, он рассказывал о своем друге Элридже и о том, что чувствовал перед тем, как принять это решение.
   Они дошли до Серпентина. Анни глянула на прохожих. Каждый из них был занят своим — кто читал газету, кто кормил голубей, кто бросал палки собакам. Двое школьников в серых фланелевых шортах и белых гольфах пытались выудить модель корабля. Джордан отошел от нее на минуту, чтобы показать им, как надо ставить парус, чтобы корабль не опрокидывался. Затем поднял голову и подмигнул ей. Анни отвернулась, застегивая куртку. Это несправедливо, что Джордан будет рисковать своей жизнью в этой преступной, нелепой войне.
   — Ты не можешь остаться здесь или поехать в Канаду? — спросила она, когда он снова вернулся к ней. Джордан отрицательно покачал головой.
   — Такая вот революция не по мне, — сказал он. — Я не считаю эту войну справедливой. Она не соответствует демократическим принципам Америки. Но я не могу просто убежать от этого. Мы должны вернуться к своим корням, к настоящему духу революции, которая привела Америку к независимости, к правам человека на жизнь, на свободу и стремление к счастью. — Он грустно ей улыбнулся. — Я не хочу никого убивать. Я хочу изменить жизнь.
   Они шли некоторое время в тишине, под ногами шуршали листья. Солнце клонилось к закату. Становилось свежо. Вдоль улицы Байсуотер Роуд расставили у ограды парка свои картины художники.
   — Здесь есть хороший кинотеатр, у Ноттинг Хилл Гейт, — сказала Анни. — Мы можем посмотреть, что там идет. Что ты?
   Джордан остановился, как будто ему в голову пришла внезапная идея. Он подвел Анни к небольшой стойке, на которой была разложена бижутерия, ювелирные украшения, пакеты, пояски, талисманы и шелковые шарфы.
   — Выбери себе, — ответил Джордан.
   — Я не могу!
   — Можешь. Как насчет этого? — Он наклонился и поднял один шарф. На мгновение она почувствовала, как он коснулся ее грудью, а его подбородок коснулся ее волос. Он казался большим и солидным — мужчина, а не мальчик. Джордан выпрямился и поднял шарф к ее лицу:
   — Посмотри, это подходит к твоим глазам. — Анни обернула шарф вокруг шеи, глядя, как Джордан отсчитывает деньги. Она дотронулась до его локтя.
   — Большое спасибо. Очень красивый. — Он рассмеялся.
   — Ну, а теперь пойдем на фильм.
   В «Гейт Синема» они присоединились к очереди на фильм «Беззаботный наездник», слушая, как бродяга исполняет песню «Битлз». Джордан бросил монету в пять шиллингов в шляпу, к удивлению Анни.
   — Слишком много. Он совсем не умеет петь.
   — Я тоже, — пожал плечами Джордан. — Но ему нужно жить, как и всем.
   Когда они вышли из кинотеатра, было уже совсем темно. Они принялись разыскивать какой-нибудь ресторанчик, чтобы перекусить, и наконец нашли один — с деревянными непокрытыми столами и свечами, воткнутыми в винные бутылки.
   — Я думаю, закажу только салат, — произнесла она, глядя на цены. В ее кармане было только семь с половиной фунтов.
   Брови Джордана поднялись вверх.
   — Ты что, на диете? Вот уж не скажешь! Давай, мы берем по бифштексу, картошку-фри, да, пожалуй, все из списка. Я угощаю. Ты разрешишь мне тебя угостить?
   — Но ты потратишь на меня все свои деньги.
   — Ну и что? Я получил деньги как стипендиат Родез Сколарз. Это в пять раз больше вашей стипендии. Это и помогло мне купить машину. Дома я прислуживал в ресторане, но теперь я богат. Как говорим мы, южане, мой дом выше всех.
   Анни уступила, и они сделали заказ.
   — Тебе понравился фильм?
   — Да, прекрасная музыка. Хотя сюжет довольно глуп.
   — Ну, а мне понравилось. — Анни пригубила вино. — Я мечтаю побывать в Америке. Его глаза округлились в удивлении.
   — А где именно?
   — Везде. Все звучит заманчиво: Нью-Йорк, Сан-Франциско, Byдсток, Большой Каньон. — Анни произносила названия нараспев, и Джордан рассмеялся. — Мемфис, Теннесси, — продолжала она. — Феникс, Аризона. — Она наклонилась к нему и сделала большие глаза. — Скалистые горы, — прошептала она.
   — А как насчет Индиан Блаффс?
   — Это приглашение?
   — Угадала. Моей маме ты понравишься.
   — А твоему папе?
   Джордан рассказал ей о своей семье, о своем маленьком городке на берегу реки, о жарком лете и зимах, когда он с друзьями сооружал снежные крепости.
   — А ты? — спросил он. — У тебя есть братья и сестры?
   — Нет.
   — Тебе не было одной грустно?
   — Было, — сказала она и удивилась. Она никому не признавалась в этом раньше.
   Она начала рассказывать о своей бродячей жизни, о том, как ее отправили в Англию в интернат, даже о ссорах родителей. В ресторан приходили новые люди, уходили, приходили снова, а они все разговаривали. Анни казалось, что она знакома с этим парнем не несколько часов, а по крайней мере месяц.
   В конце концов официант выразительным жестом положил им на стол счет, и они поняли, что уже поздно. Они взяли такси и поехали к машине Джордана. Было уже холодно. Джордан включил обогреватель, и Анни почувствовала, что теплый воздух обдувает ее ноги и погружает в приятное расслабление. Скоро уродливые здания фабрик и тусклый свет фонарей на окраине Лондона сменились на темные поля.
   — Если бы ты не должен был отправиться во Вьетнам, чем бы ты занялся? Джордан глянул на нее.
   — Может быть, выучился бы на юриста, потом поступил бы на государственную службу. Есть очень много вещей, которые надо сделать, особенно в той сфере.
   — Ты имеешь в виду политику? — с удивлением спросила Анни. Она вспомнила злое лицо Никсона, фигуру Гарольда Вильсона в плаще и с неизменной трубкой в руках. Они оба не выглядели такими мужественными, как Джордан.
   Он рассмеялся.
   — Ты говоришь это таким тоном, как будто я собираюсь сжигать детей в бензине. Ты же знаешь, есть и хорошие политики.
   — Да, и их всегда убивают, — мрачно ответила Анни. — Джона Кеннеди, Бобби Кеннеди, Мартина Лютера Кинга, даже Авраама Линкольна.
   — Я думаю, я куда скорее подорвусь на мине во Вьетнаме, чем меня подстрелят политические противники. В любом случае, всегда хорошо иметь цель. А у тебя имеются какие-нибудь желания? Цели?
   — Есть, конечно. — Но когда Анни подумала о них, они показались такими мелкими: провести лето в Греции, приобрести собственную квартирку в каком-нибудь тихом уголке Лондона, купить машину, возможно — съездить в Непал, продолжать учебу в театральной студии, ходить на вечеринки, кружить головы парням, веселиться. — Ты, наверное, и президентом мечтаешь стать? — спросила она.
   — Почему бы нет? — мягко ответил он. — Кому-то надо им быть. Лучше я, чем какой-нибудь расист вроде Джорджа Уоллеса.
   Анни вспомнила одну из песен Тома Лерера. Она запела:
   — Хочу поговорить я с джентльменом с Юга,
   Взяв шляпу, трость и застегнувшись туго.
   Уже не любовался линчем целый год…
   Джордан громко рассмеялся.
   — Ты сумасшедшая, Анни Паксфорд, ты знаешь это? Все девушки в Оксфорде такие?
   — Тебе лучше это знать, — с подначкой ответила она.
   — Откуда? Я только раз встретил девушку, которая мне действительно понравилась.
   — В самом деле? И кто она?
   — Ты, — спокойно произнес он.
   Анни откинулась в кресле, глядя на руки Джордана, лежащие на рулевом колесе. Мимо в темноте проносилась спящая деревушка. Когда они добрались до Оксфорда, на часах была половина первого ночи. Ворота колледжа были давно закрыты. Придется перебираться через стену.
   Джордан остановил машину около Леди Маргарет Холла и выключил фары. Они сидели в темноте, прислушиваясь к легкому шуму от остывающего двигателя.
   — Итак, — Джордан повернулся к ней, — когда я смогу увидеть тебя снова?
   Анни опустила голову, и волосы закрыли ее лицо.
   — Джордан, — начала она.
   — Да?
   — Мне нужно тебе кое-что сказать. — Он выпрямился, затем со вздохом откинулся на сиденье.
   — Я знаю, — сказал он. — Тебе очень жаль, но у тебя уже есть приятель. Он красивый, и очень умный, и, возможно, англичанин, и ты не хочешь причинять ему боль. И так далее.
   Анни глянула на него с удивлением.
   — Откуда ты знаешь?
   Джордан уронил голову с шутливым стоном.
   — Откуда я это знаю? Я знаю это, потому что в Оксфорде, похоже, на каждую девушку около пятидесяти парней, а это значит, что за каждую юбку кто-нибудь уже уцепился. И это при том, что британки ведут себя как королевы, а такую, как ты, красивую, умную, веселую, можно вообразить только рядом с каким-нибудь парнем. Я знаю, потому что мне лично пока тут с девушками не везло, и с какой стати мне вдруг должно повезти?
   — Мне очень жаль, Джордан.
   — Мне тоже, поверь. Но, если честно, мне не понравилось бы, если бы ты так легко бросила своего парня. Но все же, — он глянул на нее и положил руку на спинку ее сиденья, — может, передумаешь, а?
   — Я не могу. Но мы могли бы, по крайней мере, быть друзьями, — предложила она наконец, поднимая глаза и глядя на его лицо.
   — Могли бы? — спросил он, испытующе на нее глядя. Анни опустила глаза. Ее сердце забилось.
   — Мне лучше пойти.
   — Я помогу. — Джордан открыл дверь. — Я никогда не посещал женских спален со времен рейда против нарушителей режима, когда был на первом курсе. Теперь будет что рассказать внукам.
   На улице было холодно и ветрено. Анни поежилась, она почувствовала, как Джордан небрежно обнял ее за плечи, но не сбросила его руки.
   — Лучше всего там, — прошептала она, направляясь по узкой дорожке между двумя кирпичными стенами. — Если ты поможешь мне перелезть через стену, мне откроет одна девушка на первом этаже.
   — Я гляжу, ты человек бывалый.
   Анни поняла по голосу, что он улыбается. Она подумала, что ей страшно нравится его акцент и то, что он к концу фраз чуть повышает тон, так что они звучат чуть вопросительно. Она остановилась там, где в стене была выбита половина кирпича, что образовывало ступеньку.
   — Здесь.
   — Слушай, — Джордан мягко повернул ее к себе. — Спасибо за прекрасный вечер. Это был настоящий бал.
   — И для меня тоже, — сказала она с грустью, положив руки ему на грудь. — Мне очень жаль.
   — Ну, если ты передумаешь, ты знаешь, где меня найти.
   На мгновение ей показалось, что он хочет ее поцеловать. Она, так и быть, позволит, но только один разок. Вместо этого он легонько подтолкнул ее.
   — Вперед.
   Анни поставила ногу на «ступеньку». Джордан легко поднял ее, как будто она была невесомой. Через секунду Анни сидела на стене. Она глянула вниз. Слабый свет фонарей освещал его красивое, уже знакомое лицо. Все, что ей надо сейчас, это прыгнуть назад, в его руки…