Страница:
Том положил нож на тарелку.
— Почему мне все врут? — Его глаза заблестели. — Я видел документ о своем рождении. Человек, который подписал этот документ, это ты. «Роза Кассиди, Леди Маргарет Холл, Оксфорд. Род занятий: студент. Вид отношений: Подруга». У меня в рюкзаке есть копия. Хочешь на нее взглянуть?
На этот раз Роза была действительно поражена.
— Я забыла про это, — произнесла она тихо. Внезапно она вспомнила Анни на одной из больничных коек, мимо которых нянечки время от времени проносили малышей, поскольку наступило время кормления. Ни она, ни Анни не знали тогда, что делать с новорожденным.
— Чего вы все боитесь? — спросил Том. — Никто не говорит мне правды. Ни мать, ни ты. А… отца я спросить не могу. — Его лицо вдруг изменилось. — Может, Джордан Хоуп все-таки скажет все как есть.
— Хм, Том, ты… Ты не думаешь, что не стоит приходить с этим к Джордану за четыре дня до выборов?
— А ты думаешь, мне легко жить, не зная даже, кто мой отец?
Голос Тома сорвался. Он был настроен достаточно решительно. Волосы высохли и теперь топорщились сзади, как у дятла.
— Извини, — произнесла Роза. — Наверное, ты прав. Хочешь мороженого?
— Что? Ах, да, пожалуйста.
Роза поставила перед ним чашку с фруктовым мороженым. От времени мороженое затвердело, но Том был слишком погружен в свои переживания, чтобы заметить это. Закончив с мороженым, он положил ложку. Его плечи поникли.
— А может, я не прав? — задумчиво спросил он. — Я доставляю людям столько беспокойства. Я потратил все свои деньги. Может быть, меня уже исключили из Оксфорда. — Он с беспокойством глянул на Розу. — Что ты об этом думаешь? Честно.
Она положила свою руку на его.
— Я думаю, что ты очень устал и нуждаешься во сне. И не волнуйся. — Она улыбнулась. — У меня есть один план.
28
29
30
— Почему мне все врут? — Его глаза заблестели. — Я видел документ о своем рождении. Человек, который подписал этот документ, это ты. «Роза Кассиди, Леди Маргарет Холл, Оксфорд. Род занятий: студент. Вид отношений: Подруга». У меня в рюкзаке есть копия. Хочешь на нее взглянуть?
На этот раз Роза была действительно поражена.
— Я забыла про это, — произнесла она тихо. Внезапно она вспомнила Анни на одной из больничных коек, мимо которых нянечки время от времени проносили малышей, поскольку наступило время кормления. Ни она, ни Анни не знали тогда, что делать с новорожденным.
— Чего вы все боитесь? — спросил Том. — Никто не говорит мне правды. Ни мать, ни ты. А… отца я спросить не могу. — Его лицо вдруг изменилось. — Может, Джордан Хоуп все-таки скажет все как есть.
— Хм, Том, ты… Ты не думаешь, что не стоит приходить с этим к Джордану за четыре дня до выборов?
— А ты думаешь, мне легко жить, не зная даже, кто мой отец?
Голос Тома сорвался. Он был настроен достаточно решительно. Волосы высохли и теперь топорщились сзади, как у дятла.
— Извини, — произнесла Роза. — Наверное, ты прав. Хочешь мороженого?
— Что? Ах, да, пожалуйста.
Роза поставила перед ним чашку с фруктовым мороженым. От времени мороженое затвердело, но Том был слишком погружен в свои переживания, чтобы заметить это. Закончив с мороженым, он положил ложку. Его плечи поникли.
— А может, я не прав? — задумчиво спросил он. — Я доставляю людям столько беспокойства. Я потратил все свои деньги. Может быть, меня уже исключили из Оксфорда. — Он с беспокойством глянул на Розу. — Что ты об этом думаешь? Честно.
Она положила свою руку на его.
— Я думаю, что ты очень устал и нуждаешься во сне. И не волнуйся. — Она улыбнулась. — У меня есть один план.
28
Имей снисхождение
Утром Анни надела свое лучшее платье и сделала прическу в деловом стиле — эту прическу Эдвард называл «фрейлин». Затем критически оглядела себя в зеркале. Только после этого она отправилась в больницу, помня последние слова, сказанные Эдвардом: «Имей снисхождение».
Но она могла бы и не напоминать себе эти слова. Когда сиделка показала на кровать, ее вчерашнее негодование и обида исчезли. Это был не прежний монстр, это была старая страдающая женщина. Ее фигура почти не морщила покрывало складками — такой мать стала худой. Казалось, она спала. Ее волосы были коротко пострижены, руки лежали вдоль тела, бледные, как у куклы. К ней были подключены какие-то аппараты, поддерживающие жизнь в теле. Анни долго смотрела на эту сцену.
Затем она подошла к больничной койке и села рядом.
— Мама? — тихо произнесла она. — Это Анни. Глаза женщины открылись. Она медленно повернула голову, и только сейчас Анни смогла узнать знакомые черты, как на полустертом рисунке. Губы матери шевельнулись. Анни нагнулась к ней.
— Я выгляжу как страшилище, — сказала мать. Она угадала мысли Анни так точно, что та не сразу нашлась, что ответить.
— Не думай об этом. Ли написал мне. Он писал, что твое состояние довольно хорошее.
Взгляд матери прошелся по ее лицу, волосам, и одежде.
— Он написал, что, возможно, ты хотела бы узнать что-нибудь о моей семье.
Анни увидела, как в глазах матери загорелся слабый огонек.
— Расскажи мне.
И Анни рассказала. Об Эдварде и Томе, о Касси и Эмме, о доме, в котором они живут, и об их жизни. Слушая себя, Анни вдруг поняла, что жизнь у нее сложилась очень удачно. Она рассказывала довольно долго. Мать слушала, полузакрыв глаза. Пару раз Анни приподнимала ее, чтобы дать возможность выпить немного воды. Когда рассказ окончился, наступила долгая тишина. Анни слышала, с каким трудом мать дышит.
— Я хотела бы увидеть твоих детей. Это признание полоснуло сердце Анни, точно нож. Она достала альбом, стараясь улыбнуться.
— У меня здесь есть несколько фотографий. Когда ты почувствуешь себя лучше, можешь на них взглянуть.
Анни положила альбом на столик у койки. Когда она вернулась на стул, то обнаружила, что мать внимательно глядит на нее.
— Ты выглядишь очень важной дамой.
— Я знаю. Наверное, мне не следовало так одеваться.
Мать закрыла глаза. Ее пальцы согнулись.
— Я была никудышной матерью. — Глаза Анни наполнились слезами.
— Да, это так, — прямо сказала она. — А я совсем не такая, как ты, — добавила Анни. — Мне с детьми всегда весело и интересно. Значит, ты меня не сумела испортить, значит, ты была не такой уж и плохой матерью.
— Ли сделал меня лучше… я думаю. Добрый человек… Не хочу, чтобы он страдал от одиночества.
— О, мама… — Анни наклонилась вперед и тронула ее жесткие волосы. — Я буду с ним переписываться, если это ему как-то поможет, пусть приезжает к нам в Лондон.
Мать чуть заметно кивнула. Анни поняла, что вряд ли сегодня их разговор продолжится.
— Ты теперь должна отдохнуть. Завтра я снова приду. — Она погладила руку матери. Кожа была сухой, как пергамент. — Я рада, что пришла. До свидания.
Анни вышла в прихожую и на мгновение остановилась, стараясь справиться с эмоциями.
— Анни?
Она глянула перед собой и увидела невероятно полного человека лет семидесяти, с лицом боксера и копной черных волос. Его синий костюм для него был тесен, и пуговицы с якорьками с трудом стягивали пиджак на животе. Это определенно был не доктор. Человек осторожно тронул ее за локоть, как берут лунатика.
— Я — Ли, — сказал человек.
Ли отвез ее в ресторан на самой вершине небоскреба, откуда открывался удивительный вид на Чикаго, хотя туман, поднимающийся с озера, размывал панораму. Ли был в таком ужасном расположении духа, что Анни решила дать ему выговориться. Он рассказал о том, как он познакомился с «Мари» во время круиза. Это был его первый отпуск после того, как его дела пошли успешно. Из этого замечания Анни заключила, что до этого его дела были неважными.
— Она была самой красивой женщиной из всех, которых я встречал прежде. Все мужчины глядели в ее сторону, и все жены приходили от этого в ярость. — Он хихикнул. — Моим преимуществом было то, что у меня не было жены. Никогда не имел на это времени.
Он как будто прочитал мысли Анни, потому что сразу добавил:
— Конечно, не помешало и то, что у меня было много денег, и мы очень подходили друг к другу. Она умела веселиться, делать из всего на свете приключение. Вся моя жизнь была работой. Я думаю, я переделал ее слишком много. Мой отец выбросился из окна во время великой депрессии. Когда я был ребенком, я поклялся, что никогда и ни у кого не буду клянчить, чтобы меня взяли на работу. Вдвоем с твоей матерью мы были как «красавица и чудовище». Когда наш круиз закончился, я прилетел в Англию, забрал все ее добро и привез ее к себе домой. Через неделю мы поженились.
Это оказался очень счастливый брак. Через несколько лет после того, как Ли развязался со своим бизнесом, они приобрели дом во Флориде, в котором оказались два птичьих гнезда. Они много играли в гольф и плавали. В Чикаго они посещали театр и оперу и каждое воскресенье проводили ленч в загородном клубе. Мари заинтересовалась старинными зданиями и совершала поездки, чтобы отыскивать красивые особняки. Еще Мари обожала устраивать приемы.
Поразительно, в его тоне не было ни тени недовольства материной самовлюбленностью или ее вечной раздражительностью. Когда он пригласил ее домой, она согласилась, надеясь, что там отыщет ответ на эту удивительную загадку. Их дом, выходящий окнами на озеро, располагался всего в двадцати минутах езды на север от города. Дом как дом — блеклые ковры, обычная стандартная мебель, вполне заурядный. Нет, она решительно не понимала, как этот мужчина мог жить с таким тяжелым человеком, как ее мать.
Ли протянул ей чашку кофе и спросил:
— А что произошло между тобой и твоей матерью? Она никогда не говорила, что была замужем, что у нее есть дочь. До тех пор, пока не увидела ту статью о тебе. Тогда она уже знала, что больна.
Анни, поколебавшись, все же спросила:
— А что она вам потом говорила?
— Только то, что ее муж умер, а с дочерью у нее плохие отношения. Больше я от нее не смог ничего добиться. Она тогда пошутила: «Хочу остаться для тебя женщиной с тайнами».
Анни внимательно глянула в его глаза. Да он и сам бы, вероятно, предпочел бы не знать всей правды.
— Я была совсем молоденькой, когда забеременела. А мужа у меня не было. Маму это повергло в шок. Я думаю… мы обе тогда погорячились.
— Ясно, — сказал Ли, но по его лицу было видно, что ему ясно далеко не все.
— Я сама виновата, — поспешно добавила Анни. — Я уехала и не сказала ей куда. А для нее это, наверное, было ужасное время. Только что умер мой отец. Он был военным врачом, поэтому, потеряв его, она потеряла и квартиру. Я думаю, она заслуживает сочувствия и снисхождения. Ей тогда нужно было как-то устраиваться, начинать жизнь заново. По-моему, ей это удалось — ее новая жизнь оказалась интересной для нее и счастливой.
Ли задумчиво кивнул.
— Я только не мог понять, почему у вас с Мари такие сложные отношения. Неужели кто-то может не поладить с Мари? Ваш голос показался мне по телефону таким приятным. Я еще подумал тогда — неужели женщина с таким голосом может быть похожа на ведьму?
— А вас я поначалу приняла за гангстера, — призналась Анни.
Ли понимающе рассмеялся.
— Это из-за моего носа. Если бы вы росли на Саут Сайд, вы бы стали отличным уличным бойцом.
Пора было прощаться. По ее настоянию, Ли вызвал такси, она не позволила ему отвезти ее в отель самому. На прощание Ли сжал ее руку.
— Ты и представить не можешь, как я благодарен тебе за то, что ты пришла, и не только из-за Мари. Я сам будто вернулся назад на двадцать лет.
Анни удивилась.
— Почему это?
— Знаешь, ты ведь вылитая Мари. Те же глаза, та же кожа, такие же потрясающие ноги — ты уже прости мою откровенность.
Анни хотела что-нибудь сказать, но так и не нашлась.
— Подожди, не уходи, — сказал он и нырнул в другую комнату. А вернулся с фотографией в руках.
— Это Мари на корабле во время круиза в 1974 году. Теперь попробуй сказать, что ты — не ее копия. Вы смотрелись бы как сестры.
Анни с удивлением глянула на фотографию. А ведь он прав. Она приблизила фотографию к глазам, стараясь разглядеть знакомые черты.
— Я могу ее взять? — спросила она. Ли секунду поколебался, но потом решительно произнес:
— Она была бы счастлива, если бы знала, что эта фотография у тебя.
На обратном пути Анни все думала о матери. Она, Анни, ее копия… Ей часто говорили это, когда она была еще ребенком. Она как-то совсем об этом забыла. Вот что значит гены, просто поразительно, как точно они передаются. И совершенно неважно, что внутри ты совсем другой. Анни вспомнила, с каким выражением Ли смотрел на фотографию. Ему будет сильно не хватать его жены.
В первый раз в голову Анни пришла мысль, что ее отец, несмотря на все свои способности, был человеком, который просто не подходил ее матери. Возможно, ничто другое так сильно не определяет жизнь, как партнер по браку, — ни родители, ни школа. Замужество — это не просто один плюс один. Это — потенциальный источник радости или разочарования, кому как повезет…
Вернувшись в гостиничный номер, Анни позвонила домой. Но ей спокойным голосом Эдварда ответил автоответчик, и она от досады чуть не вскрикнула. Затем она набрала номер Розы, но ее автоответчик сообщил, что Роза уехала на выходные из города. Тогда Анни заказала по телефону чай и пододвинула кресло к окну. Некоторое время она смотрела на покрывающий землю туман. Горячий чай ее не согрел. Тогда она забралась в кровать, и, почувствовав холодок простыней, подумала, что хотела бы, чтобы в ее постели был бы еще кто-нибудь.
Но она могла бы и не напоминать себе эти слова. Когда сиделка показала на кровать, ее вчерашнее негодование и обида исчезли. Это был не прежний монстр, это была старая страдающая женщина. Ее фигура почти не морщила покрывало складками — такой мать стала худой. Казалось, она спала. Ее волосы были коротко пострижены, руки лежали вдоль тела, бледные, как у куклы. К ней были подключены какие-то аппараты, поддерживающие жизнь в теле. Анни долго смотрела на эту сцену.
Затем она подошла к больничной койке и села рядом.
— Мама? — тихо произнесла она. — Это Анни. Глаза женщины открылись. Она медленно повернула голову, и только сейчас Анни смогла узнать знакомые черты, как на полустертом рисунке. Губы матери шевельнулись. Анни нагнулась к ней.
— Я выгляжу как страшилище, — сказала мать. Она угадала мысли Анни так точно, что та не сразу нашлась, что ответить.
— Не думай об этом. Ли написал мне. Он писал, что твое состояние довольно хорошее.
Взгляд матери прошелся по ее лицу, волосам, и одежде.
— Он написал, что, возможно, ты хотела бы узнать что-нибудь о моей семье.
Анни увидела, как в глазах матери загорелся слабый огонек.
— Расскажи мне.
И Анни рассказала. Об Эдварде и Томе, о Касси и Эмме, о доме, в котором они живут, и об их жизни. Слушая себя, Анни вдруг поняла, что жизнь у нее сложилась очень удачно. Она рассказывала довольно долго. Мать слушала, полузакрыв глаза. Пару раз Анни приподнимала ее, чтобы дать возможность выпить немного воды. Когда рассказ окончился, наступила долгая тишина. Анни слышала, с каким трудом мать дышит.
— Я хотела бы увидеть твоих детей. Это признание полоснуло сердце Анни, точно нож. Она достала альбом, стараясь улыбнуться.
— У меня здесь есть несколько фотографий. Когда ты почувствуешь себя лучше, можешь на них взглянуть.
Анни положила альбом на столик у койки. Когда она вернулась на стул, то обнаружила, что мать внимательно глядит на нее.
— Ты выглядишь очень важной дамой.
— Я знаю. Наверное, мне не следовало так одеваться.
Мать закрыла глаза. Ее пальцы согнулись.
— Я была никудышной матерью. — Глаза Анни наполнились слезами.
— Да, это так, — прямо сказала она. — А я совсем не такая, как ты, — добавила Анни. — Мне с детьми всегда весело и интересно. Значит, ты меня не сумела испортить, значит, ты была не такой уж и плохой матерью.
— Ли сделал меня лучше… я думаю. Добрый человек… Не хочу, чтобы он страдал от одиночества.
— О, мама… — Анни наклонилась вперед и тронула ее жесткие волосы. — Я буду с ним переписываться, если это ему как-то поможет, пусть приезжает к нам в Лондон.
Мать чуть заметно кивнула. Анни поняла, что вряд ли сегодня их разговор продолжится.
— Ты теперь должна отдохнуть. Завтра я снова приду. — Она погладила руку матери. Кожа была сухой, как пергамент. — Я рада, что пришла. До свидания.
Анни вышла в прихожую и на мгновение остановилась, стараясь справиться с эмоциями.
— Анни?
Она глянула перед собой и увидела невероятно полного человека лет семидесяти, с лицом боксера и копной черных волос. Его синий костюм для него был тесен, и пуговицы с якорьками с трудом стягивали пиджак на животе. Это определенно был не доктор. Человек осторожно тронул ее за локоть, как берут лунатика.
— Я — Ли, — сказал человек.
Ли отвез ее в ресторан на самой вершине небоскреба, откуда открывался удивительный вид на Чикаго, хотя туман, поднимающийся с озера, размывал панораму. Ли был в таком ужасном расположении духа, что Анни решила дать ему выговориться. Он рассказал о том, как он познакомился с «Мари» во время круиза. Это был его первый отпуск после того, как его дела пошли успешно. Из этого замечания Анни заключила, что до этого его дела были неважными.
— Она была самой красивой женщиной из всех, которых я встречал прежде. Все мужчины глядели в ее сторону, и все жены приходили от этого в ярость. — Он хихикнул. — Моим преимуществом было то, что у меня не было жены. Никогда не имел на это времени.
Он как будто прочитал мысли Анни, потому что сразу добавил:
— Конечно, не помешало и то, что у меня было много денег, и мы очень подходили друг к другу. Она умела веселиться, делать из всего на свете приключение. Вся моя жизнь была работой. Я думаю, я переделал ее слишком много. Мой отец выбросился из окна во время великой депрессии. Когда я был ребенком, я поклялся, что никогда и ни у кого не буду клянчить, чтобы меня взяли на работу. Вдвоем с твоей матерью мы были как «красавица и чудовище». Когда наш круиз закончился, я прилетел в Англию, забрал все ее добро и привез ее к себе домой. Через неделю мы поженились.
Это оказался очень счастливый брак. Через несколько лет после того, как Ли развязался со своим бизнесом, они приобрели дом во Флориде, в котором оказались два птичьих гнезда. Они много играли в гольф и плавали. В Чикаго они посещали театр и оперу и каждое воскресенье проводили ленч в загородном клубе. Мари заинтересовалась старинными зданиями и совершала поездки, чтобы отыскивать красивые особняки. Еще Мари обожала устраивать приемы.
Поразительно, в его тоне не было ни тени недовольства материной самовлюбленностью или ее вечной раздражительностью. Когда он пригласил ее домой, она согласилась, надеясь, что там отыщет ответ на эту удивительную загадку. Их дом, выходящий окнами на озеро, располагался всего в двадцати минутах езды на север от города. Дом как дом — блеклые ковры, обычная стандартная мебель, вполне заурядный. Нет, она решительно не понимала, как этот мужчина мог жить с таким тяжелым человеком, как ее мать.
Ли протянул ей чашку кофе и спросил:
— А что произошло между тобой и твоей матерью? Она никогда не говорила, что была замужем, что у нее есть дочь. До тех пор, пока не увидела ту статью о тебе. Тогда она уже знала, что больна.
Анни, поколебавшись, все же спросила:
— А что она вам потом говорила?
— Только то, что ее муж умер, а с дочерью у нее плохие отношения. Больше я от нее не смог ничего добиться. Она тогда пошутила: «Хочу остаться для тебя женщиной с тайнами».
Анни внимательно глянула в его глаза. Да он и сам бы, вероятно, предпочел бы не знать всей правды.
— Я была совсем молоденькой, когда забеременела. А мужа у меня не было. Маму это повергло в шок. Я думаю… мы обе тогда погорячились.
— Ясно, — сказал Ли, но по его лицу было видно, что ему ясно далеко не все.
— Я сама виновата, — поспешно добавила Анни. — Я уехала и не сказала ей куда. А для нее это, наверное, было ужасное время. Только что умер мой отец. Он был военным врачом, поэтому, потеряв его, она потеряла и квартиру. Я думаю, она заслуживает сочувствия и снисхождения. Ей тогда нужно было как-то устраиваться, начинать жизнь заново. По-моему, ей это удалось — ее новая жизнь оказалась интересной для нее и счастливой.
Ли задумчиво кивнул.
— Я только не мог понять, почему у вас с Мари такие сложные отношения. Неужели кто-то может не поладить с Мари? Ваш голос показался мне по телефону таким приятным. Я еще подумал тогда — неужели женщина с таким голосом может быть похожа на ведьму?
— А вас я поначалу приняла за гангстера, — призналась Анни.
Ли понимающе рассмеялся.
— Это из-за моего носа. Если бы вы росли на Саут Сайд, вы бы стали отличным уличным бойцом.
Пора было прощаться. По ее настоянию, Ли вызвал такси, она не позволила ему отвезти ее в отель самому. На прощание Ли сжал ее руку.
— Ты и представить не можешь, как я благодарен тебе за то, что ты пришла, и не только из-за Мари. Я сам будто вернулся назад на двадцать лет.
Анни удивилась.
— Почему это?
— Знаешь, ты ведь вылитая Мари. Те же глаза, та же кожа, такие же потрясающие ноги — ты уже прости мою откровенность.
Анни хотела что-нибудь сказать, но так и не нашлась.
— Подожди, не уходи, — сказал он и нырнул в другую комнату. А вернулся с фотографией в руках.
— Это Мари на корабле во время круиза в 1974 году. Теперь попробуй сказать, что ты — не ее копия. Вы смотрелись бы как сестры.
Анни с удивлением глянула на фотографию. А ведь он прав. Она приблизила фотографию к глазам, стараясь разглядеть знакомые черты.
— Я могу ее взять? — спросила она. Ли секунду поколебался, но потом решительно произнес:
— Она была бы счастлива, если бы знала, что эта фотография у тебя.
На обратном пути Анни все думала о матери. Она, Анни, ее копия… Ей часто говорили это, когда она была еще ребенком. Она как-то совсем об этом забыла. Вот что значит гены, просто поразительно, как точно они передаются. И совершенно неважно, что внутри ты совсем другой. Анни вспомнила, с каким выражением Ли смотрел на фотографию. Ему будет сильно не хватать его жены.
В первый раз в голову Анни пришла мысль, что ее отец, несмотря на все свои способности, был человеком, который просто не подходил ее матери. Возможно, ничто другое так сильно не определяет жизнь, как партнер по браку, — ни родители, ни школа. Замужество — это не просто один плюс один. Это — потенциальный источник радости или разочарования, кому как повезет…
Вернувшись в гостиничный номер, Анни позвонила домой. Но ей спокойным голосом Эдварда ответил автоответчик, и она от досады чуть не вскрикнула. Затем она набрала номер Розы, но ее автоответчик сообщил, что Роза уехала на выходные из города. Тогда Анни заказала по телефону чай и пододвинула кресло к окну. Некоторое время она смотрела на покрывающий землю туман. Горячий чай ее не согрел. Тогда она забралась в кровать, и, почувствовав холодок простыней, подумала, что хотела бы, чтобы в ее постели был бы еще кто-нибудь.
29
Джек
На первом этаже отеля «Савой» было полно японских туристов. Джек Робертсон ждал свою жену, устроившись в кресле за пальмой, и сосредоточенно выковыривал языком крошку от пирожного, застрявшую в зубах. Он был в мрачном расположении духа.
Это было ужасно — в бесценное субботнее время вместо того, чтобы пойти поиграть в гольф, он вынужден присутствовать на скучной церемонии бракосочетания.
Он ненавидел все эти церемонии — необходимость надевать эту дурацкую шляпу, вести светские беседы с людьми, которых знать не знаешь, и от жены получать тычки в ребра, чтобы он вел себя вежливей. На сей раз он даже не знал тех, кто вступал в брак. Он был приглашен только потому, что Джейн редактировала книгу матери невесты — ужасающей юной ведьмы с торчащими вперед зубами и накладными ресницами. К тому же Джек ощущал, что явно перепил шампанского, и сейчас сердце давало знать о себе. Только что Джек вспомнил, что в пятницу забыл взять домой книги для Молли Макфидик — ее очередную историю про инспектора Жилеса. Придется отправляться за ними сейчас. Джейн этому явно не обрадуется.
Джек переложил леопардовую накидку жены с одной руки на другую — чуть опасливо, как будто леопард мог бы ожить и укусить его. Придется сейчас проявить характер и настоять на своем. И не только для того, чтобы выбраться отсюда. В понедельник ему тащиться к Молли в забытую Богом дыру в Норфолке. «Смит энд Робертсон» издавали ее книги уже тридцать лет, и не хотелось бы портить хорошие отношения. Выпуск ее книги грозил задержаться, и, когда вчера прибыли готовые экземпляры, он вздохнул с облегчением. Но потом он совсем забыл о них и не захватил с собой.
Наконец Джейн вернулась из туалетной комнаты. Джек заметил, что ее губы поблескивают. Она не была красавицей, но ее очарование замечали все, и Джек был весьма горд, когда она решила когда-то обрушить это очарование на него. У его жены оказались, наряду с редкостным аппетитом, редкостные профессиональные амбиции. Лишь рождение двух детей, заметно округлившее ее фигуру, не давало ей развернуться в полной мере.
Джейн признательно улыбнулась, когда он помог ей облачиться в накидку.
— Надо же, — произнесла она через плечо. — Здесь сегодня сплошные знаменитости. Ты видел фотографов? Сегодняшние фотографии появятся в «Харперс»! Джек хмыкнул.
— Это будет хорошее паблисити, — продолжила она. — «Джек Робертсон из „Смит энд Робертсон“ с супругой». Проснись, Джек. Нужно постараться залучить новых клиентов.
Джек кашлянул, прочищая горло.
— Не напоминай мне о клиентах, хватит, — поморщился он.
На протяжении всего их пути в Стренд Джейн терзала его ценными указаниями по поводу его работы.
Советы жены были безусловно дельными, но его мало интересовали дела компании. С каждым днем он больше чувствовал себя не счастливым наследником свалившегося на него дела, а его жертвой. И клиенты тоже это чувствовали. И хоть Джейн изо всех сил старалась разжигать его амбиции, ее труд пропадал зря. Ему было бы куда приятней оставаться рядовым редактором и кропать себе книги про гольф, уход за садом или научно-популярные. Но эти темы мало интересовали широкую публику, и иногда он чувствовал себя оскорбленным аристократом, которого никто не понимает и не хочет понимать.
Отперев входную дверь своего офиса, Джек направился вверх по лестнице. Интересно, куда эта чертова секретарша запихала эти проклятые книги. Эхо его шагов разносилось по пустому зданию. Джейн тут же без смущения принялась исследовать почту.
— Что это? — Джек услышал из своего кабинета заинтересованный голос супруги.
— Ты о чем? Будь добра, не трогай мои вещи. Слава Богу, вот эти хреновы книги, в аккуратной упаковке. Джек поспешил назад. Его жена сидела за столом, в ее руках был тоненький конверт.
— Я носом чую — тут какая-то неприятность, — произнесла она, протягивая конверт ему. Джек сразу узнал почерк.
— Это — от Анни, — с удивлением произнес он. Похоже, его жена была права. На письме твердой рукой было выведено: «Лично». Да, видимо, он перестарался и слишком резко говорил с ней, но на то у него были свои причины.
Джек открыл конверт и стал читать. Поначалу он не мог понять суть — какая-то чушь про верность компании и благодарности его отцу. Наконец смысл дошел до него.
— Сука! — воскликнул он.
— Что там? — Джейн пыталась через его плечо прочесть письмо.
Они вместе прочитали фразу, в которой Анни выражала свое сожаление по поводу того, что вынуждена закончить свое «сотрудничество» — на этом слове Джейн фыркнула — с компанией «Смит энд Робертсон», но обстоятельства вынуждают ее сделать это, и сделать быстро. Убедившись, что у нее нет будущего в компании, она решила основать свою. Себастьян Винтер выразил желание с ней работать, есть и другие авторы. На следующей неделе она постарается заключить договоры о публикации их книг в Америке. В письме Анни отчитывалась о состоянии дел по тем книгам, которые вела в «Смит энд Робертсон», и сообщала, что готова предоставлять консультацию по ним в течение одного месяца.
— Она знала, что в понедельник я буду в Норфолке. — Голос Джека звучал уязвленно. — И ее письмо попадет ко мне только во вторник. Хитрая двуличная стерва.
Джек в волнении заходил по комнате. Его глаза угрожающе сузились.
— Ну, я ей устрою, пусть только вернется из Нью-Йорка!
— Не глупи, Джек, — Джейн забрала письмо из его рук. — Зачем ждать, пока она вернется?
Она прошла в офис секретаря и включила компьютер, бросив леопардовую накидку прямо на пол.
— Как мне подключиться к твоим файлам?
— Не знаю. Что ты делаешь?
— Ты не знаешь? У тебя компьютеры не объединены в сеть?
Джейн начала быстро работать на клавиатуре.
— Ты бы позвонил домой, скажи няньке, чтобы она присмотрела за детьми. И завари, пожалуйста, чай. Тут у тебя собачий холод.
Джек вопрошающе над ней навис.
— Что ты собираешься делать?
— Это ты собираешься послать факс в американские издательства и предупредить их, что Анни у тебя больше не работает. Мерзкая корова — она не поставила Себастьяна Винтера в мой список, сказав, что его работы будет трудно продать. Мы не можем помешать ей уйти, но испортить ей карьеру в наших силах.
Джек почувствовал признательность к жене за это «мы». Она все-таки была удивительной женщиной. Джейн еще раз глянула на письмо Анни и нахмурилась.
— Я всегда говорила, что у нее с твоим отцом были какие-то делишки, — сказала она и улыбнулась уголками губ.
Джек не ответил. Но он вспомнил письма, которые нашел после смерти отца. В письмах к Анни было слишком много чувств. Там содержались странные упоминания о каком-то малыше. В эти делишки было трудно поверить, но почему сюда заявился ее сын и стал что-то кричать о своем отце? В появлении на свет этого парня было действительно много неясного. Когда-то Джек пытался за ней приударить, но это ему не удалось. С каким удивлением он потом узнал, что эта скромница — просто сама Дева Мария — имеет внебрачного ребенка!
— Было неразумно предоставлять ей ключевые позиции в компании, — продолжала Джейн.
— Почему ты говоришь об этом? Джейн в нетерпении цокнула языком.
— Посмотри сюда.
На экране компьютера было выведено письмо к американским издателям. Затем Джейн вывела список редакторов, приглашенных на аукцион. К списку были приложены все необходимые подробности — телефонные номера, условия заключения контрактов, оценка потенциальных возможностей при заключении сделок. Джек сдержал возглас удивления.
— Ну, что же. Хороший список, — прервал его мысли голос Джейн. — Она сама дарит нам свою голову на блюдечке.
Это было ужасно — в бесценное субботнее время вместо того, чтобы пойти поиграть в гольф, он вынужден присутствовать на скучной церемонии бракосочетания.
Он ненавидел все эти церемонии — необходимость надевать эту дурацкую шляпу, вести светские беседы с людьми, которых знать не знаешь, и от жены получать тычки в ребра, чтобы он вел себя вежливей. На сей раз он даже не знал тех, кто вступал в брак. Он был приглашен только потому, что Джейн редактировала книгу матери невесты — ужасающей юной ведьмы с торчащими вперед зубами и накладными ресницами. К тому же Джек ощущал, что явно перепил шампанского, и сейчас сердце давало знать о себе. Только что Джек вспомнил, что в пятницу забыл взять домой книги для Молли Макфидик — ее очередную историю про инспектора Жилеса. Придется отправляться за ними сейчас. Джейн этому явно не обрадуется.
Джек переложил леопардовую накидку жены с одной руки на другую — чуть опасливо, как будто леопард мог бы ожить и укусить его. Придется сейчас проявить характер и настоять на своем. И не только для того, чтобы выбраться отсюда. В понедельник ему тащиться к Молли в забытую Богом дыру в Норфолке. «Смит энд Робертсон» издавали ее книги уже тридцать лет, и не хотелось бы портить хорошие отношения. Выпуск ее книги грозил задержаться, и, когда вчера прибыли готовые экземпляры, он вздохнул с облегчением. Но потом он совсем забыл о них и не захватил с собой.
Наконец Джейн вернулась из туалетной комнаты. Джек заметил, что ее губы поблескивают. Она не была красавицей, но ее очарование замечали все, и Джек был весьма горд, когда она решила когда-то обрушить это очарование на него. У его жены оказались, наряду с редкостным аппетитом, редкостные профессиональные амбиции. Лишь рождение двух детей, заметно округлившее ее фигуру, не давало ей развернуться в полной мере.
Джейн признательно улыбнулась, когда он помог ей облачиться в накидку.
— Надо же, — произнесла она через плечо. — Здесь сегодня сплошные знаменитости. Ты видел фотографов? Сегодняшние фотографии появятся в «Харперс»! Джек хмыкнул.
— Это будет хорошее паблисити, — продолжила она. — «Джек Робертсон из „Смит энд Робертсон“ с супругой». Проснись, Джек. Нужно постараться залучить новых клиентов.
Джек кашлянул, прочищая горло.
— Не напоминай мне о клиентах, хватит, — поморщился он.
На протяжении всего их пути в Стренд Джейн терзала его ценными указаниями по поводу его работы.
Советы жены были безусловно дельными, но его мало интересовали дела компании. С каждым днем он больше чувствовал себя не счастливым наследником свалившегося на него дела, а его жертвой. И клиенты тоже это чувствовали. И хоть Джейн изо всех сил старалась разжигать его амбиции, ее труд пропадал зря. Ему было бы куда приятней оставаться рядовым редактором и кропать себе книги про гольф, уход за садом или научно-популярные. Но эти темы мало интересовали широкую публику, и иногда он чувствовал себя оскорбленным аристократом, которого никто не понимает и не хочет понимать.
Отперев входную дверь своего офиса, Джек направился вверх по лестнице. Интересно, куда эта чертова секретарша запихала эти проклятые книги. Эхо его шагов разносилось по пустому зданию. Джейн тут же без смущения принялась исследовать почту.
— Что это? — Джек услышал из своего кабинета заинтересованный голос супруги.
— Ты о чем? Будь добра, не трогай мои вещи. Слава Богу, вот эти хреновы книги, в аккуратной упаковке. Джек поспешил назад. Его жена сидела за столом, в ее руках был тоненький конверт.
— Я носом чую — тут какая-то неприятность, — произнесла она, протягивая конверт ему. Джек сразу узнал почерк.
— Это — от Анни, — с удивлением произнес он. Похоже, его жена была права. На письме твердой рукой было выведено: «Лично». Да, видимо, он перестарался и слишком резко говорил с ней, но на то у него были свои причины.
Джек открыл конверт и стал читать. Поначалу он не мог понять суть — какая-то чушь про верность компании и благодарности его отцу. Наконец смысл дошел до него.
— Сука! — воскликнул он.
— Что там? — Джейн пыталась через его плечо прочесть письмо.
Они вместе прочитали фразу, в которой Анни выражала свое сожаление по поводу того, что вынуждена закончить свое «сотрудничество» — на этом слове Джейн фыркнула — с компанией «Смит энд Робертсон», но обстоятельства вынуждают ее сделать это, и сделать быстро. Убедившись, что у нее нет будущего в компании, она решила основать свою. Себастьян Винтер выразил желание с ней работать, есть и другие авторы. На следующей неделе она постарается заключить договоры о публикации их книг в Америке. В письме Анни отчитывалась о состоянии дел по тем книгам, которые вела в «Смит энд Робертсон», и сообщала, что готова предоставлять консультацию по ним в течение одного месяца.
— Она знала, что в понедельник я буду в Норфолке. — Голос Джека звучал уязвленно. — И ее письмо попадет ко мне только во вторник. Хитрая двуличная стерва.
Джек в волнении заходил по комнате. Его глаза угрожающе сузились.
— Ну, я ей устрою, пусть только вернется из Нью-Йорка!
— Не глупи, Джек, — Джейн забрала письмо из его рук. — Зачем ждать, пока она вернется?
Она прошла в офис секретаря и включила компьютер, бросив леопардовую накидку прямо на пол.
— Как мне подключиться к твоим файлам?
— Не знаю. Что ты делаешь?
— Ты не знаешь? У тебя компьютеры не объединены в сеть?
Джейн начала быстро работать на клавиатуре.
— Ты бы позвонил домой, скажи няньке, чтобы она присмотрела за детьми. И завари, пожалуйста, чай. Тут у тебя собачий холод.
Джек вопрошающе над ней навис.
— Что ты собираешься делать?
— Это ты собираешься послать факс в американские издательства и предупредить их, что Анни у тебя больше не работает. Мерзкая корова — она не поставила Себастьяна Винтера в мой список, сказав, что его работы будет трудно продать. Мы не можем помешать ей уйти, но испортить ей карьеру в наших силах.
Джек почувствовал признательность к жене за это «мы». Она все-таки была удивительной женщиной. Джейн еще раз глянула на письмо Анни и нахмурилась.
— Я всегда говорила, что у нее с твоим отцом были какие-то делишки, — сказала она и улыбнулась уголками губ.
Джек не ответил. Но он вспомнил письма, которые нашел после смерти отца. В письмах к Анни было слишком много чувств. Там содержались странные упоминания о каком-то малыше. В эти делишки было трудно поверить, но почему сюда заявился ее сын и стал что-то кричать о своем отце? В появлении на свет этого парня было действительно много неясного. Когда-то Джек пытался за ней приударить, но это ему не удалось. С каким удивлением он потом узнал, что эта скромница — просто сама Дева Мария — имеет внебрачного ребенка!
— Было неразумно предоставлять ей ключевые позиции в компании, — продолжала Джейн.
— Почему ты говоришь об этом? Джейн в нетерпении цокнула языком.
— Посмотри сюда.
На экране компьютера было выведено письмо к американским издателям. Затем Джейн вывела список редакторов, приглашенных на аукцион. К списку были приложены все необходимые подробности — телефонные номера, условия заключения контрактов, оценка потенциальных возможностей при заключении сделок. Джек сдержал возглас удивления.
— Ну, что же. Хороший список, — прервал его мысли голос Джейн. — Она сама дарит нам свою голову на блюдечке.
30
В центре города
Том проснулся. В комнату с трудом пробивались сквозь тяжелые занавески солнечные лучи. У него было такое ощущение, будто он очутился в доме своего деда, куда обычно отправлялся на каникулы. Казалось, за стенами ждет пляж и ласковое море. Том глянул на обои со странным геометрическим узором и резко сел на кровати. В доме его деда таких обоев не было. И там был низкий потолок. Где же он?
Ах, да. Это — квартира Розы. Он вспомнил все события последних нескольких дней: Оксфорд, его мать, Ребекка, Джордан Хоуп. Том поднялся с кровати и отдернул шторы. Иисус! То, что вчера выглядело как ковер из тысяч маленьких огоньков, сегодня превратилось в шеренгу величественных небоскребов, застывших у зеленой границы парка, подобно армии конкистадоров. В парке голубело озеро, в котором белыми точками плавали лодки. Том услышал гудки машин и уличный шум, как бы говорящий ему — просыпайся, пора браться за дело.
Том оглянулся, разыскивая свои часы, и обнаружил их посреди комнаты, на конверте. В конверт была вложена записка: «Том, я должна уехать в офис на пару часов. Возьми такси и приезжай к часу на ленч. Кофе и булочки на кухне. Дверь закрывай на два оборота. Привет, Роза. PS. Телефон подключен к автоответчику — ты можешь не отвечать на звонки». Ниже шли ее телефонный номер и адрес ресторана. В конверте были также ключи и деньги. Том вытащил их и пересчитал. Пять бумажек по двадцать долларов — сто долларов! Он немедленно переложил их в свой тощий бумажник. Роза никогда не мелочилась. Он подумал о подарках, которые она присылала ему, — маскарадный костюм супермена, скейтборд, фотокамеру, шлем для американского футбола. Ее визиты в Лондон были краткими, но весьма впечатляющими. Он до сих пор помнил, как они вместе отправились на финал Уимблдонского турнира и на концерт Майкла Джексона, билеты на который она ухитрилась достать, несмотря на то, что все было распродано за несколько месяцев вперед. Том предпочел бы умереть, чем отправиться куда-нибудь с матерью, вот Роза — совсем другое дело. Но последнее время он видел ее реже. На его восемнадцатилетие она подарила ему чек. Видимо, она не представляла, что теперь, когда он вырос, следует дарить.
Том застегнул на руке ремешок часов. Половина двенадцатого. Он натянул халат и босиком отправился на кухню, где все было аккуратно разложено на столе. Он сделал кофе, положил свой завтрак на поднос и устроился с ним на столе у окна. На этом столе лежали и газеты. Том развернул «Нью-Йорк Таймс». На первой полосе он увидел фото Джордана Хоупа. Под фотографией располагалась огромная подпись: «Хоуп хочет повести решительную войну с коррупцией». Том увидел на фотографии целый ряд телевизионных камер и возбужденные, кричащие лица, больше напоминающие лица болельщиков, чем избирателей.
Глотая кофе и жуя, он прочитал статью, роняя на нее листики салата. Хоуп завершал свою избирательную кампанию, самую дорогостоящую за всю американскую историю. Том подумал, что у Джордана Хоупа может и не найтись времени для встречи с ним. А вдруг Роза все же сумеет устроить эту встречу? Интересно, что он за человек? Обрадуется, что у него есть сын? Или, наоборот, ужаснется? И каким он себе представляет его.
Том сложил тарелки в раковину и пошел принять душ. В душевой он долго глядел на себя в зеркало. Кто же я на самом деле? Хотел бы этот человек иметь такого сына? Впрочем, какая разница? Вряд ли Джордан Хоуп решит его усыновить. Том вернулся в комнату и оделся. Раздался телефонный звонок. Хоть Роза и предупредила, что включила автоответчик, Тому показалось невежливым не ответить. Он поднял трубку.
— Алло. Последовала озадаченная пауза, затем мужской голос произнес:
— Это квартира Розы Кассиди?
— Да, но сейчас ее нет дома. Позвоните ей в офис, если у вас есть телефон.
— Спасибо. — Человек не попросил ее номер. У Тома возникло ощущение, что на том конце провода производят лихорадочные вычисления. После короткого колебания человек задал следующий вопрос:
— Скажите… а Анни с вами? — Том изумился:
— Моя мать? — и тут же пожалел, что это сорвалось с языка. Конечно, этого человека интересовала совсем не она.
— Я, к сожалению, не знаю ее фамилию, — произнес голос. — Я знаю только, что ее зовут Анни и она может остановиться у Розы. Мне надо с ней поговорить.
— Ее здесь нет, — сказал Том, чувствуя смутную тревогу. — Здесь нет никого, кроме меня.
— Ясно. Спасибо за информацию. А не скажете, с кем я говорю?
— Том… — В последний момент Том сообразил, что не стоит произносить свою фамилию. Он вспомнил, что иногда грабители звонят в комнату, чтобы узнать, находится ли в ней кто-нибудь. Хотя этот голос скорее бы подошел какому-нибудь адвокату. Тому пришла в голову блестящая идея.
— Что передать Розе, кто звонил?
— Она узнает сама, — холодно произнес голос. — До свидания. Рад был с тобой поговорить, Том. — В трубке раздались гудки.
Том положил телефонную трубку. Затем пожал плечами. Может быть, Роза объяснит ему, что это за странный звонок.
В прихожей Том снова увидел себя в зеркало. Для ресторана у него был явно неподходящий вид. Впрочем, ресторан тоже может оказаться не очень шикарным.
Но ресторан внутри выглядел очень эффектно. Судя по тому, как держались официанты и с каким достоинством поворачивались ко входу головы при каждом новом прибытии, его посещала избранная публика. Роза уже сидела здесь, солнцезащитные очки делали ее лицо непроницаемым. Она налила ему стакан белого вина и заговорщически улыбнулась.
— Угадай, что я делала утром? Подбирала фотографии Джордана Хоупа и его жены для журнала. Это будет очень эффектно.
Его жены! О ней Том никогда не думал. Рисуя себе встречу с Джорданом Хоупом, он никогда не думал о ком-то еще, о третьем лице.
— Она хорошо выглядит? — спросил Том. Роза подумала.
— Она из тех, кто умеет привлечь внимание, — привлекательная, умная, энергичная, отхватившая прекрасного мужа. Но избирательницы недолюбливают ее, считая холодной и расчетливой. В качестве жены президента она будет образцом для тех женщин, которым карьера важнее так называемой «женственности». Но это старый как мир спор, что женщина должна ценить больше — кухонный стол или письменный? Дом и детей или лимузины и любовников? Семью или свое дело?
Ах, да. Это — квартира Розы. Он вспомнил все события последних нескольких дней: Оксфорд, его мать, Ребекка, Джордан Хоуп. Том поднялся с кровати и отдернул шторы. Иисус! То, что вчера выглядело как ковер из тысяч маленьких огоньков, сегодня превратилось в шеренгу величественных небоскребов, застывших у зеленой границы парка, подобно армии конкистадоров. В парке голубело озеро, в котором белыми точками плавали лодки. Том услышал гудки машин и уличный шум, как бы говорящий ему — просыпайся, пора браться за дело.
Том оглянулся, разыскивая свои часы, и обнаружил их посреди комнаты, на конверте. В конверт была вложена записка: «Том, я должна уехать в офис на пару часов. Возьми такси и приезжай к часу на ленч. Кофе и булочки на кухне. Дверь закрывай на два оборота. Привет, Роза. PS. Телефон подключен к автоответчику — ты можешь не отвечать на звонки». Ниже шли ее телефонный номер и адрес ресторана. В конверте были также ключи и деньги. Том вытащил их и пересчитал. Пять бумажек по двадцать долларов — сто долларов! Он немедленно переложил их в свой тощий бумажник. Роза никогда не мелочилась. Он подумал о подарках, которые она присылала ему, — маскарадный костюм супермена, скейтборд, фотокамеру, шлем для американского футбола. Ее визиты в Лондон были краткими, но весьма впечатляющими. Он до сих пор помнил, как они вместе отправились на финал Уимблдонского турнира и на концерт Майкла Джексона, билеты на который она ухитрилась достать, несмотря на то, что все было распродано за несколько месяцев вперед. Том предпочел бы умереть, чем отправиться куда-нибудь с матерью, вот Роза — совсем другое дело. Но последнее время он видел ее реже. На его восемнадцатилетие она подарила ему чек. Видимо, она не представляла, что теперь, когда он вырос, следует дарить.
Том застегнул на руке ремешок часов. Половина двенадцатого. Он натянул халат и босиком отправился на кухню, где все было аккуратно разложено на столе. Он сделал кофе, положил свой завтрак на поднос и устроился с ним на столе у окна. На этом столе лежали и газеты. Том развернул «Нью-Йорк Таймс». На первой полосе он увидел фото Джордана Хоупа. Под фотографией располагалась огромная подпись: «Хоуп хочет повести решительную войну с коррупцией». Том увидел на фотографии целый ряд телевизионных камер и возбужденные, кричащие лица, больше напоминающие лица болельщиков, чем избирателей.
Глотая кофе и жуя, он прочитал статью, роняя на нее листики салата. Хоуп завершал свою избирательную кампанию, самую дорогостоящую за всю американскую историю. Том подумал, что у Джордана Хоупа может и не найтись времени для встречи с ним. А вдруг Роза все же сумеет устроить эту встречу? Интересно, что он за человек? Обрадуется, что у него есть сын? Или, наоборот, ужаснется? И каким он себе представляет его.
Том сложил тарелки в раковину и пошел принять душ. В душевой он долго глядел на себя в зеркало. Кто же я на самом деле? Хотел бы этот человек иметь такого сына? Впрочем, какая разница? Вряд ли Джордан Хоуп решит его усыновить. Том вернулся в комнату и оделся. Раздался телефонный звонок. Хоть Роза и предупредила, что включила автоответчик, Тому показалось невежливым не ответить. Он поднял трубку.
— Алло. Последовала озадаченная пауза, затем мужской голос произнес:
— Это квартира Розы Кассиди?
— Да, но сейчас ее нет дома. Позвоните ей в офис, если у вас есть телефон.
— Спасибо. — Человек не попросил ее номер. У Тома возникло ощущение, что на том конце провода производят лихорадочные вычисления. После короткого колебания человек задал следующий вопрос:
— Скажите… а Анни с вами? — Том изумился:
— Моя мать? — и тут же пожалел, что это сорвалось с языка. Конечно, этого человека интересовала совсем не она.
— Я, к сожалению, не знаю ее фамилию, — произнес голос. — Я знаю только, что ее зовут Анни и она может остановиться у Розы. Мне надо с ней поговорить.
— Ее здесь нет, — сказал Том, чувствуя смутную тревогу. — Здесь нет никого, кроме меня.
— Ясно. Спасибо за информацию. А не скажете, с кем я говорю?
— Том… — В последний момент Том сообразил, что не стоит произносить свою фамилию. Он вспомнил, что иногда грабители звонят в комнату, чтобы узнать, находится ли в ней кто-нибудь. Хотя этот голос скорее бы подошел какому-нибудь адвокату. Тому пришла в голову блестящая идея.
— Что передать Розе, кто звонил?
— Она узнает сама, — холодно произнес голос. — До свидания. Рад был с тобой поговорить, Том. — В трубке раздались гудки.
Том положил телефонную трубку. Затем пожал плечами. Может быть, Роза объяснит ему, что это за странный звонок.
В прихожей Том снова увидел себя в зеркало. Для ресторана у него был явно неподходящий вид. Впрочем, ресторан тоже может оказаться не очень шикарным.
Но ресторан внутри выглядел очень эффектно. Судя по тому, как держались официанты и с каким достоинством поворачивались ко входу головы при каждом новом прибытии, его посещала избранная публика. Роза уже сидела здесь, солнцезащитные очки делали ее лицо непроницаемым. Она налила ему стакан белого вина и заговорщически улыбнулась.
— Угадай, что я делала утром? Подбирала фотографии Джордана Хоупа и его жены для журнала. Это будет очень эффектно.
Его жены! О ней Том никогда не думал. Рисуя себе встречу с Джорданом Хоупом, он никогда не думал о ком-то еще, о третьем лице.
— Она хорошо выглядит? — спросил Том. Роза подумала.
— Она из тех, кто умеет привлечь внимание, — привлекательная, умная, энергичная, отхватившая прекрасного мужа. Но избирательницы недолюбливают ее, считая холодной и расчетливой. В качестве жены президента она будет образцом для тех женщин, которым карьера важнее так называемой «женственности». Но это старый как мир спор, что женщина должна ценить больше — кухонный стол или письменный? Дом и детей или лимузины и любовников? Семью или свое дело?