Страница:
Внезапно Роза сняла очки и, откинувшись на стуле, рассмеялась.
— Ради Бога, Том, вели мне заткнуться! Сейчас я выдам тебе целую статью по этому поводу.
— Нет, это интересно, — произнес Том, и в какой-то мере он действительно не лукавил. Но он хотел знать кое-что еще. — А у них есть дети?
— Не-ет, — протянула Роза. — Те, кто недолюбливает Джинни, говорят, что она слишком занята своей карьерой и карьерой Джордана и не хочет дополнительных хлопот. — Роза пригубила стакан с вином. — Хотя я не знаю…
— Что?
— Иногда детей не имеют из-за проблем со здоровьем у жены. — Роза чуть помедлила. — Или у мужа. Что ты хочешь заказать?
Том глянул в меню. Но почти его не читал, пораженный новой мыслью. Если Хоуп не мог иметь детей, тогда он — не его сын. Когда Том оторвался от своих мыслей, то услышал, что Роза дает указания официанту, как приготовить блюда. Затем последовала пауза.
— Мне то же самое, — поспешил сказать Том. Еда была восхитительной. Роза стала рассказывать скандальную историю из жизни кинозвезд, и Том отвлекся от Джордана Хоупа. Роза убедила Тома заказать десерт и сама заказала такой же. Затем они попробовали какой-то особый ликер, который требовалось пить, держа кофейное зернышко между зубов. К тому времени, как ликер был выпит, они оба насмеялись вволю.
— Спасибо тебе, Том, — сказала Роза, утирая глаза салфеткой. — Ты не представляешь, как с тобой весело. Обычно я трапезничаю с толстыми дядьками или с дамочками, которые чуть ли не падают в обморок, увидев, что в их салат попала нитка.
Том чувствовал, что у него тоже поднялось настроение. Когда они стали выходить из ресторана, Роза увидела дверь, которая вела в магазинчик. Она подняла очки на лоб.
— Ух ты, ну-ка, посмотри сюда, — сказала она таким тоном, как будто в этом магазине продавались товары с Марса. — Давай зайдем.
Том медленно последовал за ней. Она встала перед огромным — от стены до стены — перечнем товаров и нахмурилась.
— Какой костюм бы ты предпочел, Том? От «Кенцо?» Хотя нет, слишком вычурно. От «Армани»? «Кальвина?»
— Не спрашивай меня, — сказал Том. — Я ничего не понимаю в женской одежде.
— Я и не спрашиваю тебя о женской одежде. — Роза ткнула пальцем в его грудь. — Речь о тебе.
Через час она подвела его к зеркалу. Пока продавец смотрел, опустившись на колени, хороша ли длина брюк, Том попытался придать своему лицу свирепую мину Клинта Иствуда. Прощай, зеленый студент; привет, кинозвезда. Видела бы его Ребекка… А Роза за его спиной перебирала рубашки, свитера, брюки…
Том никогда не любил посещать магазины, особенно магазины одежды. Но тут совсем другое дело. Не нужно было бродить от одного магазина к другому, перебирая кучи однообразных костюмов, как правило, неподходящего размера. Не нужно было торчать в очереди к примерочной кабине. Все, что от него здесь требовалось, — это сидеть на стуле, пока Роза отдавала распоряжения. И сама одежда была другой. Он не знал, в чем тут секрет, только все эти вещи сидели на нем гораздо лучше и выглядели куда красивей его одежек. Он подумал, что эти шмотки наверняка стоят кучу денег.
Но больше всего ему понравилась скорость, с которой выполнялись распоряжения Розы. Не успел он освоиться с новым своим видом, как Роза выложила на прилавок свою визитную карточку.
— И отправьте все эти вещи по этому адресу сегодня же. С обычной скидкой, конечно.
— А что нам сделать с этим? — спросил кто-то за ее спиной.
Из примерочной появился продавец: в его руках была старая одежда Тома. Его пренебрежительный тон заставил Тома почувствовать себя кем-то вроде школьника.
— Это тоже отправьте, — с достоинством изрекла Роза. Том готов был ее расцеловать.
— И еще. — Роза обратилась к продавцу. — Мне нужно купить для моего друга смокинг.
— Смокинг? — удивился Том.
— Конечно. Тебя без него не пустят на прием.
— Какой прием? — Роза подняла брови.
— Наберись немного терпения.
31
32
— Ради Бога, Том, вели мне заткнуться! Сейчас я выдам тебе целую статью по этому поводу.
— Нет, это интересно, — произнес Том, и в какой-то мере он действительно не лукавил. Но он хотел знать кое-что еще. — А у них есть дети?
— Не-ет, — протянула Роза. — Те, кто недолюбливает Джинни, говорят, что она слишком занята своей карьерой и карьерой Джордана и не хочет дополнительных хлопот. — Роза пригубила стакан с вином. — Хотя я не знаю…
— Что?
— Иногда детей не имеют из-за проблем со здоровьем у жены. — Роза чуть помедлила. — Или у мужа. Что ты хочешь заказать?
Том глянул в меню. Но почти его не читал, пораженный новой мыслью. Если Хоуп не мог иметь детей, тогда он — не его сын. Когда Том оторвался от своих мыслей, то услышал, что Роза дает указания официанту, как приготовить блюда. Затем последовала пауза.
— Мне то же самое, — поспешил сказать Том. Еда была восхитительной. Роза стала рассказывать скандальную историю из жизни кинозвезд, и Том отвлекся от Джордана Хоупа. Роза убедила Тома заказать десерт и сама заказала такой же. Затем они попробовали какой-то особый ликер, который требовалось пить, держа кофейное зернышко между зубов. К тому времени, как ликер был выпит, они оба насмеялись вволю.
— Спасибо тебе, Том, — сказала Роза, утирая глаза салфеткой. — Ты не представляешь, как с тобой весело. Обычно я трапезничаю с толстыми дядьками или с дамочками, которые чуть ли не падают в обморок, увидев, что в их салат попала нитка.
Том чувствовал, что у него тоже поднялось настроение. Когда они стали выходить из ресторана, Роза увидела дверь, которая вела в магазинчик. Она подняла очки на лоб.
— Ух ты, ну-ка, посмотри сюда, — сказала она таким тоном, как будто в этом магазине продавались товары с Марса. — Давай зайдем.
Том медленно последовал за ней. Она встала перед огромным — от стены до стены — перечнем товаров и нахмурилась.
— Какой костюм бы ты предпочел, Том? От «Кенцо?» Хотя нет, слишком вычурно. От «Армани»? «Кальвина?»
— Не спрашивай меня, — сказал Том. — Я ничего не понимаю в женской одежде.
— Я и не спрашиваю тебя о женской одежде. — Роза ткнула пальцем в его грудь. — Речь о тебе.
Через час она подвела его к зеркалу. Пока продавец смотрел, опустившись на колени, хороша ли длина брюк, Том попытался придать своему лицу свирепую мину Клинта Иствуда. Прощай, зеленый студент; привет, кинозвезда. Видела бы его Ребекка… А Роза за его спиной перебирала рубашки, свитера, брюки…
Том никогда не любил посещать магазины, особенно магазины одежды. Но тут совсем другое дело. Не нужно было бродить от одного магазина к другому, перебирая кучи однообразных костюмов, как правило, неподходящего размера. Не нужно было торчать в очереди к примерочной кабине. Все, что от него здесь требовалось, — это сидеть на стуле, пока Роза отдавала распоряжения. И сама одежда была другой. Он не знал, в чем тут секрет, только все эти вещи сидели на нем гораздо лучше и выглядели куда красивей его одежек. Он подумал, что эти шмотки наверняка стоят кучу денег.
Но больше всего ему понравилась скорость, с которой выполнялись распоряжения Розы. Не успел он освоиться с новым своим видом, как Роза выложила на прилавок свою визитную карточку.
— И отправьте все эти вещи по этому адресу сегодня же. С обычной скидкой, конечно.
— А что нам сделать с этим? — спросил кто-то за ее спиной.
Из примерочной появился продавец: в его руках была старая одежда Тома. Его пренебрежительный тон заставил Тома почувствовать себя кем-то вроде школьника.
— Это тоже отправьте, — с достоинством изрекла Роза. Том готов был ее расцеловать.
— И еще. — Роза обратилась к продавцу. — Мне нужно купить для моего друга смокинг.
— Смокинг? — удивился Том.
— Конечно. Тебя без него не пустят на прием.
— Какой прием? — Роза подняла брови.
— Наберись немного терпения.
31
Томительное ожидание
Когда Анни проснулась, было уже темно. Некоторое время она лежала в полудремоте, наслаждаясь теплом кровати, как кот на солнцепеке. Пока она спала, с ней приключилась удивительная метаморфоза. Вся ее горькая обида, с которой прожила половину жизни, прошла. Кроме того, ей было даже приятно сознавать, что сейчас она так же эффектна, как когда-то была ее мать. Но какая-то смутная тревога беспокоила Анни. О чем? Анни резко села в кровати. Джордан!
Она включила свет и глянула на часы. Восемь. Слава Богу, у нее уйма времени. Джордан говорил, что не сможет освободиться раньше часа… если вообще сможет освободиться. Анни откинулась на подушки. Если он не выберется, чтобы встретиться с ней, она здорово расстроится. Он пронесся в ее жизни стремительно, как метеор, но она всегда его помнила и часто вела с ним мысленный диалог. Втайне она так мечтала, чтобы он как-нибудь открыл книгу и прочитал что-нибудь вроде: «Я бесконечно признателен за помощь моему героически терпеливому литературному агенту Анни Гамильтон, без которой…»
Она была так рада, что он о ней не забыл. А о нем самом она уже постаралась узнать из газет все, что хотела, и даже больше — о его жене и подругах, о его приверженности к бегу трусцой и игре на бильярде, о любимой стрижке и т. д. Она видела множество его фотографий и телерепортажей о нем — всегда подтянутый и импозантный, как и положено общественному деятелю. А она хотела увидеть своего Джордана. Было ли ее желание предательством по отношению к Эдварду? Анни не хотела об этом думать. Скоро она вернется обратно, к своей обычной, размеренной жизни. Но хоть на несколько часов имеет право совершить своего рода путешествие в юность. Она должна увидеть Джордана.
Анни подумала: «Если я не увижу Джордана сегодня, я не увижу его никогда». Двадцать два года и четыре месяца назад, ранним летним утром они плыли по реке под мостом Магдален Бридж. Анни помнила это очень ясно — штанины у Джордана были закатаны вверх, брызги поблескивали на его рукавах, он улыбался ей.
Тогда они отправились завтракать в кафе Джорджа, находившееся в помещении крытого рынка. Они шли обнявшись по еле освещенной аллее, было очень прохладно, но от тела Джордана исходило тепло. Она до сих пор помнила запах свежесваренного кофе. На столе были вишни и клубника, лосось, ветчина и салями. Анни немножко смущало то, что ее прическа здорово растрепалась, а платье было измято, но на нее никто не обращал внимания. Кафе Джорджа предназначалось в основном для рабочих, но захаживали сюда и студенты. Сюда забегали, чтобы выпить чашку кофе с молоком и перекусить чего-нибудь горяченького. Джордана удивило то, что она никогда не была здесь раньше. Он здесь бывал практически каждый день. И сегодня он прошелся от стола к столу, пожимая руки шоферам и монтерам, будто они его давние друзья.
Она всегда любила покушать и, уперев локти в стол, с удовольствием наблюдала, как Джордан идет с подносом вдоль ряда тарелок с помидорами, грибами, яичницами, беконами, сосисками и тостами. Джордан ел как-то странно — видимо, по американской манере, — отрезав кусочек, он, прежде чем отправить его в рот, придерживал его на вилке ножом. Но каждые несколько секунд он забывал про еду и неотрывно смотрел на нее. У него была такая чудесная грива и такая чувственная ленивая улыбка. Она почувствовала, как его ноги под столом осторожно сжали ее.
Когда они поехали в Леди Маргарет Холл, Джордан опустил верх. Оксфорд никогда прежде не выглядел таким красивым. По дороге их задержала одна университетская церемония — дорогу важно пересекали преподаватели и руководители университета: на них были костюмы из бархата и шелка, отделанные горностаевыми воротниками. Джордан остановил машину и выскочил с фотоаппаратом в руках. Анни почувствовала себя неловко, когда он забрался с ногами на переднее сиденье, стараясь запечатлеть процессию сверху, но все же не могла не залюбоваться им — солнце золотило его волосы, и на фоне оксфордских шпилей он был великолепен и казался сказочным принцем.
Акации на Парк Роуд были в полном цвету. Джордан с укоризной произнес:
— Где же ты была до сегодняшнего дня? Мы столько потеряли. Все могло бы быть иначе.
— Не все, — ответила она. — Ты все равно отправился бы назад.
Когда они вошли в ее комнату, она вдруг разрыдалась. Джордан обнял ее.
— Все хорошо. Не плачь, девочка.
На минуту она вышла, чтобы вытереть слезы, а когда вернулась, обнаружила, что в комнате сидит Роза. Она болтала с Джорданом, как со старым приятелем. Ее пронзила ужасная мысль.
— Вы знакомы?
— Конечно, — улыбнулся Джордан. — Мы встречались в баре Студенческого союза.
— А, политика, — выдохнула Анни.
Джордан попросил Розу сделать пару снимков его с Анни в саду. Они сели на траву перед вьющимися розами, тянущимися к окну комнаты Анни.
— Не смотри таким страдальческим взглядом, — прикрикнула на нее Роза, и эта реплика заставила Анни рассмеяться.
Джордан пообещал прислать эту фотографию. Последнее, что помнила Анни, — она стоит под большим деревом, и ей очень горько оттого, что приходится расставаться. Джордан сунул руку в карман.
— Слушай, как тебе моя машина?
— Она замечательная.
— Отлично.
Он взял ее руку и вложил в нее ключи.
— Я тебе ее дарю.
Он достал из машины свою куртку и фотоаппарат и принялся так яростно ее целовать, что она едва устояла на ногах. Он нежно погладил ее волосы и плечи.
— Дважды моя девочка, — прошептал он тихо, будто самому себе.
Затем он перекинул свою куртку через плечо и ушел — ушел из ее жизни навсегда.
Это воспоминание вызвало в ее душе острую тоску о том дне. Нет ничего более восхитительного, чем самое начало любовной истории, когда в ней еще нет ничего, кроме эмоций. Неудивительно, что людей так манит влюбленность. Интересно, а что осталось в памяти Джордана, если вообще осталось. Их жизни сложились так по-разному. Все эти годы она бережно хранила их встречу в своем сердце. Но для Джордана это могло быть лишь случайное приключение, романтическая ночь в далекой чужой стране, куда он с тех пор, кажется, ни разу не приезжал. Как он воспримет известие о том, что он является отцом? С негодованием? С отвращением? Или оно тронет его за живое.
В полном смятении Анни соскочила с кровати и подошла к окну. Она откинула тяжелые занавески, и у нее перехватило дыхание — до того красив был расстилавшийся перед ней город. Сказочная страна, обещающая чудеса… Внезапно она почувствовала, что готова одолеть все трудности.
Она решила отпраздновать начало новой жизни обедом в гостиничном ресторане. Как и большинство знакомых ее женщин, она не любила ходить в ресторан одна. Одинокая женщина всегда привлекает внимание, и мужчины начинают предпринимать назойливые демарши, посылая на ее стол шампанское и стремясь нарушить ее горькое, как им кажется, одиночество. Обычно она посещала кафе, прячась за какой-нибудь книгой. Но иногда, примерно раз в пять лет, ей казалось невыносимо скучным поглощать обычные три блюда, сидя в огромном зале, но не имея ни повода, ни смелости с кем-нибудь поболтать. Сегодня, решила Анни, настал тот самый раз.
Она приняла душ и тщательно нанесла на кожу крем. Затем облачилась в сорочку и черные чулки. Макияж должен быть умеренным. Ступив в туфли на шпильках, втянула живот и глянула на себя в зеркало. Совсем неплохо. Теперь посмотрим, что бы такое надеть… Хотелось произвести впечатление на Джордана, хоть Анни и не ставила перед собой никаких целей.
Так прошло минут двадцать, а она все еще изучала себя в зеркало. Нет, нет и еще раз нет. Черные брюки и кремовая шелковая рубашка совершенно не то. Совсем не тот образ, который ей требуется — таинственной, непостижимой женщины. Анни отвернулась от своего отражения и стала снимать блузку, бросив ее в растущую кучку разложенных на кровати и отвергнутых уже вещей. Ее костюм от Армани, купленный в комиссионном, был божественным, но для этого случая слишком строг. Леггинсы, которые она всегда надевала в самолет, слишком обыденны. Розовый костюм чересчур броский. Что же остается? У нее еще есть черное джерсовое платье, оно с люрексом и открытое, и до колен, и на талии две «брильянтовые» пуговицы. Наверное, чересчур нарядно. Однако, примерив его, Анни поняла, что это — лучший вариант. Так, теперь прическа. Собрать волосы в пучок? Нет, надо просто хорошенько их расчесать, и все. Она щедро полила себя духами и почувствовала, что готова для встречи.
Она спустилась в ресторан, выискивая глазами метрдотеля, чтобы он посадил ее куда-нибудь в уголок, рядом с дверью кухни. Но такого места не нашлось. Зал ресторана был построен с претензией на старину — в нем были мраморные колонны, роскошные люстры, большие зеркала. Пианист играл Джорджа Гершвина. Она заказала дорогое «Божоле», и через час обнаружила, что сидит перед пустой бутылкой.
После кофе она набросила на плечи пальто и прошла по улице целый квартал, подставляя лицо свежему ветру. У отеля «Хилтон» она заметила несколько полицейских машин и лимузинов и попыталась представить, что сейчас делает Джордан. Ее поразило то, что на улице удивительно много народа. Вряд ли все они — восторженные почитатели демократической партии. Подойдя поближе, она увидела, что это только группа подростков в масках различных чудовищ и чертей. Конечно! Сегодня празднуется «Халловен». Этим объяснялось необычайное оживление в отеле. Вернувшись к себе в гостиницу, она снова услышала Гершвина. Подумав, Анни направилась к прилавку с сувенирами, газетами и туалетными принадлежностями. Она поглядела, что можно было бы купить для Касси и Эммы, но ничего подходящего не нашлось. Все же она сделала одну маленькую покупку.
Когда она поднялась к себе, было уже двенадцать. Но еще оставалось время, которое требовалось как-то убить. Анни убрала раскиданные вещи и принялась передвигать кресла. Она поставила их рядом с софой, которая стояла у окна. Лампу она поставила рядом с софой, включила ее и выключила верхний свет. Отель был построен с большим размахом, как и подобало такому городу, конечно, он старомоден, зато этот высокий потолок и массивные двери из красного дерева придавали гостиничному номеру вид изысканного французского салона. Она почувствовала себя героиней романа Эдит Бартон, с волнением ожидающей своего возлюбленного. Что еще? Джордан может захотеть промочить горло после своих речей. Она проверила маленький бар: он был полон. Она еще раз причесала волосы и тронула нос пудрой. Что же, она готова. Придет ли он — вот в чем вопрос?
Она включила свет и глянула на часы. Восемь. Слава Богу, у нее уйма времени. Джордан говорил, что не сможет освободиться раньше часа… если вообще сможет освободиться. Анни откинулась на подушки. Если он не выберется, чтобы встретиться с ней, она здорово расстроится. Он пронесся в ее жизни стремительно, как метеор, но она всегда его помнила и часто вела с ним мысленный диалог. Втайне она так мечтала, чтобы он как-нибудь открыл книгу и прочитал что-нибудь вроде: «Я бесконечно признателен за помощь моему героически терпеливому литературному агенту Анни Гамильтон, без которой…»
Она была так рада, что он о ней не забыл. А о нем самом она уже постаралась узнать из газет все, что хотела, и даже больше — о его жене и подругах, о его приверженности к бегу трусцой и игре на бильярде, о любимой стрижке и т. д. Она видела множество его фотографий и телерепортажей о нем — всегда подтянутый и импозантный, как и положено общественному деятелю. А она хотела увидеть своего Джордана. Было ли ее желание предательством по отношению к Эдварду? Анни не хотела об этом думать. Скоро она вернется обратно, к своей обычной, размеренной жизни. Но хоть на несколько часов имеет право совершить своего рода путешествие в юность. Она должна увидеть Джордана.
Анни подумала: «Если я не увижу Джордана сегодня, я не увижу его никогда». Двадцать два года и четыре месяца назад, ранним летним утром они плыли по реке под мостом Магдален Бридж. Анни помнила это очень ясно — штанины у Джордана были закатаны вверх, брызги поблескивали на его рукавах, он улыбался ей.
Тогда они отправились завтракать в кафе Джорджа, находившееся в помещении крытого рынка. Они шли обнявшись по еле освещенной аллее, было очень прохладно, но от тела Джордана исходило тепло. Она до сих пор помнила запах свежесваренного кофе. На столе были вишни и клубника, лосось, ветчина и салями. Анни немножко смущало то, что ее прическа здорово растрепалась, а платье было измято, но на нее никто не обращал внимания. Кафе Джорджа предназначалось в основном для рабочих, но захаживали сюда и студенты. Сюда забегали, чтобы выпить чашку кофе с молоком и перекусить чего-нибудь горяченького. Джордана удивило то, что она никогда не была здесь раньше. Он здесь бывал практически каждый день. И сегодня он прошелся от стола к столу, пожимая руки шоферам и монтерам, будто они его давние друзья.
Она всегда любила покушать и, уперев локти в стол, с удовольствием наблюдала, как Джордан идет с подносом вдоль ряда тарелок с помидорами, грибами, яичницами, беконами, сосисками и тостами. Джордан ел как-то странно — видимо, по американской манере, — отрезав кусочек, он, прежде чем отправить его в рот, придерживал его на вилке ножом. Но каждые несколько секунд он забывал про еду и неотрывно смотрел на нее. У него была такая чудесная грива и такая чувственная ленивая улыбка. Она почувствовала, как его ноги под столом осторожно сжали ее.
Когда они поехали в Леди Маргарет Холл, Джордан опустил верх. Оксфорд никогда прежде не выглядел таким красивым. По дороге их задержала одна университетская церемония — дорогу важно пересекали преподаватели и руководители университета: на них были костюмы из бархата и шелка, отделанные горностаевыми воротниками. Джордан остановил машину и выскочил с фотоаппаратом в руках. Анни почувствовала себя неловко, когда он забрался с ногами на переднее сиденье, стараясь запечатлеть процессию сверху, но все же не могла не залюбоваться им — солнце золотило его волосы, и на фоне оксфордских шпилей он был великолепен и казался сказочным принцем.
Акации на Парк Роуд были в полном цвету. Джордан с укоризной произнес:
— Где же ты была до сегодняшнего дня? Мы столько потеряли. Все могло бы быть иначе.
— Не все, — ответила она. — Ты все равно отправился бы назад.
Когда они вошли в ее комнату, она вдруг разрыдалась. Джордан обнял ее.
— Все хорошо. Не плачь, девочка.
На минуту она вышла, чтобы вытереть слезы, а когда вернулась, обнаружила, что в комнате сидит Роза. Она болтала с Джорданом, как со старым приятелем. Ее пронзила ужасная мысль.
— Вы знакомы?
— Конечно, — улыбнулся Джордан. — Мы встречались в баре Студенческого союза.
— А, политика, — выдохнула Анни.
Джордан попросил Розу сделать пару снимков его с Анни в саду. Они сели на траву перед вьющимися розами, тянущимися к окну комнаты Анни.
— Не смотри таким страдальческим взглядом, — прикрикнула на нее Роза, и эта реплика заставила Анни рассмеяться.
Джордан пообещал прислать эту фотографию. Последнее, что помнила Анни, — она стоит под большим деревом, и ей очень горько оттого, что приходится расставаться. Джордан сунул руку в карман.
— Слушай, как тебе моя машина?
— Она замечательная.
— Отлично.
Он взял ее руку и вложил в нее ключи.
— Я тебе ее дарю.
Он достал из машины свою куртку и фотоаппарат и принялся так яростно ее целовать, что она едва устояла на ногах. Он нежно погладил ее волосы и плечи.
— Дважды моя девочка, — прошептал он тихо, будто самому себе.
Затем он перекинул свою куртку через плечо и ушел — ушел из ее жизни навсегда.
Это воспоминание вызвало в ее душе острую тоску о том дне. Нет ничего более восхитительного, чем самое начало любовной истории, когда в ней еще нет ничего, кроме эмоций. Неудивительно, что людей так манит влюбленность. Интересно, а что осталось в памяти Джордана, если вообще осталось. Их жизни сложились так по-разному. Все эти годы она бережно хранила их встречу в своем сердце. Но для Джордана это могло быть лишь случайное приключение, романтическая ночь в далекой чужой стране, куда он с тех пор, кажется, ни разу не приезжал. Как он воспримет известие о том, что он является отцом? С негодованием? С отвращением? Или оно тронет его за живое.
В полном смятении Анни соскочила с кровати и подошла к окну. Она откинула тяжелые занавески, и у нее перехватило дыхание — до того красив был расстилавшийся перед ней город. Сказочная страна, обещающая чудеса… Внезапно она почувствовала, что готова одолеть все трудности.
Она решила отпраздновать начало новой жизни обедом в гостиничном ресторане. Как и большинство знакомых ее женщин, она не любила ходить в ресторан одна. Одинокая женщина всегда привлекает внимание, и мужчины начинают предпринимать назойливые демарши, посылая на ее стол шампанское и стремясь нарушить ее горькое, как им кажется, одиночество. Обычно она посещала кафе, прячась за какой-нибудь книгой. Но иногда, примерно раз в пять лет, ей казалось невыносимо скучным поглощать обычные три блюда, сидя в огромном зале, но не имея ни повода, ни смелости с кем-нибудь поболтать. Сегодня, решила Анни, настал тот самый раз.
Она приняла душ и тщательно нанесла на кожу крем. Затем облачилась в сорочку и черные чулки. Макияж должен быть умеренным. Ступив в туфли на шпильках, втянула живот и глянула на себя в зеркало. Совсем неплохо. Теперь посмотрим, что бы такое надеть… Хотелось произвести впечатление на Джордана, хоть Анни и не ставила перед собой никаких целей.
Так прошло минут двадцать, а она все еще изучала себя в зеркало. Нет, нет и еще раз нет. Черные брюки и кремовая шелковая рубашка совершенно не то. Совсем не тот образ, который ей требуется — таинственной, непостижимой женщины. Анни отвернулась от своего отражения и стала снимать блузку, бросив ее в растущую кучку разложенных на кровати и отвергнутых уже вещей. Ее костюм от Армани, купленный в комиссионном, был божественным, но для этого случая слишком строг. Леггинсы, которые она всегда надевала в самолет, слишком обыденны. Розовый костюм чересчур броский. Что же остается? У нее еще есть черное джерсовое платье, оно с люрексом и открытое, и до колен, и на талии две «брильянтовые» пуговицы. Наверное, чересчур нарядно. Однако, примерив его, Анни поняла, что это — лучший вариант. Так, теперь прическа. Собрать волосы в пучок? Нет, надо просто хорошенько их расчесать, и все. Она щедро полила себя духами и почувствовала, что готова для встречи.
Она спустилась в ресторан, выискивая глазами метрдотеля, чтобы он посадил ее куда-нибудь в уголок, рядом с дверью кухни. Но такого места не нашлось. Зал ресторана был построен с претензией на старину — в нем были мраморные колонны, роскошные люстры, большие зеркала. Пианист играл Джорджа Гершвина. Она заказала дорогое «Божоле», и через час обнаружила, что сидит перед пустой бутылкой.
После кофе она набросила на плечи пальто и прошла по улице целый квартал, подставляя лицо свежему ветру. У отеля «Хилтон» она заметила несколько полицейских машин и лимузинов и попыталась представить, что сейчас делает Джордан. Ее поразило то, что на улице удивительно много народа. Вряд ли все они — восторженные почитатели демократической партии. Подойдя поближе, она увидела, что это только группа подростков в масках различных чудовищ и чертей. Конечно! Сегодня празднуется «Халловен». Этим объяснялось необычайное оживление в отеле. Вернувшись к себе в гостиницу, она снова услышала Гершвина. Подумав, Анни направилась к прилавку с сувенирами, газетами и туалетными принадлежностями. Она поглядела, что можно было бы купить для Касси и Эммы, но ничего подходящего не нашлось. Все же она сделала одну маленькую покупку.
Когда она поднялась к себе, было уже двенадцать. Но еще оставалось время, которое требовалось как-то убить. Анни убрала раскиданные вещи и принялась передвигать кресла. Она поставила их рядом с софой, которая стояла у окна. Лампу она поставила рядом с софой, включила ее и выключила верхний свет. Отель был построен с большим размахом, как и подобало такому городу, конечно, он старомоден, зато этот высокий потолок и массивные двери из красного дерева придавали гостиничному номеру вид изысканного французского салона. Она почувствовала себя героиней романа Эдит Бартон, с волнением ожидающей своего возлюбленного. Что еще? Джордан может захотеть промочить горло после своих речей. Она проверила маленький бар: он был полон. Она еще раз причесала волосы и тронула нос пудрой. Что же, она готова. Придет ли он — вот в чем вопрос?
32
Мама не говорила мне приезжать сюда
Начинало темнеть, когда машина Розы подъехала к внушительному зданию с массивными колоннами, окруженному фонтанами и прожекторами. Том глянул на женщин с бриллиантовыми украшениями и мужчин в смокингах, всходивших вверх по ступенькам, и поправил свой галстук. Он еще никогда не бывал на таком приеме.
— Эти люди действительно собираются здесь каждую неделю? — спросил он Розу, помогая ей выбраться из машины.
Она рассмеялась, поправив черную накидку.
— Каждую неделю? Некоторые бывают здесь практически каждый вечер. — Она увидела по его лицу, что он не верит. — Манхеттен — это остров, на котором живут самые богатые люди в стране, а также тысячи других, желающих таковыми стать. На этих приемах завязываются контакты, люди договариваются о сделках, узнают последние новости. Кто с кем, кто против кого, кто уехал, кто приехал. — Она взяла его под руку. — Здесь делаются большие деньги, и здесь можно неплохо провести время. — Она повернулась к Тому. — И, кроме того, бывать здесь — чисто профессиональная моя обязанность.
Они прошли по большому холлу и поднялись по лестнице вверх. Вокруг небольшого сооружения посреди зала, выполненного в виде египетского храма, стояли столы, но к ним никто еще не подходил. Несколько человек прогуливались у картин, развешанных на стенах. Остальные, разбившись на небольшие группы, о чем-то беседовали. Роза наметанным глазом определила, что все стараются стать так, чтобы фотографы колонок светских новостей могли запечатлеть их в самом удачном ракурсе. По залу сновали официанты с подносами, предлагая шампанское и минеральную воду. Том выбрал шампанское и последовал за Розой, согнув голову, чтобы лучше слышать ее комментарии.
— Видишь вон того, с хохолком на голове?
Том кивнул.
— Он контролирует семьдесят пять процентов производства кремния для полупроводников. Его костюмы за очень малое время увеличились на четыре размера. Это сказал мне его портной. Женщина с рыжими волосами, с которой он говорит, сообщает по телевидению прогноз погоды… А видишь вон того, с волосами, завязанными сзади, и с сережками? Этот человек делает скульптуры из шоколада. Он получил известность после того, как Милтон Вандерпамп купил одно из его творений… О, дорогая, рада тебя видеть, — Роза и красивая женщина с черными блестящими глазами коснулись друг друга щеками. — Милая женщина, — сказала она, когда они двинулись дальше. — Она подарила миллион долларов музею «Метрополитен», стремясь покорить высший свет Манхеттена. Но ее муж делает деньги на чем-то дурно пахнущем — кажется, на погребальных делах. Кроме того, они оба — евреи. Том был изумлен.
— Я думал, что сейчас это не важно. К тому же в Нью-Йорке больше евреев, чем в Тель-Авиве.
— Посмотри список посетителей какого-нибудь гольф-клуба для избранных. Там ты вряд ли найдешь много Гольдбергов и Рабиновичей. Посмотри вон туда. Видишь секс-бомбочку вместе с толстяком в черном? Это — его пятая жена. Ходили слухи, что она однажды позировала для разворота «Плейбоя», но никто до сих пор не смог этого доказать.
Они медленно обошли весь зал. Роза показывала Тому издателей, работников банков, богатых наследниц, политиков, журналистов, дизайнеров и даже модных парикмахеров. Она, похоже, была знакома с большинством из них. Тома она представляла как крестника, но ей, кажется, не слишком верили.
— Вот уж не думала, насколько это замечательная идея — появиться здесь с тобой, — прошептала Роза. — Все теперь ломают головы, что ты за птица? Ну, и пусть ломают. Перестань хвататься за галстук. Ты выглядишь прекрасно. А вот и «гранд дама» этого общества — Маффин Грондкуист. Не удивляйся, если она тебе не улыбнется. У нее было столько пластических операций, что она на это уже не способна.
Седоволосая дама в длинном черном платье и с сильно обтянутым кожей и накрашенным лицом подплыла к ним и поздоровалась с Розой.
— А кто этот прелестный молодой человек? — повернулась женщина к Тому.
— Его зовут Том Гамильтон. — Глаза Розы блеснули. — Мой крестник.
— О-о… — В ее голосе звучали нотки недоверия. Начался ужин. Роза предупредила, что за ее столом будут присутствовать люди, которых она пригласила, поэтому на некоторое время он будет предоставлен самому себе. Она посадила его напротив себя, рядом с женщиной-скульптором, которая представилась как Сидни. Том очень скоро узнал, что Сидни Сагиттариус принципиально не ест мяса и принимает участие в борьбе за независимость Тибета. Она была очень привлекательна, и Том быстро отыскал интересующие их обоих темы. Она упомянула, что выставляла свои скульптуры в Берлине, и Том тут же рассказал ей о своем путешествии по Восточной Европе. Она слушала не прерывая, и Том решил, что она потеряла к его рассказу интерес. Но, когда он остановился, Сидни положила свою руку на его:
— Продолжай, мне очень нравится слышать твой голос. Он звучит как в театре одного актера.
Том был польщен. Здесь с ним все были любезны. Но он понимал, что это потому, что он пришел с Розой. Он глянул на Розу. Та только что провокационно заявила, что президентом США в 1996 году станет Оливер Норт, и тут же ее голос был перекрыт хором протестующих восклицаний.
От Розы веяло уверенностью, она была тут первой скрипкой. На ней было платье зеленого цвета. На шее поблескивало ожерелье. В ушах — сережки. Что-то в ее манере держаться выделяло ее среди прочих. Она не суетилась, не жеманилась, не поправляла свою прическу, умело направляя беседу в нужное ей русло. Вот она вдруг украдкой на него посмотрела. Сидни тут же спросила, выразительно улыбаясь:
— Ты не находишь, что Роза немного для тебя стара?
— Не нахожу, — коротко ответил он, любуясь ее жемчужными зубами.
Когда наступило время для кофе, состоялось нечто вроде церемонии награждения, полились льстивые и не очень искренние речи. После нее люди стали покидать свои места. Исчезла и Роза. Один из тех, кто сидел за их столом, принялся рассказывать, как ему удалось выиграть дело по поводу возвращения кредита. Тому сразу стало скучно. Сидни спросила, интересуется ли он современной скульптурой, но в это мгновение рядом с ним появилась Роза.
— Мне очень жаль, Сидни, — сказала Роза, — но мне придется сейчас забрать твоего собеседника.
Том попрощался и последовал с Розой вниз по лестнице.
— Я, конечно, мегера, но я испугалась, что она съест тебя на завтрак. — Том сделал круглые глаза и покачал головой.
— Надо же, а мне она сказала, что в рот не берет мяса.
Роза расхохоталась.
— Ну ладно, я хочу показать тебе город. Садимся в машину.
Они ехали по нью-йоркским улицам, обсуждая сегодняшний вечер.
— Ты определенно знаешь здесь очень и очень многих, — заметил Том.
Роза повернулась к нему.
— Для этого есть только один способ.
— Этот способ — сделать так, чтобы это они хотели познакомиться с тобой?
— Молодец. Я вижу, и сейчас в Оксфорде неплохо учат.
Оксфорд. Том сразу вспомнил, зачем он здесь. Вспомнил он и странный телефонный звонок и рассказал о нем Розе. Роза не стала ему объяснять, кто это был, но поклялась, что никому о нем не говорила. Машина подъехала к роскошному небоскребу, и лифт поднял их на семьдесят пятый этаж.
Когда дверь лифта открылась. Том сделал шаг вперед и не удержался от восклицания, глядя на расстилавшийся под ним город.
Польщенная такой реакцией, Роза провела его по всему этажу. Здесь располагались ресторан, бары и танцевальная площадка, на которой под какую-то старомодную музыку кружились пары. Они прошли к столику у окна, из которого была видна южная часть города. Роза заказала «Манхеттен», оказавшийся восхитительным и очень крепким коктейлем с кусочками льда.
— Боже, как я люблю этот вид, — с чувством произнесла Роза. — Я каждый раз чувствую себя здесь как королева и в то же время понимаю, как человек мал.
Они молча глядели на мерцающий огнями город. Том поставил свой бокал и повернулся к Розе.
— Это восхитительно. Так же, как и одежда, которую ты мне купила, и званый вечер. Я только почему-то думаю, что все это для того, чтобы отвлечь меня от мыслей о Джордане Хоупе.
Роза выдохнула, как будто ожидала этих слов.
— У тебя верное впечатление. — Она оперлась локтями о стол и наклонилась к Тому. — Послушай. Я думаю, настало время, чтобы ты выбросил из головы всю эту ерунду о Джордане Хоупе. Во-первых, это нереально. Ты отлично знаешь, что сейчас не можешь с ним встретиться. Во-вторых, если ты будешь всем говорить, что Джордан Хоуп — твой отец, даже без доказательств, то ты навлечешь неприятности и на себя, и на многих других. Тот человек, с которым ты говорил, — очень умен и влиятелен. Его зовут Рик Гудман. Он помог Джордану начать президентскую гонку и рассчитывает на вознаграждение в виде какого-нибудь важного поста. Перед выборами он может пойти на все что угодно, чтобы заставить тебя заткнуться. Кроме того, ему может прийти в голову использовать тебя для того, чтобы в чем-нибудь шантажировать Хоупа. Я могу с ним ладить, потому что это — мой мир, и я знаю, по каким правилам он живет. Но этот мир не для тебя и Анни.
— Да, но…
— И в-третьих, — продолжала Роза, — подумай о своей семье. Это прекрасная, дружная семья, где все любят друг друга.
У Тома вытянулось лицо.
— Эти слова кажутся сентиментальными, но в них глубокий смысл. — Роза пригубила свой бокал. — Мои родители не очень заботились о нас, и только много позже я поняла, что потеряла. А ведь они всегда твердили, что главный их лозунг: «Один за всех, все за одного». — Роза горько рассмеялась. — Я никогда не представляла для них интереса. Они гордо мне заявили, что у них совсем нет времени, ни минуты, чтобы хотя бы пролистать журнал, который я издаю. — Роза отвернулась к стеклу. Затем пригладила волосы и снова повернулась к Тому. — А твои родители всегда тебя любили, что бы ты ни творил. И сейчас ты можешь их очень больно ранить. Зачем? Не делай этого.
— Но нужно же мне выяснить, при чем тут Джордан Хоуп, — настаивал Том. — Почему мать все скрывала? Почему Гудман должен так мной заинтересоваться?
Роза внимательно глянула на него, как бы принимая решение.
— Том, — начала она, — обещай, что ты никогда не расскажешь Анни о том, что я тебе сейчас скажу. Анни когда-то одну ночь провела с Джорданом. Они встретились на демонстрации. Когда он был еще студентом. Что-то у них потом произошло, но она это тщательно скрывала.
— На демонстрации?
— Эти люди действительно собираются здесь каждую неделю? — спросил он Розу, помогая ей выбраться из машины.
Она рассмеялась, поправив черную накидку.
— Каждую неделю? Некоторые бывают здесь практически каждый вечер. — Она увидела по его лицу, что он не верит. — Манхеттен — это остров, на котором живут самые богатые люди в стране, а также тысячи других, желающих таковыми стать. На этих приемах завязываются контакты, люди договариваются о сделках, узнают последние новости. Кто с кем, кто против кого, кто уехал, кто приехал. — Она взяла его под руку. — Здесь делаются большие деньги, и здесь можно неплохо провести время. — Она повернулась к Тому. — И, кроме того, бывать здесь — чисто профессиональная моя обязанность.
Они прошли по большому холлу и поднялись по лестнице вверх. Вокруг небольшого сооружения посреди зала, выполненного в виде египетского храма, стояли столы, но к ним никто еще не подходил. Несколько человек прогуливались у картин, развешанных на стенах. Остальные, разбившись на небольшие группы, о чем-то беседовали. Роза наметанным глазом определила, что все стараются стать так, чтобы фотографы колонок светских новостей могли запечатлеть их в самом удачном ракурсе. По залу сновали официанты с подносами, предлагая шампанское и минеральную воду. Том выбрал шампанское и последовал за Розой, согнув голову, чтобы лучше слышать ее комментарии.
— Видишь вон того, с хохолком на голове?
Том кивнул.
— Он контролирует семьдесят пять процентов производства кремния для полупроводников. Его костюмы за очень малое время увеличились на четыре размера. Это сказал мне его портной. Женщина с рыжими волосами, с которой он говорит, сообщает по телевидению прогноз погоды… А видишь вон того, с волосами, завязанными сзади, и с сережками? Этот человек делает скульптуры из шоколада. Он получил известность после того, как Милтон Вандерпамп купил одно из его творений… О, дорогая, рада тебя видеть, — Роза и красивая женщина с черными блестящими глазами коснулись друг друга щеками. — Милая женщина, — сказала она, когда они двинулись дальше. — Она подарила миллион долларов музею «Метрополитен», стремясь покорить высший свет Манхеттена. Но ее муж делает деньги на чем-то дурно пахнущем — кажется, на погребальных делах. Кроме того, они оба — евреи. Том был изумлен.
— Я думал, что сейчас это не важно. К тому же в Нью-Йорке больше евреев, чем в Тель-Авиве.
— Посмотри список посетителей какого-нибудь гольф-клуба для избранных. Там ты вряд ли найдешь много Гольдбергов и Рабиновичей. Посмотри вон туда. Видишь секс-бомбочку вместе с толстяком в черном? Это — его пятая жена. Ходили слухи, что она однажды позировала для разворота «Плейбоя», но никто до сих пор не смог этого доказать.
Они медленно обошли весь зал. Роза показывала Тому издателей, работников банков, богатых наследниц, политиков, журналистов, дизайнеров и даже модных парикмахеров. Она, похоже, была знакома с большинством из них. Тома она представляла как крестника, но ей, кажется, не слишком верили.
— Вот уж не думала, насколько это замечательная идея — появиться здесь с тобой, — прошептала Роза. — Все теперь ломают головы, что ты за птица? Ну, и пусть ломают. Перестань хвататься за галстук. Ты выглядишь прекрасно. А вот и «гранд дама» этого общества — Маффин Грондкуист. Не удивляйся, если она тебе не улыбнется. У нее было столько пластических операций, что она на это уже не способна.
Седоволосая дама в длинном черном платье и с сильно обтянутым кожей и накрашенным лицом подплыла к ним и поздоровалась с Розой.
— А кто этот прелестный молодой человек? — повернулась женщина к Тому.
— Его зовут Том Гамильтон. — Глаза Розы блеснули. — Мой крестник.
— О-о… — В ее голосе звучали нотки недоверия. Начался ужин. Роза предупредила, что за ее столом будут присутствовать люди, которых она пригласила, поэтому на некоторое время он будет предоставлен самому себе. Она посадила его напротив себя, рядом с женщиной-скульптором, которая представилась как Сидни. Том очень скоро узнал, что Сидни Сагиттариус принципиально не ест мяса и принимает участие в борьбе за независимость Тибета. Она была очень привлекательна, и Том быстро отыскал интересующие их обоих темы. Она упомянула, что выставляла свои скульптуры в Берлине, и Том тут же рассказал ей о своем путешествии по Восточной Европе. Она слушала не прерывая, и Том решил, что она потеряла к его рассказу интерес. Но, когда он остановился, Сидни положила свою руку на его:
— Продолжай, мне очень нравится слышать твой голос. Он звучит как в театре одного актера.
Том был польщен. Здесь с ним все были любезны. Но он понимал, что это потому, что он пришел с Розой. Он глянул на Розу. Та только что провокационно заявила, что президентом США в 1996 году станет Оливер Норт, и тут же ее голос был перекрыт хором протестующих восклицаний.
От Розы веяло уверенностью, она была тут первой скрипкой. На ней было платье зеленого цвета. На шее поблескивало ожерелье. В ушах — сережки. Что-то в ее манере держаться выделяло ее среди прочих. Она не суетилась, не жеманилась, не поправляла свою прическу, умело направляя беседу в нужное ей русло. Вот она вдруг украдкой на него посмотрела. Сидни тут же спросила, выразительно улыбаясь:
— Ты не находишь, что Роза немного для тебя стара?
— Не нахожу, — коротко ответил он, любуясь ее жемчужными зубами.
Когда наступило время для кофе, состоялось нечто вроде церемонии награждения, полились льстивые и не очень искренние речи. После нее люди стали покидать свои места. Исчезла и Роза. Один из тех, кто сидел за их столом, принялся рассказывать, как ему удалось выиграть дело по поводу возвращения кредита. Тому сразу стало скучно. Сидни спросила, интересуется ли он современной скульптурой, но в это мгновение рядом с ним появилась Роза.
— Мне очень жаль, Сидни, — сказала Роза, — но мне придется сейчас забрать твоего собеседника.
Том попрощался и последовал с Розой вниз по лестнице.
— Я, конечно, мегера, но я испугалась, что она съест тебя на завтрак. — Том сделал круглые глаза и покачал головой.
— Надо же, а мне она сказала, что в рот не берет мяса.
Роза расхохоталась.
— Ну ладно, я хочу показать тебе город. Садимся в машину.
Они ехали по нью-йоркским улицам, обсуждая сегодняшний вечер.
— Ты определенно знаешь здесь очень и очень многих, — заметил Том.
Роза повернулась к нему.
— Для этого есть только один способ.
— Этот способ — сделать так, чтобы это они хотели познакомиться с тобой?
— Молодец. Я вижу, и сейчас в Оксфорде неплохо учат.
Оксфорд. Том сразу вспомнил, зачем он здесь. Вспомнил он и странный телефонный звонок и рассказал о нем Розе. Роза не стала ему объяснять, кто это был, но поклялась, что никому о нем не говорила. Машина подъехала к роскошному небоскребу, и лифт поднял их на семьдесят пятый этаж.
Когда дверь лифта открылась. Том сделал шаг вперед и не удержался от восклицания, глядя на расстилавшийся под ним город.
Польщенная такой реакцией, Роза провела его по всему этажу. Здесь располагались ресторан, бары и танцевальная площадка, на которой под какую-то старомодную музыку кружились пары. Они прошли к столику у окна, из которого была видна южная часть города. Роза заказала «Манхеттен», оказавшийся восхитительным и очень крепким коктейлем с кусочками льда.
— Боже, как я люблю этот вид, — с чувством произнесла Роза. — Я каждый раз чувствую себя здесь как королева и в то же время понимаю, как человек мал.
Они молча глядели на мерцающий огнями город. Том поставил свой бокал и повернулся к Розе.
— Это восхитительно. Так же, как и одежда, которую ты мне купила, и званый вечер. Я только почему-то думаю, что все это для того, чтобы отвлечь меня от мыслей о Джордане Хоупе.
Роза выдохнула, как будто ожидала этих слов.
— У тебя верное впечатление. — Она оперлась локтями о стол и наклонилась к Тому. — Послушай. Я думаю, настало время, чтобы ты выбросил из головы всю эту ерунду о Джордане Хоупе. Во-первых, это нереально. Ты отлично знаешь, что сейчас не можешь с ним встретиться. Во-вторых, если ты будешь всем говорить, что Джордан Хоуп — твой отец, даже без доказательств, то ты навлечешь неприятности и на себя, и на многих других. Тот человек, с которым ты говорил, — очень умен и влиятелен. Его зовут Рик Гудман. Он помог Джордану начать президентскую гонку и рассчитывает на вознаграждение в виде какого-нибудь важного поста. Перед выборами он может пойти на все что угодно, чтобы заставить тебя заткнуться. Кроме того, ему может прийти в голову использовать тебя для того, чтобы в чем-нибудь шантажировать Хоупа. Я могу с ним ладить, потому что это — мой мир, и я знаю, по каким правилам он живет. Но этот мир не для тебя и Анни.
— Да, но…
— И в-третьих, — продолжала Роза, — подумай о своей семье. Это прекрасная, дружная семья, где все любят друг друга.
У Тома вытянулось лицо.
— Эти слова кажутся сентиментальными, но в них глубокий смысл. — Роза пригубила свой бокал. — Мои родители не очень заботились о нас, и только много позже я поняла, что потеряла. А ведь они всегда твердили, что главный их лозунг: «Один за всех, все за одного». — Роза горько рассмеялась. — Я никогда не представляла для них интереса. Они гордо мне заявили, что у них совсем нет времени, ни минуты, чтобы хотя бы пролистать журнал, который я издаю. — Роза отвернулась к стеклу. Затем пригладила волосы и снова повернулась к Тому. — А твои родители всегда тебя любили, что бы ты ни творил. И сейчас ты можешь их очень больно ранить. Зачем? Не делай этого.
— Но нужно же мне выяснить, при чем тут Джордан Хоуп, — настаивал Том. — Почему мать все скрывала? Почему Гудман должен так мной заинтересоваться?
Роза внимательно глянула на него, как бы принимая решение.
— Том, — начала она, — обещай, что ты никогда не расскажешь Анни о том, что я тебе сейчас скажу. Анни когда-то одну ночь провела с Джорданом. Они встретились на демонстрации. Когда он был еще студентом. Что-то у них потом произошло, но она это тщательно скрывала.
— На демонстрации?