Страница:
— Не стоит об этом. — Роза похлопала ее по руке. — Завтра во всех газетах появится сообщение, что я поссорилась в ресторане с некой особой, с которой, по всей вероятности, состою в любовной связи. Кстати, когда, ты сказала, улетает твой самолет?
Анни глянула на часы и вскрикнула. Роза протянула руку к телефону.
— Ты давай поскорее собирайся. Я вызову свою машину, чтобы отвезти тебя в аэропорт. А сама высажусь по дороге.
Пока они ехали по городу, Анни расспрашивала Розу о Томе.
— Каким ты его нашла? — поинтересовалась Анни.
— Чудный мальчик — вежливый, красивый, умеет поддерживать разговор. Если бы я твердо знала, что у меня будет такой же, я бы тоже родила.
— В самом деле? — И они обе подумали об аборте, сделанном Розой много лет назад. Все эти годы эта тема была у них как бы необъявленным табу. Анни иногда себя спрашивала, а не жалеет ли теперь ее подруга? Сама-то Анни когда-то на это не пошла…
— Дорогая моя, — продолжала Роза, — знаешь, что я хотела бы тебе сказать? Том сильно изменился. Он — совсем взрослый.
— Ты так считаешь? — с сомнением спросила Анни.
— Да, и… только ты не вывались из машины от удивления — с ним и разговаривать надо, как со взрослым.
— Вот как, — произнесла Анни несколько озадаченно.
Все теперь внезапно представилось ей в другом свете. Если Том уже взрослый, то кто она сама? А сама она, когда мать умрет, станет «старшим поколением». Анни рассказала Розе о встрече с матерью и о своих раздумьях.
— Ну у меня-то совсем другая ситуация, — коротко бросила Роза. — Когда я помру, после меня не останется ничего, кроме таблички в крематории: «Роза Кассиди. Не очень праведная женщина, но классная журналистка».
— Что за ерунду ты несешь!
— Разве я не права? Это ты все всегда делала как положено.
— Ну да. Как же. Сбежала от матери, подставила подножку Джеку, врала всю жизнь Тому и Эдварду. Очень хороша.
— Каждый сам выбирает себе судьбу, — продолжила Роза. — Ты возвращаешься к мужу, который тебя носит на руках. Джордан и Джинни Хоуп скоро будут в Вашингтоне, помоги им Бог. А я… — Она жестом показала на свой дом, мимо которого они проезжали. — Меня ждут только сообщения по факсу.
Анни протянула ей руку.
— Спасибо за все, Роза. Твой план был великолепен. Если когда-нибудь я смогу что-нибудь сделать для тебя…
— Сможешь, сможешь. Я думаю, не приобрести ли мне права на экранизацию мемуаров Трелони Грея. Похоже, они обещают быть очень интересными.
Анни рассмеялась:
— Ты когда-нибудь остановишься?
— Надеюсь, нет. — Роза поцеловала ее и выбралась из машины. Затем, наклонившись к ней, сказала: — Передай привет Эдварду. Он очень терпеливый человек. Не испытывай этого терпения.
Она захлопнула дверь, и машина тронулась вперед. Анни повернула голову. Сзади на мостовой осталась маленькая, одинокая фигурка Розы, глядящей ей вслед.
36
Анни глянула на часы и вскрикнула. Роза протянула руку к телефону.
— Ты давай поскорее собирайся. Я вызову свою машину, чтобы отвезти тебя в аэропорт. А сама высажусь по дороге.
Пока они ехали по городу, Анни расспрашивала Розу о Томе.
— Каким ты его нашла? — поинтересовалась Анни.
— Чудный мальчик — вежливый, красивый, умеет поддерживать разговор. Если бы я твердо знала, что у меня будет такой же, я бы тоже родила.
— В самом деле? — И они обе подумали об аборте, сделанном Розой много лет назад. Все эти годы эта тема была у них как бы необъявленным табу. Анни иногда себя спрашивала, а не жалеет ли теперь ее подруга? Сама-то Анни когда-то на это не пошла…
— Дорогая моя, — продолжала Роза, — знаешь, что я хотела бы тебе сказать? Том сильно изменился. Он — совсем взрослый.
— Ты так считаешь? — с сомнением спросила Анни.
— Да, и… только ты не вывались из машины от удивления — с ним и разговаривать надо, как со взрослым.
— Вот как, — произнесла Анни несколько озадаченно.
Все теперь внезапно представилось ей в другом свете. Если Том уже взрослый, то кто она сама? А сама она, когда мать умрет, станет «старшим поколением». Анни рассказала Розе о встрече с матерью и о своих раздумьях.
— Ну у меня-то совсем другая ситуация, — коротко бросила Роза. — Когда я помру, после меня не останется ничего, кроме таблички в крематории: «Роза Кассиди. Не очень праведная женщина, но классная журналистка».
— Что за ерунду ты несешь!
— Разве я не права? Это ты все всегда делала как положено.
— Ну да. Как же. Сбежала от матери, подставила подножку Джеку, врала всю жизнь Тому и Эдварду. Очень хороша.
— Каждый сам выбирает себе судьбу, — продолжила Роза. — Ты возвращаешься к мужу, который тебя носит на руках. Джордан и Джинни Хоуп скоро будут в Вашингтоне, помоги им Бог. А я… — Она жестом показала на свой дом, мимо которого они проезжали. — Меня ждут только сообщения по факсу.
Анни протянула ей руку.
— Спасибо за все, Роза. Твой план был великолепен. Если когда-нибудь я смогу что-нибудь сделать для тебя…
— Сможешь, сможешь. Я думаю, не приобрести ли мне права на экранизацию мемуаров Трелони Грея. Похоже, они обещают быть очень интересными.
Анни рассмеялась:
— Ты когда-нибудь остановишься?
— Надеюсь, нет. — Роза поцеловала ее и выбралась из машины. Затем, наклонившись к ней, сказала: — Передай привет Эдварду. Он очень терпеливый человек. Не испытывай этого терпения.
Она захлопнула дверь, и машина тронулась вперед. Анни повернула голову. Сзади на мостовой осталась маленькая, одинокая фигурка Розы, глядящей ей вслед.
36
Давай делать дело вместе
Было уже за полночь, когда Том остановил машину около своего дома. Он вынул чемодан с новой одеждой из багажника, закрыл замок автомобиля и около минуты стоял, вдыхая воздух родной Британии, в котором чувствовался запах жженых листьев. В четверг наступил день Гая Фокса. Том оживился, вспомнив, что в этот вечер он приглашен на вечеринку.
Он поставил чемодан на пол, чтобы разыскать ключи, но тут дверь внезапно открылась. Отец затащил его в прихожую и дружески отвесил ему удар в плечо.
— Том… наконец!
Том обнял отца, похлопав его по спине.
— А Роза не говорила тебе, что я приезжаю?
— Да, но я думал, что ты приедешь раньше. Наверное, я что-то не понял.
Том вспомнил старую поговорку про вежливость королей.
— Я задержался у Ребекки, — объяснил он. — Извини, мне, наверно, следовало позвонить.
— Наверно, — согласился отец и опустил глаза. Затем поднял чемодан и отнес его к лестнице, ведущей в комнату Тома. — Хочешь чего-нибудь выпить? Чай, кофе?.. Может, виски?
— Спасибо, — ответил Том. — Единственное, что мне действительно нужно, — это выспаться.
— О! Конечно. Тогда отправляйся наверх. — Отец поколебался. — Я завтра уезжаю рано, так что мы, возможно, не скоро увидимся. Но часам к одиннадцати вернется Анни. Она уехала в Нью-Йорк и Чикаго.
— В Нью-Йорк? — изумился Том. Его мать последовала за ним в Америку? — Что она там делает?
— Занимается продажей книги. Она расскажет тебе все о… Кстати, ты не хочешь вместе со мной съездить завтра утром в Ноттингем? Мне надо встретиться с руководителем профсоюза шахтеров. Днем ты уже будешь дома. Мы могли бы поговорить в машине.
Том уловил, что на последней фразе у отца стал какой-то странный голос. Он глянул на его лицо. На нем четче прорезались морщины.
— Хотя нет, — тряхнул головой отец. — Ты устал. Это глупая идея. — Том улыбнулся.
— А ты мне дашь вести БМВ? Лицо отца прояснилось.
— Если ты не будешь превышать скорость. — И он рассмеялся. — И наденешь солидный костюм и галстук. — Том приподнял чемодан.
— У меня теперь все это имеется. Завтра я тебе обо всем расскажу.
Том взобрался по лестнице вверх, стянул одежду и сразу повалился на кровать. Прохладные простыни напомнили ему его встречу с Ребеккой, которой он признался во всем. Том закинул руки за голову и улыбнулся в темноту. Некоторое время он смотрел, как огни от проезжающих машин пробегают по потолку. В голове пронеслись все его приключения. Затем он постарался представить вопросы, которые задаст завтра. Но было уже поздно, и он слишком устал. Через несколько минут он уже спал.
На следующее утро шел сильный дождь. Вести машину по забитой транспортом дороге оказалось не так уж увлекательно и требовало всего внимания. Отец продолжал вести себя странно. Он погрузился в свои папки и явно избегал разговора. Он не укорял его ни за отъезд, ни за пропуск занятий в Оксфорде. Том готов был защищаться, но отец уступил поле сражения без борьбы. Это тревожило.
— В чем там дело, в Ноттингеме? — бросил пробный шар Том. — Закрывают шахту?
— Похоже на то, — сухо ответил отец. Он рассказал, что правительство планирует закрыть ряд шахт, к ярости профсоюза, который в 1984 году согласился не участвовать в общенациональной стачке. Таковой оказалась благодарность. Чтобы спасти шахты, профсоюз нанимает людей, которые должны их тщательно исследовать на предмет передачи шахт в частные руки, возможно, иностранному покупателю. Отец должен был дать профсоюзу консультации на случай приобретения шахт частным лицом — как нужно действовать, чтобы сохранить при этом максимальное количество работающих, пенсии, тарифные расценки и гарантировать людям правила безопасности. Том кивал, подумав, что это утро вряд ли окажется очень интересным.
Но потом понял, как плохо он представлял себе работу отца. Встреча с самого начала оказалась очень эмоциональной. Люди, с которыми пришлось иметь дело, были во взвинченном состоянии — обиженные, воинственные, их мучил страх за завтрашний день. Чувствовалось, что они хорошо знают Эдварда и глядят на него как на спасителя. И отец, похоже, принимал их судьбу очень близко к сердцу. Он слушал шахтеров с участием, без малейшей тени покровительства. Том всегда думал, что задача юриста — обойти закон, за это ему и платят деньги. Но оказалось, что его представления об этой профессии слишком примитивны.
Потом они вдвоем отправились на ленч в маленькую пивную. Поглощая свою половину пирога, Том рассказал отцу о своей нью-йоркской жизни. Он понимал, что рано или поздно они должны перейти к главной теме.
— Роза говорила тебе, куда я ездил до того, как отправился в Нью-Йорк? О моей поездке, чтобы посмотреть на мое свидетельство о рождении?
— Да. — Отец нахмурился и опустил глаза, пристально изучая свою кружку. — Но давай поговорим об этом в машине. Я сяду за руль.
Пока они не закончили ленч и не вернулись в машину, отец не произнес ни слова.
— Я влюбился в твою мать с первого взгляда, — сказал он, когда машина вырулила на шоссе. — Она, наверно, рассказывала тебе, как я сбросил ее в реку — специально, чтобы привлечь ее внимание. Но еще до того, как я узнал ее имя, я понял, что встретил женщину, с которой свяжу судьбу. Это свершилось. Правда, в то время это казалось мне не столько божественным благословением, сколько приятными, но оковами. Тогда я был моложе, чем ты сейчас. Хотелось повидать мир, ввязаться в какое-нибудь приключение. Немного побеситься. Я совсем не хотел степенной семейной жизни. Но при этом очень хотел, чтобы Анни остановила свой выбор именно на мне. Когда ты молод, то откладываешь все важные дела на потом. Мы были с ней вместе весь мой последний год учебы в Оксфорде. Когда мне пришло время уезжать, а ей предстоял еще год учебы, меня охватила паника. Я боялся ее потерять. И стал действовать напролом. Это было глупо с моей стороны. Когда она отказала мне, я настолько обиделся, что наделал еще больше глупостей. Сказал ей тогда, что нам лучше некоторое время друг друга не видеть. Конечно, я вовсе этого не хотел. Просто во мне говорила уязвленная гордость.
Он немного помолчал.
— Это, наверно, кажется тебе не очень интересным. Я рассказываю о себе, но это касается и тебя.
— Нет, не кажется, продолжай.
— Хорошо. Эта наша размолвка случилась под самый конец моего пребывания в Оксфорде. В июне 1970 года. Конечно, я безумно скучал по ней. Я хотел написать ей, но у меня не было ее адреса. Мне пришлось ждать, когда начнется новый учебный год. Я отправился в Леди Маргарет Холл в первый же уик-энд после начала учебного года — и что же? Мне сказали, что она уехала из колледжа насовсем, поскольку бросила учебу. Я был ошеломлен, просто не знал, что и думать. Ее адреса в колледже не было, и я ни от кого не мог добиться, почему она уехала.
— Но Роза знала, где была Анни? — Отец горько рассмеялся.
— Она знала, но не хотела говорить. Она сказала, что Анни запретила ей говорить, и категорически отказывалась передать ей даже письмо. Боже, как я ее возненавидел! Я сказал ей о том, что она манипулирует Анни, как игрушкой, что она забила ее голову всякой ерундой об эмансипации, я боялся, что она скрывает от меня ее смерть или болезнь. Я просто не мог поверить в то, что Анни может быть такой жестокой ко мне. Но ты знаешь Розу — она была непреклонной.
Отец замолчал. В тишине слышалось только легкое поскрипывание шин. Том ждал продолжения. Может быть, сейчас наконец он узнает разгадку.
— Но жизнь есть жизнь, — продолжал отец. — Я поступил на работу. Мне довелось встретить несколько красивых девушек. Но все они совсем не походили на Анни. Я искал ее везде — в автобусах, в ресторанах и магазинах, в парках. Я часто кидался вслед какой-нибудь девушке, думая, что это она. Мне иногда казалось, что я помешался.
Том попытался представить себе, как его солидный, рассудительный папа бежит по улице за какой-нибудь девушкой. Невероятно!
— Однажды раздался телефонный звонок, и я услышал в трубке ее голос. Она только что устроилась на работу в «Смит энд Робертсон», и ей нужно было что-то выяснить по поводу авторских прав. Мне показалось, что я брежу. Я умолял ее встретиться со мной, но она отказалась. Помню, она сказала: «Моя жизнь изменилась». Я не мог понять, что она имела в виду. Я был полон решимости разыскать ее, поскольку я знал, где она работает. Сочинить какую-нибудь историю для того, чтобы мне дали ее домашний адрес, было нетрудно. В следующее же воскресенье я направился к ней. Она жила в скромном домике. В том районе на улицах валялся мусор и постоянно рычали грузовики. Только я остановил свою машину и сделал несколько шагов, как дверь открылась и появилась Анни с коляской. В коляске находился забавный маленький джентльмен в шапочке от солнца. — Он улыбнулся Тому. — Ты.
— Конечно, это было ужасное потрясение, — предположил Том.
— Это был замечательный сюрприз, — поправил его отец, — обнаружить, что у меня есть сын. Я понял это в то же мгновение, как увидел тебя. Это объяснило все — исчезновение Анни, ее странное отношение ко мне, враждебность Розы. Это так типично для твоей матери — ее неуемная гордость и обыкновение из всего делать тайну. Нет, я был очень этому рад. У меня появилось удивительное чувство, что все встало на свои места. Конечно, мне пришлось потратить много времени, чтобы Анни стала смотреть на это так же, как и я. Поначалу она была очень неуступчивой. Она пережила очень трудное время. Сейчас к матерям-одиночкам привыкли многие, но в те годы это были «незамужние матери», и на них смотрели косо. Им было трудно снять квартиру и устроиться на работу. К моменту нашей новой встречи я уже стал гораздо умней, чем когда был студентом. Я взялся за дело осторожно, приглашая ее то в кино, то в парк. Потом, наконец, рискнул предложить ей выйти за меня замуж. Затем мы отправились в службу регистрации и оформили на тебя новые документы. Мы решили, что тебе ни к чему оставаться как бы незаконнорожденным, хотели избавить тебя от ненужных переживаний. Ты тогда был очень мал и не мог запомнить, что был период, когда меня рядом не было.
Том покачал головой.
— Я этого не помню. Но я всегда чувствовал, что что-то неладно. А я присутствовал на свадьбе?
— Нет, Анни сказала, что это ни к чему. Но после свадьбы у нас был небольшой прием в саду. Мы постарались сделать эту вечеринку специально для тебя. Свадебного торта не было, зато было много пирожных, шоколада и отвратительного мороженого, которое ты в ту пору просто обожал.
В голове Тома мелькнуло смутное воспоминание:
— Воздушные шары! — воскликнул он.
— Боже, ты помнишь это? Да, мы привязали их к окну, двадцать или что-то около того. Я до сих пор помню, какое у тебя было лицо, когда ты их увидел.
— Слушай, а у меня не было чего-то вроде шарфа? — нахмурился Том.
Отец громко рассмеялся.
— Это был галстук от твоего матросского костюмчика! Бог мой, я это совсем забыл. Ты вылил на него свой стакан, а потом вывалял в грязи так, что он превратился в тряпку. Но эти твои безобразия были просто чудесны. — Его лицо стало серьезней. — Мы постарались уничтожить все твои прежние фотографии — из тех мест, где ты раньше жил. Это было начало лжи. Теперь я понимаю, что мы совершили глупость. Слишком многие знали правду. Кто-нибудь когда-нибудь обязательно бы проговорился. Напрасно мы все это делали, Том. Из этого не вышло ничего хорошего, только заставили тебя страдать. Я этого не хотел. Прости.
Том слушал его вполуха. В его голове всплывали воспоминания — вот они с отцом отправляются за подарком для матери на Рождество, а на обратном пути заезжают в бар, вот едут на ночь на ловлю акул в Корнуэлле. Похоже, он не помнил ни одного дня из своего детства, чтобы там не присутствовал отец.
— Да ладно, — пробурчал Том — Я, конечно, хотел бы, чтобы ты рассказал мне все раньше, но теперь я понял, почему ты это не сделал. — Отец выдохнул.
— Теперь больше секретов не будет. Думаю, самое трудное для родителей — это определить, когда их дети становятся взрослыми.
Том кивнул. Этот комплимент ему понравился.
— И помнить, что и мы были когда-то молодыми. Анни было всего девятнадцать, когда она забеременела.
— Девятнадцать! — Том с угрызениями совести вспомнил, как он обращался с Ребеккой на прошлой неделе. Если он и впредь будет думать только о своих прихотях, она вполне может влипнуть, и не успеет он оглянуться, как станет отцом.
— Жаль, что ты узнал обо всем этом не от нас, — продолжал отец. — Это доставило тебе столько волнений. — Он поколебался. В его голосе прорезались нотки удивления. — Я понимаю, что для тебя было шоком прочитать твое свидетельство о рождении. Но я не совсем понимаю, с какой стати ты решил, что твой отец — Джордан Хоуп.
Том замер на сиденье и стал смотреть на проносящиеся мимо окраины Лондона.
— Я нашел одну старую фотографию, на которой он был вместе с матерью. Мой слуга в Оксфорде подумал, что на ней я, и, откровенно говоря, человек на фотографии действительно сильно походил на меня. Мне показалось подозрительным то, что мать спрятала эту фотографию, и то, что она говорила что-то очень неубедительное, когда я спросил о ней.
— Ясно, — сказал отец, хотя по его тону было заметно, что ему не совсем ясно. — Я знаю, что Хоуп учился в Оксфорде в то же время, но мало ли кто там тогда учился… Думаю, Анни и не подозревала о его существовании, пока его имя не появилось в газетах. Она говорила мне, что Роза была с ним немного знакома. — Он нахмурился. — Ты говоришь… кто был на этой фотографии? Она у тебя сохранилась?
«Она, возможно, была одну ночь с Джорданом». Эти слова Розы вспыхнули в голове Тома. Здесь было что-то, что знал он — или по крайней мере подозревал — и чего не знал отец. Фотография находилась сейчас дома, в его чемодане. Том помнил на ней каждую деталь, потому что очень часто о ней думал. И он помнил ту атмосферу счастья и интимности, которой дышала фотография. «Анни. Дважды моей девушке. С вечной любовью. Д.»
Том взглянул на отца — на лице его были написаны озабоченность и сомнение. Не стоит это сомнение усугублять.
— Наверное, это снимали на вечеринке, — сказал он. — На ней был Джордан Хоуп и мама, и еще целая группа людей в каком-то саду. Я так на всех разозлился, что разорвал эту фотографию в клочки.
Он глянул в глаза отца, постаравшись сохранить невинную мину.
— Прости, папа.
Теперь все в порядке
Как только такси, влившись в поток машин, стало приближаться к дому, Анни охватило беспокойство. Что она скажет сейчас Тому — да и Эдварду? Она уже видела эту кошмарную картину — они оба сидят на стульях и молча ждут ее объяснений. Когда водитель остановил машину, она сунула ему несколько банкнот и выскочила наружу, не дожидаясь сдачи. Входная дверь была закрыта на оба замка. В самом доме было совершенно тихо. На столике в прихожей Анни увидела записку: «Я взял Тома на деловую встречу в Ноттингем. Он вернется домой к полудню. Э.».
У Анни замерло сердце. Зачем он увез Тома? Что они расскажут друг другу? Эдвард не написал, когда вернется домой он сам. Повинуясь порыву, она прямо в одежде прошла в свой кабинет и выдвинула ящик письменного стола. Ящик был заполнен почтовыми карточками от Эдварда — поздравлениями с днем рождения, с годовщинами, с днем святого Валентина. Это были свидетельства его любви, хоть и не очень многословные, и у нее не хватало духа выбросить их. Анни подняла одну из почтовых карточек — это была французская картинка парочки, слившейся в глубоком поцелуе. «Пятнадцать счастливых лет вместе». Подобных открыток накопилось не один десяток: смешных, нелепых, нежных — свидетельства тех отношений, которые связывали их на протяжении двадцати лет.
И чем она отплатила? Не тем, чем следовало, ответила она себе. В ее сердце оставался тайный уголок, где она всегда хранила память о Джордане.
И, вспыхнув от угрызений совести, Анни вдруг поняла, что так тщательно хранила в секрете обстоятельства рождения Тома не только ради его спокойствия. Она хотела, чтобы та волшебная ночь под сенью склоненных ив была только ее, и ничья больше. Это было крайне нечестно по отношению к Эдварду. Неважно, кто был настоящим отцом: ведь это именно Эдвард учил Тома крикету и сидел у его кроватки, когда он болел, это он ходил в школу, чтобы узнать, как у Тома дела с учебой. Именно Эдвард стал ее сыну реальным отцом.
О чем же они там, в машине, разговаривают? Анни вспомнила состояние Тома, в котором он был в последний раз. Сейчас, наверное, он уже сказал, что считает своим отцом Джордана, и даже показал фотографию в качестве доказательства. Эдвард, как увидит ее платье, то самое, сшитое для последнего их бала, сразу обо всем догадается. Он никогда ей не простит. И, как подтверждение ее страхов, в памяти всплыла давняя сцена — Эдвард зашвыривает в реку обручальное кольцо…
Анни задвинула ящик. Что ж, ей остается только ждать. Сейчас она распакует вещи, переоденется, купит что-нибудь на обед, что Эдвард любит больше всего, и будет ждать. Она включила радио на кухне, хотя почти никогда не делала этого раньше. Передавали самый конец бюллетеня новостей. Услышав фразу «…сегодня американский народ решает свое будущее на следующие четыре года, и мы обращаемся к нашему вашингтонскому корреспонденту…», Анни поспешно выключила радио. Она не должна позволять себе думать о Джордане. Она запрещает себе это.
К полудню она завершила обход магазинов и приготовила себе легкий ленч, состоящий из сыра, гренок и листьев пастернака. И тут хлопнула входная дверь и раздались тяжелые шаги Тома в прихожей.
— Я здесь, внизу, — крикнула она.
Последовал неразборчивый ответ и шаги по лестнице — он пошел к себе. Анни почувствовала, что у нее напрягся живот. Она схватила расческу и постаралась привести в порядок волосы. Вот он спустился, вот шаги приблизились к кухне. Анни машинально переставила чайник на плиту и остановилась у стойки, в беспокойном ожидании крутя вокруг пальца обручальное кольцо.
«До чего хорош!» — вот первое, что пронеслось в ее голове, когда Том появился на пороге кухни. Он был одет в прекрасный серый костюм и голубую рубашку. «Этот красавец — мой сын», — с гордостью подумала Анни.
— Ты чудесно выглядишь! — воскликнула она.
— Подарок от Розы. — Том пригладил волосы и перешагнул через порог.
— Неплохо, да?
— Совсем неплохо. — В душе Анни шевельнулась ревность. — Но когда я хотела тебе купить костюм, ты начинал кричать, что в костюмах хоронят покойников.
— Мама, — мягко сказал Том. — Это «Армани». — Анни едва не разинула рот. С каких это пор Том различает слова «Армани» и «армия»?
— Бог мой, — только и произнесла она. Том сел на стул и протянул руку за яблоком.
— Удачная была поездка? — спросил он.
— Очень удачная, спасибо. Я думаю, мы были в Нью-Йорке в одно и то же время.
— М-м. — Том кивнул, погрузив зубы в яблоко. Анни постаралась угадать, в каком он настроении. Непохоже, что он сердит на нее. Он довольно миролюбив, если не сказать — счастлив.
— Чаю? — спросила она, стремясь выгадать время.
— Да, было бы хорошо.
Анни налила чай в кружки и села напротив Тома. «Относись к нему, как к равному, а не как к сыну», — сказала она себе. Ну, что ж, она постарается.
— Это прекрасно, что ты вернулся, дорогой. И я сразу хочу извиниться перед тобой за то, что так долго не говорила тебе об обстоятельствах твоего рождения, я просто думала, что ты болезненно воспримешь правду. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя несчастным. Мне очень жаль.
Том глядел на нее с удивлением, забыв про яблоко.
— Ладно, все в порядке, — пробурчал он смущенно.
— Нет, пока не в порядке. Я знаю, что ты хочешь, чтобы тебе рассказали о твоем рождении, и пришло время это сделать. — Анни замолчала. Она до сих пор не знала, что ей следовало говорить. Она должна сказать правду. С другой стороны, для чего нужна эта правда? Чтобы и Том и Эдвард стали несчастными, если она расскажет им про Джордана, хотя истинным отцом стал именно Эдвард.
— Ладно, мам, — повторил Том. — Папа все объяснил.
— Он? — Анни постаралась скрыть свое удивление. Как Эдвард мог объяснить то, чего не знал? — Все? — спросила она.
Том кивнул.
— О том, как вы поссорились, как ты уехала и отец не мог тебя разыскать и как все же нашел. Знаешь, ты могла бы рассказать все и раньше. Это не такое уж и страшное известие. Когда я сказал Ребекке о том, что я незаконнорожденный, она нашла это даже романтичным.
Том улыбнулся, но тут же посерьезнел.
— Хотя папа объяснил мне, что для тебя это было не очень романтичным — иметь ребенка в таком возрасте без всякой поддержки.
Анни почувствовала, как у нее сжалось горло.
— Это была моя вина, — сказала она. — Я не хотела ставить Эдварда перед фактом, что ему надо заботиться о тебе.
— Но он хотел этого, как он сказал, — нахмурился Том. — Разве не так?
— О, конечно, — поспешила уверить его в этом Анни. — Он был очень взволнован, когда узнал о тебе. Но я-то не знала, как он к этому отнесется… Но, кроме того, была еще одна причина, — добавила она, поднося к губам кружку с чаем.
Она заметила, как напрягся Том.
— Что? — спросил он.
Анни начала рассказывать о том дне, когда призналась матери, что беременна.
— Моя мать совсем не хотела, чтобы у нее был ребенок. И я это постоянно чувствовала. Это была другая причина, по которой я скрывала от тебя правду. Я не хотела, чтобы ты чувствовал, что родился вопреки моим планам и моему желанию. Это не так. Я хотела, чтобы ты родился.
— О! — Том замолчал, глядя в свой чай. Затем поднял на нее изумленные глаза. — Так ты, значит, тоже незаконнорожденная?
Анни не могла сопротивляться своему порыву и, обойдя стол, обняла его. Он позволил это сделать и похлопал ее по спине.
— И по этой причине ты никогда не рассказывала мне о своей матери.
— Отчасти, — Анни рассказала о том, как она повидала свою мать и Ли, стараясь передать свои чувства: радость, печаль, разочарование. — Я просто хотела, чтобы ты чувствовал себя так, как любой другой мальчик. Я хотела уберечь тебя от дрязг. Я сама мало жила с семьей, и я так от этого страдала. Может, я чересчур усердно старалась тебя опекать, но бывают в жизни обстоятельства, когда человеку важно знать, что у него за спиной его семья.
Том медленно кивнул.
— Примерно то же говорит и Роза.
— В самом деле? Никогда не думала, что она стала бороться за семейные ценности.
— Ты сама сделала ее моим моральным наставником, попросив ее стать моей крестной матерью. — Он отодвинул кружку. — Она сказала мне несколько интересных вещей.
Он поставил чемодан на пол, чтобы разыскать ключи, но тут дверь внезапно открылась. Отец затащил его в прихожую и дружески отвесил ему удар в плечо.
— Том… наконец!
Том обнял отца, похлопав его по спине.
— А Роза не говорила тебе, что я приезжаю?
— Да, но я думал, что ты приедешь раньше. Наверное, я что-то не понял.
Том вспомнил старую поговорку про вежливость королей.
— Я задержался у Ребекки, — объяснил он. — Извини, мне, наверно, следовало позвонить.
— Наверно, — согласился отец и опустил глаза. Затем поднял чемодан и отнес его к лестнице, ведущей в комнату Тома. — Хочешь чего-нибудь выпить? Чай, кофе?.. Может, виски?
— Спасибо, — ответил Том. — Единственное, что мне действительно нужно, — это выспаться.
— О! Конечно. Тогда отправляйся наверх. — Отец поколебался. — Я завтра уезжаю рано, так что мы, возможно, не скоро увидимся. Но часам к одиннадцати вернется Анни. Она уехала в Нью-Йорк и Чикаго.
— В Нью-Йорк? — изумился Том. Его мать последовала за ним в Америку? — Что она там делает?
— Занимается продажей книги. Она расскажет тебе все о… Кстати, ты не хочешь вместе со мной съездить завтра утром в Ноттингем? Мне надо встретиться с руководителем профсоюза шахтеров. Днем ты уже будешь дома. Мы могли бы поговорить в машине.
Том уловил, что на последней фразе у отца стал какой-то странный голос. Он глянул на его лицо. На нем четче прорезались морщины.
— Хотя нет, — тряхнул головой отец. — Ты устал. Это глупая идея. — Том улыбнулся.
— А ты мне дашь вести БМВ? Лицо отца прояснилось.
— Если ты не будешь превышать скорость. — И он рассмеялся. — И наденешь солидный костюм и галстук. — Том приподнял чемодан.
— У меня теперь все это имеется. Завтра я тебе обо всем расскажу.
Том взобрался по лестнице вверх, стянул одежду и сразу повалился на кровать. Прохладные простыни напомнили ему его встречу с Ребеккой, которой он признался во всем. Том закинул руки за голову и улыбнулся в темноту. Некоторое время он смотрел, как огни от проезжающих машин пробегают по потолку. В голове пронеслись все его приключения. Затем он постарался представить вопросы, которые задаст завтра. Но было уже поздно, и он слишком устал. Через несколько минут он уже спал.
На следующее утро шел сильный дождь. Вести машину по забитой транспортом дороге оказалось не так уж увлекательно и требовало всего внимания. Отец продолжал вести себя странно. Он погрузился в свои папки и явно избегал разговора. Он не укорял его ни за отъезд, ни за пропуск занятий в Оксфорде. Том готов был защищаться, но отец уступил поле сражения без борьбы. Это тревожило.
— В чем там дело, в Ноттингеме? — бросил пробный шар Том. — Закрывают шахту?
— Похоже на то, — сухо ответил отец. Он рассказал, что правительство планирует закрыть ряд шахт, к ярости профсоюза, который в 1984 году согласился не участвовать в общенациональной стачке. Таковой оказалась благодарность. Чтобы спасти шахты, профсоюз нанимает людей, которые должны их тщательно исследовать на предмет передачи шахт в частные руки, возможно, иностранному покупателю. Отец должен был дать профсоюзу консультации на случай приобретения шахт частным лицом — как нужно действовать, чтобы сохранить при этом максимальное количество работающих, пенсии, тарифные расценки и гарантировать людям правила безопасности. Том кивал, подумав, что это утро вряд ли окажется очень интересным.
Но потом понял, как плохо он представлял себе работу отца. Встреча с самого начала оказалась очень эмоциональной. Люди, с которыми пришлось иметь дело, были во взвинченном состоянии — обиженные, воинственные, их мучил страх за завтрашний день. Чувствовалось, что они хорошо знают Эдварда и глядят на него как на спасителя. И отец, похоже, принимал их судьбу очень близко к сердцу. Он слушал шахтеров с участием, без малейшей тени покровительства. Том всегда думал, что задача юриста — обойти закон, за это ему и платят деньги. Но оказалось, что его представления об этой профессии слишком примитивны.
Потом они вдвоем отправились на ленч в маленькую пивную. Поглощая свою половину пирога, Том рассказал отцу о своей нью-йоркской жизни. Он понимал, что рано или поздно они должны перейти к главной теме.
— Роза говорила тебе, куда я ездил до того, как отправился в Нью-Йорк? О моей поездке, чтобы посмотреть на мое свидетельство о рождении?
— Да. — Отец нахмурился и опустил глаза, пристально изучая свою кружку. — Но давай поговорим об этом в машине. Я сяду за руль.
Пока они не закончили ленч и не вернулись в машину, отец не произнес ни слова.
— Я влюбился в твою мать с первого взгляда, — сказал он, когда машина вырулила на шоссе. — Она, наверно, рассказывала тебе, как я сбросил ее в реку — специально, чтобы привлечь ее внимание. Но еще до того, как я узнал ее имя, я понял, что встретил женщину, с которой свяжу судьбу. Это свершилось. Правда, в то время это казалось мне не столько божественным благословением, сколько приятными, но оковами. Тогда я был моложе, чем ты сейчас. Хотелось повидать мир, ввязаться в какое-нибудь приключение. Немного побеситься. Я совсем не хотел степенной семейной жизни. Но при этом очень хотел, чтобы Анни остановила свой выбор именно на мне. Когда ты молод, то откладываешь все важные дела на потом. Мы были с ней вместе весь мой последний год учебы в Оксфорде. Когда мне пришло время уезжать, а ей предстоял еще год учебы, меня охватила паника. Я боялся ее потерять. И стал действовать напролом. Это было глупо с моей стороны. Когда она отказала мне, я настолько обиделся, что наделал еще больше глупостей. Сказал ей тогда, что нам лучше некоторое время друг друга не видеть. Конечно, я вовсе этого не хотел. Просто во мне говорила уязвленная гордость.
Он немного помолчал.
— Это, наверно, кажется тебе не очень интересным. Я рассказываю о себе, но это касается и тебя.
— Нет, не кажется, продолжай.
— Хорошо. Эта наша размолвка случилась под самый конец моего пребывания в Оксфорде. В июне 1970 года. Конечно, я безумно скучал по ней. Я хотел написать ей, но у меня не было ее адреса. Мне пришлось ждать, когда начнется новый учебный год. Я отправился в Леди Маргарет Холл в первый же уик-энд после начала учебного года — и что же? Мне сказали, что она уехала из колледжа насовсем, поскольку бросила учебу. Я был ошеломлен, просто не знал, что и думать. Ее адреса в колледже не было, и я ни от кого не мог добиться, почему она уехала.
— Но Роза знала, где была Анни? — Отец горько рассмеялся.
— Она знала, но не хотела говорить. Она сказала, что Анни запретила ей говорить, и категорически отказывалась передать ей даже письмо. Боже, как я ее возненавидел! Я сказал ей о том, что она манипулирует Анни, как игрушкой, что она забила ее голову всякой ерундой об эмансипации, я боялся, что она скрывает от меня ее смерть или болезнь. Я просто не мог поверить в то, что Анни может быть такой жестокой ко мне. Но ты знаешь Розу — она была непреклонной.
Отец замолчал. В тишине слышалось только легкое поскрипывание шин. Том ждал продолжения. Может быть, сейчас наконец он узнает разгадку.
— Но жизнь есть жизнь, — продолжал отец. — Я поступил на работу. Мне довелось встретить несколько красивых девушек. Но все они совсем не походили на Анни. Я искал ее везде — в автобусах, в ресторанах и магазинах, в парках. Я часто кидался вслед какой-нибудь девушке, думая, что это она. Мне иногда казалось, что я помешался.
Том попытался представить себе, как его солидный, рассудительный папа бежит по улице за какой-нибудь девушкой. Невероятно!
— Однажды раздался телефонный звонок, и я услышал в трубке ее голос. Она только что устроилась на работу в «Смит энд Робертсон», и ей нужно было что-то выяснить по поводу авторских прав. Мне показалось, что я брежу. Я умолял ее встретиться со мной, но она отказалась. Помню, она сказала: «Моя жизнь изменилась». Я не мог понять, что она имела в виду. Я был полон решимости разыскать ее, поскольку я знал, где она работает. Сочинить какую-нибудь историю для того, чтобы мне дали ее домашний адрес, было нетрудно. В следующее же воскресенье я направился к ней. Она жила в скромном домике. В том районе на улицах валялся мусор и постоянно рычали грузовики. Только я остановил свою машину и сделал несколько шагов, как дверь открылась и появилась Анни с коляской. В коляске находился забавный маленький джентльмен в шапочке от солнца. — Он улыбнулся Тому. — Ты.
— Конечно, это было ужасное потрясение, — предположил Том.
— Это был замечательный сюрприз, — поправил его отец, — обнаружить, что у меня есть сын. Я понял это в то же мгновение, как увидел тебя. Это объяснило все — исчезновение Анни, ее странное отношение ко мне, враждебность Розы. Это так типично для твоей матери — ее неуемная гордость и обыкновение из всего делать тайну. Нет, я был очень этому рад. У меня появилось удивительное чувство, что все встало на свои места. Конечно, мне пришлось потратить много времени, чтобы Анни стала смотреть на это так же, как и я. Поначалу она была очень неуступчивой. Она пережила очень трудное время. Сейчас к матерям-одиночкам привыкли многие, но в те годы это были «незамужние матери», и на них смотрели косо. Им было трудно снять квартиру и устроиться на работу. К моменту нашей новой встречи я уже стал гораздо умней, чем когда был студентом. Я взялся за дело осторожно, приглашая ее то в кино, то в парк. Потом, наконец, рискнул предложить ей выйти за меня замуж. Затем мы отправились в службу регистрации и оформили на тебя новые документы. Мы решили, что тебе ни к чему оставаться как бы незаконнорожденным, хотели избавить тебя от ненужных переживаний. Ты тогда был очень мал и не мог запомнить, что был период, когда меня рядом не было.
Том покачал головой.
— Я этого не помню. Но я всегда чувствовал, что что-то неладно. А я присутствовал на свадьбе?
— Нет, Анни сказала, что это ни к чему. Но после свадьбы у нас был небольшой прием в саду. Мы постарались сделать эту вечеринку специально для тебя. Свадебного торта не было, зато было много пирожных, шоколада и отвратительного мороженого, которое ты в ту пору просто обожал.
В голове Тома мелькнуло смутное воспоминание:
— Воздушные шары! — воскликнул он.
— Боже, ты помнишь это? Да, мы привязали их к окну, двадцать или что-то около того. Я до сих пор помню, какое у тебя было лицо, когда ты их увидел.
— Слушай, а у меня не было чего-то вроде шарфа? — нахмурился Том.
Отец громко рассмеялся.
— Это был галстук от твоего матросского костюмчика! Бог мой, я это совсем забыл. Ты вылил на него свой стакан, а потом вывалял в грязи так, что он превратился в тряпку. Но эти твои безобразия были просто чудесны. — Его лицо стало серьезней. — Мы постарались уничтожить все твои прежние фотографии — из тех мест, где ты раньше жил. Это было начало лжи. Теперь я понимаю, что мы совершили глупость. Слишком многие знали правду. Кто-нибудь когда-нибудь обязательно бы проговорился. Напрасно мы все это делали, Том. Из этого не вышло ничего хорошего, только заставили тебя страдать. Я этого не хотел. Прости.
Том слушал его вполуха. В его голове всплывали воспоминания — вот они с отцом отправляются за подарком для матери на Рождество, а на обратном пути заезжают в бар, вот едут на ночь на ловлю акул в Корнуэлле. Похоже, он не помнил ни одного дня из своего детства, чтобы там не присутствовал отец.
— Да ладно, — пробурчал Том — Я, конечно, хотел бы, чтобы ты рассказал мне все раньше, но теперь я понял, почему ты это не сделал. — Отец выдохнул.
— Теперь больше секретов не будет. Думаю, самое трудное для родителей — это определить, когда их дети становятся взрослыми.
Том кивнул. Этот комплимент ему понравился.
— И помнить, что и мы были когда-то молодыми. Анни было всего девятнадцать, когда она забеременела.
— Девятнадцать! — Том с угрызениями совести вспомнил, как он обращался с Ребеккой на прошлой неделе. Если он и впредь будет думать только о своих прихотях, она вполне может влипнуть, и не успеет он оглянуться, как станет отцом.
— Жаль, что ты узнал обо всем этом не от нас, — продолжал отец. — Это доставило тебе столько волнений. — Он поколебался. В его голосе прорезались нотки удивления. — Я понимаю, что для тебя было шоком прочитать твое свидетельство о рождении. Но я не совсем понимаю, с какой стати ты решил, что твой отец — Джордан Хоуп.
Том замер на сиденье и стал смотреть на проносящиеся мимо окраины Лондона.
— Я нашел одну старую фотографию, на которой он был вместе с матерью. Мой слуга в Оксфорде подумал, что на ней я, и, откровенно говоря, человек на фотографии действительно сильно походил на меня. Мне показалось подозрительным то, что мать спрятала эту фотографию, и то, что она говорила что-то очень неубедительное, когда я спросил о ней.
— Ясно, — сказал отец, хотя по его тону было заметно, что ему не совсем ясно. — Я знаю, что Хоуп учился в Оксфорде в то же время, но мало ли кто там тогда учился… Думаю, Анни и не подозревала о его существовании, пока его имя не появилось в газетах. Она говорила мне, что Роза была с ним немного знакома. — Он нахмурился. — Ты говоришь… кто был на этой фотографии? Она у тебя сохранилась?
«Она, возможно, была одну ночь с Джорданом». Эти слова Розы вспыхнули в голове Тома. Здесь было что-то, что знал он — или по крайней мере подозревал — и чего не знал отец. Фотография находилась сейчас дома, в его чемодане. Том помнил на ней каждую деталь, потому что очень часто о ней думал. И он помнил ту атмосферу счастья и интимности, которой дышала фотография. «Анни. Дважды моей девушке. С вечной любовью. Д.»
Том взглянул на отца — на лице его были написаны озабоченность и сомнение. Не стоит это сомнение усугублять.
— Наверное, это снимали на вечеринке, — сказал он. — На ней был Джордан Хоуп и мама, и еще целая группа людей в каком-то саду. Я так на всех разозлился, что разорвал эту фотографию в клочки.
Он глянул в глаза отца, постаравшись сохранить невинную мину.
— Прости, папа.
Теперь все в порядке
Как только такси, влившись в поток машин, стало приближаться к дому, Анни охватило беспокойство. Что она скажет сейчас Тому — да и Эдварду? Она уже видела эту кошмарную картину — они оба сидят на стульях и молча ждут ее объяснений. Когда водитель остановил машину, она сунула ему несколько банкнот и выскочила наружу, не дожидаясь сдачи. Входная дверь была закрыта на оба замка. В самом доме было совершенно тихо. На столике в прихожей Анни увидела записку: «Я взял Тома на деловую встречу в Ноттингем. Он вернется домой к полудню. Э.».
У Анни замерло сердце. Зачем он увез Тома? Что они расскажут друг другу? Эдвард не написал, когда вернется домой он сам. Повинуясь порыву, она прямо в одежде прошла в свой кабинет и выдвинула ящик письменного стола. Ящик был заполнен почтовыми карточками от Эдварда — поздравлениями с днем рождения, с годовщинами, с днем святого Валентина. Это были свидетельства его любви, хоть и не очень многословные, и у нее не хватало духа выбросить их. Анни подняла одну из почтовых карточек — это была французская картинка парочки, слившейся в глубоком поцелуе. «Пятнадцать счастливых лет вместе». Подобных открыток накопилось не один десяток: смешных, нелепых, нежных — свидетельства тех отношений, которые связывали их на протяжении двадцати лет.
И чем она отплатила? Не тем, чем следовало, ответила она себе. В ее сердце оставался тайный уголок, где она всегда хранила память о Джордане.
И, вспыхнув от угрызений совести, Анни вдруг поняла, что так тщательно хранила в секрете обстоятельства рождения Тома не только ради его спокойствия. Она хотела, чтобы та волшебная ночь под сенью склоненных ив была только ее, и ничья больше. Это было крайне нечестно по отношению к Эдварду. Неважно, кто был настоящим отцом: ведь это именно Эдвард учил Тома крикету и сидел у его кроватки, когда он болел, это он ходил в школу, чтобы узнать, как у Тома дела с учебой. Именно Эдвард стал ее сыну реальным отцом.
О чем же они там, в машине, разговаривают? Анни вспомнила состояние Тома, в котором он был в последний раз. Сейчас, наверное, он уже сказал, что считает своим отцом Джордана, и даже показал фотографию в качестве доказательства. Эдвард, как увидит ее платье, то самое, сшитое для последнего их бала, сразу обо всем догадается. Он никогда ей не простит. И, как подтверждение ее страхов, в памяти всплыла давняя сцена — Эдвард зашвыривает в реку обручальное кольцо…
Анни задвинула ящик. Что ж, ей остается только ждать. Сейчас она распакует вещи, переоденется, купит что-нибудь на обед, что Эдвард любит больше всего, и будет ждать. Она включила радио на кухне, хотя почти никогда не делала этого раньше. Передавали самый конец бюллетеня новостей. Услышав фразу «…сегодня американский народ решает свое будущее на следующие четыре года, и мы обращаемся к нашему вашингтонскому корреспонденту…», Анни поспешно выключила радио. Она не должна позволять себе думать о Джордане. Она запрещает себе это.
К полудню она завершила обход магазинов и приготовила себе легкий ленч, состоящий из сыра, гренок и листьев пастернака. И тут хлопнула входная дверь и раздались тяжелые шаги Тома в прихожей.
— Я здесь, внизу, — крикнула она.
Последовал неразборчивый ответ и шаги по лестнице — он пошел к себе. Анни почувствовала, что у нее напрягся живот. Она схватила расческу и постаралась привести в порядок волосы. Вот он спустился, вот шаги приблизились к кухне. Анни машинально переставила чайник на плиту и остановилась у стойки, в беспокойном ожидании крутя вокруг пальца обручальное кольцо.
«До чего хорош!» — вот первое, что пронеслось в ее голове, когда Том появился на пороге кухни. Он был одет в прекрасный серый костюм и голубую рубашку. «Этот красавец — мой сын», — с гордостью подумала Анни.
— Ты чудесно выглядишь! — воскликнула она.
— Подарок от Розы. — Том пригладил волосы и перешагнул через порог.
— Неплохо, да?
— Совсем неплохо. — В душе Анни шевельнулась ревность. — Но когда я хотела тебе купить костюм, ты начинал кричать, что в костюмах хоронят покойников.
— Мама, — мягко сказал Том. — Это «Армани». — Анни едва не разинула рот. С каких это пор Том различает слова «Армани» и «армия»?
— Бог мой, — только и произнесла она. Том сел на стул и протянул руку за яблоком.
— Удачная была поездка? — спросил он.
— Очень удачная, спасибо. Я думаю, мы были в Нью-Йорке в одно и то же время.
— М-м. — Том кивнул, погрузив зубы в яблоко. Анни постаралась угадать, в каком он настроении. Непохоже, что он сердит на нее. Он довольно миролюбив, если не сказать — счастлив.
— Чаю? — спросила она, стремясь выгадать время.
— Да, было бы хорошо.
Анни налила чай в кружки и села напротив Тома. «Относись к нему, как к равному, а не как к сыну», — сказала она себе. Ну, что ж, она постарается.
— Это прекрасно, что ты вернулся, дорогой. И я сразу хочу извиниться перед тобой за то, что так долго не говорила тебе об обстоятельствах твоего рождения, я просто думала, что ты болезненно воспримешь правду. Я не хотела, чтобы ты чувствовал себя несчастным. Мне очень жаль.
Том глядел на нее с удивлением, забыв про яблоко.
— Ладно, все в порядке, — пробурчал он смущенно.
— Нет, пока не в порядке. Я знаю, что ты хочешь, чтобы тебе рассказали о твоем рождении, и пришло время это сделать. — Анни замолчала. Она до сих пор не знала, что ей следовало говорить. Она должна сказать правду. С другой стороны, для чего нужна эта правда? Чтобы и Том и Эдвард стали несчастными, если она расскажет им про Джордана, хотя истинным отцом стал именно Эдвард.
— Ладно, мам, — повторил Том. — Папа все объяснил.
— Он? — Анни постаралась скрыть свое удивление. Как Эдвард мог объяснить то, чего не знал? — Все? — спросила она.
Том кивнул.
— О том, как вы поссорились, как ты уехала и отец не мог тебя разыскать и как все же нашел. Знаешь, ты могла бы рассказать все и раньше. Это не такое уж и страшное известие. Когда я сказал Ребекке о том, что я незаконнорожденный, она нашла это даже романтичным.
Том улыбнулся, но тут же посерьезнел.
— Хотя папа объяснил мне, что для тебя это было не очень романтичным — иметь ребенка в таком возрасте без всякой поддержки.
Анни почувствовала, как у нее сжалось горло.
— Это была моя вина, — сказала она. — Я не хотела ставить Эдварда перед фактом, что ему надо заботиться о тебе.
— Но он хотел этого, как он сказал, — нахмурился Том. — Разве не так?
— О, конечно, — поспешила уверить его в этом Анни. — Он был очень взволнован, когда узнал о тебе. Но я-то не знала, как он к этому отнесется… Но, кроме того, была еще одна причина, — добавила она, поднося к губам кружку с чаем.
Она заметила, как напрягся Том.
— Что? — спросил он.
Анни начала рассказывать о том дне, когда призналась матери, что беременна.
— Моя мать совсем не хотела, чтобы у нее был ребенок. И я это постоянно чувствовала. Это была другая причина, по которой я скрывала от тебя правду. Я не хотела, чтобы ты чувствовал, что родился вопреки моим планам и моему желанию. Это не так. Я хотела, чтобы ты родился.
— О! — Том замолчал, глядя в свой чай. Затем поднял на нее изумленные глаза. — Так ты, значит, тоже незаконнорожденная?
Анни не могла сопротивляться своему порыву и, обойдя стол, обняла его. Он позволил это сделать и похлопал ее по спине.
— И по этой причине ты никогда не рассказывала мне о своей матери.
— Отчасти, — Анни рассказала о том, как она повидала свою мать и Ли, стараясь передать свои чувства: радость, печаль, разочарование. — Я просто хотела, чтобы ты чувствовал себя так, как любой другой мальчик. Я хотела уберечь тебя от дрязг. Я сама мало жила с семьей, и я так от этого страдала. Может, я чересчур усердно старалась тебя опекать, но бывают в жизни обстоятельства, когда человеку важно знать, что у него за спиной его семья.
Том медленно кивнул.
— Примерно то же говорит и Роза.
— В самом деле? Никогда не думала, что она стала бороться за семейные ценности.
— Ты сама сделала ее моим моральным наставником, попросив ее стать моей крестной матерью. — Он отодвинул кружку. — Она сказала мне несколько интересных вещей.