– Раздуй огонь, Мария, здесь ужасно холодно, – его голос прозвучал хрипло и неестественно. Слова, неожиданно сорвавшиеся с губ, показались совершенно нелепыми – в комнате было довольно тепло, если не сказать жарко.
   При звуке его голоса Мария вздрогнула, а Мэгги осталась спокойной, и он окончательно уверился – она знала о его присутствии.
   Мария сделала реверанс и поспешила к камину. Мэгги сидела не шевелясь, и Ротвелл не мог видеть выражение ее лица, хотя очень хотел. Он подождал, пока горничная подбросит в огонь еще одно полено, и сказал:
   – Оставьте нас.
   Та тотчас же вышла и плотно закрыла за собой дверь. Мэгги, наконец, повернулась к Ротвеллу.
   – Она не закончила меня причесывать. Не нужно было ее отпускать, я сама не справлюсь.
   – А что нужно сделать? как ни в чем не бывало спросил он, подходя ближе.
   – Заплести косу и надеть чепчик.
   – Я сделаю.
   Мэгги улыбнулась.
   – Неужели? Никогда бы не подумала. Хотя, жизнь в горах полностью изменила тебя. Насколько мне помнится, в Лондоне ты был совершенно другим.
   Ротвелла удивило, как непринужденно разговаривает с ним Мэгги. Он ждал, что его с негодованием прогонят.
   – Неужели ты думала, я буду продолжать изображать из себя светского щеголя? Здесь это ни к чему.
   – Фергус Кэмпбелл считал, что ты именно таков.
   – В этом и состояла его ошибка.
   Девушка кивнула, ее губы призывно приоткрылись.
   – Твоя рука очень болит? – хрипло спросил он.
   – Нет, – она облизала губы.
   – Должно быть, ты устала.
   – Нет.
   Ободренный явной ложью, он сказал:
   – Встань, моя маленькая жена. Я хочу взглянуть на тебя поближе.
   – Ты сказал, что заплетешь мою косу.
   – Пусть останется так, как есть. Мне так больше нравится.
   Мэгги встала, и Ротвелл подвел ее к камину, где было гораздо теплее. Ее волосы пахли дымом и травами. Ротвеллу понравился этот аромат. Он посмотрел на нежные полуоткрытые губы и нестерпимо захотел поцеловать их, но, зная неопытность Мэгги в подобных делах, решил не торопить события, а продвигаться вперед медленно и осторожно.
   Он аккуратно снял с ее плеч теплую шаль, и Мэгги осталась в одной рубашке. И фланелевая рубашка, и тапочки были очень простыми – насколько же прекрасно она будет выглядеть в дорогом шелковом белье… Ротвелл коснулся ее руки я заглянул в глаза. В них не оказалось страха, только одно тревожное ожидание. Продолжая смотреть в глаза, провел ладонью по правому плечу, спустился к упругой выпуклости груди, с вожделением представил, что скрывается за мягкой фланелью.
   – Сэр, если вы сделаете то, что намереваетесь, расторгнуть наш брак окажется гораздо сложнее, – тихо сказала Мэгги.
   – Я не хочу расторгать наш брак, – хрипло прошептал Ротвелл.

ГЛАВА 19

   Мэгги опять судорожно облизала губы, чувствуя тепло его рук, соперничающее с жаром огня, пылающего в камине. Она понимала: Ротвелл желает овладеть ею и беспокоилась, как он поведет себя после достижения своей цели. С детства ей внушали, что девушке непозволительно отдаться мужчине до свадьбы. Мужчины никогда не женятся на девушках, с легкостью позволяющих взять их честь.
   Но ведь граф уже объявлен ее мужем. У него есть право требовать подчинения и исполнения супружеского долга. Мэгги должна уступить его притязаниям. Он находится в ее спальне, чтобы осуществить свое право. Интересно, уйдет ли он, если Мэгги попросит об этом? Девушка посмотрела в глаза Ротвелла и прочла неприкрытое желание. Пожалуй, не уйдет. Вместо страха Мэгги чувствовала легкое возбуждение. Она хотела его прикосновений, хотела неведомых ощущений и вовсе не желала, чтобы он ушел. Кроме того, сгорала от любопытства. Его рука медленно скользила по ее телу, а Мэгги с замиранием сердца ждала дальнейшего, безумно желая знать, каким будет следующий шаг.
   Она знала, что такое совокупление. Знала, откуда берутся дети. Но ничего не знала о том, как мужчины соблазняют женщин, а Ротвелл сейчас занимался именно этим. Она бы очень удивилась, узнав, что он медленно и верно подводит ее к тому, чтобы девушка с готовностью сама раскрылась навстречу ласкам.
   Он развязал тесемки рубашки, та соскользнула с хрупких плеч, задержавшись на мгновение на заострившихся от возбуждения сосках. Дыхание Мэгги участилось и стало прерывистым.
   Ротвелл взял ее за подбородок и заглянул в глаза.
   – Ты так красива, – пробормотал он. – Я хочу видеть тебя всю.
   Но даже не пошевелился, чтобы снять рубашку, а продолжал смотреть в глаза, словно желая проникнуть в душу. Возможно, прочел в них то, что хотел, поскольку легко произнес:
   – Дорогая, я боюсь нечаянно задеть твою руку. Сними рубашку сама.
   Мэгги, как завороженная, продолжала смотреть ему в глаза, не пытаясь возражать, наоборот, принялась послушно снимать с себя рубашку. Ротвелл неотрывно смотрел на нее, не дотрагиваясь и не пытаясь помочь, когда левый рукав зацепился за повязку и Мэгги пришлось немного повозиться. Наконец рубашка соскользнула вниз и мягкими складками легла на пол.
   – Переступи, – голос Ротвелла опустился до шепота. – И оставь тапочки. Я хочу видеть тебя абсолютно обнаженной.
   Мэгги послушно переступила, ощутив кожей приятное тепло огня.
   – Господи, как ты красива! А теперь подойди ко мне.
   Его жилет и камзол были расстегнуты, но все же граф был полностью одет, и Мэгги застенчиво прошептала:
   – Разве ты не должен раздеваться?
   – О да, – Ротвелл медленно притянул ее к себе. – Всему свое время, дорогая, а сейчас я хочу тебя поцеловать. Я давно этого хочу.
   Мэгги, не дожидаясь, когда он возьмет ее за подбородок, подняла лицо, их губы встретились, по телу пробежала горячая волна, и ей захотелось, чтобы он сильнее прижал ее к себе. Словно угадав ее мысли, Ротвелл осторожно обнял девушку и раздвинул языком ее губы. Она с готовностью ответила на поцелуй и, сама того не подозревая, еще больше разожгла его страсть.
   Ротвелл начал неистово ласкать ее тело, и на какое-то мгновение Мэгги буквально растворилась в его объятиях, забыв обо всем на свете; но когда он сделал передышку и нежно чмокнул девушку в кончик носа, вспомнила, что стоит перед ним совершенно обнаженная, а он все еще одет.
   – Это несправедливо. Я хочу прикасаться к твоему телу так же, как ты прикасаешься к моему.
   – Дорогая, ты этого действительно хочешь? – он опять коротко поцеловал ее в губы. Мэгги захотелось знать, что означают эти поцелуи, может быть, он заявляет на нее свои права?
   Девушка шагнула назад и, склонив голову набок, повелительно сказала:
   – Этот камзол здесь ни к чему. Сними его!
   Ротвелл подбоченился и с вызовом спросил:
   – Ты смеешь мне приказывать, жена?
   – А ты думал, я не посмею?
   – Боюсь, мне придется жить под каблуком у жены, – он притворно вздохнул. – Никогда не встречал более строптивой девушки.
   Мэгги притворилась крайне изумленной.
   – Неужели я более строптива, чем Кейт?
   Он ухмыльнулся.
   – Пожалуй, нет. Но я и не предлагаю тебе стать такой же. Поэтому не буду подчиняться, а сделаю так, чтобы ты сама подчинилась мне. Подойди и сними с меня камзол. И постарайся сделать это бережно, хотя он предназначен для загородных прогулок, тем не менее, сделан из очень хорошей материи, и я не хотел бы, чтобы ты бросила его на пол, как поступила со своей рубашкой Мэгги посмотрела на рубашку и покачала головой.
   – Какой здесь беспорядок!
   – Ты тянешь время, жена. Делай, что тебе велят.
   Она сделала шаг вперед и почувствовала, как тело вновь обдало жаром. Конечно, он приказывал, как простой служанке, но ей нравилось это ощущение, нравилось подчиняться его приказам. Она восприняла это как игру. Возможно, так ведут себя настоящие распутницы. Конечно, все это грешно, не зря пуритане выступают против «праздников плоти», но она еще никогда не испытывала подобного наслаждения. Без сомнения, Господь не осудит ее за чувственные радости.
   Мэгги принялась раздевать Ротвелла, но камзол так плотно сидел на плечах, что потребовалось некоторое усилие, чтобы снять его. Одно неосторожное движение вызвало в раненой руке резкую боль, и Мэгги вскрикнула.
   Ротвелл сразу же встрепенулся.
   – Ты же сказала, рука больше не болит! Зачем лгала? Оставь, я разденусь сам.
   – Нет, позволь мне. Все уже прошло. Это не рана, а просто ссадина, и изредка напоминает о себе.
   – Я видел твою рану. Это не просто ссадина. Между прочим, Джеймс до сих пор беспокоится насчет заражения.
   – А отец не беспокоится, – Мэгги улыбнулась. – Ведь на рану было вылито столько виски! Отец действительно считает, что виски может уберечь от любой заразы, за исключением крайне тяжелых случаев.
   Ротвелл недоверчиво поджал губы, но все же разрешил продолжать, помогая, когда необходимо. Вскоре он стоял перед ней совершенно обнаженный, и Мэгги невольно почувствовала смущение. Сложен Ротвелл был великолепно. Мускулы рельефно выделялись на теле, отчего он казался очень сильным и мужественным. На груди курчавились темные жесткие волосы, редея, спускались к плоскому животу, затем узкой полоской шли до…
   – Тебе нравится то, что ты видишь, дорогая? Что ты знаешь о подобных вещах? Ты знаешь, что я намерен сделать?
   Мэгги кивнула.
   – Да, думаю, знаю, но не уверена, что это получится. У меня внутри не так много места, чтобы принять… вас полностью.
   – Не полностью, Мэгги, только часть меня.
   – Эта часть… не так уж мала.
   Ротвелл улыбнулся.
   – Думаю, я смогу в тебя войти.
   – Я в этом не уверена, сэр.
   – Смогу. И зови меня Недом, дорогая. Так зовет меня вся семья. Я бы хотел услышать это имя из твоих уст.
   – Моя мать обращалась к моему отцу на «вы» до самой смерти.
   – Назови меня по имени. Я хочу это услышать.
   – Хорошо… Нед.
   – Прекрасно. А теперь подойди и поцелуй меня.
   Она повиновалась. Прижавшись к нему всем телом, наслаждалась чудесным прикосновением.
   – Я хочу овладеть тобой здесь, прямо на полу.
   – Тогда сделай это! Возьми меня! Мое тело кричит об этом. Почему ты перестал меня обнимать?
   – Попроси как следует, – в его голосе звучала беззлобная насмешка. – Хочу услышать, как ты меня умоляешь, женщина.
   – Неужели? Полагаю, тебе это понравится, но не собираюсь умолять, хотя повиновалась многим приказам. Мак-Друмины никогда никого не просят.
   – Ты гордая женщина, но теперь ты больше не Мак-Друмин. Теперь тебя зовут Маргарет Карелей, четвертая графиня Ротвелл.
   – Меня будут так звать, если сама того пожелаю. Я единственная дочь человека, возглавляющего наш род, и у меня есть право сохранить свою фамилию. Мне нет необходимости брать фамилию мужа. К тому же, – добавила Мэгги после небольшой паузы, – ты сам можешь взять фамилию Мак-Друмин, поскольку у моего отца нет сына.
   – Мы поговорим об этом в другое время, – сказал Ротвелл довольно спокойно, чем несказанно удивил девушку – она ожидала гнева.
   – Боюсь, сэр, в душе я навсегда останусь Мак-Друмин.
   – Как ты должна обращаться ко мне? Забыла?
   – Эдвард. Думаю, так будет лучше. Я буду звать тебя Эдвард.
   – Хорошо, так меня никто не зовет. А теперь залезай в постель.
   Мэгги не смогла скрыть разочарования.
   – Жаль, что все уже закончилось. Но я не буду тебя умолять, Эдвард. Это не в моем характере.
   Ротвелл усмехнулся.
   Ничего еще не закончено. Но если будем продолжать обниматься, то я овладею тобой прямо на полу, и хотя камин все еще горит, к тому времени как мы закончим, поленья догорят, и мы замерзнем, а утром слуга обнаружит на полу два окоченевших тела. Ложись в постель. Я подброшу в камин пару поленьев. Хочу смотреть на тебя как можно дольше. Мне нравится наблюдать за тобой.
   Едва Мэгги отошла от камина, как почувствовала сильный холод и поспешила забраться под одеяло, наблюдая, как с непринужденной грацией Ротвелл движется по комнате, ничуть не стыдясь своей наготы, и заворожено следя за его движениями. Когда он выпрямился и подошел к кровати, ее охватило непонятное волнение.
   Ротвелл откинул одеяло и уставился за ее обнаженное тело. Казалось, он совсем не собирается ложиться, только хочет полюбоваться отблесками огня на ее коже.
   – Ты ложишься? – не выдержав, спросила Мэгги неожиданно охрипшим голосом. Когда граф не ответил, тихо добавила: – Эдвард? Ротвелл улыбнулся.
   – Мне нравится, как ты произносишь мое имя. И нравится смотреть на твое тело. У тебя очень гладкая кожа.
   Мэгги не нашла что ответить и замерла под его пристальным взглядом.
   Ротвелл медленно улегся рядом, занимая собой почти всю кровать. На мгновение в комнате стало тихо-тихо, лишь слышалось шипение оплывающих свечей да потрескивание огня в камине. Их губы встретились в страстном поцелуе, его руки медленно скользили по девичьему телу, нежно лаская. Мэгги горела как в огне, у нее возникло такое чувство, словно солнечным морозным утром она одним махом забралась на высокую гору. Девушка несмело погладила его по спине, затем движения стали более уверенными, и она стала ласкать его с той же неистовостью, как и он.
   Мэгги замерла, когда его рука очутилась между ее бедер. Ротвелл поцеловал ее в губы.
   – Я постараюсь быть как можно осторожнее, но сначала будет немного больно. Это вполне естественно.
   Девушка напряглась и ничего не ответила. Ротвелл начал ласкать ее самое сокровенное место, и она постепенно расслабилась. Но когда он вошел в нее, вскрикнула, потому что действительно было больно, но вскоре боль стихла. Медленные, осторожные движения становились все быстрее и быстрее. Мэгги догадалась, что Эдвард отдался во власть своей страсти. Потом навалился на нее всем телом и некоторое время лежал без движения.
   – Я не слишком тяжелый?
   Мэгги судорожно сглотнула, прежде чем ответить отрицательно. Она действительно не чувствовала тяжести, вообще не сознавала своих чувств, но знала – ей очень приятно ощущать его на себе.
   До того как оба уснули, Ротвелл еще раз обучил ее искусству любви, и Мэгги была рада, что он забыл о своем намерении заставить ее умолять об одолжении. Она уснула в его объятиях, а утром проснулась, терзаемая сомнениями.
   – Доброе утро, – Ротвелл тут же встал с кровати. – Отныне мы будем спать в моей постели, там гораздо больше места для двоих.
   Мак-Друмин вернулся к полудню и с невозмутимым видом воспринял известие, что Ротвелл и Мэгги провели ночь вместе.
   – Отлично, парень, – в его голосе звучало одобрение. – Как раз вовремя, – он широко улыбнулся дочери, довольный ее поведением.
   Остаток недели прошел очень хорошо. Днем Ротвелл старался как можно глубже вникнуть в жизнь Долины Друмин, а ночами терпеливо обучал Мэгги премудростям любви. Теперь они спали в его постели, которая действительно оказалась гораздо больше. Мэгги начала привыкать к мысли, что поступила правильно, став настоящей женой графа. Ротвелл был предельно нежен и ласков, и казалось, так будет всегда.
   Джеймс был доволен не меньше Мак-Друмина, но Кейт по-прежнему относилась к Ротвеллу с подозрением, кроме того, стала избегать общества Джеймса. Иан совсем поправился, и она стала настаивать, чтобы вернуться в дом Мак-Кейнов.
   – Фергуса Кэмпбелла больше нет, а его прихвостни сидят в тюрьме. Нам с Ианом нечего бояться.
   Джеймс горячо возражал против этого решения, но когда до них долетела весть о назначении нового местного судьи, по слухам, рьяно следившего за сбором налогов, Кейт заявила, что в своем доме ей будет гораздо спокойнее, чем у Мак-Друминов.
   – Почему ты так считаешь? – пытался урезонить девушку Джеймс. – Всякое может случиться с одинокой женщиной и ребенком, живущими далеко от других.
   – Я так хочу, так и сделаю, Джеймс Карслей. Рори и Дугалд могут поселиться поблизости и в случае надобности придут на помощь.
   В результате Кейт все же осталась в доме Мак-Друминов, но ее настроение отнюдь не улучшилось. За прошедшую неделю новый судья ни разу не навестил Долину Друмин, но Ротвелл решил, что нужно прекратить нелегальное производство виски и переключиться на что-нибудь другое.
   – Контрабанда виски – очень опасное занятие, – сказал он Мак-Друмину. – И поскольку ты отказываешься платить положенный налог…
   – Я уже сказал тебе, парень, – прервал его Мак-Друмин, – никто не имеет права драть с нас налог. Это все равно что обирать шахтеров Корнуолла за то, что они добывают уголь, или крестьянина, что он выращивает хлеб.
   – Нед, он прав, – вмешался Джеймс.
   – Тем не менее существует закон, – сказал Ротвелл, как бы подводя черту. – Нужно, чтобы люди нашли другую работу.
   – Сегодня ты ведешь себя слишком высокомерно, – вступилась Мэгги. – Никто из нашего клана не поменяет свое занятие только потому, что так захотелось их английскому хозяину. К тому же, как ты себе это представляешь?
   Ротвелл обвел всех взглядом.
   – Пока не знаю. Но продолжать жить так и дальше нельзя, это очевидно.
   – Нельзя благодаря англичанам, – в голосе Мэгги звучала горечь.
   Ротвелл покачал головой.
   – Нужно учитывать происходящие в стране перемены и искать новые способы существования.
   – Твоими бы устами да мед пить! – фыркнул Мак-Друмин. – Что ты посоветуешь, парень? У нас нет денег, а земля такая сухая, что, кроме ячменя, на ней ничего не растет.
   Мэгги догадывалась: у Ротвелла имеется какой-то план, но он пока не решается говорить о нем, видимо, опасаясь отрицательной реакции.
   – И до прихода англичан шотландцы жили довольно бедно, у них практически не было ничего своего. Думаю, я знаю, как со временем можно достичь процветания.
   – Если знаешь, выкладывай, а мы послушаем. Я годами ломаю голову, как улучшить здешнюю жизнь, но, кроме производства и продажи виски, ничего на ум не приходит.
   – Для осуществления моего плана, Мак-Друмин, у тебя нет денег, но у меня они есть, и я смогу помочь, – Ротвелл улыбнулся Мэгги.
   – Что же это за план? – она немного смягчилась.
   Он глубоко вздохнул.
   – Я предлагаю помочь здешним мужчинам найти работу в другом месте. Когда они начнут зарабатывать, обзаведутся жильем, то смогут забрать к себе жен и детей. Ведь в портовых городах и равнинных краях Шотландии полно работы, и я уверен, что только нехватка денег мешает вашим мужчинам перебраться туда.
   – Да, все упирается в деньги, – задумчиво подтвердил Мак-Друмин. – А ты действительно можешь помочь моим людям? У тебя хватит денег на всех?
   – Я не обещаю помочь сразу всем, – резко ответил Ротвелл, почувствовав в голосе Мак-Друмина нотку сарказма. – Глупо полагать, что я смогу решить все ваши проблемы, соря деньгами направо и налево. Но я могу помочь тем, кто действительно желает переехать и начать новую жизнь. Я дам денег на переезд их семей и прослежу, что бы все было в порядке. Думаю, это будет вполне справедливо.
   – Справедливо, согласился Мак-Друмин. – И очень великодушно.
   – Ничего подобного! с негодованием воскликнула Мэгги. – Никогда в жизни не слышала ничего более варварского! Как ты можешь быть таким бессердечным, Ротвелл? Неужели все англичане таковы?
   – Я думал, ты будешь довольна. Ведь мое предложение действительно великодушно.
   – Ты предлагаешь оторвать людей от их земли и отправить в чужие края ловить рыбу или выращивать хлеб. Думаешь, ты этим осчастливишь их? Ошибаешься! Люди не пешки на шахматной доске, у них есть корни, их нельзя просто так передвигать с места на место.
   – Я же сказал, они могут переехать вместе с семьями. Что еще их здесь удерживает?
   – Наши люди привязаны к своей земле, а не только к семьям, – возразила Мэгги. – Ты не хочешь это понять. А сам смог бы бросить свое родовое поместье и поселиться где-нибудь в Скарборо или Ньюкасле?
   – Это разные вещи!
   – Разве? Рада, что вовремя тебя раскусила. Жаль только, что это не произошло неделей раньше!
   – Что ты хочешь этим сказать? – в голосе графа прозвучали угрожающие нотки, но Мэгги не обратила внимания.
   – Хочу сказать, я теперь знаю, милорд, что вы собой представляете, и больше не желаю иметь с вами ничего общего. Если Господь справедлив, он не допустит, чтобы у меня был ребенок. Скоро я узнаю об этом наверняка, и если обнаружу, что ваше английское семя не дало ростки, то буду настаивать на расторжении нашего брака!
   Оба вскочили на ноги и в ярости уставились друг на друга.
   – Мэгги, выйди из комнаты. Мы не будем обсуждать эту тему при всех.
   – Я сказала все, что хотела, и впредь буду говорить то, что хочу, и там, где хочу. Тебе меня не остановить, Ротвелл. Наши женщины не привыкли беспрекословно подчиняться мужским приказам, как это делается в Лондоне!
   – Значит, пора научить тебя подчиняться моим приказам! прорычал граф, приближаясь к ней.
   – Только попробуй ко мне прикоснуться! – Мэгги отступила на шаг. – Ты не имеешь на это права!
   Ротвелл посмотрел на Мак-Друмина, с интересом наблюдавшего за ними.
   – Мак-Друмин, разве я не имею права проучить свою жену за неповиновение?
   – Да, парень, имеешь, и полное, выпороть эту несносную девчонку. Однако, – он многозначительно поднял вверх указательный палец, – она не имеет ни малейшего представления о том, что вы, англичане, называете повиновением. Она не привыкла выполнять чьи-то распоряжения и всегда поступает так, как ей заблагорассудится. Поэтому, если ты ее отлупишь, советую спать ночью вполглаза, иначе окажешься на небесах, если, конечно, заслуживаешь того, чтобы оказаться в раю, или перед тобой разверзнутся двери ада.
   Ротвелл невольно поморщился, но не стал приближаться к Мэгги.
   Джеймс спрятал улыбку, уткнувшись взглядом в пустую тарелку, затем резко отодвинул стул и вскочил на ноги.
   – Боже мой! Я чуть не забыл, Дугалд обещал показать, где установил новый перегонный куб! – несколько наигранно воскликнул он, – Хочу сделать зарисовку, но прежде должен закончить картину, над которой сейчас работаю, – он подмигнул Мэгги.
   Мак-Друмин усмехнулся, а девушка с улыбкой сказала:
   – Берегитесь нового судьи.
   – Конечно, – заверил Джеймс.
   Когда он ушел, Ротвелл взглянул на Мак-Друмина.
   – Неужели этот тип так опасен?
   – Говорят, он сует свой длинный нос куда не следует.
   – Значит, скажи своим людям, чтобы были на стороже. Я не хочу неприятностей.
   – Не беспокойся. Груз уже отправлен в Эдинбург. Мы пять лет водили за нос Фергуса Кэмпбелла, так что, имея подобный опыт, легко справимся с новичком. Да, мы в два счета обведем его вокруг пальца.
   Мэгги оставила мужчин беседовать, уверенная, что на все доводы графа отец сумеет найти достойный ответ. Все равно горцы последуют за Мак-Друмином, никто и не подумает плясать под дудку графа, успокаивала она себя, приближаясь к его комнате. Прислушиваясь к каждому шороху, стала лихорадочно собирать свои вещи, чтобы перенести их в свою спальню. Ей не хотелось, чтобы Ротвелл застал ее врасплох, но когда узнала от Кейт, что он вместе с Мак-Друмином уехал верхом, то испытала странное разочарование.
   – Кейт, ты расстроена. Иану опять плохо?
   – Нет, просто он не хочет оставаться в постели, а Джеймс велел полежать еще денек. Мэгги, что мне делать? – Нервно кусая губы, она отвела взгляд, а потом неожиданно выпалила: – Я хочу заниматься контрабандой виски, но Дугалд и остальные против. Не знаю, как их переубедить. Ведь я ничего другого не умею. Не буду же я печь хлеб?
   – Ротвелл скажет, что тебе следует отправиться на побережье и чинить сети для рыбаков.
   – Да видно, он совсем спятил, – вяло проговорила Кейт. – К морю я не поеду, но если он захочет взять меня в Лондон и ввести в высшее общество, я бы с радостью согласилась поехать и Иана прихватила бы.
   – Очень сомневаюсь, что ты хочешь уехать именно с Ротвеллом, но для Иана Лондон – не совсем подходящее место, он может запросто потеряться.
   Кейт хотела возразить насчет того, с кем бы она уехала, но Мэгги принялась описывать улицы Лондона и его жителей. Она красочно рассказала, как ловко ее обманула какая-то оборванка.
   – О Господи, какое зловещее место, вздохнула Кейт. – Но что с нами будет, Мэг?
   Мэгги сама не знала. Возможно, Джеймс что-нибудь придумает, ведь именно по его настоянию Кейт оставила свое основное занятие – грабеж на большой дороге. Конечно, маловероятно, что такой человек, как Джеймс, женится на девушке из далекой Шотландии, да и Ротвелл не позволит. Кейт сама понимает, что не годится в жены английскому джентльмену, подумала Мэгги, но, кажется, влюблена в него. Немного погодя Кейт отправилась к Иану, а Мэгги пошла переодеться к обеду. Мария уже дожидалась в спальне. Заметив свежий синяк на ее щеке, Мэгги сочувственно спросила:
   Что случилось на этот раз?
   – Ничего, Ваша милость, – Мария отвернулась, чтобы налить воды в тазик для умывания.
   – Может быть, приложить что-нибудь холодное?
   – Я уже сделала примочку из той смеси, что дала мне леди Ротвелл, – увидев, что Мэгги удивленно подняла брови, горничная поспешно добавила: – Моя госпожа думала, что от здешнего воздуха, мадам, моя кожа станет грубой.
   – Ах как она добра к тебе, – только и сказала Мэгги.