— Да?
   Полина рассмеялась, но получилось у нее это не слишком натурально.
   — Знаете что! — сказала она и кивнула на телефон. — Сейчас вот сделаю один звонок, и с вами будут говорить совсем другие люди! Ясно?
   — Сделайте. Мне интересно, как отреагируют эти совсем другие люди на то, что вы оказались замешаны в какую-то историю.
   — Да ни в какую историю я не замешана, ты чего вообще? Совсем, что ли? Пришел и начал тут! — закричала Полина по-простому, по уличному.
   Теперь Володе все стало окончательно ясно, он увидел эту девушку отчетливо. Ума не палата, школу кончила кое-как, учиться дальше не захотела, да и способностей нет, есть зато кое-какая внешность и неплохая фигура. Устроилась сначала, к примеру, официанткой в том же клубе, а потом взяла несколько уроков, начала танцевать стриптиз. Время от времени у нее появляется спонсор, содержатель, друг, называется по-разному. Вряд ли надолго: спонсоры желают общаться не только телесно, они желают еще и поговорить, а кругозор у девушки, судя по нескольким книжкам с яркими обложками, валяющимся в комнате в разных местах, не весьма широкий. Ни особых мечтаний, ни жгучих желаний у нее нет, кроме: быть хорошо одетой, кататься на красивых машинах с представительными мужчинами, а потом, не очень торопясь, выйти замуж за богатого и доброго человека, который исполнял бы все ее прихоти.
   — Я ничего не начал, — слегка успокоил Володя Полину. — Я просто рассуждаю.
   — Рассуждает он! Чего тебе надо вообще?
   — Так я сразу и сказал, чего мне надо, а ты сама начала тут. Мне надо, чтобы ты поговорила с братом. По душам. Попробовала понять, чем его можно соблазнить, напугать и так далее. Очень простая задача.
   — Попробовать я могу, но не ручаюсь.
   — Вот и договорились.
   Теперь Володя осмотрел Полину уже вне задачи, отвлеченней. Неплохая девушка, все параметры в его вкусе. У него ведь еще не вполне решена проблема удовлетворения сексуального голода. Время от времени он перекусывает проститутками, при этом только так называемыми элитными, очень дорогими. С ними безопаснее, они не пропускают через себя десятки клиентов за месяц и, главное, среди них есть действительно очень красивые. А в сексуальности Володи эстетическая составляющая играет очень большую роль, его либидо, как он сам мысленно иронизирует, очень пугливо, его может подавить родинка неприятной формы, морщинки у глаз, лишняя складка на талии, неудачный прикус зубов — и т. д., и т. п., то есть формы тела должны быть почти идеальными, а очертания лица если не абсолютно правильными то как минимум безусловно привлекательными. В Полине все хорошо и ладно. Ему давно хочется взять за умеренную сумму под покровительство девушку, с которой можно встречаться два-три раза в неделю, иногда даже и показаться в свете, при условии, что она будет очаровательно улыбаться и молчать, красивую, молодую, обязательно чистоплотную, что же до душевной порядочности, она ему пока ни к чему, он ее будет искать в невесте, будущей жене — вряд ли раньше чем через семь-восемь лет.
   При этом Володя считает устаревшим постулат, что нельзя мешать дело с чем-то личным. Во-первых, очень даже можно, более того, успешней всего продвигается то, что связано с личным интересом, во-вторых, регулярное удовлетворение сексуального голода тоже дело — и вполне практическое.
   — А ты девушка ничего, — сказал Володя. — У тебя сейчас есть кто-нибудь?
   — Конечно, — ответила Полина.
   — А то можно бы поговорить.
   — Поговорить всегда можно.
   — У меня завтра бассейн в четыре часа. Дня, — уточнил Володя. — Ты плаваешь?
   — Люблю вообще-то.
   — Так я заеду? Поплаваем и пообщаемся.
   — Оригинально. Обычно в ресторан приглашают или к себе в загородный дом.
   — Рестораны, я думаю, тебе и так надоели. И загородных домов навидалась.
   — А ты уверен вообще, что я та, за кого ты меня принимаешь?
   Володя понял, что Полина спохватилась: вдруг он считает ее дешевой и неприхотливой девушкой, с которой можно обойтись по минимуму? И решил ее успокоить:
   — Если бы я тебя за кого-то принимал, я бы сразу спросил, сколько ты стоишь за час.
   — Тоже верно. Ладно, идем в бассейн.
   Тут появился Геран с отпросившейся на полчаса Ольгой. А с ними и Килил.

4

   Килил был готов к расспросам. Если уж мент его отпустил, поверив ему, то другие тем более не страшны и не опасны. Сумка в надежном месте, доказательств нет, свидетелей нет. Чистая работа! — ободрил себя мысленно Килил выражением из какого-то фильма.
   Шацкий сначала говорил со всеми вместе, потом, видя, что Килил в присутствии взрослых и сестры только хихикает и хамничает, попросил разрешения побеседовать с ним наедине; для этого Геран и Ольга, переглянувшись, разрешили ему пройти в свою комнату. (Кухня им была нужнее: Ольге не терпелось накормить Герана, поохать над ним, немного поплакать, в кухне это как-то уютней и уместней.)
   — Вот что, Килька, — весело сказал Володя Килилу, — деваться тебе некуда!
   — Деваться человеку всегда есть куда! — тут же отбрил его Килил, чтобы тот понял, с кем имеет дело.
   — Ошибаешься! — еще веселей воскликнул Володя. — Допустим, деться найдется куда, но только временно. Или навсегда на кладбище, тебе об этом рано думать. Я что хочу сказать. Вот ты сейчас спрятал сумку. И думаешь: пережду немного, а потом все успокоится, я деньги достану и начну жить, как король. Каждый день есть мороженое и шоколад, куплю себе ролики, хороший компьютер, буду на нем в самые лучшие игры играть. Так вот: ошибаешься. Там кроме денег очень важные документы и бумаги. Хозяин поручил мне сказать: если ты вернешь эти документы и бумаги, он подарит тебе тысячу долларов. Я ему скажу, что ты поставил условие: две. И он согласится, я тебя уверяю!
   — Не брал я ничего, — сказал Килил.
   Шацкий будто не заметил и продолжал.
   — Я понимаю, чего ты боишься. Взрослые всегда обманывают. Ты боишься, что если сознаешься, тебя заставят все вернуть. А то и в колонию посадят. Но я тебе предлагаю то, что менты никогда не предложат: не имеют права. Ты берешь оттуда эти самые две тысячи, а остальное подбрасываешь туда, куда я тебе скажу. Почему две? Потому что если больше, хозяин обидится. Ты подбрасываешь, хозяин очень рад, а ты, главное, ни при чем! Ведь никто даже не будет знать, что это ты подбросил.
   — Не брал я, сказано же! — повторил Килил.
   И опять Шацкий словно не заметил.
   — Ты возразишь: я буду знать. Но мне никакого интереса тебя выдавать. У меня интерес один: вернуть документы и бумаги, понимаешь? А если ты, например, в милицию подбросишь, нет гарантии, что они это не присвоят. Это единственный вариант, Килька, голубчик ты мой. Иначе с тебя не слезут. Хозяин за ноги тебя подвесит, рано или поздно ты сознаешься. А так — и деньги при тебе, и никто тебя больше не тронет. Ты хоть представляешь, сколько это — две тысячи?
   — А чего представлять? Не брал я!
   Володе очень захотелось дать Килилу кулаком по голове. По темечку, где ерошатся жесткие волосы (жесткость волос всегда казалась Шацкому признаком некоторой дебильности). Но он сдерживался и размышлял. Ребенок, конечно, это всегда проблема. Но надо учиться с этим справляться. В конце концов, будут же у него когда-то свои дети, надо заранее, пользуясь случаем, изучать детскую психологию (впрочем, Шацкий был уверен, что психология его детей будет очень сильно отличаться).
   В это время позвонил Карчин, спросил, как обстоят дела.
   — Движутся, — ответил Володя. — Я как раз с ним сейчас общаюсь.
   — Мне надо, чтобы они не двигались, а чтобы бумаги у меня на столе лежали! — закричал Карчин. — Пусть все возьмет, сучий выродок, пообещай ему все десять тысяч, а остальное пусть сейчас же вернет! Сейчас же, Володя, срочно, ты даже не представляешь, насколько это нужно!
   — Сделаю все возможное, Юрий Иванович.
   Карчин в своем кабинете сидел с заместителем Юшаковым, к которому в последние дни сходилась вся информация. Ситуация складывалась нехорошая. Если бумаги в ближайшее время не отыщутся, ничего не останется кроме как повторно сделать тот же круг, то есть пройти заново все восемнадцать инстанций. Юшаков не к месту вспомнил, как в студенческие годы у него была украдена зачетная книжка и пришлось восстанавливать около пятидесяти подписей, подтверждающих сдачу экзаменов и зачетов, вот он тогда побегал! Юшаков улыбнулся, вспомнив милые студенческие огорчения и тут же сделался серьезен и озабочен, поняв, что Карчин сейчас его лирического настроения разделить не в состоянии.
   Ожидается куча сложностей: человек, вчера подписавший, сегодня может оказаться в отпуске, а сидящий на его месте начнет осторожничать, потребует разъяснений, пояснений, будет созваниваться с отдыхающим начальником и т. п., а если начальник и не в отпуске, и не в командировке, тоже нет гарантии, что второй раз подпишет: изменилось настроение, изменилась позиция, изменилось мнение, закралось подозрение: не хотят ли вместо прежнего подсунуть другой документ, будет внимательно изучать... Клади на каждую инстанцию в самом лучшем случае два дня, итого тридцать шесть, больше месяца, в строительстве это огромное время!
   Юшаков, оказывается, уже готовил почву: звонил в эти самые инстанции и объяснял с печалью, что у Юрия Ивановича украден документ, который теперь придется подписать еще разочек, чистая формальность, пустяк. Но почти все отнеслись к происшествию не как к пустяку. Одному почему-то очень не понравился сам факт кражи и то, что его подпись теперь станет видна неизвестно кому. Второй решил, что воровство — выдумка и усмотрел намерение его как-то обойти. Третий, не вникая, сразу заявил, что раз такое отношение к его подписи и к важным бумагам, то он вообще никогда ничего больше подписывать не будет. Четвертый вдруг закричал: вы меня в свои махинации не впутывайте! Пятый согласился, что проблем нет, но в голосе было слышно явное намерение отвильнуть от повторного рассмотрения бумаг. К тому же на Юрия Ивановича обиделся архитектор, с чего-то вдруг вообразив, что Карчин таким способом решил саботировать его идеи. В довершение всего и строители осерчали: они доверились Карчину, они готовы к торжественному пуску, остался последний аккорд, а Карчин, видите ли, позволяет у себя украсть такие документы, как это возможно вообще? К тому же звонили из мэрии: там тоже настроены на торжество и тоже выражают недоумение.
   Все это Юшаков изложил бесстрастно, без тени злорадства и без призвука унижающего сочувствия, изложил с максимальным служебным тактом, хотя Карчин был уверен, что в душе у этого молодого (тридцати еще нет) наглеца и карьериста все поет и ликует.
   — Последний пункт нам на руку, — сказал Юшаков. — В крайнем случае, если придется все-таки подписывать, мэрия может очень ускорить дело...
   — Это так, Алексей Сергеевич, — назвал Карчин Юшакова именем-отчеством, как это принято в их департаменте, — но зачем вы поторопились сказать, что бумаги украдены?
   — Вы сами сказали, когда мне позвонили...
   — Я вам сказал, но я не давал указания другим говорить, Алексей Сергеевич! И куда вы торопитесь вообще?
   — Опять же вы сказали, что дело срочное...
   — Сказал, да, но зачем же настолько самостоятельно делать выводы?
   — Вы сказали: на всякий случай подготовить почву.
   — Это не значило — бить тревогу!
   Они увязли в этом разговоре, который продолжался еще около часа. Рассматривали десятки вариантов, понимая, что в действительности их два: либо бумаги будут найдены, либо заново идти по кругу — и идти самому Карчину, ибо у Юшакова нет того авторитета, нет связей, нет доступа, нет кредита доверия. Идти по кругу очень не хотелось. Карчин дважды в течение часа звонил Шацкому, там пока результатов не было.
   Не выдержав, он сказал ему, что сам сейчас приедет и сам попробует все решить. Нелепость, дичь какая-то: малолетний воришка стал препятствием в большом деле, ну не может такого быть, чтобы не нашлось подхода к нему, к его родителям; в шоколаде, что ли, вывалять дурака, ведь деньги уже готовы ему отдать, лишь бы вернул ненужные ему документы!

5

   Володя, увидев лицо Карчина, торопливо сказал:
   — Юрий Иванович, спокойно!
   — Да иди ты! — ответил Карчин и начал кричать.
   Он пообещал Ольге лишение родительских прав, Герану депортацию, остальным членам семьи неприятности в работе и учебе, Килилу тюрьму и колонию. И самое занятное (если это можно считать занятным), что хоть грозил Карчин наугад, но все понимали: это возможно. Об этом торопливо, но ясно думала Ольга, слушая бушующего господина. Если кто-то очень захочет, то найдет основания и для лишения родительских прав, и для всего остального. Запросто могут испортить жизнь Гоше: не дадут поступить в институт, а ему осенью восемнадцать, заберут в армию, пошлют куда-нибудь в горячую точку, он может там погибнуть... Обвинить в чем-либо молодую красивую девушку еще легче, особенно если она работает на такой специфической работе. Она-то, может, совершенно ни в чем не замешана, но в этих клубах, читала в какой-то газете Ольга, и наркомания процветает, и проституция, и чего только нет... И у них за квартиру, между прочим, задолженность за два месяца. И Килил, оказывается, попрошайничает на рынке, стыд какой...
   И Ольга смотрела на Герана умоляюще, видя, как тот выпрямляется и явно готовится достойно ответить грозящему хаму. Геран понял ее взгляд и отвернулся.
   — Чего молчим? — крикнул Карчин. — Думаете, шучу? Ты вот, — ткнул он пальцем в Гошу, который был дома, стоял в двери своей комнаты (сцена разыгрывалась в прихожей, все было очень тесно и от этого казалось Гоше и смешно, и глупо). — Ты вот, брат его? Мать его жалеет, отец ему фактически не отец, а тебя он должен уважать, объясни ему, как брат, что от его упрямства всем хуже будет. Слышишь меня? — крикнул он в кухню, куда спрятался Килил, едва увидел ворвавшегося гостя. — Сгною и тебя, и все твое семейство! Ну? Что будем делать? — поставил он вопрос перед всеми.
   После короткой паузы за всех ответил Гоша.
   — Что будем делать? Во-первых, вы извинитесь за свое непристойное поведение и угрозы. Во-вторых, если у вас есть какие-то претензии, действуйте законным порядком через суд, не вторгаясь самовольно в чужой дом. В-третьих, насколько я понимаю, у вас нет никаких оснований обвинять моего брата.
   — Да твою-то мать! — закричал Карчин. — Рассуждать он тут взялся, сопляк! Какие тебе еще основания, если я своими глазами видел?
   — Неправда. Как я понял, вы сначала за каким-то стариком побежали, а уже потом за Кириллом.
   Карчин с гневом и недоумением посмотрел на Шацкого, тот пожал плечами. Он не успел толком поговорить с недавно пришедшим Гошей, лишь вкратце объяснил цель своего посещения, зато Геран успел рассказать Гоше кое-какие подробности.
   Геран смотрел на Гошу с гордостью, как на сына.
   Ольга тоже гордилась Гошей и думала, что напрасно она испугалась. В самом деле, какие основания у этого господина врываться в их дом, устраивать тут разбирательства и грозить всякими гадостями? Что у нас, совсем законов нет? Власти нет? Надо будет — Ольга найдет. До Кремля дойдет, а отыщет правду. И не верится, в самом деле, что Килька способен украсть. Нет, возможно, что-то мелкое, что-то детское схватит — и то потом пожалеет, она знает его, он мягкий и добрый. А чтобы какие-то документы и при этом еще деньги — огромные! — не станет он этого делать!
   — Давайте успокоимся, — предложил Шацкий. — Вы должны понять: Юрий Иванович в страшно нервном состоянии. Пропали документы государственной важности! Государственной! — подчеркнул он и особо веско посмотрел при этом на Герана и Гошу — как на мужчин, то есть людей, лучше понимающих, что такое государственная важность. — Юрий Иванович готов, как я уже неоднократно говорил, простить ребенку его поступок. В конце концов, он именно ребенок, — отнесся при этом Шацкий к Карчину, как бы напоминая ему об этом. — Он даже не понимает тяжести содеянного.
   — Если он содеял! — вставил Гоша.
   — Юрий Иванович, — продолжал Володя, — отдает себе отчет в том, что мальчик напуган и поэтому не хочет признаться. Мое предложение: не мы, а вы скажете ему, что ему ничего не будет. Вы скажете, что ему, если он признается, дадут денег. Я готов прямо сейчас из своих средств, на ваших глазах выдать ему, к примеру, триста Долларов. Авансом!
   Карчин хмуро кивнул, одобряя действия Шацкого, и сказал:
   — Я и сам могу.
   — Вот! — воскликнул Шацкий. — Ему сейчас же — триста, а вам на семью тысячу. Хотите — выдавайте ему понемногу, хотите — на общие нужды. А? Как вам это?
   И, убежденный, что семья уже согласна, Шацкий весело позвал Кирилла.
   — Килька, ты слышишь? Мы уже договорились! Иди сюда, не бойся!
   — Киль, сынок, в самом деле, иди сюда! — позвала и Ольга. — Объясни им, что ты ни при чем!
   Тишина.
   Карчин, догадавшись, широкими шагами прошел в кухню. Окно было раскрыто, Килька исчез. Долго ли: первый этаж, решеток нет (зачем? — красть особо нечего).
   — Ну? И вы еще будете говорить, бл.., с... е-ные! — заругался Карчин яростно, как он иногда умеет, не стесняясь этого от природы и окончательно привыкнув в студенчестве на практике, где, как говорил обучавший его мастер, без мата кирпич не ляжет и раствор не свяжет. — В общем, так! Если до вечера не найдете своего сучонка и не заставите его все вернуть, пеняйте на себя! Сгною, уроды! Кровью будете харкать у меня!
   Карчин вышел, с треском хлопнув дверью.
   — Да, — сказал Шацкий. — Плохо дело. Не сердитесь на него. У человека, может, вся судьба на карту поставлена. Вот мои координаты, жду звонка! — достал он свою визитку. — Или можете связаться напрямую с Юрием Ивановичем, — он присовокупил визитку Карчина, данные с которой уже занес в свою электронную записную книжку, лишних же бумажек в карманах Шацкий носить не любил.
   После этого он торопливо вышел, намереваясь поговорить с Карчиным о другом нерешенном деле: о старике.
   Но Карчина уже и след простыл. Придется действовать самостоятельно. Если и там возникнут какие-то препятствия, это будет уже смешно. Шацкий уже и не рад, что согласился помочь Ясинскому, но как иначе: тот его покровитель и учитель. Да и помимо этого есть у Шацкого простая заповедь: ни одно, даже самое мелкое дело, нельзя проигрывать без боя.
   И он отправился к М. М.

6

   Ольга тревожилась, Геран утешал ее, что Кирилл просто напугался, к вечеру обязательно придет. А Гоша еще раз подробно расспросил Герана о том, как все случилось, и тот, считающий, что интерес Гоши вызван беспокойством за брата, рассказал.
   И Гоша, рассмотрев зачем-то визитку, скрылся в своей комнате.
   Там он включил компьютер, фактически своими руками собранный и при этом очень неплохой, сейчас этого добиться нетрудно: в Москве много обеспеченных пользователей, которые постоянно меняют свое «железо» частями или полностью на более мощное, а старое иногда не знают куда деть, надо только внимательно читать объявления в сети и газетах о продажах б/у оборудования. Гоша добился главного, чего хотел: быстрой работы Интернета, тем более что в их районе год назад появилась провайдерская фирма с услугами подключения к выделенной сети. Само подключение стоило недешево, Гоше пришлось пару месяцев поработать курьером, чтобы набрать эту сумму. Но дальше проще, особенно если пользоваться с умом, отключать картинки и баннеры. Можно добиться и вообше бесплатной работы: использовать хакерские рекомендации (эта наука не такая простая) и входить в сеть через телефон, взламывая чужие пароли. Но Гоше, говоря честно, лень этим заниматься.
   Он ночами напролет не вылезает из сети, у него там много друзей и знакомых, из которых он никого не видел живьем, да и не горит увидеть. Он не исключает возможности когда-нибудь таким образом обзавестись подругой, но пока не получается: или дуры, или уродины, или присылают явно не свои фотографии.
   Недавно Гоша наткнулся на сайт, который его заинтересовал особо. Сейчас он открыл именно его. На главной странице было следующее:
 
ПИР
Партия Интеллектуального Расизма
 
   1 В отличие от всех существующих партий, мы не обещаем благоденствия всем. Наша цель — благоденствие только членов партии. (На самом деле, если не врать, это и есть цель любой партии). Девиз партии: «Пусть выживут лучшие!»
   2 Мир — корабль, который ведет неизвестно кто неизвестно куда. Ты сидишь в трюме. Тебя везут, как скот, на убой. Или к другому пастбищу. Чтобы откормить и потом все равно зарезать. Если ты с этим согласен, плыви дальше. Если нет — ты с нами.
   3 Мы, интеллектуальные расисты, интрасисты, знаем, что большинству нравится быть скотом. Это их выбор, вернее — отсутствие выбора. Сюда относятся и те интеллектуалы, которых наняли, чтобы они придумывали, как кораблю плыть быстрее. Они еще большие скоты, потому что скоты сознательные.
   4 Мы дадим тебе возможность вылезти из трюма и почувствовать себя у руля. Ты имеешь шанс стать членом партии, если тебе не больше 25 лет, если ты имеешь голову на плечах и считаешь себя лучше остальных, но при этом не желаешь участвовать во всеобщем идиотизме. Ты наш, если у тебя повышенное чувство собственного достоинства и ты умеешь его защищать.
   5 Как стать членом партии? Во-первых, ты должен участвовать в наших акциях. Это сделает тебя кандидатом. Во-вторых, ты можешь написать нам письмо. Поменьше теории, лучше просто опиши случай, происшедший с тобой, который доказывает, что ты всегда был интрасистом, но не знал этого. Не надо врать, у нас есть возможность проверить. Личность каждого оценивается субъективно, мы этого не скрываем. Критерии не объявляются, чтобы ты под них не подстроился. Говори сердцем.
   6 Деятельность партии заключается в акциях. Это не акции флэш-моба[4], хоть мы и взяли за основу его приемы. Флэш-мобы бесцельны, у нас всегда есть цель. Наши информаторы сообщают нам об ОБЪЕКТАХ, то есть тех людях, которые нагло считают себя властителями в этой жизни. Наличие в информации мотивов личной мести не приветствуется, но и не осуждается. Главное условие: Объект должен быть доказанной сволочью.
   7 Мы организуем также акции против власти вообще, чтобы она почувствовала наличие в обществе грозной силы, которая со временем способна мобилизовать за считаные минуты десятки и даже сотни тысяч людей на выполнение любых задач во имя интрасизма. У нас уже есть десятки ИНФОРМАТОРОВ, НАБЛЮДАТЕЛЕЙ, ОСВЕДОМИТЕЛЕЙ, ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЕЙ, не считая сотен членов. Пройдешь ли ты через эти ступени или удостоишься сразу приема в ПИР, зависит от тебя. Если хочешь быть пока только информатором, осведомителем или преследователем — см. соответствующие адреса, пиши на них.
   8 Национального, фашистского и прочего расизма по внешним признакам мы не признаем. Хотя нельзя не заметить, что среди приезжих интрасистов фактически нет: они приезжают только за тем, чтобы заработать на свой клочок сена и кусок подстилки, они — добровольные скоты.
   9 Партией руководят драйверы. Драйверами руководит супер-драйвер. На письма отвечают медиа-драйверы. Если тебе не ответили после твоего третьего письма, больше не пиши: ты нам не нужен. Не будь слишком настойчив: попадешь в черный список. Не пытайся навредить: у нас мощные фильтры, а ответные санкции могут уничтожить весь твой софт.
   10 Предлагая информацию или составляя ЗАЯВКУ НА АКЦИЮ, можешь сам придумать, как ее провести. Не обижайся, если тебе пока откажут: наши возможности не безграничны. Пока.
   11 Объявление об акции, условия ее проведения и задания рассылаются по адресам членов партии и кандидатов в члены. Все, что ты увидишь на форумах и других открытых местах, — подделки. Мы — организация закрытого типа. Будучи участником акции, ты можешь получить указание на месте от КООРДИНАТОРА. Не пытайся узнать, кто он. Вообще помни: каждый, кого ты видишь во время акции, может быть и драйвером, и самим Супер-драйвером. Но зато и глядя на тебя могут подумать, что Супердрайвер — ты. Поэтому в определенном смысле мы все Супер-драйверы.
   12 Наглядно о работе ПИР ты можешь узнать из регулярных отчетов на этом сайте.
   13 Будь с нами — и ты увидишь новую жизнь! Не пытайся фантазировать, какие возможности дает членство в ПИР: твоей фантазии все равно не хватит. Они практически безграничны!
 
   Гоша сначала думал, что это просто кто-то прикалывается, развлекается. Придурков и сумасшедших в сети много. Но по мере наполнения этого довольно нового сайта он убеждался: все серьезно. Появлялось все больше отчетов об акциях: описания, фотографии и даже видеоматериалы. Правда, Гоша не мог уловить логики, почему объектами выбираются именно эти, а не другие люди. Допустим, с членом правительства X. все понятно: известный гад. Однажды, когда он мчался на своей машине с мигалкой по Кутузовскому проспекту, раздался громкий, усиленный мощным динамиком женский крик: «Задавили!» Казалось, это прозвучало на всю Москву, настолько истошным был вопль. Шофер невольно притормозил. А люди по сторонам вдруг начали падать на тротуар. Просто падали и лежали. Их было много — по всему пути следования X. Как только машина приближалась, люди падали, будто подкошенные. Не все, но порядочное количество.