Слепынин Семен. Сфера разума

   И очутился Василь в глубинах палеозойского океана. Был он сначала не то амебой, не то первичной клеткой, потом стал многоклеточной червеобразной протоплазмой. Он копошился в тепловатом иле, ползал - осваивал простейшее механическое движение. И все это в непроницаемой вековой тьме. Вдруг забрезжил свет - эволюция сотворила глаза, сложнейший оптический аппарат.
   А на каменистой суше еще ни одного живого существа, ни одного крика. Прошли еще миллионы лет, и Василь из сумеречных вод выкарабкался на песчаную отмель, огляделся. Во влажном тумане, похожем на пар, качались гибкие травы, проросли древовидные папоротники. Василь смутно помнит, что он ползал черепахой с крепким, как броня, панцирем - еще одно изобретение природы; сотрясая землю, бегал бронтозавром и вдруг птеродактилем взлетел вверх эволюция "придумала" перепончатые крылья. Живое вещество, догадывался Василь, осваивало воздушное пространство.
   Сверху он видел, как ожившая, ощущающая, но еще не мыслящая материя, приспосабливаясь к среде, понемногу осваивала всё новые "технические идеи". Заискрились разряды у электрических скатов, летучие мыши ориентировались с помощью ультразвуковой локации, голотурии освоили реактивное движение. Наконец природа сотворила чудо, свое вершинное достижение - человеческий мозг. Материя стала думать... Василя вдруг осенило: живая природа, биосфера создала мозг не случайно и не для своего собственного истребления, а напротив...
   - Верно,- подхватил учитель (или это была сама Сфера Разума?) неокрепшую мысль мальчика.- Не для истребления, а для перехода живой природы в качественно иное состояние. Биополя, ультразвуковая локация и даже чудо-мозг возникли на молекулярно-химическом, или, как мы сейчас называем, на первом биоэнергетическом уровне. Могла ли природа сама, без помощи своего мыслящего органа - человека, перейти на второй и более высокий уровень квантовомеханический, с его неисчерпаемыми возможностями? Нет, не могла, ибо природа творит только то, что возможно и полезно в ближайшем поколении, из того материала, который находится под руками. Заглядывать в далекое будущее, "проектировать" себя ей не дано. Единственная задача живого вещества приспособиться и выжить в медленно изменяющихся условиях геологической эпохи. И природа успешно справилась с этим. Но вот в ее лоне возник человек и почти сразу же взял в руки каменные орудия, потом металлические, потом многие другие. На смену медлительной геологической эпохе пришла стремительная эпоха технологическая. И природа была застигнута врасплох.
   Голос затихал... Вернее, слова странным образом становились собственными мыслями Василя и разворачивались в картины. Мальчик видел, как миллионами лет каждая травинка и бабочка, каждое дерево "привыкали", приспосабливались к ритмично чередующимся сменам зимы и лета, ночи и дня, к вечно повторяющимся ливням и грозам. Но что могли поделать те же хрупкие бабочки и те же деревья перед внезапно возникшими топорами и бульдозерами? Живая природа словно взывала к человеку, к своему неуемному детищу. Василю казалось, что он даже слышал ее жалобный голос, теряющийся в грохоте машин, в скрежете металла. Не торопись, просила она человека, изменяй окружающую среду медленно, миллионами лет, и я приспособлюсь к твоим потребностям познавать мир и повелевать им. Я создам гибкие и послушные тебе биополя, и они заменят заводы и электростанции. В своей микропамяти я буду хранить все, что пожелаешь: одежду и пищу, все твои знания, всю материальную и духовную культуру.
   Но природа была нема. Да и человек остался бы глух, если бы и слышал ее призывы. Человек не в состоянии ждать миллионы лет. Он не мог ждать и года. Все, что он придумывал, необходимо было реализовать немедленно. Иначе топтание на месте, застой. Темпы технического прогресса и синтетической цивилизации возрастали. Стонущая природа с трудом сопротивлялась, залечивала свои раны. Но в конце двадцатого века существование биосферы и ее детища - человека было поставлено под угрозу.
   Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы не знаменитый Азорский эксперимент, о котором Василь уже кое-что слышал. А сейчас увидел.
   Под ним двадцать второй век и Азорские острова, окутанные силовыми сферами лабораторий - прозрачными, цветными, решетчатыми. В лабораториях - опытные образцы со всех континентов. Деревья и травы, связанные с ними насекомые за десять лет прошли здесь эволюцию, которая без вмешательства человека длилась бы миллионы лет, если бы вообще началась. Эволюция прокручивалась за сутки, минуты, секунды. И что особенно важно: это было естественное развитие, лишь ускоренное учеными. Сохранился даже естественный отбор: в борьбе за существование побеждал тот, кто быстрее приспособился к нуждам человечества, кто лучше впитал в себя достижения его рук и разума. В увеличенном размере Василь увидел пульсирующую живую клетку. Хрупкая и самая обыкновенная, она питалась уже не только соками земли, но и "соками" микромира, черпала из его бесконечных глубин неведомую энергию. Она, эта энергия, стала для органической ткани столь же необходимой и живительной, как солнечный свет и летние ливни. Живая клетка вмещала в себя и микромир, и мегамир.
   Опытные образцы шагнули из лабораторий на материки и в борьбе за существование постепенно вытесняли своих "первобытных" предшественников. Вместо прежних трав прорастали новые; годами набирали силу деревья - вроде те же, но в своих сокровенных глубинах совсем другие. Что же делали островки новой биосферы? Сначала, как заметил Василь, исчезли ненужные линии электропередач. Биосфера, догадывался Василь, наряду с фотосинтезом и выделением кислорода выделяла и новую энергию. Леса и поля как бы дышали этой биоэнергией, способной превращаться в любой другой вид энергии и в любое вещество. Исчезли электростанции, зарастали травой угольные шахты и пашни.
   Зрелище до того занимательное, что Василь поудобнее уселся на облаке (он с удивлением обнаружил, что ему дали такую возможность), вместе с ним плыл над Землей и удовлетворенно улыбался. Его радовало происходившее внизу. Если раньше кичливая техносфера с торжеством, с визгом и скрежетом наступала, раскидываясь коптящими заводами и "рощами" металлических конструкций, то сейчас она съеживалась, как проколотый воздушный шар. Шоссейные и железные дороги как-то незаметно исчезали, растворялись в пахучих травах, а заводы и электростанции - в прохладных лесах. Обратное наступление шло сравнительно медленно, около ста лет, но промелькнуло перед глазами мальчика за считанные минуты. И вот биосфера полностью... Василь захохотал: биосфера полностью проглотила техносферу!
   - Проглотила? - Смех учителя, уловившего мысли мальчика, раздался где-то рядом.- Сказано слишком сильно. Живая природа не проглотила, а вобрала в себя техносферу, переложила на свои плечи ее обязанности, ни в малейшей степени не утратив своей естественности, своей изначальной красоты.
   Учитель еще о чем-то рассказывал, но Василь его уже не слышал. Ему вспоминалась красота родных лугов...
   - А как возникло название Сфера Разума? - спросил кто-то из учеников.
   Замечтавшийся Василь вздрогнул и оглянулся. Он и не заметил, как его удивительное путешествие по странам и эпохам закончилось. Сидел он уже не на облаке, а на пригорке в окружении одноклассников.
   - Об этом подробно позже,- старый учитель встал и, разминаясь, начал ходить перед ребятами.- Коротко суть такова. Еще в давние времена ученые и философы верно говорили, что человек из окружающей среды беспрерывно строит свое продолжение, свое "неорганическое тело" - тело цивилизации. Позднее русский ученый Вернадский техносферу, всю материальную оболочку Земли, созданную трудом и разумом человека, предложил называть ноосферой - сферой разума. Мы и сейчас пользуемся этим термином, вкладывая в него новый смысл. Если раньше человек естественную сферу обитания преобразовывал в искусственную, в свое "неорганическое тело", то наша цивилизация стала органической, естественной. Она стала человечной и поэтичной. Если до этого людей окружали роботы - скучноватые и туповатые железные детища техносферы, то сейчас разумная природа подарила нам...
   - Аоллу! - вырвалось у Наташи Быстровой.
   Ребята рассмеялись. Учитель улыбнулся и сказал:
   - Не только ее, но и многих других. Уже с первых шагов жизни они приучают нас воспринимать природу по-братски. Искусства, науки, да и вся наша жизнь многим обязаны тем родственным узам, которые связывают нас с ветром и шелестом трав, с цветами и деревьями, со всеми явлениями вселенной.
   На учителя посыпались вопросы, которых тот, видимо, ожидал.
   - А когда стали приходить природные существа?
   - Говорят, что раньше их не было. Как же люди обходились без них?
   - Вот так и обходились,- историк развел руками и, вспомнив что-то, улыбнулся, отчего вокруг глаз веером побежали морщинки.- На первых порах наши волшебные леса и поля были пустынными, как в старые времена. Но вот сто двадцать лет назад, в дни детства Сферы Разума и моего собственного детства, произошел со мной один забавный случай. Желаете послушать?
   - Желаем!
   - Пятилетним малышом я вышел из города,- с видимым удовольствием начал учитель.- Поля и рощи манили меня. Сам не свой от радости, я мчался, оставляя позади кусты и деревья. И только солнце не отставало, оно мчалось и скакало надо мной, точно огненный конь. Но вот остановился я, огляделся и понял, что обратно дороги не найти. Конечно, Сфера Разума нашла бы способ оповестить родителей, но выручила меня на сей раз необычно. Изрядно перетрусил я тогда. Пригорюнившись, сел на бугорок. Вспомнились сказки, населенные волшебными и добрыми существами. Они, конечно, помогли бы. "Жаль, что феи и гномы живут только в сказках",- почти вслух подумал я.
   - Не только в сказках,- послышался вдруг в траве обиженный голосок.
   Я вгляделся. Под цветком ромашки, как под белым зонтиком, сидел малюсенький человечек в шляпе и кожаной куртке. Одна нога у него разута, рядом лежал сапожок.
   - Гномик? - удивился я.
   - Конечно,- человечек все еще хмурился.- Пора бы узнать.
   - Но...- хотел сказать, что это неправда. И вдруг поверил, что передо мной настоящий и живой гномик.- А что ты здесь делаешь? - спросил я.
   - Угадай?
   - Отдыхаешь.
   - Вот и промахнулся,- рассмеялся человечек.- Гномы никогда не отдыхают. Мы народ трудолюбивый. Сейчас я ремонтирую сапог.
   Он постучал по каблуку крохотным молоточком, потом осмотрел сапог и остался доволен.
   - Вот сейчас можно идти домой. Я живу недалеко.
   - А как же я? Помоги найти дорогу.
   Но гномик отказывался, ссылаясь на свою "чрезвычайную занятость". Эти слова рассмешили меня, и я весело упрашивал его. Гномик хмурился, недовольно пожимал плечами и наконец сжалился.
   - Топай за мной.
   Гномик забавно семенил ногами, часто останавливался у колокольчиков и постукивал молоточком по их голубым чашечкам. Цветы, к моему удивлению, звенели, как серебряные колокольчики. Он рассказывал о кузнечиках и разных жучках, с большой симпатией отозвался о муравьях - таких же трудягах, как гномы. Я не заметил, как подошли к городу. Гномик попрощался и скрылся в травах. С тех пор я часто уходил в знакомые поля. Гномика больше не встречал, но чувство, что здесь мой друг, меня не покидало. Похожие случаи с детьми вскоре были отмечены в других странах. Феи, дриады, эльфы приходили на короткое время. Сфера Разума была еще в нерешительности, словно спрашивала: понравится ли?
   - Понравилось? - спросил кто-то.
   - Еще как!
   - А правда ли, что природные существа покинут нас, когда станем взрослыми? - Неправда,- возразил учитель.- С некоторыми пред- ставителями Биосферы вы будете встречаться всю жизнь. Они - такая же экологическая среда, как роса на цветах или свежий ветер с полей. Я, например, люблю беседовать с моим давним другом, мудрым старцем. У вас наверняка уже есть свои любимчики. Назовите их.
   - Аолла,- быстро ответила Наташа.
   - Вряд ли,- засомневался учитель.- С океанидами вы провели всего два часа.
   - Иван Васильевич, вы не знаете ее,- вмешался сосед Наташи.- Она об Аолле стихи пишет.
   Наташа покраснела и сердито дернула за рукав мальчика, выдавшего ее тайну.
   - Что ж, это интересно! Но все же я имею в виду тех из стихийных и сказочных существ, с кем вы видитесь почти ежедневно, кто стал частью вашей родины, ваших лугов и лесов.
   - Фея Фиалка,- несмело пискнула Таня Мышкина, жившая по соседству с Василем.
   Две девочки из города в один голос воскликнули:
   - Купавка! Купавка!
   Каких только имен не пришлось услышать во все усиливающемся шуме и веселом гвалте. Сначала Василь помалкивал. Но когда сидевший позади мальчик начал громко расхваливать какого-то своего Попрыгунчика, не выдержал. Он вскочил и, размахивая руками, старался всех перекричать:
   - Кувшин! Всех лучше Кувшин! Да здравствует Кувшин!
   * * *
   Смех, веселые восклицания стали гаснуть, затихать, уходить вдаль... В уши вкрадывались иные, чуждые и пугающие звуки и шорохи. Я проснулся и словно шагнул... Нет, меня словно вышвырнули из школьной жизни Василя в жуткую реальность Пьера Гранье. Я подбежал к окну. В безлунной тьме метались под ветром кусты сирени. Их шум, а также похрапывание спящих конвоиров и разбудили меня, вернули к действительности. А может, все наоборот? Сейчас мне снится кошмарный сон, а только что начавшаяся жизнь Василя и есть единственная и подлинная реальность? И кто я в конце концов? Кто скажет? Кто разрешит сомнения? Мой собеседник как будто и сам ничего не знает.
   Я сел на кровать и постарался успокоиться, привести свои растрепанные мысли и чувства в порядок, чтобы услышать его голос. Но собеседник молчал. Тогда я заговорил первым, заговорил с несколько наигранным вызовом.
   - Эй, ты! Слышишь? Вы меня забросили в мусорную яму, в зловонную помойку. Дескать, разведай, понюхай, а потом вернись и доложи, чем пахнет. Хорошенькое дело!
   В ответ - ни слова. Но я чувствовал, что мой таинственный оппонент внимательно слушает.
   - Сфера Разума,- продолжал я, стараясь не упустить все ту же догадку.- Как всякий гомеостат, она стремится к равновесию. Сфера извлекает из своих информационных недр, из Памяти и овеществляет в ваших лугах и лесах поэтичные и добрые создания. Но для равновесия ей необходимо освободиться и материализовать столько же злых духов и кошмаров. Где? Разумеется, в прошлом. Я все понял! Вампиры, ведьмы, драконы, штурмбанфюреры и прочая нечисть - это же промышленные отходы. Вон оно что! Ваша чистенькая цивилизация на деле грязнее нашей. Мы гадили у себя под ногами, засоряли среду обитания в своем веке. А вы? Засоряете и отравляете нашу и свою предысторию. Это же страшно!
   - Не волнуйся,- услышал я наконец-то голос моего собеседника.- Сфера Разума не так глупа и многое предусмотрела. Вот мы и хотим разведать с твоей помощью. Выяснил, где находится страна изгнанников?
   - На большом острове. Это видел джинн с высоты своего многокилометрового роста. Бедный дядя Абу! Какая несправедливая жертва вашей цивилизации. Попал в ее перемалывающие шестерни.
   - Не причитай! С дядей Абу все уладится. На острове, говоришь? Это уже легче. Вероятно, острову суждено исчезнуть.
   - Атлантида?
   - Вздор! Легенда об Атлантиде не подтвердилась. Скорее всего, это остров в сейсмически неустойчивом Тихом океане. В результате естественного геокатаклизма он исчезнет, не оставив ни малейшего следа в истории Земли.
   - Допустим. А если волшебный лес, этот передатчик грязных излучений, прорастет на континенте и устроит там свалку отбросов. Что тогда? Нечистая сила расползется по всей планете и погубит зарождающуюся историю человечества.
   - Свалка! Гомеостат! Ты мыслишь категориями своего "железного" века, представляешь Сферу Разума в виде механического гомеостата, в виде сверхкибера. Если наша биосфера и гомеостат, то принципиально иной. Это живой организм, переживающий печаль и радость, это наш чуткий и мудрый друг.
   - Тогда... сон?
   - Наконец-то! - иронически воскликнул мой собеседник.- Соображаешь ты туго и с трудом приходишь к верным догадкам. Как и всякий живой организм, наша одухотворенная биосфера нуждается в отдыхе и сне. Не случайно в блуждающей зоне именно ночью происходят всплески, выбросы нравственно чуждой, "грязной" информации в виде образов прошлого. Организм во сне стабилизируется, происходит самоочищение...
   - Самоочищение! Это же и есть сброс индустриальных отходов. Скажешь, качественно иной? Подумаешь, разница!
   - Опять за свое! Ничего не могу поделать с прямолинейностью твоего мышления. Но отчасти с тобой согласен. Это действительно экологический кризис. Но для нас это не только экологическая, но и ноологическая проблема. Ноосфера, или Сфера Разума, в своих кошмарных сновидениях как бы переживает историю человечества и свою собственную, ибо она и есть живая память человечества. Вот нам и надо разобраться в сновидениях, в этих, как ты выражаешься, индустриальных стоках, а потом...
   - Дематериализация?
   - Верно. Стоит дематериализовать сны, и экологическая сторона проблемы будет решена. Выбросы будут без овеществления, в виде экологически чистых, так сказать, "бездымных" излучений. А сейчас хорошенько выспись. Завтра ночью проживешь мою юность...
   - А может, все-таки мою? - допытывался я.- И я окончательно вернусь в свою личность?
   В ответ что-то невнятное. С трудом удалось разобрать, что наши души, наши "психические матрицы" роднит одна общая черта - легкомыслие и влюбчивость, что и скажется в пору между юностью и зрелостью.
   - Чудесная пора,- я еле расслышал его мечтательный голос.- Пора смелых надежд и первой любви... Как это у Достоевского? Ночь, туман, струна звенит в тумане... Помнишь? Струна... Туман на озере... Там встретимся... Встретишься с красавицей балериной на Лебедином озере...
   - Лебединое озеро! - невольно воскликнул я.- Расскажи!
   Но уже не шепот в ответ, а еле различимый шелест. Кажется, он выразил пожелание, чтобы завтрашний день прошел для меня без жутких приключений, травмирующих нервную систему. Это важно для следующего сеанса. И, как я догадывался, самого главного сеанса.
   Ложась спать и думая о предстоящем дне, я и сам молил бога: пронеси! И бог внял моим просьбам. День прошел без кошмаров, отчасти даже весело, чему способствовал один забавный случай.
   Случай с д'Артаньяном
   Утром, как только утих устрашающий грохот колоколов, я с конвоирами отправился в город. Из-за гор выплывало солнце. Его диск временами скрывался за клубами дыма, извергаемого заводскими трубами. Под ногами чувствовалась легкая вибрация: в подземных лабораториях ковалось секретное оружие.
   По широким улицам катались в автомобилях свободные от занятий изгнанники. По тротуарам сновали прохожие - странные типы в роскошных, шитых золотом камзолах, в древнеримских тогах, в генеральских мундирах. Нечистая сила пыжилась, чванилась, стараясь ни в чем не уступать людям.
   Рядом шли три миловидные девушки в бальных платьях и с ласкающим любопытством поглядывали на меня. По тонкому аромату французских духов я догадался, что это вонючие гарпии.
   "Промышленные нечистоты",- с усмешкой подумал я и отвернулся. Мое внимание привлек стоявший в задумчивости молодой человек - долговязый и худой, как Дон Кихот. Я подошел ближе. Продолговатое смуглое лицо, крючковатый гасконский нос, выдающиеся скулы...
   Это же бедняга д'Артаньян! Я много слышал о нем, но видел впервые. Как он попал в мир злых изгнанников? Я не раз размышлял над этим и пришел к выводу, что здесь он по ошибке. Бывает же так, что люди, ремонтируя и прибирая квартиру, вместе с ненужными вещами и мусором случайно выбрасывают и вещи добротные, ценные. Пожалуй, и Алкаш в мусорной яме, в этих "индустриальных отходах" Сферы Разума оказался не совсем заслуженно.
   В отличие от унтера Пришибеева и других литературных персонажей, от д'Артаньяна не ожидалось абсолютно никакой пользы. И все же Весельчак не сжег его. Оставил для потехи. Весельчак не ошибся: своим поведением мушкетер развлекал изгнанников и считался безобидным городским дурачком. Не прижился д'Артаньян в этом мире, не вписался в него, а потому и впрямь выглядел слегка свихнувшимся.
   Сейчас он стоял, погруженный в невеселую думу. Потом осмотрелся и, вызывая улыбку у прохожих, забормотал: "Атос, Портос, Арамис. Где вы?"
   Но чаще всего, как я слышал, д'Артаньяну мерещились личные враги: граф Рошфор и миледи. Не раз случалось, что он с подозрением смотрел на какую-нибудь миловидную женщину с длинными белокурыми локонами. Потом подходил и, гневно сжимая эфес шпаги, вопрошал:
   - Леди Винтер? Миледи?
   Вглядевшись и поняв свою ошибку, мушкетер отступал, снимал шляпу с длинным пером, раскланивался и учтиво извинялся.
   - Забавно! - смеялись прохожие.
   В это утро, однако, с д'Артаньяном случилась большая неприятность. И все из-за Угрюмого - ближайшего помощника Весельчака и тоже дракона.
   Надменный и неприветливый, с крупным носом и тщательно закрученными усиками, дракон этот в человеческом виде и без того смахивал на извечного врага д'Артаньяна. А сегодня Угрюмый еще и оделся так, как одевались в пору кардинала Ришелье: напялил камзол, фиолетовые штаны со шнурами и нацепил шпагу.
   Д'Артаньян заметил его в толпе и вздрогнул. Какое-то время мушкетер кружил вокруг Угрюмого, как коршун над цыпленком, приглядывался и наконец решил: это он, граф Рошфор! Мушкетер встал перед Угрюмым, выхватил шпагу и крикнул:
   - Защищайтесь, сударь!
   Угрюмый надменно вскинул голову, побагровел и, решив проучить наглеца, обнажил шпагу. Мушкетер с привычной легкостью отбил неуклюжие выпады и вонзил шпагу в сердце противника. Не успев вернуться в свой изначальный вид, дракон тут же на месте издох.
   Д'Артаньяна поволокли к Весельчаку на расправу, а я поспешил к дяде Абу. Черти-конвоиры, как на крыльях, вынесли меня за город и опустили перед воротами виллы. Потом робкими жестами показали, что предстать перед Непобедимым не решаются, и я вошел один.
   Дядя Абу жил, как калиф из сказок Шехерезады. В аллеях с веерными пальмами шелестели фонтаны, на берегу пруда среди цветущих магнолий белоснежным облаком возвышался дворец с золотыми куполами. Однако восточная роскошь не спасала дядю Абу от тяжких дум. Он сидел на веранде в кресле-качалке с книгой на коленях. Но не читал, а невидяще глядел вдаль. И в глазах его была такая обреченность и тоска, что сердце мое снова стиснула боль.
   - Что случилось, малыш? - Дядя Абу с тревогой посмотрел на меня.
   - Д'Артаньян попался! Выручать надо! - выпалил я и коротко рассказал о дуэли.
   Дядя Абу подумал немного, потом вскочил с мальчишески озорной улыбкой: он замыслил какую-то шалость.
   - Идем к Весельчаку! - воскликнул дядя Абу.- Брякнемся перед ним на колени.
   В департаменте литературных персонажей уже знали о неслыханном поступке д'Артаньяна, и творилось там что-то невообразимое: крики, грохот, треск ломаемой мебели. Из распахнутых дверей в панике выбегали посетители.
   Мы с дядей Абу вошли с некоторой опаской. В опустевшей приемной осталась лишь секретарша. Сжавшись в кресле, она с испугом взирала на разбушевавшегося шефа. Из кабинета в приемную и обратно бегал Весельчак - коренастый мужчина в черном фраке и лакированных туфлях. На миг он остановился, задыхаясь от ярости. Сорвав теснивший галстук и отбросив его в сторону, Весельчак снова принялся швырять стулья, разнося их в щепки.
   - Бездельник! Лоботряс! - все более распаляясь, кричал он.- Его сжечь мало!
   Весельчак так разъярился, что не смог удержаться в человеческом виде. Он развернулся в свой изначальный гигантский рост и треснулся драконьей башкой о потолок. Взвыв от боли, снова съежился в человека. И только тут он заметил Непобедимого. Весельчак так опешил, что забыл завершить превращение: из рукавов фрака высовывались когтистые драконьи лапы.
   - Прошу,- Весельчак подобострастно согнулся и жестом пригласил в кабинет.
   Опустившись в кресло, он положил чешуйчатые лапы на стол и нервно забарабанил острыми кривыми когтями. Обнаружив свою оплошность, Весельчак поспешно заменил драконьи лапы на человеческие руки и жалко, заискивающе улыбнулся.
   - Извините-с. Чем могу служить?
   Дядя Абу с хорошо разыгранным смирением уговаривал отпустить д'Артаньяна. Весельчак разинул рот: сам Непобедимый в качестве робкого просителя! Быть этого не может! Непобедимому достаточно просто чихнуть, и от него, могучего дракона, мокрого места не останется. Первым желанием дракона было немедленно согласиться. Но уж очень хотелось ему похорохориться, показать, что и он, Весельчак, не последний винтик в общественном механизме.
   - Нет, не могу отпустить. Из-за него потерял ценного работника,- все более смелея, Весельчак повышал голос: - Да его сжечь мало! Через мясорубку его! Через "цедепе"!
   - Вы не совсем поняли меня,- вежливо сказал дядя Абу.- Он будет служить у меня дворником. Представляете, какой позор! Гордый дворянин и вдруг с метлой.