— Уши Бат Сантес…
Заместитель тут же подоспел с просьбой:
— Доктор, спросите вы — у меня не получается.Узнайте: он понял, какая опасность ему угрожает…
Врач приемного покоя перевел вопрос и затем ответ нигерийца:
— Он говорит, что в нем нет никаких наркотиков…
— Обрисуйте последствия, которые его ждут…
Врач снова перевел. Уши Бат Сантес помотал головой. Со стены на него смотрела красочная схема внутренних органов человека — здоровый жлоб со снятым скальпом и без кожи…
— Он полностью отрицает наркотики внутри…
— Мы можем сделать ему рентген?
Теперь уже врач приемного покоя отрицательно покрутил головой:
— Рентген может ничего не показать. Нужен ультразвук или компьютерное исследование… У нас в эту минуту нет ни того, ни другого….
— А что делать?!
— Везите его в Боткинскую …
Цуканов не собирался брать на себя такую ответственность.
— А если по дороге что-то произойдет? Вы дадите справку?! Это гражданин другой страны. Они предъявят иск к вашей больнице. И к вам лично! На сотню тысяч…
— Я-то причем?!
— При том! Вы должны сделать все возможное…
Врача удалось основательно напугать. На ноги был поставили не только приемный покой.
Рентген сделали без особой проволочки.
На ренгеновском снимке были хорошо видны какие-то инородные тела по всему ходу пищевода и в желудке.
Врач-рентгенолог — армянин или грузин — тоже на английском поинтересовался:
— Что у вас там внутри?
— Я наелся хог-догов… — Уши Бат Сантес отверг любую помощь.
Цуканов рискнул предложить:
— Доктор, а что, если слабительное…
Дежурный врач категорически отказался:
— Ни слабительного, ни клизьмы! Иначе можно повредить упаковку наркотика. Вы этого хотите?!
— Может показать токситологу?
— Его нет сейчас…
Цуканов не знал, что делать.
— Это городской телефон ? — Он показал на аппарат.
— Городской в соседнем кабинете.
Цуканов позвонил Игумнову на сотовый — тот не ответил. Дозвонился до дежурного:
— Игумнов далеко?
Дежурный что-то почувствовал, не стал томить.
— За городом. Скоро будет. Тебе очень нужен?
— Да.
— Пиши: Варсонофьевский переулок, дом….
***
Коржаков дремал.
Около пяти утра на Варсонофьевском, наконец, установилась относительная тишина. В течение нескольких часов после их приезда сюда из Домодедова вокруг все время что-то происходило.
На диване во второй комнате с заклеенным скотчем ртом, с металлическими браслетами на руках и ногах, как совсем недавно и он сам, Коржаков, томился Мосул Авье , которого они отбили на переходном мосту.
В квартире их было трое. Еще один сотрудник «Освальда» бывший офицер — десантник набирался сил перед сменой — лежал на тахте одетый. Коржаков на всякий случай поднял его, когда у двери на площадке послышался голоса, а потом топот нескольких пар ног вниз по лестнице.
Ночь выдалась беспокойной. В дверь несколько раз звонили. Все чужие. Раздавался собачий лай.
Искали его и нигерийца.
Несколько раз Коржаков безмолвно приникал к дверному глазку.
Вторая группа — поддержки, для которой временно сняли квартиру напротив, тоже бодрствовала, сотрудник «Освальда» — бывший десантник — выходил на лестничную площадку, разводил стрелки…
Двоих из приезжавших Коржаков узнал сразу, хотя оба были в камуфляжах, а он видел их в ментовской форме — старлей и сержант, которые кормились у нигерийцев…
Еще неделю назад он в первый раз познакомился с ними совсем близко — ночью в Домодедове, когда он убедился, что они сидят у него на хвосте. Ощущение ведущейся слежки он почувствовал ещё выезжая из санатория. Но удостовериться не мог, его вели профессоналы — несколькими машинами.
В Домодедове к топтунам подключили двух купленных ментов.
Эти повели его плотно, едва он вышел из «фиата». Несколько минут он еще походил по привокзальной площади — проверялся. Подозрения подтвердились. Ускользнуть от наружного наблюдения было невозможно. Едва патрулям начинало казаться, что они теряют объект из вида, топтуны тут же рассходились по сторонам — перекрывали обзор.
Профессионалы-филеры исчезли, когда их работа была выполнена. Как потом оказалось, Коржакова заказали троим азерам — небритым молчаливым дзюдоистам, мастерам спорта, прилетевшим в Москву на заработки.
Судьба поначалу мирволила к Коржакову. Он выскользнул из капкана, заскочил в ближайшую палатку. Тут его тоже ждала удача. Спортсмен-охранник и две девчонки из Подмосковья показались ему заслуживающими доверия. Впрочем, выбора у него не было. Совсем чужим людям он доверил имевшиеся при нем документы. В том числе заграничный паспорт. На этом ресурс везения его закончился.
Скрутили его сходу, недалеко от «Азаса». Сразу сунули в машину.
Спеленутого, с шапкой на глазах Коржакова увезли в подмосковную Тьму-Таракань. Попытались запугать. Назначили крупный выкуп за освобождение.
Раздетый до трусов, с закленным ртом, скованный по рукам и ногам, целую неделю, пока ему не удалось бежать, он маялся в сельском доме, вспоминая прошлую свою жизнь .
Как назло, вспоминалось все нелегкое, стыдное…
Казус в ночь под Новый год в Доме офицеров в Моздоке в первую чеченскую, с которого все началось…
С вечера все шло хорошо. На стол поставили две бутылки — «боржоми» и «Шампанское» и все подливали водку в бутылку из под «боржоми», а «Шампанское» всю ночь так и стояло нетронутое. Этой бутылкой он и разбил голову наглецу — из тех, кто этого заслуживает…
Коржаков попал под горячую руку. О пьянках, о беспределе в войсках ходили ужасающие слухи. Общественность требовала крови. Военной прокуратуре пришлось вмешаться. Командование не в силах было помочь…
Одни сутки напрочь изменили всю его жизнь. Его взяли под стражу. На г у б е пьяный г у б а р ь выводил содержавшихся на гауптвахте офицеров во двор, глумился, как мог.
— Гоните уродов из камер! — кричал он своим костоломам. — Дрочите, чтоб помнили!
Коржаков был рад, когда его этапировали в Москву в Следственный Изолятор 2, где он провел почти год, чтобы потом его освободили за отсутствием состава преступления прямо на заседании военного трибунала.
Своим освобождением он был обязан не только Трибуналу.
Помогло Руководство. После освобождения ему выделили квартиру на Варсонофьевском, оставшуюся после смерти одинокого старика — полковника в отставке…
Тут, в Тьму-Таракани, куда его увезли, в обшарпанном совхозном доме воспоминания об этом были особенно остры. Сменялись конвоиры, Коржаков не доставлял им беспокйства. В конце — концов на него вовсе перестали обращать внимание…
Новая служба в Москве нашлась для него очень быстро. Вскоре после получения жилплощади ему позвонили:
— Полковник Холин, если вы меня ещё не забыли…
— Что вы!
Холин был советником генерала Ткачука. Какое-то время все трое контактировали в Таджикистане оперативные мероприятия двух своих могущественных ведомств..
— С приездом…
— Спасибо, товарищ полковник.
— Мне поручено сообщить приятную новость. Генерал Ткачук приглашает вас к себе. У него интересное предложенение. Перезвоните минут через десять. Я уточню. Запишите телефон…
Через десять минут Коржаков набрал номер. Холин уже ждал его.
— Все в порядке, товарищ подполковник. Генерал просит вас подъехать к нему в санаторий. Это недалеко. Вот адрес. Его чуточку прихватил радикулит…
Все была сплошная игра. Коржаков не был больше подполковником, а Холин и Ткачук были отправлены в отставку по компрометирующим основаниям. Уголовное дело, которое было возбуждено против них, едва не дошло до суда — помогли старые связи.
— Вот адрес. Машина у вас на ходу?
— Пока не обзавелся.
— Тогда электричкой с Белорусского. На станции вас встретят. Я распоряжусь…
Коржакова действительно встретили, сопроводили к Ткачуку.
Главной новостью для него оказалось то, что генерал снова попал Наверх. Ткачук в санатории занимал значительную часть большого корпуса, здесь у него располагалась собственная зона.
Подполковника уже ждали. Коржакова и ещё нескольких гостей вместе с Ткачуком и Холином, первым делом, проводили на контрастные ванны — снять усталость. Потом всей капеллой отправились в парную. Оттуда плавно перешли за стол. Легкий парок поднимался над головами.
В течение застолья Коржаков несколько раз ловил на себе испытующий взгляд хозяина. Держался спокойно. Никто, впрочем, не собирался проверять его на спецпригодность. И, вообще, не говорил о делах. Все происходило непринужденно. Засиделись далеко за полночь.
Пили профессионально.
Под утро, когда ни у кого уже не было сил, генерал произнес последний тост:
— Хай жэвэ… — Господа офицеры, как могли, подтянулись. Думали, Ткачук вспомнит президента или министра обороны. Но нет. генерал подождал. — Хай жэвэ… хто с кем можэ…
Уже уходя к себе, перед разъездом, генерал поманил Коржакова:
— Создается охранная фирма — «Освальд». Считай, что ты приглашен.
Оклад… — Он назвл четырехзначную сумму . — З е л е н ь ю. Завтра тебя познакомят с твоими обязанностями. Кроме того я дал команду — ты включен в число учредителей… Подумай.
— Я согласен.
Коржаков ни разу потом не раскаялся в своем выборе.
«Освальд» предоставлял к р ы ш у бывшим офицерам, начавшим собственное дело и впервые почувствовавшим искус шальных денег.
Но было и много других направлений.
В его задачу входило ограждение нигерийских наркодельцов на случай рэкета и ведение деловой разведки в отношении конкурентов.
«Освальд» охранял Мосула Авье и его команду, а также время от времени сдавал прилетающих в Москву нигерийких наркокурьеров.
Настал день, когда закулисная деятельность фирмы и, в частности, его Коржакова, стала явной.
За неделю до предполагавшейся сделки в Домодедово за ним установили слежку. А потом и похитили, когда он вышел из палатки «Азас»…
В бесплодных размышлениях, замешанных на воспоминаниях прошла неделя…
Бежать из Тьму-Таракани ему удалось ночью, перед самым рассветом, когда его сонный страж снял с него наручники и кивнул на помойное ведро-парашу в углу…
Конвоиром, кстати, оказался все тот же старлей — мент, подрабатывавший после дежурства у видновской братвы, дававшей крышу нигерийцам. Старлей не догадывался, с каким профессионалом он имеет дело: в свое время Коржаков прослушал полный курс «Организации побега заложника» с практическими занятиями на местности…
Старлей оценил это в полной мере потом, когда Коржаков надел ему помойное ведро на голову — потому тот должен быть на него особенно зол. Можно было себе представить, как он поступит, окажись Коржаков снова в его руках…
Из Тьму-Таракани Коржаков бежал на собственном «фиате», который бандиты отогнали с Домодедова на территорию бывшего совхоза…
Дороги были пустынны. Еще через час Коржаков был уже в санатории у генерала Ткачука, а ещё через час уже в другой части города — готовил ночной наезд. Мосул Авье и его комнда должны были дорого заплатить за нанесенный моральный и физический ущерб «Освальду».
Ночная операция в Домодедове была задумана и проведена профессионально: бандиты, наркобароны и люди генерала Ткачука вполне могли все развести между собой, не привлекая милицию…
Если бы…
Видновский авторитет Соха — в прошлом вторая перчатка Европы приехал обкуреный, предпочел разбираться с позиции силы. Бывший контрактник ВДВ — ныне охранник «Освальда» Руслан видел авторитета Соху впервые, забыл, что он не на Кавказе, выхватил «макаров»…
Люди Ткачука потащили Мосула в «джип». Надо было срочно линять. К станции уже устремились ментовские машины…
Охранник Руслан прокололся снова — его схватили менты. И, видимо, с пистолетом. Теперь приходилось ломать голову — как вытаскивать и его, и оружие. «Макаров», зарегистрированный как принадлежащий «Освальду» теперь наверняка должен был фигурировать как вещественное доказательство…
Полученные от операции плюсы не шли ни в какое сравнение с минусами.
Генерал приказал перевезти Мосула Авье на Варсонофьевский. Тут помогали и родные стены…
С африканцем, прежде, чем заклеить ему рот скотчем, они выпили по чашке кофе, переговорили. Нигериец был уверен, что на платформе его пасли:
— Кто же это?
— Мент, который давал показания на суде… — Африканец пристально вглядывался в своего визави — искал подтверждения. Видя, что Коржаков не врубился, он пояснил. — Мент этот был в «Шереметьеве» когда арестовали Ису Раки Зария и Моди Ибрагима Бари…
«Качан!» — Мосул Авье говорил о старшем опере с вокзала.
— И что ?
— Он притворился пьяным …
— Не понял!
— Вроде заснул на платформе. Его, пьяного, вроде обыскали. Вытащили все из карманов… — Мосул Авье неплохо объяснялся по русски. — Комбинация твоя и генерала…Так?
Все было не очень понятно. На всякий случай Коржаков тут же передал сообщение о старшем опере в «Освальд». Безусловно, это не было никакой комбинацией фирмы…
Коржаков неожиданно отвлекся. Поднял голову.Во дворе что-то произошло. Чем-то тяжелым ударило по металлу. Потом послышался грохот катящегося по асфальту пустого ведра…
Он продолжал вслушиваться. Час мусоросборочных машин ещё не настал. Время мартовских котов не пришло…
Внезапно послышался шум подъехавшей машины.
«Что-то происходит во дворе…»
«Освальд» действовал в криминальной сфере. В ней могло произойти что угодно. Внезапно Коржакова отвлек телефонный звонок. Звонили на номер африканца.
Через минуту он уже слушал сообщение на автоответчике.
«— Morning!..»
Коржаков узнал голос советника. Холин обращался к Мосулу Авье с просьбой дать необходимую информацию господину Игумнову.
Трубку взял и Ткачук:
«— Приветствую… Велкомм, Мосул!.. О кэй!»
Коржаков ничего не понял. Генеральская игра была слишком тонкой. Фамилия «Игумнов» ни о чем не говорила…
Оставалось ждать разъяснений.
Звонок начальства последовал через несколько минут. На определителе был номер санатория. Коржаков поднял трубку. Звонил Холин. Он тоже не все уразумел. Понял главное:
— Разборка на мосту — ментов не интересует. По крайней мере того, что сейчас приезжал…
Дальнейшее выглядело как одна из версий:
— Что-то действительно у них произошло со старшим опером … С Качаном. Поэтому начальник розыска был у генерала… Как там твой гость?
Коржаков поднял голову. Во второй комнате было тихо.
— Все спокойно…
— Произошла досадная случайность: мы оказались замешаны в чужую историю. Со старшим опером на платформе…
Постепенно Коржаков в ъ е х а л:
«Им нужен Мосула Авье. Он стоял на мосту и все видел …»
— Действуй с учетом обстоятельств… — Холин прервался — на том конце провода генерал Ткачук давал последнее указание. Через секунду он продолжил. — Аккуратно переходите на вторую позицию… — Советник имел в виду квартиру напротив. — Мы не можем заключать сделку с ментами. Мы вам, вы — нам… Опасно. В случае чего уходите черным ходом…
***
К утру стало ещё темнее. Но край неба с той стороны, где находилась столица, был высветлен едва ли не сразу, как только Игумнов отъехал от военного санатория.
Игумнов гнал гудящим от машин Можайским шоссе.
Вокруг мелькали приметы ночи. Редкие огни в домах, безлюдье, нервозность гаишников…Рядом гнали автопоезда, рефрижераторы, треллеры. В ночное время всегда больше шансов проскользнуть мимо постов. Не заплатить. Провести…
После четырех неожиданно запорошило.
Игумнов гнал занятый своими мыслями. Они тянулись словно несколькими слоями одновременно.
«Патрулям-оборотням в Домодедове был нужен Коржаков. Поэтому они накинулись на Качана. Старлей был уверен, что Качан знает, где тот должен находиться…»
Сбоку ему едва не подрезал дорогу какой-то чайник. Погруженный в свое Игумнов даже не обратил на него внимания…
Жилые здания в темноте по обочинам видны не были. Перелески вдоль шоссе значились за военными, были напичканы сложной современной техникой.
Игумнов был уже у Кольцевой автодороги, у гостницы «Можайск», когда раздался звонок мобильника.
— Я слушаю…
Снова звонила мать Витьки. Они там, на поминках, успели основательно поддать. Голос у неё был нетверд.
— Извините. А мы все-таки ждем вас… А-то ни одного человечка с его работы! Вы были его непосредственный начальник. Он вас всегда вспоминал… Придете?
Что он мог ответить?
— Я постараюсь.
— Скоро?
— Пока не знаю.Тут у меня ещё одно дело…
— Мы будем ждать…
Простившись, Игумнов набрал номер дежурного:
— Что там нового…
— Игумнов! Ты где?
— По дороге в Варсонофьевский…
— Я искал тебя…
— Мне пришлось выключить сотовый…
— Сейчас позвонили. У домодедовцев есть данные об убийце…
— Он не задержан?
— Нет, скорее всего, выбирается сейчас первыми электричками…
— А пистолет?
— «Макаров»… Сейчас у них несколько версий…
— Это потом…
Игумнов знал об этой разборке больше, чем домодедовские менты, которые вели розыск по горячим следам.
Только он полностью владел информацией. Все, с кем он встречался этой ночью — Качан, Никола, Ксения, Цуканов, генерал Ткачук — каждый внес свою лепту в понимание случившегося. Игумнов представлял себе планшет, на котором были обозначены позиции противоборствующих сторон. Мосул Авье. Коржаков… Патрули, ушедшие в криминал. Убитый видновский лидер бывший чемпион Соха…
Если бы дело передали ж е л е з к е, Цуканов и Качан под его началом вдвоем могли за сутки размотать это убийство на переходном мосту.
Впрочем…
«О чем я?! Какой Качан, если мы не найдем пистолет…»
***
Качан ждал в одном из подъездов на Сандуновском, недалеко от серебристого «фиата». Игумнову не пришлось его искать. Старший опер появился сразу, едва машина с Игумновым заехала в переулок — коренастый, в кожаной куртке; очки в сочетании с накачаным торсом и шеей делали его похожим на школьного преподавателя физкультуры.
— К утру знобко… — Первым делом он расстегнул куртку, вынул из наплечной кобуры «макаров». Протянул Игумнову. — Спасибо. Он не понадобился…
Качан бодрился, но и одного взгляда на Игумнова ему было достаточно, чтобы понять: надежд на возвращение его табельного пистолета не прибавилось.
Игумнов сказал только:
— Тебя искал кто-то из домодевских оперов. Он звонил к ним в дежурку. Там в это время был Цуканов…
Качан поднял голову.
— И что сказал?
— Ничего. Просто спросил тебя… Что там может быть?
Качан пожал плечами:
— Не знаю… — Он подумал. — Может это… Я видел, как они ночью заправлялись в палатке «гжелкой»…
— В «Азасе»?
— Да. Может их засекло начальство и он хотел предупредить…
— А если… — Игумнов не договорил.
Старший опер качнул головой:
— Исключено. Если бы он узнал про пистолет, он поставил бы в известность Цуканова или своего дежурного… — Он незаметно вздохнул. — Как там, в Домодедово?
— Звонил дежурный. Домодедовцы дали приметы подозреваемого в убийстве Сохи….
— Вооружен?
— Да, — он не стал уточнять марку оружия. Кивнул на «фиат»:
— Коржаков не появлялся?
— Нет. Но мы можем спокойно отъехать…
— Устроил подлянку с шиной?
— Да. Теперь никуда не денется.
Качан забрался на переднее сиденье к Игумнову. По дороге рассказал о визите к Коржакову:
— Напротив в квартире залаяла собака. Вышел сосед. «Чё? Нет дома?!» Мы с понта договорились с ещё на службе, что заедем: «Должны встретить одного человека, он летит ночным рейсом…»
Из рассказа Качана можно было сделать вывод, что сосед не видел Коржакова уже несколько дней — «Может куда уезжал….»
— Сам-то он почему на ногах?! — Игумнов не склонен был доверять.
— Я спросил. Говорит: «Сова! Ложусь спать наутре, когда телевизор выключают…» Коржаков будто бы к нему всегда заходил по ночам, когда бы не приехал. «И в час и в два ночи…» «Я, говорит, психолог. Профессия моя мирная…» Да. И вот еще! Он рассказал, что приходила милиция…
— Он сам заговорил с вами о ментах?
— Я спросил: «Никто не приезжал из наших?» «Да нет, из милиции, правда, были. Двое. Еще днем. Старший лейтенант и второй — сержант…»
Я ещё уточнил : «Рыжеватый?» — «Да, да…»
Они уже подъезжали. Варсонофьевский переулок был пуст. Как, впрочем, и Сандуновский. Но только на въезде.
Со двора дома Коржакова впереди сдавала назад милицейская машина. Но она не уехала, а только продвинулась метров на сто, вильнула к арке…
— Патрули!
Качан сразу узнал номер:
— Это они!
В патрульной их тоже заметили. Патрульная попятила, сохраняя дистанцию. Внезапно со двора донесся громкий стук. Там что-то происходило…
— Что-нибудь с Карпецом!..
Шум подействовал на водителей обеих машин по разному. Игумнов рванул вперед, сидевший за рулем патрульной водитель напротив продолжал быстро подавать назад по переулку к Большой Лубянке…
У дома Коржакова Игумнов резко затормозил, выскочил почти одновременно с Качаном. Бегом устремились под арку…
Внутренний двор оказался неосвещен. Тень от здания закрывала въезд и дальний угол с мусорными контейнерами. Кроме бродячих кошек и крыс там мог скрываться кто угодно. Игумнов на ходу подхватил старое худое ведро, издалека метнул в темноту…
Качан в это время уже подбегал с другой стороны.
— Милиция!..
— Свои! — Навстречу из-за контейнера с корточек поднимался Карпец.
У ног его за мусоркой кто-то лежал. Качан разглядел человека в камуфляже. Он не двигался.
— Ё-мое! Карпец! А это кто?!
Качан нагнулся над лежащим. Правильные черты лица, симпатичные конопушки…
— Старлей…
— Точно! Старший лейтенант Залетнов, — Карпец протянул удостоверение.
Раненый уже приходил в себя, негромко постанывал.
— Вызови скорую… — Игумнов передал Качану мобильник. — И звони в Восемнадцатое. Это их з е м л я. Скажи: нападение на сотрудника. Они тогда скорее приедут.
Восемнадцатое было занято. Качан вызвал скорую.
Он все не мог придти в себя.
— Ты меня напугал, блин! Благо без оружия! А то бы стрелял!
— А я тебя вооружу! — С хитроватой улыбочкой, за которую многие в Линейном Управлении его недолюбливали, Карпец полез рукой во внутренний карман. — Держи…
Он вытащил из куртки «макаров».
Игумнов замер.
Качан взял в руки ствол. Все «макаровы» были похожи друг на друга, как клонированные овечки, но Качан сразу почувствовал:
«Не мой…»
И не ошибся. Незнакомая цепочка цифр, рассыпавшаяся сбоку ни о чем не говорила памяти. Он цокнул цокнул языком.
— Чужой. Куда его?
Игумнова пистолет больше не интересовал.
— Карпец, протри его. Сунь в куртку к старлею. И удостоверение тоже.
Младший инспектор принялся исполнять. Качан вернулся к мобильнику.
— Восемнадцатое все ещё занято. Что им сказать: как мы сюда попали?!
— Нам-то с тобой врать нечего… Все, как было! «Едем. Слышим шум, остановились. Вбежали во двор…» — Игумнов прикинул. — Оружие старлея цело, Вомсемнадцатое шум поднимать не станет…
***
Пока старший опер вызывал ментов, Карпец успел рассказать, что произошло после того, как патрули оказались внутри дома.
Поведение соседа снова показалось Игумнову странным.
«Всю ночь, как на часах…»
Каждый раз, когда звонили в дверь напротив, начинала лаять собака и сосед появлялся на площадке.
— А, когда приехали менты…
Карпец подумал.
— Со старлеем и сержантом?! То же самое, тот же текст. Ни о чем особенном не они спросили, сосед тоже. Потом показал на меня: «Я им тоже самое говорил…» Ну, тут и понеслась. Я сразу вниз по лестнице. Они за мной…
***
Игумнов подвел мысленно итог:
«Сосед рассказал Качану и Карпецу о патрулях, а потом сержанту и старлею сдал и самих…»
Издалека в переулок донесся звук милицейской сирены.
— Едут!..
Обе машины — ментов и скорая — заехали с Рождественки.
Было, как Игумнов и предвидел. Восемнадцатое прислало своих быстро. Одного в форме и двоих в гражданском. Мощным фонарем они осветили лежащего у мусоросборника старлея. Тот пришел в себя, но встать не рискнул.
Сотрудник, что был в форме, нагнулся над ним:
— Что случилось?
— Неожиданное нападение… — Он снова застонал. — Стал проверять документы. А в это время… Трое. Сзади…
— Приметы помнишь?
— Не шибко.
Качан и Карпец на всякий случай держались поодаль, старались не попасть на глаза…
— А что с оружием?
— Не знаю. Не проверял…
— Обшмонай его, — приказал один из штатских другому. Повторять не пишлось.Привычные руки заскользили по одежде. — Есть! И удостоверение… Вот! «Старший лейтенант…» Все на месте.
— Что-то им помешало…
Коллеги из Восемнадцатого сразу повеселели, заговорили о своих делах.
Примчавшаяся скорая была представлена машиной реанимации.
Старлея внесли внутрь. Реаниматоры начали процесс священнодействия.
Восемнадцатое могло уезжать. В последнюю минуту притормозили:
— А это кого ещё несет?!
С Варсонофьевского донесся звук подъезжавшей машины, под аркой мелькнули огни…
Заместитель тут же подоспел с просьбой:
— Доктор, спросите вы — у меня не получается.Узнайте: он понял, какая опасность ему угрожает…
Врач приемного покоя перевел вопрос и затем ответ нигерийца:
— Он говорит, что в нем нет никаких наркотиков…
— Обрисуйте последствия, которые его ждут…
Врач снова перевел. Уши Бат Сантес помотал головой. Со стены на него смотрела красочная схема внутренних органов человека — здоровый жлоб со снятым скальпом и без кожи…
— Он полностью отрицает наркотики внутри…
— Мы можем сделать ему рентген?
Теперь уже врач приемного покоя отрицательно покрутил головой:
— Рентген может ничего не показать. Нужен ультразвук или компьютерное исследование… У нас в эту минуту нет ни того, ни другого….
— А что делать?!
— Везите его в Боткинскую …
Цуканов не собирался брать на себя такую ответственность.
— А если по дороге что-то произойдет? Вы дадите справку?! Это гражданин другой страны. Они предъявят иск к вашей больнице. И к вам лично! На сотню тысяч…
— Я-то причем?!
— При том! Вы должны сделать все возможное…
Врача удалось основательно напугать. На ноги был поставили не только приемный покой.
Рентген сделали без особой проволочки.
На ренгеновском снимке были хорошо видны какие-то инородные тела по всему ходу пищевода и в желудке.
Врач-рентгенолог — армянин или грузин — тоже на английском поинтересовался:
— Что у вас там внутри?
— Я наелся хог-догов… — Уши Бат Сантес отверг любую помощь.
Цуканов рискнул предложить:
— Доктор, а что, если слабительное…
Дежурный врач категорически отказался:
— Ни слабительного, ни клизьмы! Иначе можно повредить упаковку наркотика. Вы этого хотите?!
— Может показать токситологу?
— Его нет сейчас…
Цуканов не знал, что делать.
— Это городской телефон ? — Он показал на аппарат.
— Городской в соседнем кабинете.
Цуканов позвонил Игумнову на сотовый — тот не ответил. Дозвонился до дежурного:
— Игумнов далеко?
Дежурный что-то почувствовал, не стал томить.
— За городом. Скоро будет. Тебе очень нужен?
— Да.
— Пиши: Варсонофьевский переулок, дом….
***
Коржаков дремал.
Около пяти утра на Варсонофьевском, наконец, установилась относительная тишина. В течение нескольких часов после их приезда сюда из Домодедова вокруг все время что-то происходило.
На диване во второй комнате с заклеенным скотчем ртом, с металлическими браслетами на руках и ногах, как совсем недавно и он сам, Коржаков, томился Мосул Авье , которого они отбили на переходном мосту.
В квартире их было трое. Еще один сотрудник «Освальда» бывший офицер — десантник набирался сил перед сменой — лежал на тахте одетый. Коржаков на всякий случай поднял его, когда у двери на площадке послышался голоса, а потом топот нескольких пар ног вниз по лестнице.
Ночь выдалась беспокойной. В дверь несколько раз звонили. Все чужие. Раздавался собачий лай.
Искали его и нигерийца.
Несколько раз Коржаков безмолвно приникал к дверному глазку.
Вторая группа — поддержки, для которой временно сняли квартиру напротив, тоже бодрствовала, сотрудник «Освальда» — бывший десантник — выходил на лестничную площадку, разводил стрелки…
Двоих из приезжавших Коржаков узнал сразу, хотя оба были в камуфляжах, а он видел их в ментовской форме — старлей и сержант, которые кормились у нигерийцев…
Еще неделю назад он в первый раз познакомился с ними совсем близко — ночью в Домодедове, когда он убедился, что они сидят у него на хвосте. Ощущение ведущейся слежки он почувствовал ещё выезжая из санатория. Но удостовериться не мог, его вели профессоналы — несколькими машинами.
В Домодедове к топтунам подключили двух купленных ментов.
Эти повели его плотно, едва он вышел из «фиата». Несколько минут он еще походил по привокзальной площади — проверялся. Подозрения подтвердились. Ускользнуть от наружного наблюдения было невозможно. Едва патрулям начинало казаться, что они теряют объект из вида, топтуны тут же рассходились по сторонам — перекрывали обзор.
Профессионалы-филеры исчезли, когда их работа была выполнена. Как потом оказалось, Коржакова заказали троим азерам — небритым молчаливым дзюдоистам, мастерам спорта, прилетевшим в Москву на заработки.
Судьба поначалу мирволила к Коржакову. Он выскользнул из капкана, заскочил в ближайшую палатку. Тут его тоже ждала удача. Спортсмен-охранник и две девчонки из Подмосковья показались ему заслуживающими доверия. Впрочем, выбора у него не было. Совсем чужим людям он доверил имевшиеся при нем документы. В том числе заграничный паспорт. На этом ресурс везения его закончился.
Скрутили его сходу, недалеко от «Азаса». Сразу сунули в машину.
Спеленутого, с шапкой на глазах Коржакова увезли в подмосковную Тьму-Таракань. Попытались запугать. Назначили крупный выкуп за освобождение.
Раздетый до трусов, с закленным ртом, скованный по рукам и ногам, целую неделю, пока ему не удалось бежать, он маялся в сельском доме, вспоминая прошлую свою жизнь .
Как назло, вспоминалось все нелегкое, стыдное…
Казус в ночь под Новый год в Доме офицеров в Моздоке в первую чеченскую, с которого все началось…
С вечера все шло хорошо. На стол поставили две бутылки — «боржоми» и «Шампанское» и все подливали водку в бутылку из под «боржоми», а «Шампанское» всю ночь так и стояло нетронутое. Этой бутылкой он и разбил голову наглецу — из тех, кто этого заслуживает…
Коржаков попал под горячую руку. О пьянках, о беспределе в войсках ходили ужасающие слухи. Общественность требовала крови. Военной прокуратуре пришлось вмешаться. Командование не в силах было помочь…
Одни сутки напрочь изменили всю его жизнь. Его взяли под стражу. На г у б е пьяный г у б а р ь выводил содержавшихся на гауптвахте офицеров во двор, глумился, как мог.
— Гоните уродов из камер! — кричал он своим костоломам. — Дрочите, чтоб помнили!
Коржаков был рад, когда его этапировали в Москву в Следственный Изолятор 2, где он провел почти год, чтобы потом его освободили за отсутствием состава преступления прямо на заседании военного трибунала.
Своим освобождением он был обязан не только Трибуналу.
Помогло Руководство. После освобождения ему выделили квартиру на Варсонофьевском, оставшуюся после смерти одинокого старика — полковника в отставке…
Тут, в Тьму-Таракани, куда его увезли, в обшарпанном совхозном доме воспоминания об этом были особенно остры. Сменялись конвоиры, Коржаков не доставлял им беспокйства. В конце — концов на него вовсе перестали обращать внимание…
Новая служба в Москве нашлась для него очень быстро. Вскоре после получения жилплощади ему позвонили:
— Полковник Холин, если вы меня ещё не забыли…
— Что вы!
Холин был советником генерала Ткачука. Какое-то время все трое контактировали в Таджикистане оперативные мероприятия двух своих могущественных ведомств..
— С приездом…
— Спасибо, товарищ полковник.
— Мне поручено сообщить приятную новость. Генерал Ткачук приглашает вас к себе. У него интересное предложенение. Перезвоните минут через десять. Я уточню. Запишите телефон…
Через десять минут Коржаков набрал номер. Холин уже ждал его.
— Все в порядке, товарищ подполковник. Генерал просит вас подъехать к нему в санаторий. Это недалеко. Вот адрес. Его чуточку прихватил радикулит…
Все была сплошная игра. Коржаков не был больше подполковником, а Холин и Ткачук были отправлены в отставку по компрометирующим основаниям. Уголовное дело, которое было возбуждено против них, едва не дошло до суда — помогли старые связи.
— Вот адрес. Машина у вас на ходу?
— Пока не обзавелся.
— Тогда электричкой с Белорусского. На станции вас встретят. Я распоряжусь…
Коржакова действительно встретили, сопроводили к Ткачуку.
Главной новостью для него оказалось то, что генерал снова попал Наверх. Ткачук в санатории занимал значительную часть большого корпуса, здесь у него располагалась собственная зона.
Подполковника уже ждали. Коржакова и ещё нескольких гостей вместе с Ткачуком и Холином, первым делом, проводили на контрастные ванны — снять усталость. Потом всей капеллой отправились в парную. Оттуда плавно перешли за стол. Легкий парок поднимался над головами.
В течение застолья Коржаков несколько раз ловил на себе испытующий взгляд хозяина. Держался спокойно. Никто, впрочем, не собирался проверять его на спецпригодность. И, вообще, не говорил о делах. Все происходило непринужденно. Засиделись далеко за полночь.
Пили профессионально.
Под утро, когда ни у кого уже не было сил, генерал произнес последний тост:
— Хай жэвэ… — Господа офицеры, как могли, подтянулись. Думали, Ткачук вспомнит президента или министра обороны. Но нет. генерал подождал. — Хай жэвэ… хто с кем можэ…
Уже уходя к себе, перед разъездом, генерал поманил Коржакова:
— Создается охранная фирма — «Освальд». Считай, что ты приглашен.
Оклад… — Он назвл четырехзначную сумму . — З е л е н ь ю. Завтра тебя познакомят с твоими обязанностями. Кроме того я дал команду — ты включен в число учредителей… Подумай.
— Я согласен.
Коржаков ни разу потом не раскаялся в своем выборе.
«Освальд» предоставлял к р ы ш у бывшим офицерам, начавшим собственное дело и впервые почувствовавшим искус шальных денег.
Но было и много других направлений.
В его задачу входило ограждение нигерийских наркодельцов на случай рэкета и ведение деловой разведки в отношении конкурентов.
«Освальд» охранял Мосула Авье и его команду, а также время от времени сдавал прилетающих в Москву нигерийких наркокурьеров.
Настал день, когда закулисная деятельность фирмы и, в частности, его Коржакова, стала явной.
За неделю до предполагавшейся сделки в Домодедово за ним установили слежку. А потом и похитили, когда он вышел из палатки «Азас»…
В бесплодных размышлениях, замешанных на воспоминаниях прошла неделя…
Бежать из Тьму-Таракани ему удалось ночью, перед самым рассветом, когда его сонный страж снял с него наручники и кивнул на помойное ведро-парашу в углу…
Конвоиром, кстати, оказался все тот же старлей — мент, подрабатывавший после дежурства у видновской братвы, дававшей крышу нигерийцам. Старлей не догадывался, с каким профессионалом он имеет дело: в свое время Коржаков прослушал полный курс «Организации побега заложника» с практическими занятиями на местности…
Старлей оценил это в полной мере потом, когда Коржаков надел ему помойное ведро на голову — потому тот должен быть на него особенно зол. Можно было себе представить, как он поступит, окажись Коржаков снова в его руках…
Из Тьму-Таракани Коржаков бежал на собственном «фиате», который бандиты отогнали с Домодедова на территорию бывшего совхоза…
Дороги были пустынны. Еще через час Коржаков был уже в санатории у генерала Ткачука, а ещё через час уже в другой части города — готовил ночной наезд. Мосул Авье и его комнда должны были дорого заплатить за нанесенный моральный и физический ущерб «Освальду».
Ночная операция в Домодедове была задумана и проведена профессионально: бандиты, наркобароны и люди генерала Ткачука вполне могли все развести между собой, не привлекая милицию…
Если бы…
Видновский авторитет Соха — в прошлом вторая перчатка Европы приехал обкуреный, предпочел разбираться с позиции силы. Бывший контрактник ВДВ — ныне охранник «Освальда» Руслан видел авторитета Соху впервые, забыл, что он не на Кавказе, выхватил «макаров»…
Люди Ткачука потащили Мосула в «джип». Надо было срочно линять. К станции уже устремились ментовские машины…
Охранник Руслан прокололся снова — его схватили менты. И, видимо, с пистолетом. Теперь приходилось ломать голову — как вытаскивать и его, и оружие. «Макаров», зарегистрированный как принадлежащий «Освальду» теперь наверняка должен был фигурировать как вещественное доказательство…
Полученные от операции плюсы не шли ни в какое сравнение с минусами.
Генерал приказал перевезти Мосула Авье на Варсонофьевский. Тут помогали и родные стены…
С африканцем, прежде, чем заклеить ему рот скотчем, они выпили по чашке кофе, переговорили. Нигериец был уверен, что на платформе его пасли:
— Кто же это?
— Мент, который давал показания на суде… — Африканец пристально вглядывался в своего визави — искал подтверждения. Видя, что Коржаков не врубился, он пояснил. — Мент этот был в «Шереметьеве» когда арестовали Ису Раки Зария и Моди Ибрагима Бари…
«Качан!» — Мосул Авье говорил о старшем опере с вокзала.
— И что ?
— Он притворился пьяным …
— Не понял!
— Вроде заснул на платформе. Его, пьяного, вроде обыскали. Вытащили все из карманов… — Мосул Авье неплохо объяснялся по русски. — Комбинация твоя и генерала…Так?
Все было не очень понятно. На всякий случай Коржаков тут же передал сообщение о старшем опере в «Освальд». Безусловно, это не было никакой комбинацией фирмы…
Коржаков неожиданно отвлекся. Поднял голову.Во дворе что-то произошло. Чем-то тяжелым ударило по металлу. Потом послышался грохот катящегося по асфальту пустого ведра…
Он продолжал вслушиваться. Час мусоросборочных машин ещё не настал. Время мартовских котов не пришло…
Внезапно послышался шум подъехавшей машины.
«Что-то происходит во дворе…»
«Освальд» действовал в криминальной сфере. В ней могло произойти что угодно. Внезапно Коржакова отвлек телефонный звонок. Звонили на номер африканца.
Через минуту он уже слушал сообщение на автоответчике.
«— Morning!..»
Коржаков узнал голос советника. Холин обращался к Мосулу Авье с просьбой дать необходимую информацию господину Игумнову.
Трубку взял и Ткачук:
«— Приветствую… Велкомм, Мосул!.. О кэй!»
Коржаков ничего не понял. Генеральская игра была слишком тонкой. Фамилия «Игумнов» ни о чем не говорила…
Оставалось ждать разъяснений.
Звонок начальства последовал через несколько минут. На определителе был номер санатория. Коржаков поднял трубку. Звонил Холин. Он тоже не все уразумел. Понял главное:
— Разборка на мосту — ментов не интересует. По крайней мере того, что сейчас приезжал…
Дальнейшее выглядело как одна из версий:
— Что-то действительно у них произошло со старшим опером … С Качаном. Поэтому начальник розыска был у генерала… Как там твой гость?
Коржаков поднял голову. Во второй комнате было тихо.
— Все спокойно…
— Произошла досадная случайность: мы оказались замешаны в чужую историю. Со старшим опером на платформе…
Постепенно Коржаков в ъ е х а л:
«Им нужен Мосула Авье. Он стоял на мосту и все видел …»
— Действуй с учетом обстоятельств… — Холин прервался — на том конце провода генерал Ткачук давал последнее указание. Через секунду он продолжил. — Аккуратно переходите на вторую позицию… — Советник имел в виду квартиру напротив. — Мы не можем заключать сделку с ментами. Мы вам, вы — нам… Опасно. В случае чего уходите черным ходом…
***
К утру стало ещё темнее. Но край неба с той стороны, где находилась столица, был высветлен едва ли не сразу, как только Игумнов отъехал от военного санатория.
Игумнов гнал гудящим от машин Можайским шоссе.
Вокруг мелькали приметы ночи. Редкие огни в домах, безлюдье, нервозность гаишников…Рядом гнали автопоезда, рефрижераторы, треллеры. В ночное время всегда больше шансов проскользнуть мимо постов. Не заплатить. Провести…
После четырех неожиданно запорошило.
Игумнов гнал занятый своими мыслями. Они тянулись словно несколькими слоями одновременно.
«Патрулям-оборотням в Домодедове был нужен Коржаков. Поэтому они накинулись на Качана. Старлей был уверен, что Качан знает, где тот должен находиться…»
Сбоку ему едва не подрезал дорогу какой-то чайник. Погруженный в свое Игумнов даже не обратил на него внимания…
Жилые здания в темноте по обочинам видны не были. Перелески вдоль шоссе значились за военными, были напичканы сложной современной техникой.
Игумнов был уже у Кольцевой автодороги, у гостницы «Можайск», когда раздался звонок мобильника.
— Я слушаю…
Снова звонила мать Витьки. Они там, на поминках, успели основательно поддать. Голос у неё был нетверд.
— Извините. А мы все-таки ждем вас… А-то ни одного человечка с его работы! Вы были его непосредственный начальник. Он вас всегда вспоминал… Придете?
Что он мог ответить?
— Я постараюсь.
— Скоро?
— Пока не знаю.Тут у меня ещё одно дело…
— Мы будем ждать…
Простившись, Игумнов набрал номер дежурного:
— Что там нового…
— Игумнов! Ты где?
— По дороге в Варсонофьевский…
— Я искал тебя…
— Мне пришлось выключить сотовый…
— Сейчас позвонили. У домодедовцев есть данные об убийце…
— Он не задержан?
— Нет, скорее всего, выбирается сейчас первыми электричками…
— А пистолет?
— «Макаров»… Сейчас у них несколько версий…
— Это потом…
Игумнов знал об этой разборке больше, чем домодедовские менты, которые вели розыск по горячим следам.
Только он полностью владел информацией. Все, с кем он встречался этой ночью — Качан, Никола, Ксения, Цуканов, генерал Ткачук — каждый внес свою лепту в понимание случившегося. Игумнов представлял себе планшет, на котором были обозначены позиции противоборствующих сторон. Мосул Авье. Коржаков… Патрули, ушедшие в криминал. Убитый видновский лидер бывший чемпион Соха…
Если бы дело передали ж е л е з к е, Цуканов и Качан под его началом вдвоем могли за сутки размотать это убийство на переходном мосту.
Впрочем…
«О чем я?! Какой Качан, если мы не найдем пистолет…»
***
Качан ждал в одном из подъездов на Сандуновском, недалеко от серебристого «фиата». Игумнову не пришлось его искать. Старший опер появился сразу, едва машина с Игумновым заехала в переулок — коренастый, в кожаной куртке; очки в сочетании с накачаным торсом и шеей делали его похожим на школьного преподавателя физкультуры.
— К утру знобко… — Первым делом он расстегнул куртку, вынул из наплечной кобуры «макаров». Протянул Игумнову. — Спасибо. Он не понадобился…
Качан бодрился, но и одного взгляда на Игумнова ему было достаточно, чтобы понять: надежд на возвращение его табельного пистолета не прибавилось.
Игумнов сказал только:
— Тебя искал кто-то из домодевских оперов. Он звонил к ним в дежурку. Там в это время был Цуканов…
Качан поднял голову.
— И что сказал?
— Ничего. Просто спросил тебя… Что там может быть?
Качан пожал плечами:
— Не знаю… — Он подумал. — Может это… Я видел, как они ночью заправлялись в палатке «гжелкой»…
— В «Азасе»?
— Да. Может их засекло начальство и он хотел предупредить…
— А если… — Игумнов не договорил.
Старший опер качнул головой:
— Исключено. Если бы он узнал про пистолет, он поставил бы в известность Цуканова или своего дежурного… — Он незаметно вздохнул. — Как там, в Домодедово?
— Звонил дежурный. Домодедовцы дали приметы подозреваемого в убийстве Сохи….
— Вооружен?
— Да, — он не стал уточнять марку оружия. Кивнул на «фиат»:
— Коржаков не появлялся?
— Нет. Но мы можем спокойно отъехать…
— Устроил подлянку с шиной?
— Да. Теперь никуда не денется.
Качан забрался на переднее сиденье к Игумнову. По дороге рассказал о визите к Коржакову:
— Напротив в квартире залаяла собака. Вышел сосед. «Чё? Нет дома?!» Мы с понта договорились с ещё на службе, что заедем: «Должны встретить одного человека, он летит ночным рейсом…»
Из рассказа Качана можно было сделать вывод, что сосед не видел Коржакова уже несколько дней — «Может куда уезжал….»
— Сам-то он почему на ногах?! — Игумнов не склонен был доверять.
— Я спросил. Говорит: «Сова! Ложусь спать наутре, когда телевизор выключают…» Коржаков будто бы к нему всегда заходил по ночам, когда бы не приехал. «И в час и в два ночи…» «Я, говорит, психолог. Профессия моя мирная…» Да. И вот еще! Он рассказал, что приходила милиция…
— Он сам заговорил с вами о ментах?
— Я спросил: «Никто не приезжал из наших?» «Да нет, из милиции, правда, были. Двое. Еще днем. Старший лейтенант и второй — сержант…»
Я ещё уточнил : «Рыжеватый?» — «Да, да…»
Они уже подъезжали. Варсонофьевский переулок был пуст. Как, впрочем, и Сандуновский. Но только на въезде.
Со двора дома Коржакова впереди сдавала назад милицейская машина. Но она не уехала, а только продвинулась метров на сто, вильнула к арке…
— Патрули!
Качан сразу узнал номер:
— Это они!
В патрульной их тоже заметили. Патрульная попятила, сохраняя дистанцию. Внезапно со двора донесся громкий стук. Там что-то происходило…
— Что-нибудь с Карпецом!..
Шум подействовал на водителей обеих машин по разному. Игумнов рванул вперед, сидевший за рулем патрульной водитель напротив продолжал быстро подавать назад по переулку к Большой Лубянке…
У дома Коржакова Игумнов резко затормозил, выскочил почти одновременно с Качаном. Бегом устремились под арку…
Внутренний двор оказался неосвещен. Тень от здания закрывала въезд и дальний угол с мусорными контейнерами. Кроме бродячих кошек и крыс там мог скрываться кто угодно. Игумнов на ходу подхватил старое худое ведро, издалека метнул в темноту…
Качан в это время уже подбегал с другой стороны.
— Милиция!..
— Свои! — Навстречу из-за контейнера с корточек поднимался Карпец.
У ног его за мусоркой кто-то лежал. Качан разглядел человека в камуфляже. Он не двигался.
— Ё-мое! Карпец! А это кто?!
Качан нагнулся над лежащим. Правильные черты лица, симпатичные конопушки…
— Старлей…
— Точно! Старший лейтенант Залетнов, — Карпец протянул удостоверение.
Раненый уже приходил в себя, негромко постанывал.
— Вызови скорую… — Игумнов передал Качану мобильник. — И звони в Восемнадцатое. Это их з е м л я. Скажи: нападение на сотрудника. Они тогда скорее приедут.
Восемнадцатое было занято. Качан вызвал скорую.
Он все не мог придти в себя.
— Ты меня напугал, блин! Благо без оружия! А то бы стрелял!
— А я тебя вооружу! — С хитроватой улыбочкой, за которую многие в Линейном Управлении его недолюбливали, Карпец полез рукой во внутренний карман. — Держи…
Он вытащил из куртки «макаров».
Игумнов замер.
Качан взял в руки ствол. Все «макаровы» были похожи друг на друга, как клонированные овечки, но Качан сразу почувствовал:
«Не мой…»
И не ошибся. Незнакомая цепочка цифр, рассыпавшаяся сбоку ни о чем не говорила памяти. Он цокнул цокнул языком.
— Чужой. Куда его?
Игумнова пистолет больше не интересовал.
— Карпец, протри его. Сунь в куртку к старлею. И удостоверение тоже.
Младший инспектор принялся исполнять. Качан вернулся к мобильнику.
— Восемнадцатое все ещё занято. Что им сказать: как мы сюда попали?!
— Нам-то с тобой врать нечего… Все, как было! «Едем. Слышим шум, остановились. Вбежали во двор…» — Игумнов прикинул. — Оружие старлея цело, Вомсемнадцатое шум поднимать не станет…
***
Пока старший опер вызывал ментов, Карпец успел рассказать, что произошло после того, как патрули оказались внутри дома.
Поведение соседа снова показалось Игумнову странным.
«Всю ночь, как на часах…»
Каждый раз, когда звонили в дверь напротив, начинала лаять собака и сосед появлялся на площадке.
— А, когда приехали менты…
Карпец подумал.
— Со старлеем и сержантом?! То же самое, тот же текст. Ни о чем особенном не они спросили, сосед тоже. Потом показал на меня: «Я им тоже самое говорил…» Ну, тут и понеслась. Я сразу вниз по лестнице. Они за мной…
***
Игумнов подвел мысленно итог:
«Сосед рассказал Качану и Карпецу о патрулях, а потом сержанту и старлею сдал и самих…»
Издалека в переулок донесся звук милицейской сирены.
— Едут!..
Обе машины — ментов и скорая — заехали с Рождественки.
Было, как Игумнов и предвидел. Восемнадцатое прислало своих быстро. Одного в форме и двоих в гражданском. Мощным фонарем они осветили лежащего у мусоросборника старлея. Тот пришел в себя, но встать не рискнул.
Сотрудник, что был в форме, нагнулся над ним:
— Что случилось?
— Неожиданное нападение… — Он снова застонал. — Стал проверять документы. А в это время… Трое. Сзади…
— Приметы помнишь?
— Не шибко.
Качан и Карпец на всякий случай держались поодаль, старались не попасть на глаза…
— А что с оружием?
— Не знаю. Не проверял…
— Обшмонай его, — приказал один из штатских другому. Повторять не пишлось.Привычные руки заскользили по одежде. — Есть! И удостоверение… Вот! «Старший лейтенант…» Все на месте.
— Что-то им помешало…
Коллеги из Восемнадцатого сразу повеселели, заговорили о своих делах.
Примчавшаяся скорая была представлена машиной реанимации.
Старлея внесли внутрь. Реаниматоры начали процесс священнодействия.
Восемнадцатое могло уезжать. В последнюю минуту притормозили:
— А это кого ещё несет?!
С Варсонофьевского донесся звук подъезжавшей машины, под аркой мелькнули огни…