— Кроме нас, я смотрю, никого не проверили! — заметил владелец «Тойоты», пряча документы.
   — Почему? — спокойно солгал Цуканов.
   Гаишник показал на багажник. Сидевший за рулем — лысоватый со лба, в спортивном костюме — пошел открывать. Внутри было пусто. Игумнов взял у гаишника водительские права: «Седьмой таксомоторный парк… Карпухин Константин Иванович…»
   С документами лежала повестка. Инспектор отделения ГАИ вызывал Карпухина к себе на беседу в отдел разборов на Хорошевское шоссе. Судя по отметке инспектора ГАИ, Карпухин все еще находился у него в кабинете…
 
   Генерал Жернаков снова поправился, убрал коньяк в стол.
   Скубилин не объявлялся.
   От Омельчука не поступало никаких сведений.
   Из Отдела административных органов ЦК КПСС названивали методически, каждый час. Интересовались.
   Заместитель министра прекрасно их понимал: «Боссы долго не будут ждать. Будут что-то предпринимать. С такими связями можно изготовить и новые партбилеты… Только зачем им в этом случае Жернаков?»
   «Сейчас бы Щелокова…» — подумалось неожиданно.
   Со Щелоковым в свое время сошлись удивительно легко. Того только назначили министром внутренних дел. Жил один, без семьи. Как-то позвонил сам:
   — Могли бы вы достать мне этюдник?
   — Заправленный?
   — Да. Хочу в выходные поработать, — речь вежливая, уважительная.
   — Сейчас я вам из дома свой привезу, Николай Анисимович!
   Так и завязалось.
   Министр ценил индивидуальность, артистизм. Помогал художникам, журналистам, писателям. Учредил премии. Юлиан Семенов, Аркадий Адамов, братья Вайнеры, Ольга и Александр Лавровы… Всех помнил. Телевизионный сериал о милиции «Рожденная революцией» Алексея Нагорного и Гелия Рябова пробил на Государственную премию.
   «Такого еще не бывало: милиция впереди чекистов!..»
   С другим их фильмом о КГБ это не получилось.
   Все шло хорошо, пока не набрал силу первый заместитель. Но и к тому можно было приноровиться. Орал. Гонял за неглаженую форму, за джинсы, нечищеные туфли. А капитану-фронтовику, начальнику караула, дал подполковника прямо в вестибюле, у входа. Без формальностей.
   А потом прислала своего Лубянка.
   «Подарок Юрия Владимировича Андропова…»
   Когда переходил в Министерство внутренних дел с Лубянки, из Комитета государственной безопасности, чекисты будто бы у себя в кабинетах свечки ставили: «Неужели избавились?!»
   А на Огарева приуныли. На новых своих подчиненных вновь назначенный министр смотрел с очевидным отвращением. Он и не пытался этого скрыть.
   — Взяточники!
   Первым делом приказал составить списки сотрудников — владельцев личного автотранспорта.
   — С этими разобраться в первую очередь!
   Жёрнаков разволновался, достал «Армянского», налил себе еще стопку. Коньяк снова убрал в стол.
   «Время бьющей в нос серости!»
   В кабинете во вновь выстроенном здании министерства на Житной все поменял — чтобы не бросалось в глаза! «Чтобы скромнее!» Даже выход из лифта переоборудовал — вроде не персональный, не прямо в кабинет. «Скромность-то его в копеечку влетела!..» Вспоминать можно было долго — но дела от этого не двигались.
   Жернаков вызвал помощника:
   — Ты где ходишь?
   — Из секретариата звонили… Буквально на минуту!
   — Срочно найди Скубшшна! Чего он молчит?!
   Скубилин отозвался очень быстро, сделал вид, что не понимает, зачем вызвали:
   — На узле все спокойно, Борис Иванович. Вот цифры! По первой позиции без изменений. По второй…
   — Да на хер мне твои позиции! — заорал замминистра. — Скоро нам дадут пинка под задницу, а он мне позиции! Где Омельчук? Появился он в Шарье? Или все еще в Быкове?!
   Звонок в линейном отделении на станции Шарья раздался перед обедом — подполковник Созинов как раз собрал личный состав.
   Звонил Картузов:
   — Все воюешь, Паша…
   — Стараюсь!
   Оба отдали дань немудрому милицейскому этикету. Картузов спешил:
   — Насчет кражи в поезде Новосибирск-Москва… В курсе?
   Шарьинский начальник был настроен скептически:
   — Ты обстановку у нас знаешь… Куда он тут побежит?
   — Все верно. Я потому и звоню… Главное — не в нем! В ксивах! Документы он наверняка выбросил, когда подъезжал к Шарье…
   — Считаешь?
   — Конечно. Направь людей на перегон. Пусть все обшарят!
   Созинов смекал.
   — Важные бумаги?
   — Безусловно! О чем прошу? Если попадут к тебе, из рук не выпускай. Телефон мой знаешь. Сразу звони — хоть днем, хоть ночью… Если что — сам за ними приеду…
   Разъединили внезапно, как это часто водится. Созинов положил трубку, оглядел оперсостав. Звонок озадачил. Принесли ориентировку — из текста было трудно понять, что за документы, кто потерпевшие. «В поезде Новосибирск — Москва у гр. К. и И. …»
   Созинов оглядел офицеров. Примерялся к каждому.
   — Придется поработать! Пройти по полотну. Преступник мог выбросить важные документы!
   Инспектор по детской работе высунулась:
   — Что хоть за документы?
   — Не знаю. Может, паспорта, дипломы…
   Виталька — старший опер — от окна подал голос:
   — Их давеча приносили! Пропуска в здания ЦК КПСС. Партбилеты…
   Созинов заставил повторить.
   — Партбилеты, пропуска в здание ЦК КПСС… Талоны в столовую… Сашка Бутурлин их нашел! Машинист. И не перед Шарьей, а, наоборот, у Михалкина! За городом!
   Созинов начал понимать: «Чужими руками жар загрести… Сам за ними приедет!» Мысль его мгновенно изменила направление:
   — И где они сейчас?
   — Документы? — Виталька пожал плечами. — У Бутурлина, в Михалкине! А сам Сашка с локомотивом. В поездке. Если надо, можно к жене его подъехать, в Михалкино. Она запросто отдаст! Ей-то они без надобности!
   Иномарка перед овощебазой в Туле горела ярко. Как смоляной факел. Потушить ее не могли и не пытались. Люди из окрестных домов сбежались смотреть. Потом прикатили пожарные.
   Пай-Пай этого уже не видел.
   Недалеко от овощебазы в блочном стандартном доме гостил у сестры московский вор в законе Афанасий.
   Пай-Пай был его человеком, засланным в Команду Лейтенанта.
   Иномарка все еще горела.
   Пай-Пай не стал ждать автобуса — пошел пешком.
   «В автобусе с тобой всякое случится, особо если ты вор по жизни…»
   Чаще так и оказывалось. В автобусе, в поезде…
   «И к тому же, если легко заводишься…»
   После кражи в вагоне «СВ» у Больших Боссов Пай-Пай предполагал разобраться с добычей уже в следующем вагоне, но из этого ничего не вышло. Поезд притормаживал. Городок набегал низкими некрашеными домами, свежими срубами. Мелькнули кирпичные строения. Близко, у самого железнодорожного полотна, задушливо залаяла собака. К тамбурам подтягивались пассажиры. Проводница в соседнем вагоне с шумом откинула металлический фартук над стремянкой. Пришлось ждать на межвагонной площадке. Появись в этот момент потерпевшие за спиной — сгорел бы с поличным. Впереди, в тамбуре, копошился мужик, чемоданы перекрыли проход. Пай-Пай чудом проскользнул у мужика за спиной. С ходу заскочил в туалет, крутанул рукоятки запоров. От потерпевших приплыли к нему два бумажника и куча ксив. С тиснениями, упрятанных в целлофан. С цветными фотографиями на матовой бумаге. Вор не рассматривал, когда брал. Ловил, что шло. Были даже две авторучки — импортные, с золотыми перьями и ободками. Денег оказалось немного. Пай-Пай смешал их со своими, сдавил — придал общую конфигурацию. Ксивы не разглядывал. Открыл одну наугад. С фотографии смотрел мордатый симпатичный мужик — Пай-Пай видел его в вагоне-ресторане — белая сорочка, пуловер.
   «…Скорый поезд номер… отправляется…» — объявили за окнами. Но состав продолжал стоять — объявление относилось к другому поезду. Наконец дали отправление «Сибиряку». Фирменный двинулся. Набрал скорость. Городок за окном сначала исчез, а затем снова появились отроги нешироких улиц. Двухэтажные здания.
   «Больница?»
   Металлические листы под ногами подрагивали. Расположенные над колесными парами туалеты раскачивались особо круто. Пай-Пай нажал ногой на рычаг унитаза. Заглушка отошла, открыв мелькающие шпалы внизу. Билеты, карточки, удостоверения, мандаты — все полетело вниз. Ксивы переворачивались на лету, исчезали в короткой трубе.
   «Перебьются без них…»
   — У-у… — взревел электровоз впереди.
   С документами было покончено. Пай-Пай вышел из туалета, направился к ресторану. Удача его не оставляла. Одно из купе в соседнем вагоне было свободным. Пай-Пай еще раньше положил на него глаз. Три полки оставались незанятыми, без матрасов. На четвертой, внизу, лежали незавидные вещицы, из которых самой ценной был выгоревший, с деревянной ручкой зонтик. Пай-Пай уже знал: тут ехала старуха, то и дело бегавшая в туалет. Не было ее и сейчас. Пай-Пай с ходу заскочил в купе, отвернул матрас. Чутье не обмануло: внизу лежала дешевая дамская сумочка. Середина ее бугрилась. Пай-Пай дернул кнопку-запор. Между отделениями сумки лежал завязанный головной платок. Пай-Пай в мгновение распустил его.
   «Стольники!..»
   Сотенные купюры были уложены по-старчески — в пачки по девять штук, переложенные десятой. Пай-Пай выгреб все. Снова затянул платок узлом, сунул в сумку. Она все так же бугрилась. Сверху набросил матрас… Фортуна проводила его в тот же туалет. Закрыла запоры. За плотно замазанными краской окнами на прыгающих под ногами металлических листах Пай-Пай аккуратно разложил по карманам сложенные в пачки по тысяче штук купюры.
   Везение на этом закончилось. В тамбуре Пай-Пая уже ждал злой рок в образе коренастого, в клетчатой сорочке каталы и его напарника. С ходу сдали карты. По-крупному. Без дураков. Для души…
   Пай-Пай уже подходил к дому, где время от времени у сестры появлялся вор в законе Афанасий. Дом появился внезапно — светлого кирпича, отступивший вглубь, за красную черту зданий. Во всех окнах стояло по-утреннему яркое солнце. В конце двора был припаркован серебристый микроавтобус, возивший вора, — шведский «Урван». Рядом крутился кто-то из новых шестерок Афанасия. Он цепко-внимательно оглядел Пай-Пая.
   «Выше звезд, круче крутых яиц…» — презрительно подумал Пай-Пай.
   Он обогнул клумбу с цветами, вошел в чистенький веселый подъезд. На четвертом этаже на Пай-Пая после его звонка несколько секунд любовались в дверной глазок, потом, пружиня, легко скользнул тяжелый засов. Дверь открыл новый охранник — короткая дыбом челка, коровьи глаза. Руки сошлись в карманах на животе, там он что-то держал.
   — Заходи!
   Из кухни показался другой охранник, он же водитель. Этот был знакомый. Из затерявшихся вьетнамцев. Нгуен — верзила со смешанной кровью. Он же привел к Афанасию еще несколько земляков — как правило, они разбирались только со своими.
   — Привет, Пай-Пай!
   — Нгуен…
   Они расцеловались. Охранник тем временем сходил в комнату, вернулся.
   — Афанасий ждет тебя!
   Пай-Пай не снял обувь — авторитет этого не признавал, да и не положено вору печься о вещах — о паркете, о мебели, прошел в комнату. Афанасий — худой, невысокий, с белыми, яростными глазами — обнял его прямо на пороге.
   — Как съездил?
   — В Новосибирске полный порядок…
   — Молодец!
   Под его руководством Пай-Пай наезжал на конкурирующую группировку Белой чайханы, постоянно сталкивая ее с бригадой Лейтенанта.
   Ни Белая чайхана, ни Лейтенант не подозревали об этом.
   — С Иваном встречались? — Авторитет имел в виду Ивана Ефимовича, представлявшего интересы Белой чайханы. — Деньги пообещал?
   — Отказал.
   — И что Лейтенант?
   — Лайбу новую его загробил. У овощебазы. Сгорела, как свеча… Сейчас еду сообщить подробности.
   — Что ж… Я предвидел это. — Афанасий открыл дверь, крикнул в кухню: — Рюмку водки моему брату!
   Из второй комнаты показалась старшая сестра Афанасия — мать-одиночка, простая добрая деваха. Она так и работала в столовой пединститута, на кухне. В дела брата не вмешивалась. Иногда только — подштопать, поправить…
   — Вон кто у нас!
   Пай-Пай достал из кармана ручку с золотым пером — поездной сувенир.
   — Пацану твоему. Пусть пишет.
   — Спасибо! Ты всегда о нем помнишь.
   Из кухни уже несли поднос. Хрустальная рюмка, полная до краев. Бутерброд с красной икрой.
   — Через час про машину донесут в Белую чайхану… — Авторитет быстро соображал. — Чапан взовьется! А вечером будет еще покруче. Чтобы понял: церемониться с ними в Москве не будут…
   Как это делается, Афанасия не надо было учить.
   — Пора, — Пай-Пай поставил рюмку. Отломил кусок бутерброда, остальное оставил.
   — Мы проводим…
   Авторитет сдернул с вешалки куртку. Сунул в карман трубку радиотелефона. Пока собирался, телохранитель вышел на лестницу.
   — Все нормально.
   — Пошли! — Афанасий вышел первым. Последним шел вьетнамский верзила-водитель.
   Лифт не вызывали. Бычок шел двумя маршами впереди, соединив руки на животе, карманах куртки. Афанасий и Пай-Пай были уже на втором этаже, когда из квартиры внизу вывалилось несколько громких людей. Они начали спорить еще за дверью. На лестнице хотели разрядиться основательно. Вышедший из квартиры первым внезапно поднял голову. Замер. Его друзья тоже остановились. Наверху лестничного марша показался Афанасий. Люди внизу молча пропустили спускавшихся. Почувствовали ли они что-то? Или сверху даровано было им откровение?
   Сама Смерть, невидимая, непредсказуемая, неслышно прошла по лестнице рядом, в обличье серьезного, бесшумно шагавшего невысокого человека с белыми глазами и его сопровождающего — с блестящим, словно глазированным, лицом, в джинсовом костюме. За каждым было свое небольшое Ваганьковское кладбище.
   Хлопнула дверь внизу. Четверо прошли по асфальтовой дорожке. У серебристого «Урвана», в конце двора, авторитет остановился. Охранники отошли. Говорить особо было не о чем.
   — Тебе сделают предложение… — Афанасий прикурил от зажигалки. — Не отказывайся.
   — Зачем же?
   — Завтра утром Нгуен привезет тебя из дома. Поедешь в Нальчик. Пересидишь. Бывал там?
   Пай-Пай покачал головой.
   — У меня там друг. Отвезет тебя к Чегемским водопадам… Давай! — Авторитет поднял на него белые глаза. Обнял. — Все будет путем!
   Нгуен уже сидел за рулем микроавтобуса в трехместной просторной кабине.
   — Отвезешь брата моего на скоростняк, — приказал Афанасий. — Посадишь в попутку.
   Афанасий и Пай-Пай снова дважды расцеловались — обычай, пришедший вместе с многочисленной восточной популяцией новых группировок.
   — Все!
   Пай-Пай сел в «Урван» рядом с Нгуеном.
   — Поехали!
   Предложение, о котором упомянул Афанасий, поступило Пай-Паю еще утром, и он принял его, не задумываясь.
   На блатной фене имелось сто разных названий того, что ему предстояло сделать начиная с непонятных «ухетить» и «абфетцея», которыми пользовались старые тюремщики, и кончая общеизвестным и всем понятным, «примочить» или «завалить».
   Дело это было рискованное, но за него платили. И в нем был заинтересован вор в законе.
   В Москву Пай-Пай возвращался той же скоростной трассой, в новой «восьмерке» — с незнакомой супружеской четой. Молодая деваха и мужик на переднем сиденье тащились от своей машины, от себя своих разговоров. Пай-Пая они вроде игнорировали, но все что говорили, предназначалось для его ушей. Вспоминали города, в которых будто бы было тогда такое же ясное утро, как сегодня на скоростняке.
   — Небо такое же бездонное, голубое, с отливом! А мы с тобой идем к Рю Ройяль! Помнишь?
   — Это на площади Конкорд! И справа в перспективе Трафальгарская арка. Елисейские поля…
   Все разыгрывалось, будто сейчас только пришло на память…
   «Ах, понтярщики!.. — В Пай-Пае внутри все бушевало, но он все так же спокойно-бесстрастно смотрел на дорогу, а то и закрывал глаза — вроде дремал. — Суфлера!»
   Недалеко от мотеля перед Московской кольцевой дорогой он неожиданно потребовал:
   — Вон там остановишь!
   Мужик был покороблен бесцеремонным тыканьем, проехал несколько метров, медленно притормозил — не хотел портить резину. Пай-Пай перегнулся к переднему сиденью, в руке у него был нож на резинке, который он обычно спускал вдоль тела и закреплял ремнем. В любой момент нож, амортизируя, сам прыгал в ладонь; сейчас — похожий на финский — он уперся водителю в горло.
   — Пикнете! Я сразу впорю…
   Мимо проносились машины, никому не было дела до «восьмерки», припарковавшейся у обочины. Мужик сидел ни жив ни мертв. Деваха, чтобы не кричать, обеими руками зажала себе рот.
   — Сумку быстро!
   Деваха передала сумку — емкую, из натуральной кожи, она стояла у нее в ногах. Свободной рукой Пай-Пай вывернул содержимое между сиденьями: косметика, бумажки, газеты. Импортные презервативы. Денег совсем мало. Пай-Пай выбрал несколько купюр, сунул в карман.
   — Давай бумажник!
   — Вот…
   Пай-Пай развернул лопатник водителя: улов был невелик.
   — Ладно! Теперь сиди! Не дергайся…
   Мочевой пузырь Пай-Пая был полон, давал знать о себе еще в квартире у Афанасия. Пай-Пай с облегчением опорожнил его в дамскую сумку.
   — Это — чтоб сухари не терлись!
   Он застегнул «молнию» на джинсах. Открыл дверцу.
   — Будешь стоять еще десять минут! Уедешь — найду тебя из-под земли и убью. Номер машины мне известен… Чао!
   — Куда сейчас, товарищ капитан? — спросил водитель-милиционер у Игумнова.
   «Два шоферских вопроса, — подумал Игумнов. — „Куда сейчас?“ и „Мне ждать?“
   — Завезем Цуканова в отдел…
   Они ушли с шоссе и гнали теперь в направлении Красного Маяка. Было жарко. К закрывавшимся на обед огромным универсамам быстро шли люди.
   — Моя задача? — спросил Цуканов.
   — Пай-Пай мог остаться в Туле. Ориентируй на розыск личный состав.
   — Само собой…
   — Поинтересуйся происшествиями… Что у них по городу за сегодняшнее утро.
   — Все?
   — Свяжись с опером из 49-го, который обслуживает этих… в «Тойоте». А я подъеду с Баклановым в ГАИ к инспектору. Он вызвал к себе таксиста… Карпухина! Может, удастся зайти с этой стороны!
   Отдел разборов ГАИ окружали деревья. У ворот лежала покореженная разбитая техника. Госавтоинспектор — мясистый, с двойным подбородком — сказал что-то одному из водителей, тот быстро, не прощаясь, исчез. Гаишник подошел к стоявшим в стороне Бакланову и Игумнову.
   — Приехали?..
   — Федор, — представил его Бакланов. — Выдающийся специалист в нашем деле.
   — Уж и выдающийся…
   Одутловатое лицо корифея помрачнело. Бакланову что-то требовалось — иначе он не начал бы с комплимента. Для приличия помолчали.
   Могучие деревья делали двор похожим на парк аристократического особняка или усадьбы. Скорее же всего его построили после войны пленные немцы, как и многие другие здания по соседству. Сейчас в отделе разборов никто об этом не вспоминал.
   — У друга с машиной беда…
   Бакланов и глазом не моргнул: когда требовалось, он мог быть жестким и изобретательным. С Федором у них были свои гаишные дела.
   — …«Жигуль» записан на жену, а она получила от отца. Завещание оформлено, а найти не могут!
   — Надо узнать в нотариальной конторе… — Дело оказалось чересчур простым. — Номер конторы известен?
   — Двадцатая.
   — Длиннющие девки там… — Федор загадочно усмехнулся. — Баскетболистки…
   Его отвлек сверток, который привез Бакланов, в нем угадывались знакомые параметры.
   — Тебе! — Бакланов перехватил взгляд.
   — Надо бы вместе!
   — Вместе в другой раз! Положи!
   — Тогда… — Федор обеспокоился. — Сами и пронесите, а то неудобно. Скажут: «Уже со своих берет!»
   — Какие дела!
   Гуськом прошли в кабинет. Стол Федора стоял у самого окна, старенький, незавидный.
   — Реквизировал? Или со свалки?
   — Наследство!
   Ражий Бакланов нагнулся, открыл дверцу, сунул сверток в нижний отсек. Сидевшие в комнате посмотрели сочувственно.
   — Выйдем?
   Федор обернулся к соседям:
   — Я сейчас.
   Разговор во дворе пошел откровеннее.
   — На меня хотят наехать… — Бакланов достал несколько пластин жвачки, предложил всем.
   — Нет, спасибо.
   — Жду жалобу. Мужика ты должен знать. Таксер. Карпухин Костя… Ты его знаешь.
   — Знаю.
   Подумав, инспектор взял жвачку, которую Бакланов еще держал в руке.
   — С ним лучше не связываться.
   — Думаешь?
   Федор кивнул: в эту минуту он был абсолютно искренен.
   — Это мафия. Он возил вора в законе — Афанасия… Слыхал?
   — Краем уха…
   Игумнов промолчал. В отличие от гаишников, он не только слышал об Афанасии, но и знал оперативную информацию: авторитет по имени Афанасий держал ближний юго-восток Подмосковья.
   «Та же Тула!..»
   — УАфанаеия шведский микроавтобус. «Урван», серебристый, подлиннее наших… Костя сидел на нем.
   — А сейчас?
   — Я слышал: он посредничает с крупным оптовиком-спекулянтом. Возит, охраняет, обслуживает.
   — Овощи-фрукты?
   — Товары. В последнее время импортные платки…
   Корифей ГАИ владел разносторонней информацией, которой по каким-то причинам охотно делился с Баклановым.
   — А тот, кого он возит… Кличка известна?
   Федор поколебался:
   — Хабиби.
   Похоже, это было все, что он мог сказать. У забора уже несколько минут маячил водитель, с которым гаишник до этого разговаривал. В руке у него был теперь целлофановый пакет с содержимым.
   «Должно, сбегал за коньячком…» — подумал Игумнов. Он взглянул на часы.
   «Если бы таксист был действительно вызван в отдел разборов, Федор вспомнил бы, что Карпухин должен вот-вот подъехать…»
   Секрет был прост: «Федор его снабжает повестками!»
   — Ну, спасибо.
   — Пока!
   Они вышли к машине.
   — Лучший по профессии, — заметил Бакланов по поводу корифея. — На всех городских совещаниях ставят в пример.
   — Но к тебе всей душой…
   — Мне многое известно о нем, и он это знает.
   Впереди горел золотом купол храма на Ваганьковском. День был на изломе. Поток автотранспорта наполнял воздух запахом гари и пылью. Он двигался на трех уровнях, большинство его составляли мощные грузовые средства, направлявшиеся в сторону Ходынки. Издалека донесся стук проходившей электрички — там шли поезда белорусского направления.
   — Про вечер не забыл? — спросил Игумнов неожиданно.
   Бакланов сразу догадался, о чем он. Игумновская мысль соседствовала с личным, только когда в нем была замешана нынешняя его жена. Игумнов никогда не говорил о ней.
   — Клуб Дзержинского… Не беспокойся. Куда сейчас?
   — Надо найти автомат — позвонить.
   Ближайший оказался неблизко — у метро с длиннющим названием — «Улица 1905 года». Трубку снял Цуканов:
   — Слушаю…
   — Что насчет людей, которых мы проверили на трассе?
   — Я звонил в сорок девятое… — Цуканов был обстоятелен, когда наступал дефицит информации. — Хозяин «Тойоты» и второй с ним — хорошо известны. Лейтенант и Кабан. Сейчас вызвали из дома старшего опера, который обслуживает этот участок. Как только он свяжется со мной, я поставлю тебя в известность.
   По существу, Цуканову ничего нового узнать не удалось.
   — Дозвонился до Тулы?
   — Да. За утро в городе — всего одно происшествие… Сожгли частную иномарку. У представителя азиатской группировки. Белая чайхана…
   — За этим они и ездили в Тулу! Лейтенант и Пай-Пай, и таксист…
   Навязчивая мысль не уходила из головы: «Какая-то взаимосвязь, начиная с утра! Пай-Пай и Голубоглазый-азиат… Московские команды и группировка Белой чайханы!»
   — А как же Афанасий?
   — По их данным, он в этой борьбе не участвует…
   — Афанасий — не такой человек! А кроме того, другие воры в законе этого ему не позволят! Это его вотчина. Он несет ответственность перед ворами.
   Зам ответил уклончиво:
   — Я интересовался. Афанасий все время на месте, и автобус у него на приколе под окнами… Может, ждет, когда те и другие прихлопнут друг друга…
   — Или когда он их прихлопнет!
   Игумнов повесил трубку, подошел к Бакланову.
   Гаишник, не переставая жевать, ледяным взглядом следил за проходящим транспортом.
   — Можно предупреждать каждого второго водителя…
   — У меня просьба, — Игумнов еще был под впечатлением разговора с Цукановым. — Позвони в Тулу. Своим. Пусть они поставят нас в известность, если Афанасий погонит сегодня свой «Урван» в Москву…
   Омельчук наконец прибыл на место — двумя рейсами, с пересадкой, без особых приключений. В Шарье проверяющего из МВД встречали. От невысокой деревянной постройки приблизился плотный, в годах, милицейский в форме. С ним был дежурный по посадке, а может, по совместительству и начальник деревянного аэропорта с голубой нарукавной повязкой. За одиноким «Ан-2» на краю поля виднелся милицейский «газон» и дальше — сараи для грузов. Трепыхался на ветру бело-красный метеорологический сачок.
   — Здравия желаю… — милицейский представился. — Полковник Созинов Павел Михайлович, начальник линейного отделения на станции Шарья.
   — Подполковник Омельчук.
   — Документы разрешите!
   «С этим не попьешь! — Омельчук достал предписание. — Больно оглядчивый».
   Зам Картузова ни на минуту не забывал о лежавших в кейсе трех пол-литрах коньяка, которые ему подвезли в Быково, можно сказать, к трапу самолета. До того, чтобы пить в командировке в одиночку, посланец генерала Скубилина еще не опустился.
   — Все в порядке… — Созинов вернул документы.
   — Как и должно.
   — Прошу.
   На первое сиденье «газона» Созинов гостя не допустил — сел сам.
   «С министерской проверкой, а человек-то не министерский! Управление внутренних дел Московской дороги! Как и мы — с земли! Невелика птица!»