Смирнов Александр. Раб и Царь

   – Да нет. Знакомого в институте встретил. Вот и зашли в кафе поболтать. Да вы его знаете. Володя Рабов. В нашей школе с третьего по пятый класс учился.
   – Раб что ли? – удивился отец.
   – Ну да. Помните, он у нас ещё старостой был.
   – Ещё бы не помнить! – оживилась мама. – Разве эту историю возможно забыть? Он и в институте у вас старостой станет, попомни моё слово.
   – Да, полно тебе, мама! Когда это было? Мы же тогда детьми были. Всё давно изменилось.
   – Я не буду с тобой спорить. Пройдёт время, и ты всё сам увидишь.
   – Папа, а ты тоже так считаешь?
   – Понимаешь, Саня, – задумчиво ответил отец, – человек формируется до шести лет. А дальше меняется только форма, а содержание остаётся, как правило, неизменным.
   – По-твоему, после шести лет в сознании человека ничего существенного не происходит?
   – По-моему, так. До шести лет происходит формирование личности человека. Создаётся его нравственный костяк.
   – А потом?
   – А потом идёт его дальнейшее развитие, но уже на базе этого костяка.
   – Значит, потом уже изменить в принципе ничего нельзя?
   – Почему нельзя? Можно. Только это очень трудно сделать. Человек начинает воспринимать мир через призму тех убеждений, которые ему заложили в детстве. Попадает, так сказать, в их зависимость.
   – Становится их рабом, – добавил я.
   – Можно сказать и так.
   – Рабом, – повторил я и задумался.
   – Ну да, рабом, а что, собственно, тебя так взволновало? Вы что, обсуждали эту тему?
   – С ним – нет. Мы говорили про дедовщину в армии. Он считает, что неуставные отношения – это тот сук, на котором держится не только армия, но и всё общество. У него отец был военным, и его позиция по этому вопросу меня не удивила. Я удивился другому.
   – Чему? – заинтересовался отец.
   – Тому, что абсолютно все, кто принимал участие в нашем споре, а в нём принимало участие много людей, поддержали Володину точку зрения, а не мою.
   – Что же здесь удивительного? – сказала мама. – Ты же этот спор не в академии наук затеял, а в пивной?
   – Не в пивной, а в кафе.
   – Какая разница? Как говорит папа, меняется форма, а не содержание.
   – Значит, ты считаешь, что если бы я на эту тему разговаривал с интеллигенцией, то результат был бы другим?
   – Конечно, другим, но ты не обольщайся. Ты бы всё равно был бы в меньшинстве. Я всех людей делю на две категории, – пояснила мама, – это рабы и цари. Увы, но в основной своей массе у людей рабская психология. В обществе царей мало, большинство рабов, даже среди интеллигенции.
   – Честно говоря, мне трудно поверить, что Володька – раб. Он всегда старался быть первым. Мама только что сказала, что нисколько не сомневается в том, что и в дальнейшем его поведение вряд ли изменится.
   – Ты просто неправильно понял маму. Царь не тот, кто имеет много власти и денег, а тот, кто свободен от предрассудков. Мало того, царь использует свою свободу для созидания, а не для разрушения. Иисус был царём, хотя ничего не имел, а Понтий Пилат был рабом, хотя имел и власть и деньги.
   – Но если всё так, как ты говоришь, – не соглашался я с отцом, – то как ты объяснишь такое явление, как прогресс? Ты только что сказал, что созидать могут цари, а не рабы. А так как в основной своей массе люди рабы, то общество не может быть созидательным.
   – Я не говорил, что рабы не могут созидать. Они созидают, и очень даже хорошо, но только при одном условии: они должны быть в кандалах, а рядом с ними должен стоять надсмотрщик с плёткой. Сними кандалы, убери надсмотрщика, и они тут же уничтожат всё, что только что создали. Самое опасное – это дать рабу свободу. Нет более жестокого хозяина, чем освобождённый раб.
 
   У Володи Рабова утро началось тоже с головной боли. Стоило ему подняться с постели, как вчерашний день тут же напомнил о себе. Он, сморщившись, как прошлогодний лист, держась за стенку, чтобы не потерять равновесия, побежал на кухню, чтобы найти чего-нибудь остренького. Там, в трусах и майке, уже сидел отец.
   – О! Явление Христа народу! – засмеялся он. – Головка не болит?
   – Тебе смешно, а мне не до смеха.
   – Садись. Сейчас тебя вылечу.
   Отец вытащил из холодильника бутылку водки и налил своего «лекарства» в стакан. При этом не забыл и про себя.
   – А у тебя что, тоже голова болит? – спросил Володя.
   – Тебе для лечения, а мне для профилактики, – отшутился отец. – Пить в одиночку – самое последнее дело. – Он поднял свой стакан и чокнулся с Володей.
   «Лекарство» и действительно подействовало. Не успела приятная теплота дойти до желудка, как головная боль стала утихать.
   – Огурчиком, огурчиком закуси, – учил отец. – А теперь щей кислых поешь. Мамка уже приготовила.
   Володя поморщился, глядя на тарелку со щами, но спорить не стал. Стоило ему только попробовать, как отношение к щам резко изменилось. Тарелка моментально опустела.
   – После первой и второй промежуток небольшой. – Отец снова налил водки.
   Володя с отцом залпом выпили. Володя расплылся в улыбке и посмотрел на отца.
   – Ну что, вылечился? – смеялся отец. – Учись, пока я жив.
   Действительно, от утреннего состояния не осталось и следа.
   – Ну, а теперь рассказывай, где это ты так вчера набрался?
   – Представляешь! Захожу вчера в аудиторию, и кого ты думаешь, я встречаю? Саню! Я с ним с третьего по пятый класс учился. Вот и пошли отметить нашу встречу.
   – Это какого Саню, с которым ты ещё за одной партой сидел?
   – Ну да.
   – Значит, вы теперь в одном институте?
   – Не только в институте, но и в одной группе.
   – Ну, а набрались-то как? Силы не рассчитали по молодости?
   – Дело не в силах. Саня про тебя спрашивал. Ну, просто так спросил. Я ему и рассказал про то, как тебя из армии попёрли. Одним словом, спор про дедовщину пошёл. Так ты представляешь? Все мужики со своих мест повскакивали, и к нам за столик. А Саня давай им лекции про свободу и права человека читать.
   – А ты?
   – А что я? Ты мою точку зрения знаешь. Так представляешь, они не на меня, а на Саню набросились.
   – А ты?
   – А я выпил с ними за наши принципы, тем и разрядил обстановку.
   – А Саня?
   – А Саня в завершение их рабами обозвал. Можешь представить себе, в каком он состоянии был. Пришлось его потом ещё домой провожать, а то бы мужики могли ему и главный аргумент предъявить. Один так и сказал: «До таких патриотов можно достучаться, только если им по почкам стучать». Не бросать же мне товарища?
   – Да, товарища… – недовольно прошипел отец. – Давай-ка ещё выпьем, сынок.
   Он разлил по стаканам водку и, не дожидаясь сына, опустошил стакан.
   – Давай пей, – приказал он Володе. – Вот из-за таких товарищей твоего отца с армии и попёрли. Интеллигенция сраная! Думают, что в белых перчатках можно что-то построить и не испачкаться! А вот это ты видел?
   Отец смачно сложил кулак в кукиш и сунул его почти в физиономию сыну.
   – Да что ты на меня-то окрысился? – возмутился Володя. – Я как раз так и не считаю.
   – Да разве дело в тебе? Ты посмотри, что в стране делается? Горбачёв этот вылез откуда-то. Вокруг себя интеллигентов этих вшивых поставил. Что со страной-то будет, я тебя спрашиваю?
   – Нас теперь учат, что интеллигенция – это совесть нации, – заметил Володя.
   – Это вас так теперь учат? Тьфу! А нас, сынок, учили по-другому. Знаешь, что Ленин про интеллигенцию говорил? Интеллигенция – это говно!
   – Зачем же ты меня в этот институт запихал? – спросил его Володя. – Хочешь, чтобы и я таким стал? Уж лучше бы я в военное училище пошёл. Там всё проще. И никакой интеллигенции.
   – Не наше сейчас время, сынок. Нельзя тебе туда. Смотри, что они делают! Варшавский договор распустили. Войска из Германии выводят. Кому ты служить собираешься? Этим гнидам?
   – А после института что? Разве что-нибудь по-другому будет?
   – После института ты свободный человек будешь. Не на них, а на себя работать станешь. Ну а потом всё вернётся на круги своя. Придут к власти наши, так уж мы дадим им просраться. Умоются они кровавыми слезами.
   Этот разговор, видимо, очень задел отца. Глаза его засверкали, зубы заскрипели, а руки затряслись. Он взял бутылку, посмотрел на оставшуюся водку и сказал:
   – Давай допьём это. И кончим разговор, а то я ещё не сдержусь, да сам перестройку начну – по-своему.
   Только они успели допить водку, как на кухню вошла мать.
   – Ты что же это делаешь, старый дурак? – закричала она на отца. – Мало того, что сам от бутылки оторваться не можешь, так ты ещё и сына к этому приучаешь?
   – Цыц, дура! – заорал на неё отец. – Знай своё место и не суй нос не в свои дела, когда мужчины о делах разговаривают.
   – Какие дела? – не унималась мать. – Были дела, да все вышли! Хоть бы штаны надели! Ну надо же, сидят голые, и с утра водку хлещут!
   Мать ушла с кухни, а отец, что-то пробормотав себе под нос, снова заплетающимся языком обратился к сыну:
   – Вовка, никогда не слушай баб. Они, как и интеллигенты, только сопли пускать умеют. А на счёт этого дела, – он постучал пальцем по бутылке, – не бери в голову. Это я так, чтобы депресняк снять. На тебя у меня вся надежда. Вот встанешь на ноги, мы с тобой такие дела делать будем! Ты что же, думаешь, у меня связей не осталось? Вот они где у меня все будут. – Отец сжал свой огромный кулак и погрозил воображаемым интеллигентам.
   Отца сильно развезло. Он стал что-то невнятное бормотать, голова его стала всё больше и больше склоняться, наконец, она полностью успокоилась на столе, и послышалось ровное и спокойное дыхание. На кухню снова вошла мать.
   – Ну слава Богу, угомонился, – проворчала она.
   – Да ладно тебе! – прервал её Володя. – Хватит на него нападать. Его ведь тоже понять можно. Шутка ли сказать: был полковником, а стал пенсионером.
   – Да неужто я не понимаю? Ты бы, сынок, поскорее свой институт заканчивал, да что-нибудь организовал. Вон, сейчас кооперативы разрешили… Может и для отца бы дело нашлось. А то ведь, он не сможет без дела жить. Сопьётся, а потом вперёд ногами на кладбище. У вас, у мужчин, это сплошь и рядом. Это мы, женщины, себе работу везде найдём.
   Володя с матерью подхватили отца под руки и поволокли в спальню.
   Только после всего этого Володя надел брюки. Он подошёл к зеркалу и посмотрел на себя.
   «Да, его время кончилось, – подумал он про отца, – Теперь наступило моё время. Теперь я главный».
 
   Встретив в институте Раба, я не успел с ним даже поговорить. Увидев друг друга, мы, не сговариваясь, рассмеялись. Мне, конечно, хотелось спросить у него, как он добрался до дома и как его встретили родители, но начались занятия. Пришлось отложить наш разговор до следующего раза.
   После занятий наша группа осталась в аудитории, чтобы выбрать старосту. Я сразу вспомнил третий класс. Однако здесь всё происходило с точностью наоборот. Никто не хотел заниматься этой организационной работой. Каждый искал причины, чтобы увильнуть от этого хомута. После долгих споров куратор, который, наверное, уже привык к подобным процедурам, вмешался в ход собрания.
   – В таком случае, я сам назначу старосту.
   – Ну зачем же такие жертвы! Среди нас есть люди, которые считают, что подневольный труд никогда не может быть плодотворным, – сказал с места Раб.
   – В этом есть логика, – ответил ему куратор. – Но, что же делать, если все отказываются? Лично вы кого предлагаете?
   – Я могу предложить только себя, – шутливо ответил Володя.
   – Никто не возражает? – спросил куратор.
   Кто же мог возражать? Все с облегчением подняли руки вверх. Вопрос был решён. Группа уже хотела разойтись по домам, но неожиданно Раб остановил всех.
   – Э, нет. Так дело не пойдёт, – громко сказал он. – Скинули с себя хомут и сразу по кустам. А расхлёбывать всё мне?
   – А что расхлёбывать? – спросила удивлённая студентка. – Все вопросы решены, чего же ещё надо?
   – Я предлагаю скинуться, – заявил Раб.
   – А на что? – переспросила девушка.
   – Не на что, а зачем, – поправил её Раб. – Нам всем познакомиться надо. Давайте скинемся и поедем куда-нибудь за город. Там поближе познакомимся. Мы же не знаем даже, как зовут друг друга.
   – А что? Это отличная идея, – поддержала Раба девушка. – Кстати, зовут меня Наташа.
   – Ну вот, с одним человеком уже познакомились, – улыбнулся Володя. – А меня зовут Володя Рабов. Все слышали? Значит так, кто хочет всей группой поехать за город, подходите ко мне записываться.
   Володя достал чистый лист бумаги и ручку. Тут же его окружили студенты и стали наперебой совать ему деньги и выкрикивать свои фамилии.
   – Раб, меня запиши, – послышался чей-то голос.
   Володя засмеялся и повернулся в мою сторону.
   – Ну, что я тебе говорил? – сказал он мне. – Услышат или не услышат эту кликуху, всё равно она ко мне прилипнет.
 
   Бабье лето. Интересно, кто придумал его? Если говорить об официальных временах года, то такого понятия просто не существует. Однако в действительности оно есть. Природа как будто вспоминает о каких-то недоделанных делах и снова из осени возвращается в лето. Снова солнце начинает нагревать землю, снова листья подставляют себя золотым лучам, снова надежда зажигается во всём живом на Земле. А может быть, чудо произойдёт? А может быть, возможно повернуть всё назад и вернуться в прошлое? Увы, увы, и ещё раз, увы! Время невозможно повернуть вспять. Всё подчинено только одному закону, это движение вперёд. А бабье лето – только небольшая остановка для того, чтобы оглянуться назад, осмыслить всё произошедшее и снова продолжить свой путь.
   Именно такое настроение навевало бабье лето на всю нашу группу, которая по предложению старосты собралась за городом. Студенты сидели вокруг костра на берегу небольшой речушки, смотрели на огонь и слушали потрескивание веток в костре.
   Все вспоминали школьные годы и грустили, что эта страница жизни уже перевёрнута и нет на свете силы, которая могла бы перелистнуть её назад. Ну хоть на один день, хоть на час, хоть на одно мгновение! Нет. Только вперёд, никаких послаблений. Воспоминания – это всё, что осталось для каждого из нас.
   – А может быть, хватит об этой школе? – вывел из воспоминаний всю группу Раб. – Неужели она не надоела вам за одиннадцать лет?
   – Всякое бывало, – задумчиво ответила Катя. – Но, самое печальное, что больше никогда этого не будет.
   – Вот и отлично! Надо глядеть только вперёд. Только будущее может быть интересно, – ответил ей Раб.
   – Без прошлого нет будущего, – поддержал Катю Дима.
   – А если всё время оглядываться назад, то можно голову себе разбить, потому что будешь идти затылком вперёд. – Володя встал и отошёл от костра к речке.
   Я, Дима и Катя последовали за ним, желая довести свой спор до конца.
   – Мне тоже кажется, что без прошлого нет будущего, – сказал я Володе. – Возьми хоть наше поступление в институт. Каждый из нас мечтал о будущей профессии ещё в школе. Вот и выходит, что наше настоящее родом из прошлого.
   – Ну, это ты по себе судишь, – ответил Раб. – Лично я ни о какой профессии никогда не мечтал. Не всё ли равно, какая у тебя профессия?
   – Ну, ты же сам решал, в какой институт поступить, – удивилась Катя, – значит, ты думал об этом?
   – Если честно, то я ничего не думал. У нас в семье за всех отец думал. Он сказал, вот я и поступил.
   – Хорошо, пусть этот вопрос решал отец. Всё равно, он исходил из твоих наклонностей, которые сформировались в прошлом, а не в будущем, – сказал Дима.
   – А вот в этом-то ты и не прав. Мой отец как раз исходил не из прошлого, а из будущего. По его расчёту, через пять лет профессия экономиста станет самой высокооплачиваемой.
   – Неужели только деньги надо учитывать при выборе профессии? – спросил я.
   – А что же ещё? – не понял меня Раб.
   – Как минимум, профессия должна приносить удовлетворение, – сказал Дима. – Это же чокнуться можно, работать на работе, которая раздражает.
   – Удовлетворение могут принести только деньги и власть. Всё остальное способно только раздражать.
   – Но, позволь, – возмутилась Катя, – чтобы достичь власти и денег, надо сначала работать. А деньги – это только оплата за труд.
   – Что касается власти, то я с тобой не согласен, – возразил Раб, – Возьми, к примеру, нашу группу. Разве, избрав меня старостой, вы не наделили меня маленькой властью?
   – Тоже мне, власть! – усмехнулся Дима. – Скорее, это обязанность.
   – Значит, ты считаешь, что у меня вообще никакой власти нет? – Раб с иронией смотрел на Диму.
   – Нет, я так не сказал. Власть, конечно, есть, но уж очень маленькая.
   – Мы сейчас не будем обсуждать количественное выражение этой власти, – развивал дальше свою теорию Раб. – Главное, что она есть. И это мой главный аргумент в нашем споре.
   – В каком споре? – не поняла Катя.
   – Вот тебе и приехали… – развёл руками Раб. – Спорили, спорили и забыли, о чём спорили? Ты же сама пыталась мне доказать, что для того, чтобы получить власть и деньги, нужно сначала много работать?
   – Да, это я помню, – не понимала старосту Катя. – Я не понимаю, в чём заключается твой аргумент?
   – А аргумент заключается в том, что для того, чтобы получить власть, совсем не обязательно долго работать. Вы избрали меня старостой только потому, что никто из вас сам не хотел быть избранным.
   – Ну хорошо. А как насчёт денег? У тебя тоже аргумент есть? – спросила Катя.
   – Есть. Если есть власть, значит, есть и деньги. А если есть деньги, значит, есть и власть.
   – Ну, вот ты и попался! – обрадовался Дима. – Как только что мы выяснили, власть у тебя всё-таки есть. А вот денег от этой власти нет.
   – А это что?
   Раб достал из кармана деньги и показал их нам.
   – Но это же наши деньги, которые мы сдали тебе на поездку, – удивлённо сказала Катя.
   – Какая разница, чьи это деньги? Главное, что они есть, и они у меня. Это, как раз, и доказывает, что власть и деньги неразделимы. Маленькая власть – маленькие деньги, большая власть – большие…
   – Ну, нет, это не считается, – оживилась Катя. – Ты же не можешь распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению? В таком случае, как ты утверждаешь, и кассира в магазине можно назвать человеком, наделённым властью. Попробуй она распорядись деньгами по своему усмотрению, да от неё мокрое место останется.
   – Катюша, зачем спорить? – улыбаясь, сказал Раб. – В споре только один аргумент имеет значение – это доказательство. А мы здесь не спорим, а так, только воздух сотрясаем.
   – Значит, у тебя нет доказательств? – ехидно спросил Дима.
   – Нет, – ответил Раб. – Только не у меня, а у тебя.
   Раб пренебрежительно посмотрел на Диму, взял свою спортивную сумку и куда-то ушёл.
   – Ну вот, обиделся! – разочарованно сказала Катя.
   – А что я, собственно, такого сказал? – удивился Дима.
   – Да ладно вам! Ничего он не обиделся. Просто задумал что-то. – Мне почему-то этот спор был неприятен, и я хотел скорее перевести разговор на другую тему. – Смотрите, что это там по реке плывёт?
   Я указал рукой в сторону реки. По ней действительно что-то плыло. Катя тут же подбежала к самой воде. Дима не отходил от неё ни на шаг. По тому, как Дима смотрел на Катю, было видно невооружённым глазом, что она ему очень нравится. Катя тоже это заметила. И ей это определённо нравилось. Она нарочно вертелась перед ним, строила глазки, а сама с явным удовлетворением наблюдала за своим поклонником.
   – Да это же венки! – крикнула Катя.
   Действительно, по реке один за другим плыли венки.
   – Это кто-то посылает их нам. Их обязательно надо достать!
   Она шла за венками вдоль берега, но венки достать было невозможно. Дима нашёл длинную палку, но и это ему не помогло. Палка не доставала до венков.
   – Дима, смотри, лодка! – Катя указала на лодку, которая была привязана к берегу, далеко вниз по течению реки.
   Они оба побежали к лодке, обгоняя венки. Я не торопясь пошёл за ними, наблюдая, как бежит Катя, а за ней с палкой несётся Дима.
   Катя добежала до лодки и забралась в неё. Дима с палкой тоже устроился рядом с ней.
   Я подошёл к ним в тот момент, когда венки должны были подплыть к лодке.
   – Димка, не зевай! Палку приготовь! – почему-то шёпотом сказала Катя.
   Дима выставил палку вперёд и приготовился ловить венки. Как только они поравнялись с лодкой, он вытянулся вперёд и зацепил палкой венок. При этом лодка накренилась, черпнула бортом воду и Катя с Димой, плавно, как в замедленной съёмке, повалились в воду.
   – Ой! – только и успела крикнуть Катя.
   Река моментально поглотила её, и она скрылась под водой. Я не успел даже сообразить, что произошло, а Дима уже стоял по пояс в воде и держал на руках мокрую и испуганную Катю. Она прижалась к нему всем телом, обвила руками его шею и только стучала зубами от страха и холода.
   Дима, стоя в воде, держал Катю, и даже не пытался выйти из реки. Непонятно, что привело его в оцепенение, то ли падение с лодки, то ли спасение Кати, но мне кажется, что он остолбенел от другого. Мокрое платье Кати стало почти прозрачным. Оно как бы перестало существовать. Впервые в жизни Дима прижимал к себе практически обнажённое девичье тело. Он чувствовал биение её сердца и её дыхание. Именно это привело его в состояние шока, именно поэтому он стоял, как вкопанный и не знал, как себя вести. Однако вечно это длиться не могло. Дима пришёл в себя и огляделся по сторонам. Взгляд его остановился на палке, которая, зацепившись за лодку, покачивалась на воде и держала зацепившийся за неё злополучный венок. Дима, держа на руках мокрую Катю, медленно подошёл к венку, высвободил одну руку и достал его. Потом он вышел на берег и остановился передо мной.
   Я смотрел на них, не моргая. Испуг, который овладел мной, стал проходить, а на смену ему пришёл смех, который невозможно было сдержать. Глядя на Диму, абсолютно мокрого, держащего на руках такую же мокрую Катю, да ещё в придачу мокрый венок, я хохотал и не мог остановиться.
   – Да ты её хоть на землю поставь, – еле говорил я Диме сквозь смех.
   Он поставил Катю на землю. Она была вся синяя от холода, а нижняя челюсть у неё тряслась.
   – Платье надо снять, а то заболеешь, – сказал ей Дима. – И к костру надо побыстрее.
   Все трое мы повернулись в сторону костра. Он светился маленькой точкой почти у горизонта.
   – Ничего себе! Сбегали за цветочками! – залязгала зубами Катя. – Пока до костра дойдём, точно околеем.
   – Ничего, – подбодрил её Дима. Он прыгал на одной ноге и пытался снять брюки, которые прилипли к телу. – Мы бегом побежим, заодно и согреемся.
   – Ты раздеваться-то будешь? – спросил я Катю. – Или воспаление лёгких хочешь подцепить?
   – Так как же я пойду? Голой что ли?
   – Не пойдёшь, а побежишь, – уже смеялся Дима. – А голой не надо. Я тебя в твой венок одену.
   Он взял мокрый венок и надел его на голову Кате.
   – Вы хоть отвернитесь.
   Мы отвернулись. Катя разделась, отжала свои трусики и начала их снова натягивать. Нога, на которой она прыгала, наступила на острый камень. Катя попыталась удержать равновесие, но запуталась в трусах и рухнула на землю.
   – Ой!!!
   Мгновенно мы с Димой повернулись и бросились к ней на помощь. Она лежала на траве обнажённая со спутанными трусами ногами.
   – Вы что?!!! – закричала она, натягивая трусики.
   – А ты что? – спросили мы хором.
   – А я ничего, просто грохнулась, – и Катя расхохоталась.
   Она смеялась не над той ситуацией, в которую попала, а над нами. Вид двух молодых парней, которые стояли, выпучив глаза, раскрыв рты, и смотрели на голую девушку, вероятно и не мог вызвать иной реакции.
   – Рты закройте! Чего стоите? Мы к костру-то побежим? Или вы уже согрелись?
   Она натянула мокрые кроссовки, подала мне одежду и побежала к костру.
   – Саня, ну раз ты на это подписался, то и мою возьми. – Дима протянул мне своё мокрое бельё.
   Мы побежали догонять Катю.
   Наша компания сидела у костра и, кажется, даже не заметила нашего отсутствия. Все оживлённо о чём-то говорили. Однако вид раздетой девушки и двух гонящихся за ней парней привлёк их внимание.
   – Т-а-к! – сказал Олег, приставая с корточек, глядя на бегущих. – По-моему тут что-то неладное. Надо вмешаться.
   – Так это же наши! – узнала бегущих Наташа. – Смотрите, это же Катя, а те двое – Саня и Дима!
   – Интересно, – не понял Олег. – А почему она голая? И зачем Саня с Димкой гонятся за ней?
   – А ты попробуй угадать с трёх раз! – захихикала Марина.
   Все громко засмеялись.
   – Катька! А не быстро ли ты бежишь?! – закричала Марина.
   – Ничего, если не догонят, то хоть согреются, – поддержал Маринину шутку Олег.
   – Быстрее! Быстрее! – начали кричать все остальные.
   Кто-то нашёл верёвку и тут же приспособил её в качестве финишной ленточки.
   – Ка-тя! Ка-тя! Ка-тя! – пищали девчонки.
   – Дим-ка! Дим-ка! Саня! Саня! – вторили им баском ребята.
   Катя первая дотронулась грудью финишной ленты и повалилась от усталости на траву.
   – Фу, вот теперь действительно согрелась! – только и смогла она сказать. От неё шёл пар.
   – Качай чемпионку, – раздался чей-то голос.
   Парни схватили Катю и стали подбрасывать её вверх. Я и Дима подошли к костру. Ребята закончили качать Катю и поставили её на пень, как на пьедестал, поправив венок на её голове.
   – Что ж вы девицу догнать не могли? – спросил нас Олег.
   – А ты сам побегай за ней, а я на тебя посмотрю, – ответил я ему.
   – Катюша, посоревнуешься со мной! – предложил Олег.
   – Нет уж. Я уже набегалась. Ты, вон, Наташу догони попробуй.