Смирнов Алексей Константинович. Место в мозаике

   - Двадцать один, - послышался вежливый голос.
   Сандра непонимающе посмотрела на лицеиста.
   - Вы думали вслух, - паренек улыбнулся уголками губ. - Но мы описали ровно двадцать один круг.
   - Значит, у меня закружилась голова и я забылась - немудрено, раз их было двадцать один, - вышла из положения смущенная Сандра.
   Паренек снова улыбнулся, на сей раз как-то хитро, и ничего не сказал. Сандра смешалась: "Почему он так на меня смотрит? Словно знает какой-то секрет и решает, подразнить меня или рассказать".
   - Вы, конечно, меня не узнали, - вновь заговорил ее кавалер. Улыбка исчезла с его лица, теперь оно выглядело застывшим, что совсем не вязалось с очевидным беспокойством в глазах. Сандра удивленно вскинула брови и помотала головой. Паренек с неуместным шутовством выставил локоть - скрывая, как подумала Сандра, смущение под развязностью - и, рука об руку, они подошли к бархатной банкетке. "Он как замороженный, - подумала Сандра. - Что это была за история про брата и сестру? Мальчику попал в глаз кусочек стекла, и он сразу изменился - стал грубым, злым, а после отправился жить к Снежной Королеве. Но я не нянька - пусть выкарабкивается сам, а там посмотрим".
   - А я вас сразу узнал, - сообщил лицеист, присаживаясь. - Вас зовут Сандра, не так ли?
   - Верно, - Сандра вновь удивилась. - Но я вас не знаю.
   Паренек через силу скривился в очередной улыбке.
   - Я - Патрик, - напомнил он тихо. - Когда мы были маленькими, то жили в одном поселке.
   От неожиданности Сандра всплеснула руками. Она и сама не знала, чего было больше - радости или разочарования.
   - Не может быть! - воскликнула она. - Вы так изменились! Впрочем, мы никогда не были хорошо знакомы.
   - Это точно, - согласился Патрик. - Как-то так вышло, что мы не успели подружиться. Один только раз. . . вы вспоминаете? Пляж, полдень. . . вы играли в какие-то черепки. . . Это может показаться странным, но один из них я до сих пор храню как память. А вы?
   Сандра наморщила лоб.
   - Помню, - кивнула она, подумав. - Но мы вовсе не играли. По-моему, вы отобрали у меня самый красивый черепок и пошли с ним домой.
   - Неужели? - Патрик широко раскрыл глаза. - Мне казалось, все было иначе. . . Но он все равно у меня, - лицеист пожал плечами и рассмеялся. Наверно, мне нужно попросить прощения. Я был дурак и задира.
   - Я нисколечко не сержусь, - Сандра улыбнулась ему в ответ. - И открою вам тайну: это странно, но у меня тоже до сих пор хранится черепок. Он черный-пречерный, иногда мне почему-то бывает боязно взять его в руки. . . что с вами? - Она вскочила с места.
   Лицо Патрика опять окаменело. Он медленно стянул перчатки и впился ногтями в красный бархат, лоб покрылся испариной. Вокруг снова звучала музыка, но Сандре мерещилось, будто она слышит только скрежет его зубов.
   - Патрик! - страх ее возрастал. - Вам плохо? - Сандра знала, что есть болезнь, от которой человек перестает видеть и слышать, а после падает на пол и бьется в судорогах. Изо рта у таких бежит пена, и им, чтобы не откусили язык, разжимают ножами намертво стиснутые челюсти. Но Патрик внезапно обмяк, вытер ладонью лоб и повернулся к Сандре.
   - Ерунда - головная боль, - объяснил он слабым голосом. - Очень редко, но такое со мной бывает. И всегда некстати. О чем мы с вами говорили?
   - О черепках, - прошептала испуганная Сандра. - О черном черепке, который остался у меня.
   - Ах, да! - Патрик с силой ударил себя по голове, будто она и не болела минуту назад. - О черепках! Конечно, о черепках. . . конечно, о них. . . забормотал он, снова готовясь впасть в прострацию. Но сумел себя перебороть и, резко подавшись вперед, спросил: - Ведь вы покажете мне его? вы позволите мне на него взглянуть?
   - Пожалуйста, коли вам так хочется, - Сандру все больше настораживал этот разговор. В интонациях Патрика слышалось что-то неискреннее, жадное, он явно что-то не договаривал. Патрик же утратил чувство меры. Услышав, что Сандра не возражает, он пришел в сильное возбуждение, не сдержался и выпалил:
   - Прямо сейчас? - Голос его охрип, лицо исказилось от нетерпения.
   Сандра слегка отстранилась и холодно взглянула на "друга детства".
   - Мне кажется, это не очень-то учтиво с вашей стороны, - отозвалась она. _ Мы как-никак на балу. Что же мне - сорваться с места, бросить всех и бежать домой за черепком?
   Сандра вдруг сообразила, что черный осколок был единственной причиной появления Патрика на празднике. Она залилась краской и встала. Но Патрик уже опомнился.
   - Постойте! - Он схватил Сандру за руку. - Не обращайте внимания. Не знаю, что на меня нашло. Здесь дьявольски жарко. . . позвольте, я угощу вас лимонадом.
   Сандра уже разобралась, каких в ней больше чувств, и никакой лимонад помочь не мог. Но от Патрика было не так-то просто отделаться. Он вертелся вокруг нее, тянул за рукав и готов был упасть на колени. Увидев это, Сандра сдалась, несмотря на то, что раскаяние Патрика казалось наигранным. Она позволила отвести себя к лотку с напитками и конфетами, который разместили в углу и спрятали под дурацким расписным зонтом - для красоты, хотя многие находили это нелепым, справедливо считая, что такие зонтики уместны где-нибудь на улице, рядом с кафе, но никак не в танцевальном зале.
   Патрик швырнул на блюдечко мелочь, и Сандру покоробил этот жест. Продавец неприязненно смерил клиента взглядом и, ни слова не говоря, наполнил два фужера. Патрик театрально взмахнул руками, взял лимонад и несколько раз провернулся на пятках - вероятно, он хотел позабавить Сандру, изображая повышенное внимание и совершенный восторг, одновременно сам же над собой и потешаясь. Он добился обратного: Сандру глубоко возмутила эта карикатура на галантность. Она молча приняла фужер и, не сводя с Патрика гневного взора, поднесла к губам.
   Именно в эту минуту нарушился обычный ход вещей. К Сандре метнулась молния - рыжая обезьяна, яростно оскалив клыки, взлетела на лоток, сметая вазочки, кувшины и подносы с пирожными. Она описала мохнатой рукой полукруг и с силой ударила по фужеру, выбивая его из Сандриных пальцев. Брызги полетели Патрику в лицо, и тот отшатнулся, отчаянно утираясь рукавом. Глаза его остекленели от ужаса. Капли еще не успели доползти до губ, а он уже плевался, напрочь позабыв о приличиях. Сандра застыла с чуть отведенной рукой. Фужер падал меньше секунды, но ей показалось, что он приближается к паркету медленно, плавно, как будто плавал в невесомости. Едва он коснулся пола и так же медленно, с ленцой полетели во все стороны осколки, Сандра почувствовала, как кто-то схватил ее за талию мертвой хваткой и поднимает в воздух. Она не успела опомниться, как очутилась уже на пороге и изумленно смотрела в пол: шарманщик держал ее под мышкой, лицом вниз. На бегу он обернулся и свистнул, подзывая обезьяну. Та неслась к нему огромными прыжками через весь зал. Сандра увидела еще кое-что: Патрик стоит с опущенными руками и оторопелым, непонимающим выражением на лице, а обезьяну пытается догнать голубоглазый тип, с которого вдруг разом слетела всякая восторженность. Теперь его улыбка выражала сожаление по поводу того, что ему волей-неволей придется сделать с беглецами. Толстяк сунул руку за пазуху, но в этот миг шарманщик как раз добежал до лестницы. Обезьяна притормозила, развернулась мордой к преследователю, состроила гримасу и хлопнула в ладоши. Правая нога толстяка поехала каблуком по натертому паркету, а вытянутая левая взметнулась вверх. Толстяк, так и не вынув руки из-за пазухи, шмякнулся на пол и изумленно поехал, заваливаясь на спину. Сандра этого не видела. Шарманщик распахнул дверцу автомобиля и бросил пленницу на заднее сиденье - очень, впрочем, аккуратно, чтобы она не ушиблась. Обезьяна впрыгнула в открытое окно и села за руль. Шарманщик захлопнул заднюю дверцу, трусцой, пригибаясь, подбежал к передней и устроился рядом. Из здания доносились крики и топот ног, но машина уже набирала скорость, унося пассажиров к юго-западной окраине города, а теплый ветер, задувавший в окна, стыл на лету.
   ГЛАВА 4
   ХИЩНОЕ ВОИНСТВО
   Аластор Лют ударил Патрика по лицу.
   - Недоумок, - процедил он презрительно. - Какие там, к черту, танцы? Ты годишься только в куклы играть.
   Они стояли друг против друга, находясь в роскошном номере отеля "Полночный Демон". Горели бра, бестолково тарахтел вентилятор. Лют брезгливо поднес ладонь к глазам: после пощечины она была влажной от пота, а он никогда не потел. Патрик не двигался, боясь потереть отбитую щеку. Он сдавленно выговорил:
   - Вы же сами. . . Вы сами обещали, что поддержите меня на расстоянии, мыслями. . . Я же вправду ни разу. . .
   Аластор подступил к нему и заглянул в глаза. С издевкой он произнес:
   - Да, конечно. Скажи, маломудрый отрок, сидел ли ты когда-нибудь за рулем? Этим вечером моим рулем был ты. И я честно рулил и жал на педали, но далеко ли уедешь, если машина - дрянь? Я знал, что у тебя нет опыта и ты не умеешь пускать девицам пыль в глаза, потому и взял на себя управление. Но ты неспособен в принципе - вот где суть!
   Голова Патрика, пока он выслушивал оскорбления Аластора, опускалась все ниже. Лют сделал паузу, оценил достигнутое и решил держаться полюбезнее: Патрик был ему нужен.
   - Помощничек, - проронил он скорбно, но уже без злости. - Не повезло мне с тобой. . . Что ж - другого все равно не будет! - Тут Аластор осекся. Не будет? Так ли это? Что, если. . . Нет, это казалось невозможным, девчонка ни за что. . . впрочем, загадывать рано. Он продолжил: - Не будем унывать, мой друг, обсудим лучше наши дальнейшие действия с учетом возникших осложнений. Но сперва нам следует разобрать допущенные ошибки.
   Патрик прерывисто вздохнул. Страх перед тем, что новый товарищ может с ним сотворить, успел пустить крепкие корни. Перестук бильярдных шаров до сих пор звучал в ушах -но, кажется, обошлось. На первый раз его простили. А в следующий? Их дружба, едва начавшись, дала трещину, и трещина увеличивалась.
   Аластор раскинулся в кресле и мановением руки приказал Патрику сесть в другое. Толстяк отстегнул галстук-бабочку и принялся неторопливо вращать его на резинке. Не сводя со своей игрушки глаз, он заговорил снова:
   - Запомни на всю жизнь: ты беседуешь с дамой, ты теряешь рассудок от одного звука ее голоса - как же можно сразу, без подготовки, переходить к делам? Да еще нагло настаивать на своем! Ты же умер в ее глазах, едва только стал нажимать! Теперь второе. Ты собираешься угостить даму лимонадом. Что, собственно, в этом зазорного? Почему надо кривляться и фиглярничать? Как я ни старался, я не смог остановить эту идиотскую клоунаду. И зачем швырять на поднос жалкие медяки, словно ты принц крови? Принцы крови, между прочим, так себя не ведут, но это к делу не относится. А самое главное - кто просил тебя сыпать в лимонад порошок?
   Аластор лгал. На балу, видя, что Сандра вот-вот развернется и уйдет, он сам, овладев разумом Патрика, продлился в его руки и сыпанул порошка в фужер. Это было очень просто сделать, ибо Патрик, ослепленный блестящими перспективами, сам согласился на такое вмешательство - в противном случае Аластору не на что было рассчитывать. Он надеялся воспользоваться, когда Сандра потеряет сознание, общим переполохом, всех обскакать, унести ее с собой и, как только она очнется, обмануть. Но обскакали его самого, отчего в душе Аластора - или что там у него было на месте души - бушевала неистовая злоба. Сейчас он проверял, насколько незаметным может быть его присутствие в посторонних мыслях и понял ли Патрик, что это он, Лют, подсыпал отраву.
   Патрик, похоже, не понял ничего.
   - Я чувствовал, что она сейчас сбежит, - оправдывался он, чуть не плача. - Если б это вам предстояло попасть в губернаторы, вы бы тоже рискнули. - И тут он неожиданно осознал, что больше не хочет быть губернатором. Более того: пережив безобразную сцену еще раз, Патрик испытал какое-то новое, непривычное чувство. Ему захотелось немедленно исчезнуть, провалиться сквозь землю, очутиться где угодно - лишь бы подальше от щедрого на посулы соблазнителя. Но страх не ослабевал, и Патрик ничем себя не выдал. А Лют, услышав про губернаторство, довольно усмехнулся: парень явно не в себе, раз порет такую чушь. Если ничего не случится, можно будет и впредь совершать любые преступления руками лицеиста. Он покровительственно изрек:
   - Впредь будь осторожней. Она запросто могла отдать концы, и вся твоя карьера пошла бы прахом. Этот порошок непредсказуем, он способен лишить человека либо воли, либо жизни. Применять его на виду у сотни приглашенных чистое сумасшествие. Больше я никогда не дам тебе эту гадость.
   И снова Аластор Лют говорил неправду. Он планировал в будущем напичкать Патрика не только порошком, но и большим количеством другого оружия самых замысловатых и коварных разновидностей. Когда возникнет необходимость, он окончательно возьмет управление Патриком на себя, сделает его марионеткой и после оставит где-нибудь на лавочке пускать слюни, благо тот сделается полным кретином. Аластор хитро зыркнул на лицеиста и потянулся к звонку. Пришел лакей, толстяк повелительно бросил:
   - Пива для нас с юношей - живо!
   Лакей исчез. Патрик робко предупредил:
   - Я никогда еще не пил пива. Может быть, чего-то другого?
   Видел бы кто его в эту позорную минуту - самоуверенного, дерзкого хулигана и мучителя животных!
   Аластор строго отозвался:
   - Пиво - мужской напиток. Тебе пора взрослеть, и мы будем пить его, покуда не лопнем, - он вернулся к своему галстуку. Помолчав, сообщил: Ситуация складывается неприглядная. Я очень спешил, но наши недруги обвели нас вокруг пальца. Самым неприятным сюрпризом следует считать появление Ханумана, - он глубоко вздохнул.
   - Хануман - это тот, с шарманкой? - уточнил Патрик, стараясь предстать искушенным стратегом, смеющим задавать вопросы и вынашивать планы.
   - Нет, Хануман - обезьяна, - сказал Лют. - Шарманщика зовут Бран, он большеголовый дурак, только и умеющий, что биться на мечах и совершать бессмысленные подвиги. По правде сказать, как раз Хануману следовало бы расхаживать гоголем по балам, а Бран сидел бы у него на плече, на цепочке. Я не очень удивился, увидев, что они явились на праздник, но никак не ожидал, что они раскусят мой фокус с твоей персоной. Должно быть, ты вел себя столь неестественно, что бросался в глаза любому дуралею.
   В голосе Аластора снова зазвучал металл, и Патрик втянул голову в плечи. Он решил, что на подлете новая оплеуха, но толстяк лишь хмыкнул и продолжил:
   - Печально не то, что они вообще появились - мне не составит особого труда с ними разделаться. Плохо другое: они, будь уверен, выболтают этой вертихвостке всю подноготную. И она ни за что не вручит тебе черепок собственной рукой - вот в чем беда. Нам придется проявить смекалку и заставить ее сделать это всеми правдами и неправдами. Но прежде нам нужно их найти.
   В дверь постучали.
   - Открыто! - крикнул Аластор Лют.
   Вошел лакей, держа серебряный поднос с двумя пивными бутылками и кубками. Он бесшумно поставил заказ на столик и ловко, как автомат, откупорил пиво. Два хлопка прозвучали один за другим, над бутылочными горлышками поплыл хмельной влажный дымок. Все это время Аластор безмолвствовал, следя за лакеем, лицо его постепенно багровело.
   - Это - что? - спросил Лют с присвистом, тыча пальцем в бутылку. Лакей склонился в недоуменном полупоклоне. - Это называется пивом? Вы полагаете, что двое взрослых мужчин удовлетворятся парой паршивых бутылок? - Он щелкнул пальцами, и прямо из воздуха возник солидный пивной бочонок, водруженный на игрушечный лафет. - Мы больше не нуждаемся в ваших услугах, - объявил Аластор. - Думаю, что и никто другой не нуждается. - Он взял с подноса бутылку, залпом ее опустошил, затем схватил опешившего слугу за вихор и сунул носом в горлышко. Левой рукой он удерживал беднягу, а пустую бутылку медленно натягивал на него правой. Сосуд, ничуть не увеличиваясь в объеме, волшебным образом вместил сначала голову, потом - плечи и грудь, а затем и ноги лакея. Лют поднял бутылку и посмотрел сквозь нее на свет бра. За черным стеклом страдальчески раскорячилась фигурка в ливрее. Аластор надел сорванную крышечку и прихлопнул ладонью, запечатывая.
   - Ты пополнишь ряды джинов и в этом качестве будешь учиться искусству сервировки. Кто бы тебя ни выловил, ты не скажешь иных слов, кроме "кушать подано"- и так будет на протяжении многих, многих тысяч лет, - Лют распахнул окно и швырнул волшебную бутылку в канал, где та поплыла, покачиваясь на темных волнах и отражая тяжелый, мутный свет фонарей.
   Позабыв о лакее, Аластор взялся за краник и наполнил кубки густой красноватой жидкостью. Увидев полные ужаса глаза Патрика, он, с трудом себя сдерживая, сказал:
   - Что ты так дрожишь? Это же - лягушка! Очередная лягушка! Все вы для меня - лягушки! - выпалил он, уже не таясь, и сердито подтолкнул кубок к юному другу. - Я сотворю с вами что-нибудь кошмарное, и черт с ним, с нагоняем, который я после получу за самоуправство. - Аластор Лют перевел дыхание. - Выкинь из головы этого слизняка, давай вернемся к нашей проблеме. Итак, найти их, - он сделал глоток и прикрыл веки. - Это, я понимаю, пиво не то что пьет здешняя чернь. Значит, все чем они располагают - черный черепок, и , боюсь, они усмотрят случай им воспользоваться. Дай-ка на минутку, - Аластор протянул ладонь. Патрик порылся в кармане и вручил собеседнику осколок, радостно сверкнувший фейерверком красок. Лют злобно уставился на чужеродный предмет. - Посмотри, дорогой мой, - сказал он горько. - Здесь целый мир, праздничный и беззаботный, а единственное, чего в нем нет, так это места для тебя.
   Патрик внимательно всматривался в осколок. Рука Аластора еле заметно дрожала. Лицеист пытался разделить с Лютом ненависть - и не мог.
   - Может быть, лучше растолочь его в ступке, и дело с концом? предположил он.
   Лют вздохнул.
   - Великое искушение, - пробормотал он себе под нос. - Нет, это немыслимо. Осколок - наш козырь, наша наживка. Что проку от праха, каким он станет? Нам нужен черный близнец, и мы должны беречь его как зеницу ока. К тому же я не властен уничтожить эту субстанцию, я даже не могу им долго обладать; тебе же, хоть ты создан устойчивым к его чарам, такое дело будет не по зубам. Ну, время не ждет, - спохватился он и вернул осколок Патрику. Мы будем исходить из предположения, что юная леди сидит сейчас где-то в укромном местечке и слушает романтическую болтовню дурака Брана. Когда он расскажет ей все, перед ней встанет тот же вопрос: как раздобыть разноцветный черепок?
   - Я не понимаю, - сказал Патрик, - почему так уж надо, чтобы черепки передавались из рук в руки по доброй воле? Зачем вся эта морока с усыплением, похищением и обманом? Отнять гораздо проще.
   Аластор помрачнел.
   - Почем я знаю? - огрызнулся он. - Так положено. Ты опять за свое отнять, отнять. . . Если б можно было отнять, я с нею бы не цацкался - с тобой, кстати сказать, тоже. Забрал бы - и дело с концом, - Аластор чуть не добавил еще кое-что насчет своих действий в отношении Патрика, случись ему просто отобрать черепок у лицеиста, но вовремя прикусил язык. - Не нужно обсуждать эту тему, есть кое-кто поумнее и помогущественнее нас. Но помни, что и наши недруги не могут заполучить разноцветный осколок иначе, как из твоих собственных рук. Ты же, надеюсь, не собираешься вручить его врагу? Во всяком случае, пока я рядом, этого не произойдет, - сказал Аластор, сам себя успокаивая. - Отсюда следует важный вывод, - Лют поднял палец. - Им остается одно: бежать без оглядки.
   - Почему - бежать? - осведомился Патрик, прихлебывая пиво. Оно пилось легко, и все проблемы постепенно теряли остроту.
   - Потому что наилучший, беспроигрышный вариант для обеих сторон получить оба осколка, - произнес Аластор медленно. - Допустим, если они направятся к Радужному Мастеру, то мы отправимся следом, там встретимся с ними и совершим обмен: им - разноцветный осколок, нам - черный. И проиграем, ибо они уже у цели, а нам до Черного еще лететь и лететь через океан. Честного состязания не получится, так как нас опередят. Предположим обратное: наша встреча состоится у Черного Мастера. . . тот же обмен, и в проигрыше останутся они. Но если с их стороны оружием будет совесть, а с нашей - хитрость. . . то никакого обмена не будет, а развернется сражение за обладание всем или ничем. . . теперь ты понял? Им это ясно, и они боятся. Они не сомневаются, что потерпят неудачу - вот почему им придется бежать от нас - авось что-нибудь придумается. Но дальше кого-то из Мастеров бежать им некуда. Тогда остаются соображения простого удобства. Зачем еще куда-то мчаться, когда можно покончить с делом прямо на месте в маловероятном случае победы над нами ? Нет, они не станут побеждать нас у Черного Мастера, чтобы после победы нанести визит Радужному. Они отправятся к Радужному Мастеру сразу , не желая себя утруждать утомительным перелетом после. Они начнут убеждать и совестить тебя, наплетут гору чепухи. . . ты растаешь, девчонка получит осколок - и дело в шляпе. Как ты считаешь - есть у тебя совесть, или нет? - спросил вдруг Аластор Лют.
   - На кой черт она мне сдалась! - Патрик нервно и развязно хохотнул, невольно вжимаясь в спинку кресла под давлением тяжелого, ослепительного взора Люта. Толстяк склонился над ним, пристально изучая. Он не до конца разделял хвастливую уверенность Патрика. Он вовсе не был убежден в полном отсутствии совести. Но совесть, к сожалению, была предметом, который оставался для Аластора Люта неуловимым и невидимым. Верить же на слово он не привык: зачастую люди сами не знают, чем владеют. "Нелишне подстраховаться, - подумал он. - Неровен час. . . нет, с Мастерами подождем. Как бы складно это ни выглядело, лететь прямо к Мастерам рановато. Мастера есть Мастера - кто их знает, какой от них можно ждать пакости. Есть возможность завладеть обоими черепками до того, гораздо раньше. . . и глупо будет эту возможность упустить. А значит - все-таки погоня". И он воскликнул:
   - Я знал, мой верный друг, что не ошибся в тебе! Но человек, увы, бывает слаб. В таком ответственном деле, как наше, нельзя всецело полагаться на собственные силы. Наших противников трое, а может быть, и больше, и нам тоже пригодятся помощники. Кое-какие соображения на сей счет у меня есть.
   У Патрика никаких соображений не было, и он безропотно позволил руке Аластора заползти в карман парадных лицейских брюк.
   - Чтобы найти помощников, нам не придется сбивать ноги в кровь, молвил Аластор внушительно. - Они - перед нами! - И он, присев на корточки, расставил на ковре злополучные фигурки-амулеты. Выпрямившись, он отступил на несколько шагов, осушил до дна кубок, бросил его в угол, воздел руки к потолку, усеянному разморенными летними букашками, и затянул что-то волчье, оскорбительное для чуткого уха. Лют голосил не менее двух минут; Патрик каким-то образом сумел постичь, что было то одно-единственное, сумасшедше длинное слово. Все время, пока длилось заклинание, Патрик смотрел не на фигурки, а на Аластора, и вдруг почувствовал, что у него за спиной что-то происходит. Он посмотрел, и у него разом отнялись руки, ноги, а заодно и язык.
   Амулеты шевелились и менялись. Слева рос, как на дрожжах, чудовищный зверь. Он совершенно не понимал, что с ним творится, но был крайне доволен переменами. Вздымались и распухали мясистые чешуйчатые ножищи, выпячивался желтый живот, обтянутый сухой шершавой пленкой, разжимались и сжимались в кулаки когтистые ручки. Пасть расползлась в радостной победной улыбке, сверкнули клыки, капнула слюна. Медленно поднялись голые морщинистые веки, открывая внимательные холодные глаза. Лоб был сплющен, венчал его гребень заточенный, словно бритва, и переползавший на тонкую шею, неуклюжую спину и далее - на хвост, короткий и толстый. Трехметровый Динозавр зевнул, в его горле щелкнули какие-то хрящи. Глядя прямо, он плавно опустился на колени и склонился - обманчиво мирный и покорный хозяйской воле.
   Рядом с ним упругими толчками рвался ввысь некто чопорный и надменный. Закончив превращение, он неподвижно застыл. Стальной корпус был утыкан шипами, где только можно; матовая грудь мигала разноцветными лампочками. Стрелки на циферблатах замерли в центральном положении. Правая рука с тяжелыми суставами-шарнирами согнулась в локте, нацелив в потолок невиданное ружье, стрелявшее пулями, гранатами, усыпляющими иглами, а также лучами лазерными и просто вредными. Левая рука, полусогнутая, ладонью лежала на эфесе огромного меча. Ноги оканчивались специальными ботинками, которые в случае необходимости преображались то в ролики, то в коньки, то в лыжи, и даже - в ракетные сопла. К хребту железного исполина крепился ранец с топливом и запчастями. Лицо почти целиком скрывалось под затененным непробиваемым шлемом, и виден был лишь квадратный подбородок с полоской намертво сжатых синеватых губ. Галактический Военный Робот не кланялся. Каждому было видно, что он без проволочек выполнит любой приказ.
   Самым странным образом изменился Танк. Размерами он был, конечно, поменьше всамделишного танка - иначе просто не поместился бы в номере отеля. У него имелись настоящие гусеницы и настоящая пушка, но только вместо башни оказалась круглая чугунная голова, и пушка росла точнехонько на месте носа. Под пушкой - там, где обычно бывает щелочка для пулеметов, - образовался широкий рот. И были два глаза: огромные, круглые, без век и без бровей. Их выражение было удивительно глупым. Где-то под днищем угрожающе бурчал мотор, и прерывистой струйкой расползался удушливый буроватый дымок.