Смирнов Андрей. Князь лжи

   – Нет, зачем? Этого не потребуется. Они сильны до тех пор, пока питаются нашей силой. Мы им служим, порабощая себя государству, религии, наслаждениям, страху, страданиям. В тот миг, когда мы не принадлежим себе, мы отдаем силу кому-то другому…
   Я вздрогнул. То, что говорил Эдрик, внезапно перестало казаться забавным. Это было слишком уж близко к сути Игры… а об Игре я ему ничего не рассказывал.
   – …люди несвободны почти всегда, – продолжал он. – Боги сделали нас своими рабами и употребляют нас, как свою пищу. Школа… ставит своей целью разорвать эту зависимость.
   – И что вы сделаете, когда обретете свободу?
   – Мы уже ее обрели.
   – То есть? Вы открыли способ пробудить силу анкавалэна? – Я рассмеялся. – Ты не мог бы сотворить парочку миров… не то чтобы я тебе не верил, но все же…
   – Нет. Еще нет. Мы приблизились к ее сути, мы очень многого достигли, но на «сундуке», который прячет эту тайну, не один замок…
   – «На сундуке»? – переспросил я.
   – Просто… метафора такая. – Он рассмеялся. – Не обращай внимания.
   – Хорошо. А если говорить конкретно? Чего именно вы достигли?
   – Ты сам все видел.
   Я вспомнил, как утром он – почти без оружия, играючи – справился с отрядом солдат… Это впечатляло.
   – Сложно этому научиться? – поинтересовался я.
   – Да, непросто. В Школу принимают только детей. Как правило, еще младенцев. Во всяком случае – не старше двух-трех лет. Но и это считается поздним сроком, предпочитают брать детей до года. Покупают на невольничьих рынках или у многодетных крестьян. Забирают из приютов.
   – И когда они вырастают… каждый из них в состоянии справиться с сотней солдат?
   – Или с тысячей, – бесстрастно ответил он. – Вас так и разбили, кстати.
   – Кого – нас?
   – Орден Крылатых Теней. Чванливых хальстальфарских ублюдков. – Теперь он опять улыбался.
   – Ах, так вот в чем дело… Я не помню, что тогда произошло. Я ведь говорил тебе. У меня утеряна эта часть памяти. Значит… в политику вы все-таки вмешиваетесь?
   – Иногда. Нечасто. Изгнанные Ордена в Ильсильваре нам были не нужны.
   – А почему? Чем они вам помешали?
   – Не знаю. – Эдрик пожал плечами. – Я тогда еще не родился.
   Я смотрел на него и думал… Он не был похож на ильсильварца. Совсем не похож. Скорее уж – на одного из моих соплеменников. Светлые волосы, голубые глаза, высокий рост… типичный хальстальфарец. По сравнению с ним – я был нетипичным.
   Родился после войны… не знает родителей… я вдруг подумал, что его отцом мог быть кто-то из моих товарищей – из тех, кто занимались грабежами и насилиями в захваченном Льюхвиле. Сам я папашей Эдрика не смог бы стать при всем желании – младшему помощнику лекаря во время войны работы хватало по горло. Я не помню всего, что там было, но помню – обычно я выматывался так, что мечтал лишь об одном: хоть где-нибудь прикорнуть часок-другой. Кроме того, тогда я был еще совсем сопляком. С мозгами, основательно промытыми друидской философией ненасилия и любви ко всему живому. Вряд ли у меня в те времена хватило бы смелости прижать в уголке какую-нибудь смазливую девчонку. Все возможно, конечно, но… вряд ли.
   – А кто управляет вашей организацией? – самым невинным тоном осведомился я.
   – Прорицательница.
   – Она правда может предвидеть будущее?
   – Почти все настоятельницы в какой-то степени на это способны.
   – А мужчины?
   – У мастеров другие способности.
   – И какое положение в Школе занимаешь ты?
   – Я тел-ан-алатрит.
   – Этого трудно добиться?
   – Непросто. Для этого нужно выдержать обучение… – Мимолетная улыбка скользнула по его губам. – Что удается далеко не всем. А затем пройти последнее посвящение. Во время него и определяется, кто сумел Освободиться от Формы, а кто – нет.
   – И что происходит с несумевшими?
   – Они умирают.
   – А с прошедшими испытание? Что дальше?
   – А дальше – всё.
   – Не понял.
   – Ты можешь уйти. Или остаться учить молодежь. Во втором случае тебя будут называть «мастером».
   – Как я понимаю, ты выбрал первый вариант?
   – Совершенно верно. – Он опять улыбнулся. – Как видишь, я здесь.
   – Вы поддерживаете какую-нибудь связь?
   – Да, если нужно. Помнишь пожилого человека в трактире? Это была одна из моих настоятельниц.
   Мне показалось, что я ослышался.
   – «Настоятельниц»?.. Там был пожилой мужчина.
   – У них нет пола. Вернее сказать, они могут принимать любой пол по своему усмотрению.
   – Почему тогда… настоятельницы, а не настоятели?
   – Потому что в Школе они обычно пребывают в женских обличьях. Считается, что женщина управляет лучше. Настоятельницы составляют административную иерархию Школы.
   – А мастера?
   – А мастера – отдельно. Такие, как я, в Школе ничем не управляют. Да нам это и не надо.
   Я подумал, а потом спросил:
   – Почему ты сказал, что пройти обучение удается не всем?
   – Потому что оно не очень-то легкое. С точки зрения нормального человека… наверное, все это должно выглядеть как непрерывная цепь издевательств над детьми и подростками.
   – И что хорошего может вырасти из детей, «воспитанных» таким образом? – произнося все это, я смотрел на него. Вообще-то, ответ на мой вопрос находился у меня перед глазами.
   – Никто не ставит целью вырастить что-то «хорошее», – терпеливо разъяснил Эдрик. – Цель – Освободить от Формы. Любыми методами. Выдерживают не все. Некоторые ломаются, сходят с ума, убивают себя, умирают от перенагрузок. Другие закаляются. Как… как клинки, погружаемые после ковки в масло. Потом… потом все это становится неважным. Возникает понимание: ты просто есть. Здесь и сейчас. И ты свободен. А то, что привело тебя к этому пониманию… не имеет значения.
   – И как ты теперь к ним относишься?
   – Тел-ан-алатрит свободен от всего. В том числе и от самой Школы. Я ничего им не должен. И они мне ничего не должны.
   – Но если ты не стал мастером… значит, какая-то неприязнь все-таки осталась?
   – Нет. Я всегда мечтал посмотреть мир. Я знал, что смогу осуществить эту мечту только в том случае, если выживу на последнем посвящении. Иначе из Школы не уйти.
   Я помолчал, а потом произнес:
   – Мрачная какая-то у вас организация.
   Эдрик кивнул. Он по-прежнему улыбался. Безмятежной улыбкой младенца.

Глава шестнадцатая

   …В полутемном кабинете сидит девушка. Она не слишком красива – дородная, широкая в кости, с явной склонностью к полноте. У нее круглое лицо, карие глаза и румяные щеки. Каштановые волосы заплетены в косу. Обычно она носит дорогое платье, и не брезгует украшениями, но сейчас ее одежда – самая обычная. Она любит смеяться, но уже неделю в крепости Агимор никто не слышал ее смеха.
   С тех пор, как умер ее отец. Точнее сказать – с тех пор, как его убили.
   Девушку зовут Сазки Киправельт.

* * *

   …Скрипнувшая дверь отвлекла Сазки от невеселых мыслей. Она обернулась. Вошел Норбак Шуртальт – помощник отца, заправлявший здесь всеми бумажными делами. После смерти Хаздора он принял на себя управление крепостью – кому-то надо было это делать. Пока еще пришлют нового коменданта… Норбак двигался скованно, осторожно, как будто боялся нарушить тишину. «Лучше бы он вел себя, как прежде…» – с тоской подумала Сазки. Но она знала, что это невозможно. Уже ничего не будет прежним, никогда. Не считая ее отца, пало пятьдесят солдат. Те, кто знал их – живущие в Бисарихе и Агиморе родственники и друзья погибших – все еще не могли прийти в себя от случившегося. Говорят, солдаты были еще живы, когда к броду подъехал второй отряд. Но потом по берегу разлилась удушающая вонь, а когда, спустя час, она начала постепенно рассеиваться, то все раненые, оказавшиеся в зоне действия смердящего облака, были уже давно мертвы.
   Из сорока всадников ни один не осмелился последовать за двумя убийцами. Теперь многие смотрели на них, как на трусов. Так же воспринимала их и Сазки… хотя разумом она и понимала, что и всадники вряд ли бы сумели что-то сделать с этими двумя. Если им хватило всего нескольких минут, чтобы уничтожить отряд пехоты, если в городе они убили оборотня из Древа Кошки, если… Сазки почувствовала, как к горлу подступает бешенство. Она закрыла глаза и приказала себе ни о чем не думать. Иначе она снова выйдет из себя, будет ломать и крушить все вокруг – а потом ударится в слезы.
   Нельзя этого делать. Хватит. Не сейчас. Не при Норбаке.
   Грузный мужчина осторожно сел в кресло. Сазки был невыносим его вид, это постное выражение лица, это сочувствие на дне его глаз… Она отвернулась.
   – Как ты? – тихо спросил Норбак.
   Она покачала головой. Он вздохнул.
   Сазки тупо смотрела на письменный стол отца – как и неделю назад, когда он был еще жив, заваленный книгами, письмами, бумагами… Она с ненавистью уставилась на свиток пергамента со сломанной печатью Рендекса.
   Хаздор получил послание перед самым появлением этих двоих. Он ничего не успел сделать. Обнаружил их в хрустальном шаре уже совсем близко, у перепутья. Едва-едва успел добраться до брода по юго-западной дороге. Всадников он отправил через город, на север: выбравшись на тракт, они должны были перекрыть беглецам путь к отступлению.
   За неделю Сазки успела несколько раз перечитать это письмо. И каждый раз ей хотелось разорвать его в клочья. Из-за этого клочка пергамента погиб ее отец!.. Послание, помимо кратких комментариев одного из лейтенантов рендексовской стражи, содержало в себе точную копию другого письма, отправленного в Рендекс из Экфорда, а еще прежде, в Экфорд – из Миррабата, капитаном тамошней стражи Лассуром Эридельтом.
   – Я от Органа, – негромко произнес Норбак.
   – И что говорит капитан? – безучастным голосом спросила Сазки.
   – Хочет, чтобы я стал комендантом.
   Сердце Сазки сжалось, но внешне она постаралась сохранить спокойствие.
   – Никто не справится с этой работой лучше тебя.
   – Не знаю… я не уверен… – Норбак еще больше смутился. Изложив самую трудную – с его точки зрения – новость, сказал:
   – К Бисарих прибыл курьер из Рендекса.
   – Где он? – вскинулась Сазки. – Я хочу с ним поговорить!..
   – Он не привез ни одного ответа на твои письма… – Норбак опустил взгляд. – Вернее… все ответы предназначались Органу. Они считают, что он теперь… командует. И поэтому пишут ему.
   Сазки сжала кулаки так, что побелели костяшки. Ее отец погиб, защищая порядок в этом гребаном королевстве. А они, видите ли, не могут выделить полчаса, чтобы написать письмо его дочери. Им всем наплевать…
   Ее раскаленная добела ярость трансформировалась в гудящую потрескивающую электрическую дугу, которая, как змея, обвила руку. Такое с ней и раньше бывало, когда она выходила из себя.
   – Эй, эй!.. – Норбак вжался в кресло и поспешно замахал на нее руками. – Перестань, перестань!.. Ты что делаешь…
   Сазки полузакрыла глаза и в очередной раз приказала себе расслабиться. Норбак ни в чем не виноват. Не нужно его пугать. И разносить помещение нельзя. Это ведь все-таки папин кабинет.
   Когда, спустя несколько секунд, она снова посмотрела на свою правую руку, ослепительной молнии там уже не было.
   Норбак смотрел на девушку по-прежнему настороженно. Он знал, на что она способна в таком состоянии. Сазки была не менее сильной колдуньей, чем ее отец; единственное, чего ей не хватало – это его опыта.
   Впрочем, Хаздору и опыт не помог…
   – Тебе хоть что-нибудь удалось узнать?.. – спросила девушка спустя какое-то время.
   – Да, они говорили при мне.
   – И?
   – Второй – некто Эдрик Мардельт. Он длительное время зачем-то копался в княжеской библиотеке. Утверждал, что работает на Фремберга Либергхама.
   Сазки скрипнула зубами. Только бессмертного здесь еще не хватало!
   – Это правда? – напряженно спросила она. Если эти двое в самом деле связаны с Хозяином Обсидиановой Башни, как она сумеет им отомстить?.. Под защитой столь могущественной они могут не беспокоиться ни о чем…
   – Не знаю, – сказал Норбак. – По крайней мере, он себя за него выдавал. Неизвестно, насколько тесно он связан с Фрембергом… но, похоже, со вторым у них была назначена встреча. Из Рендекса уже отправили письмо в Обсидиановую Башню с просьбой как-нибудь… разъяснить эту ситуацию… но на ответ в ближайшие две-три недели, как ты понимаешь, рассчитывать не стоит. Возможно, бессмертный тут не при чем. Но если нет… я не знаю, что мы можем сделать.
   – Убить их, – процедила Сазки. – Пусть они служат хоть трижды бессмертному. Хоть кому.
   – Сазки, я понимаю… твое состояние. Но прошу – не делай глупостей.
   – Не указывай мне, что делать! – Лишь колоссальным усилием воли она не позволила бушевавшему в ней гневу превратиться в локальную грозу… в закрытом помещении и в самом деле не стоило совершать таких выходок.
   – Сазки, я не указываю, я прошу… – максимально проникновенным, спокойным голосом повторил Норбак. Руки у него при этом, однако, слегка дрожали.
   – Иди к черту, – процедила она, закрывая глаза…
   Когда она открыла их в третий раз, в комнате уже никого не было. И слава Осолагбору, всемогущему Богу Грома, которого Сазки считала своим покровителем. Еще немного – и она бы точно кого-нибудь убила.

* * *

   Прошло несколько часов, за окном стемнело, а Сазки по-прежнему недвижно сидела в кресле. Она словно пребывала в каком-то оцепенении. По щекам текли слезы, но она не замечала этого…
   Как же так получилось?.. Отец был жив еще совсем недавно, и вот теперь он – мертв. Кажется, он еще здесь, в комнате все дышит им, но его нет и уже никогда не вернуть.
   А тот, кто убил Хаздора, тот, кто отнял у Сазки самого дорогого ей человека – жив.
   Он едет куда-то на юг, и она ничего не может с ним поделать. С ним – или с ними? Она не знает, кто из них двоих убил его. Наверное, этот колдун. Капитан миррабатской стражи писал, что он очень опасен. «Отец понимал это, и взял с собой столько солдат, сколько успел собрать… – подумала Сазки. – Но все же их оказалось недостаточно».
   Она понимала, что колдуна уже не остановить. Она проследила за этими двумя, сколь могла – использовала птиц и духов, прирученных еще Хаздором. Колдун закрывался, и точное его местоположение она узнать не могла, но было ясно: эти двое едут на юг. Предположение Лассура Эридельта о том, что одержимый чернокнижник стремится попасть в Хэплитскую пустыню, не оправдалось. Еще несколько дней, и они покинут пределы королевства. Никто не станет преследовать их и мстить. Чудовище, вырвавшееся откуда-то из Алмазных Княжеств, слишком всех напугало. И так уже очень много людей погибло, пытаясь его задержать. Сазки могла представить, что будет дальше. Похоронят убитых и постараются забыть. Если те, кто обладают властью, не могут выделить времени даже на то, чтобы чиркнуть пару строк дочери убитого коменданта – в ответ на все те гневные письма, что она отправила в Рендекс – неужели они найдут время (и немалые деньги!) для того, чтобы нанять кого-то, достаточно могущественного, чтобы справиться наконец с одержимым нелюдем?! Нет. Им не до этого. Им самим ничего не угрожает. Они не считают, что чем-то обязаны тем, кто им служит.
   Они – власть. Бездушные королевские чиновники, зажравшиеся феодалы, боготворящие свою голубую кровь князья… Им нет дела до ее горя. Так всегда было и так всегда будет.
   «Что ж, – с внезапной решимостью подумала Сазки, – значит, и я им ничем не обязана. Да пропади оно пропадом, это прогнившее королевство!..»
   Она резко встала. Она чувствовала себя так, как будто бы только что проснулась. Отцовские вещи, создававшие ощущение его присутствия, Сазки больше видеть не могла. Вместе с тем сам их вид запрещал ей делать то, что она собиралась. Она опять засомневалась…
   «Ну уж нет…» – сказала она себе. Вытерла слезы.
   – Прости, отец…
   Направилась к двери.
   Ей нужно было попасть на самый нижний из подземных этажей Агимора.
   Поначалу ей никто не препятствовал. Ее вид пугал людей – все знали, каким могуществом она обладает и как плохо способна контролировать его, когда ей больно.
   Она миновала первый подземный этаж, где размещались кладовые, беспрепятственно прошла второй – там находились камеры для заключенных, но сейчас они пустовали. Вход на третий и последний был закрыт. Она вернулась к дежурному, потребовала ключ. Ей отказали. Сазки наградила солдата электрическим разрядом, отправившим его в беспамятство, забрала ключи, и снова спустилась вниз. После нескольких неудачных попыток отыскала наконец нужный ключ.
   С другой стороны замка не было, но имелся тяжеленный засов, который Сазки не замедлила заложить. Чтобы не помешали.
   Держа в правой руке тускло мерцающий фонарь, она спустилась по лестнице и вступила в каменный зал, где пахло пылью и тлением.
   Примерно на середине комнаты она остановилась. Подняла фонарь выше.
   На противоположной от входа стене имелся барельеф, изображавший фигуру в мантии. Никаких изысков, лишних деталей. Просто выпуклость на стене, кое-как стилизованная под нечто человекоподобное.
   Сазки поставила лампу на пол и произнесла первые строки вызывающего заклятья.
   Несколько сотен лет тому назад скайферы напали на Речное Королевство. Но это был не обычный грабительский поход. Их вел молодой вага, которому потребовались человеческие жертвы. Никто теперь не знает, для чего ему нужно было сразу столько.
   Возможно, он хотел как-то отличиться перед своими ублюдочными покровителями, сброшенными давным-давно на Дно Преисподней, побежденными, но все еще алчными до крови.
   Было сожжено несколько городков с той стороны реки. Замучено огромное множество людей.
   Вагу остановили. Видимо, он слишком разошелся. И, похоже, не собирался убираться в пустыню.
   В сопровождении королевских войск прибыли чародеи и гешские жрецы. Вага был силен, но в одиночку со всеми справиться не смог. Скайферов разгромили, остатки клана бежали в пустыню. Пленных не брали. За одним-единственным исключением.
   Темный волшебник был обездвижен, его способности – блокированы.
   Затем его убили. Прямо здесь, в этой комнате, в подземельях разоренного скайферами Агимора.
   Но не обычным способом.
   Гешские жрецы своей божественной магией перекрыли те каналы, которые связывали пленника с его томящимися на Дне покровителями.
   Чародеи (говорят, среди них были и бессмертные) поработили душу молодого ваги. Его Тэннак, Шэ и Келат были преобразованы во что-то еще более жуткое и более могущественное, чем при жизни. Отныне он стал прикован к Агимору и был вынужден оберегать людей от своих же соплеменников, продолжавших регулярно тревожить западные границы королевства.
   Существовало специальное заклятье-ключ, которым можно было его вызвать.
   Правда, к его услугам прибегали очень редко. После смерти он приобрел чудовищную разрушительную силу, которая, если ее направляли куда-либо, проявлялась спонтанно, не подчиняясь велениям управляющего вагой колдуна.
   Впрочем, называть это существо «вагой» неправильно. Для мертвых колдунов, отделенных от плоти и прошедших через такого рода преображение, существует другое наименование: кадёты.
   …Сазки услышала шум за спиной – кто-то пытался открыть дверь. Она не отреагировала. Сейчас важно было только одно – правильно произнести заклинание. Даже когда комендантом Агимора назначался обычный человек (в прошлом такое происходило нередко), при нем всегда находился колдун, имеющий доступ к магической системе, которой был подчинен кадёт. Иногда, кроме самого штатного колдуна крепости, ключ знал один из его учеников. Или старший сын.
   Или единственная дочь.
   Хаздор передал ей ключ два года назад, когда его ранили стрелой… нет, не скайферы. Обычные бандиты, разобраться с которыми городская стража не могла несколько месяцев подряд.
   «Мало ли что…» – неопределенно сказал отец, вручая Сазки колдовской ключ. Он взял с нее клятву, что она не станет пользоваться им никогда, если только не возникнет непосредственной угрозы городу или королевству.
   Теперь Сазки собиралась эту клятву нарушить.
   Она считала, что это королевство серьезно задолжало ее семье. А поскольку королевство, судя по всему, долги возвращать не собиралась, Сазки собиралась взять то, что ей причиталось, самостоятельно.
   В дверь снова заколошматили.
   – Сазки, открой!!! – захлебывающийся крик Норбака. – Не сходи с ума!.. Не делай этого!..
   Поздно.
   Незримая сеть, которая пронизывала комнату насквозь, изогнулась. Перед Сазки возникло пятно тьмы – и свет, исходящий от лампы, не был способен ее разогнать.
   Ощущение жути. Скрытая мощь. Что-то бесстрастно, безмолвно, но внимательно разглядывало ее. Смутные очертания парящей в воздухе человеческой фигуры в длинной темной мантии.
   Она выпрямилась и сколь могла твердо произнесла:
   – Найди этих двоих, – она показала ему Склепок одержимого. – Найди и убей их.
   Склепок – особый комплекс ощущений, который с помощью простенького заклятья может быть отделен колдуном от себя и передан другому. Это не изображение плотского тела (хотя и оно может присутствовать в Склепке), но отпечаток состояния энергетических тел во всем неповторимом их своеобразии. Иные называют это «запахом», другие – «чувством».
   Склепок можно «поймать» не только после личной встречи с человеком или демоном, но взяв в руки предмет, которым он длительное время пользовался, или поработав на месте, где он недавно творил свои чары.
   Сазки не один час провела там, на берегу, где до сих пор висел «аромат» сотворенного Льюисом колдовства. И, как она надеялась, ее усилия не пропадут зря.
   Она услышала вздох и холодный голос, раздавшийся прямо у нее в голове.
   – Я не могу.
   – Я приказываю тебе.
   – Я привязан к этому месту. Человека, которого ты ищешь, в пределах моей досягаемости нет. Он был здесь. Но сейчас я бессилен.
   Сазки помедлила. Она была готова к такому ответу. Ах, если бы только отец сразу воспользовался услугами кадёта, все было бы иначе!.. Но он никогда не сделал бы этого, не зная с чем столкнется – а узнать это он мог только одним способом. Хаздор слишком боялся силы, заключенной здесь, в недрах Агимора, и ни разу не прибегал к ней.
   Она же собиралась сделать то, за что отец, несомненно, проклял бы ее – если бы только был жив.
   – Дай клятву своим подлинным именем, что найдешь и убьешь этого человека. А также его спутника… или спутников. Дай такую клятву, и я освобожу тебя от уз.
   – Сазки!!! – кричал где-то далеко Норбак Шуртальт. – НЕТ!!!
   Она не слушала. Солдаты начали ломать дверь, но это было уже не важно. Она знала, что они не успеют.
   И когда кадёт поклялся именем, заключавшим в себе его колдовскую сущность, она расплела удерживающий узел. С ее стороны это сделать было совсем легко. С его стороны – невозможно. Хотя он и превосходил силой, знаниями и способностями дочь Хаздора в десятки, а то и в сотни раз.
   Оказавшись на свободе, он поднялся в небо и помчался на юг – по следам человека, убить которого кадёт поклялся.
   Но перед тем как покинуть Агимор, он выпил душу Сазки Киправельт и убил всех людей, толпившихся за дверью. Он уничтожил колдовскую систему, которая так долго удерживала его в себе, словно в клетке, и обрушил подземные этажи цитадели.
   Он ведь не давал обещания этого не делать.

Глава семнадцатая

   Мы ехали на юг. Местность дичала, со стороны пустыни дул горячий сухой ветер. Десятого июня мы увидели на противоположном берегу Иклин – последнее крупное поселение в юго-восточной части страны. Южнее его – только крепость Льяр, стерегущая истоки Велаты; но она расположена в горах, слишком далеко от нашего маршрута, и полюбоваться на нее, даже издалека, мы не сможем…
   Прошло еще два дня, и мы потеряли реку из виду. Раскаленное солнце пылало в небе, как чудовищная печь. Мне было дурно днем – энергии, которые изливало на землю дневное светило, были чужеродны всему моему естеству. Дальше будет еще хуже. По моему настоянию мы изменили время движения: теперь мы ехали ночью, а отдыхали днем. Эдрику было все равно. Жара его не волновала. Похоже, он был способен усилием воли поддерживать температуру тела на обычном уровне, не потея и не допуская перегрева. Пару раз я заметил, что он смотрит на полуденное солнце, не закрывая глаз. Яростный блеск, приводивший меня в полуобморочное состояние, его даже не слепил.
   Когда до летнего солнцестояния оставалось всего десять дней, Эдрик сказал:
   – Завтра увидим Врата Тедхара.
   «Значит, успеем», – подумал я. До берегов Пустого Моря осталось совсем немного.
   Врата Тедхара – руины древней крепости, возведенной хуриджарами во времена Войны Остывших Светил. В легендах говорится, что здесь до сих пор бродят неупокоенные тени прошлого, а в подземельях спят могущественные древние демоны, ожидая конца времен, чтобы пробудиться и вновь вступить в битву с обитателями небес. Люди боятся этого места и считают его проклятым, скайферы – наоборот: с их точки зрения, это нечто вроде святыни. Неожиданно у меня возникло чувство, что в те дни, когда я жил среди детей пустыни, меня приводили к Вратам Тедхара – по крайней мере, один раз. Зачем, почему, для чего, что я тогда видел – не помню совсем. Эти воспоминания украла Ночная Тень. Все, что осталось – смутное ощущение, что здесь я уже был, и уверенность, что местность, которую проезжаем мы с Эдриком, должна быть мне знакома.