– Пойдем, – сказал Фремберг. – Это недалеко.
   Он стал спускаться вниз, и Эдрик последовал за ним. Предчувствие крепло. Что-то не так со стариком.
   – Надеюсь, мы спускаемся не к Убивающему? – поинтересовался Эдрик. – Говорят, он лежит где-то под Столбом.
   – Нет, нет… – Фремберг издал короткий смешок. – Его «где-то» гораздо дальше. Речь идет всего-навсего о демонице, фаворитке одного из Последовавших. Очень древняя и опасная тварь.
   – Почему она заперта, а не уничтожена?
   – Потому что в тот период, когда ее изловили, у нас были очень плохие отношения с вашей Школой.
   Чтобы освещать путь в темноте, Фремберг создал шар света, который повис над его плечом.
   – При чем тут Школа?
   – Я же сказал: ее может уничтожить только существо вроде тебя. Тот, чья бессмертная сущность – оружие. Магия позволяет ее удерживать, еще, как я полагаю, играет роль влияние святилища. Но сейчас влияния нет и неизвестно, смогут ли ее удержать мои чары. А ты тут. Очень удачно. Давно стоило бы договориться с кем-нибудь из вас и разобраться с этой головной болью раз и навсегда.
   Они спустились приблизительно на шестьдесят-семьдесят футов, и заклятия Фремберга прогрызали перед ними дорогу. Внезапно снизу появился свет – лестница закончилась, в образовавшуюся дыру можно было увидеть кусочек какого-то помещения. Фремберг шагнул в отверстие и слевитировал вниз, Эдрик спрыгнул.
   Это была небольшая комната с возвышением в центре. Вдоль стен располагались статуи молодых девушек; в руках они держали хрустальные шары, от которых и исходил свет. Тут пахло магией и тайной. Взглянув на постамент, Эдрик замер.
   – Хитрая тварь, – хозяин Обсидиановой Башни протер глаза, – принимает обличья тех, кто нам дорог. Не знаю, что видишь ты… мне кажется, что я вижу свою мать.
   Эдрик подошел ближе. В восприятии что-то сместилось – он вдруг понял, что это не Вельнис. Просто похожа… Нет, не похожа вовсе. У нее совсем другое лицо, и светлые волосы, когда у Вельнис – темные. Иллюзия освещения. Или… что-то другое? Может быть, Фремберг прав и это… существо… как-то воздействует на его разум?
   Он долго смотрел на нее. Одетая в обычное белое платье без всяких украшений, она лежала совершенно неподвижно. Несмотря на то что нельзя было заметить, как она дышит, девушка казалась спящей, а не мертвой. Она была прикована к возвышению тоненькими, почти игрушечными серебренными цепочками. Впрочем, можно было не сомневаться, что эти цепи так перенасыщены магией, что на них можно подвесить и гору – выдержат.
   У Эдрика возникли странные чувства. Ему опять почудилось, что это Вельнис. Совершенно иррациональное ощущение. Как будто он был влюблен в нее, и забыл об этом, а теперь начинал вспоминать. Нет, это не Вельнис. Но у них определенно было что-то общее. Он протянул руку…
   – Не делай этого! – резким голосом предостерег его Фремберг. – Разбудишь… это. Она и сейчас на тебя влияет. Если она проснется, создаст такие иллюзии, что ты забудешь даже, где находишься. Я ведь говорил тебе. Она очень могущественна.
   – Я не чувствую никакого влияния.
   – Вот именно. И твои, и мои способности по сравнению с ее силой – ничто. Мы даже не можем обнаружить, как она воздействует. Скорее, убей ее! Мне тоже трудно держаться. Мне кажется, она пробуждается. Давай же!..
   Несколько мгновений Эдрик колебался, глядя на спящую. Ему показалось, или она действительно вздохнула?.. Похоже, его проводник прав: она вот-вот могла пробудиться.
   Он перешел в меч, на мгновение завис в воздухе… Когда он метнулся к своей жертве, Фремберг уже ничего не успел сделать. Эдрик рассек старика на две части, наискосок. Затем он снова перешел в состояние человека. Он еще не был уверен в том, что его догадка верна, и очень хотел посмотреть в глаза умирающему. Он досконально изучил науку притворства в Школе Железного Листа – настоятельницы периодически меняли свою внешнюю форму, а внутреннее состояние и манеры других людей они могли копировать так, что распознать обман было почти невозможно – но эта тварь могла притворяться лучше всех.
   – Жаль… – произнес Фремберг, выплевывая кровь. Но говорил он не своим, а каким-то чужим, бездушным, будто механическим голосом. – Такое великолепное лицо…
   И Эдрик понял, что не ошибся.
   Ему представилось вдруг, что тело Фремберга – лишь кожа, натянутая на «болванку». Это, второе, покидало тело так же, как вода вытекает из разбитого кувшина. Оболочка осталась, но то, что было внутри сохранило целостность и силу. Эдрик убил Фремберга, но второе не было даже задето. Он чувствовал, как оно отступает, но не было места, где бы оно находилось. Эдрик был готов сражаться с любым противником, но здесь не было противника – вернее, он существовал, как чистое ощущение присутствия, совершенно не локализуемое в пространстве. У Эдрика возникло впечатление, что это уничтожить вообще невозможно: оно лишь оставит оболочку и уйдет, а оболочкой для него служил не только Холок, но и Шэ, и Тэннак, и, возможно, другие, более высшие души, которых Эдрик не видел. «Можно ли его вообще победить?..» – За этой мыслью следовала неуверенность, а за ней – страх.
   Если бы не обучение в Школе, он так бы и последовал за цепью навязываемых ему состояний – до тех пор, пока не потерял бы себя в одном из них. Но его научили видеть мир иначе, и Школа, при всех ее недостатках, один замок сундука с анкавалэном сумела-таки открыть – и этот замок назывался «свобода». Не разбираясь, каково происхождение этих чувств, Эдрик не пошел у них на поводу; он отстранился от своих влечений, желаний, страхов в тот самый момент, когда почувствовал, что они угрожают затопить его внутренний мир. Он не думал о том, что делал – это был рефлекс, выработанный за годы обучения, воление чистого «я», освобожденного от всех привязанностей, не желающего отождествлять себя ни с одним из них.
   В тот миг, когда давление исчезло, заработал разум. Неуверенность навязывалась ему извне. Эдрик покачал головой. Это была не магия – он по-прежнему не видел никаких энергетических всплесков, а какое-то иное, глубинное воздействие, природу которого понять было невозможно. Присутствия этого он больше не чувствовал – оно ушло, он был один.
   Нет, не один.
   Он обернулся.
   Женщина по-прежнему спала. Интересно, почему это хотело, чтобы он убил ее?
   В нем потихоньку крепло подозрение, что они с Льюисом спустили с цепи кого-то похуже хуриджара. Если оно так легко захватило тело бессмертного, выжрало его изнутри, а потом просто ушло – и ушло неповрежденным, – когда Эдрик разрушил оболочку, оно не могло быть всего лишь демоном. И даже всего лишь бессмертным оно быть не могло. Значит…
   Нет, это подождет. В конце концов, это проблемы Солнечных Богов, а не его.
   А он должен решить, что делать с женщиной. Хотя бы понять, кто она такая и почему существо в маске хотело убить ее.
   Выяснить это можно было только одним способом. Эдрик подошел и потряс ее за плечо. Женщина шевельнулась. Вздохнула и открыла глаза.
   Чувство, что он смотрит на Вельнис, вернулось – уже в который раз. И на этот раз оно было еще сильнее, чем раньше.
   – Кто ты? – требовательно спросил Эдрик.
   Женщина не ответила. Она внимательно разглядывала его лицо. Ее взгляд проникал в самую душу. Казалось, она знает Эдрика давным-давно. Знает лучше, чем он знал себя сам.

Глава двадцать первая

   Терять личину Фремберга Либергхама Лицемеру было жаль, но он уже давно привык к смертям своих оболочек. Куда больше его раздражало то, что он так и не смог отобрать душу у этого мальчишки. Мальчишка был гладкий, как шар, – невозможно ни за что зацепиться. Самодостаточный, совершенный эгоист. Лицемер любил эгоистов – он легко цеплял их сердца за ощущение собственной значимости – но это, похоже, была какая-то новая порода. Впервые он столкнулся с эгоизмом столь совершенным, что он переходил в свою противоположность. Впрочем, с тем же успехом можно было сказать и обратное. А возможно, неверно ни то, ни другое. Из памяти Фремберга Лицемер знал, кто такие тел-ан-алатриты и какие цели ставит себе Школа Железного Листа. Но он не верил всерьез, что они смогли добиться чего-то реального на этом пути, кроме бессмертия и превращений. Похоже, что он ошибался. Кое-чего они все же достигли.
   Он не сомневался, что сможет подобрать ключик и к этой «новой породе», но у него больше не было времени. Еще в облике Фремберга он почувствовал, как зашевелился Австевер. На Кипящей Реке словно поднялась буря из крови. Жертвы Моста заголосили, потом затихли. Раб Солнечных Богов, Владыка Всех Чувств пробуждался ото сна. Начать Игру с другим Князем Лицемер не мог – по крайней мере, не с такими ресурсами, как сейчас. Он еще не успел оправиться от смерти, не набрал еще приличное количество масок-лиц. Позже… может быть. Но сейчас нужно уходить – пока властители Сальбравы не изловили его и не бросили в Озеро Грез во второй раз. Святилище не просто перекрывало путь к порталу, оно было устроено таким образом, что все волшебные пути, которыми можно было покинуть Слепую Гору, неизбежно вели через энергетическую зону, создаваемую храмом. Теперь храм разрушен и все пути открыты. Лицемер выбрался на одну из тайных троп и незамеченным покинул вершину Мирового Столба.
   Он свободен.
   Наконец-то.
   Было множество дел, которые надлежало сделать в первую очередь, и не меньшее число дел, которые требовалось сделать еще раньше. Он позаимствовал несколько лиц – у людей, демонов, стихиалей. Прямо сейчас столько ему было не нужно, но он хотел отложить их «про запас» – никогда нельзя знать заранее, как долго проживет его текущая оболочка. В своем истинном обличье разгуливать по Сальбраве слишком опасно: не исключено, что до Эдема уже дошла весть о том, кто вырвался на свободу и боги уже готовы пустить по его следу свои гончих псов.
   Он попытался найти кого-нибудь из своих братьев – услышал лишь тишину. Со Дна понимались отголоски тех, кто правил Нижними Мирами, но их своими братьями Лицемер давно уже не считал. Предатели.
   Он не был слишком удивлен, никого не обнаружив. Даже если кто-нибудь из них и избегнул смерти, в мироздании, порабощенном Солнечными Богами, они могли выжить не иначе, как научившись скрываться.
   Вдруг…
   В первое мгновение он не поверил себе. Ток силы Последовавшего – совершенно открытый, вплетенный в структуру большинства существующих Сфер. И в нем – отблеск сознания того, кого Лицемер менее других ожидал застать в живых.
   Еще один предатель?.. Но почему он не на нижнем полюсе мира? Он как будто свободен, но… что-то странное с этим потоком силы. Он как будто бы… имеет иное направление. А это невозможно.
   Энергии Темных Князей восходили от Дна, вливаясь в Сальбраву и низвергались вниз – нечистым, мутным потоком. Энергии Владык Света нисходили от Эдема и вновь устремлялись вверх – лестницей праведности, божественной чистотой. Князья не могли изменить свою природу, даже если бы хотели: каждый из них являлся лишь действием Светил в тварном мире. Изменить направленность тока – значит перестать существовать, вернуться в лоно прародителя. Если бы Истязатель и пожелал совершить нечто подобное, он должен был исчезнуть. Но он не исчез. Он был здесь – ток силы возносился в высь, к сердцу Сальбравы, но затем он не возвращался, а устремлялся дальше, к Эдему. И он был другим по сути. Таким же… только зеркально отраженным.
   Казалось, что сама сила Истязателя вывернута наизнанку.
   В месте, напоминающем остров, подхваченный ураганом, Лицемер остановился. Здесь – ближе всего. Бешеный ветер вокруг острова ревел и выл как зверь.
   – Брат, – произнес Лицемер.
   – Брат, – ответил ему ветер.
   Их разумы соприкоснулись и знание, которым обладал каждый, стало единым.
   Когда они проиграли, и потеряли все, и боги вели легионы ангелов и схлиархов на последний штурм адской цитадели Шейдобх, их оставалось пятеро. Пятеро из девяти. В смерти двоих Лицемер был уверен – в своей собственной и смерти Клеветника, испепеленного яростью пылавшего в небе Светила. Двое пытались удрать…
   – Кукловоду это удалось, – прошептал ветер.
   – И что с ним теперь?
   – Я не знаю. Он хотел заняться религией. Он редко меня навещает.
   Что произошло с Крысоловом, Истязатель не знал. Он не показывался – вероятно, его убили.
   Камень Воли самого Истязателя боги бросать в Озеро Грез не стали. Для него, первенца Темного Светила, придумали другую пытку. Его душу сожгли, а течение силы – переменили. И дабы она не иссякла, Солнцем был рожден новый бог – владыка гнева, небесный разрушитель, к которому теперь восходила сила.
   Прежде Истязатель насыщался чужими мучениями, теперь же любое страдание в Сферах Сальбравы вытягивало из него магию. Страдание восходило к Богу Гнева, и насыщало его могуществом, всю власть, которую терял Истязатель, обретал Бог Гнева. В великой ярости сошел он на землю, где истребил последних демонов и хуриджаров, и тем положил конец Войне Остывших Светил.
   – Я освобожу тебя, – сказал Лицемер.
   – Ты не сможешь, – ответил ветер. – Не справишься один.
   – Троих будет достаточно. Я найду Кукловода. И с нами будет сестра.
   Прошло несколько минут – а может быть, часов или дней, прежде чем ветер спросил:
   – Ты собираешься простить ее?
   – Да, – сказал Лицемер, и личина, которую он носил, громко расхохоталась. – Да. Да!..
* * *
   – У тебя есть еще один шанс ответить, – проговорил Эдрик, хмуро разглядывая пленницу. Оказываемое влияние – вся эта влюбленность и прочая чепуха – вызывало в душе тел-ан-алатрита обратный эффект. Он и так не был склонен доверять подозрительным пленникам в таком месте, а с учетом чувств, которые она в нем будила – еще меньше. – Или ты отвечаешь на мои вопросы, или я ухожу – и лежи тут в одиночестве всю оставшуюся вечность. Спрашиваю во второй и последний раз: кто ты?
   – Мольвири, – не отводя глаз, ответила девушка.
   Эдрик усмехнулся.
   – Чудное имечко тебе дали родители.
   – Мой родитель дал мне другое имя, – произнесла она. – Но тебе не обязательно его знать. Мольвири – имя, которым наградили меня вы.
   – Кто «мы»?
   – Вы, люди.
   Эдрик некоторое время молча рассматривал ее лицо.
   – И ты думаешь, я в это поверю? – Он улыбнулся.
   – Это правда.
   – Ну конечно! – Эдрик улыбнулся еще шире. – Белая Богиня, воплощение святости и чистоты, самая младшая и самая любимая дочь Солнца, заточена в недрах Слепой Горы. И ее охраняют бессмертные маги и демоны света, приставленные к Горе ее любящими братьями и сестричками – другими Солнечными Князьями. Что и говорить, это чертовски похоже на правду.
   – Это и есть правда.
   – Придумай что-нибудь поубедительнее.
   – Я не знаю, как тебя убедить.
   Эдрик опять улыбнулся.
   – Ты довольно прямолинейна. Значит, ты хочешь меня убедить. Интересно, зачем?.. Хм, дай-ка подумать. – Он сделал вид, как будто его только что посетило озарение. – Наверное, затем, чтобы я освободил тебя, правда?
   – Да, – бесхитростно сказала она. – Ты должен освободить меня.
   Эдрик с улыбкой покачал головой. Отвернулся. «Надо выбираться отсюда, – подумал он, разглядывая дыру в потолке, через которую они с лже-Фрембергом проникли в это помещение. – От этой „богини” правды все равно не добиться…»
   – И почему это я «должен» тебя освобождать? – подходя к поближе к отверстию, бросил он.
   – Потому что так предсказал Хелах Первый Освобожденный.
   Эдрик замер. Обернулся.
   – Твоя осведомленность о том, кто я, поражает, – произнес он, снова подходя к возвышению в центре комнаты. – Но ты зря думаешь, что я куплюсь на это. Возможно, ты каким-то образом проникла в мою память и утащила это имя, возможно – умудрилась прямо отсюда подслушать наш разговор с Льюисом… или с Фрембергом. Еще вероятнее – тебе успел передать знание о том, кто я такой, тот демон, который меня сюда притащил… Кстати, как его имя, не подскажешь?
   – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
   Эдрик решил, что с этим существом стоит быть терпеливым.
   – О демоне, который жил внутри моего приятеля, Льюиса Телмарида, – он уселся на край ее ложа. – Когда Льюис прошел Мост, демон обрел самостоятельность. Однако, похоже, что самому по себе ему существовать довольно неуютно, и позже он вселился в бессмертного, который приставлен твоими «родственничками» для того, чтобы тут следить за порядком. В личине Фремберга он привел меня сюда и хотел, чтобы я помог ему убить тебя. По крайней мере, он говорил, что хочет. Вместо этого я прикончил его самого – не люблю, когда со мной играют нечестно. Ты по-прежнему будешь делать вид, что не понимаешь, о чем речь?
   – Теперь понимаю, – сказала она. – Хелах предсказал это…
   – Ну хватит уже!
   – Хелах предсказал, что я буду пленена своими братьями и много лет проведу в заточении. Он предсказал, что мою жизнь спасет один из его учеников, и он же освободит меня. Это произойдет перед самым концом времен, когда Отец Лжи и Мать Демонов воскреснут из небытия и заключат мир, позабыв свои прежние разногласия. Тогда они явятся в мир людей во плоти и возгорится последняя война – война между землей и небом…
   Эдрик улыбнулся.
   – И это все предсказания твоего «Хелаха»?
   – Да, – солгала девушка. На самом деле, было еще одно, но сейчас оно казалось ей абсолютной дикостью. Хелах предсказал, что у нее и того, кто освободит ее, родится сын. Но, глядя на человека, который ее пробудил, она не могла поверить в то, что он станет когда-нибудь отцом ее ребенка. Он вел себя отвратительно. В глаза называл то, что она говорила, ложью. Посмеивался над ней. Угрожал. Заставлял ее ощущать зависимость от своих сиюминутных прихотей. Да что там – он чуть было не ушел, не бросил ее тут одну!
   С другой стороны, она никогда по-настоящему не доверяла предсказаниям Хелаха. В конце концов, он был всего лишь человеком, хотя и необычным. Кое-что сбылось, это правда. Но вовсе не обязательно, что сбудется все.
   – Ну, о воскрешении Темных Князей мне ничего не известно, – ухмыльнулся Эдрик. – А что касается «предсказаний» на мой счет – я не услышал ничего, кроме того, что перед тем я сам же тебе и сообщил. Исключая освобождение, конечно. Но даже если бы ты сумела убедить меня в том, что такие предсказания были сделаны на самом деле – а не выдуманы тобой минуту назад, – это ничего не меняет. Я не верю в судьбу, и имя основателя нашей Школы значит для меня не больше, чем кличка последнего раба на невольничьем рынке. Что, если я просто уйду – прямо сейчас? Какова тогда будет цена всем этим «предсказаниям»? Тебе стоило бы найти способ получше убедить меня в том, что ты – белая овечка, а не ссылаться на пророчества. Ничего я не ценю выше своей свободы. Чем больше ты будешь убеждать меня в том, что я что-то «должен» для тебя сделать, тем сильнее будет крепнуть во мне желание сделать что-нибудь другое – но только не это.
   – Тогда тобой легко управлять, – возразила она. – Нужно лишь говорить тебе обратное тому, что я хочу на самом деле…
   Эдрик рассмеялся.
   – Боюсь, так тоже не получится. Как видишь, я еще не ушел, а сижу тут и болтаю с тобой.
   – Ты мне не веришь, – грустно сказала она. – А я не знаю, как убедить тебя, что я не лгу.
   – Да, не верю, – согласился он. – И не представляю, как бы ты могла меня убедить. Но давай-ка допустим на минуту, что твои «предсказания» верны. Я не горю желанием увидеть конец света. А если ты будешь освобождена перед концом, значит… мне ни в коем случае не нужно тебя освобождать. Тогда и конца света не произойдет. Если предсказание верно, конечно.
   – Послушай, – сказала она. – Я не хочу с тобой спорить. Я тоже не верю в предзаданность событий. Что-то мы можем изменить – в границах наших возможностей. Но мы не можем изменить все. Если Последовавшие за Темным Светилом вырвались на свободу… ты не остановишь конец света, просто оставив меня здесь.
   – Но если я оставлю тебя здесь, значит, предсказание не верно – по крайней мере, в этой части, – парировал Эдрик. – А если оно неверно в одной части, то может быть неверно и в другой. С чего бы мне верить в то, что Последыши освобождены?
   Девушка долго не отвечала.
   – Расскажи мне о демоне, который хотел меня убить, – наконец произнесла она.
   – Я уже все рассказал.
   – Ты сказал, что на какой-то момент он обрел самостоятельность. Как он выглядел?
   Стоило Эдрику упомянуть о клюке и маске, как она тут же его перебила:
   – Это Лицемер. Неужели ты до сих пор этого не понял? Неужели во всей Сальбраве может отыскаться другое существо, способное использовать сущность бессмертного как перчатку, надеть его лицо – как маску поверх своей собственной маски? И после этого ты говоришь, что ничего не знаешь о воскрешении детей Горгелойга? Ты слеп.
   – Возможно, – сказал Эдрик. – А возможно, и нет. Мне неизвестны ни имена всех обитателей Сальбравы, ни их способности. Если этой способностью обладает Лицемер, не исключено, что ею может обладать еще кто-нибудь. Но допустим, ты права. Как отсюда следует то, что ты – та, за кого себя выдаешь? Этот… демон… когда он вселился в Фремберга, сказал, что ты – демоница, фаворитка одного из Последовавших.
   – И ты поверил Отцу Лжи? – изумилась она.
   – Дорогая моя, ложь иногда может быть очень похожа на правду. А уж настоящие мастера умудряются лгать так, что ни одно из их утверждений само по себе не является ложным. Важно соотношение этих утверждений между собой и точная расстановка акцентов.
   – Я не «твоя дорогая», – презрительно бросила она. – Я – дочь Солнца. Я не требую, чтобы ты молился и поклонялся мне, но и не позволю, чтобы обращался со мной как… как с какой-нибудь самочкой из твоего народа.
   Эдрик расхохотался.
   – Ты? Не требуешь, чтобы тебе поклонялись? Да у тебя самый популярный культ в цивилизованной части нашего мира!
   – Я не имею к этому ни малейшего отношения, – холодно произнесла девушка.
   – К чему? К культу?
   – Да!
   – Конечно, не имеешь. Ведь эта религия почитает Белую Богиню Мольвири, младшую дочь Солнца. А вот, кто ты такая – мне все еще не понятно…
   – Я и есть Мольвири! Та, перед которой вы ползаете на коленках в своих душных храмах! Та, ради которой вы убиваете друг друга! Та, которой вы препоручаете свою волю в молитвах! Та, которая…
   – Да успокойся, – пренебрежительным тоном бросил Эдрик. Мысленно усмехнулся: если девушка все-таки не лжет, то к списку людей, демонов, бессмертных и настоятельниц Школы, которых, после короткой беседы, ему удалось вывести из себя, следует теперь добавить еще и одну богиню. – Ты только что утверждала, что не имеешь к этому никакого отношения. И вот, нате вам пожалуйста…
   – Я не создавала эту религию, – терпеливо объяснила она. – Я не хотела, чтобы она была.
   Эдрик скептически посмотрел на нее.
   – Тогда ты довольно странное божество. Боги так себя не ведут.
   – Да. За это меня и наказали. Братья заточили меня здесь, а там, на земле, создали мой культ. В своих снах я была разными людьми. Я слышала ваши молитвы, но ничего не могла для вас сделать. Я отрезана от своей силы, заточена в этом теле…
   – Да неужели?.. Совсем ничего не могла? О чудесах, совершенных именем Мольвири, ходит великая слава…
   – Это не я. Это бисурит моей религии.
   – Вот уж не думал, что бисурит может как-то противоречить сущности, к которой обращен.
   – Говорю же: я отделена от своей силы… Бисурит создали без моего ведома и желания. Из энергий верующих, из их молитв и надежд…
   – Зачем? Какой в этом смысл?
   Она ответила не сразу.
   – Я не хотела, чтобы все было… так, как есть. Мы получили свою силу от Светил, но… братья хотели удержать ее у себя. Я же всегда полагала иначе. Они хотели забрать то, что люди получили от них, обратно. Для этого и были созданы бисуриты, порабощающие волю смертных, превращающие каждого отдельного человека в часть стада. Но это путь в никуда. Я так им это и сказала, хотя братьям мои слова и не пришлись по вкусу. Когда разделились земля и небо, и между мирами возникли границы, я пожелала остаться в мире людей. Чтобы учить вас, чтобы помочь вам понять, кем вы стали… ведь вы жили как звери, да что там – вы и были зверьми… Но я ничего не успела сделать. Меня заперли здесь. Мне сказали: хочу я или нет, но мой культ будет создан, и когда-нибудь, может быть, я пойму, что правы они, а не я. И тогда мое наказание смягчат. Может быть.
   – А с Хелахом когда ты успела познакомиться?
   – Когда жила на земле. Он сам нашел меня. Он был человеком, но уже… другим. Он… как отблеск будущего – предвестник того, чем каждый из вас мог бы стать. Хелах сказал, что вскоре его уничтожат, а меня – обрекут на бессрочное заточение, но я ему не поверила. А он оказался прав. Так и произошло. Но все же… рано или поздно вы освободитесь от пут, которые наложили на вас мои братья.
   – Это тоже Хелах предсказал? – невинным тоном осведомился Эдрик.
   – Нет, это… я в это верю. Анкавалэн – особенный дар. Нельзя просто владеть им, не отдавая его кому-то, не воплощая эту силу в чем-то. Если оставить себе, пожалеть, дар обернется пустышкой…
   – Погоди-ка. Светила отдали анкавалэн богам, боги – людям, – сказал тел-ан-алатрит. – По твоей логике выходит, что и люди должны отдать его кому-то. Кому?
   – Не знаю, – призналась она. – Может быть и так, что начало соединится с концом, и из вашей силы будут когда-нибудь рождены новые Светила, когда те, что ныне освещают небо, погаснут и утратят всякое могущество.