Смит Барбара Доусон. Проблеск небес

   Да и какой достойный человек женится на ней? Она не может рожать детей.
   Однако временами грешные желания, как пламя из пепла, разгорались в ее сердце. Желание иметь мужчину, который бы обнимал ее, нежно заботился о ней, иногда было очень сильным. Она сурово напоминала себе, что теперь мечтает совсем о другом. О будущем, о жизни полезной и приносящей удовлетворение.
   Ветер развеял грустные думы, и Кэтрин предалась своим тайным мечтам. Как только Пруденс и Присцилла выйдут замуж и перестанут в ней нуждаться, как только Кэтрин накопит достаточно денег, она сможет покинуть Сноу-Мэнор. Она купит собственный дом и откроет школу, в которой будет учить детей чтению, географии и арифметике. И ни один ребенок в округе не будет лишен возможности учиться, как это случилось с ней самой.
   Кэтрин достала очки и выбрала исторический текст, решив изучить королей из рода Плантагенетов и Тюдоров, поскольку не могла отличить одного Генриха от другого. В ее образовании были большие пробелы; она училась сама – урывками, в промежутках между домашними делами. Ей приходилось прятать книги и читать по ночам, ибо Лорена чтения не одобряла.
   Кэтрин не хотелось портить такой прекрасный день размышлениями о прошлых несчастьях, и она углубилась в чтение описаний пышности королевских дворов и рыцарей, мчавшихся на боевых конях спасать прекрасных дам. Спустя некоторое время прикосновение холодного влажного ветра к шее вернуло ее к действительности. Подняв голову, она сняла очки и моргая посмотрела на свинцовые тучи, бегущие по небу.
   – Надо же! – выдохнула она.
   Кэтрин схватила книги и побежала через болото. Это сокращало путь на полчаса. Она знала каждый камень и каждую ямку на пути от торфяной трясины до каменистой дорожки, едва заметной среди зарослей вереска. На случай грозы тут была заброшенная пастушья хижина, где Кэтрин могла бы спрятаться.
   Перед ее глазами была голая пустошь – ни фермы, ни амбара, никаких признаков человека или зверя. Холодный ветер словно чудовищной рукой толкал вперед, запуская пальцы в ее волосы. Ей некого было винить, кроме себя самой. Она знала, как быстро налетают грозы даже в летнее время. Но в это утро, спеша ускользнуть из дома, она забыла надеть шерстяную накидку. Да, и еще она не хотела встречаться с Берком Гришемом.
   Если он останется еще на две недели, пусть так и будет. Она собиралась заниматься домашними делами и не попадаться ему на глаза. Пусть он флиртует с Пруденс и Присциллой, даже ухаживает за одной из них. Пусть расточает свои чары, притворную лесть, свои обаятельные улыбки. На нее бы это не произвело впечатления.
   Кэтрин торопливо шла по каменистой тропе. Черные тучи низко, как брюхо беременной овцы, нависли над головой. Сырой холодный ветер пронизывал до костей, и она только молила Бога, чтобы не намокли книги. Как ужасно, если преподобный Гаппи запретит пользоваться библиотекой!
   Она обрадовалась, увидев впереди знак, отмечавший половину пути. Это был камень Воскресения, названный так за необыкновенное сходство с фигурой великана, который тянул к небесам руки. Стоявший на вершине крутого склона, он был достаточно велик, чтобы за ним мог спрятаться человек.
   Грабитель.
   Кэтрин вспомнила предупреждение миссис Гаппи. Впервые она представила себе, как вор крадучись открывает окно и пробирается в дом. Он одет во все черное… Вот он взламывает замок сейфа. Затем набивает мешок драгоценностями, закидывает его за спину и, никем не замеченный, убегает.
   Сейчас он мог прятаться где-то здесь, даже за камнем Воскресения, поджидая беспечного прохожего, чтобы ограбить.
   Кэтрин покрепче обхватила свою драгоценную кошу. Ей показалось, что сквозь завывание ветра она слышит топот лошадиных копыт. Но никаких признаков появления человека не было. Даже воробьи и прочие птахи попрятались. Несколько холодных капель дождя ударили ее по лицу. Дрожа от холода, она завернула книги в передник и стала подниматься по холму к камню.
   Здравый смысл победил беспокойство. Лучше уж бояться надвигавшейся грозы, чем вора, который наверняка уже далеко убежал от места преступления. И никакой дурак не стал бы поджидать путешественников на этих пустынных болотах.
   Она снова услышала топот копыт. Громче. Он быстро приближался с другой стороны холма.
   Зигзаг молнии расколол темное небо, и рядом с огромным камнем появился всадник. Это был не рыцарь в сверкающих доспехах, явившийся, чтобы спасти ее, а незнакомец, одетый с ног до головы во все черное.
   Грабитель.
   Страх охватил Кэтрин, и она побежала. Вверх по склону, по тропинке, огибающей камень с противоположной стороны. Она бежала, пока хватало дыхания и боль острыми кинжалами не вонзилась в ее грудь.
   Человек что-то кричал, но ветер относил слова в сторону. Всадник погнался за ней. Сжимая одной рукой книги, а другой подобрав юбки, она пробиралась сквозь заросли вереска, не чувствуя, как камни впиваются в подошву ее башмаков.
   Поднявшись на холм, она увидела хижину. Жилище едва виднелось на фоне потемневших болот – далекая надежда на какое-то укрытие.
   За спиной Кэтрин звякнула упряжь, фыркнула лошадь. От ужаса она бросилась вперед, вниз по склону. Вдруг носок ее башмака за что-то зацепился. Стараясь не потерять равновесия, она взмахнула руками, и книги рассыпались по земле. Кэтрин упала на каменистую почву, и боль как молния пронзила ее позвоночник. Перед глазами с бешеной скоростью завертелись огненные круги.
   Черная лошадь остановилась перед ней. У Кэтрин кружилась голова. Она услышала, как всадник соскочил на землю.
   – Кэтрин! Ради всего святого…
   Моргая, она старалась рассмотреть незнакомца. Перед глазами словно в тумане стоял человек в черной шляпе с загнутыми полями. Она увидела чисто выбритое лицо. Темные, как грозовая туча, глаза. Высокие скулы. Сжатые от тревоги губы.
   Почти плача от радости, она ухватилась за складки его черного плаща. Никого в жизни она еще не была так рада видеть.
   – О, Берк, это вы!
   – Конечно, я. – Он легким движением, как будто она была сделана из драгоценного фарфора, провел руками по ее плечам, рукам, затем лодыжкам и икрам. – У вас что-нибудь болит? Если вы сломали…
   – Нет. Я испугалась, вот и все. – Его прикосновения обжигали кожу. Кэтрин осторожно пошевелилась, не забывая об ушибленном месте, и вдруг вспомнила совсем о другом. – Боже милостивый, мои книги! – Невзирая на слабость в ногах и руках, она поползла на коленях, обшаривая кусты, и нашла два тома в кожаных переплетах.
   Берк нашел остальные три.
   – Черт побери, – воскликнул он, – зачем так бегать? Вы меня презираете?
   От обвинения, прозвучавшего в его голосе, Кэтрин пришла в себя. Она чувствовала, что будет выглядеть слишком глупо, если скажет правду и признается, что приняла его за разбойника.
   – Думайте что хотите. Мне все равно.
   – Лорена послала меня за вами. Она подумала, что вы не вернетесь из-за дождя.
   – Лорена? – Кэтрин почувствовала себя виноватой. – Должно быть, я ей зачем-то нужна. Я должна вернуться…
   – Ладно. Это не она. Что, если я сказал бы, что это я беспокоился за вас?
   От его насмешливой улыбки у нее снова застучало сердце, на этот раз его медленные удары отдавались где-то в самой глубине груди. В смятении она вскочила на ноги. Снова закружилась голова.
   – Я не нуждаюсь в вашей помощи, спасибо. Будьте добры, отдайте мои книги.
   В эту минуту небеса разверзлись. Дождь обрушился на ее волосы, платье, лицо. Загремел гром. Берк быстро поднялся и подвел к Кэтрин лошадь.
   Вода стекала с его шляпы на черный плащ. Возмутительно, но казалось, что под ним Берк оставался совершенно сухим. Насмешливо улыбаясь, он протянул ей руку.
   – Ну как, Кэтрин? Вы предпочитаете быть гордой и мокрой или разумной и сухой?
   Дождь усиливался, не оставляя выбора.
   Она неохотно приняла его помощь, позволив подсадить в седло. Его теплые руки уверенно обхватили ее талию. Берк сел позади и накрыл Кэтрин своим плащом. Она старалась сидеть прямо и неподвижно, чтобы по возможности не касаться его тела.
   Дождь перешел в ливень. Ледяные капли стекали с ее шеи и падали на книги.
   Она взглянула на Берка. Он смотрел прямо перед собой, сосредоточившись на предательски опасной дороге. Казалось, граф совсем забыл о Кэтрин. Возможно, за свою жизнь он обнимал стольких женщин, что эта очередная была ему безразлична.
   От его тела, как от огня, исходило тепло. Оно успокаивало боль в мышцах. Кэтрин согрелась. Мало-помалу она стала ощущать его дыхание, чувствовать биение его сердца и твердость мускулов. Мужской запах обволакивал подобно нежному объятию. Каждый неровный шаг лошади заставлял Кэтрин касаться той части его тела, которая была создана для слияния мужчины и женщины.
   Ей следовало бы чувствовать себя оскорбленной и покраснеть. Но она не была девственницей, и хотя в душе боролась с этими ощущениями, тело слишком хорошо помнило радости близости с мужчиной.
   Ей было знакомо острое желание. Она жаждала снова почувствовать, как губы мужчины целуют ее груди, а пальцы скользят по телу все ниже и ниже, вознося ее на вершину страсти, где забываются все беды и несчастья. Она жаждала этого с такой силой, что желание превращалось в боль.
   Лошадь остановилась. Кэтрин, подняв голову, пыталась рассмотреть что-то сквозь пелену дождя. Вместо поместья она увидела соломенную крышу пастушьей хижины. Вместо нежного возлюбленного она увидела лицо человека, которого презирала. Человека, который мог принести в дар шлюху своему только что женившемуся другу. Человека, который, по его собственному признанию, погубил Альфреда.
   – Почему мы остановились? – спросила она.
   – Молния, – коротко ответил Берк.
   – Я хочу домой.
   Из-за дождя лицо Гришема казалось матовым, и странным образом это усиливало его мужскую привлекательность. Под полями шляпы его глаза сузились, выражая непреклонную решимость.
   – Еще рано, – сказал он. – Сначала мы должны закончить наш разговор.

Глава 4

   Берк толкнул дверь, и она со скрипом открылась. Нагнув голову, он вошел в хижину. В единственной комнате было холодно и сыро, пахло плесенью и запустением. Несмотря на темноту, Гришем разглядел табурет, стоявший у очага. У каменной стены валялся тюфяк, из которого вылезали клочья мха.
   Кэтрин замешкалась в дверях. Вспышки молнии освещали ее женственный силуэт. Промокший лиф обтягивал грудь, а ниже спадали складки мокрой черной юбки. Даже промокшая и растрепанная, в убогом платье гувернантки, она сохраняла необычайно трогательную красоту, от которой дрогнуло его измученное сердце.
   Желание обладать ею упрямо не покидало Берка. Он все еще ощущал близость ее соблазнительного тела у своей груди. Он все еще чувствовал ее свежий женственный запах. Ему по-прежнему хотелось уберечь ее от всех бед.
   Но Кэтрин Сноу не имела никакого значения в его жизни. Он бы чувствовал то же самое, если бы с ним в седле сидела любая другая женщина с хорошей фигурой. Он должен верить в это, иначе скоро нарушит свою клятву защищать ее.
   Она держала в руках книги и дрожала. Тихо выругавшись, Берк подошел к Кэтрин, снял плащ и набросил его на ее хрупкие плечи. Несмотря на широкий навес крыши, холодный дождь застучал по его лицу.
   – Войдите внутрь, – сказал он.
   Она прислонилась к косяку. Вспышка молнии осветила ее лицо и настороженное выражение глаз.
   – Там темно.
   – Боитесь?
   – Нет. Но ничего не видно. Лучше я пережду грозу здесь.
   Ее недоверие раздражало. Ему казалось, что он был смешон, потому, что был с ней так учтив. И еще его задела ее подозрительность.
   – Вы очень аппетитный кусочек, миссис Сноу, – сказал Берк, намеренно раздевающим взглядом оглядывая ее с головы до ног. – Однако обещаю, что не укушу вас.
   Она ответила уничтожающим взглядом.
   – Как достойно с вашей стороны! Кто-нибудь мог бы принять вас за джентльмена.
   – Только не вы, слава Богу. Вы всегда будете считать меня подлецом, каким я и являюсь.
   Повернувшись на каблуках, он отошел. Пусть она помокнет. Для него было важно лишь достигнуть своей цели.
   Он снял шляпу и повесил на гвоздь у двери. На этот раз им никто не помешает и он не отпустит ее, пока она не ответит на все проклятые вопросы. На все до единого. И все время, когда она будет отвечать, он собирался следить, как изменяется выражение ее лица, желая убедиться, что она говорит чистую правду.
   Пошарив около каменного очага, Берк нашел трутницу. Смахнув липкую паутину, присел на земляном полу перед очагом. Ему никогда еще не приходилось разжигать огонь. Но он видел, как это делают слуги; видимо, это не слишком трудно.
   Открыв маленькую трутницу, он вынул кресало и обломок кремня. Несколько раз скользящим ударом стукнул по нему, направляя искры на тряпки, лежавшие в коробочке. Наконец на тряпках загорелся слабый огонек. Он осторожно дул на него, пока не появилось маленькое пламя.
   Берк протянул руку к свече, но порыв ветра, ворвавшийся через открытую дверь, загасил огонь.
   Бормоча проклятия, Гришем снова проделал эту утомительную процедуру, теперь уже прикрывая трут своим телом. С мрачным торжеством он зажег свечу. Еще немного, и можно приступать к допросу Кэтрин.
   Взяв из корзины горсть щепы, он бросил ее на решетку очага. Затем поднес к ней пламя свечи. Щепки лишь слегка задымились. Он скрипнул зубами, подполз к засыпанному золой очагу и попытался устроить костер в другом углу. Но дело кончилось тем, что он только испачкал рукава и манжеты.
   – Проклятие! Чертовы вонючие сырые деревяшки.
   – Не обвиняйте щепки. – Кэтрин опустилась рядом. – Чтобы развести огонь, требуется умение.
   Чуть заметная насмешка звучала в ее голосе. Рассерженный, он в полутьме посмотрел на ее серьезное лицо:
   – Умение?
   – Растопка сложена слишком плотно. Нет достаточного доступа воздуха.
   Кэтрин аккуратно уложила щепки на решетке крест-накрест. Она что-то поискала на дне корзины и извлекла несколько комков торфа, которые положила поверх растопки. Затем поднесла горящую свечу и застыла в ожидании.
   Берк присел на одну ногу и уперся локтем в колено.
   – Видите? – сказал он. – У вас тоже не горит.
   – Терпение, милорд. Ничего хорошего быстро не сделаешь. Некоторые вещи требуют неспешной и уверенной руки.
   Его мысли сразу же придали двусмысленную окраску ее замечанию. И тело откликнулось мгновенно. Он пристально посмотрел на Кэтрин, но ее внимание было сосредоточено на разжигании огня, Пламя свечи золотило ее четкий профиль и роскошные мокрые волосы. Платье промокло и плотно облепляло ее грудь.
   Темное и неумолимое желание снова вонзило в него свои когти. Его страсть была так сильна, что дрожь пробегала по телу. Берк хотел Кэтрин, хотел возбуждать ее неспешно, уверенно, терпеливо. Он хотел услышать ее вздохи наслаждения от его ласк.
   Беда была в том, что Кэтрин презирала его.
   – Вы недовольны. – Она встала, стряхивая золу с рук. – Вам не нравится огонь?
   Берк заметил, что огонек уже весело потрескивал на решетке. А в ее взгляде снова появилась настороженность.
   – Огонь, – с иронией ответил он, – греет, что совершенно необъяснимо для меня.
   Подумать только, ему требовалась всего лишь женская рука.
   – Опытная рука, – сказала она, игнорируя намек. – Любой слуга сумел бы это сделать.
   Светская дама воспользовалась бы случаем пофлиртовать, хлопая ресницами и подогревая интерес к себе. Вполне допустимо, чтобы вдова переспала с любым мужчиной по своему выбору, при условии, что это останется тайной.
   Но Кэтрин с опаской следила за Берком, как Красная Шапочка за Серым Волком. С подозрением поглядывая на него, она подтащила табурет поближе к открытой двери, устроилась на нем и начала вытирать кончиком передника кожаные переплеты книг. Она немного наклонилась, и его внимание сразу же привлек медальон, висевший у нее на шее.
   В своих странных видениях он уже видел эту камею: белый ангел, простирающий руки к сверкающей звезде.
   Насколько его страсть к Кэтрин объяснялась этими навязчивыми галлюцинациями? И насколько его возбуждала эта женщина из крови и плоти?
   Он хотел разобраться в этом.
   – Гром затихает, – с вежливой улыбкой на прелестных губах сказала она. – Мы скоро сможем уйти отсюда.
   Берк не ответил на ее улыбку.
   – Наоборот, я чувствую, что гроза только начинается.
   Сердце Кэтрин дрогнуло, когда он прошел мимо нее и закрыл дверь; холодный сырой ветер больше не задувал внутрь. У Кэтрин возникло неприятное ощущение, словно она оказалась в ловушке. За стенами хижины бушевал и свистел ветер. По крыше непрерывно стучал дождь, а в домике потрескивал огонь; становилось тепло и уютно. Однако в воздухе чувствовалось напряжение.
   Лорд Торнуолд был весь как слишком сильно сжатая пружина. Он ходил взад и вперед по комнатке, его огромная тень металась по каменной стене. Кэтрин вспомнила, как странно он вел себя в день приезда, и сейчас боялась, что Гришем может оказаться сумасшедшим.
   Вероятность этого еще больше беспокоила ее.
   Чтобы чем-то заняться, она вытирала капли дождя с корешка каждой книги. Нервная дрожь пробежала внутри живота, и она с досадой осознала, что это был наполовину страх, наполовину желание. Вопреки здравому смыслу, ее влекло к нему, и она только с горечью удивлялась, что питает слабость к негодяям.
   – Где вы достали эти книги? – Берк остановился перед ней.
   Кэтрин пришлось откинуть назад голову, чтобы взглянуть на его мрачное лицо.
   – У викария в Уорренби.
   – Вы много читаете?
   – Как только нахожу время. Вам это не нравится?
   – Я просто не представлял, что вы окажетесь синим чулком. – Он взял книгу из стопы и полистал страницы. – «История Англии» Юма. Довольно серьезная тема.
   – Возможно, для вас, милорд. – Ей было несвойственно так открыто возражать, но он раздражал ее.
   – Может быть, вы и правы. – Возвращая книгу, Берк склонил голову набок. Опять эта странная настойчивость в его взгляде. – Скажите, Кэтрин, когда читаете, вы надеваете очки?
   Вопрос застал ее врасплох. Единственное, в чем проявлялось ее тщеславие, – это в старании скрыть свое плохое зрение.
   – А зачем вам это знать?
   – Мы можем застрять здесь на несколько часов. Я всего лишь стараюсь чем-то занять это время. Так ответьте на вопрос.
   – Да. Да, надеваю, – поколебавшись, призналась она.
   Ему, казалось, совсем не понравился ответ. Нахмурившись, Гришем подобрал несколько кусков торфа и один за другим бросил в огонь. Пламя фыркнуло и зашипело. Кэтрин не ожидала, что будет так разочарована. Как и Альфред, граф, должно быть, считал, что женщинам не подобает носить очки. Не оборачиваясь, он сказал:
   – Когда мы встретились на пустоши, вы говорили с сильным йоркширским акцентом. Почему?
   – Я была деревенской девчонкой. – И, стараясь подчеркнуть разницу между ними, добавила: – С тех пор как в пять лет осиротела, я была служанкой в доме викария. Вот там и научилась разводить огонь. Временами по старой привычке перехожу на местный язык.
   – А кто научил вас говорить как леди?
   – Лорена. – Воспоминания, как желтые осенние листья, закружились в голове Кэтрин.
   Воспоминания о том, как Альфред, предоставив жену Лорене, долгие недели пропадал в Лондоне. Пока в один прекрасный день она не поняла, что все старания напрасны. Ее хорошие манеры не отвлекут мужа от игорных столов. Безупречное поведение не удержит от пьянства.
   Только крепкая семья, возможно, повлияла бы на него, но ее не было.
   Берк остановился в углу, опершись плечом о стену и скрестив руки. Полумрак скрывал его лицо, и она видела только горящие глаза.
   – Лорена одобряла ваш брак? – спросил Гришем.
   – Нет, но она не могла ничего изменить. Видите ли, нам с Альфредом не терпелось и мы поженились в Гретна-Грин.
   – А, я слышал о вашем неожиданном побеге. Очень романтично, Но вы с ним из двух разных миров. Как вы встретились?
   По всей видимости, Берк подозревал, что она намеренно заманила Альфреда в ловушку.
   – Вы хотите сказать, что джентльмены не женятся на таких простых девушках, как я? Я гожусь только для любовной интрижки?
   «Как мисс Стелла Секстон». Кэтрин сдержалась и не проронила этого язвительного замечания. Как бы ей ни хотелось уязвить его, она не желала говорить о вызывающих боль событиях, закончившихся для нее выкидышем. Берк не обратил внимания на ее сарказм.
   – Просто расскажите мне.
   А все произошло так. В одно из тех редких воскресений, когда Альфред посещал церковь, после службы он остановил Кэтрин. Он говорил сладкие слова, восхищался ее красотой, и девичье сердце растаяло. Кэтрин сопротивлялась его попыткам соблазнить ее. Пока однажды поздним вечером, попахивая бренди, он не явился на место их тайных свиданий в церковном дворе и не уговорил ее бежать с ним. С тех пор она часто задумывалась, не сделал ли он это только потому, что иначе не мог получить то, чего хотел.
   Кэтрин, опустив глаза, смотрела на огонь. Та наивная девочка осталась в далеком прошлом. Ей незачем делать свои воспоминания объектом презрения лорда Торнуолда.
   Она подняла голову и увидела его, затаившегося в темноте словно хищник.
   – Моя жизнь принадлежит только мне, – сказала она. – В любом случае вы должны знать эту историю. Вы были Альфреду лучшим другом.
   – Он никогда не сплетничал. Тем более о вас. – Берк заговорил так тихо, что за шумом дождя и ветра она едва слышала его. – Теперь я понимаю, почему он прятал вас здесь, в Йоркшире. Вы, Кэтрин, – жемчужина, слишком прекрасная для того, чтобы делиться ею.
   Ее дыхание участилось, она старалась разглядеть лорда сквозь темноту. Несмотря на жестокий урок, который научил ее, как следует относиться к лести, она чувствовала, что внутри тает как теплое масло.
   Руки, державшие книги, сжались в кулаки.
   – А вы, сэр, наглый мерзавец. Ваши вопросы о моей жизни, ваше любопытство…
   – А как иначе мы сможем узнать друг друга?
   – Даю слово, – рассердилась она, уже не боясь показаться грубой, – я вас знать не хочу. А здесь я оказалась только из-за грозы.
   – Но мой интерес к вам гораздо глубже.
   Граф вышел из тени на освещенное место. Какой-то тайный смысл крылся в его словах, что-то непостижимое, почти сатанинское. Она сидела не шевелясь, не говоря ни слова, встревоженная этими загадочными словами.
   Он собирался поступить с ней подло.
   Это взволновало ее. Кэтрин невольно вспомнила, как он целовал грудь шлюхи, и при этом почувствовала, как предательски твердеют ее соски. Конечно, даже у него не хватит стыда, чтобы пытаться соблазнить вдову своего друга. Конечно, он знает, что она выгонит его взашей.
   Берк решительно подошел к Кэтрин и опустился на одно колено. Его волосы растрепались, и неожиданно ей захотелось пригладить эти мокрые черные пряди. Затаив дыхание, она ждала, что он сделает. Положит руку ей на бедро. Дотронется до груди. Заявит о своих грязных намерениях.
   Она предвкушала предстоящую месть. Отошлет его в ту грязную клоаку, где ему и место. Предвкушение было таким приятным, что она забыла о страхе.
   Совершенно неожиданно Берк дотронулся пальцем до ее медальона.
   – Я видел его раньше. Он принадлежал вашему мужу. Внутри ваш портрет.
   Она смогла лишь покачать головой:
   – Нет. Нет, этот мой.
   – Этот? – Он ухватился за эти слова. – Что вы хотите сказать, что значит «этот»? Не может быть другого такого же необычного медальона.
   – Но их два. – Она не понимала, почему у него такой напряженный, сосредоточенный вид. – Существует медальон под пару этому. Альфред выбрал их для… для наших свадебных подарков друг другу. В его медальоне мой портрет, а в моем – его.
   Она, разумеется, не упомянула, что в ее медальоне уже ничего нет; она все еще не избавилась от чувства вины за то, что в приступе гнева, когда он в тот последний раз бросил ее, она сожгла его портрет. С тех пор Кэтрин носила медальон как напоминание о том, что она должна сдерживать свои эмоции.
   – Боже мой, о Боже! – Берк откинулся назад, не вставая с колен.
   Зажмурив глаза, он схватился за голову. Скрипнул зубами, и желваки заходили на его скулах. Выражение страдания на его лице смутило и испугало Кэтрин. Казалось, он сошел с ума.
   Но его боль тронула ее. Она чувствовала, что невольно у нее в сердце шевельнулось сочувствие. Ей захотелось прижать его к груди и утешить.
   – Что случилось? – прошептала она.
   Он открыл глаза. На мгновение в них промелькнула какая-то странная беззащитность, затем он овладел собой и его лицо уже ничего не выражало.
   – Я… вспомнил о том, когда впервые увидел медальон Альфреда. Во время сражения, когда его ранили. Он достал его и показал мне ваш портрет.
   Сердце Кэтрин сжалось от горького сожаления.
   – Он думал обо мне… в последнюю минуту?
   – Да. – Берк взял ее руку в свою сильную и теплую ладонь. – И еще есть то, о чем мне не представилось случая рассказать вам. Ваш муж просил меня оберегать вас.
   – Просил вас? – Ее жалость к нему исчезла, и Кэтрин грубо рассмеялась. – Ни один мужчина не доверил бы вам свою жену!
   – Кэтрин, это правда. Я бы не стал вам лгать. Это слишком важно.
   Альфред так поступил? Он поручил заботиться о ней человеку, которого, как он знал, она презирала? Как это могло прийти ему в голову?