Страница:
Дождь ослабел, и раскаты громы слышались лишь в отдалении. Глядя на Берка, Кэтрин забыла о грозе. Она видела его глаза, бездонные, неотразимые, завораживающие. Его рука, тяжелая, как смертный грех, лежала на ее руке. Обжигающий жар разгорался в глубине ее тела. Ей захотелось прижаться губами к его губам. Почувствовать прикосновение его обнаженного тела к своему. И помоги Боже, ей хотелось уступить собственным желаниям.
Потрясенная, она выдернула руку. Книги упали на пол. Кэтрин вскочила на ноги и заходила по тесной хижине.
– Успокойте вашу совесть, если она у вас есть, милорд. Приехав сюда, вы выполнили свои обязательства. Возвращайтесь в Лондон. Возвращайтесь к вашим женщинам, игре, пьянству.
Лорд тоже встал.
– Я уже больше года не был в Лондоне.
Она в этом сомневалась.
– Тогда убирайтесь в ту нору, из которой вы приползли сюда. Меня это не интересует, только бы вы убрались отсюда.
– Я остаюсь, – спокойно ответил он. – И не заблуждайтесь на этот счет. Если бы я думал, что вы способны понять почему…
Ореол мучительной тайны снова окружал его. Он притягивал Кэтрин, угрожая вызвать в ней сочувствие. Она пряталась за свой гнев, словно в складки его плаща.
– Я не нуждаюсь в ваших придуманных предлогах. Я достаточно наслушалась их от своего мужа.
– О? А я полагал, что вы оба жили в любви и согласии.
Его язвительное замечание, как порыв ветра, распалило ее ярость.
– Он был преданным мужем, пока вы со своими соблазнами не встали на его пути. Такими, как мисс Стелла Секстон.
Берк стоял не шевелясь.
– Он рассказывал вам о ней?
– Во всяком случае, я знала, что вы толкали его на нарушение брачных обетов. И еще: дело также и в карточной игре. – Кэтрин осуждающе указала на Берка пальцем: – Он, возможно, смог бы отказаться от своего пристрастия, если бы не ваше пагубное влияние.
– Вы были его женой. Могли бы и остановить его.
– Я пыталась. Но я никогда не могла удержать его здесь.
Кэтрин никогда и никому не признавалась в своем бессилии, и неожиданно боль в сердце перекинулась вверх, встала словно ком в горле. Слезы жгли глаза, в носу щипало. Подавив рыдание, она отвернулась, прежде чем Берк смог бы заметить эти слезы унижения.
Она распахнула дверь и выбежала под моросящий дождь. Холодный ветер ударил, ее по горящим щекам. Когда она подбежала к черной лошади, стоявшей под навесом кровли, то уже не могла сдержаться и, рыдая, припала к седлу.
Мужская рука опустилась на ее плечо, Берк повернул ее лицом к себе и прижал к груди. Он что-то шептал, это могли быть проклятия или ласковые слова, а может быть, и то и другое. Истосковавшись по человеческому теплу, Кэтрин прильнула к нему. Она нуждалась в его поддержке, в силе; слишком долго она таила в себе свои чувства – неудовлетворенность и разочарование в браке, боль одиночества, тяжесть жизни с людьми, которые не понимали ее.
Она плакала, пока рыдания не перешли в судорожные вздохи и она не осознала, кто этот человек, утешавший ее. Навевающими сон движениями он легонько поглаживал ее. Ее голова словно была создана для того, чтобы укрыться на его широком плече, его рубашка, мокрая и гладкая, ласкала ее щеку. Мускусный запах очаровывал. В сильных ударах его сердца, в ритмичном дыхании, поднимающем и опускающем грудь, она чувствовала энергию, жизненную силу.
И силу собственного духа.
Его губы нежно, почти не касаясь, ласкали ее висок. Кэтрин казалось, что она пробуждается от какого-то транса, избавляется от мрака и скорби. В мрак ее души вливались свет, тепло, ясность и сила. Этот поток растекался по всему телу и разжигал пепел таившихся в нем желаний познать жизнь во всей ее полноте.
Берк положил ладонь на ее щеку, как будто он и на самом деле не был к ней равнодушен. В душе она знала, что в этом жесте больше сочувствия, чем любви, но все равно повернула голову и поцеловала его ладонь.
– Кэтрин?
В его голосе звучало удивление, но она не открывала глаз. Ей хотелось чувствовать, впитывать этот блистающий свет, пока он еще не исчез. Приподнявшись на цыпочки, она дала волю своим желаниям.
С глухим стоном, вырвавшимся из его горла, Берк впился губами в ее губы. Кэтрин инстинктивно раскрыла их навстречу ему. Он чувствовала ее жар, ее страстность. Неукротимая, первобытная страсть бурлила в ее крови, стучала в ушах, сравнимая лишь с кипящим водяным потоком, мчавшимся по ее жилам, сметая все запреты, поглощая ум и сердце.
Как и она, он был охвачен этой бурной страстью. Она чувствовала вырвавшуюся на свободу энергию в его руках, жадно ласкавших ее лицо, шею и груди. Она чувствовала ее в его хриплом дыхании, в пылающих губах. Она чувствовала, как все крепче прижимаются друг к другу их тела, как твердеет и поднимается его плоть, жаждущая ее. Бессознательно она опустила руку, лаская его.
Он содрогнулся и со стоном резко оттолкнул ее.
– Кэтрин! Кэтрин, не надо.
Она открыла глаза и увидела искаженное страстью лицо.
– Не надо?
– Не дразни меня, – хрипло произнес Гришем. – Если только тебе чертовски не хочется, чтобы я внес тебя в дом и мы занялись любовью.
Дрожа от неутоленного желания, она смотрела на суровое лицо Берка, темные брови, чувственные губы, аристократически высокие скулы. Его волосы растрепались, и темная прядь упала на лоб, придавая ему по-мальчишески беззащитный вид. Ее тело требовало удовлетворения, которое он предлагал. Но это значило бы, что она обнимает человека, который повинен в смерти мужа. Человека, который украл у нее возможность счастья.
Холодные капли дождя упали на щеки, и к Кэтрин вернулся здравый смысл. Когда страсть попряталась в глубокие тайники ее тела, она осознала свое унижение. Отдаваясь своему порыву, вела себя не как леди и даже дотрагивалась до его интимных мест. Жар его тела все еще жег ее пальцы. Что он должен теперь о ней думать?
Хуже того, какое безумие нашло на нее?
От смущения и стыда Кэтрин, накинулась на лорда:
– Любовью? Весьма сомневаюсь, милорд, что вам известно, что такое любовь.
Проскользнув мимо, она направилась на открытый простор пустошей. На мокрой земле стояли лужи, и дождь временами переходил в изморось. Хмурое серое небо напоминало ей глаза Берка. Вопреки брошенным ею злым словам, Кэтрин было грустно, как будто она только что потеряла что-то очень дорогое.
То, чего она, может быть, больше никогда не найдет.
Глава 5
Потрясенная, она выдернула руку. Книги упали на пол. Кэтрин вскочила на ноги и заходила по тесной хижине.
– Успокойте вашу совесть, если она у вас есть, милорд. Приехав сюда, вы выполнили свои обязательства. Возвращайтесь в Лондон. Возвращайтесь к вашим женщинам, игре, пьянству.
Лорд тоже встал.
– Я уже больше года не был в Лондоне.
Она в этом сомневалась.
– Тогда убирайтесь в ту нору, из которой вы приползли сюда. Меня это не интересует, только бы вы убрались отсюда.
– Я остаюсь, – спокойно ответил он. – И не заблуждайтесь на этот счет. Если бы я думал, что вы способны понять почему…
Ореол мучительной тайны снова окружал его. Он притягивал Кэтрин, угрожая вызвать в ней сочувствие. Она пряталась за свой гнев, словно в складки его плаща.
– Я не нуждаюсь в ваших придуманных предлогах. Я достаточно наслушалась их от своего мужа.
– О? А я полагал, что вы оба жили в любви и согласии.
Его язвительное замечание, как порыв ветра, распалило ее ярость.
– Он был преданным мужем, пока вы со своими соблазнами не встали на его пути. Такими, как мисс Стелла Секстон.
Берк стоял не шевелясь.
– Он рассказывал вам о ней?
– Во всяком случае, я знала, что вы толкали его на нарушение брачных обетов. И еще: дело также и в карточной игре. – Кэтрин осуждающе указала на Берка пальцем: – Он, возможно, смог бы отказаться от своего пристрастия, если бы не ваше пагубное влияние.
– Вы были его женой. Могли бы и остановить его.
– Я пыталась. Но я никогда не могла удержать его здесь.
Кэтрин никогда и никому не признавалась в своем бессилии, и неожиданно боль в сердце перекинулась вверх, встала словно ком в горле. Слезы жгли глаза, в носу щипало. Подавив рыдание, она отвернулась, прежде чем Берк смог бы заметить эти слезы унижения.
Она распахнула дверь и выбежала под моросящий дождь. Холодный ветер ударил, ее по горящим щекам. Когда она подбежала к черной лошади, стоявшей под навесом кровли, то уже не могла сдержаться и, рыдая, припала к седлу.
Мужская рука опустилась на ее плечо, Берк повернул ее лицом к себе и прижал к груди. Он что-то шептал, это могли быть проклятия или ласковые слова, а может быть, и то и другое. Истосковавшись по человеческому теплу, Кэтрин прильнула к нему. Она нуждалась в его поддержке, в силе; слишком долго она таила в себе свои чувства – неудовлетворенность и разочарование в браке, боль одиночества, тяжесть жизни с людьми, которые не понимали ее.
Она плакала, пока рыдания не перешли в судорожные вздохи и она не осознала, кто этот человек, утешавший ее. Навевающими сон движениями он легонько поглаживал ее. Ее голова словно была создана для того, чтобы укрыться на его широком плече, его рубашка, мокрая и гладкая, ласкала ее щеку. Мускусный запах очаровывал. В сильных ударах его сердца, в ритмичном дыхании, поднимающем и опускающем грудь, она чувствовала энергию, жизненную силу.
И силу собственного духа.
Его губы нежно, почти не касаясь, ласкали ее висок. Кэтрин казалось, что она пробуждается от какого-то транса, избавляется от мрака и скорби. В мрак ее души вливались свет, тепло, ясность и сила. Этот поток растекался по всему телу и разжигал пепел таившихся в нем желаний познать жизнь во всей ее полноте.
Берк положил ладонь на ее щеку, как будто он и на самом деле не был к ней равнодушен. В душе она знала, что в этом жесте больше сочувствия, чем любви, но все равно повернула голову и поцеловала его ладонь.
– Кэтрин?
В его голосе звучало удивление, но она не открывала глаз. Ей хотелось чувствовать, впитывать этот блистающий свет, пока он еще не исчез. Приподнявшись на цыпочки, она дала волю своим желаниям.
С глухим стоном, вырвавшимся из его горла, Берк впился губами в ее губы. Кэтрин инстинктивно раскрыла их навстречу ему. Он чувствовала ее жар, ее страстность. Неукротимая, первобытная страсть бурлила в ее крови, стучала в ушах, сравнимая лишь с кипящим водяным потоком, мчавшимся по ее жилам, сметая все запреты, поглощая ум и сердце.
Как и она, он был охвачен этой бурной страстью. Она чувствовала вырвавшуюся на свободу энергию в его руках, жадно ласкавших ее лицо, шею и груди. Она чувствовала ее в его хриплом дыхании, в пылающих губах. Она чувствовала, как все крепче прижимаются друг к другу их тела, как твердеет и поднимается его плоть, жаждущая ее. Бессознательно она опустила руку, лаская его.
Он содрогнулся и со стоном резко оттолкнул ее.
– Кэтрин! Кэтрин, не надо.
Она открыла глаза и увидела искаженное страстью лицо.
– Не надо?
– Не дразни меня, – хрипло произнес Гришем. – Если только тебе чертовски не хочется, чтобы я внес тебя в дом и мы занялись любовью.
Дрожа от неутоленного желания, она смотрела на суровое лицо Берка, темные брови, чувственные губы, аристократически высокие скулы. Его волосы растрепались, и темная прядь упала на лоб, придавая ему по-мальчишески беззащитный вид. Ее тело требовало удовлетворения, которое он предлагал. Но это значило бы, что она обнимает человека, который повинен в смерти мужа. Человека, который украл у нее возможность счастья.
Холодные капли дождя упали на щеки, и к Кэтрин вернулся здравый смысл. Когда страсть попряталась в глубокие тайники ее тела, она осознала свое унижение. Отдаваясь своему порыву, вела себя не как леди и даже дотрагивалась до его интимных мест. Жар его тела все еще жег ее пальцы. Что он должен теперь о ней думать?
Хуже того, какое безумие нашло на нее?
От смущения и стыда Кэтрин, накинулась на лорда:
– Любовью? Весьма сомневаюсь, милорд, что вам известно, что такое любовь.
Проскользнув мимо, она направилась на открытый простор пустошей. На мокрой земле стояли лужи, и дождь временами переходил в изморось. Хмурое серое небо напоминало ей глаза Берка. Вопреки брошенным ею злым словам, Кэтрин было грустно, как будто она только что потеряла что-то очень дорогое.
То, чего она, может быть, больше никогда не найдет.
Глава 5
– Этого просто не может быть. – Лорена захлопнула хозяйственную книгу в кожаном переплете. – Это ошибка!
Фабиан Сноу, стоявший на ковре будуара, переступил с ноги на ногу. Возле него помахивала золотистым хвостом Леди.
– Но не хватает п-почти двухсот гиней. Я-я подумал, что вы захотите сразу же узнать об этом.
Лорена, в роскошном фиолетовом муслиновом платье с высокой талией, сидевшая, словно на троне, на табурете перед полированным туалетным столиком с изящными гнутыми ножками, выглядела угрожающе.
– Спасибо, что сообщил мне, племянник, – заканчивая разговор, сказала она. – Ты выполнил свои обязанности.
Стоя сбоку от нее, Кэтрин на пламени свечи грела щипцы для завивки волос. Щеки Фабиана покраснели от смущения, плечи опустились.
– Это действительно большая сумма, – поддержала она Фабиана. – Следовало бы узнать, куда делись эти деньги.
Он с благодарностью посмотрел на нее.
– Я-я тоже так считаю. Не забывайте о леди Боуфорт. Ее драгоценности украли, а вор все еще на свободе.
Лорена раздраженно вздохнула. Она смерила взглядом Кэтрин, затем племянника.
– Вы хотите сказать, что наш управляющий вор? У мистера Радда прекрасные рекомендации. Да и нанял его сам Фредди. Мой сын никогда бы не взял на службу преступника.
– Р-разве я когда-нибудь сомневался в правоте его суждений? О-однако эти пропавшие деньги…
– Ладно, у тебя больше не будет необходимости заниматься расходами в будущем. Не сомневаюсь, это расхождение в цифрах – арифметическая ошибка. Это не имеет значения.
– Может быть, мне посмотреть? – предложила Кэтрин.
– Нет, нет, нет, – отмахнулась Лорена. – Сколько раз я должна повторять? Леди не способны решать финансовые дела. – Она сунула книгу Фабиану. – Что касается тебя, верни ее мистеру Радду. Я с ним потом об этом поговорю.
– Д-да, тетя Лорена. – Прижимая книгу к впалой груди, Фабиан поспешно вышел из будуара, собака, не отставая, последовала за ним.
Лорена заерзала на табурете, ее пышный зад нависал над его розовыми оборками. Внимательно изучив свое лицо в овальном зеркале, она вынула пробку из хрустальной баночки, стоявшей на столике, и пальцами наложила на щеки немного румян.
– Какое неприятное создание этот Фабиан: вломиться ко мне, когда я занята своим туалетом! И из-за такого пустяка.
– Двести гиней едва ли можно назвать пустяком.
– Так ведь деньги пошли на доброе дело. После окончания траура моим дочерям и мне потребовался новый гардероб, вот и все.
Кэтрин застыла на месте, а Лорена любовалась собой в зеркале. Ее свекровь взяла эти деньги?
– Это воровство.
Лорена сердито взглянула на отражение Кэтрин в зеркале:
– Как ты смеешь обвинять меня?! Деньга на хозяйство в моем ведении, и я пользуюсь ими как считаю нужным.
– Но это нечестно…
– Разговор окончен! А теперь, будь добра, займись своими делами.
Кэтрин с такой силой сжала зубы, что у нее заболела челюсть. Она снова принялась завивать волосы Лорены.
– Фабиан должен знать правду. Теперь он глава семьи.
Лорена фыркнула:
– Фабиан никогда бы не стал наследником. Этот прекрасный дом принадлежал бы моему внуку, если бы только ты исполнила свой долг и родила сына.
Напоминание о бесплодии ударило Кэтрин как пощечина. Она почувствовала в душе пустоту и боль, гнет тайного горя, никогда не покидавшего ее. Однако сохранила равнодушное выражение лица, ибо ей не хотелось, чтобы Лорена поняла, как глубоко ранило Кэтрин ее бездумное замечание.
– Только благодаря доброте Фабиана нас не выгнали из Сноу-Мэнор. Он заслуживает уважения уже за то, что позволяет нам жить здесь.
– Он мог бы вышвырнуть нас в канаву в любое время, когда ему захочется. – Лорена подняла подбородок, складками опускавшийся на шею, как коровий подгрудок. – Конечно, тебе не понять. Ты привыкла зарабатывать себе на жизнь, в то время как я более деликатного сложения.
Бунтарский гнев восторжествовал над сдержанностью Кэтрин.
– Оно и видно, – тихо проворчала она.
– Что ты сказала? – Лорена со стуком поставила баночку румян на стол.
– Только то, что эти локоны подчеркивают вашу деликатность. Разве вы так не считаете?
Как всегда, Лорена не устояла перед лестью и стала поворачивать голову то вправо, то влево. Ее выцветшие светлые волосы были уложены в греческом стиле – свободные локоны на висках, а остальные собраны в пучок на макушке. Про себя Кэтрин думала, что такая прическа более подходит к свежему личику дебютантки, только что начавшей выезжать в свет.
– Совсем неплохо, – заявила Лорена. – Ты хорошо умеешь обращаться со щипцами. Моя старая камеристка сожгла бы мне все волосы.
У Кэтрин появилось дикое желание прижечь Лорене язык. Удивляясь на себя, она положила щипцы на проволочную подставку. Вспышки раздражения стали возникать очень часто. Как будто у Кэтрин после долгого сна раскрылись глаза и она с возмущением увидела, что ее жизнь жалка. И этот бунт в ее душе был вызван появлением Берка Гришема.
При воспоминании о вчерашнем поцелуе у Кэтрин запылали щеки. Там, в хижине, среди дождя и грома, она прижималась к нему как к любовнику. Хуже того, трогала его… там. Она так хотела его, всего, так сильно, что ей становилось стыдно.
Должно быть, он думает, что она так же вульгарна, как мисс Стелла Секстон.
Отвернувшись от Лорены, Кэтрин аккуратно расставила баночки и флаконы. Девушку беспокоило, что в волнении она забыла о книгах, взятых у викария. Пока у нее не было ни одной свободной минуты, чтобы ускользнуть из дома и забрать их.
Воспоминания о своем плотском вожделении все еще вызывали недоумение. Из каких тайников ее тела вырвалась эта дикая страсть? Эта жажда вобрать в себя его силу? Это жгучее желание отдаться мужчине – и не кому-нибудь, а именно Берку Гришему?
Но она помнила не столько поцелуй, сколько то, как хорошо ей было в его объятиях и как хотелось оставаться в них вечно. С какой охотой она позволила бы ему отнести себя в хижину! Какое искушение испытала она – насладиться поклонением мужчины, увидеть в его глазах восхищение ее красотой, почувствовать себя достойной любви, хотя бы всего на несколько коротких минут!
Кэтрин подавила охватившие ее чувства. После разочарований, постигших ее в браке, она должна была знать, что нельзя связывать себя с порочным светским щеголем, который преподносит в дар женатым мужчинам проституток. Даже если бы она решилась поставить под угрозу свою мечту об открытии школы, то и в этом случае она не выбрала бы в любовники дворянина, вставшего на гибельный путь.
Лорена постучала по столу костяшками пальцев.
– Кэтрин! Перестань витать в облаках и слушай, что я говорю. Мне не нравится, когда я обращаюсь как будто к стене.
Кэтрин, как всегда, почувствовала себя виноватой.
– Да, мадам.
– Я придумала план, как обеспечить законное право на мое место в Сноу-Мэнор раз и навсегда.
– План?
– Я вижу только один способ. Фабиан должен жениться на моей дорогой Пруденс.
Кэтрин неслышно ахнула. Соединить болезненно застенчивого человека с этой соблазнительницей значило бы сделать их обоих несчастными.
– Пруденс будет против этого брака. Она уже мечтает о будущем лондонском сезоне.
– О, это не помешает. Девочке можно устроить долгую помолвку.
– Но как же Фабиан? Я никогда не замечала, чтобы он уделял особое внимание Пруденс.
– Прошу прощения. – Лорена осуждающе взглянула на Кэтрин. – Судя по твоим возражениям, можно подумать, что ты сама снова хочешь заполучить хозяина Сноу-Мэнор.
– Ничего подобного даже не может и быть, – запротестовала Кэтрин. – Я только беспокоюсь об их счастье.
– Тогда не поощряй его. Хозяйкой этого имения станет моя дочь. Объявление о помолвке будет сделано на балу в следующую среду. – Лорена встала, оправляя складки пышного платья. – Скоро обе мои дочери будут прекрасно устроены.
– Обе? Вы присмотрели жениха и для Присциллы?
Глаза Лорены хищно блеснули.
– А ты не догадываешься? Моей дочери суждено стать графиней Торнуолд.
– Это хороший хаслингден, – сказал Эли Твиди, сжимая крючковатыми пальцами пастуший посох. – Лучше вы нигде не найдете.
Берк что-то рассеянно пробормотал. Прислонившись к каменной ограде, он растирал пальцами клочок шерсти. Она была упруга на ощупь и удивительно масляниста. Берк провел большую часть дня на холодных холмах Йоркшира, выбирая овец для покупки. Это было предлогом для пребывания в Сноу-Мэнор.
От слишком большого количества бренди, выпитого накануне ночью, у него болела голова. Столько потребовалось для его попыток стереть из памяти вчерашний день.
Прошел целый день, но воспоминания о Кэтрин преследовали его как наваждение. Какой нежной она была в его объятиях. Как дрожал ее голос. И эти ее руки, скользящие по его телу ниже… и ниже…
Берк страдал. Как он ошибался, считая ее холодной, такой же холодной, как и ее имя, Сноу! Он ненавидел себя за ту обиду, которую нанес ей, бездумно даря любовницу Альфреду. Мисс Стелла Секстон… тогда он был слишком пьян, чтобы помнить имя этой шлюхи. Это был всего лишь один из бесчисленных безрассудных поступков, совершенных в ту темную пору жизни, когда он не задумывался, кого и зачем тянет за собой в бездну.
Пульсирующая боль в паху становилась невыносимой.
С того момента когда после поцелуя Кэтрин с ужасом по смотрела на него, он видел себя ее глазами Беспринципный негодяй. Бесчестный человек. Жалкий трус.
«Весьма сомневаюсь, что вы знаете, что такое любовь».
Она была права. Любовь не интересовала его. Фальшивое чувство, заблуждение женщин и поэтов.
А как же странное сумеречное видение на поле боя, когда белым пламенем его обожгла мушкетная пуля? У него не было ответа. И в то же время Берк ясно помнил, как плыл высоко над землей, влекомый сияющим светом неугасимой любви.
Почему-то, обнимая Кэтрин, он испытывал то же смутное ощущение покоя. Он обнимал ее, и странно – ему казалось, что это уже было когда-то в прошлом. Ему хотелось разгадать все эти таинственные вещи. Заставить ее улыбаться, снова обнять ее. На этот раз ее глаза должны быть широко открыты, чтобы она отвечала на его ласки.
Проклятие! Она рыдала, а он предложил ей утешение. Такого с ним еще никогда не бывало, и это значит, что он упустил самый удобный за все эти годы случай. Доведите женщину до слез, и она упадет в ваши объятия. Может быть, когда-нибудь, он воспользуется этим способом.
Это был всего лишь поцелуй. Лучше уж ему подумать о более серьезной проблеме. В здравом ли он уме?
Это не были галлюцинации. Берк видел Кэтрин не в своем воображении, а в реальности.
Очки. Йоркширский акцент. Парные медальоны. Они появлялись в его воображении до того, как она подтвердила их существование.
Холодный пот выступил на лбу. Темнота грозила затемнить сознание. Темнота, которую он сдерживал силой воли. Не сошел ли он с ума? Не навсегда ли изменила французская пуля его восприятие реальности?
Кто-то осторожно кашлянул рядом.
– Годится, – сказал Эли Твиди, кивая на барана. – С него можно снять не меньше двадцати фунтов шерсти. Может, и больше.
Звякнул овечий колокольчик, баран спустился с холма и остановился у кустов полакомиться черникой. Сознание Берка наполовину вернулось к созерцанию великолепного создания.
Вторая половина оставалась погруженной в размышления. Откуда он мог знать Кэтрин? Почти всю ночь он просидел, одурманенный бренди, снова и снова перебирая в голове все возможные объяснения.
Может быть, он заметил очки в кармане передника Кэтрин. Догадался об ее йоркширском говоре, поскольку она родилась и выросла в деревне. А если Альфред упоминал о двух медальонах, а Берк об этом забыл?
Черт, он хватался за соломинку. Еще до встречи с ней, в мучительные месяцы выздоровления после Ватерлоо, его преследовали другие видения. Кэтрин в саду, смеется, а солнце золотит ее волосы. Кэтрин, водрузив на нос очки, читает детям. Кэтрин, протянув к нему руки, идет навстречу.
А вчера он узнал знакомую сладость ее поцелуя. Он знал мягкие изгибы ее тела, свежий, как запах дождя, аромат ее волос. Знал чуть хрипловатый звук ее голоса.
Ужасный вопрос – как он мог это знать?
– Это очень ценный баран, милорд. – Эли Твиди приподнял широкополую шляпу и почесал почти лысую голову – Вы не найдете лучшего производителя.
Берк, пытаясь избавиться от наваждения, с силой прижал ладони к твердому камню. Грубая поверхность вернула его к действительности.
Как?
Кэтрин заняла место в его воспоминаниях как возлюбленная, как будто это были их общие воспоминания. Как будто они ели за одним столом. Сидели перед одним камином. Спали в одной постели.
Темнота быстро надвигалась. О Боже! Если он не будет осторожен, то кончит тем, что превратится в жалкого безумца, как тот король, сидевший под замком в углу комнаты с бессмысленным выражением лица.
Берк слышал свое хриплое дыхание: вдох-выдох, вдох-выдох. Казалось, оно говорило ему:
«Беги. Беги. Беги подальше и побыстрее, и оставь эти мучения позади».
Его мускулы напряглись, он боролся с безумием. Однажды он уже убежал. Когда убили его брата.
«Жалкий трус!»
Огромным усилием Гришем вытолкнул темноту из своего сознания. Боже, как ему хотелось покоя! Он искал его в уединении имения в Корнуолле, на обвеваемых ветрами утесах, на зеленых долинах, на земле, ставшей для него убежищем в прошедшем году. Но даже там его преследовали видения этой чистой женщины, чей образ теперь как пламя горел в душе.
Возможно, он никогда не найдет покоя на этой земле.
Он отшвырнул клочок шерсти, и ветер закружил его. Берк направился к лошади, щипавшей мокрую траву у дороги.
– Мне пора, – пробормотал он.
– Покупайте сейчас, – вкрадчиво заметил Эли Твиди, – и вы успеете откормить его до ноября.
Берка баран больше не интересовал. Он думал только о том, что ему необходимо снова увидеть Кэтрин. Заставить ее желать его. Изменить ее дурное мнение о нем, каким бы заслуженным оно ни было.
Затем Гришем подумал, как бы доставить ей удовольствие. Ни безделушками или духами, которые он преподнес бы другим дамам. Нет, он знал, чего действительно хотела Кэтрин. Стремясь скорее осуществить свой план, он вскочил в седло.
Эли Твиди загородил лошади дорогу:
– Я снижу цену на десять шиллингов.
– Нет.
– Пятнадцать шиллингов.
– Нет.
– Двадцать?
– О Господи! – Пошарив в кармане, Берк нашел золотую монету и бросил ее фермеру. – Я пришлю за бараном своего человека.
Твиди схватил монету и закивал головой:
– Вы очень сообразительный джент, милорд…
Не слушая его, Берк направил лошадь на грязную дорогу. Ряды зеленых холмов окружали болотистую, заросшую травой пустошь, по которой пролегала дорога к Сноу-Мэнор. Северный ветер пронизывал его до костей. Вопреки предположению Кэтрин, он еще не так низко пал, чтобы нарушить данную им клятву заботиться о ней. Он разберется в ее финансовых делах и убедится, что у нее достаточно денег, чтобы освободиться от ига Лорены и, возможно, иметь собственный дом.
И тогда он уедет навсегда.
Раздавшийся звон заглушил на кухне стук горшков и болтовню слуг.
Кэтрин, раскатывавшая тесто для пирога, застыла. Затем белой от муки рукой смахнула со лба выбившиеся волосы и посмотрела на ряд колокольчиков у двери. Она слышала глухие удары собственного сердца.
Он вернулся.
Берк уехал верхом и отсутствовал весь день. И весь день она думала, куда он поехал. Она не верила, что прогулка по окрестностям удовлетворит его. Не нашел ли он партнера по карточной игре? Альфред проводил за игрой в трактире «Лиса и гончая» немало часов.
Или Берк отправился к какой-нибудь даме? Занимаясь любовью, ласкать потаенные местечки ее тела…
– Я обслужу его сиятельство, – сказала Марта. – Лорду понадобится вода для умывания.
Бросив целую гору нечищеного картофеля, горничная сорвала с себя грязный передник и поправила чепчик на кудрявых каштановых волосах. Она пощипала щеки, чтобы они еще больше порозовели. Ее хорошенькое личико сияло. Затем поспешно налила из котла горячей воды в высокий кувшин.
Обычно Марте приходилось напоминать об ее обязанностях. Она не была ленива, а всего лишь молода и мечтательна. Ей нравилось флиртовать с лакеями больше, чем работать.
У Кэтрин как-то странно сжало грудь.
– Этот кувшин, должно быть, очень тяжел, Марта. Пусть его отнесет лакей.
– Уолтер чистит серебро. А Оуэна хозяйка послала развезти приглашения на бал.
– Ну ладно, только не задерживайся Нам надо еще многое сделать.
– Не волнуйтесь. Я справлюсь с этим… и с его сиятельством. – Юбка только взметнулась вокруг ее стройной, фигуры, и Марта вытащила кувшин за дверь.
Кэтрин швырнула тесто в форму, чувствуя себя старой девой с ханжескими взглядами.
По дороге в кладовую она старалась не думать о том, как Марта, покачивая бедрами, входит в спальню Берка. Или улыбается чувственной улыбкой, напрашиваясь на поцелуй, подмигивает, намекая на готовность выполнить любое его желание.
Невольно в воображении Кэтрин возникали картины. Берк снимает одежду, стоит во всем великолепии своего обнаженного тела. Вот он сейчас согнет палец и поманит хихикающую горничную в свои объятия…
Кэтрин спохватилась. Она переложила начинки, и фарш уже вываливался из формы. Ей было тоскливо и больно. Она упорно сопротивлялась этому чувству и старалась сосредоточиться на пироге. Напротив нее трудились миссис Эрншо с помощниками. Они рубили баранину и резали лук-порей к обеду. Обычно Кэтрин лучше всего чувствовала себя в кухне, среди крепких запахов пищи и суетящихся слуг. Здесь она была как дома, а не в роскошных комнатах наверху. Но сегодня этому ощущению мешало тревожившее ее обстоятельство.
Этот поцелуй.
Поцелуй, напомнивший о той близости, которой была лишена ее жизнь. Близость, какой бы мимолетной она ни была, между мужчиной и женщиной. Но брак доказал ей, что, когда поблек романтический блеск, любовь принесла больше страданий, чем счастья, больше ссор, чем дружеского общения.
Более года Кэтрин провела, взвалив на себя заботы о домашнем хозяйстве. Она оставила горькие разочарования в прошлом, стараясь жить настоящим – и надеждами когда-нибудь открыть собственную школу. Этот тайный план служил ей маяком, светившимся на горизонте. И вот сегодня ее преследовало ощущение потери, как будто далекий свет ее мечты заволокло туманом.
Она открыла духовку, встроенную в плиту, и поставила туда пирог. Оглянулась и увидела, что в кухню входит Марта. Пустой кувшин ударяется об ее ногу.
Фабиан Сноу, стоявший на ковре будуара, переступил с ноги на ногу. Возле него помахивала золотистым хвостом Леди.
– Но не хватает п-почти двухсот гиней. Я-я подумал, что вы захотите сразу же узнать об этом.
Лорена, в роскошном фиолетовом муслиновом платье с высокой талией, сидевшая, словно на троне, на табурете перед полированным туалетным столиком с изящными гнутыми ножками, выглядела угрожающе.
– Спасибо, что сообщил мне, племянник, – заканчивая разговор, сказала она. – Ты выполнил свои обязанности.
Стоя сбоку от нее, Кэтрин на пламени свечи грела щипцы для завивки волос. Щеки Фабиана покраснели от смущения, плечи опустились.
– Это действительно большая сумма, – поддержала она Фабиана. – Следовало бы узнать, куда делись эти деньги.
Он с благодарностью посмотрел на нее.
– Я-я тоже так считаю. Не забывайте о леди Боуфорт. Ее драгоценности украли, а вор все еще на свободе.
Лорена раздраженно вздохнула. Она смерила взглядом Кэтрин, затем племянника.
– Вы хотите сказать, что наш управляющий вор? У мистера Радда прекрасные рекомендации. Да и нанял его сам Фредди. Мой сын никогда бы не взял на службу преступника.
– Р-разве я когда-нибудь сомневался в правоте его суждений? О-однако эти пропавшие деньги…
– Ладно, у тебя больше не будет необходимости заниматься расходами в будущем. Не сомневаюсь, это расхождение в цифрах – арифметическая ошибка. Это не имеет значения.
– Может быть, мне посмотреть? – предложила Кэтрин.
– Нет, нет, нет, – отмахнулась Лорена. – Сколько раз я должна повторять? Леди не способны решать финансовые дела. – Она сунула книгу Фабиану. – Что касается тебя, верни ее мистеру Радду. Я с ним потом об этом поговорю.
– Д-да, тетя Лорена. – Прижимая книгу к впалой груди, Фабиан поспешно вышел из будуара, собака, не отставая, последовала за ним.
Лорена заерзала на табурете, ее пышный зад нависал над его розовыми оборками. Внимательно изучив свое лицо в овальном зеркале, она вынула пробку из хрустальной баночки, стоявшей на столике, и пальцами наложила на щеки немного румян.
– Какое неприятное создание этот Фабиан: вломиться ко мне, когда я занята своим туалетом! И из-за такого пустяка.
– Двести гиней едва ли можно назвать пустяком.
– Так ведь деньги пошли на доброе дело. После окончания траура моим дочерям и мне потребовался новый гардероб, вот и все.
Кэтрин застыла на месте, а Лорена любовалась собой в зеркале. Ее свекровь взяла эти деньги?
– Это воровство.
Лорена сердито взглянула на отражение Кэтрин в зеркале:
– Как ты смеешь обвинять меня?! Деньга на хозяйство в моем ведении, и я пользуюсь ими как считаю нужным.
– Но это нечестно…
– Разговор окончен! А теперь, будь добра, займись своими делами.
Кэтрин с такой силой сжала зубы, что у нее заболела челюсть. Она снова принялась завивать волосы Лорены.
– Фабиан должен знать правду. Теперь он глава семьи.
Лорена фыркнула:
– Фабиан никогда бы не стал наследником. Этот прекрасный дом принадлежал бы моему внуку, если бы только ты исполнила свой долг и родила сына.
Напоминание о бесплодии ударило Кэтрин как пощечина. Она почувствовала в душе пустоту и боль, гнет тайного горя, никогда не покидавшего ее. Однако сохранила равнодушное выражение лица, ибо ей не хотелось, чтобы Лорена поняла, как глубоко ранило Кэтрин ее бездумное замечание.
– Только благодаря доброте Фабиана нас не выгнали из Сноу-Мэнор. Он заслуживает уважения уже за то, что позволяет нам жить здесь.
– Он мог бы вышвырнуть нас в канаву в любое время, когда ему захочется. – Лорена подняла подбородок, складками опускавшийся на шею, как коровий подгрудок. – Конечно, тебе не понять. Ты привыкла зарабатывать себе на жизнь, в то время как я более деликатного сложения.
Бунтарский гнев восторжествовал над сдержанностью Кэтрин.
– Оно и видно, – тихо проворчала она.
– Что ты сказала? – Лорена со стуком поставила баночку румян на стол.
– Только то, что эти локоны подчеркивают вашу деликатность. Разве вы так не считаете?
Как всегда, Лорена не устояла перед лестью и стала поворачивать голову то вправо, то влево. Ее выцветшие светлые волосы были уложены в греческом стиле – свободные локоны на висках, а остальные собраны в пучок на макушке. Про себя Кэтрин думала, что такая прическа более подходит к свежему личику дебютантки, только что начавшей выезжать в свет.
– Совсем неплохо, – заявила Лорена. – Ты хорошо умеешь обращаться со щипцами. Моя старая камеристка сожгла бы мне все волосы.
У Кэтрин появилось дикое желание прижечь Лорене язык. Удивляясь на себя, она положила щипцы на проволочную подставку. Вспышки раздражения стали возникать очень часто. Как будто у Кэтрин после долгого сна раскрылись глаза и она с возмущением увидела, что ее жизнь жалка. И этот бунт в ее душе был вызван появлением Берка Гришема.
При воспоминании о вчерашнем поцелуе у Кэтрин запылали щеки. Там, в хижине, среди дождя и грома, она прижималась к нему как к любовнику. Хуже того, трогала его… там. Она так хотела его, всего, так сильно, что ей становилось стыдно.
Должно быть, он думает, что она так же вульгарна, как мисс Стелла Секстон.
Отвернувшись от Лорены, Кэтрин аккуратно расставила баночки и флаконы. Девушку беспокоило, что в волнении она забыла о книгах, взятых у викария. Пока у нее не было ни одной свободной минуты, чтобы ускользнуть из дома и забрать их.
Воспоминания о своем плотском вожделении все еще вызывали недоумение. Из каких тайников ее тела вырвалась эта дикая страсть? Эта жажда вобрать в себя его силу? Это жгучее желание отдаться мужчине – и не кому-нибудь, а именно Берку Гришему?
Но она помнила не столько поцелуй, сколько то, как хорошо ей было в его объятиях и как хотелось оставаться в них вечно. С какой охотой она позволила бы ему отнести себя в хижину! Какое искушение испытала она – насладиться поклонением мужчины, увидеть в его глазах восхищение ее красотой, почувствовать себя достойной любви, хотя бы всего на несколько коротких минут!
Кэтрин подавила охватившие ее чувства. После разочарований, постигших ее в браке, она должна была знать, что нельзя связывать себя с порочным светским щеголем, который преподносит в дар женатым мужчинам проституток. Даже если бы она решилась поставить под угрозу свою мечту об открытии школы, то и в этом случае она не выбрала бы в любовники дворянина, вставшего на гибельный путь.
Лорена постучала по столу костяшками пальцев.
– Кэтрин! Перестань витать в облаках и слушай, что я говорю. Мне не нравится, когда я обращаюсь как будто к стене.
Кэтрин, как всегда, почувствовала себя виноватой.
– Да, мадам.
– Я придумала план, как обеспечить законное право на мое место в Сноу-Мэнор раз и навсегда.
– План?
– Я вижу только один способ. Фабиан должен жениться на моей дорогой Пруденс.
Кэтрин неслышно ахнула. Соединить болезненно застенчивого человека с этой соблазнительницей значило бы сделать их обоих несчастными.
– Пруденс будет против этого брака. Она уже мечтает о будущем лондонском сезоне.
– О, это не помешает. Девочке можно устроить долгую помолвку.
– Но как же Фабиан? Я никогда не замечала, чтобы он уделял особое внимание Пруденс.
– Прошу прощения. – Лорена осуждающе взглянула на Кэтрин. – Судя по твоим возражениям, можно подумать, что ты сама снова хочешь заполучить хозяина Сноу-Мэнор.
– Ничего подобного даже не может и быть, – запротестовала Кэтрин. – Я только беспокоюсь об их счастье.
– Тогда не поощряй его. Хозяйкой этого имения станет моя дочь. Объявление о помолвке будет сделано на балу в следующую среду. – Лорена встала, оправляя складки пышного платья. – Скоро обе мои дочери будут прекрасно устроены.
– Обе? Вы присмотрели жениха и для Присциллы?
Глаза Лорены хищно блеснули.
– А ты не догадываешься? Моей дочери суждено стать графиней Торнуолд.
* * *
Словно пятнистое серое облако, маячившее на горизонте, на вершине холма пощипывал жесткую траву породистый баран. Это был великолепный экземпляр, крупный, с крепким костяком и массивными изогнутыми рогами, венчавшими его гордую голову. На морде красовались черные и белые пятна, типичные для этой породы. Мощные ноги свидетельствовали о силе животного.– Это хороший хаслингден, – сказал Эли Твиди, сжимая крючковатыми пальцами пастуший посох. – Лучше вы нигде не найдете.
Берк что-то рассеянно пробормотал. Прислонившись к каменной ограде, он растирал пальцами клочок шерсти. Она была упруга на ощупь и удивительно масляниста. Берк провел большую часть дня на холодных холмах Йоркшира, выбирая овец для покупки. Это было предлогом для пребывания в Сноу-Мэнор.
От слишком большого количества бренди, выпитого накануне ночью, у него болела голова. Столько потребовалось для его попыток стереть из памяти вчерашний день.
Прошел целый день, но воспоминания о Кэтрин преследовали его как наваждение. Какой нежной она была в его объятиях. Как дрожал ее голос. И эти ее руки, скользящие по его телу ниже… и ниже…
Берк страдал. Как он ошибался, считая ее холодной, такой же холодной, как и ее имя, Сноу! Он ненавидел себя за ту обиду, которую нанес ей, бездумно даря любовницу Альфреду. Мисс Стелла Секстон… тогда он был слишком пьян, чтобы помнить имя этой шлюхи. Это был всего лишь один из бесчисленных безрассудных поступков, совершенных в ту темную пору жизни, когда он не задумывался, кого и зачем тянет за собой в бездну.
Пульсирующая боль в паху становилась невыносимой.
С того момента когда после поцелуя Кэтрин с ужасом по смотрела на него, он видел себя ее глазами Беспринципный негодяй. Бесчестный человек. Жалкий трус.
«Весьма сомневаюсь, что вы знаете, что такое любовь».
Она была права. Любовь не интересовала его. Фальшивое чувство, заблуждение женщин и поэтов.
А как же странное сумеречное видение на поле боя, когда белым пламенем его обожгла мушкетная пуля? У него не было ответа. И в то же время Берк ясно помнил, как плыл высоко над землей, влекомый сияющим светом неугасимой любви.
Почему-то, обнимая Кэтрин, он испытывал то же смутное ощущение покоя. Он обнимал ее, и странно – ему казалось, что это уже было когда-то в прошлом. Ему хотелось разгадать все эти таинственные вещи. Заставить ее улыбаться, снова обнять ее. На этот раз ее глаза должны быть широко открыты, чтобы она отвечала на его ласки.
Проклятие! Она рыдала, а он предложил ей утешение. Такого с ним еще никогда не бывало, и это значит, что он упустил самый удобный за все эти годы случай. Доведите женщину до слез, и она упадет в ваши объятия. Может быть, когда-нибудь, он воспользуется этим способом.
Это был всего лишь поцелуй. Лучше уж ему подумать о более серьезной проблеме. В здравом ли он уме?
Это не были галлюцинации. Берк видел Кэтрин не в своем воображении, а в реальности.
Очки. Йоркширский акцент. Парные медальоны. Они появлялись в его воображении до того, как она подтвердила их существование.
Холодный пот выступил на лбу. Темнота грозила затемнить сознание. Темнота, которую он сдерживал силой воли. Не сошел ли он с ума? Не навсегда ли изменила французская пуля его восприятие реальности?
Кто-то осторожно кашлянул рядом.
– Годится, – сказал Эли Твиди, кивая на барана. – С него можно снять не меньше двадцати фунтов шерсти. Может, и больше.
Звякнул овечий колокольчик, баран спустился с холма и остановился у кустов полакомиться черникой. Сознание Берка наполовину вернулось к созерцанию великолепного создания.
Вторая половина оставалась погруженной в размышления. Откуда он мог знать Кэтрин? Почти всю ночь он просидел, одурманенный бренди, снова и снова перебирая в голове все возможные объяснения.
Может быть, он заметил очки в кармане передника Кэтрин. Догадался об ее йоркширском говоре, поскольку она родилась и выросла в деревне. А если Альфред упоминал о двух медальонах, а Берк об этом забыл?
Черт, он хватался за соломинку. Еще до встречи с ней, в мучительные месяцы выздоровления после Ватерлоо, его преследовали другие видения. Кэтрин в саду, смеется, а солнце золотит ее волосы. Кэтрин, водрузив на нос очки, читает детям. Кэтрин, протянув к нему руки, идет навстречу.
А вчера он узнал знакомую сладость ее поцелуя. Он знал мягкие изгибы ее тела, свежий, как запах дождя, аромат ее волос. Знал чуть хрипловатый звук ее голоса.
Ужасный вопрос – как он мог это знать?
– Это очень ценный баран, милорд. – Эли Твиди приподнял широкополую шляпу и почесал почти лысую голову – Вы не найдете лучшего производителя.
Берк, пытаясь избавиться от наваждения, с силой прижал ладони к твердому камню. Грубая поверхность вернула его к действительности.
Как?
Кэтрин заняла место в его воспоминаниях как возлюбленная, как будто это были их общие воспоминания. Как будто они ели за одним столом. Сидели перед одним камином. Спали в одной постели.
Темнота быстро надвигалась. О Боже! Если он не будет осторожен, то кончит тем, что превратится в жалкого безумца, как тот король, сидевший под замком в углу комнаты с бессмысленным выражением лица.
Берк слышал свое хриплое дыхание: вдох-выдох, вдох-выдох. Казалось, оно говорило ему:
«Беги. Беги. Беги подальше и побыстрее, и оставь эти мучения позади».
Его мускулы напряглись, он боролся с безумием. Однажды он уже убежал. Когда убили его брата.
«Жалкий трус!»
Огромным усилием Гришем вытолкнул темноту из своего сознания. Боже, как ему хотелось покоя! Он искал его в уединении имения в Корнуолле, на обвеваемых ветрами утесах, на зеленых долинах, на земле, ставшей для него убежищем в прошедшем году. Но даже там его преследовали видения этой чистой женщины, чей образ теперь как пламя горел в душе.
Возможно, он никогда не найдет покоя на этой земле.
Он отшвырнул клочок шерсти, и ветер закружил его. Берк направился к лошади, щипавшей мокрую траву у дороги.
– Мне пора, – пробормотал он.
– Покупайте сейчас, – вкрадчиво заметил Эли Твиди, – и вы успеете откормить его до ноября.
Берка баран больше не интересовал. Он думал только о том, что ему необходимо снова увидеть Кэтрин. Заставить ее желать его. Изменить ее дурное мнение о нем, каким бы заслуженным оно ни было.
Затем Гришем подумал, как бы доставить ей удовольствие. Ни безделушками или духами, которые он преподнес бы другим дамам. Нет, он знал, чего действительно хотела Кэтрин. Стремясь скорее осуществить свой план, он вскочил в седло.
Эли Твиди загородил лошади дорогу:
– Я снижу цену на десять шиллингов.
– Нет.
– Пятнадцать шиллингов.
– Нет.
– Двадцать?
– О Господи! – Пошарив в кармане, Берк нашел золотую монету и бросил ее фермеру. – Я пришлю за бараном своего человека.
Твиди схватил монету и закивал головой:
– Вы очень сообразительный джент, милорд…
Не слушая его, Берк направил лошадь на грязную дорогу. Ряды зеленых холмов окружали болотистую, заросшую травой пустошь, по которой пролегала дорога к Сноу-Мэнор. Северный ветер пронизывал его до костей. Вопреки предположению Кэтрин, он еще не так низко пал, чтобы нарушить данную им клятву заботиться о ней. Он разберется в ее финансовых делах и убедится, что у нее достаточно денег, чтобы освободиться от ига Лорены и, возможно, иметь собственный дом.
И тогда он уедет навсегда.
Раздавшийся звон заглушил на кухне стук горшков и болтовню слуг.
Кэтрин, раскатывавшая тесто для пирога, застыла. Затем белой от муки рукой смахнула со лба выбившиеся волосы и посмотрела на ряд колокольчиков у двери. Она слышала глухие удары собственного сердца.
Он вернулся.
Берк уехал верхом и отсутствовал весь день. И весь день она думала, куда он поехал. Она не верила, что прогулка по окрестностям удовлетворит его. Не нашел ли он партнера по карточной игре? Альфред проводил за игрой в трактире «Лиса и гончая» немало часов.
Или Берк отправился к какой-нибудь даме? Занимаясь любовью, ласкать потаенные местечки ее тела…
– Я обслужу его сиятельство, – сказала Марта. – Лорду понадобится вода для умывания.
Бросив целую гору нечищеного картофеля, горничная сорвала с себя грязный передник и поправила чепчик на кудрявых каштановых волосах. Она пощипала щеки, чтобы они еще больше порозовели. Ее хорошенькое личико сияло. Затем поспешно налила из котла горячей воды в высокий кувшин.
Обычно Марте приходилось напоминать об ее обязанностях. Она не была ленива, а всего лишь молода и мечтательна. Ей нравилось флиртовать с лакеями больше, чем работать.
У Кэтрин как-то странно сжало грудь.
– Этот кувшин, должно быть, очень тяжел, Марта. Пусть его отнесет лакей.
– Уолтер чистит серебро. А Оуэна хозяйка послала развезти приглашения на бал.
– Ну ладно, только не задерживайся Нам надо еще многое сделать.
– Не волнуйтесь. Я справлюсь с этим… и с его сиятельством. – Юбка только взметнулась вокруг ее стройной, фигуры, и Марта вытащила кувшин за дверь.
Кэтрин швырнула тесто в форму, чувствуя себя старой девой с ханжескими взглядами.
По дороге в кладовую она старалась не думать о том, как Марта, покачивая бедрами, входит в спальню Берка. Или улыбается чувственной улыбкой, напрашиваясь на поцелуй, подмигивает, намекая на готовность выполнить любое его желание.
Невольно в воображении Кэтрин возникали картины. Берк снимает одежду, стоит во всем великолепии своего обнаженного тела. Вот он сейчас согнет палец и поманит хихикающую горничную в свои объятия…
Кэтрин спохватилась. Она переложила начинки, и фарш уже вываливался из формы. Ей было тоскливо и больно. Она упорно сопротивлялась этому чувству и старалась сосредоточиться на пироге. Напротив нее трудились миссис Эрншо с помощниками. Они рубили баранину и резали лук-порей к обеду. Обычно Кэтрин лучше всего чувствовала себя в кухне, среди крепких запахов пищи и суетящихся слуг. Здесь она была как дома, а не в роскошных комнатах наверху. Но сегодня этому ощущению мешало тревожившее ее обстоятельство.
Этот поцелуй.
Поцелуй, напомнивший о той близости, которой была лишена ее жизнь. Близость, какой бы мимолетной она ни была, между мужчиной и женщиной. Но брак доказал ей, что, когда поблек романтический блеск, любовь принесла больше страданий, чем счастья, больше ссор, чем дружеского общения.
Более года Кэтрин провела, взвалив на себя заботы о домашнем хозяйстве. Она оставила горькие разочарования в прошлом, стараясь жить настоящим – и надеждами когда-нибудь открыть собственную школу. Этот тайный план служил ей маяком, светившимся на горизонте. И вот сегодня ее преследовало ощущение потери, как будто далекий свет ее мечты заволокло туманом.
Она открыла духовку, встроенную в плиту, и поставила туда пирог. Оглянулась и увидела, что в кухню входит Марта. Пустой кувшин ударяется об ее ногу.